Самодовольный колбасник или унылый портной?
Анализируя факты - литературные и
исторические, - из которых состоят традиционные
биографии Шекспира, можно заметить, как эти факты
против воли биографов расходятся и группируются
вокруг двух противоположных (во всяком случае,
несовпадающих) полюсов, образуя там две
различные биографии или - точнее - биографии двух
различных людей. Одна - это творческая биография
Великого Барда Уильяма Шекспира, состоящая
исключительно из дат появления (постановки,
издания) его произведений, откликов на них,
анализа их несравненных художественных
достоинств и заключенных в них свидетельств
высокой духовности и разносторонней, глубокой
эрудиции автора, но не содержащая никаких
конкретных данных о его бытовой личности и его
окружении. Вторая группа фактов состоит из
подлинных документов о жизни, семье и занятиях
уроженца городка Стратфорда-на-Эйвоне Уильяма
Шакспера, пайщика лондонской актерской труппы,
не имевшего образования, активно занимавшегося
приобретением и умножением своего имущества и
капиталов. Эта группа документальных фактов
образует вторую биографию, которая не содержит
никаких свидетельств, что этот человек имел - или
даже мог иметь - какое-то отношение к творчеству,
к литературе и поэзии.
Каждый из собранных по крупицам
поколениями исследователей фактов, заполняющих
книги и статьи о Великом Барде, может быть легко
определен как относящийся к одной из этих
биографий, но очень мало таких следов, которые
вели бы сразу к обеим. Несмотря на трехвековую
традицию, эти две биографии - о чем говорил еще
Р.У. Эмерсон - упорно не складываются в одно
органическое целое. Нестратфордианцы объясняют
это тем, что речь в них идет о совершенно разных
людях, причем иногда утверждается, что между ними
вообще не было никакой связи. Поэтому для
исследователя особое значение имеют те немногие
факты, которые находятся как бы на пересечении
двух биографий, доказывая этим, что оборотистый
пайщик актерской труппы со своими далекими от
всяких высоких материй занятиями и заботами
попал в историю о Великом Барде отнюдь не по
ошибке потомков. Ну а для
шекспироведов-стратфордианцев эти
немногочисленные смутные аллюзии и непростые
реалии воистину драгоценны - ведь только они и
подкрепляют (не считая уважения к почтенным
традициям) веру в истинность стратфордского
культа, в то, что Уильям Шакспер из Стратфорда и
был величайшим поэтом и драматургом
человечества.
Но из уже знакомых нам
прижизненных фактов, относящихся к этой группе,
стратфордианские биографы по понятным причинам
не обращают особого внимания на появление
медника Слая в "Укрощении строптивой" и на
прозрачный намек Джона Дэвиса в сторону
"нашего английского Теренция". Остаются
лишь нападки Грина - Четла на некую "ворону,
разукрашенную нашим опереньем", и реплика из
кембриджской пьесы "Возвращение с Парнаса" -
об этой реплике мы еще не говорили.
Один из персонажей пьесы, Кемп, -
актер-комик, танцор* (*Кемп прославился тем, что на
спор протанцевал от Лондона до Норича), клоун в
труппе лорда-камергера. Он показан как человек
бесцеремонный к невежественный: название
знаменитой античной книги ("Метаморфозы") он
принимает за имя писателя. По ходу пьесы Кемп
говорит, что "наш феллоу"** Шекспир побивает
всех университетских писателей "слишком
пропахших этим писателем Метаморфозием, этим
писателем Овидием и много болтающих о Прозерпине
и Юпитере". Далее он упоминает Джонсона,
который вывел на сцене Горация, дающего поэтам
пилюлю, но "наш феллоу Шекспир устроил ему
самому такую чистку, что он потерял всякое
доверие". Многие нестратфордианцы не
принимают эти слова всерьез, ибо, во-первых, они
вложены неизвестным автором в уста
невежественного комического персонажа, а
во-вторых, пьесу исполняли студенты, и слова
"наш феллоу", произнесенные одним из них,
следует понимать как "наш коллега по
университету". Однако, если одни студенты
могли понимать слова "наш феллоу" таким
образом, то есть как намек, что Шекспир был
"своим, университетским" писателем, то
другие студенты и читатели (как и сегодняшние
биографы-стратфордианцы) понимали их совсем
по-другому. Они могли считать, что актер Кемп
говорит здесь о своем товарище по труппе;
двусмысленная реплика - намек для посвященных -
была вставлена неизвестным кембриджским автором
сознательно. В любом случае эти слова
комического персонажа свидетельствуют, что
Уильям Шакспер из труппы лорда-камергера
какое-то отношение к Великому Барду все-таки имел
и кое-кто в Кембридже был в курсе дела.
*Fellow - в зависимости от контекста
может переводиться как "товарищ" "славный
малый", но также и "член колледжа", "член
ученого общества".
Что касается главных реалий, на
которые опирается вся стратфордианская традиция
и которые, как считают ее сторонники, доказывают,
что Уильям Шакспер из Стратфорда и Великий Бард
Уильям Шекспир - одно лицо, то таких реалий всего
две, и обе они появились только через шесть-семь
лет после смерти стратфордца. Мы уже знаем, что
единственным откликом на смерть Уильяма
Шакспера была запись в стратфордском приходском
регистре: "25 апреля 1616 г. погребен Уилл Шакспер,
джент.". Больше никаких откликов на уход из
жизни "медоточивого Шекспира", чьи
произведения были прославлены еще при его жизни,
неоднократно переиздавались, биографам
неизвестно. Сохранились многочисленные заметки,
целые сборники, оплакивающие кончину Филипа
Сидни, Спенсера, Дрейтона, Донна, Джонсона и
других поэтов и драматургов, лиц королевской
крови, знатных персон и членов их семей, а вот на
смерть самого великого из елизаветинской
когорты - Уильяма Шекспира - ни один поэт, вопреки
принятому обычаю, не написал ни единой строки, ни
единого скорбного слова; нет ничего и в письмах и
дневниках современников. В поисках объяснения
такого чудовищного невнимания служителей муз к
памяти своего великого собрата биографы
вынуждены предполагать, что Шекспира,
удалившегося примерно в 1612 году по неизвестным
им причинам из Лондона в Стратфорд, просто забыли
лондонские друзья и коллеги, а в Стратфорде, где
книги и искусства были не в чести, простодушные
земляки знали его лишь как состоятельного и
оборотистого человека. Однако никто из биографов
не забывает сообщить предание о том, что
незадолго до смерти Шекспир (Шакспер) принимал в
своем доме Бена Джонсона и Майкла Дрейтона. По
случаю встречи друзья выпили так крепко, что у
Шекспира началась после этого "лихорадка",
от которой он через несколько недель и умер.
Значит, если верить этому преданию, записанному
через пятьдесят лет после события, лондонские
друзья о нем не забывали; а вот на смерть его
попросту не обратили внимания! Хотя тот же Бен
Джонсон оплакал в прочувствованных стихах
смерть многих своих современников, а когда он сам
в 1637 году умер, уже через год появился
специальный сборник, посвященный его памяти*.
*Элегии на смерть Бена Джонсона
занимают ныне в научном издании его сочинений 74
страницы большого формата.
Можно также напомнить, что гроб
с телом умершего в 1631 году Майкла Дрейтона
студенты юридических корпораций Грейс Инн, Миддл
Темпл, Линкольн Инн и Иннер Темпл вместе с
видными горожанами на руках пронесли в
Вестминстер, идя по двое в траурной процессии,
далеко растянувшейся по улицам города. Кстати,
Дрейтон был незнатного происхождения и беден.
Нестратфордианцы объясняют
полное молчание, которым окружена смерть Уильяма
Шакспера, просто - этот человек не был ни поэтом,
ни драматургом, поэтому и смерть его прошла
совершенно незамеченной в тогдашней Англии.
Впрочем, если Великим Бардом был кто-то другой -
то ведь он тоже когда-то ушел из жизни - и, выходит,
тоже в молчании...
Итак, неизвестно, кто и как
хоронил умершего в 1616 году (по редкому совпадению
- 23 апреля - в день своего рождения) Уильяма
Шакспера, и никто в целом мире не отозвался тогда
на это событие. Однако в 1622 году в храме св.
Троицы, где он похоронен, был сооружен, как мы
знаем, небольшой настенный памятник, и тогда же
должно было выйти полное собрание шекспировских
пьес - Великое фолио, появившееся, однако, только
в следующем году. Вот эти две важнейшие реалии и
находятся на пересечении биографий Уильяма
Шакспера и Великого Барда Уильяма Шекспира: на
эти реалии опирается традиционное представление
о Шекспире и связанный с ним стратфордский культ.
Стратфордский монумент, то есть
памятник в стратфордском храме св. Троицы,
является местом паломничества многочисленных и
многоязычных почитателей шекспировского гения.
Над самой могилой - плита с выбитой на ней
рифмованной надписью (по преданию - сочиненной
самим Шекспиром): "Добрый друг, во имя Иисуса
воздержись выкапывать прах, заключенный здесь.
Благословен будет человек, который сохранит эти
камни, и проклят тот, кто потревожит мои кости".
Эта надпись как будто мало напоминает нам о
духовном кругозоре Владыки Языка, но она вполне
согласуется с завещанием Уильяма Шакспера, с его
последней волей и распоряжениями, которые он
диктовал (или объяснял) нотариусу Коллинзу в
предвидении близкой кончины. Считают, что эта
надпись была обращена к церковным сторожам,
имевшим привычку освобождать места для новых
погребений, вытаскивая кости из старых и
складывая их в примыкавший к храму общий склеп. В
1694 году преподобный Уильям Холл обратил внимание
на эту надпись и так объяснил ее содержание и
стиль в письме своему другу, знатоку
англосаксонской литературы Э. Твейтсу: "Поэт,
желавший, чтобы его кости остались нетронутыми,
призвал проклятие на голову того, кто тронет их; и
поскольку он обращался к причетникам и церковным
сторожам, по большей части невежественным людям,
создавая надпись, он опустился до их низкого
умственного уровня, сбросив с себя одеяние того
искусства, которое никто из его современников не
носил более безупречно"17. Рифмовал ли это
заклинание сам Шакспер или кто-то другой, но свою
роль оно выполнило; что касается камня, то, по
некоторым источникам, в XVIII веке он сильно
обветшал и был заменен новым (куда перенесли
надпись).
Немного в стороне от
надгробного камня, на высоте примерно около
полутора метров, в северной стене алтаря сделана
ниша, в которой посреди двух небольших
коринфских колонн установлен бюст человека с
пером в руке и листом бумаги, опирающегося на
плоскую подушку с кистями по углам. На колоннах -
карниз, на котором расположены два маленьких
херувима: левая фигура с лопатой в руках
символизирует труд, правая с черепом и
опрокинутым факелом - вечный покой. Между
херувимами - каменный блок с барельефом -
схематическим изображением герба,
выхлопотанного покровителями Уильяма Шакспера
для его отца около 1599 года. Еще выше - другой
череп, почему-то без нижней челюсти.
Но, естественно, главное
внимание всех, писавших о монументе, привлекает
голова бюста, и мало кто из шекспироведов ею
удовлетворен. Многие отмечали одутловатое,
невыразительное, даже глуповатое лицо. Большая
лысина, короткая шея, кончики ухоженных усов
закручены вверх. Выдающийся шекспировед нашего
века Джон Довер Уилсон заходил так далеко, что
называл стратфордский бюст "портретом
колбасника" и считал, что он мешает постижению
Шекспира. Со свойственной ему резкостью Уилсон
(который никогда не принадлежал к
нестратфордианцам) писал, имея в виду
стратфордский бюст и гравюру Дройсхута, о
которой речь впереди: "Эти изображения стоящие
между нами и подлинным Шекспиром, настолько
очевидно ложны и не имеют ничего общего с
величайшим поэтом всех времен, что мир
отворачивается от них, думая, что он
отворачивается от Шекспира"18.
Однако две вступительные строки
надписи под бюстом (они на латыни) прославляют
того, кто "умом был подобен Нестору, гением -
Сократу, искусством - Марону; земля его покрывает,
народ оплакивает, Олимп приемлет". Далее -
шесть рифмованных строк на английском,
обращенных - не без странной иронии - к
"прохожему": "Стой, прохожий, что ты так
торопишься? Прочти, если ты умеешь, кого
завистливая смерть поместила за этим
изображением - Шекспира (Shakspeare)*, чье имя венчает
этот монумент и сообщает ему наибольшую
ценность, ибо все им написанное оставляет
живущее искусство лишь пажем, чтобы служить его
уму". И еще - в правом углу на латыни:
"Скончался в 1616 г. по Р.Х. на 53 году жизни в день
23 апр.".
*Имя "Уильям" не указано.
Характер надписи и указание на день смерти
Уильяма Шакспера и его возраст могут служить
свидетельством, что он-то и был великим
писателем, иначе причем тут Сократ, Марон
(Вергилий), искусство? Однако установлено, что
ранее (до середины XVIII века) памятник, и особенно
сам бюст, выглядел иначе. Свидетельством этому
яляется вышедшая в 1656 году роскошная книга
"Памятники древности Уорикшира с
иллюстрациями...", над которой его автор сэр
Уильям Дагдейл* работал, лично осматривая и
зарисовывая достопримечательности графства, не
один год. В этой книге памятник в стратфордской
церкви изображен на гравюре, сделанной В.
Холларом по рисунку Дагдейла, и его трудно
отождествить с тем, что можно видеть в Стратфорде
сегодня. Капители колонн украшены головами
леопардов. В руках у правого херувима вместо
факела - песочные часы. Лицо на дагдейловском
рисунке худощавое, щеки сморщены, борода
неряшливая, усы безнадежно свисают вниз.
Относительно этого первоначального варианта
бюста сегодняшний шекспировский биограф С.
Шенбаум заметил: "Самодовольный колбасник
превратился в унылого портного"19 (на самом
деле, конечно, метаморфоза произошла в обратном
порядке). И еще: оказывается, раньше там не было ни
пера, ни бумаги - принадлежностей писательского
ремесла, - а вместо красивой подушечки изображен
какой-то большой бесформенный мешок (с шерстью? с
золотом?), который человек, растопырив локти,
прижимает к животу. Шенбаум задается вопросом, не
должен ли этот мешок символизировать богатство...
Некоторые озадаченные всеми этими
несоответствиями стратфордианцы высказывают
предположение, что Дагдейл мог делать рисунки по
памяти и исказить кое-какие детали изображаемых
памятников. Но могли он забыть такие важнейшие
аксессуары памятника писателю, как перо и бумага?
Выдумать головы леопардов, огромный мешок?
*Он стал потом главой Геральдии.
К тому же книга Дагдейла
переиздавалась в 1730 году, а за два десятилетия до
этого, в 1709-м, Н. Роу в своей биографии Шекспира
(первая шекспировская биография, она была
предпослана первому в XVIII веке собранию
сочинений Шекспира) поместил изображение
стратфордского памятника, мало отличающегося от
дагдейловского, но явно не копирующее его, а
самостоятельное**. Значит, памятник и через сто
лет после его установки действительно выглядел
так, с другим, чем сегодня, лицом, без пера и
бумаги. Долгое время об обстоятельствах его
появления и трансформации не было известно
ничего, лишь в прошлом веке кое-что прояснилось.
*На гравюре в издании Роу
воспроизведены две первые латинские строки
надписи на мемориальной доске пол бюстом.
Памятник в стратфордской церкви
(в его первоначальном виде, конечно) был
изготовлен скульптором (каменотесом) Гарратом
Янсеном с участием его старшего брата, Николаса*,
который незадолго до того создал надгробный
памятник Роджеру Мэннерсу, 5-му графу Рэтленду, -
тому самому, чью смерть тайно оплакали в 1612 году
поэты - участники честеровского сборника. Во
всяком случае, более искусная рука Николаcа
Янсена чувствуется в некоторых деталях внешнего
оформления стратфордского памятника, схожих с
аналогичными деталями памятника Рэтленду, - на
это обратил внимание только в конце прошлого
века видный шекспировед Сидни Ли. В
сохранившемся письме Николаса Янсена (1617)
Фрэнсису Рэтленду, брату и наследнику покойного
Роджера, скульптор, объясняя свой замысел
памятника последнему, сообщал, что символические
фигуры херувимов будут аллегоризировать Труд и
Покой (потом аналогичные фигуры - соответственно
меньших размеров - появятся и на карнизе
стратфордского настенного памятника).
*В Большой Советской
Энциклопедии (1957, т. 47) в статье о Шекспире шибочно
указано, что памятник был выполнен некими
скульпторами "Гарретом и Джонсоном".
Кто оплатил сооружение
памятника - точно неизвестно; во всяком случае,
Шакспер в завещании денег себе на памятник не
выделил (в отличие от своего друга Комба,
оставившего на приобщение к посмертной жизни в
камне 60 фунтов - сумму немалую; вряд ли памятник
Шаксперу обошелся намного дешевле). Несмотря на
это, биографы обычно высказывают - с той или иной
степенью уверенности - предположение, что
памятник заказала и оплатила семья покойного
Шакспера (вот только неясно, кто из этой семьи мог
сочинить хитроумную надпись на двух языках - не
иначе, как грамотный зять).
Джон Довер Уилсон, развивая свою
мысль, что стратфордский бюст является одним из
самых больших препятствий для понимания
Шекспира, рисует такую картину: "Это вечная
история, слишком хорошо известная друзьям и
родственникам людей, богатых или знаменитых
настолько, чтобы стать жертвами
ремесленников-портретистов. Дело поручили
англо-фламандскому каменотесу из Лондона,
некоему Гаррату Янсену, который знал, как
полагается делать монументы, и выполнил свой
заказ в высшей степени добросовестно и (с точки
зрения ремесла) достойным образом. Пропорции
очень приятны, а архитектурный замысел с двумя
колоннами и подушкой, покрытый мантией щит и два
херувима - все это даже красиво. Только одно
недоступно этому ремесленнику - изображение
лица, и случилось так, что лицо это принадлежало
Шекспиру! Если миссис Шекспир и дочерям поэт не
понравился, что они могли поделать? В таких
случаях семья жертвы бессильна. Монумент был
сооружен и, конечно, оплачен, оплачен не только
родственниками, но, возможно, и друзьями. И какой
прекрасный монумент получился - во всем, за
исключением лица!"20. Эти строки не могут не
вызвать удивления. Довер Уилсон должен был знать,
что на гравюрах в книгах У. Дагдейла и Н. Роу
изображено совсем другое лицо, отсутствуют не
только так нравящаяся Уилсону подушка с кистями,
но даже перо и бумага. Однако, как и некоторые
другие ученые-шекспироведы, Уилсон обладал
способностью не видеть неудобные для
традиционных представлений факты. В данном
случае он рассуждает так, будто в 1622 году
стратфордский бюст выглядел, как и сегодня. Более
того, он утверждает, что облик Шекспира был
воспроизведен скульптором с маски, снятой еще
при жизни или после кончины Барда. Вероятно,
Уилсон имел в виду маску неизвестного
происхождения, имеющую некоторое сходство с
одутловатым лицом стратфордского бюста (в его
теперешнем виде), объявившуюся в Майнце, в
Германии, еще в 1869 году в лавке старьевщика, в
пору самого "урожая" на шекспировские
"реликвии". Об этой маске много говорили
стратфордианцы и использовали как аргумент в
спорах с оппонентами в конце прошлого и в первой
четверти нашего века. Конечно, никаких сведений,
что с умершего Шекспира (или Шакспера) была
сделана маска, ни в каких исторических
источниках нет и в помине; майнцкая маска в
лучшем случае (если это не просто фальсификация)
была когда-то и где-то снята с неизвестного
человека и никакого отношения ни к Шекспиру, ни к
Англии не имеет. Это было ясно здравомыслящим
людям с самого начала, но все равно находилось
немало желающих принимать "шекспировскую
маску из Майнца" всерьез - уж очень хотелось
иметь подтверждение аутентичности
стратфордского монумента и развеять серьезные
сомнения на его счет. О пресловутой маске давно
уже ничего не слышно, она забыта, как и многие
другие "реликвии" такого сорта,
фигурировавшие в разное время в спорах вокруг
Шекспира. Однако по-прежнему сомнения в том, что
шекспировский бюст с самого начала выглядел так
же, как и сегодня, у ученых, придерживающихся
традиционных представлений о Барде, не в чести,
хотя толком объяснить различия в изображениях
памятника в книгах Дагдейла и Роу никому из них
не удается.
Но когда же стратфордский
памятник обрел свой теперешний канонический вид?
Имеющиеся документы свидетельствуют, что это
произошло в 1748-1749 годы. Памятник к тому времени
обветшал, имя же Шекспира подходило к зениту
славы. Местные власти договорились с театральным
предпринимателем Джоном Холлом, и тот с
помощниками "отремонтировал и украсил"
важную историческую реликвию. Шакспер потерял
леопардов на капителях колонн и огромный мешок с
каким-то добром, зато обзавелся пером и бумагой, а
лицо его обрело некоторое благообразие.
Вероятно, намерения "реставраторов" были
самыми лучшими - сооружение в целом, что бы там ни
говорили утонченные ценители, стало больше
походить на памятник поэту. Сегодня такую работу
назвали бы фальсификацией, но Джону Холлу и его
заказчикам были неизвестны принципы научной
реставрации, утвердившиеся лишь в XX веке. Через
несколько десятилетий по предложению Мэлона
бюст выкрасили в белый цвет, за что инициатора
этого новшества подвергли жестокой критике. В 1861
году неизвестный художник наложил на бюст новые
краски, и на щеках Шекспира заиграл здоровый
румянец. Впрочем, все эти перекраски
принципиально уже ничего не меняли - с
изобретением фотографии последний (1748-1749)
вариант стратфордского памятника и бюста в нем
стал каноническим, окончательным. Но рисунки в
старинных книгах продолжают напоминать о том,
как выглядело творение братьев Янсен и их
неведомых шекспироведам заказчиков в 1622 году,
продолжают порождать раздумья и сомнения*.
*Глядя на лицо бюста на рисунке
Дагдейла, мы можем составить некоторое
представление о том, как в действительности
выглядел Уилл Шакспер, - ведь если бы у бюста не
было с ним хотя бы приблизительного сходства, это
удивило бы его родственников и земляков.
Нестратфордианцы полагают, что эти простодушные
люди удивились бы еще больше, увидев в его руках
принадлежности для письма, украшающие памятник
сегодня.
Что касается надписи под бюстом,
то, судя по гравюрам Дагдейла и Роу,
"реставраторы" ее текст редактировать,
слава Богу, не стали. Но что имели в виду те, кто
этот текст сочинял, говоря, что завистливая
смерть поместила Шекспира за этим монументом
(или в этом монументе - with in this Monument)? Это странное
указание можно понимать не однозначно. Некоторые
нестратфордианцы поняли его буквально в том
смысле, что в памятнике - или в стене за ним -
спрятаны шекспировские рукописи. Известный
писатель-нестратфордианец Чарлтон Огбурн
начиная с 1962 года в обращениях к различным
инстанциям, в газетных и журнальных публикациях
предлагал провести исследование памятника в
храме св. Троицы на предмет поиска пустот в
основании бюста или в стене за ним (при помощи
рентгеновских лучей, ультразвука или другим
безопасным для сооружения способом) но,
естественно, согласия на это не получил. Однако
огласка предложения не прошла бесследно. В
сентябре 1973 года неизвестные ночью проникли в
храм св. Троицы, сдвинули с места тяжелый бюст и
пытались вскрыть постамент. Судя по всему, пустот
- и тем более рукописей - они там не нашли; стена,
похоже, осталась "неисследованной".
Значит, странную фразу в надписи
под бюстом следует понимать не буквально, не как
указание на якобы содержащиеся там рукописи.
Говоря о том, что смерть поместила Шекспира в
этот монумент (или за ним), составитель надписи
таким хитроумным и двусмысленным образом - до
конца понятным только посвященным - намекал, что
это изображение и этот памятник призваны отныне
закрывать собой Потрясающего Копьем, служить его
посмертной маской и убежищем.
Реликвии стратфордского храма
св. Троицы, с их непростой историей и загадками,
как и многое другое, свидетельствуют, что между
великим писателем Уильямом Шекспиром, о личности
которого мы имеем лишь самые общие
представления, почерпнутые из его произведений,
и уроженцем Стратфорда, пайщиком актерской
труппы и откупщиком церковной десятины Уильямом
Шакспером, несмотря на их, казалось бы, полную
несовместимость, противоположность,
существовала какая-то странная связь. Только
несколько шагов отделяют настенный монумент и
начертанную под ним хитроумную эпитафию
великому писателю от каменной плиты над прахом
Уильяма Шакспера с корявым заклинанием не
трогать его кости. Только несколько шагов...