Переход от рукописания к печатанию на машинке - это не просто видоизменение в средствах писательской техники, это смена способов духовного производства. Сейчас мало уже кто работает от руки, доверяет осязательным импульсам,- возникла необходимость самопроверки текстовой реальностью. Печатая, я вижу перед собой готовый результат своего труда, каким его воспримут другие.
Конечно, без этого взаимодействия с читателями и предварительного расчета на них писатель вообще не может работать: творчество - это внутреннее общение, постепенно выходящее вовне. Но в прежние эпохи писателю незачем было видеть свою работу предназначенной для других, потому что он был гораздо ближе этим другим, носил их в себе. Именно растущая индивидуация творческой личности, с одной стороны, и растущая массовость читательской среды, социализация ее запросов - с другой, потребовали такой опосредованной связи между ними, как стандартный, безличный шрифт, вводящий момент общественного контроля в процесс авторского самовыражения. Кажется, произвести от руки шедевр становится все труднее, потому что нет сдерживающей узды на творческую индивидуальность, раскрепощенную всем ходом развития культуры. Работая от руки, так легко запутаться в мимолетных капризах, своевольных фантазиях, заблудиться в потемках собственной души! Перо слишком послушно и все примет в своем хозяине, тогда как машинка требует того сосредоточения духа и самопреодоления, без которых невозможно движение к объективной истине. Машинка - фактор творческой самодисциплины, определяющий в глазах самого писателя границы его авторского произвола.
Этот переход от пера к машинке в XX веке по значимости сопоставим лишь с переходом от уст к перу, от фольклорной эпохи к литературной. На том рубеже впервые возникла категория индивидуального авторства, содержание творчества резко субъективизировалось, отошло от общеобязательных канонов, выдвинулся критерий оригинальности,- зато форма приобрела гораздо большую объективность и устойчивость в письменном запечатлении. Уже не живые чувства рвутся из груди, а строчки ровными рядами ложатся на бумагу. По сравнению с фольклорным распеванием литературное рукописание кажется таким же холодно-безличным, трафаретным, как современное стучание на машинке - в сравнении с вдохновенно летящим гусиным пером. Рукописная буква настолько же менее индивидуальна, чем произносящий голос, насколько печатный знак менее индивидуален, чем написанная буква. Более того: если по почерку, как и по голосу, личность еще узнаваема, хотя и не так непосредственно, то в машинописном тексте она вообще стерта - нынешний скачок в средствах словесного производства более резок, чем предыдущий.
От говорения к писанию и от писания к печатанию - так меняется техника писательского дела: средства все более отчуждаются от творца, перестают быть спонтанным выражением индивидуальности. Но параллельно менялась эстетика творчества, достигая высших степеней индивидуальной свободы, даже анархии, раскрепощенности от каких бы то ни было традиций. Быть может, эти два процесса следует сопоставить как взаимодополнительные: по мере того как эстетика творчества освобождается от предзаданных канонов, переступает стилистические запреты,- все эти анонимно-всеобщие моменты переносятся вовне, в технику производства. Тем самым сохраняется подвижное равновесие между оригинальностью и общепринятостью, между свободой индивидуального самовыражения и законами общественного восприятия. Посредством техники писатель осуществляет тот самоконтроль, процедуру стандартизации текста, от которых его освобождает современная эстетика.
Переход к компьютерной технике, уже освоенной многими зарубежными писателями, по-видимому, еще более усложнит и раскрепостит содержание творческого процесса, одновременно закрепив крайне абстрактные и стандартизованные элементы в его исполнении (программы, алгоритмы, язык математических символов). Если на фольклорной стадии все общество пребывает в сердце и голове сказителя как коллективистская суть его эстетики, то на компьютерной стадии свободно творящий индивид обретает высшую степень анонимности в акте запечатления и распространения своих идей. Индивидуальность голоса - и власть канона; анонимность печати - и эстетика своеобразия: так уравновешиваются противоположные начала в историческом развитии словесности.