Динни увидела, как судья высунул голову.
      - Мистер Инстон, истец показал, что не знает, какое мнение сложилось у его поверенных. Что еще вы хотите услышать?
      - Милорд, существо порученного мне дела, - я рад возможности кратко резюмировать его, - сводится к тому, что, как только истец так или иначе вынудил свою жену покинуть его, он решил развестись с ней и был готов схватиться за любой предлог, могущий послужить основанием для развода.
      - Что ж, вам предоставлено право вызвать его поверенного.
      - Ваша милость!..
      Этот краткий возглас прозвучал так, словно адвокат собрался пожать плечами, но передумал и переложил этот жест на слова.
      - Хорошо, продолжайте.
      Динни со вздохом облегчения уловила заключительные нотки в голосе Инстона "не-заткнешь-за пояс".
      - Итак, хотя вы начали дело, основываясь только на сплетнях, и осложнили его, потребовав возмещения ущерба от человека, с которым не сказали и двух слов, вы пытаетесь внушить присяжным, что вы терпимый и благоразумный супруг, чье единственное желание - вернуть жену обратно?
      Динни в последний раз подняла глаза на лицо Корвена, скрытое под еще более непроницаемой, чем обычно, маской.
      - Я вовсе не намерен что-либо внушать присяжным.
      - Очень хорошо!
      За спиной девушки зашуршал шелк мантии.
      - Милорд, - произнес неторопливый звучный голос, - поскольку мой коллега придает этому такое значение, я вызову поверенного истца.
      "Очень молодой" Роджер, перегнувшись к Динни, шепнул:
      - Дорнфорд приглашает вас всех позавтракать с ним...
      Девушка почти ничего не ела: она испытывала нечто вроде тошноты. Такого ощущения не вызывало у нее ни дело Хьюберта, ни расследование смерти Ферза, хотя и то и другое стоили ей гораздо больших страхов и волнений. Она впервые столкнулась с той безмерной злобой, которая сопровождает тяжбу между частными лицами. Упорное стремление уличить противника в низости, злонамеренности, лживости, проявлявшееся в каждой реплике перекрестного допроса, тяжело сказывалось на ее нервах.
      Когда они возвращались в суд, Дорнфорд заметил:
      - Я знаю, каково вам сейчас. Но не забудьте, что процесс - своего рода игра: обе стороны подчиняются одинаковым правилам, а судья присматривает, чтобы они их не нарушали. Я много раз прикидывал, нельзя ли устроить все это по-другому, но так ничего и не придумал.
      - Посидев на таком процессе, перестаешь верить, что в мире есть что-нибудь до конца чистое.
      - А я вообще в этом сомневаюсь.
      - Здесь даже Чеширский кот разучится улыбаться, - отозвалась Динни.
      - Здесь не улыбаются, Динни. Эти слова следовало бы высечь над входом в суд.
      То ли благодаря этому краткому разговору, то ли потому, что она уже притерпелась, Динни легче перенесла дневное заседание, целиком ушедшее на простой и перекрестный допрос стюардессы и агентов частного сыска. К четырем часам допрос истца и свидетелей обвинения закончился, и "очень молодой" Роджер подмигнул Динни с таким видом, словно хотел сказать: "Сейчас суд удалится и я позволю себе взять понюшку".
      XXX
      Возвращаясь в такси на Саут-сквер, Клер долго молчала и, лишь когда машина поравнялась с Большим Бэном, вдруг заговорила:
      - Подумать только, Динни! Он заглянул в автомобиль, когда мы спали! А может быть, он просто приврал?
      - Будь это так, его показания были бы еще убедительнее.
      - Разумеется, я положила голову на плечо Тони. Как же иначе? Пусть попробуют сами поспать в двухместной машине.
      - Удивляюсь, как он не разбудил вас своим фонарем.
      - Вероятно, все-таки будил. Я припоминаю, что несколько раз просыпалась как от толчка. Нет, глупей всего я вела себя в тот вечер, после кино и обеда, когда пригласила Тони зайти ко мне и чего-нибудь выпить. Мы были до того наивны, что даже не подумали о возможной слежке. В зале было много публики?
      - Да. Завтра будет еще больше.
      - Ты видела Тони?
      - Мельком.
      - Напрасно я тебя не послушалась. Надо было предоставить события их течению. Эх, если бы я любила его!..
      Динни промолчала.
      В гостиной Флер они застали тетю Эм. Она подплыла к Клер и уже открыла рот, но спохватилась, пристально взглянула на племянницу и ни с того ни с сего объявила:
      - Все едино! Ненавижу это выражение! От ко'о оно у меня? Динни, расскажи мне про судью. Он длинноносый?
      - Нет. Но сидит он очень низко и все время высовывает голову вперед.
      - Зачем?
      - Я его не спрашивала, тетя.
      Леди Монт повернулась к Флер:
      - Можно подать Клер обед в постель? Ступай, доро'ая, прими хорошую ванну, ложись и не вставай до утра. Перед таким судьей нужно выглядеть свежей. Флер тебя проводит, а я по'оворю с Динни.
      Когда они ушли, леди Монт подошла к камину, где горели дрова:
      - Утешь меня, Динни. Как в нашей семье мо'ла случиться такая история? Это не к лицу никому из Черрелов, кроме разве твое'о прадеда, но он ведь родился раньше королевы Виктории.
      - Вы хотите сказать, что он был беспутным от природы?
      - Да. И'рок. Любил удовольствия и компанию. Е'о жена мучилась с ним всю жизнь. Шотландка. Очень странно!
      - В этом, наверно, и заключается причина того, что мы стали добропорядочными, - отозвалась Динни.
      - В чем?
      - В комбинации.
      - Нет, скорее в день'ах, - возразила леди Монт. - Он их промотал.
      - А их было много?
      - Да. Е'о отец разбо'ател на хлебе.
      - Нечестное богатство.
      - Почему? Во всем виноват Наполеон. У нас было то'да шесть тысяч акров, а после твое'о прадеда осталось только тысяча сто.
      - И те большей частью под лесом.
      - Да, чтобы стрелять вальдшнепов. Успеет процесс попасть в вечерние газеты?
      - Разумеется. Джерри - человек на виду.
      - Надеюсь, туалета Клер не коснутся. Понравились тебе присяжные?
      Динни пожала плечами:
      - Я не умею читать чужие мысли по лицам.
      - Это все равно как щупать нос у собаки: тебе кажется, что он горячий, а на самом деле она здорова. А что с молодым человеком?
      - Он - единственный, кого мне по-настоящему жаль.
      - Да, - согласилась леди Монт. - Каждый мужчина прелюбодействует, но в своем сердце, а не в автомобилях.
      - Людям важно не то, что есть, а то, что кажется, тетя Эм.
      - По мнению Лоренса, косвенные улики доказывают, что совершилось то, чего на самом деле никто не совершал. Он полагает, что так даже лучше: все равно Клер сочтут виновной в том, в чем она не виновата. Разве это справедливо, Динни?
      - Нет, тетя.
      - Ну, мне пора домой, к твоей матери. Она ниче'о не ест, только сидит, читает и все больше бледнеет. А Кон забыл даже про свой клуб. Флер собирается увезти их и нас на своей машине в Монте-Карло, ко'да все кончится. Она говорит, что нам будет там очень хорошо и что Ригз умеет держаться правой стороны, если не забывает об этом.
      Динни покачала головой:
      - Лучше всего у себя в норе, тетя.
      - Не люблю ползать, - изрекла леди Монт. - Поцелуй меня и поскорей выходи замуж.
      Когда тетка выплыла из комнаты, Динни отошла к окну и стала смотреть на сквер.
      Это становится у них навязчивой идеей! Все - тетя Эм, дядя Эдриен, ее отец, мать. Флер, даже Клер - жаждут выдать ее за Дорнфорда, и поскорее!
      Им-то какое дело? Откуда в них инстинктивное стремление толкать людей в объятия друг друга? Раз ей нечего делать в жизни сейчас, брак ничего не изменит. Зачем он ей? "Дабы множить потомство свое", - вспомнилась ей заповедь прошлого. Жизнь должна продолжаться. Но для чего? В наши дни ее никто не называет иначе как адом. А впереди - тоже ничего, кроме "прекрасного нового мира".
      "Или католицизма, - мысленно добавила она. - Но я не верю ни в тот, ни в другой".
      Она распахнула окно и облокотилась на подоконник. Вокруг девушки, жужжа, заметалась муха. Динни отогнала ее, но та сейчас же вернулась. Мухи! У них тоже есть свое назначение в жизни. Но какое? Они если уж существуют, так существуют; если умирают, так умирают, но никогда не живут наполовину. Она снова отогнала муху, которая на этот раз не вернулась.
      За спиной Динни раздался голос Флер:
      - Вы тут не простудитесь, дорогая? Ну и весна! Впрочем, я повторяю то же самое из мая в май. Пойдем выпьем чаю. Клер сидит в ванне с чашкой в одной руке и сигаретой в другой. Выглядит совершенно прелестно. Надеюсь, завтра все кончится.
      - Ваш троюродный брат уверяет, что да.
      - Он придет к обеду. К счастью, его супруга в Дройтиче.
      - Почему "к счастью"?
      - Ну, знаете, это такая дама!.. Если ему понадобится поговорить с
      Клер, я отведу его к ней: она к тому времени уже вылезет из ванны. Впрочем, вы ее вполне можете заменить. Как вы думаете, Клер будет хорошо держаться во время допроса?
      - Разве это кому-нибудь удается?
      - Мой отец уверял меня, что я держалась хорошо, но он был лицеприятен. Да ведь и вас хвалил следственный судья, который вел дело Ферза, верно?
      - Тогда не было перекрестного допроса. Флер. А Клер к тому же нетерпелива.
      - Посоветуйте ей поднимать брови и считать до пяти перед каждым ответом. Это выведет Броу из себя.
      - У него такой голос, что с ума сойти можно, - сказала Динни. - А паузы он делает такие, словно у него впереди целый свободный день.
      - Обычный прием. Вся эта церемония сильно смахивает на инквизицию. Как вы находите защитника Клер?
      - Будь я на другой стороне, я его возненавидела бы.
      - Значит, хорош. Ну, Динни, какая же мораль вытекает из всей этой истории?
      - Не выходи замуж.
      - Несколько смелый вывод: мы еще не научились выращивать детей в бутылках. Вам не приходило в голову, что основа цивилизации - инстинкт материнства?
      - А я думала - земледелие.
      - Под цивилизацией я разумею все, что не сводится к применению голой силы.
      Динни посмотрела на свою циничную и порой чуточку болтливую родственницу. Та выглядела такой уравновешенной, нарядной и тщательно отманикюренной, что девушке стало стыдно. Неожиданно Флер объявила:
      - Вы - милая.
      Обед, который Клер подали в постель и за которым не было посторонних, кроме "очень молодого" Роджера, прошел в высшей степени оживленно. Адвокат очень занятно рассказывал о том, как его семья реагировала на повышение налогов. Его дядя Томас Форсайт поселился на Джерси, но с возмущением покинул остров, как только там пошли разговоры о местном налоге. Он написал об этом в "Тайме" под псевдонимом "Индивидуалист", реализовал все свои ценности и поместил деньги в бумаги, не подлежащие обложению, но зато дающие гораздо меньший доход, чем те, которые ему подлежат. На последних выборах он голосовал за национальное правительство, но как только оно опубликовало новый бюджет, стал думать, какой партии он отдаст свой голос на следующих выборах. Сейчас он живет в Борнмауте
      - Он замечательно сохранился, - заключил "очень молодой" Роджер. - Флер, вы имели дело с пчелами?
      - Да, я однажды села на пчелу.
      - А вы, мисс Черрел?
      - Мы их разводим.
      - Занялись бы вы пчеловодством на моем месте?
      - А где вы живете?
      - Сразу за Хетфилдом. Там кругом большие посевы клевера. Теоретически пчелы меня привлекают: они живут цветами и клевером с чужих участков; когда вы находите рой, вы можете его присвоить. А в чем минусы пчеловодства?
      - Если пчелы роятся на чужом участке, вы их теряете в девяти случаях из десяти. Кроме того, всю зиму их нужно кормить. Наконец они требуют времени, ухода и жалят вас.
      - Последнее не страшно: заниматься ими пришлось бы моей жене, - отозвался "очень молодой" Роджер, подмигнув одним глазом. - У нее ревматизм, а я слышал, что пчелиный яд - самое лучшее лекарство.
      - Сперва нужно проверить, будут ли они ее кусать, - заметила Динни. - Пчел не заставишь жалить тех, кого они любят.
      - Ну, в крайнем случае на них можно садиться, - бросила Флер.
      - Нет, серьезно, - настаивал "очень молодой" Роджер. - Полдюжины укусов не повредили бы ей, бедняжке.
      - Почему вы пошли в адвокатуру, Форсайт? - вмешался в разговор
      Майкл.
      - Во время войны я был уволен вчистую по ранению, и мне пришлось подыскать себе сидячее занятие. И потом, знаете, отчасти это ремесло мне нравится, отчасти...
      - Понятно, - перебил Майкл. - У вас был дядя по имени Джордж?
      - Старый Джордж? А как же! Когда я учился в школе, он всегда давал мне десять шиллингов и совет, на какую лошадь ставить.
      - И вы часто выигрывали?
      - Ни разу.
      - Вот что, скажите откровенно: кто выиграет завтра?
      - Говоря откровенно, - ответил адвокат, посмотрев на Дин ни, - все зависит от вашей сестры, мисс Черрел. Свидетели обвинения хорошо справились со своей задачей. К ним не подкопаешься, и показания их покамест не опровергнуты. Но если леди Корвен не потеряет самообладания, мы как-нибудь отобьемся. Если же хоть по одному из пунктов возникнет сомнение в ее правдивости, тогда... - Он пожал плечами и, как показалось Динни, разом постарел. - Среди присяжных есть несколько субъектов, которые мне не нравятся. Например, старшина. Для среднего человека жена, бросающая мужа без всякого предупреждения, - конченая личность. У меня было бы спокойней на душе, если бы ваша сестра рассказала о своей семейной жизни. Время еще есть.
      Динни покачала головой.
      - Ну что ж, тогда остается уповать на ее личное обаяние. Но вообще-то людям не нравится такое положение: нет кота дома, мыши ходят по столу.
      Динни легла в постель с тяжелым чувством человека, которому предстоит наблюдать, как будут пытать другого.
      XXXI
      Дни проходят, а каменное здание суда высится все так же неизменно. В зале повторяются одни и те же движения, скрипят одни и те же, скамейки, разносятся одни и те же запахи, не слишком острые, но достаточно крепкие.
      На второй день Клер явилась туда вся в черном, с узким зеленым пером на черной шляпке, плотно облегающей голову. Бледная, с едва подкрашенными губами, она сидела так неподвижно, что никто не решался с ней заговорить. Слова "Бракоразводный процесс в высшем свете" и "броский" заголовок "Ночь в машине" возымели должное действие: зал не мог вместить всех желающих. Динни заметила Крума: он сидел позади своего защитника. Она заметила также, что вид у женщины-присяжной с птичьим обликом менее простуженный, а старшина не сводит бесцветных глаз с Клер. Судья, казалось, сидел еще ниже, чем раньше. Он слегка приподнялся, когда прозвучал голос Инстона:
      - Итак, с позволения вашей милости и господ присяжных, ответом на обвинение в прелюбодеянии, якобы совершенном ответчицей и соответчиком, будет простое и полное отрицание. Попрошу ответчицу в ложу.
      Динни подняла глаза на сестру с таким чувством, словно видела ее впервые. Клер, как советовал ей Дорнфорд, стояла в глубине ложи, и тень балдахина, ложившаяся на ее лицо, сообщала ему отрешенное и таинственное выражение. Однако говорила она ясным голосом, и, вероятно, только одна Динни заметила, что он несколько более сдавлен, чем обычно.
      - Правда ли, что вы изменили мужу, леди Корвен?
      - Нет, неправда.
      - И вы готовы подтвердить это под присягой?
      - Готова.
      - Между вами и мистером Крумом не было никакой интимной близости?
      - Никакой.
      - Вы готовы подтвердить это под присягой?
      - Готова.
      - Здесь говорилось, что...
      Вопрос следовал за вопросом, Динни сидела и слушала, не спуская с сестры глаз, восхищаясь отчетливостью ее ответов, невозмутимым спокойствием ее лица и жестов. Девушка с трудом узнавала голос Инстона, - он звучал совсем по-иному, чем накануне.
      - Теперь, леди Корвен, я должен задать вам еще один вопрос, но прежде чем вы на него ответите, прошу вас принять во внимание, что от вашего ответа будет зависеть многое. Почему вы ушли от мужа?
      Динни увидела, что сестра слегка откинула голову назад:
      - Я ушла потому, что остаться с ним значило потерять уважение к себе.
      - Понятно. Но не уточните ли вы, почему именно? Вы ведь не совершали поступков, которых могли бы стыдиться?
      - Нет.
      - Ваш муж признал за собою один проступок и сказал, что извинился за него.
      - Да, так и было.
      - В чем же он состоял?
      - Простите, я органически не в состоянии говорить о своей брачной жизни.
      Динни услышала, как отец буркнул: "Ей-богу, она права!" Затем она увидела, как судья вытянул шею, повернул лицо к ложе и задвигал губами.
      - Вы сказали, что оставаться с мужем значило для вас потерять уважение к себе. Правильно я вас понял?
      - Да, милорд.
      - Вы считали, что, уйдя от него, вы сохраните уважение к себе?
      - Да, милорд.
      Судья слегка приподнялся всем телом, и, поводя головой из стороны в сторону, словно для того, чтобы не адресоваться ни к какому определенному лицу, произнес:
      - По-моему, все ясно, мистер Инстон. Углубляться в этот вопрос бесполезно. Ответчица, видимо, твердо решила обойти его молчанием.
      Его полузакрытые глаза по-прежнему словно присматривались к чемуто невидимому.
      - Как угодно вашей милости. Еще раз спрашиваю вас, леди Корвен: обвинение в прелюбодеянии, якобы совершенном вами с мистером Крумом, не соответствует истине?
      - Ни в коей мере.
      - Благодарю вас.
      Динни перевела дух, воспользовавшись паузой, а затем медлительностью, с которой выговорил первые фразы неторопливый низкий голос справа от нее.
      - А не кажется ли вам, что, когда молодая женщина приглашает молодого человека к себе в каюту, сидит с ним наедине у себя на квартире до половины двенадцатого, остается с ним на ночь в машине и в отсутствие мужа постоянно проводит с ним время, она тем самым совершает прелюбодеяние?
      - Само по себе это еще не прелюбодеяние.
      - Очень хорошо. Вы сказали, что никогда не видали соответчика до знакомства с ним на пароходе. Как вы объясните то обстоятельство, что на второй день плавания вы уже были с ним неразлучны?
      - Сначала мы вовсе не были неразлучны.
      - Вот как? Но ведь вы всегда проводили время вместе.
      - Часто, но не всегда.
      - Часто, хоть не всегда, - и это со второго дня?
      - Да, пароход есть пароход.
      - Совершенно верно, леди Корвен. И вы никогда с ним раньше не встречались?
      - Насколько помню - нет.
      - Разве Цейлон так уж велик с точки зрения человека, жаждущего общества?
      - Нет, не велик.
      - На всех развлечениях - состязаниях в поло, крикетных матчах и так далее - там, наверно, всегда присутствуют одни и те же люди?
      - Да.
      - И вы никогда не встречались с мистером Крумом? Несколько странно, правда?
      - Нисколько. Мистер Крум жил на плантации.
      - Но он как будто играет в поло?
      - Да.
      - А вы любите лошадей и вообще интересуетесь конным спортом?
      - Да.
      - И вы никогда не встречались с мистером Крумом?
      - Я уже сказала, что нет. Спрашивайте об этом хоть до утра, - ответ будет тот же.
      Динни затаила дыхание. Перед ней, как моментальный снимок, возник образ из прошлого: Клер девочкой отвечает на вопрос об Оливере Кромвеле.
      Неторопливый низкий голос продолжал:
      - Вы не пропускали ни одного состязания в поло, не правда ли?
      - Когда могла, не пропускала.
      - А не случалось ли вам однажды принимать у себя игроков в поло?
      Динни увидела, как сдвинулись брови Клер.
      - Да, принимала.
      - Когда это было?
      - По-моему, в июне прошлого года.
      - Мистер Крум тоже участвовал в состязании, не так ли?
      - Даже если это так, я его не заметила.
      - Принимали у себя дома и не заметили?
      - Да, не заметила.
      - Очевидно, так принято у дам, живущих в Канди открытым домом?
      - Я помню, что было очень много народу.
      - Вот программа этих состязаний, леди Корвен. Взгляните, - быть может, она освежит ваши воспоминания.
      - Я прекрасно помню эти состязания.
      - Но не запомнили мистера Крума - ни на поле, ни у себя дома?
      - Нет, не запомнила. Я болела за местную кандийскую команду, а потом ко мне явилось слишком много народу. Если бы я его помнила, я сразу же сказала бы об этом.
      Пауза, наступившая перед новым вопросом, показалась Динни бесконечной.
      - Я продолжаю настаивать на том, что вы уже были знакомы, когда встретились на пароходе.
      - Настаивайте на чем угодно, но мы были незнакомы.
      - Предположим.
      Динни уловила шепот отца: "Чтоб ему пусто..." - и коснулась его локтя своим.
      - Вы слышали показания стюардессы? Это был единственный случай посещения соответчиком вашей каюты?
      - Единственный, когда он пробыл в ней больше минуты.
      - Ага, значит, он заходил еще?
      - Раз или два, чтобы взять или вернуть книгу.
      - А в данном случае он зашел и просидел у вас... Сколько именно? Полчаса?
      - Минут двадцать.
      - Двадцать минут... Чем же вы занимались?
      - Я показывала ему фотографии.
      - Вот как! А почему же не на палубе?
      - Не знаю.
      - Вам не приходило в голову, что это нескромно?
      - Я об этом просто не думала. У меня была с собой куча фотографий - любительские снимки и карточки моих родных.
      - Но ни одной, которой вы не могли бы показать ему в салоне или на палубе?
      - По-моему, нет.
      - Вы, видимо, полагали, что его визит останется незамеченным?
      - Я уже сказала, что не думала об этом.
      - Кто из вас предложил зайти к вам в каюту?
      - Я.
      - Вы знали, что находитесь в двусмысленном положении?
      - Да, но это знала только я, а не посторонние.
      - Вы же могли показать ему эти фотографии где угодно. Не находите ли вы, оглядываясь теперь назад, что совершили несколько необычный и весьма компрометирующий вас шаг, причем без всякой к тому необходимости?
      - Показать их, не вынося из каюты, было проще всего. К тому же это были мои личные фотографии.
      - И вы утверждаете, леди Корвен, что за эти двадцать минут между вами ничего не произошло?
      - Расставаясь, он поцеловал мне руку.
      - Это тоже важно, но это не ответ на мой вопрос.
      - Не произошло ничего, о чем вы хотели бы услышать.
      - Как вы были одеты?
      - К сожалению, должна уведомить вас, что я была совершенно одета.
      - Милорд, я вынужден просить, чтобы меня оградили от таких саркастических выпадов.
      Динни восхитило спокойствие, с которым судья бросил:
      - Отвечайте, пожалуйста, только по существу вопроса.
      - Хорошо, милорд.
      Клер вышла из тени, отбрасываемой балдахином, и, встав у самой решетки, взялась за нее руками; на щеках ее выступили красные пятна.
      - Я предполагаю, что вы стали любовниками еще до конца плавания.
      - Нет, не стали - ни тогда, ни потом.
      - Когда вы снова увиделись с соответчиком после высадки?
      - Примерно неделю спустя.
      - Где?
      - Около поместья моих родителей в Кондафорде.
      - При каких обстоятельствах?
      - Я ехала в автомобиле.
      - Одна?
      - Да. Я возвращалась домой к чаю после предвыборной агитационной поездки.
      - А соответчик?
      - Он тоже ехал в автомобиле.
      - То есть сразу вскочил в него?
      - Милорд, прошу оградить меня от саркастических выпадов.
      Динни услышала смешки в зале; затем голос судьи, опять, казалось, ни к кому не обращенный, произнес:
      - Как аукнется, так откликнется, мистер Броу.
      Смешки усилились. Динни не удержалась и украдкой глянула на Броу. Приятное лицо адвоката стало неповторимо бордового цвета. Рядом с девушкой "очень молодой" Роджер всем своим видом выражал удовольствие и некоторую озабоченность.
      - Каким образом соответчик оказался на проселочной дороге в пятидесяти милях от Лондона?
      - Он приехал повидать меня.
      - Вы это признаете?
      - Он сам так сказал.
      - Не можете ли вы точно повторить слова, которые он при этом употребил?
      - Не могу, но помню, что он спросил, нельзя ли ему поцеловать меня.
      - И вы ему разрешили?
      - Да. Я высунулась из автомобиля, он поцеловал меня в щеку, сел в свою машину и уехал.
      - И тем не менее вы утверждаете, что не полюбили друг друга еще на пароходе?
      - В вашем смысле слова - нет. Но я не отрицаю, что он меня, любит. По крайней мере он мне так говорил.
      - А вы утверждаете, что не любите его?
      - Боюсь, что не люблю.
      - Но поцеловать себя вы все-таки позволили?
      - Мне стало его жаль.
      - Как вы находите, такое поведение подобает замужней женщине?
      - Вероятно, нет. Но я не считаю себя замужней, с тех пор как порвала с мужем.
      - О!
      Динни показалось, что это "О!" выдохнул весь зал. "Очень молодой" Роджер вытащил руки из кармана, посмотрел на предмет, извлеченный им оттуда, и сунул его обратно. Доброе широкое лицо присяжной, похожей на экономку, огорченно нахмурилось.
      - Что же вы делали после этого поцелуя?
      - Поехала домой пить чай.
      - Ив хорошем настроении?
      - В прекрасном.
      В зале снова раздались смешки. Судья повернул лицо к свидетельской ложе:
      - Вы говорите серьезно?
      - Да, милорд. Я хочу быть до конца правдивой. Женщина всегда благодарна за любовь, даже если не любит сама.
      Глаза судьи опять устремились поверх головы Клер, присматриваясь к чему-то невидимому.
      - Продолжайте, мистер Броу.
      - Где вы встретились с соответчиком в следующий раз?
      - В Лондоне, в доме моей тетки, у которой я остановилась.
      - Он пришел к вашей тетке?
      - Нет, к моему дяде.
      - Он поцеловал вас при этой встрече?
      - Нет. Я сказала, что, если он ищет встреч со мной, они должны быть платоническими.
      - Очень удобное выражение!
      - А какое же я должна была употребить?
      - Мадам, вы здесь не для того, чтобы задавать мне вопросы. Что он ответил?
      - Что согласен на все!
      - Он виделся с вашим дядей?
      - Нет.
      - Это именно тот случай, который имел в виду ваш муж, показав, что заметил, как соответчик выходил из дома, где вы остановились?
      - Думаю, что да.
      - Ваш муж пришел сразу же вслед за его уходом?
      - Да.
      - Он говорил с вами и спросил, кто этот молодой человек?
      - Да.
      - И вы ответили?
      - Да.
      - Мне кажется, вы назвали соответчика "Тони"?
      - Да.
      - Это его настоящее имя?
      - Нет.
      - Значит, такое ласкательное имя дали ему вы?
      - Вовсе нет. Его все так зовут.
      - А он, наверно, звал вас "Клер" или "дорогая"?
      - И так и так.
      Динни увидела, как глаза судьи опять устремились на что-то невидимое.
      - У современной молодежи, мистер Броу, принято запросто называть друг друга "дорогой".
      - Мне это известно, милорд... Вы тоже называли его "дорогой"?
      - Может быть, и да, но вряд ли.
      - Вы виделись с мужем в тот раз наедине?
      - Да.
      - Как вы вели себя с ним?
      - Холодно.
      - Потому что как раз перед этим расстались с соответчиком?
      - Одно с другим совершенно не связано.
      - Муж просил вас вернуться?
      - Да.
      - И вы отказались?
      - Да.
      - И этот отказ тоже не стоит в связи с соответчиком?
      - Нет.
      - И вы, леди Корвен, всерьез утверждаете перед лицом присяжных, что ваши отношения с соответчиком или, если угодно, ваши чувства к нему нисколько не повлияли на ваш отказ вернуться к мужу?
      - Да, нисколько.
      - Ну, посудите сами: вы проводите три недели в тесном общении с молодым человеком; вы позволяете ему целовать себя, после чего приходите в прекрасное настроение; вы знаете о его чувствах к вам, расстаетесь с ним перед самым появлением мужа и еще уверяете присяжных, что это не повлияло на ваш отказ?
      Клер опустила голову.
      - Отвечайте, пожалуйста.
      - Думаю, что не повлияло.
      - Все это как-то не по-людски, правда?
      - Не понимаю, что вы хотите сказать.
      - Только то, леди Корвен, что присяжные несколько затруднятся вам поверить.
      - Я не могу их ни в чем уверить. Я могу одно - говорить правду.
      - Очень хорошо! Когда же вы снова увиделись с соответчиком?
      - Следующие два вечера он приходил на квартиру, которую я сняла, но еще не отделала, и помогал мне красить стены.
      - Вот как! Довольно странная причина визита, не правда ли?
      - Может быть. Но у меня не было денег, а он на Цейлоне сам красил свои бунгало.
      - Понятно: обыкновенная дружеская услуга с его стороны. И в течение тех часов, что вы провели вместе, между вами не возникло никакой интимной близости?
      - Между нами ее никогда не возникало.
      - В котором часу он уходил?
      - Оба раза мы уходили вместе около девяти часов, чтобы где-нибудь поесть.
      - А после еды?
      - Я шла ночевать к тетке.
      - Никуда не заходя предварительно?
      - Никуда.
      - Очень хорошо! Встречались ли вы еще с вашим мужем до его отъезда на Цейлон?
      - Да, дважды.
      - Где в первый раз?
      - У меня на квартире, после того как я уже переехала.
      - Вы сказали мужу, что стены вам помогал красить соответчик?
      - Нет.
      - Почему?
      - А зачем? Я вообще ничего ему не сказала, кроме того, что не вернусь. Я считала, что наша жизнь с ним кончена.
      - Он и в этот раз просил вас вернуться?
      - Да.
      - И вы отказались?
      - Да.
      - В поносных выражениях?
      - Простите, не понимаю.
      - Грубо?
      - Нет, решительно.
      - Дал вам муж повод предполагать, что хочет развестись с вами?
      - Нет. Но я не знала его истинных намерений.
      - И сами, очевидно, не открыли ему своих?
      - По возможности старалась не открывать.
      - Встреча была бурная?
      Динни затаила дыхание. Разогревшиеся щеки Клер разом побледнели, лицо увяло и осунулось.
      - Нет, тяжелая и горькая. Я не хотела его видеть.
      - Вы слышали, как ваш защитник утверждал, что вы своим отъездом с Цейлона уязвили гордость вашего мужа и что он якобы решил развестись с вами при первом же удобном случае. У вас тоже создалось такое впечатление?
      - У меня не создалось и сейчас нет никакого впечатления. Впрочем, такая возможность не исключена. Я не претендую на умение читать его мысли.
      - Хотя прожили с ним без малого полтора года?
      - Да.
      - Во всяком случае, вы и на этот раз наотрез отказались вернуться?
      - Да, наотрез.
      - Как по-вашему, он был искренен, когда просил вас вернуться?
      - В тот момент - да.
      - У вас была еще одна встреча до его отъезда?
      - Да, но минутная и не наедине.
      - Кто при ней присутствовал?
      - Мой отец.
      - Муж опять просил вас вернуться?
      - Да.
      - И вы отказались?
      - Да.
      - А после этого, перед самым отъездом из Лондона, он прислал вам записку и вновь просил вас изменить решение и уехать с ним?
      - Да.
      - И вы не согласились?
      - Нет.
      - Теперь напомню вам такую дату, как... э-э... третье января.
      Динни облегченно вздохнула.
      - ...то есть день, когда вы провели с соответчиком время с пяти часов вечера почти до двенадцати ночи. Вы признаете этот факт?
      - Да, признаю.
      - И никакой интимности?
      - Никакой, если не считать того, что, придя в пять часов к чаю, он поцеловал меня в щеку, так как мы не виделись почти три недели.
      - Вот как! Опять в щеку? Только в щеку?
      - К сожалению, да.
      - Не сомневаюсь, что он сожалел об этом.
      - Вероятно.
      - И после такой разлуки вы истратили первые полчаса на чаепитие?
      - Да.
      - Если не ошибаюсь, вы снимаете квартиру в бывших конюшнях - комната внизу, лестница и еще одна комната наверху, где вы спите?
      - Да.
      - И ванная, так? Вы, наверное, не только пили чай, но и беседовали?
      - Да.
      - Где?
      - В нижней комнате.
      - А затем, продолжая беседовать, вы отправились в Темпль, затем зашли в кино, пообедали в ресторане, опять-таки продолжая беседовать; наконец взяли такси и, беседуя, поехали к вам на квартиру, так?
      - Совершенно точно.
      - Где вы решили, что, проведя с соответчиком почти шесть часов, вы ему сказали еще далеко не все и вам необходимо пригласить его к себе? Он зашел к вам?
      - Да.
      - А ведь был уже двенадцатый час, верно?
      - По-моему, самое начало.
      - И долго он у вас пробыл?
      - Примерно полчаса.
      - Никакой интимности?
      - Никакой.
      - Глоток вина, пара сигарет, еще немножко разговоров - и все?
      - Именно.
      - О чем же вы столько часов подряд беседовали с молодым человеком, которому позволялось целовать вас в щеку?
      - О чем вообще люди разговаривают?
      - Прошу отвечать прямо на вопрос.
      - Обо всем сразу и ни о чем в частности.
      - Поточнее, пожалуйста.
      - О лошадях, кинофильмах, моих родных, его родных, театре... да я уж и не помню.
      - Тщательно обходя любовную тему?
      - Да.
      - От начала до конца сугубо платонически?
      - Увы, да.
      - Оставьте, леди Корвен! Неужели вы надеетесь убедить нас, что этот молодой человек, который, как вы сами признали, влюблен в вас и который не виделся с вами почти три недели, ни разу за долгие часы не намекнул вам на свои чувства?
      - Кажется, он раза два сказал, что любит меня, но вообще-то он идеально держал свое обещание.
      - Какое?
      - Не добиваться от меня любви. Любить - не преступление, а только несчастье.
      - Вы говорите с таким чувством на основании личного опыта?
      Клер промолчала.
      - Вы серьезно заявляете, что не были влюблены раньше и не влюблены сейчас в этого молодого человека?
      - Он мне очень нравится, но не в вашем смысле слова.
      В Динни вспыхнула острая жалость к Тони Круму, который должен все это выслушивать. Щеки у нее запылали, ее синие глаза впились в судью. Тот как раз кончил записывать ответ Клер, и Динни вдруг заметила, что он зевает. Он зевнул по-старчески - так долго, что казалось, рот его никогда не закроется. Настроение девушки разом изменилось: она преисполнилась странного сострадания. Ему ведь тоже приходится целыми днями выслушивать нескончаемые нападки одной стороны на другую и смягчать их!
      - Вы слышали, как сыскной агент показал здесь, что после вашего с соответчиком возвращения из ресторана у вас горел свет в верхней комнате. Что вы на это скажете?
      - Видимо, так и было. Мы там сидели.
      - Почему там, а не внизу?
      - Потому что там теплей и уютней.
      - Это ваша спальня?
      - Нет, гостиная. Спальни у меня нет. Я сплю на кушетке.
      - Понятно. Словом, вы пробыли там с соответчиком от начала двенадцатого почти до полуночи?
      - Да.
      - И вы не усматриваете в этом ничего плохого?
      - Нет, не усматриваю, но это, разумеется, чрезвычайно неблагоразумно.
      - То есть вы не поступили бы так, если бы знали, что за вами следят. Вы это имеете в виду?
      - Да, конечно.
      - Почему вы сняли именно эту квартиру?
      - Из-за дешевизны.
      - А ведь она неудобна, правда? Ни спальни, ни людской, ни швейцара?
      - Все это роскошь, которую нужно оплачивать.
      - Вы хотите сказать, что сняли эту квартиру именно из-за отсутствия в ней указанных помещений?
      - Именно. Я еле свожу концы с концами.
      - И мысль о соответчике никак не повлияла на ваш выбор?
      - Никак.
      - И вы даже не подумали при этом о нем?
      - Милорд, я уже ответила.
      - Я думаю, она уже ответила, мистер Броу.
      - В дальнейшем вы постоянно виделись с соответчиком?
      - Нет, от случая к случаю. Он жил не в Лондоне.
      - Понятно. Но приезжал повидать вас?
      - Мы всегда виделись, когда он приезжал. Он бывал в городе раза два в неделю.
      - Чем вы занимались, когда виделись?
      - Шли в картинную галерею или в кино, один раз были в театре. Обедали обычно вместе.
      - Вы замечали, что за вами следят?
      - Нет.
      - Он заходил к вам домой?
      - До третьего февраля - нет.
      - Да, я имел в виду именно эту дату.
      - Я так и думала.
      - Вы так и думали? Значит, этот день и эта ночь навсегда остались в вашей памяти?
      - Я прекрасно их помню.
      - Мой коллега детально допросил вас о событиях дня, который, если не считать часов, затраченных на осмотр Оксфорда, был целиком проведен вами в машине. Это так?
      - Да, так.
      - Автомобиль был двухместный, милорд, - так называемый "малютка".
      Судья пошевелился.
      - Я не ездил в "малютке", мистер Броу, но знаю, что это такое.
      - Вместительная, удобная и небольшая машина?
      - Совершенно верно.
      - И, кажется, закрытая?
      - Да. Верх не опускается.
      - Вел мистер Крум, а вы сидели рядом?
      - Да.
      - Вы сказали, что на обратном пути из Оксфорда у вас отказали фары. Это случилось около половины одиннадцатого в лесу, не доезжая мили четыре до Хенли?
      - Да.
      - Авария?
      - Разумеется.
      - Вы осмотрели аккумулятор?
      - Нет.
      - Вам известно, когда аккумулятор в последний раз перед этим был в зарядке?
      - Нет.
      - Вы заглянули в него после перезарядки?
      - Нет.
      - Тогда почему вы сказали "разумеется"?
      - Если вы полагаете, что мистер Крум нарочно посадил аккумулятор...
      - Отвечайте, пожалуйста, прямо на вопрос.
      - Я вам и отвечаю: мистер Крум неспособен на такую грязную уловку.
      - Ночь была темная?
      - Очень.
      - Лес большой?
      - Да.
      - Словом, на всем пути из Оксфорда в Лондон не выбрать места удачней?
      - Удачней для чего?
      - Для того, чтобы провести ночь в машине.
      - Чудовищное предположение!
      - Ну, что вы, леди Корвен! Скажите, вы считаете неисправность фар только случайностью?

К титульной странице
Вперед
Назад