ны, и я покатала ее по Ницце.
На другое утро мы на двух машинах - Жанна впереди, я за ней - двину-
лись в путь по Горной дороге, потом по булонскому шоссе и во второй по-
ловине дня добрались до мыса Кадэ, - там нас уже ждала мадам Иветта,
энергично подметавшая штукатурку и мусор, оставленный каменщиками. Она
не решилась признаться, что не узнала меня, расплакалась и убежала на
кухню, твердя со своим южным акцентом: "Несчастный мир, несчастный наш
мир!"
Дом был невысокий, с почти плоской крышей. Наружную покраску еще не
закончили, и на стенах в той части виллы, которую пощадил огонь, оста-
лись широкие полосы копоти. Гараж и столовую, где вечером мадам Иветта
подавала нам ужин, уже отремонтировали.
- Не знаю, может статься, барабулька вам разонравилась, - сказала
она, обращаясь ко мне, - но мне хотелось доставить вам удовольствие. Ну
как, довольны вы, что снова здесь, в наших прекрасных краях?
- Оставь ее в покое, - резко оборвала мадам Иветту Жанна.
Я попробовала рыбу и объявила, что она очень вкусная. Мадам Иветта
несколько воспряла духом.
- Знаешь, Мюрно, тебе пора бы разбираться, что к чему, - сказала она
Жанне. - Не съем же я твою девочку.
Подавая фрукты, она наклонилась и чмокнула меня в щеку.
- Разве одна Мюрно за вас переживает? - сказала она. - Все эти три
месяца не было дня, чтобы в Леке меня кто-нибудь не спросил о вашем здо-
ровье. А есть тут один паренек, так он даже сюда приходил вчера днем,
когда я убирала в верхних комнатах. Говорит, он ваш приятель.
- Кто такой?
- Да парнишка, молоденький, примерно ваших лет. Ему года двадцать
два-двадцать три. Имейте в виду, вам не за что краснеть. Он хорош как
Божий день и такой же душистый, как вы. А известно мне это потому, что я
его целовала. Ведь я его знала, когда он еще под стол пешком ходил.
- И Мики была с ним знакома? - спросила Жанна.
- Надо думать! Он все выспрашивает, когда вы приедете да где вы сей-
час.
Жанна смотрела на нее, не скрывая досады.
- Да придет он, придет, никуда не денется, - заверила нас Иветта. -
Ему тут недалеко. Он работает на почте в Ла-Сьота.
В час ночи, лежа в комнате, которую в начале лета занимала Мики, я
все еще не спала. Мадам Иветта вернулась к себе в Лек. Незадолго до по-
луночи я услышала шаги Жанны в моей бывшей комнате и в заново отделанной
ванной. Хотя там побывали и следователи, и каменщики, Жанна, должно
быть, проверяла, не осталось ли каких-нибудь улик.
Затем она прошла в третью комнату в конце коридора и легла. Встав с
постели, я пошла к ней. Лежа в белой комбинации на раскрытой постели,
она читала книгу "Дефекты памяти" некоего Дэле.
- Не ходи босиком, - сказала она. - Садись или надень мои туфли.
Впрочем, где-то в моих чемоданах должны быть тапочки.
Забрав у Жанны книгу, я положила ее на столик и села на постель.
- Кто этот парень, Жанна?
- Понятия не имею.
- Что, собственно, я говорила по телефону?
- Ничего такого, из-за чего надо было бы не спать по ночам. Он мог бы
быть для нас опасен только в случае, если бы знал содержание и телеграм-
мы, и наших телефонных разговоров. А это маловероятно.
- Почта в Ла-Сьота большая?
- Не знаю. Надо будет завтра туда заехать. А теперь иди спать. Между
прочим, еще не доказано, что телефонная связь проходит именно через
Ла-Сьота.
- Здесь есть телефон. Я видела внизу аппарат. Можно было бы сразу вы-
яснить.
- Не дури. Иди спать.
- Можно, я лягу с тобой? В темноте она вдруг сказала:
- Есть, правда, одна странность. В ванной среди обгоревших вещей я
нашла разводной ключ. На дне стиральной машины. Это не мой. Ключ, кото-
рым я пользовалась в ту ночь, я выбросила. Может, этот ты купила себе,
чтобы каждый день отвинчивать гайку?
- Я бы тебе сказала и постаралась бы его куда-нибудь сплавить.
- Не знаю, я над этим не задумывалась. Мне казалось, что ты брала
ключ в инструментальной сумке автомобиля. Так или иначе, но следователи
не заметили этого ключа, а если и видели, то не обратили внимания.
Немного погодя я придвинулась к ней, проверяя, спит ли она. Во тьме я
спросила, почему она так скоро привязалась ко мне в больнице - только ли
из-за завещания, чтобы играть эту игру. Она не ответила, и я сказала,
что очень стараюсь все вспомнить, хочу помочь ей. Потом я добавила, что
мне нравится моя лазоревая машина, да и вообще все ее подарки.
В ответ я услышала только: "Я сплю". В последующие дни я продолжала
заниматься тем, что Жанна называла "тренировкой". В своих успехах я мог-
ла убедиться по реакции Иветты. Несколько раз в день она повторяла: "Ах,
вы совсем не переменились!"
Я старалась быть более живой, подвижной. Жанна порой упрекала меня в
вялости, говоря: "Отлично, мямля, продолжай в том же духе, и мы с тобой
окажемся на панели в Южной Америке. Французские тюрьмы - место малопри-
ятное".
Мадам Иветта почти весь день проводила на вилле, и нам приходилось
уезжать на прогулку. Жанна катала меня в Бандоль, как это, наверное, де-
лала три месяца тому назад Мики, а не то мы подолгу валялись на пляже.
Однажды в послеполуденный час мимо пляжа проплыл в лодке какой-то рыбак:
он явно удивился, увидев в осеннее время курортницу в купальнике и белых
перчатках.
Парень, о котором нам сообщила мадам Иветта, не показывался. Почтовое
отделение в Ла-Сьота было, на наш взгляд, великовато для того, чтобы нас
могли подслушивать, но телефонная связь с мысом Кадэ действительно про-
ходила через Ла-Сьота.
За четыре дня до вскрытия завещания Жанна положила свой чемодан в ба-
гажник и укатила. Накануне вечером мы ездили ужинать в Марсель на моей
машине. За столом она говорила со мной в непривычном для нее тоне - спо-
койно и весело, рассказывала о своих родителях (она родилась в Казерте,
и, хотя фамилия у нее французская, по происхождению она итальянка); о
своих первых шагах у Рафферми; о "хороших временах" в ее жизни - между
восемнадцатью и двадцатью шестью годами. На обратном пути от Кассии до
Ла-Сьота, когда я брала один вираж за другим, она положила голову мне на
плечо и, обняв меня одной рукой, другой помогала удерживать руль, когда
машину заносило.
Она обещала, что пробудет во Флоренции ровно столько, сколько понадо-
бится для выполнения формальностей в связи с завещанием. За неделю до
своей смерти Рафферми приложила к нему в конверте распоряжение, в силу
которого вскрытие завещания назначалось на день совершеннолетия Мики - в
том случае, ежели смерть завещательницы наступит раньше. Было ли это
вздорной прихотью старухи, желавшей досадить Мики (предположение Жанны),
либо она, чувствуя приближение конца, хотела, чтобы у ее поверенных дос-
тало времени привести в порядок отчетность (предположение Франсуа Шан-
са), - не знаю. По-моему, это ничего не меняло, а по мнению Жанны, при-
писка к завещанию создает гораздо более серьезные осложнения, чем просто
замена старого завещания: многочисленная родня Рафферми не преминет вос-
пользоваться этим или другим нарушением проформы и будет чинить нам пре-
пятствия.
Во время нашего свидания с отцом Мики было условлено, что Жанна зах-
ватит его с собой, проезжая через Ниццу. Присутствие Иветты при нашем
расставании помешало ей дать мне какие-нибудь советы, кроме обычного:
"Ложись рано и будь паинькой".
Иветта устроилась в комнате Жанны. В ту первую ночь мне не спалось. Я
сошла вниз на кухню выпить воды. Затем, соблазнившись красотой ночи, на-
кинула поверх ночной рубашки Жаннину куртку и вышла. В темноте обогнула
дом. В кармане куртки отыскала пачку сигарет. Прислонившись к стене га-
ража, вынула сигарету, но не успела закурить, как кто-то вдруг поднес
мне зажженную спичку.
УБИВАЮ
Этот юноша предстал перед Мики в лучах июньского солнца в ту минуту,
когда она, лежа у подножия высокого мыса на маленьком галечном пляже,
закрыла иллюстрированный журнал, который просматривала. Сначала этот па-
рень, одетый в белую рубашку и выцветшие холщовые штаны, показался ей
огромным - он стоял прямо над ней, но потом она убедилась, что он сред-
него, пожалуй, даже маленького роста. Зато он был отменно красив:
большие черные глаза, прямой нос, девичий очерк губ и своеобразная мане-
ра держаться очень прямо, заложив руки в карманы брюк и приподняв плечи.
Уже недели две-три Мики и До жили на мысе Кадэ. В тот день Мики была
одна; До после полудня уехала на машине, собираясь купить себе что-то в
Ла-Сьота-не то брюки, не то розовые серьги, и то и другое Мики видела
тоже и нашла премерзкими. Во всяком случае, это она потом рассказала
своему новому знакомцу.
Он подкрался бесшумно, даже галька не хрустнула под ногами. Был он
худощав и по-кошачьи увертлив и чуток.
Мики опустила на глаза защитные очки, чтобы солнце не мешало разгля-
деть юношу, и приподнялась, придерживая рукой расстегнутый лифчик.
- Вы Мики? - спросил он ровным голосом. Не дожидаясь ответа, он нео-
быкновенно гибким и естественным движением, словно всю жизнь его отраба-
тывал, сел рядом - так, что оказался вполоборота к ней. Мики сказала ему
для проформы, что здесь частный пляж и она была бы ему весьма призна-
тельна, если бы он отсюда убрался.
Заметив, что ей трудно справиться с лифчиком, парень быстро наклонил-
ся и, прежде чем она успела опомниться, застегнул пуговку.
Затем он объявил, что идет купаться. Сбросив рубашку, брюки, сандалии
и оставшись в скверных армейских трусах цвета хаки, он вошел в воду.
Плавал он, как и ходил, - уверенно, бесшумно. Выйдя на берег, он под-
сел к Мики, не убирая со лба короткие пряди слипшихся темных волос, дос-
тал из кармана брюк пачку "Голуаз" и предложил ей помятую сигарету, из
которой наполовину высыпался табак. Когда он протягивал ей зажигалку, на
бедро Мики упала капля воды.
- Знаете, зачем я пришел? Мики ответила, что догадаться нетрудно.
- Будь это так, я бы сам удивился, - сказал он. - Девушек у меня вдо-
воль. Я на стреме уже целую неделю, но, поверьте, не для этого. Да и
присматриваюсь я к вашей подружке, а не к вам. Она ничего, недурна, но
интересует меня другое, этого не увидишь. Оно вот где.
Он показал пальцем на лоб, повалился на спину и, подложив руку под
голову, растянулся на солнце с сигаретой в зубах. Выдержав минутную пау-
зу, он повернулся к Мики, вынул сигарету изо рта и заявил:
- Черт подери, а вы не любопытны!
- Чего вам надо?
- Ага, хоть поздно, но дошло все-таки! Чего мне надо, говорите? Де-
сять косых? Пятьсот косых? Сколько стоит ваше бьющееся сердечко? Некото-
рые звезды застрахованы: у кого руки, у кого ноги, ну, и все такое про-
чее. А вы застрахованы?
Мики вздохнула с облегчением. Сняв очки, чтобы под глазами не остава-
лись белые круги, она ответила, что ее уже пробовали ловить на такие
штуки и он может в прямом смысле этого слова собирать свои манатки.
- А вот и ошиблись, - сказал он. - Я не страховой агент.
- Оно и видно.
- Я малый простой. Но у меня есть глаза и уши. Я умею слышать и ви-
деть и хочу дать вам возможность использовать некую информацию. Притом
зарабатываю я не ахти. За сотню косых получите изюмину.
- Если бы я, с тех пор как меня перестали водить за ручку, раздавала
направо и налево такие деньги, я бы давно разорилась. Ну как, соберете
вы свои манатки?
Он привстал, решив, кажется, перестать паясничать, и очень ловко, не
вихляясь, только чуть приподнимая ноги, сразу натянул брюки. Наблюдавшая
за ним Мики оценила это изящество, о чем впоследствии ему и сказала. Но
в ту минуту она только наблюдала за ним из-под полуопущенных век.
- Начать с того, что Жанна - чокнутая! - проговорил он, сидя совер-
шенно неподвижно и уставившись на море. - Знаешь, под каким знаком она
родилась) Под знаком Тельца. Бойся Тельца, цыпленок, это люди шкурные!
Все от головы, ничего от сердца...
Мики снова надела очки. Он взглянул на нее, усмехнулся, надел рубаш-
ку, сандалии и встал. Она удержала его за штанину.
- Где вы это слышали?
- Сто косых!
- Вы слышали, как я это говорила. Это было в ресторане, в Бандоле. Вы
подслушивали наш разговор?
- В Бандоле я не был с прошлого лета. Я работаю в Ла-Сьота. На почте.
С работы ухожу в шестнадцать тридцать. Я слышал это сегодня, еще и часу
не прошло. Я уже собирался домой. Ну как, решаетесь? Да или нет?
Мики встала на колени и, вероятно, чтобы выиграть время, попросила
еще сигарету. Раскурив сигарету, он протянул ее Мики. Должно быть, ви-
дел, как это делают в фильмах.
- Вы слышали это на почте? Это был телефонный разговор?
- С Флоренцией, - сказал он, - Я ведь малый простой. Право слово, сто
косых - это даром! Просто мне, как и всем, нужны деньги. Для вас это
пустяк.
- Вы болван, убирайтесь!
- Это она звонила, - сказал он, - ваша подружка. Та, другая, разгова-
ривает так: "Поразмысли. Хватит. Повесь трубку".
Тут Мики услышала, что к вилле подъезжает ее машина: это возвращалась
До. Опустив на глаза черные очки, она вновь окинула парня взглядом снизу
вверх и сказала, что согласна - она даст ему деньги, если его информация
того стоит.
- Информацию получите, когда я увижу сто косых, - сказал он. - Сегод-
ня в полночь будьте у табачной лавки в Леке. Там во дворе, под открытым
небом, показывают кино. Я там буду.
Ничего больше не сказав, он ушел. Мики решила дождаться До. Когда же
До, беспечная и веселая, в купальнике и с полотенцем через плечо, подош-
ла к ней, Мики сказала себе, что не пойдет в эту табачную лавку ни се-
годня в полночь, ни вообще никогда. Было уже поздно, и солнце садилось.
- Что ты там делала?
- Ничего, - ответила ей До. - Валандалась. Вода теплая?
В ушах у До висели розовые сережки. Сначала она, по своему обыкнове-
нию, аккуратно поплескала на все тело водой из ладошки, затем с победным
индейским кличем окунулась. По дороге в Бандоль, куда они поехали ужи-
нать, Мики бросила из машины взгляд на табачную лавку в Леке и заметила
во дворе за ней свет, а на стене - киноафиши.
- Сегодня днем я встретила занятного парня, - сказала она. - И мысли
у этого парня тоже занятные.
До ничего на это не ответила, и Мики добавила, что, в конце концов,
ей здесь, может, и понравится.
В тот вечер она отвезла До на виллу без двадцати двенадцать, сказала,
что забыла заехать в аптеку, но в Ла-Сьота, вероятно, аптека еще откры-
та, снова включила фары и умчалась.
Без десяти двенадцать, поставив машину в переулке за углом табачной
лавочки, служившей одновременно и баром, она вошла во двор, через кото-
рый был протянут клеенчатый занавес, и, не обнаружив среди публики свое-
го вымогателя, уселась на складной стул и просмотрела последние кадры
какого-то боевика.
Он ждал ее у выхода перед стойкой бара, в синем джемпере внакидку,
рукава которого были завязаны узлом на шее, и делал вид, будто смотрит
телевизор.
- Сядем, - сказал он, взяв со стойки свой стакан.
На пустой террасе, на стеклах которой то и дело вспыхивали отблески
фар проезжающих машин, Мики вынула из кармана вязаной спортивной куртки
две купюры по десять тысяч и одну в пять тысяч франков.
- Если то, что вы мне скажете, так уж интересно, получите и ос-
тальное.
- Я малый простой. Привык верить людям. Притом мне известно, что вы
ждете перевод.
Он взял купюры, тщательно сложил их и спрятал в карман. Затем расска-
зал, что несколько дней назад принял телеграмму из Флоренции. Утренний
рассыльный уже ушел, и потому он взялся сам доставить ее адресату. В
"Кафе Дезирады" в Ла-Сьота.
- Какое же это имеет отношение ко мне? - спросила Мики.
- Телеграмма была адресована вам.
- Я не получаю корреспонденцию в кафе.
- А вот ваша подруга получает. Телеграмму забрала она. А немного по-
годя зашла на почту, почему я это и знаю. Признаться, я было уже забыл о
телеграмме. Девушку я заприметил потому, что она заказала разговор с
Флоренцией. Телефонистка - моя приятельница. Так что я все слышал и по-
нял: телеграмма в кафе предназначалась этой девушке.
- Кто отвечал из Флоренции?
- Не знаю. Телеграмма была без подписи. По телефону отвечала женщина.
Она, как видно, знает, чего хочет. Если я верно понял, вы к ней обращае-
тесь, когда вам нужны деньги. Соображаете, кто это?
Немного побледнев, Мики кивнула головой.
- А что было в телеграмме?
- Вот в этом-то вся и загвоздка, - сказал, скривившись, парень. -
По-моему, вас хотят облапошить, суть как будто в монете, а может, и в
чем другом, но если тут что посерьезнее, то я хочу подстраховаться. До-
пустим, я дал промашку и вам придется обратиться к легавым, так? А я ку-
да денусь? В каталажку? Мне, знаете ли, неохота, чтобы мою добрую вам
услугу сочли за шантаж.
- О полиции не может быть и речи.
- И я так думаю. Много шуму! И все же я хочу подстраховаться, только
и всего.
- Обещаю не упоминать вас, что бы ни случилось. Устраивает?
- Черта с два, - сказал парень. - Я в ваших фиглях-миглях не разбира-
юсь, и мне на них начхать. На ваши обещания тоже. А вот расписка в полу-
чении телеграммы может меня подстраховать, как ничто другое. Распишитесь
в книге - и по рукам.
Он объяснил, что для телеграмм существует разносная книга. Чаще всего
почтальон не требует расписки от получателя: отмечает в книге только да-
ту, время доставки и ставит в графе крестик.
- Поставьте вашу подпись под крестиком, как будто вы сами получили
телеграмму в "Кафе Дезирады". И тогда, если с вашей стороны будет ка-
кой-нибудь подвох, я всегда смогу прикрыться.
Мики ответила, что он заливает и что ей надоела вся эта болтовня. Он
может считать себя счастливцем: заработал двадцать пять тысяч одной тре-
потней. А ей хочется спать. За выпитое пусть платит сам.
Она встала и ушла с террасы. Он догнал ее у машины, в переулке, где
фонари были уже погашены. Сказав: "Нате! - он вернул ей деньги, быстро
поцеловал ее в губы, отворил дверцу машины, взял с сиденья неизвестно
как туда попавшую толстую тетрадь, одним духом выпалил: "Кларисса прок-
ладка. Целую", - и скрылся.
У выезда из Лека она снова его увидела. Он спокойно сидел на бугорке
у дороги, дожидаясь попутки, которая бы его подвезла. Мики подумала, что
он все-таки слишком жуликоват. Однако остановилась поодаль и подождала,
пока он сядет. К нему вернулись его повадки-те же развернутые плечи, та
же вкрадчивость движении, тот же косой взгляд мелкого проходимца, - но
он не смог скрыть своего удовлетворения. Мики спросила:
- У вас есть и чем писать? Он протянул ей карандаш и открыл черную
тетрадь.
- Где подписать? - спросила она.
- Тут.
В свете приборного щитка он внимательно разглядывал ее подпись и при
этом так близко наклонился к Мики, что она почувствовала запах его волос
и спросила, чем это он душится.
- Есть такой мужской одеколон. Продается только в Алжире. Я отбывал
там службу.
- Пахнет довольно мерзко. Отодвиньтесь и повторите текст телеграммы.
- Кларисса прокладка. Целую, - проговорил он. Затем трижды повторил
все, что запомнил из первого телефонного разговора. Он сказал, что се-
годня решился заговорить с ней на пляже, потому что подслушал второй
разговор. А до того он целую неделю с пяти часов и до обеда подкараули-
вал Мики у виллы.
Мики молчала. В конце концов умолк и он. Нахмурив брови, Мики некото-
рое время раздумывала, затем включила передачу и отъехала. Она довезла
его до гавани Ла-Сьота. Кафе еще светились. В порту среди лодок дремал
большой корабль. Не выходя из машины, парень спросил:
- Вас тревожит то, что я сообщил?
- Еще не знаю.
- Хотите, чтобы я разобрался, что к чему?
- Уходите и забудьте.
Он ответил: "О'кей! - и выскочил из машины. Перед тем как захлопнуть
дверцу, он наклонился к Мики и протянул руку.
- Согласен забыть, - проговорил он, - да только не все.
Она дала ему двадцать пять тысяч франков.
В два часа ночи она поднялась в свою комнату. Доменика спала. Через
дверь из коридора Мики прошла в первую ванную. Слово "Кларисса" ей
что-то напоминало. Что именно, она не знала, но связано это было с ван-
ной комнатой. Включив свет, она прочитала марку колонки. Потом осмотрела
газовую трубу, проложенную поверху стены.