Феникс, дочь Феникса - Розалинда.
Жак-меланхолик жаждет быть шутом
В конце марта 1599 года Эссекс отплыл в
Ирландию во главе сильного войска с целью
подавить мятеж, уничтожить Тирона. Верные
Эссексу Саутгемптон и Рэтленд последовали за
ним. Саутгемптона Эссекс назначил начальником
кавалерии, но королева, узнав об этом,
разгневалась и назначение отменила. Рэтленду
сначала было разрешено отправиться в Ирландию,
потом королева передумала и взяла разрешение
обратно, но, несмотря на это, в апреле Рэтленд
все-таки переплыл Ирландское море и
присоединился к своему кумиру, который сделал
его полковником пехоты. Однако в июне королева
вспомнила о Рэтленде и категорически приказала
вернуться. Он успел все-таки принять участие во
взятии крепости Кахир (чуть ли не единственный
успех Эссекса за всю кампанию) и был там же
возведен Эссексом в рыцарское достоинство.
По возвращении Рэтленда в
Англию многие придворные ждали, что он будет
наказан, возможно, даже посажен в тюрьму, но
королева была настроена милостиво и, узнав, что
он болен, соблаговолила послать к нему своего
врача. Лечился он (болели ноги) и в Бате, горячие
источники которого были известны еще римлянам.
Позже, через несколько лет, там лечилась и
Елизавета Сидни, ставшая его женой Можно ли после
этого удивляться, что Великий Бард воспел эти
источники в своих сонетах 153 и 154? Еще одно из
бесчисленных "совпадений"...
Между тем дела у Эссекса в
Ирландии шли далеко не блестяще. Королева
требовала решительных действий, наместник же
терял время и силы во второстепенных стычках,
сидел в Дублине, писал королеве многословные и
малоубедительные письма. Его верные друзья и
сторонники в Лондоне беспокоились о своем
патроне, молились о ниспослании ему успеха,
победы. В написанном именно в это время
напряженных ожиданий и надежд "Генрихе V"
Хор говорит о победоносном возвращении этого
короля из Франции, о толпах лондонцев,
восторженно встречающих его. Неожиданно - и в
исторической пьесе не совсем к месту - Хор
добавляет:
"Так было бы, хоть и в размерах
меньших,
Когда бы полководец королевы
Вернулся из похода в добрый час -
И чем скорее, тем нам всем отрадней! -
Мятеж ирландский поразив мечом.
Какие толпы, город покидая,
Его встречали б!"
В этих строках явственно слышна
не только надежда, но и тревога за Эссекса,
тревога близкого и преданного человека (хотя, как
известно, никто никогда Уильяма Шакспера из
Стратфорда возле Эссекса не видал). Мало того,
тот, кто писал эти строки, знал ревнивый к чужой
славе нрав королевы Елизаветы и вложил в уста
Хора специальную тактичную оговорку:
"...Но вполне понятно,
Что многолюдней встреча короля" (V, пролог).
Появляется в этой пьесе и
офицер-ирландец, и некоторые другие реалии
"Зеленого острова". Но надежды автора
"Генриха V" и других приверженцев Эссекса не
оправдались. Завязнув в ирландских болотах и не
сумев одержать решающей победы, Эссекс вступил в
переговоры с Тироном и заключил с ним перемирие.
Фактически Эссекс признал свое поражение.
Неожиданно он решает самовольно оставить армию и
доверенную ему провинцию и плыть в Англию, толком
еще не зная, что он там предпримет. В
сопровождении группы офицеров 24 сентября он
садится на корабль, и через четыре дня его отряд
вступает в Лондон.
Было утро, старая королева с
помощью фрейлин совершала непростой ритуал
своего туалета, когда граф, в грязных ботфортах и
походном плаще, ворвался в ее опочивальню. Она,
естественно, была изумлена, испугана, но потом,
увидев, что ей ничто не угрожает, и немного
послушав его сбивчивые объяснения, велела ему
удалиться и привести себя в порядок (да и ей надо
было все-таки закончить туалет). Потом разговор
продолжился, но собрался и Тайный совет, который
заслушал отчет Эссекса; графу было предписано
находиться в своем доме. Еще через день его
перевели в дом лорда-хранителя печати Эгертона -
это уже был арест. Он заболел, чуть ли не умирал,
его письма королеве оставались непрочитанными. В
ноябре было оглашено заключение о провинностях
Эссекса; к нему никого не допускали, даже жену, но
с окончательным решением его судьбы королева
тянула! В начале 1600 года королева назначает новым
наместником в Ирландию лорда Маунтджоя -
человека, близкого к Эссексу, но потом от него
отошедшего; дела в Ирландии стали поправляться, а
через некоторое время Маунтджой окончательно
разгромит Тирона. Эссекса возвращают в
собственный дом, но строгий надзор за ним не
ослаблен. Наконец, в июне он предстает перед
Тайным советом, где сначала вынужден стоять
перед лордами на коленях, лишь потом ему
разрешили сесть. Ослушнику припомнили его грехи.
Среди выступавших с обвинениями был и Фрэнсис
Бэкон, еще недавно всячески выдвигавшийся
Эссексом и пользовавшийся его материальной
поддержкой, но начавший отдаляться от него после
того, как убедился в опасной непредсказуемости
поступков вчерашнего королевского фаворита. По
указанию Елизаветы Бэкон напомнил об одном,
казалось бы незначительном, проступке графа: тот
принял посвящение ему Джоном Хейуордом
"Истории Генриха IV", где излагались
перипетии низложения легитимного монарха
Ричарда II. Самого злополучного автора уже давно
упекли в тюрьму, дабы и другим неповадно было
касаться таких щекотливых тем, да еще писать при
этом двусмысленные посвящения... Эссексу
пришлось униженно каяться во всех своих
прегрешениях и просить прощения. Его вернули
домой и приказали ждать решения королевы. И
только в конце августа - почти через год после его
злосчастной выходки - Эссексу даровали свободу.
Но полученный урок не помог. Отстраненный от
двора, от власти, униженный, испытывая серьезные
денежные затруднения, Эссекс был обуян мятежным
духом, временами он был вне себя, и его друзья не
знали, чем все это может кончиться. Он по-прежнему
продолжал засыпать королеву
письмами-стенаниями, но одновременно в его
окружении шли постоянные совещания,
составлялись и менялись все новые планы
завоевания доверия королевы, противодействия
Сесилу, Уолтеру Рэли и прочим недругам...
Верные эссексовские тени -
Саутгемптон и Рэтленд - все время после
возвращения в Англию своего кумира были в
беспокойстве и заботах о его судьбе. Но не только
политика волновала и занимала их. 13 октября 1599
года, то есть тогда, когда Эссекс уже вернулся и
находился под арестом, вездесущий Роуланд Уайт
пишет своему патрону Роберту Сидни: "Лорд
Саутгемптон и лорд Рэтленд не появляются при
дворе; они проводят все время в Лондоне, каждый
день находятся в театре"5. Это чрезвычайно
важное свидетельство как тесной дружбы Рэтленда
с Саутгемптоном (если только нужны еще
дополнительные свидетельства на этот счет), так и
их особых интересов в театре - каждый день они
там! - в мире пьес*. Однако стратфордианские
шекспировские биографы фиксируют в этом
важнейшем документе внимание лишь на имени
Саутгемптона (коль скоро "ему Шекспир дружески
посвятил свои первые поэмы"); о Рэтленде они,
как правило, мало что знают.
*Заметим, что летом 1599 года
труппа лорда-камергера спешно соорудила для себя
новое театральное здание, самое большое в
столице. Новый театр назвали с большой
претензией - "Глобус" (в смысле - земной шар).
Осенью там уже шли спектакли, в том числе в
сентябре поставили шекспировского "Юлия
Цезаря" (есть запись в дневнике швейцарского
путешественника Томаса Платтера от 21 сентября).
Время точно совпадает, и ясно, где и над чем
хлопотали Рэтленд и Саутгемптон. Мы не ошибемся,
предположив, что при быстром возведении
"Глобуса" они не только оказывали
актерам-пайщикам необходимое покровительство,
но и прямо помогали им деньгами.
В эти же дни в жизни Рэтленда
происходит важное изменение - он становится
мужем Елизаветы Сидни. Судя по письмам Роуланда
Уайта, это происходит где-то между 1 сентября и 16
октября 1599 года* (*Другие источники указывают
более раннюю дату). Данных о каких-то торжествах
по случаю свадьбы, бракосочетания столь заметной
четы нет, возможно, это связано с арестом Эссекса
и тучами, нависшими над ним и его семьей, к
которой теперь, вслед за Саутгемптоном, стал
причастен и Рэтленд.
Дочь Филипа Сидни родилась в 1585
году (данные о точном дне и месяце противоречивы)
и получила имя Елизаветы от своей венценосной
крестной матери. В 1590 году, через четыре года
после смерти Филипа Сидни от ран, полученных на
поле боя, его молодая вдова (ей было всего 22 года)
стала женой графа Эссекса. За воспитанием дочери
Филипа Сидни и падчерицы графа Эссекса
внимательно следила ее тетка, Мэри Сидни, графиня
Пембрук. В 1595 году Джервиз Маркхэм (впоследствии
автор "Английской Аркадии") посвятил
десятилетней девочке свою "Поэму Поэм".
Елизавета росла в атмосфере культа своего
великого отца, культа искусства и поэзии и, как мы
уже знаем по свидетельству Джонсона и Бомонта,
сама была одаренной поэтессой. Став графиней
Рэтленд, Елизавета постепенно вступает в тот же
полумрак, который всегда скрывал от любопытных
глаз жизнь ее супруга; так же, как и он, она не
оставила ни одной поэтической или
драматургической строки, подписанной своим
именем, и нам еще предстоит найти и обрести их
заново.
Хотя Рэтленд и был признан
наиболее достойным кандидатом для соискания
руки дочери Филипа Сидни, сам он долго колебался.
И даже после того как брак был заключен, он так и
остался платоническим. Мы не знаем, когда
написаны те или иные из шекспировских сонетов,
опубликованных лишь в 1609 году. Однако первые
полтора десятка сонетов обращены поэтом к другу,
которого он снова и снова убеждает в
необходимости продолжить себя в потомстве.
Исследователи не исключают того, что эти и
некоторые другие сонеты обращены поэтом к самому
себе. В любом случае их содержание точно
соответствует ситуации, в которой находился
Рэтленд перед вступлением в брак (или после того,
как неполнота этого брака перестала быть тайной
для окружающих).
В поэтическом сборнике
"Английский Геликон", изданном в 1600 году,
есть стихотворение, названное "Пастораль
графини Пембрук". Автор пасторали (подписанной
"Пастушок Tони" - возможно, это близкий к
окружению графини Пембрук Энтони Манди, но
стихотворение могло быть написано, судя по
названию, - или отредактировано - и ею самой)
рассказывает о молодых обрученных, "пастухе и
пастушке", то есть на языке пасторальной
поэзии того времени - поэте и поэтессе. "Его вид
свидетельствует о благородном происхождении, ее
красота недоступна шутам; в их взглядах
открываются их души. Чудная пара, что будет с
вами? Бедные любящие сердца, Господь знает, в
каком они были замешательстве! Теперь надежда
осеняет начало их любви и утверждает обоюдный
союз, который будет неподвластен времени".
О какой молодой поэтической
чете могли так говорить в окружении Мэри Сидни -
Пембрук в 1599 году? По ощущаемой в этих строках
тревожной близости к этой молодой чете, к этому
союзу родственных поэтических душ, можно
заключить, что речь идет именно о них, о Роджере и
Елизавете, о союзе Голубя и Феникс, обернувшемся
через тринадцать лет единением в смерти и
бессмертии...
В октябрьском (1599) письме Уайт
сообщает, что в Бельвуаре ждут приезда Уильяма
Герберта - это уже знакомый нам сын Мэри Сидни -
Пембрук, будущий граф Пембрук. Он близкий и
верный друг Рэтлендов до конца, покровитель
Джонсона и многих других поэтов и драматургов. В
июне 1600 года Рэтленд в Нидерландах, сражается там
против испанцев. Через месяц военные действия
прекратились, и он собирался ехать во Францию, но
потом изменил планы и вернулся в Англию. Но еще до
отъезда в Нидерланды Рэтленд принял участие в
одном почти заурядном событии великосветской
жизни, оставившем, однако, после себя
удивительный и загадочный след.
11 июня 1600 года в Лондоне
происходила церемония бракосочетания сына и
наследника графа Уорчестера с леди Анной Рассел,
кузиной Роберта Сесила. В торжественных
церемониях участвовали многие видные
аристократы и их жены, а также все фрейлины
королевы, благословившей этот союз. Рэтленд и
будущий граф Пембрук сопровождали невесту в
церковь и из церкви.
А спустя какое-то время
(вероятно, не раньше, чем через год) художник
Роберт Пик начал писать*, по заказу графа
Уорчестера, назначенного на освободившийся
после Эссекса пост конюшего ее величества,
большую (2,3х1,6 м) картину, где изобразил графа, его
сына и новобрачную, а также большую группу лиц,
участвовавших в церемонии бракосочетания. Но
центральное место на этом полотне занимает
королева Елизавета, выглядящая здесь гораздо
моложе своих лет. Королева восседает в роскошном
паланкине, который несут дворцовые слуги. А
впереди попарно шествуют шесть рыцарей ордена
Подвязки. На заднем плане - королевская стража,
горожане.
*Некоторые портреты в картине,
вероятно, дописывались уже после воцарения
Иакова Стюарта.
Картина находилась в Колсхилле
(графство Уорикшир) - в имении лорда Дигби и
долгое время мало кому была известна. Только в
середине XVIII века ее заметили, заинтересовались
ею и высоко оценили знатоки и коллекционеры.
Действительно, она производила - и производит
сегодня - неизгладимое впечатление. Художнику
удалось запечатлеть не только конкретно
происходившее событие, но и передать облик и дух
целой эпохи, которую принято называть
елизаветинской; это красочное театральное
шествие - один из лучших и художественно
убедительных памятников владычице Британии и ее
времени. Семейное предание рода Дигби гласило,
что на картине якобы изображена торжественная
процессия по случаю победы над "Испанской
армадой" в 1588 году. Но когда и каким образом эта
картина попала в дом Дигби, никто не знал (и
сегодня не знает). Многие десятилетия английские
искусствоведы бились над загадочным полотном,
выдвигали различные гипотезы, пытаясь
установить действительное время его создания,
определить участников шествия.
Помогли найденные письма
современников и участников брачных торжеств
июня 1600 года, пролившие наконец свет на сюжет
картины. Определились и получили подтверждение
по другим портретам основные фигуры в процессии:
сам граф Уорчестер, новобрачные, а потом
постепенно и все лорды. За исключением одного -
пятого слева - молодого человека с небольшой,
похоже впервые отпускаемой, бородкой,
выделявшегося своим задумчивым, отрешенным от
происходящего видом. Предлагалось несколько
кандидатур, но все они не подходили по ряду
признаков и по несходству своих известных
портретов с человеком, которого вписал в картину
художник Роберт Пик.
П. Пороховщиков считал, что
задумчивый молодой лорд на картине Пика - Рэтленд
и даже воспроизвел это изображение на
фронтисписе своей книги (1955). В связи с тем, что
Рэтленд действительно участвовал в церемонии
этого бракосочетания, его имя фигурировало в
дискуссии вокруг картины и до Пороховщикова, но
искусствоведов Рэтленд мало интересовал,
отсутствовали и относящиеся приблизительно к
тому же периоду его портреты, которые могли бы
помочь идентификации. Поскольку Пороховщиков
дополнительных доказательств в пользу своей
точки зрения не привел, на нее особого внимания
не обратили, и задумчивый молодой лорд продолжал
оставаться "загадочным Неизвестным" (по
словам Р. Стронга*).
*Р. Стронг - видный американский
специалист в области английской портретной
живописи XVI - XVII вв.
Теперь, после того как мы
определили, что знатный юноша Исаака Оливера,
сидящий под деревом Аполлона на фоне падуанской
уличной галереи, - это двадцатилетний Рэтленд,
появились необходимые дополнительные
подтверждения правильности гипотезы
Пороховщикова относительно личности пятого
лорда на картине Пика. Ибо в обоих случаях перед
нами лицо одного и того же человека - Роджера
Мэннерса, графа Рэтленда. Правда, на картине Пика
он старше на четыре-пять лет, начал отпускать
бороду, но характерные черты лица (особенно нос,
разрез глаз, губы), его меланхолическое,
отрешенное выражение исключают случайное
сходство. Это - один и тот же человек, и все, кому я
показывал оба изображения - в России и Англии, - в
той или иной степени с этим соглашались. Можно
добавить еще одно важное обстоятельство: как и
Исаак Оливер, его друг художник Роберт Пик хорошо
знал Рэтленда, и записи дворецкого фиксируют
выплату Пику денег за "портреты моего Лорда и
моей Леди" (лето 1599 года)! О каких именно
портретах в этих записях идет речь, сегодня,
после четырех столетий, пожаров и войн, сказать
трудно; сохранившийся в Бельвуаре портрет
показывает Рэтленда в профиль, уже с бородой и
усами, и относится приблизительно к 1610 году. Но
загадка двух самых замечательных произведений
английской портретной живописи решена - и ключом
к ней оказался Рэтленд... Обстановку и настроения
в кругу Эссекса, его друзей и близких можно
почувствовать в пьесе "Как вам это
понравится", зарегистрированной в том же, 1600
году, но напечатанной только в Великом фолио 1623
года, хотя в 1603 году ее показывали новому королю
Иакову в доме Пембруков - в Уилтон Хаузе, и это
говорит о значении, которое придавали пьесе
близкие к Эссексу и Рэтлендам Пембруки... Сюжет
пьесы взят в основном у Томаса Лоджа ("Золотое
наследие Эвфуэса", 1590), но имена действующих
лиц изменены, за исключением Розалинды. Кроме
того, появились такие важные персонажи, как
Жак-меланхолик и шут Оселок. Главные герои пьесы
стали сыновьями некоего сеньора Роланда дю Буа
(то есть Роланда Лесного). Роланды дю Буа - это,
несомненно, Рэтленды из Шервудского леса. Только
имя "Оливер" дано старшему брату, в то время
как в семье Мэннерсов - Рэтлендов так звали
младшего, католика, обделенного наследством
(судьба младших сыновей в знатных семьях) и
интриговавшего против Роджера, унаследовавшего
от отца титул, родовой замок и основные поместья.
У Лоджа - традиционный пасторальный роман,
воспевающий прелесть идиллической жизни на лоне
природы, вдали от суеты городов и интриг
королевских дворцов. У Шекспира появились
аллюзии на конкретные ситуации того периода.
Изгнанный герцог (у Лоджа - французский король)
приобрел черты отстраненного от двора,
находящегося в опале Эссекса - с этим соглашаются
многие шекспироведы. Но лишь несколько ученых
пытались определить его соратников, разделяющих
его изгнание, хотя это не такая уж сложная задача.
Ибо Амьен и Жак - это, несомненно, верные
Саутгемптон и Рэтленд, следующие за Эссексом, как
показывают бесспорные документы, и в радости и в
беде все эти годы.
Особую роль играет в
шекспировской пьесе один из них - Жак-меланхолик,
образ, отсутствующий у Лоджа. Являясь часто
рупором авторской мысли, он с грустной иронией
наблюдает за суетой и безумствами мира. У него
много общего с Бироном в "Напрасных усилиях
любви" и Бенедиктом в "Много шума из
ничего". Ипполит Тэн писал, что Жак-меланхолик -
один из самых дорогих Шекспиру героев -
"прозрачная маска, за которой видно лицо
поэта". Это - неотступно следующий за Эссексом
Рэтленд, вернувшийся из своих странствий и, как
говорит Жак, вынесший из них "опыт, внушающий
ему какое-то шутливое уныние". И еще Жак
многозначительно добавляет: "Я дорого
заплатил за мой опыт". Задорная Розалинда
советует ему продолжать носить иностранное
платье и ругать все отечественное, иначе она не
поверит, что он действительно "плавал в
гондолах" - то есть был в Венеции. Но именно
Рэтленд, как мы знаем, был в Венеции незадолго до
того. Автор пьесы отделяет Жака-меланхолика от
троих сыновей сэра Роланда Лесного (троих
братьев Рэтленда) и от Розалинды - дочери
изгнанного герцога (падчерицы Эссекса -
Елизаветы Сидни), хотя пикировки Жака и
Розалинды, схожие с состязаниями в остроумии
между Бенедиктом и Беатриче, в пьесу введены.
Итак, Жак-меланхолик - это нарисованный с мягкой
иронией портрет молодого Роджера Мэннерса, графа
Рэтленда, дополняющий миниатюру Исаака Оливера и
картину Роберта Пика. И читатели пьесы "Как вам
это понравится" многое выиграли бы, если при ее
переизданиях издатели сопровождали текст
репродукцией изображения молодого лорда,
раздумывающего, как и Жак, "под дубом, чьи
вековые корни обнажились", над преходящей
суетой земной... Возможно, выиграли бы и
шекспироведы-редакторы.
Все-таки не простой это вельможа
- Жак-меланхолик, очень странный вельможа. Вот что
он говорит своему патрону, Старому герцогу:
"... О! Будь я шутом!
Я жду как чести пестрого камзола!
Старый герцог
И ты его получишь.
Жак
Он к лицу мне:
Но только с тем, чтоб вырвали вы с корнем
Из головы засевшее в ней мненье,
Что я умен, и дали мне притом
Свободу, чтоб я мог, как вольный ветер,
Дуть на кого хочу - как все шуты,
А те, кого сильнее я царапну,
Пускай сильней смеются..."
Жак просит разрешить ему
говорить людям все, что он о них думает:
"Оденьте в пестрый плащ меня!
Позвольте Всю правду говорить - и постепенно
Прочищу я желудок грязный мира,
Пусть лишь мое лекарство он глотает".
Но Старый герцог резонно
замечает ему, что, преследуя зло в людях, Жак
несправедлив:
"Фу! Я скажу, что стал бы
делать ты...
Творил бы тяжкий грех, грехи карая.
Ведь ты же сам когда-то был развратным
И чувственным, как похотливый зверь:
Все язвы, все назревшие нарывы,
Что ты схватил, гуляя без помехи,
Ты все бы изрыгнул в широкий мир"(II, 7).
Эти слова Старого герцога как
будто согласуются с признанием самого Жака о
дорогой цене, которую ему пришлось заплатить за
свой опыт, с болезненным состоянием Рэтленда во
время и после его пребывания в Италии и, наконец,
с его ранней смертью.
Ответ Жака Старому герцогу
лучше всего привести в точном прозаическом
переводе, чтобы ничего в нем не упустить и не
исказить:
"Что же, если кто-нибудь
восстанет против гордыни, разве он указывает
этим на кого-либо в частности? Разве она не
воздымается так же высоко, как море, пока сама
крайность этого не вызовет отлива? Какую именно
женщину разумею я, если говорю, что иная
горожанка носит на недостойных плечах целые
королевские достояния? Которая из них может
прийти сказать, что я подразумеваю именно ее,
когда ее соседка совершенно подобна ей? Или кто,
занимающийся подлым ремеслом, скажет, что его
пышный наряд добыт не за мой счет, полагая, что я
указываю именно на него, и тем самым признает
свои пороки предметом моей речи? Но посмотрим
тогда, в чем обидел его мой язык: если я отозвался
о нем справедливо, он сам вредит себе, если же он
свободен от нарекания, то моя оценка улетает
прочь, как дикий гусь, никем не окликнутый..."
Здесь Жак говорит о социальной функции писателя
и поэта, обличающего несправедливость и пороки; и
говорит он это о себе!
И наконец, Жак-меланхолик
произносит знаменитый, раскрывающий сущность
шекспировского видения мира монолог:
"Весь мир - театр.
В нем женщины, мужчины - все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль..."(II, 7)*.
* У входа в открывшийся
незадолго до создания этой пьесы театр
"Глобус" (где так часто видели Рэтленда и
Саутгемптона) поместили изображение Геркулеса,
державшего на плечах земной шар. В латинской
надписи под изображением - та же мысль о
театральной, преходящей сущности человеческой
жизни и всего окружающего нас мира, что и в
монологе Жака: "Totus mundus agit histrionem".
Возможно, правы те, кто видит в
образе Жака прозрачную маску, за которой кроется
лицо самого автора. Но часто кажется, что молодой
странный вельможа, мечтающий быть шутом, увиден в
пьесе внимательными и доброжелательными глазами
близкого человека и вылеплен дружеской и нежной
женской рукой. За это говорит и эпилог,
произносимый Розалиндой. Вспомним и
подзаголовок честеровской поэмы в сборнике
"Жертва Любви" - этот подзаголовок -
"Жалоба Розалинды"...
В романе Лоджа законный король
сражается с братом-узурпатором и после его
гибели восстанавливает свои права. В
шекспировской пьесе эпилог, конечно, иной.
Узурпатор собирает войско, чтобы окончательно
расправиться со Старым герцогом и собравшимися
вокруг него приверженцами, но вдруг, побеседовав
с неким отшельником, отказывается от своих
злостных намерений и "вообще от мира",
возвращает брату все его права и владения. Так -
не очень убедительно - представлен в пьесе исход
"первого дела Эссекса". Эссекс не победил -
его, после долгих колебаний, лишь простили. Но его
окружению, куда входил и автор пьесы "Как вам
это понравится", будущее стало представляться
уже не столь мрачным. Появилась новая надежда...