6. Герб

Какими же были эти 13 лет внутриполитической жизни
страны? Каково в то время было положение Софьи Поле-
слог? Чтобы понять это, нужно познакомиться с составом
семьи Ивана III. Его первая жена, Мария Борисовна
Тверская, умерла, оставив сына Ивана Ивановича Молодо-
го. В 1482 году он женится на дочери валашского воеводы
Стефана Великого, и на следующий год рождается мальчик
- Дмитрий Иванович Молодой. С 1485 года Иван Молодой
выступает соправителем отца и получает только что при-
соединенную Тверь. Во время крещения его сына Дмитрия
выясняется, что Софья Палеолог самостоятельно распоря-
дилась наследством Марии Борисовны и передала его своей
племяннице, вышедшей замуж за князя Верей- скоте. С
этого момента начинается очевидное охлаждение Ивана III
к своей супруге и благоволение к невестке. И то, и дру-
гое усиливается после смерти Ивана Ивановича в 1490 го-
ду. Ведь именно в окружении Софьи был тот иностранный
лекарь, которому вменяли в вину преждевременную гибель
Ивана Молодого.
Логический исход ситуации был таков: Иван III отдал
предпочтение в 1498 году внуку Дмитрию перед сыном от
Софьи Палеолог Василием. Внуку было уже 14 лет - этот
возраст на Руси того времени считался порогом совершен-
нолетия. Сын был несколько старше, он достиг уже 19
лет.
Иван III при своем выборе не только строго следовал ус-
тановившемуся после монгольского нашествия порядку по
нисходящей линии, но и продемонстрировал стремление к
союзническим отношениям со Стефаном Великим, готовясь к
очередной войне с Литовским княжеством.
Все эти конкретные обстоятельства семейных взаимоот-
ношений Ивана III дают дополнительные основания для то-
го, чтобы сомневаться в определяющей роли Софьи Палео-
лог в выборе новой государственной эмблемы.
Еще больше сомнений рождается при знакомстве с исто-
рией самой этой эмблемы.
Двуглавый орел - один из древнейших символов. Он
происходит из стран Древнего Востока и известен по ци-
линдрическим печатям Халдеи (в Южной Месопотамии) VI
века до н.э., барельефам IV-III веков до н.э. в Каппа-
докии (Центральной Турции) (Sayce. Р. 5; ь 1; Кондаков.
1929. С. 1 16-1 17). В VI веке этот символ проник в Са-
санидское государство, а в XI веке двуглавый орел ста-
новится элементом восточного орнамента, в особенности
на тканях. В XIV веке двуглавый орел встречается на
медных монетах (сравнительно немногочисленных) золото-
орднcкого хана Джанибека (1341-1357), однако государс-
твенным гербом в государстве Джучидов, наследников Ба-
тыя, двуглавый орел не стал (Фасмер Р, Лавренов. 1992).
Со времени крестовых походов двуглавый орел расп-
ространяется и по Европе, причем используется первона-
чально на печатях территориальных княжеств и имперских
городов. На печати 1 180 года графа Людвига фон Саар-
вердена представлен двуглавый орел (Кот. S. 337; Коте-
тапп. S. 45 - 69).

Со времен Штауфенов (германских императоров и коро-
лей Священной Римской империи 1 138 - 1254 годов, а в
1197 - 1268 годах и сицилийских королей) двуглавый
орел стал королевским гербом. Он присутствует на золо-
тых монетах Фридриха 11 Барбароссы, сицилийских моне-
тах, распространившись по всему христианскому миру.
Спорадически двуглавый орел употреблялся на печатях
Людвига Баварского, более регулярно - короля Венцеля
Люксембургской династии, а при Сигизмунде стал гераль-
дической птицей (Коrn). В конце XIII века мы видим его
на монетах Палермо, Нидерландов и Савойи, в XIV веке -
на монетах Бертрана III Красивого во Франции, монетах
архиепископов Кельна, Майнца, Трира, монете города
Фридберга, секретных печатях чешского короля Вацлава IV
(1378 - 1419) (Dоlger S. 506; Неllтапп. S. 334).
Двуглавый орел был эмблемой не только светской влас-
ти. В XIII веке он выступал и символом Бога-отца:
двуглавый орел с распростертыми крыльями, но голова-
ми вниз изображен в этом качестве на алтаре церкви
Од дер около Орхуса, построенной в 1225 - 1230 го-
дах.
В пределах Византийской империи двуглавый орел тоже
выступал в качестве как светской, так и религиозной
эмблемы (Solovjev. 1935. Р. 137 - 153). Он был помещен
на патриаршем знамени и знамени Патмосского монастыря
XII века. Как светский символ он употреблялся императо-
рами Латинской империи. Так, монеты Маргариты Фланд-
рской 1240 - 1280 годов имели изображение двуглавого
орла. На византийских же монетах его не было, как не
было и на печатях. На первых видим либо изображение им-
ператора, восседающего на троне, либо его бюст с рега-
лиями, подобный тому, что знаком по древнейшим русским
печатям. К обычным для всего христианского мира регали-
ям - скипетру и державе - в конце XII века прибавилась
акакия - мешочек с золой, вручавшийся византийским им-
ператорам при короновании как символ тленности всего
земного (Dolger).
При последних Комнинах, династия которых правила в
Византии в 1081 - 1185 годах, двуглавый орел превратил-
ся в отличительный признак принадлежности к императорс-
кому двору; одежда с двуглавым орлом стала свидетельст-
вом высшего положения в византийской иерархии (Hell-
mann. S. 333). Однако гербом он не стал ни в комниновс-
кое, ни в палеологовское время (1261 - 1453). На печа-
тях Византии двуглавый орел так никогда и не использо-
вался. С 1327 года там утвердился иной герб - с четырь-
мя буквами В между концами креста (Basileus). На печа-
тях палеологовского времени - образ императора, иногда
с нимбом, а со времен первого императора из династии
Палеологов Михаила VIII - с благословляющей с небес ру-
кой. Правда, при последних Палеологах двуглавый орел
встречается иногда на миниатюрах, при этом в различной
иконографии: при Иоанне VIII (1425 - 1448) орел был
увенчан одной короной, а при Мануиле 11 (1391 - 1425) -
двумя (Belting. Ко 35 - 36). На одной из миниатюр над
Дмитрием Палеологом был изображен золотой орел под тре-
мя коронами на красном фоне (Лихачева. С. 58). Двугла-
вый орел украшал и трон византийского императора Андро-
ника III Палеолога из жития Сергия Радонежского второй
половины XVI века (Георгиевский. 1933. Табл. 6).
В отличие от Византии, во многих южнославянских и
соседних с ними странах (Сербии, Болгарии, Черногории,
а также Албании и Румынии) двуглавый орел служил именно
гербом (Solovjev. 1935; 1958). Двуглавый орел встреча-
ется здесь и на монетах, в частности на монетах бол-
гарского царя Михаила Шишмана (Ratto. Tab. LXV. ь 2571
- 2573; Tab. LXVm. No 2678). Гербом он был, по-видимо-
му, и в Морейском деспотате. Имелся двуглавый орел и на
монетах трапезундских императоров Алексея III (1349 -
1390) и Мануила III (1390 - 1416) (Retowski. С. 283. ь
48; С. 289. ь 28. Табл. XV. ь 12; Соколова.
С. 75), несомненно, обнаруживающих восточное влияние
(Фасмер Р. С. 1 12), и в декоративном оформлении офици-
альных строительных надписей 1425 и 1427 годов на юго-
западе Крыма в пределах Мангупского княжества (Феодоро)
на сооружениях, воздвигнутых правителем этого княжества
Алексеем (Малицкии. Рис. 8 - 10. С. 26 - 35). Последний
был в родственных отношениях с правителем Трапезунда из
династии Великих Комнинов, Кантакузинами и Палеологами,
а также в свойстве с господарем Молдавии, ибо женой
Стефана Великого была Мария Мангупская (Молчание. 1988.
С. 289).
Распространение двуглавого орла в этих странах по-
нятно. Окраины византийского мира, стремясь утвердить
свою независимость от Византийской империи, использова-
ли такие эмблемы, которые были чужды самой Византии.
Таким образом, путь распространения этой эмблемы до-
вольно причудлив: Восток - Центральная и Западная Евро-
па - окраины византийского мира - Золотая Орда - сама
Византийская империя, на которую воздействовал опыт и
восточный, и западный.
Широкое распространение двуглавого орла в качестве
ли государственной эмблемы или как символа причастности
к власти предоставило исследователям не менее широкое
поле для догадок о месте происхождения русского двугла-
вого орла. О двух теориях мы уже рассказали. Можно до-
бавить еще две. В начале нашего столетия на основе ис-
пользования образа двуглавого орла на ордынских монетах
хана Джанибека (1341 - 1357) была выдвинута идея о воз-
действии ордынской эмблематики на русскую (Фасмер Р. С.
111). Сама по себе эта идея небеспочвенна. Наименования
некоторых единиц, русской денежной системы, заимство-
ванные из Орды, свидетельствуют о хорошем знакомстве
русских с монетами, чеканенными там. Речь идет о терми-
нах "алтын" (от тюркского слова "шесть") и "пула" (1/6
основного медного номинала и собирательное - деньги во-
обще). Однако большой временной разрыв между орлом мо-
нет Джанибека и двуглавым орлом русских монет и печа-
тей, стилистическое отличие ордынских и русских образов
этой фантастической птицы не позволяют согласиться с
этим предположением (Лавренов. 1992). Кроме того, на
пути усвоения двуглавого орла из Орды должны были сто-
ять и психологические препятствия: эмблема угнетателей
не могла стать государственной эмблемой угнетенных.

Некоторое время казалась более правдоподобной другая
гипотеза, будто введение двуглавого орла означало заим-
ствование Русью южнославянского опыта (Хорошке-
вич. 1973; Соболева. 1976-1; Соболева,Артамонов).
Впользу этой гипотезы говорят и временная, и географи-
ческая близость, и довольно тесные связи Руси со стра-
нами византийского мира. Но прежде чем окончательно ре-
шиться на поддержку этой версии, следует обратиться к
сведениям о распространении образа двуглавого орла в
прикладном искусстве и в особенности на монетах и печа-
тях самой Руси.
Этот образ рано проник в прикладное искусство Руси.
Так, на декоративной плитке XII - XIII веков из Василе-
ва (Северная Буковина на Днестре) видим двуглавого орла
с распростертыми крыльями (Тимощук. С. 112 - 113; Гон-
чаров. С. 388). Изображен двуглавый орел на тверских
монетах начала XV века (Рубцов М-В. С. 196 - 197, 308;
Орешников. 1896. С. 52. No 321. Табл. IV-181), террако-
товых изразцах того же времени, найденных у Нижнего
рынка города Минска (Штыхов, Заяц, Поздняк. С. 388).
Василевский тип двуглавого орла по форме вполне соот-
ветствует той разновидности, которая изображена на пе-
чати Ивана III в конце XV века. Трудно, однако, думать
о непосредственной связи этих двух изображений. В ка-
честве прототипа орла печати 1497 года американский
исследователь Г. Алеф называет другую, более близкую
аналогию - мозаику одной из церквей в г. Мистре (Мо-
рея), на которой двуглавый орел увенчан тремя коронами.
Возможно, полагает он, Софья Палеолог, сама происходив-
шая из Морен, привезла с собой на Русь какой-либо пред-
мет с эмблемой, которая и была использована Иваном III
20-ю годами позднее (Alef. Р. 13).
Возможен и другой вариант (на нем настаивает немец-
кий ученый М. Хелльманн): двуглавый орел был непосредс-
твенно заимствован из Священной Римской империи (Неll-
тапп. S. 332 - 338). Однако оба объяснения исключают
факт заимствования русского герба из самой Византийской
империи. Повторим, что Палеологи не употребляли эту
эмблему как геральдическую, для них она была признаком
принадлежности к высшей знати (Alef. Р. 13). В этом
убеждает и пространная надпись на печати Фридриха III.
Будь двуглавый орел уже императорской геральдической
эмблемой или государственной печатью в Византии, такое
длинное объяснение не потребовалось бы. Добавим, что в
современной сфрагистической литературе идея Алефа -
Хелльманна становится общепризнанной (Nitsche. 1991-1,
2; Соболева. 1981; 1991).
Нельзя не упомянуть и еще об одной возможности заим-
ствования Москвой этого символа власти не непосредс-
твенно, а через Тверь (Базилевич. С. 88). В Тверском
княжестве, энергично и быстро усваивавшем и европейс-
кие, и византийские традиции, рано создавшем собствен-
ные историка-государственные легенды (в частности, в
Твери сложился протограф - первоначальный текст *'Ска-
зания о князьях владимирских", ставший впоследствии
официозом внешней политики в Москве), двуглавый орел
проник на печати Михаила Борисовича, княжившего в 1461
- 1486 годах. На лицевой стороне был изображен двугла-
вый орел, на обороте расположена строчная надпись
"ПЧТ//КНЗА В//ЛКОГ М//...ХАIЛА". На его же монетах
впервые возникло сочетание изображений всадника и пти-
цы, правда, еще одноглавой, в профиль и "летящей впра-
во", т.е. уже хорошо знакомого одноглавого орла (Ореш-
ников. 1896. С. 43, 52 - 53, 255, 321. Табл. IV-181;
Ill-124).
Русские нумизматы, в том числе А. В. Орешников, исс-
ледовавшие эти монеты, не устанавливали их происхожде-
ния и связи с печатями Ивана III. Иное дело - еще одна
монета Михаила Борисовича с двуглавым орлом и "четверо-
ногим вправо". По поводу данной монеты
А.В. Орешников заметил, что это подражание Ивану III,
начавшему употреблять двуглавого орла после 1473 года,
т.е. после женитьбы на Софье Палеолог (Орешников. 1896.
С. 53).

Итак, гипотез и предположений хватает. Думается, их
изобилие соответствует действительности. Все соседние с
Русью государства, переживавшие процесс строительства
национальных или наднациональных политических образова-
ний или просто стремившиеся к созданию таковых, спешно
обзаводились новыми символами, емкими настолько, чтобы
выразить идею этих образований. В качестве одного из
главных символов широко использовался
образ двуглавого орла - достаточно традиционный символ
силы (известный уже в Библии) и достаточно ирреальный,
чтобы не быть заземленным.
И в конечном итоге не так существенно, каким ветром
занесло двуглавого орла на Русь Ивана III - западным
юго-западным, с остановкой в Твери, Морее, Крыму или
без нее, важно другое: в оформлении своей государствен-
ной символики Русь пользовалась тем изображением, кото-
рое наилучшим образом в тот период выражало идею ее го-
сударственности.
Однако двуглавый орел в момент своего проникновения
на Русь в качестве государственной эмблемы не занял то-
го места, какое он получил позднее. На печати 1497 года
орел помещен лишь на оборотной ее стороне. А на лицевой
стороне располагался всадник - эмблема московских кня-
зей, правда, в несколько иной позе, чем раньше. Поза
всадника чрезвычайно выразительна. В высоко поднятой
правой руке, которая разрывает нижний обод надписи, он
держит копье (вспомним, что на печатях XIII века, в том
числе и Александра Невского, всадник был вооружен ме-
чом) и им поражает дракона, извивающегося под ногами у
коня. Эта поза воспроизводилась на печатях русских го-
сударей вплоть до начала XVII века. Во время денежной
реформы 1535 - 1538 годов она стала использоваться и на
деньгах: "...Князь велики на коне, а имея копье в руне,
и о*оле прозвашеся денги копейные" (ПЕРЛ. Т. IV. Ч. 1.
Выл. 3. Л., 1929. С. 570 - 571). Однако на московках-
так называемых "сабляницах" по-прежнему, как и в XV -
начале XVI века, всадник был вооружен саблей или мечом,
подобно изображениям на печатях XIII века. Саблю имели
в руке и всадники на монетах ярославского князя Алек-
сандра Федоровича, княжившего до 1471 года (Мен 1960 С.
135).
Если на печатях 1497 года двуглавый орел занимает,
можно сказать, второстепенное положение, то на медных
деньгах - пулах господствует безраздельно или почти
безраздельно. Пула Москвы, Твери, Новгорода и Пскова
конца XV века, когда, по Л. Г. Гайдукову, началось це-
ленаправленное созидание общерусской денежной системы
(Гайдуков. 1984), представляют именно двуглавого орла.
На всех этих пулах он в позе, ставшей геральдической
классикой, - фронтально к зрителю с распростертыми
крыльями и коронами на головах (Гайдуков. 1993. С. 193,
203, 209, 211).
Итак, триумфальное шествие двуглавого орла по Руси и
России датируется концом XV века. Нам, далеким потомкам
тех, кто впервые познакомился с этой государственной
эмблемой и кто ее вводил, конечно, хотелось бы спросить
у них: какой смысл вкладывали тогда в эту фантастичес-
кую птицу, кроме претензии на равноправие с императорс-
ким домом Европы? Подразумевало ли дву- главие уже сос-
тоявшееся объединение Москвы и Новгорода или стремление
к дальнейшему объединению различных территорий, носив-
ших название Руси - Северо-Восточной, Западной и
Юго-Западной, единение севера и юга, России и Византии?
Последнее - это гипотеза И. Снегирева (Снегирев. С. 1 -
2). Или это был символ одновременности прааления двух
государей - Ивана III и Ивана Ивановича Молодого? Евро-
пейская история знала примеры аналогичных претензий и
притязаний (Соболева. 1976-1. С. 143; Roтеr-Buchner. S.
48, 58), но имели ли они место в русской истории? Или
все вышеизложенное - лишь беспочвенные фантазии ума,
обремененного сведениями о всемирной истории? Трудно
сказать...
Одно можно утверждать с полной определенностью. Иде-
ологи русской государственности конца XV века свободно
кроили геральдическое платье, достойное своего
" короля'', из воздуха, которым дышали все их соседи, и
из идей, которые витали в этом воздухе. Эпоха создания
государств Нового времени рождала символику, уходившую
своими корнями в прошлое, ею и воспользовались русские
государи.
Их выбор оказался достаточно удачен. Почти полутыся-
челетняя история "жизни" орла на великокняжеской, царс-
кой, императорской и республиканской почве - веское то-
му доказательство.
Четырехсотлетний юбилей русского государственного
герба был торжественно отпразднован в XIX веке. Мы сто-
им уже накануне его 500-летня. За это время его форма и
смысл менялись неоднократно, но идею государственности
России орел выражал исправно, хотя и с вынужденным пе-
рерывом.

Но даже неожиданно обнаружившаяся древность рода не
помогла Василию III добиться столь долго и упорно жела-
емого им церковного венчания. Удачливого соперника и
победителя Дмитрия-внука не поддержали его собственные
бояре. Василий III в течение всего своего 28-летнего
правления должен был удовлетворяться положением невен-
чанного государя. Поэтому он вынужден был пользоваться
теми же печатями, что и его отец. Образцы их сохрани-
лись в Датском королевском архиве. Верительные грамоты
русским послам 1516 и 1523 годов скреплялись красновос-
ковыми печатями диаметром 7 см, а договор от 1 июня
1516 г. снабжен золотой печатью диаметром 4 см. В над-
писи на этой последней печати, в отличие от красновос-
ковых, Василий III именуется царем и государем. На всех
этих печатях изображены всадник и двуглавый орел.
Печать с такими же эмблемами получил и его сын Иван
IV, прозванный Грозным. Он стал великим князем в трех-
летнем возрасте, тотчас по смерти отца в 1533 году.
В его долгое, полувековое правление было создано ог-
ромное количество печатей, которые в письменных источ-
никах того времени называются по-разному: и по материа-
лу - золотая или черновосковая, и по месту употребления
- путная, походная, и по размеру - большая, средняя,
меньшая, и по типу изображения и надписей - обычная,
рядовая, кормленая, и даже по способу хранения - ворот-
ная, т.е. носимая на шее.
Историки не вполне точно могут определить, какие
символы несли на себе те или иные печати. Ясно только
одно, что основная масса новых печатей приходится на
время после царского венчания Ивана IV в 1547 году.
Первый - великокняжеский период его правления был пери-
одом формирования личности будущего Грозного с присущи-
ми ему неуравновешенностью, чувством неполноценности,
которое он испытывал из-за упорно распространявшихся
слухов о его происхождении, отнюдь не великокняжеском
(поговаривали о связи его матери Елены Глинской с Овчи-
ной Телепневым Оболенским), из-за невнимания и неуваже-
ния к нему со стороны бояр и из-за его раннего сиротс-
тва (мать умерла, когда Ивану IV было семь лет).
Во время десятилетнего боярского правления члены Ду-
мы мало считались с юношей. Являясь формально великим
князем, фактически Иван был игрушкой в руках разных бо-
ярских клик (Зимни. 1960. С. 248 - 270). В результате
годы великого княжения Ивана IV не дали ничего нового в
развитии символики верховной власти.
Иное дело - второй период. Он начался венчанием Ива-
на IV на царство 16 января 1547 г. Митрополит Макарий,
всецело преданный идее поднять авторитет верховной
власти, сумел организовать царское венчание, которое
одновременно укрепило и престиж государства. Этот день
оказался днем возникновения нового наименования страны,
в которой правил потомок далекого Рюрика и князя веся
Руси Ивана Колиты. 16 января 1547 г. государство стало
называться Российским царством. Термин "Росна" употреб-
лялся и в X - XII веках и эпизодически в XV веке (Поте;
Ямин. 1970. Т. 1. С. 15, 26, 51; Мен. 1974. С. 35; Wo-
doff. 11. Р. 143 - 145; Ill; Soloviev. 1966. Р. 148),
но только в 1547 году он обрел точный политико-геогра-
фический смысл и стал официальным наименованием страны,
подвластной Ивану IV (Тихомиров. 1973. С. 11 - 15; Хо-
рошкевич. 1990. С. 290 - 291). Обряд венчания на царс-
тво проходил в том же порядке, как и великокняжеское
вен-
чан не сводного дяди Ивана Грозного - Дмитрия-внука
(Miller. S. 559 - 574; ср.: Богданов).
Грозный держал речь к митрополиту, утверждая, что
отец Василий Иванович не только благословил его "стати
на то великое княжение", но и повелел "помазатися и
венчатися тем царским венцом и нарещися... боговенчан-
ным царем по древнему нашему чину". Затем, после ответ-
ной речи митрополита, тот одел Ивану IV на шею крест
"животворящего древа", прочел молитву "Царь царствую-
щим", одел бармы ("диадиму сиречь бармы"), после соот-
ветствующей молитвы водрузил ему на голову венец и от-
вел к царскому месту (СГГД. Ч. IV. No 33. С. 42).
Процедура венчания была полностью проведена митропо-
литом, который выступал здесь в роли патриарха. Ведь в
Византийской империи, кончившей свое существование в
1453 году под ударами Османского султаната, императора
венчал патриарх. Замещение патриарха митрополитом при-
давало некоторый оттенок незаконности присвоения Иваном
IV царского титула. Кроме того, новое качество русского
государя представляло собой разрыв с традицией, столь
высоко почитаемой в средневековье (Miller). Создание
новой редакции "Сказания о князьях владимирских" должно
было обосновать миф о происхождении династии Рюрикови-
чей от императора Августа и служить доказательством
правомерности венчания 1547 года (тонов. 1995).
Другие европейские государи отнюдь не торопились
признавать новый царский титул Ивана IV (GlQtwer, Хо-
рошкевич, 1994). Особенно упорен был в этом король
польский и великий князь литовский Сигизмунд 11 Август.
Многочисленные переговоры с его дипломатами в Москве и
русских послов с ним самим ни к чему не приводили. Ве-
ликий князь литовский и король польский (а с 1569 года
глава единого государства - Речи Посполитой), - напро-
тив, всячески подчеркивал, что новый царь - внук недав-
него ордынского холопа Ивана 111.
Особенно оскорбительно отказ литовских послов вклю-
чить в текст порем ирной грамоты с Россией титула
"царь" звучал в 1549 году, вскоре после венчания. Тем
более что неудача царя на внешнеполитическом поприще
совпала с такой же и внутри страны. Далеко не все его
собственные подданные, даже самые приближенные, видели
в признании " имени", т.е. титула, государя самую важ-
ную внешнеполитическую задачу страны, они протестовали
против попыток Грозного начать войну с непочтительным
соседом.
Большую часть своего царского правления, за исключе-
нием последних 14 лет. Грозный был занят тем, что пы-
тался утвердиться в новом качестве среди всех остальных
государей Европы. Отметим попутно, что такой проблемы
не стояло перед первым императором на царском троне
Петром, хотя бы потому, что он вскоре После "превраще-
ния" в императора умер. Но для Грозного идея признания
царского титула была навязчивой идеей, идеей- фикс, ко-
торой он подчинил и свою внешнюю, и свою внутреннюю по-
литику.
Однако царь не успевал противостоять противникам
усиления царской власти на двух фронтах - и собственным
подданным, и внешним соперникам. Не помогло и триум-
фальное покорение Казанского ханства, торжественно от-
меченное в Москве шествием пленных во главе с самим ха-
ном Едигером, в сопровождении верблюдов и всего правос-
лавного воинства, семь лет совершавшего походы на Ка-
зань. Завоевание Казани в 1552 году принесло Ивану IV
новый титул - царя казанского. Это событие подробно
описано в официальной летописи, названной Царственной
книгой. Ее редактировал и дополнял, по-видимому, сам
царь уже значительно позднее. В одной из таких поздних
вставок о казанской победе рассказано так: "Но понеже
сему сице съверщившуся в славу Божию и скверному жилищу
в Казани разорену и кресту въдрузившуся и православию
процвитающу, и рог христианский възвышашеся и повсюду
крестоносной хоругви прославляемо сущи и Христово имя
прослаадяшеся и християнское Росийское царство възвели-
чашеся и бесерменская жилища изспражняхуся, Казань и
Азстрахань." (ПЕРЛ. Т. XIII. М., 1965. С. 522).
Прервем пока на этом месте панегириста - русского
царя, чтобы определить, что же принесло завоевание Ка-
занского ханства в плане интересующей нас темы о госу-
дарственной символике. Прежде всего завоевание этого
ханства - "царства", по терминологии того времени, да-
вало, казалось бы, новые основания претендовать на ти-
тул царя. На завоевание Казанского ханства русские дип-
ломаты теперь в январе 1554 года ссылались как на аргу-
мент для доказательства законной власти (Сб. РИО. Т.
59. No 28. С. 437).
Титул Ивана IV пополнился наименованием "царь ка-
занский". Трудно сказать, сопровождалось ли увеличение
титула торжественной церковной церемонией, подобной
той, что была в 1547 году; скорее всего обошлось без
этого. Но после взятия Казани число царских регалий су-
щественно увеличилось - казанской шапкой, скипетром и
"местом". Первая из них - казанская шапка - необычна по
форме. Ее верхняя часть украшена возвышающимися запона-
ми - "городками" с прорезным травным орнаментом, кото-
рые, вероятно, должны были заменить зу6цы обычных ко-
рон. А рядом с ними на венце громоздятся и огромные
драгоценные камни - альмандины и бирюза, крупные жемчу-
жины. Тулью шапки завершает небольшое сферическое на-
вершие с конусообразным крупным янтарем между двумя
жемчужинами (ТОП.
С. 346 - 347). Шапка была сделана после 1552 года при
дворе Грозного. В истории создания этого венца неясно
лишь одно - принадлежала ли она первоначально самому
Грозному или предназначалась для крещенного под именем
Симеона Бекбулатовича Сани-Булата, племянника последне-
го казанского хана Едигера Махмута, который был пленен
и с остатками своего двора и верблюдами торжественно
приведен в Москву. В XVII веке, судя по описям Оружей-
ной палаты, распространялась вторая и более правдопо-
добная версия. Возможно, шапка была изготовлена англи-
чанами. По словам послов Речи Поело- литой, к 1573 году
за высокую и очень дорогую корону мастерам уплачено со-
болями 130 руб. (АЗР. Т. III. No 56). Своей роскошью
казанская шапка затмевала короны западных государей.
Русские государи, в XVI веке стремившиеся поднять свой
престиж, пытались перещеголять соседей пышностью двора,
роскошью регалий. И это им удавалось.
Имперский посол И. Пернштейн писал о приеме его
Грозным 27 мая 1575 г.: "На главе у него был венец,
почти такси же, как корона его святейшества папы, хра-
нящаяся в замке Сент-Анджело... Видел я корону испанс-
кого короля со всеми регалиями и короны тосканского ве-
ликого герцога... и многие другие, в том числе и короны
его цесарского величества Угорского и Чешского коро-
левства, а равно и французского короля. Но уверяю..,
что ни одна не может равняться с короною московского
великого сына". Описывал он и регалии царевича Ивана
Ивановича, "венец которого лежал на лавке, и в руке не
было скипетра, а посох его отца". Поразили посла и го-
ловные уборы царя и насладника, которые были надеты на
них во время званого обеда: они "имели на голове нечто
вроде греческих скуфеек с одним красным яхонтом спереди
величиною с яйцо'' (Пернштейн. С. 12 - 13).
Почти то же писал и другой посол императора, Ганс
Кобенцель: "В жизнь мою не видел я вещей драгоценнейших
и прекрасных. В минувшем году видел короны или митры
святейшего нашего господина... Видел я корону и все
одеяния короля католического... видел многие украшения
короля Франции и его императорского величества как в
Венгерском королевстве, так и в Богемии и других мес-
тах. Поверьте же мне, что все ни в малейшей степени
сравниться не может с тем, что я здесь видел" (Верж-
бовскии).
По внешнему виду ни шапка Мономаха, ни казанская
шапка не были похожи на короны, которыми пользовались
европейские короли. Не смущаясь этим обстоятельством,
иллюстраторы Лицевого свода начиная с 1553 года неиз-
менно изображали царя в пятизубчатом венце, как и дру-
гих королей, и императоров, и ханов Орды.
Ко времени завоевания Казани, к рубежу 1552 - 1553
годов, относится и начало употребления царем скипетра,
который, однако, как новый "чин", т.е. предмет, входя-
щий в состав регалий, считался ниже рангом, чем венец и
бармы (Stokl. S. 23 - 26).
Скипетр - регалия очень древнего происхождения, вос-
ходящая ко временам античности, когда он был непремен-
ной принадлежностью Зевса (Юпитера) и Геры (Юноны), за-
тем консулов, а также византийских императоров, высту-
павших в качестве пожизненных консулов с 542 года (De-
er. S. 408), а также с IX века западноримских императо-
ров (Romer-Buchner. S. 55, 59, 80). Скипетр должен был
"овеществить" право царя на титул. Смысл его был поня-
тен каждому иностранцу, но отнюдь не русскому человеку,
поэтому писцы, копировавшие или составлявшие завещание
Грозного, исказили слово "скипетр" почти до неузнавае-
мости: "скатерть, а по-немецки центурь" (ЛДГ. С. 433;
Sfokl. S. 24). Ошибки в этом слове писцы
С. 346 - 347). Шапка была сделана после 1552 года при
дворе Грозного. В истории создания этого венца неясно
лишь одно - принадлежала ли она первоначально самому
Грозному или предназначалась для крещенного под именем
Симеона Бекбулатовича Саин-Булата, племянника последне-
го казанского хана Едигера Махмута, который был пленен
и с остатками своего двора и верблюдами торжественно
приведен в Москву. В XVII веке, судя по описям Оружей-
ной палаты, распространялась вторая и более правдопо-
добная версия. Возможно, шапка была изготовлена англи-
чанами. По словам послов Речи Посполитой, к 1573 году
за высокую и очень дорогую корону мастерам уплачено со-
болями 130 руб. (АЗР. Т. III. ь 56). Своей роскошью ка-
занская шапка затмевала короны западных государей.
Русские государи, в XVI веке стремившиеся поднять свой
престиж, пытались перещеголять соседей пышностью двора,
роскошью регалий. И это им удавалось.