Час Голубя и Феникс пришел

С каждым годом на воображаемой карте политической, социальной, культурной жизни Англии XVI - XVII веков остается все меньше "белых пятен", где первые шекспировские биографы могли свободно развешивать лубочные картинки наивных легенд о Великом Барде из Стратфорда. По мере заполнения этих "белых пятен" становится все труднее убедительно объяснить отсутствие каких-либо следов, каких-либо нитей, связывающих стратфордца с литературной действительностью того времени. Его по-прежнему нет ни в кругу Пембруков или Эссекса, ни около Саутгемптона, ни среди студентов Кембриджа или лондонских юридических корпораций - то есть там, куда прямо указывают шекспировские произведения. Нет его возле Джонсона, Донна, Дрейтона, Дэниела, Чапмена, Марстона, Бомонта, Флетчера и других писателей и драматургов, о жизни и круге знакомых которых постепенно стало известно немало. Фигура Великого Барда, словно отделенная от всех его литературных современников таинственной завесой, по-прежнему кажется обитающей в некоем четвертом измерении. Документы о жизни, занятиях и интересах Уильяма Шакспера свидетельствуют - чем дальше, тем убедительнее, - что никаким литературным творчеством этот человек не занимался и заниматься не мог. "Шекспировская тайна" продолжает существовать, элементы двух разных биографий упорно не складываются в одно жизнеописание - искусственная склейка столь несовместимого материала не может не бросаться в глаза. Сегодняшние авторы шекспировских биографий стараются преодолеть эту несовместимость, густо насыщая свои книги картинами жизни эпохи, рассказами о выдающихся людях, о театрах и театральных труппах, синхронизируя события с каноническими (хотя часто - спорными) датировками появления шекспировских произведений и с нехитрыми занятиями Уильяма Шакспера. Как мы видим на примере С. Шенбаума, в научных биографиях привлечение (и соответствующая подача) такого дополнительного материала может только затенить, но никак не устранить разительное несоответствие Уильяма Шакспера приписываемой ему роли Великого Барда. Но научные шекспировские биографии читают не все и не тогда, когда у человека только начинают складываться представления об истории литературы и о великих писателях. Такие представления формируются еще на школьной - в крайнем случае на университетской - скамье на основе информации, содержащейся в учебниках и хрестоматиях, в рассказах преподавателей, в художественных произведениях на исторические темы, в рекламных буклетах о стратфордских реликвиях, из личных впечатлений от посещения Стратфорда. В литературе околобиографического характера о Шекспире, не претендующей на научность, можно подчас прочитать немало интересного. Так, в книге Р. Сиссон "Юный Шекспир" (переизданной у нас на английском языке) повествуется о том, как юный Уильям учится в стратфордской грамматической школе, откуда ему приходится уйти из-за тяжелого материального положения семьи, как он начинает писать стихи, как становится пажем у Фулка Грезила. Последний знакомит его с самим Филипом Сидни, с поэтом Генри Гудиа и его пажем юным Майклом Дрейтоном; он соревнуется с ними в сочинении стихов в честь прекрасных дам, изумляя их своим искусством, и т.п. Поскольку нигде не оговаривается, что все эти наивные выдумки - плоды авторской фантазии, многие читатели воспринимают их всерьез. И таких книг немало.
     
      В сегодняшнем академическом (университетском) шекспироведении на Западе различимы две противоречивые тенденции. С одной стороны, продолжающееся внедрение методов научной истории, накопление фактов, среди которых стратфордианская традиция чувствует себя все более неуютно, ибо ни одно из открытий не обогатило арсенал ее защитников. С другой стороны, бесспорно имеет место негативная реакция на неостановимый - хотя и не всегда заметный - процесс размывания основ стратфордианской традиции и стратфордианского культа, с которыми официальная наука о Шекспире связана неразрывно. За полтора века нестратфордианцы смогли указать миру на непримиримые противоречия традиционных представлений о личности Великого Барда, поставить их под вопрос, сделать предметом научной дискуссии. Это немало.
     
      В дальнейших поисках нестратфордианцы подошли к труднейшему вопросу: "Если не Шакспер, то кто?" - и предложили много (даже слишком много) вариантов ответа на него. Однако разрозненные нестратфордианские школы, отстаивающие каждая своего кандидата, не могли, конечно, потеснить оппонентов, опирающихся на единую четырехвековую традицию и привычный культ стратфордских реликвий, с господствующих позиций в шекспироведческой науке. Воспитанные на традиционных представлениях о Шекспире, ученые продолжают в них верить, защищая, как они полагают, Великого Барда от нечестивых нападок его критиков и хулителей. Главные аргументы "еретиков" обычно просто игнорируются, зато все, даже мелкие фактические неточности, не говоря уже о бездоказательных утверждениях, используются для дискредитации всякой критики основ стратфордианской традиции вообще, вплоть до непризнания "шекспировского вопроса" как научной проблемы. Но полуторавековая дискуссия возникла не случайно и не в результате происков любителей сенсаций или высокомерных английских аристократов - речь идет об объективно существующей научной проблеме фундаментального значения для всей истории мировой культуры. И отгородиться от этой проблемы официальному, привязанному к стратфордскому культу англо-американскому шекспироведению не удается. "Шекспировский вопрос" возрождается в каждом новом поколении, и только поверхностному взгляду этот интереснейший и поучительный процесс обретения истины может показаться безрезультатным.
     
      Знакомясь с трудами маститых английских и американских ученых, посвятивших свою жизнь изучению творчества Шекспира и его современников, часто задаешься вопросом: неужели они действительно не замечают странное, необъяснимое отсутствие малейших свидетельств этих современников о своем великом товарище как о конкретном живом человеке, не обращают внимания на подчеркнутые странности дройсхутовского портрета и стратфордского "монумента", на удручающий характер стратфордских документов, на множество других свидетельств подобного рода, вызвавших неприятие у тысячи образованных и глубоко чтивших шекспировские творения людей, в том числе выдающихся писателей и поэтов? Неужели эти ученые действительно считают всю аргументацию нескольких поколений критиков праздными домыслами, происками аристократов и т.п.? Неужели они сами - перед лицом всей этой массы установленных фактов - никогда не усомнились в истинности традиционного биографического канона: ведь им-то не может не быть известно, когда и как он создавался? Думаю, что это не всегда так. Однако не только усвоенные с детства представления, но и официальный статус (нечто вроде жрецов-толкователей стратфордско-шекспировского культа) ставит этих ученых в затруднительное положение, даже если у них и возникают какие-то сомнения относительно центральной фигуры культа. Поскольку сегодня все-таки нет надежных способов ограничить циркуляцию каких-либо идей в гуманитарных науках только узким кругом специалистов, такие ученые, как правило, стараются не преступать пределов и ограничений, накладываемых на них стратфордским символом веры, от чего, безусловно, страдают их собственные труды и исследования. Что касается нестратфордианских гипотез, то жесткое неприятие их официальным шекспироведением в известном смысле приносит даже пользу: испытание временем и непризнанием способствует селекции перспективных идей, отметанию домыслов, которых расплодилось немало. Полуторавековая дискуссия о "шекспировском вопросе" не имеет прецедентов в истории, как, впрочем, и многое другое, связанное с Великим Бардом и его творениями. Но неправильно говорить об этой дискуссии в прошедшем времени - она только еще вступает в решающую стадию. Даже если великий художник и его соратники специально позаботились о том, чтобы его подлинное лицо было сокрыто от современников и потомков, даже если он хотел остаться жить только в своих творениях, превратить их в свой единственный памятник, без надгробия и эпитафии, - мы можем узнать об этом, лишь найдя его и поняв его помыслы. Этот поиск ни в коей мере не свидетельствует об отсутствии пиетета перед творениями великого человека, уважения к его памяти. Смешно и наивно видеть в научных исследованиях и гипотезах лишь погоню за историческими сенсациями, попытки кого-то "разоблачить". И надо быть уже совсем лишенным воображения, чтобы опасаться, что такие исследования могут нанести ущерб чьему бы то ни было престижу - будь то престиж Англии, мировой литературы и театра или славного города Стратфорда-на-Эйвоне. Как бы ни складывался спор вокруг Шекспира, авторитет великого писателя незыблем, ибо он основывается на его несравненных творениях, а не на документах стратфордского прихода и судебных протоколах о преследованиях несостоятельных должников. Речь идет не о "разоблачении" Шекспира, а о его постижении. Множество фактов указывает на то, что перед нами - Великая Игра, самое блестящее создание гениального драматурга, сценой для которого стало само Время, а роль не только зрителей, но и участников отведена сменяющим друг друга поколениям смертных. И те, кто сегодня, подобно старательным библейским евнухам, охраняют запечатанные входы в святая святых этого Театра Времени, не зная, что скрывается за ними, тоже исполняют предназначенную им роль.
     
      Постижение Великой Игры об Уильяме Шекспире - не потеря, как опасаются "стерегущие порог", а неизмеримое обогащение. Что же касается Уильяма Шакспера, то когда - как и предвидели создатели Первого фолио - "время размоет стратфордский монумент", то есть будет понято, что Шакспер не был Великим Бардом, но несколько столетий исправно выполнял роль его маски, "импрессы", мир не только не отвернется от старых реликвий, но будет чтить их по-новому. Ибо он как один из главных актеров Великой Игры займет достойное место в ее истории - на удивление и назидание человечеству! Конечно, придет день, когда различия в позициях оппонентов в Споре отойдут на задний план и будут казаться несущественными - ведь каждый отстаивал свое представление, свое видение Потрясающего Копьем, каждый был активным участником задуманного им Театра. Но сегодня говорить об этом еще рано. Сегодня не так важна сама дискуссия, где основные аргументы и контраргументы уже давно начали повторяться, как конкретные исследования фактов, которые могут являться ключами к тайне Великого Барда, к святая святых его Театра. И честеровский сборник "Жертва Любви" - один из таких важнейших ключей.
     
      Человечество непременно обретет истину о Великой Игре, коль скоро у нас хватит сил и ума пробиться к ней через все препятствия и лабиринты, нагроможденные не только всепожирающим Временем, но и гениальным умыслом тех, кто стоит всегда так близко от нас, - мы чувствуем биение их высокой мысли, - однако невидимые, неузнанные, они словно смеются над нашими трудностями, над попытками соединить разбросанные там и сям обрывки ариадниной нити. Но час Голубя и Феникс пришел...