В Лицевом летописном своде, созданном почти целое столетие или по крайней мере три четверти столетия спустя после освобождения Руси от ига, представления об иерархии ханов и русских князей очень четкие. Все ханы на миниатюрах этого Свода носят пятизубчатые венцы. Это и Батый, и его сын Сартак, и даже правитель Мамай - в ту пору, когда всеми своими подданными он именовался "великим царем". Даже в житии Сергия Радонежского конца XVI века Мамай в сцене Куликовской битвы одет в такой венец, который выделяет его из остального татарского воинства, носившего шлемы. Миниатюриста при этом не ос- тановило то обстоятельство, что он наделяет одинаковыми венцами и "поганина" Мамая, и библейского царя Давида, и православного византийского императора (Арциховский. 1944. С. 116, 118, 143). Русские же князья в Лицевом своде неизменно изобра- жались в княжеских шапках. Иерархия их и ордынских ха- нов передана очень точно с помощью головных уборов: князья в шапках стоят перед сидящими на "тронах" ханами в царских венцах. Миниатюрист XVI века сделал одно иск- лючение: в рассказе о происхождении Александра Невско- го, где Владимир Святославич назван царем, он и изобра- жен в пятизубчатом венце (Арциховский. 1944. С. 130). И хотя "Слово о житьи Дмитрия Ивановича, царя руського" начала XV века и придает великому князю владимирскому титул, который в это время носили только цари - ордынские ханы, тем не менее этот титул не нашел адекватного отражения в миниатюре. Также про- игнорирована попытка причислить к царям тверского и владимирского князя Михаила Ярославича (1304 - 1317). В сознании людей XVI века процессы политической кон- солидации русского общества, начавшееся объединение Се- веро-Восточной Руси идентифицировались с установлением новой иерархии в системе внутрикняжеских отношений. Ес- ли в Лаптевском и в первой части Толицыского томов Ли- цевого свода, охватывающих XIII - XIV века, в княжеских шапках представлены все князья, какой бы величины ни были их земли, - владимирские и московские, рязанские и ярославские, можайские и стародуские, дмитровские и но- восильские, - то в более позднее время (во втором Ос- термановском томе Лицевого свода) таких шапок удостоены лишь великие князья - московские, тверские, рязанские, нижегородские и смоленские, иногда ярославские. Суз- дальско-нижегородские князья, правившие попарно, оба представлены в таких шапках, равно как и княжичи - нас- ледники престолов в великих княжествах. Наряду с вели- ким князем Дмитрием Донским чести носить княжескую шап- ку удостоены его двоюродный брат и соправитель Владимир Андреевич, будущий Храбрый и Донской. Во время княжения в Новгороде в 1470 году в княжеской шапке представлены Семен Ольгердович, равно как и его брат Владимир Оль- гердович Киевский. О внешнем виде такой шапки можно судить не только по миниатюрам XVI века, но и по "портретным" монетам Бори- са Годунова 1600 - 1605 годов и монетам Федора Иванови- ча времени второго ополчения 1611 - 1613 годов (Мельни- кова. С. 71, 127). Древнейшей из сохранившихся регалий является шапка Мо- номаха. Вероятно, она названа "шапкой золотой" в заве- щаниях Ивана Колиты (ДДГ. No 1. С. 8, 10). Это головной убор высотой 18,6 см, окружностью 61 см, верх которого состоит из 8 золотых пластин, покрытых тончайшим узором - сканью из спиралевидных завитков, шестиконечных розе- ток-звезд и цветков лотоса. Низ шапки окаймлен широкой орнаментальной полосой-плетенкой. Верх напоминает по форме восточный головной убор. Это древнейшая часть шапки. К ней позднее были добавлены полусферическое на- вершие, гравированное и резное, завершающееся крестом с крупными жемчужинами на концах, драгоценные камни и жемчуг, разбросанные по всей поверхности венца, и опуш- ка из соболя. Загадка шапки Мономаха не разрешена до сих пор. Не- ясно, как очутилась она в казне владимирского и мос- ковского князя Ивана Колиты, первым из рода Юрия Долго- рукого назвавшегося князем "веся Руси". Владимир Всево- лодович Мономах (род, в 1053), которого "Сказание о князьях владимирских" второго десятилетия XVI века счи- тает получателем регалий из Византии, княжил в Киеве в 1113 - 1125 годах- Его дед по матери, якобы и прислав- ший регалии, Константин IX Мономах был византийским им- ператором в 1042 - 1055 годах. Изобретено ли определе- ние "мономахова" лишь в XVI веке (впервые с таким наз- ванием шапка упомянута в 1518 году) или действительно отец Владимира Мономаха князь Всеволод (Василий) Ярос- лавич (ум, в 1093) получил какое-то приданое за своей женой - трудно сказать. Археологи выдвинули еще одну версию. Шапка - произ- ведение рук арабского (Спицын. 1906; 1909) или египетс- кого мастера, работавшего при дворе египетского султана Эль-Мелик-Эн-Насир-ибн-Калауна (Филимонов. 1898) - в 1317 году была послана хану Узбеку, который, в свою очередь, подарил ее Ивану Калите. В наши дни возникла и третья версия. Согласно ей, местом изготовления шапки была Орда или Крым (Крама- ровскии). При этом все три группы исследователей опира- ются на сходство цветка в узоре скани шапки с распрост- раненным в арабском и египетском средневековом искусс- тве цветком лотоса. Таким образом, трудно быть уверен- ным в точности какой-либо из этих гипотез. Ясно лишь одно: шапка Мономаха - иностранного производства. Входила ли в число княжеских регалий "кочь"-мантия, тоже трудно сказать. Колита, согласно завещаниям, пере- дал "конь великий с бармами" не старшему сыну Семену (ему достался "кожух черленыи женчужный"), а среднему - Ивану. Нечто аналогичное получил и младший сын Колиты Андрей - "скорлотное портище с бармами", вероятно, "наплечками", такой фасон одежды также упомянут: "бугаи соболий с наплечки с великимь женчюгом с каменьем" (ДДГ. No 1, С. 8, 10; Вороним. 1956). Судя по разнооб- разию наименований верхней одежды - плаща (это и кожух, и портище, и кочь), ни ей, ни наплечным украшениям - бармам в XIV веке еще не придавалось значения великок- няжеских регалий. Знаком княжеской власти служил посох. Даже в XVIII веке считалось, что "посох или трость, имеющая сверху подобие епископского жезла, означает духовное правление и власть" (Амбодик. С. НИ). В католической традиции так и осталось: посох - непременная принадлежность еписко- пов, знак церковного всевластия (Moser. S. 306 - 307; Kletler. S. 9). Иное дело на Руси. Он был такой же при- надлежностью светской власти, как и духовной. Посохи и духовных лиц, и князей на Руси напоминали вытянутую букву "Т", но у княжеских посохов концы навершия были загнуты вверх, а у духовных лиц - вниз (Арциховский. 1944. С. 119). Посохами пользовались и женщины (Сб. РИО. Т. 71. С. 39). В 1476 году новгородцы преподнесли Ивану III посох из "рыбьего зуба", т.е. моржового клыка, как символ признания его верховной власти над городом. А имперский посол Сигизмунд Герберштейн, побывавший в Москве в 1517 и 1526 годах, отметил, что на приеме у Василия III "справа от него на скамье лежала шапка-колпак, а слева - палка с крестом, т.е. посох" (Герберштеин. С. 109). В Лицевом своде жезлами в качестве знаков власти снабжены все великие князья, равно как и ханы (Арци- ховский. 1944. С. 126, 141 - 142). Спор из-за великого княжения так изображен на миниатюре Лицевого свода: два князя - Михаил Ярославич Тверской и Юрий Даниилович Московский - сидят на одинаковых "столах" в одинаковых шапках и с одинаковыми жезлами в руках. Неравное поло- жение князей-соправителей - Дмитрия Ивановича Донского и Владимира Андреевича Храброго - подчеркнуто тем, что у первого в руках жезл. Было ли так на самом деле, трудно сказать, ведь миниатюрист XVI века должен был доказать исконность такой царской регалии, как скипетр, который Иван Грозный ввел в обиход лишь в 1552 - 1553 годах. Хранились посохи в казне, но очень пострадали во время польского хозяйничанья в Москве в Смутное время (с 161 1 по 10 мая 1612 г.). Жалованье польским наемни- кам платилось за счет княжеских драгоценностей: "... от казны выдано, с государева посоха снято было 6 гривен- ки" (РИБ. Т. 2. СПб., 1875. С. 226, 242, 245 - 246). Если провести аналогии с уцелевшими митрополичьими по- сохами, то можно думать, что и на княжеских изобража- лись сюжеты, символизировавшие власть и подчинение (Чернецов; Голубцов. С. 87 - 116). Посох был повседневным знаком власти, вероятно, поэ- тому он и отсутствовал в великокняжеских завещаниях XIV - XVI веков. Несмотря на скудость данных об этом темном периоде отечественной истории, можно считать, что прежние рега- лии - и "стол", и "шапка", и такой повседневный буднич- ный знак власти, как посох, - сохранились в княжеском и великокняжеском употреблении. К сожалению, о внешнем виде этих предметов можно судить лишь по более поздним миниатюрам, авторы которых создавали обобщенный образ, а отнюдь не точный портрет вещи. Мы не касались еще монет и печатей. Обратимся теперь к ним. После сравнительно длительного "безмонетного пе- риода", причины которого не связаны с монгольским заво- еванием (этот период наступил задолго до иноземного на- шествия), когда в конце XIV века Русь стала несколько оправляться после нашествия, возобновилась чеканка русских монет (Орешников. 1896. С. 81 - 89). На оборот- ных сторонах московских и нижегородско-суздальских мо- нет помещали различные арабские надписи типа: "Султан Токтамыш да продлится" (как это было на монетах Дмитрия Донского и Василия 1), или с окончанием: "Да продлится его царствие", или просто без имени "султан справедли- вый" (на монетах Василия 1). Надписи свидетельствовали, по мнению Г.А. Федорова-Давыдова, о политической зави- симости русских княжеств от Орды. Зато на лицевой сто- роне встречаются и всадник с соколом в руке, и барс, и просто четвероногое животное; дополняет эти изображения и вытесняющая их строчная надпись, скажем, "князь вели- кий Василии веся Руси" (Федоров-Давыдов) Облик московских монет трансформировался в связи с изменением политического статуса Василия I. В начале своего княжения Василий I признавал верховную класть Токтамыша и посему снабжал свои монеты круговой над- писью "великий князь" на лицевой стороне и именем хана - на оборотной. В начале XV века он отказался от выра- жения своего вассалитета и на оборотной стороне монет стал помещать надпись (легенду) со своим именем и пол- ным титулом. Однако поход хана Едигея в 1409 году вре- менно положил конец притязаниям великого князя московс- кого на самостоятельность, а на монеты 1410 - начала 20-х годов XV века вернулись арабские надписи, правда, нечитаемые (Федоров-Давыдов. С. 26 - 56, 105 - 1 18). Лишь около десяти лет, на рубеже XIV - XV веков, Ва- силий I мог прокламировать свою внешнеполитическую идею собирания Руси, т.е. объединения всех русских земель домонгольского времени. С 1399 по 1408 год он помещал на своих монетах владимирский герб - "барса", символи- зировавшего его титул "великого князя Руси". Другими символами на этих же монетах были всадник, в XVI веке названный "ездецом", и "воин в профиль". Они олицетво- ряли власть князя, подчеркивая его суверенитет в усло- виях, когда другие способы выражения этой идеи были неприменимы (Федоров-Давыдов. С. 131 - 140). В ордынское время некоторые другие русские князья тоже осмеливались использовать изображение всадника на своих монетах. Это были ярославские князья Федор Ва- сильевич и Александр Федорович в 1426 - 1464 годах. Исследовательница рассматриваемых монет Н.Д. Мец под- черкивала, что в Ярославле не было "двуименных" монет, т.е. монет с именами великого князя московского и мест- ного, ярославского князя, выпуск которых "показывал за- висимость уделов от Москвы" (Мец. 1960; Назаров. 1995). Так ли это на самом деле, трудно сказать. Не исключена и возможность, что персону великого князя владимирского и московского на ярославских монетах олицетворял всад- ник, подобно тому как лев и орел олицетворяли ее на новгородских посадничьих печатях XV века (см. далее). Таким образом, вместе с изменением общего соотноше- ния сил Руси, прежде всего Северо-Восточной, и сил Мон- гольской империи и ее наследников - Золотой, а позднее Большой Орды - эволюционировали и символы власти, представленные на монетах: в XIII - частично XIV веках - вассалитета русских князей, а в XV веке - их сюзере- нитета и притязания на всю территорию домонгольской Ру- си. Такая же эволюция идейного содержания характерна и для печатей, в частности одного из типов княжеских пе- чатей Пскова XIV века (Белецкий С. В. 1983; 1985 - 2; 1986). На одной их стороне располагался всадник в ост- роверхой шапке, движущийся вправо и держащий правой ру- кой вертикально поднятый меч, а на другой - четырех- строчная надпись: "ПЕЧАТЬ КНЯЖА ОЛЕКСА(н)ДРОВ(а)". Исс- ледователь псковских печатей С. В. Белец- кий приписал ее князю Александру Михайловичу Тверскому, в 1327 году покинувшему родину ради Пскова. В 1329 году он на пол- тора года отправился в Литву, но, вернувшись в Псков, оставался там до 1337 года. Во время своего псковского княжения Александр Михайлович якобы и принял новую пе- чать по "литовскому" образцу. Для сравнения использова- лись печати литовского князя Витовта 1417 и 1423 годов. Тому же князю, по С.В. Белецкому, принадлежала и печать "новгородского типа" с изображением Вседержителя и св. Александра в рост. В этой теории смущают два обстоятельства: во-первых, большой хронологический разрыв литовского образца, т.е. печати Витовта первой четверти XV века, с псковским подражанием - предполагаемой печатью 30-х годов XIV ве- ка, - опередившим образец почти на три четверти столе- тия; во-вторых, различие иконографии всадника на печатях Витовта и псковской: на первой меч имеет почти горизонтальное положение, на второй - вертикальное. Ду- мается, образец для своей печати Александр Михайлович мог найти и на собственной родине. Не отрицая основной идеи С. В. Белецкого о принад- лежности печатей Александру Михайловичу Тверскому, мож- но дать и иное толкование изображений. Печать со всад- ником, датируемая 1327 - 1329 годами, прокламировала независимость псковского тверича. Печать с Вседержите- лем, созданная после 1332 года, закрепляла зависимость князя от Новгорода после конфликта, происшедшего с Ива- ном Калитой еще во время знаменитого тверского восста- ния 1327 года, когда тверской и московский князья ока- зались в разных лагерях (как известно. Колита действо- вал в согласии с ордынцами). В 1332 году не только Ко- лита "отделе псковичамь вины" (т.е. приглашение или принятие тверского князя на псковский "стол"), но и церковные власти сделали то же: "...Митрополит Феогност и владыка (новгородский) Моисии благословиша посадника Салагу и весь Псков" (ПЛ. Вып. 2. С. 23). Вот в это-то время и могла появиться печать новгородского типа. Тверско-псковско-московский конфликт, связанный с поведением князей по отношению к ордынским наместникам, свидетельствовал о прочности политических позиций мос- ковского князя на Руси. Без этого Калите не удалось бы представить псковичей "виноватыми", однако ему не хва- тило силы для полного подчинения Пскова собственной власти, он добился лишь укрепления новгородского сюзе- ренитета в Пскове, о чем и свидетельствует печать Алек- сандра Михайловича новгородского типа. В целом же собы- тия 1327 и 1332 годов можно рассматривать как прелюдию к дальнейшему росту авторитета московских князей, рос- ту, который и привел через полстолетия к великому Донскому побоищу, круто изменившему линию политического и общественного развития средневековой Руси.
Москва и Новгород в XV вeкe: лев и орел С конца XIII века на историческую арену вышло Мос- ковское княжество. Оно представляло собой мельчайшее новообразование, которыми в то время так изобиловала Русь. Младшему сыну Александра Невского Даниилу принад- лежало первоначально княжество, значительно уступавшее по площади современной Московской области. Но это кня- жество росло, как на дрожжах. Виновата ли в том Моск- ва-река, с низовьев несшая на своих водах до самой Москвы корабли с товарами, которые здесь перегружались на сухопутный транспорт, а с верховьев доставлявшая жи- телям часто горевшего города вековые бревна из необоз- римых тогда можайских лесов; или укрытость княжества в глубине лесов, что охраняли эту землю от неожиданных, "изгоном" набегов татар; или сама неприметность ее при- тягивала беженцев с восточных и южных окраин, уходивших подальше от бдительного ока татарского баскака - сбор- щика дани; или благодатный климат; или все это вместе взятое. Но ко временам Ивана Даниловича Колиты, внука Александра Невского, Московское княжество стало ведущей силой на северо-востоке Руси. В борьбе за Великое кня- жение Владимирское Москва вступила в соперничество с Тверью и выиграла его. Уже Ивану Даниловичу удалось стать не только московским, но и великим князем влади- мирским, а начиная с Ивана Колиты это Великое княжество не выходило из рук его наследников. Авторитет Москвы укрепила мужественная позиция Дмит- рия Ивановича, внука Колиты, который первым из московских князей преодолел психологический барьер страха перед захватчиками и отважился на открытую воо- руженную борьбу с ними. Он не только оборонял пределы Руси, но первым вышел за них. Знаменитое Донское побои- ще, или, как мы теперь говорим. Куликовская битва, про- исходило южнее границ Руси. Донской решился пересечь их ради сражения с войском Мамая. Победа объединенных мос- ковских сил над объединенными ордынскими стала исходным пунктом возрождения Руси. Позади была дипломатия Алек- сандра Невского и Ивана Колиты, вынужденных идти на ус- тупки монголам... Но уже светил огонь, вернее, еще ого- нек, надежды, который зажегся на Дону. Он светил ожида- нием освобождения от иноземного ига для тех, кто под ним находился, но, увы, новой несвободой для тех, кто от него освобождался. К последним принадлежал Великий (с конца XIV века) Новгород. Он жил как бы в другом измерении. В Москве укреплялась княжеская власть, исчезали последние органы самоуправления, в частности тысяцкие, а в Новгороде, казалось, процветала демократия. Городом управляли вы- борные посадники - Совет господ, или господа. Все боль- шие круги бояр оказывались вовлеченными в непосредс- твенное управление городом, укорачивались сроки посад- ничества (до полугода), чтобы максимальное число бояр смогло занимать эту должность (Янин. 1962). Однако за внешне обманчивым упрочением новгородской республиканской власти происходил процесс потери этой землей своей независимости. Три крупных и не очень крупных государства Восточной Европы - Великое княжест- во Литовское, Тверское княжество и быстро растущее Мос- ковское княжество - стремились овладеть "северной Вене- цией", естественным посредником в торговле Руси со странами Северной Европы. Литовское княжество предпри- няло решительный натиск в правление Витовта, который организовал два похода, в 1406 и 1426 годах. В начале XV века новгородцы приглашали к себе литовских князей. Литовские служебные князья получали в кормление ("хле- бокормление") крепости, то Копорье, то Ладогу. В треть- ей четверти XV века новгородская господа, стремясь сох- ранить независимость города, склонялась иногда к союзу с Литовским княжеством. Особенно ярко эта тенденция проявилась в последние два года самостоятельного су- ществования Новгородской республики - в 1470 и 1471 го- дах. Пик влияния Тверского княжества приходится на начало 70-х годов XIV века, когда Новгород временно принял верховенство тверского князя Михаила Александровича. Московское же княжество, исподволь стремившееся к упро- чению своих позиций в Новгородской земле, умело вос- пользовалось для этого конфликтом из-за Торжка в сере- дине 70-х годов XIV века. Таким образом, уже накануне Куликовской битвы были сделаны первые шаги к будущему покорению Новгорода. В конце XIV века Московское княжество добилось новых успехов: Двинская земля временно, на два года, перешла под юрисдикцию великого князя владимирского и московс- кого. Отношения великого князя владимирского (будь то тверской или московский) и Новгорода регулировались "рядом" - договором. На протяжении XV века, согласно этим документам, права новгородцев все больше и больше стеснялись при том, что внешне сохранялась привержен- ность старине и тщательно перечислялись все те князья, которые уже раньше вступали с новгородцами в договорные отношения (ГВНП. .No 19, 22, 26; Янин. 1991. С. 173 - 177, 101 - 102, 189 - 191). Право высшей судебной власти, которым раньше пользо- вались князья, приглашаемые на свой "стол" новгородца- ми, перешло к великому князю. Его судья должен был совершать объезд новгородских волостей, чтобы чинить там суд и расправу. Вслед за договором 1435 года следу- ющий "ряд", заключенный на полпути между Новгородом и Москвой, в Джедбицах, в 1456 году, на исходе феодальной войны, в которой Новгород отнюдь не последовательно вы- полнял свои обязанности вассала, отнял у новгородцев право удостоверять какие бы то ни было документы го- родской печатью. "А печати быта князей великих" - гла- сил московский экземпляр (противень) договора (ГВНП. No 23. С. 41 - 42). Отныне только печать великого князя владимирского и московского могла придавать юридическую силу документам. Однако среди сохранившихся новгородских печатей XV века до сих пор не обнаружено печатей, которые можно было бы назвать московскими или владимиро-московскими. Их можно выделить лишь на основе рассмотрения помещен- ных на них эмблем. А для уяснения истории государствен- ной символики важно уточнить, как формировались в неп- ростых, крайне противоречивых условиях борьбы Новгорода за сохранение независимости эмблемы его государствен- ности, проверить, не оказывала ли воздействия на изме- нения этой эмблематики меняющаяся ситуация. Единствен- ным источником по данной теме могут служить новгородс- кие печати, частично сохранившиеся при архивных доку- ментах, а частично "ископаемые", т.е. найденные случай- но (в особенности на месте княжеской резиденции - на Городище) или обнаруженные при археологических раскоп- ках Новгорода. Прибегнем снова к исследованию В.Л. Янина и состав- ленному им каталогу русских печатей, известных до 1970 года. От XV века сохранилось два типа печатей. Один имеет на обороте надпись "печать новгорочкая", второй - "пе- чать Великого Новагорода" И тот, и другой тип принято считать государственными печатями этого города (Ямин. 1981. С. 220 - 228). На них помещены различные изображения. Их соотношение подсчитано В.Л. Яниным. Приведем его данные (I - "печати новгорочкие" II - "пе- чати Великого Новагорода"; первая цифра - число разно- видностей, вторая цифра - число экземпляров):
| Христос | Воин | Всадник | Зверь | Птица | Без изобр. | |
| I | 2/2 | 6/11 | 1/1 | 4/10 | - | - |
| II | - | 1/1 | 1/1 | 25/36 | 9/12 | 1/2 |
На первом месте среди изображений по числу разновид-
ностей стоит зверь, около которого однажды была помеще-
на и надпись: "А ее лют зверь", т.е. лев (Забелим.
1850; Клейненберг). Второе место, но только на "печатях
Великого Новагорода" занимает птица, как правило, в
профиль. Эпизодически встречаются воины, всадники, лишь
на "печатях новгорочких" имеется изображение Вседержи-
теля. Из всех этих образов в новгородской традиции до
XV века известен лишь один - Вседержитель.
Обратимся к этим изображениям и попытаемся узнать их
смысл (семантику) и цель помещения их на новгородских
печатях. Вседержитель встречался на новгородских печа-
тях и раньше. К. договорной грамоте о мире и торговле с
Готским берегом (о. Готландом), г. Любеком и немецкими
городами, составленной в 1259 году, но скрепленной пе-
чатями только в 1270 году, в условиях размирья новго-
родцев с их князем - братом Александра Невского Яросла-
вом Ярославичем была привешена печать Совета господ
("/ПЕЧ/ЯТЬ ВСЕ/ТО НОВА/ГОРОДК(А)") с изображением Все-
держителя, которого новгородцы считали своим небесным
покровителем (Львов. С. 31 - 33).
Христос представлен в нимбе, сидящим на престоле с
распростертыми в благословении руками (Ямин. 1970. Т.
11. No 705. С. 125). В XV веке Вседержитель изображен
по пояс с Евангелием в левой руке (Янин. 1970. Т. 11. ь
707, 708). Одна из этих печатей привешена к новгородс-
кой грамоте Колывани (Ревелк), ныне Таллинну) 1413/14
года о суде из-за торгового конфликта и принадлежит, по
мнению В.Л. Янина, тысяцкому Ананье Константиновичу
(Янин. 1970. Т. 11. С. 103, 127). И на этот раз Вседер-
житель - покровитель светской власти, причем не княжес-
кой, а городской (Там же. С. 133).
Остальные изображения на анонимных новгородских пе-
чатях не имеют прообразов в местной сфрагистике пред-
шествующего времени. Печать с изображением воина сохра-
нилась при грамоте Новгорода Риге о суде над Хинтце
Зессембеком и его братом ордынским переводчиком Гертtке
(Артемием) 1418 - 1420 годов (ГВНП. No 58; Янин. 1970.
Т. 11. No 709), похожая была найдена при раскопках в
слое 1409 - 1422 годов.
Вероятно, всю группу печатей с воином следует отнес-
ти ко второму десятилетию XV века. Стилистически изоб-
ражения довольно близки - это стоящий воин в зубчатой
короне или в шлеме с копьем в правой и щитом в левой
опущенной руке. Он одет в короткий до колен кафтан (или
кольчугу) с мелкосетчатым диагональным узором. И узор,
и тип одежды чужды русской традиции. Большой соблазн
возвести этот образ к литовской традиции. На нее же на-
мекает и надпись с выносной буквой Т, на коротком осно-
вании распластавшейся над верхней строкой. Такие вынос-
ные характерны для графики русских рукописей, созданных
в Литовском княжестве.
Продолжая цепь догадок, можно связать появление об-
раза светского воина с пребыванием литовского князя Се-
мена Ольгердовича (Лугвеня) в Новгороде в 1407 - 1413
годах. В это время в Новгороде произошла денежная
реформа, в обращение вошли литовские гроши и немецкие
артуги. Образ светского воина мог символизировать и ли-
товского служебного князя Лугвеня, и самого великого
литовского князя Витовта. Впрочем, к концу второго де-
сятилетия печать с изображением светского воина должна
была стать анахронизмом - Лугвень уже покинул город. В
1416 году был урегулирован конфликт с Василием Дмитрие-
вичем Московским (1389 - 1425), в Москве митрополит
поставил архиепископом в Новгород игумена Хутынского
монастыря, а тот воздвиг в Новгороде храм в честь пер-
вого московского митрополита Петра, признав его чудот-
ворцем и святым.
К группе печатей с воином близка единичная печать с
изображением всадника, повернутого влево: их роднит и
время попадания печати в землю (1409 - 1429), и одина-
ково редкое написание буквы Т. Может быть, и этот образ
всадника восходит к литовской "погоне" - гербу Витовта?
Ведь и на печатях Витовта всадник изображен двигающимся
влево. Еще одного всадника, повернутого влево, видим на
"печатях Великого Новагорода" (Янин. 1970. Т. 11. No
715, 722).
На печатях же сыновей Александра Невского - Дмитрия
и Андрея, внука Ивана Колиты - Дмитрия Донского и моне-
тах Василия 1, его брата Андрея Дмитриевича Можайского
и их многочисленных современников всадник повернут
вправо (Янин. 1970. Т. 11. ь 384 - 394, 421; Орешников.
1896. ь 402, 454 - 461, 757, 758; Рис. 326 - 329, 351,
610, 61 1). Таким образом, изображения конников на нов-
городских печатях первой четверти XV века не соответс-
твуют ни новгородской, ни московской традиции. Это еще
более укрепляет в предположении о том, что рассматрива-
емые печати Новгорода носят изображение всадника, вос-
ходящее к литовскому образцу.
Если об истоках образов воина и всадника можно спорить,
то происхождение другой эмблемы новгородских государс-
твенных печатен более определенно. Речь идет о " зве-
ре". Четыре разновидности его помещены на " печатях
новгорочких" и 25 - на " печатях Великого Новагорода".
Это, несомненно, наиболее распространенный образ в нов-
городской сфрагистике XV века (остальные четыре изобра-
жения представлены только 20 разновидностями). Неточный
термин "зверь'* можно заменить термином *'лев". Надпись
на печати, приложенной к новгородскому посланию в Ригу
1418 - 1420 годов (ГВНП. ь 58): "А ее лют зверь'' не
оставляет в этом никаких сомнений (о термине "лют" см.:
Забелим. 1850. С. 55; Клейненберг). Итак, снова львы,
на этот раз заполнившие новгородские печати. Это факт
примечательный. Ведь в домонгольское время львы были
свойственны владимиро-суздальскому искусству и встреча-
лись по преимуществу лишь в Северовосточной Руси.
Традиция эта сохранилась и в конце XIV - XV веках.
"Львиная" эмблематика характерна, например, для монет
Василия 1 Дмитриевича. "Преемственность изображения
барса и его переход с резных рельефов владимиро-суз-
дальских соборов на московские монеты Василия Дмитрие-
вича очевидны и не случайны. Эта преемственность отра-
жала тенденцию московского князя к закреплению за собой
великокняжеского русского стола, к созданию непрерывной
преемственности владения этим великокняжеским столом"
(Федоров. С. 169). С мнением Г.Б. Федорова перекликает-
ся и суждение Г.К. Вагнера: "Поскольку Москва считала
себя политической наследницей великого Владимирского
княжения и на такую роль претендовала и Тверь, то ес-
тественнее всего было возродить Владимиросуздальскую
эмблематику, т.е. изображение льва" (Вагнер. 1962. С.
262 - 263).
Не только в Москве, но и в Твери соперники московс-
ких князей использовали образ льва на своих монетах.
"Четвероногое с хвостом, пропущенным под заднею ногою
вверх", фигурировало и на монетах князя Бориса Алек-
сандровича Тверского (1425 - 1461). Круговая надпись не
оставляет сомнений в принадлежности монеты. "ПЕЧАТЬ ВЕ-
ЛИКОГО КНЯЗЯ БОРИСА АЛЕКСАНДРОВИЧА" (Орешников. 1896. ь
231 - 233. С. 40. Табл. III. ь 101). Однако и на моне-
тах его предшественника Ивана Михайловича (1399 - 1425)
тоже есть "четвероногое", на этот раз "со щетинистым
хвостом". На обороте - человек в королевском одеянии в
полный рост с копьем в правой и овальным щитом в левой
руке (Там же. Но 103. С. 24. Табл. 11. No 45). Пользо-
вался подобной же эмблемой и Михаил Борисович Тверской
(1461 - 1485), на оборотной стороне его монеты строчная
надпись: "П(Е)Ч(А)Т/КН(Я)ЗАВ(Е)Л(И)КОГМ(И) XAIЛ(a)
(Орешников. 1896. No 274, 279 - 294. С. 46 - 48. Табл.
т. ь 139, Табл. IV. Nо 144 - 145).
На княжеских печатях в пределах Новгорода изображе-
ние льва впервые появилось в 1370 - 1373 годах, когда
великий князь тверской Михаил Александрович претендовал
на Великое княжение Владимирское. "Печать князя велико-
го Михаила" с эмблемой Владимирского княжения ясно об-
наруживала его намерения. Так в печати отразился один
из этапов долгой и ожесточенной борьбы тверского и мос-
ковского князей за верховенство над Северо-Восточной и
Северо-Западной Русью. Естественно поэтому и использо-
вание Владимире-суздальской государственной эмблемы на
печати тверского князя. Спустя полстолетия лев стал та-
кой же эмблемой и на печати Василия а (Янин. 1970. Т.
11. No 432), причем "сфрагистический тип явно восходит
к новгородским печатям... Михаила Александровича"
(Янин. 1970. Т. 11. С. 34).
Утверждению льва как геральдической эмблемы в Новгороде
предшествовало и сопутствовало распространение этого
образа в новгородском прикладном искусстве: в XII веке
- на печатном перстне и в довольно примитивном изобра-
жении, в XIV веке - на застежке цепи (цепедержателе).
Очень выразительны у льва спокойная морда, огромная
грива и хвост, высоко поднятый над спиной. Известен
этот образ и в XV веке. На печатном перстне с надписью
"левъ зверь" видим льва с могучей гривой и хвостом,
продернутым под задней лапой (Древний Новгород. No 93,
103, 105). Сходство львов печатного перстня XV века из
Новгорода и львов владимиро-суздальского искусства XII
- XIII веков поразительно.
Дальнейшая жизнь этого образа в Новгороде связана
прежде всего с новгородскими печатями XV века. Как мож-
но объяснить появление льва на "печати новгорочкой" на-
чала XV века? Известно, что в Новгороде в это время по-
бывали два сына Дмитрия Донского - в 1406 году Петр, а
в 1408 и в 1420 - 1421 годах Константин в качестве на-
местников великого князя. Возможно, с пребыванием в
Новгороде этих живых представителей Московского вели-
кокняжеского дома и следует связать использование вла-
димирской эмблемы на новгородских городских печатях.
Эта эмблема представлена в многочисленных разновид-
ностях: то в 1418 - 1420 годах лев обращен налево
(Янин, 1970. Т. 11. ь 716), то - на большинстве печатей
- направо в одинаково агрессивной позе, один раз с
крестом в зубах, соответственно как носитель правосла-
вия (Янин. 1970. Т. Л. ь 719). В "печатях Великого Но-
вагорода" изображения львов настолько разнообразны, что
трудно их даже разделить на группы. По-видимому, они-то
и стали господствующими на протяжении 20 - 70-х годов
XV века.
Типологически, вне зависимости от надписи на печати
и изображения льва, это печати, известные на Западе как
печати министериалов. На печатях такого типа всегда на-
ходится эмблема сюзерена, в данном случае эмблема Вла-
димирского Великого княжения. Московский князь был для
Новгорода сюзереном в качестве великого князя влади-
мирского. И анонимные городские печати, имевшие в своих
надписях лишь название города, по-видимому, и закрепля-
ли отношения великого князя с его вассалом - Господином
Великим Новгородом. В правильности подобного предполо-
жения убеждает и сопоставление новгородских печатей с
печатями тиунов великого князя Василия II, на которых
тоже красуется гордо вышагивающий лев с высоко поднятой
левой лапой и длинным языком (Ямин. 1970. Т. а. ь 452,
453). Позднее, после присоединения Новгорода и создания
государства веся Руси, такая печать стала и его эмбле-
мой. Так, на обороте пула (мелкой медной монеты) с
изображением льва имеется надпись "осподаря веся Руси"
(Гайдуков, 1984; 1993). В связи с этим можно полагать,
что и на именных печатях посадников и тысяцких львы то-
же олицетворяли верховную власть великого князя, прежде
всего владимирского, московского, а порой и тверского.
Вариант этой же эмблемы ("лютого зверя", "барса")
появился на псковских печатях в 1510 году (Белецкий
С.Л. 1994. Вып. 1. С. 15; вып. 11. С. 17-18), после
окончательного присоединения Пскова к Москве.
Эмблемой, символизирующей верховенство великого кня-
зя владимирского на "печатях Великого Новагорода", выс-
тупает, на наш взгляд, и орел. Известно, что уже начи-
ная со второго десятилетия XV века великие князья мос-
ковские претендовали на титул царей (об этом см. следу-
ющий раздел). Такая интерпретация довольно жалкой пти-
цы, скорее похожей на курицу, обычно в профиль,
изображенной на новгородских печатях XV века, была бы
сомнительна, если бы одна из этих печатей не имела над-
писи, снимающей всякие подозрения в породе этого предс-
тавителя пернатых: "орелъ" (Янин. 1970. Т. 11. No 726).
Поскольку такое сомнение исчезает, то встает вопрос,
когда и каким образом новгородцы или русаки Северо-Вос-
точной Руси - москвичи, владимирцы и прочие - могли
познакомиться с этим символом.
Обращаемся снова к владимиро-суздальской скульптуре.
И здесь, к удивлению, обнаруживаем немалое число "родс-
твенников" орлов, имеющихся на новгородских печатях, в
искусствоведческих трудах, скрытых псевдонимом или ано-
нимом - птицы или "голубя" (Вороним. 1958. С. 149. Илл.
66). В средневековье рядом с изображениями львов, нес-
шими огромную смысловую нагрузку, можно сказать, почти
идеологическое бремя, изображений простых птиц быть не
могло. Рядом с царем зверей должен был находиться царь
птиц - понимаем мы с большим опозданием, внимательно
начиная вглядываться в птиц Владимира-суздальских собо-
ров. Рядом с изображением царя Давида (Steger) в Дмит-
ровском соборе должно быть изображение птиц - орлов.
Больше всего изображений таких птиц на суздальском
Рождественском соборе. Все они в профиль, имеют припод-
нятые крылья, точно так же, как и на новгородских печа-
тях, но повернуты большей частью вправо, а на новго-
родских печатях, наоборот, большей частью влево от зри-
теля (Вагнер. 1975. С. 57, 85, 118). Таким образом,
надпись "орелъ" на печати Великого Новгорода (Янин.
1970. Т. 11. ь 726) позволила определить породу птиц
Рождественского собора.
Таких же - теперь уже можно без раздумья говорить -
орлов видим и на пилястрах Юрьевского собора, где они
чередуются со львами (Вагнер. 1966. ь 21, 25). На Дмит-
ровском соборе (на его западном фасаде) чрезвычайно ин-
тересный рельеф. Две твердо ступающие на прямых ногах
птицы, как всегда с приподнятыми крыльями, переплели
головы на длинных шеях, так что наверху оказалось нечто
похожее надвуглавие (Вагнер. 1968. No 7). В росписи юж-
ных дверей собора Рождества Богородицы есть и настоящий
двуглавый орел (Вагнер. 1975. С. 119). Вот и найден от-
вет на поставленный вопрос: истоки и этого мотива нахо-
дятся во Владимире и Суздале.
Новгородскому прикладному искусству эта царственная
птица, причем коронованная, известна уже с XII века,
когда ее изображение было помещено на ажурную накладку.
Такая же "хищная птица с когтистыми лапами", по опреде-
лению В.Л. Янина, да еще в трехлучевой короне, какие
были приняты в то время в искусстве Руси, находится на
медальоне конца XIV века (Древний Новгород. No 57, 95.
С. 51, 63). С чем связано появление подобных образов на
различных предметах новгородского искусства XII - XIV
веков? Орел - царь птиц в соответствии со своим рангом
среди пернатых мог символизировать лишь царя людей. А
царями в раннесредневековой Руси современники именовали
лишь Владимира Святославича и Ярослава Мудрого (Высоц-
кий; Рорре. 1984). Уже начиная со второго десятилетия
XV века великие князья московские претендовали на титул
царей. Этот титул употреблен в "Слове о житьи и о прес-
тавлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя руська-
го", созданном в конце XIV - начале XV века. Использо-
вал его и автор Повести о хождении на Флорентийский со-
бор 1437 года (ПЕРЛ. Т. 25. М. - Л., 1949. С. 254).
По-видимому, оба эти произведения принадлежат духовным
лицам, знакомым с византийскими традициями оформления
власти.
Несомненна связь этого мотива с романским искусс-
твом. На знаменитом гобелене из Байо - тканой картине
битвы при Гастингсе 1066 года - орлы в таком же точно
ракурсе и с так же приподнятыми крыльями вместе со ль-
вами сопровождают короля Эдуарда (Rud, Betrand). Так
представляет орлов и "Рейнская книга образцов" (Vellev.
S. 17). В той же позе вырезан символ евангелиста Иоанна
на рельефе церкви Торслев 1150 года в Южной Ютландии
(Landberg. S. 9. Taf. 4). В Священной Римской империи
изображение одноглавого орла стало очень популярно уже
при Карле IV (Posse. Bd. 2).
Обратимся снова к Руси, но теперь к другому ее реги-
ону - Московскому княжеству и государству веся Руси, а
также к Тверскому княжеству. Орел в той же позе входит
в одну из композиций на рогатине тверского князя Бориса
Александровича. Несколько отличен образ орла на печати,
привешенной к договору 1433 года Ивана и Михаила Андре-
евичей Можайских с великим князем владимирским и мос-
ковским Василием Васильевичем. Хотя и здесь изображен
орел, "собирающийся лететь", но крылья у него раскрыты
значительно больше, чем у орлов предшествующего време-
ни. Он представлен в фас, голова повернута влево от
зрителя. А.Б. Лакиер сопоставил эту печать с другой пе-
чатью XV века, где орел изображен также в фас, его пра-
вое крыло поднято, левое полуприподнято, но расправлено
полностью, голова с хищно раскрытым клювом повернута
вправо (Лайнер. С. 89. Табл. XI. ь 1, 4). Этот послед-
ний образ точно воспроизведен на земской печати 1611
года.
Имеются аналогичные изображения орлов и на монетах.
"Птица с поднятым крылом" изображена на монете ярос-
лавского князя Ивана Васильевича, в 1410 - 1412 годах
участвовавшего в военных и дипломатических начинаниях
Василия 1. Едва захватив Москву и став "великим кня-
зем", Дмитрий Шемяка чеканит монету с "петухом" (Мен.
1960. С. 126; 1974. No 190 - 191. С. 34). Взлетающий
одноглавый орел украшает и портал Грановитой палаты
Московского Кремля.
Несмотря на появление двуглавого орла в конце XV ве-
ка, его одноглавый собрат не исчез из прикладного ис-
кусства XVI - XVII веков. В центре чаши "на мисюрское
дело", т.е. по египетскому образцу, пожертвованной в
Троице-Сергиев монастырь в 1520 году, находится тот же
одноглавый орел, окруженный зайцами, собакой, грифоном
(ОРК XVI в. Ч. 2. С. 80).
На новгородской мелкой медной монете - пуле XV века,
а равно и на легких московских монетках - полушках, че-
каненных после реформы 1535 - 1538 годов в Москве, Тве-
ри, Пскове и Новгороде, видим ту же "птицу" (ОРК XVI в.
Ч. 1. С. 234; Орешников. 1896. No 321, 1899; Базилевич.
С. 88). С легкой руки подьячего Григория Котошихина,
составившего описание России начала XVII века, их трак-
туют как "голубей": "Полушки... на одной стороне го-
лубь, а на другой написано "царь" (Котошихин. С. 97).
На этих монетах изображение одноглавого орла использо-
валось вплоть до правления Алексея Михайловича. При
нем, наконец, эмблема одноглавого орла была сменена
эмблемой двуглавого коронованного орла (Мельникова. С.
164. Табл. 3 - 4). Зная популярность этой эмблемы на
Руси, ганзейские послы, по словам голландца Исаака Мас-
сы, преподнесли Борису Годунову кубки в виде одноглаво-
го орла, единорога, льва с мечом в правой и державой в
левой лапе.