РАЗДЕЛ IV
     
      В ПОИСКАХ ЦЕЛОГО
     
      ИГРА В ЖИЗНИ И В ИСКУССТВЕ

В наше время понятие "игры" все более расширяется, распространяется на разные сферы жизни и культуры, вызывая пристальный интерес со стороны многих гуманитарных и даже негуманитарных наук. Раньше детские игры изучались педагогикой, актерская игра - театроведением, и этим почти исчерпывалось внимание науки к "несерьезной" сфере человеческой деятельности. Теперь же проблема игры становится актуальной, подчас центральной в социологии, психологии, культурологии, лингвистике, литературоведении, семиотике, антропологии, теологии, математике... Такие выражения, как "теория игр", "социология роли", "человек играющий", "Христос-арлекин", "карнавальное мироощущение", "деловые игры", "метафизика маски", "язык как игра", "теология празднества", взятые из разных научных и идеологических контекстов, приобрели характер устойчивых словосочетаний, почти фразеологизмов, за каждым из которых стоит целое направление современной мысли.
      Интерес к игре как общему принципу культуры возник почти одновременно и у нас и за рубежом. В конце 30-х годов XX века создаются основополагающие в этой области труды: И. Хейзинги "Homo ludens'. Об игре как источнике культуры" и М. М. Бахтина "Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса". Очевидна разница в мировоззренческой установке этих книг. Для Хейзинги всякая культура относится к сфере игры, поскольку в ней преодолевается зависимость человека от природной нужды и возникает импульс к свободе, не вмещающейся в рамки серьезного, однозначно утилитарного поведения.
     
     
      Человек играющий (лат.).
     
     
      Поэзия и философия, искусство и наука, юридические институты и социальные церемонии - все это, по Хейзинге. коренится в способности человека к игре - бескорыстной деятельности, имеющей цель в себе. Для Бахтина же игра - истинная принадлежность только народной, "низовой" культуры, смыкающейся с природой в противоположность социальному порядку с его строгой иерархичностью. Если у Хейзинги апология игры служит критике "истерической взволнованности" - необузданных природных инстинктов, враждебных и разрушительных для культуры, то у Бахтина критикуется "авторитарная спесь" - мертвящий социальный законопорядок, который своей избыточной условностью тоже враждебен развитию культуры, поскольку навязывает ей свой обязательный код и этикет.
      В 50-70-е годы проблематика игры все более привлекает внимание теоретиков и историков культуры (О. Bollnow, Е. Fink, R. Callois, H. Сох и др.). При этом намечается сближение бахтинской и хейзинговской концепций: критике подвергается как жесткая упорядоченность социума, так и стихийность чисто природного существования. Игра развертывается на границе общественной и природной сфер, не совпадая ни с одной из них. Достойный человека удел, оберегающий и отграничивающий его как от натуральной серьезности животного, так и от официальной серьезности чиновника, обретается только в игре, а это и есть собственно область культуры.
      Диалектике игрового и серьезного, раскрывающей культуру как целостность в ее саморазвитии, в ее подвижно-противоречивых связях с природой и обществом, и посвящена данная статья.
     
     


К титульной странице
Вперед
Назад