Платонический брак

Роджеру Мэннерсу, 5-му графу Рэтленду, в британском Национальном биографическом словаре посвящено несколько столбцов текста, написанного историком Арчболдом23. Современник Шекспира граф Рэтленд (1576-1612) был одним из образованнейших людей своего времени, имел степень магистра искусств как Кембриджского, так и Оксфордского университетов, учился в Падуанском университете в Италии и в лондонской юридической корпорации Грейс Инн. Его воспитанием и образованием одно время руководил сам Фрэнсис Бэкон - великий оратор, философ и друг муз, человек со сложным характером и непростой судьбой. Рэтленд в молодости был интимным другом и соратником графа Саутгемптона, единственного человека, которому Шекспир посвятил свои произведения - первые поэмы "Венера и Адонис" (1593) и "Обесчещенная Лукреция" (1594). Сохранилось письмо современника, в котором сообщается, что Рэтленд и Саутгемптон проводят все время в театре в ущерб своим обязанностям при дворе (1599). Вместе с Эссексом они принимали участие в военных действиях на море и в Ирландии. В 1601 году Рэтленд шел в первых рядах участников эссексовского мятежа, за который его тесть поплатился головой, а Саутгемптон - свободой; сам Рэтленд был приговорен к разорительному штрафу и отправлен под надзор родственника в провинцию. Воцарившийся в 1603 году Иаков Стюарт реабилитировал его и вскоре послал с почетной миссией к датскому королю; вернувшись, Рэтленд редко показывался при дворе. Изнурительная болезнь часто и надолго укладывала его в постель и в конце концов еще молодым свела в могилу. Из нескольких сохранившихся писем знавших его людей видно, что он страдал тяжелым заболеванием ног, а в последние годы жизни и мучительными спазмами сосудов головного мозга. Поскольку Роберт Честер (как сейчас установлено) был дальним родственником Рэтленда, он не мог не знать о его болезни. Теперь мы можем понять, почему у честеровского Голубя был "печальный вид, подобный бледному лику смерти", и почему, посылая к нему Госпожу Природу и Феникс, Юпитер (король Иаков) дает им некий бальзам для больных ног и головы Голубя. Соответствие, как видим, поразительное даже в таких деталях - тем более, что эти детали не имеют ничего общего с легендой о птице Феникс*.
     
      *Конечно, нельзя подходить к честеровскому рифмованному повествованию, перемежающемуся хитроумными отступлениями, как к некоему репортажу с места событий. Но это и не чистый поэтический вымысел, ведь сам автор несколько раз повторил, что его "домотканая" поэма содержит лишь аллегорически завуалированную правду об обоих ее героях. Фрагменты этой правды, почти натуралистически безыскусные, то и дело выпадают (и не всегда случайно) из неуклюже скроенной вуали честеровской аллегории; это относится и к стихотворениям других поэтов, стоящим гораздо выше по своим поэтическим качествам. Ценность таких фрагментов и аллюзий неизмерима для исследователя.
     
      Можно добавить, что описание Честером места, где живет больной Голубь, довольно точно совпадает с топографическими реалиями родового поместья Рэтлендов Бельвуара* (*Бельвуар - прекрасный вид [франц.]) - одной из уникальных достопримечательностей Англии. Старинный замок Рэтлендов расположен на плоской вершине высокого холма (возможно, искусственного происхождения), откуда открывается действительно изумительный вид на окружающую местность, омываемую двумя рукавами речки Девон, на лесистую долину и далее - на десятки километров. Карлтон Браун в свое время специально отмечал, что герои Честера несколько раз и в сходных выражениях описывают эту прекрасную небольшую долину с рекой, этот "высокий холм с плоской вершиной", которые, в отличие от других географических описаний в поэме Честера, явно относятся к какой-то хорошо знакомой и памятной автору конкретной, а не условной местности. Браун с сожалением констатировал невозможность соединить эту неведомую честеровскую местность с имением сэра Джона Солсбэри, а Гросарт и Мэтчет столь же безуспешно пытались искать ее в Ирландии, на маршрутах пребывания там Эссекса в 1599-1600 годы. И еще одно важное "совпадение". Мифический единорог, обнаруженный нами на бумаге честеровского сборника, присутствует и в гербе Рэтлендов - их там даже два. Отношения супругов Рэтленд не всегда были безоблачными; примерно в 1605-1610 годы между ними возникает определенная отчужденность, большей частью они живут раздельно. Друзья и родные Елизаветы, в первую очередь ее тетка - блистательная Мэри Сидни - Пембрук, обеспокоены ее двусмысленным положением "вдовствующей жены", боятся, что дочь Филипа Сидни останется без потомства и род Фениксов пресечется; наконец, они пытаются не только примирить Рэтлендов, но и убедить их превратить свой брак в нормальный. Вспомним, как честеровская Госпожа Природа (маска для Мэри Сидни - Пембрук) просит Юпитера вмешаться и как она потом отправляется к больному Голубю, чтобы, говоря не очень куртуазными, но зато вполне определенными словами Честера, "привести его в постель этой Феникс". И вот осенью 1610 года сохранившиеся записи дворецкого действительно фиксируют появление в Бельвуаре Елизаветы вместе с Пембруками. Таким образом, многое в обстоятельствах приезда Феникс и Госпожи Природы к Голубю - его болезненное состояние, бальзам для больной головы и ног, его просьба к Феникс простить причиненные ей ранее обиды - показывает, что Честер в начале своей поэмы имел в виду именно этот период их сложных и, вероятно, мучительных для обоих отношений, когда их друзья надеялись на чудо.
     
      Но чуда не произошло, Рэтленд угасал на глазах, и Честер для описания дальнейшего прибегает к образу погребального костра у алтаря Аполлона, который готовят для себя его герои...
     
      Смерть графа Рэтленда и, что еще более поразительно, последовавшая сразу за ней жертвенная смерть его жены, дочери Филипа Сидни - прославленного Феникса елизаветинцев, не была, вопреки обычаю, открыто оплакана их друзьями-поэтами и вообще никем в тогдашней Англии, и это не может не вызывать крайнего удивления. Поэты молчали, хотя их не могла не потрясти и эта мученическая смерть их кумира, их Музы, и эти таинственные похороны их покровителей*.
     
      *Заговор молчания нарушил лишь Фрэнсис Бомонт, но его элегия на смерть Елизаветы Рэтленд, полная глубокой скорби, была напечатана - безымянно - только через десять лет (1622), когда самого Бомонта уже не было в живых.
     
      Все это неоспоримо свидетельствует о том, что атмосфера секретности, глубокой тайны, неотделимая от честеровских Голубя и Феникс, окружала и их бельвуарских прототипов, и друзья - в первую очередь поэтические, служители Аполлона - относились к этой тайне с уважением, подчинялись ей и после того, как их не стало. Но несколько наиболее близких к бельвуарской чете поэтов все-таки решили нарушить табу и почтили их память в честеровском сборнике, замаскированном хитроумной аллегорией так, что его смысл мог быть понятен только немногим.
     
     Загадка честеровского сборника - это загадка бельвуарской четы, Рэтлендов, тесно переплетенная с загадкой Шекспира. И решение ее - после долгого и трудного пути - высвечивает из мрака столетий укрывавшихся там удивительных людей, возможно - самых удивительных из всех, прошедших по земле.