- Ты хочешь все это ему высказать?
      - Как сказать? Желания, конечно, нет, но я намерен это сделать. Ну, вышла, понимаешь, внезапно между двух машин и никуда не посмотрела. Этому даже в третьем классе учат.
      - Я не думаю, что она училась в третьем классе, - сказал Хопли. - Вряд ли она вообще училась где-нибудь.
      - Все равно, - упрямо сказал Билли. - Это же простое правило.
      - Халлек, ты просто мазохист. Любишь брать на себя вину, - произнесла тень, которая была Данкеном Хопли. - Ты пока что теряешь в весе. Ты что, хочешь, чтобы эта тварь перевернула тебе нутро? Или довела твою кровь до кипения? Или, может?..
      - Я не собираюсь сидеть тут сложа руки! - перебил его Билли. - Может, он способен все отменить, Хопли! Тебе такое в голову не приходило?!
      - Я все читал о моих прыщах, - сказал Хопли. - Кажется, с той поры, когда у меня первый угорь в школе появился над бровью. Они меня атаковали, а я читал всю литературу, как с ними бороться. Я вообще люблю читать. Читал про всякое колдовство, и скажу тебе, Халлек, существуют сотни книг на тему, как наложить проклятья, но очень мало о том, как их снять.
      - Ну ладно! Возможно, он не может. Пусть даже точно не может. Но я все равно должен с ним встретиться, черт его побери! Посмотрю ему в глаза и скажу: "Ты еще не всем отрезал долю от твоего пирога, старик. Отрежь-ка и для моей супружницы, и для твоей, между прочим! И раз уж толкуем об этом, для себя, старик, тоже возьми долю. Ты сам-то где был, когда она вылезла на мостовую, не глядя по сторонам? Почему не взял ее под руку? Почему не провел к пешеходному переходу на перекрестке? Почему?..
      - Хватит, - перебил его Хопли. - Если бы я был на суде, ты бы меня убедил, Халлек. Но ты забыл самый главный фактор, который действует в данной ситуации.
      - Какой фактор? - недовольно спросил Билли.
      - Человеческая натура. Мы можем быть жертвами сверхъестественного явления, но дело приходится иметь с человеческой натурой. Как офицер полиции - извини, бывший офицер - я давно убедился в том, что нет абсолютно правых и абсолютно неправых. Существует серый туманный переход от одного к другому, где-то темнее, где-то светлее. Ты ведь не думаешь, что ее муж купится на это дерьмо?
      - Не знаю.
      - А я знаю, - сказал Хопли. - Я знаю, Халлек. Я этого типа вижу насквозь настолько хорошо, что можно подумать, он мне передает все мысленно. Всю свою жизнь он скитался, его прогоняли "хорошие парни" как только получали с него всю марихуану, весь гашиш, проигрывали ему последние деньги на "колесе фортуны". Всю свою жизнь он слышал от "хороших людей", что он грязный цыган. "Хорошие люди" имеют корни, а он - нет. Этот мужик наблюдал, как в тридцатых-сороковых годах ради шутки сжигались их шатры и кибитки. В них, возможно, сгорали детишки и немощные старики. Он видел, как на их дочерей нападали, насиловали их, потому что "хорошие люди" считают, что цыганки трахаются, как кролики, и лишний раз для них без разницы. Видел он и как их сыновей забивали до полусмерти. За что? Да за то, что папаши этих "хороших ребят" проиграли свои деньги на цыганских аттракционах. И всегда одно и то же: приходишь в город, "хорошие люди" получают то, чего хотят, и потом выгоняют тебя вон из города. Иногда позволят задержаться на неделю на ближайшей ферме, иногда месяц потерпят табор в поле возле шоссейной дороги. А потом, Халлек, непременно прозвучит удар хлыста. Какой-то преуспевающий юрист с тройным подбородком, с бульдожьей мордой, сбивает твою жену на улице. Ей семьдесят или семьдесят пять лет, она наполовину слепая, может, торопилась в табор, потому что приспичило по нужде. Старые кости легко ломаются, прямо как стекло. И вот ты ошиваешься вокруг, надеясь, что хоть на сей-то раз правосудие сработает. Один-единственный раз за всю жизнь.
      - Ладно, хватит, - перебил его Билли. - Не надо больше. - Он рассеяно коснулся пальцами щеки, полагая, что вспотел. Но влага на щеке оказалась не потом, а слезами.
      - Да нет уж, - жестко сказал Хопли. - Ты этого всего заслуживаешь, и я намерен закончить. Не подумай, что я против того, что ты задумал. Нет, Халлек. Дэниел Уэбстер с самим Сатаной связался, так что тут все возможно. Просто я считаю, у тебя еще слишком много иллюзий. Этот мужик безумен, Халлек. Он разъярен. Возможно, у него уже настолько крыша поехала, что тебе впору искать его в дурдоме Бриджуотера. Он начал мстить, а когда мстишь, не замечаешь оттенков и нюансов. Когда твоя жена с детишками погибают в авиакатастрофе, тебе не хочется слушать, как там цепь А замкнулась на тумблере Б и как контроллер В не сработал в системе Д, а пилот Х выбрал неудачное время, чтобы пройти в сортир Ж. Тебе хочется только засудить эту авиакомпанию или пристрелить виновника аварии. Тебе нужен козел отпущения, Халлек. Хочется с кем-то расправиться. Вот с нами и расправляются, тем хуже для нас. Возможно, Халлек, я немного лучше тебя разбираюсь в подобных вещах.
      Медленно, медленно его рука протянулась к тензорной лампе, повернула ее так, что свет упал на его лицо. Халлек услышал резкий шумный вдох и осознал, что именно он ахнул. Услышал слова Хопли:
      - Как думаешь, на скольких гулянках я буду желанным гостем с такой рожей, вернее с ее утратой?
      Кожа Хопли представляла собой страшное зрелище. Кошмарные красные прыщи размером с чайное блюдце выросли на его подбородке, шее, руках. Чирьи поменьше покрывали щеки и лоб, нос усыпан крупными угрями с черными головками. Желтоватый гной сочился между этими буграми всех размеров, кое-где вытекала струйками кровь. Жесткие черные волосы, какие бывают на бороде, росли беспорядочными пучками, и Халлек потрясенно подумал, что бриться Хопли было просто невозможно. Из этого жуткого ландшафта смотрели глаза Хопли. Смотрели на Халлека долго и не мигая, наблюдая на его лице ужас и отвращение. Наконец он кивнул, словно получив удовлетворение, и повернул лампу обратно.
      - Боже мой, Хопли, прости... Мне так жаль...
      - Не жалей, - сказал Хопли со зловещим спокойствием. - У тебя все проходит не так быстро, но конец будет тот же. Мой служебный пистолет в третьем ящике этого стола, и я воспользуюсь им, когда станет совсем невмоготу, независимо от того, как обстоят дела с моим счетом в банке. Бог не любит трусов, как говорит мой отец. Я хотел, чтобы ты меня увидел и понял. Знаю, как чувствует себя тот старый цыган. И я не стал бы произносить гладких юридических речей, Халлек. И не стал бы думать о каких-то резонах. Я бы его убил за то, что он со мной сотворил.
      Кошмарная тень зашевелилась, заворочалась в кресле. Рука Хопли потянулась к щеке, и до Билли донесся отвратительный звук лопающегося нарыва. "Россингтон покрывается панцирем, Хопли сгнивает, а я истаиваю", - подумал он. "Милостивый Господи, пусть все это будет сном... пусть лучше я сойду с ума, но только не дай такому свершиться".
      - Я буду убивать его медленно, - сказал Хопли. - О деталях говорить тебе не стану.
      Билли попытался заговорить, но не смог произнести ни звука, в горле пересохло.
      - Я понимаю, как ты пришел к своей идее, - сказал Хопли. - Но возлагаю очень мало надежды на успех твоей миссии. Почему бы тебе, Халлек, не обдумать его убийство? Почему бы тебе...
      Но Халлек дошел до своего предела. Он выскочил из кабинета Хопли, ударившись бедром о его рабочий стол. Ему почудилось, что Хопли вот-вот ухватит его рукой, коснется его. Хопли не пошевелился.
      Халлек выбежал в ночь и остановился, вдыхая всей грудью свежий воздух. Его била дрожь..
      13. 172
      Оставшееся до отъезда время Билли преследовала навязчивая мысль позвонить Джинелли в "Три брата". Джинелли казался каким-то ответом на проблему, а каким именно, он и сам не знал. В итоге он отправился в клинику Глассмана и начал их серию анализов на метаболизм. Если бы он был холостяком, одиноким человеком, вроде Хопли, он бы отменил все это. Но была Хейди, о которой следовало подумать, была Линда - наивная наблюдательница, не понимавшая, в чем, собственно, дело. Итак, он записался в клинику, скрывая свое безумное познание истины, как порядочный человек скрывает свою привычку к наркотикам.
      По-крайней мере, это было нормальное местопребывание, а между тем Кирк Пеншли и "Бартон Детектив Сервис" позаботятся о его деле. Он надеялся.
      Его всесторонне обследовали, осматривали. Он пил противный белый барий, подвергался рентгеновскому осмотру, его сканировали, делали электрокардиограммы и прочее. Были приглашены крупные специалисты, которым его демонстрировали как диковинку зоопарка. "Гигантская панда или последняя птичка додо", думал Билли, сидя в соляриуме с последним номером "Нэшнл Джиогрэфик" в руках. На руках его были заплаты из пластыря: в него втыкали много игл.
      На второе утро у Глассмана, когда он подвергался очередным испытаниям, Билли впервые обратил внимание на два ряда четко заметных ребер на своем торсе. Впервые - за сколько лет? В школе? Нет. Никогда. От выпирающих костей падали рельефные тени. Выпирали тазобедренные кости, и даже в районе лобка они были заметны. Он коснулся их рукой: напомнили рукоятку сцепления его первого в жизни автомобиля - "Понтиака" 1957 года. Он тихо засмеялся и почувствовал на глазах жгучие слезы. Все его дни теперь стали одинаковыми: переменная облачность, местами дожди.
      "Я буду убивать его медленно. О деталях говорить тебе не стану".
      "Почему?" - думал Билли, лежа в своей больничной койке с приподнятыми, как у ванны, боковинами. "Об остальном ты мне все сказал".
      За три дня пребывания у Глассмана Халлек потерял семь фунтов веса. "Не так уж много", подумал он с новым для себя юмором висельника. "Не так уж много - меньше, чем обычный куль сахара. С такими темпами я исчезну... когда? Примерно к октябрю!"
      "172", декламировал его разум. "172 теперь. Если бы ты был боксером, пришлось бы из тяжеловесов переходить в средний вес... а может, Билли, попытаешь счастья в весе "перо"? Наилегчайшем весе?"
      Прибыли букеты цветов: от Хейди, от фирмы. Маленькая весточка пришла от Линды на открытке. Аккуратным школьным почерком было выведено: "Поскорей выздоравливай, папочка. С любовью - Лин". Билли тайком поплакал над этой запиской.
      На третий день, надев свою одежду, он встретился с тремя врачами, занимавшимися его проблемой. Он чувствовал себя менее уязвимым в джинсах и рубашке с короткими рукавами с надписью ВСТРЕТИМСЯ В ФЭЙРВЬЮ. Удивительно, как меняются ощущения, когда снимаешь больничную пижаму. Билли выслушал врачей, подумал о Леде Россингтон и подавил угрюмую ироничную улыбку.
      Они знали, в чем с ним дело, это был случай один из двух (или трех). Один вариант - редкая болезнь истощения организма, впервые появившаяся за пределами Микронезии. Другой - редкий случай метаболического заболевания, которое еще не было полностью исследовано. Третий вариант - но это лишь возможность, заметьте, - психическая форма "анорексия невроза": редчайший случай, до сих пор не подтвержденный. По их глазам Билли понял, что им по душе последний вариант: могут сделать себе имя в медицинских анналах. В любом случае Билли Халлек остался загадкой, а врачи - детьми в рождественское утро.
      Уговаривали его задержаться в клинике Глассмана еще на неделю или две (может даже на три). Намеревались выявить, что с ним на самом деле. Собирались для начала проверить на нем действие мегавитаминов, кроме того - инъекции протеинов (ну разумеется!).
      Поднялся дружный вой (профессиональный, разумеется), когда Билли спокойно их поблагодарил и сообщил им, что покидает клинику. Они возмущались, осуждали, читали ему лекции. А Билли, которому в последнее время все чаще казалось, что у него не все в порядке с мозгами, они показались этакими тремя гномами из сказки: того и гляди начнут гоняться друг за другом в развевающихся халатах по роскошной приемной, тузить друг друга и ругаться с бруклинским акцентом.
      - Несомненно, вы себя чувствуете теперь лучше, мистер Халлек, - говорил один из них. - Начнем с того, что у вас было серьезное ожирение - это видно по истории болезни. Но хочу вас предупредить: ваше прекрасное самочувствие может оказаться преходящим фактором. Если и дальше будете терять вес, у вас появятся прыщики во рту, кожные проблемы...
      "Если хотите увидеть настоящие кожные проблемы, вам нужно взглянуть на шефа полиции Фэйрвью", подумал он. "Извините, бывшего шефа".
      Он вдруг решил под влиянием момента снова начать курить.
      - ...такие болезни, как непроходящие нагноения, бери-бери, - строго продолжал доктор. - Вы будете весьма подвержены любым инфекциям - от обыкновенной простуды и бронхита до туберкулеза. Туберкулез! Вы понимаете, мистер Халлек? Зато, если вы останетесь здесь...
      - Нет, - ответил Билли. - Пожалуйста, поверьте, - у меня нет иного выхода.
      Другой врач, сторонник идеи психического варианта "анорексия невроза", приложил пальцы к вискам и сказал:
      - Ну что мы можем сделать, чтобы убедить вас, мистер Халлек?
      - Ничего, - ответил Билли. Перед мысленным взором снова возник образ старого цыгана. Почувствовал шершавое мозолистое прикосновение его пальца к щеке. "Да", подумал он, "начну снова курить что-нибудь крепкое, вроде "Кэмела" или "Честерфилда". Почему бы и нет? Когда чертовы доктора начинают выглядеть вроде братьев Маркс, пора что-то предпринять".
      Они попросили его подождать и вышли все трое. Билли ничего не имел против - он чувствовал себя в самом центре шторма и на том успокоился. Успокоился и на мысли о том, что выкурит сразу две сигареты подряд.
      Они вернулись мрачными и одновременно возбужденными: мужчины, решившиеся на главную жертву. Они готовы оставить его здесь бесплатно, останется только плата за лабораторную работу.
      - Нет, - терпеливо ответил Билли. - Вы просто не поняли. Моя страховка и так покрывает все расходы, я сам проверил. Дело в том, что я ухожу. Просто ухожу, и все.
      Они непонимающе смотрели на него, начиная сердиться. Билли подумал - не сказать ли им, что они напоминают ему трех гномов, но решил, что подобная затея недопустимо оскорбительна. Она только все осложнит. Такие люди не привыкли к вызывающим поступкам в отношении себя. Могли и Хейди позвонить, а уж их-то она выслушает.
      - Хорошо, мы оплатим лабораторные счета, - сказал один из них, как бы подводя черту всем доводам.
      - Я уезжаю. - Билли говорил очень тихо и теперь увидел, что они поверили ему. Возможно, сам тихий тон его голоса убедил их, что дело тут не в деньгах, а просто он тронулся рассудком.
      - Но почему? Почему, мистер Халлек?!
      - Потому что вам, джентльмены, кажется, будто вы сможете мне помочь, а на самом деле это невозможно.
      Посмотрев на их удивленные, растерянные лица, Билли подумал, что никогда еще в жизни не чувствовал себя таким одиноким.
      По пути домой он остановился у табачной лавки и купил пачку "Честерфилда" (кингсайз). Первые затяжки вызвали такое головокружение, что он тотчас выбросил сигареты.
      - Хватит экспериментировать, - сказал он вслух, сидя в машине. А потом засмеялся и заплакал одновременно. - За дело, ребятишки!
      14. 156
      Линда уехала.
      Легкие морщинки возле глаз и рта Хейди обозначились резче. Она курила теперь как паровоз. Сигареты "Вантаж-100" - одну за другой. Халлеку сообщила, что отправила Линду к своей тетке Роде в Уэстчестер.
      - Я сделала это по двум причинам, - пояснила она. - Во-первых, она... ей нужно от тебя отвлечься, Билли. От того, что с тобой происходит. Она буквально с ума сходит. Я ей еле внушила, что у тебя нет никакого рака.
      - Ей бы с Кэри Россингтоном поговорить, - пробормотал Билли, направляясь на кухню. Ему срочно захотелось кофе - черного, крепкого, без сахара. - Прямо родственные души.
      - Что? Я не слышу.
      - Ничего. Ерунда. Кофе включу.
      - Девочка ночи не спит, - сказала Хейди, когда он вернулся. Она нервозно переплела пальцы. - Ты понимаешь?
      - Да. - Билли ощутил внутреннюю занозу. Подумал: а понимает ли Хейди, что ему Линда тоже нужна, что она часть той системы, которая поддерживала его морально? Ну, часть или не часть, а он не имеет права травмировать девочку, нарушать ее спокойствие. Тут все же Хейди была права. Права, невзирая на цену такой разлуки.
      И вновь он ощутил вспышку ненависти к ней. Мамочка немедленно спровадила дочурку к тетушке, как только он позвонил и сообщил, что возвращается. Папочка-страшила возвращается. Не убегай, девочка, не бойся, - это всего лишь Тощий Человек...
      "Почему именно в такой день? Что тебя дернуло выбрать именно тот день?"
      - Билли? С тобой все в порядке? - Голос Хейди странным образом прозвучал нерешительно.
      "Господи! Глупая сучка! Ты замужем за ходячим скелетом и спрашиваешь, все ли у меня в порядке?"
      - Со мной все в порядке, насколько это возможно. А что?
      - Да ты как-то странно смотрел так...
      "Неужели? Неужели так странно? Но почему, Хейди, ты выбрала именно тот день, чтобы залезть мне в штаны, и это после всех лет, когда мы занимались такими делами в темноте спальни".
      - Ну, как тебе сказать? Я теперь все время чувствую себя странно, - сказал Билли. Сам подумал: "Пора прекращать эти бесплодные умствования, мой друг. Бессмысленно. Что сделано, то сделано".
      Но выбросить эти мысли оказалось трудно. Трудно, когда она стояла тут с сигаретой, куря одну за другой и при этом будучи в полном порядке, а кроме того...
      "Прекрати, Билли. Хватит".
      Хейди отвернулась и загасила сигарету в хрустальной пепельнице.
      - А во-вторых, Билли, ты кое-что от меня скрывал. Кое-что имеющее отношение к нам обоим. Иногда ты во сне говоришь. Теперь я хочу знать. Я заслуживаю того, чтобы знать правду. - Голос ее дрогнул.
      - Хочешь знать, говоришь? - спросил Халлек. - В самом деле? - На его лице появилась невольная улыбка.
      - Да! Да!
      И Билли ей все рассказал.
      Хаустон позвонил ему на следующий день и после долгого бессмысленного предисловия перешел к сути дела. Хейди находилась у него. Они основательно потолковали ("Ты ей не предложил понюшку?" - подумал Халлек. - "Не спросить ли? Пожалуй, не стоит"). Итог длинного разговора оказался таким: у Билли определенно поехала крыша.
      - Майкл, - сказал Билли, - старый цыган был вполне реален. Он прикоснулся к нам троим: ко мне, к Кэри Россингтону, к Данкену Хопли. Я понимаю, такой человек, как ты, в сверхъестественное верить не может. Но ты же наверняка веришь в методы дедукции и индукции. Поэтому должен видеть и подобные возможности. Мы все трое были потроганы его рукой, все трое обрели таинственные недуги. Прежде, чем объявлять меня чокнутым, хотя бы допусти логическую связь.
      - Билли, связи тут нет.
      - Да я...
      - Я говорил с Ледой Россингтон. Она сказала, что Кэри находится в Мэйо, где его лечат от рака кожи. Сказала, что дело зашло слишком далеко, но она считает, что есть надежда на благополучный исход. А еще Леда сказала, что не видела тебя с рождественской гулянки у Гордонов.
      - Она врет!
      Хаустон замолчал. Только что там за звук на фоне его молчания? Уж не Хейди ли плачет? Билли сильно стиснул телефонную трубку, даже костяшки пальцев побелели.
      - А ты с ней лично говорил или по телефону?
      - По телефону. А какая разница?
      - Если бы ты ее увидел, ты бы понял, какая разница. Она выглядит совершенно потрясенной и выбитой из колеи.
      - Что ж, когда узнаешь, что у твоего мужа рак кожи, да еще запущенный...
      - А с Кэри ты говорил?
      - Он сейчас под усиленным наблюдением. Таким пациентам телефонные разговоры разрешены только при чрезвычайных обстоятельствах.
      - Мой вес упал до ста семидесяти, - сказал Билли. - Я потерял уже восемьдесят три фунта. Для меня это - чрезвычайное обстоятельство.
      Снова пауза на другом конце провода. Кроме того звука, который мог быть плачем Хейди.
      - Ты поговоришь с ним? Ну, хотя бы попытаешься?
      - Если его доктор позволит и если он сам пожелает поговорить со мной, то - да. Но, Билли, эта твоя галлюцинация...
      - Никакая это не галлюцинация, черт побери! Ради бога, не кричи. Билли закрыл глаза.
      - Ну хорошо, хорошо, - успокаивающим тоном отозвался Хаустон. - Эта идея - скажем так? Я только хочу сказать, что эта идея не поможет твоему состоянию. Более того, возможно, она и есть корень зла, источник психоанорексии, если ты в самом деле болен этим, как утверждает доктор Юнт. Ты...
      - Хопли, - перебил его Билли. Лицо покрылось потом, и Билли промокнул его платком. Вспомнил вдруг облик Хопли, лицо, которое перестало быть лицом, превратилось в рельефную карту ада. Кошмарные опухоли, сочащаяся влага и невыразимый звук, когда он ногтем поскреб щеку.
      Снова последовала долгая пауза со стороны Хаустона.
      - Поговори с Данкеном Хопли. Он подтвердит...
      - Невозможно, Билли. Данкен Хопли покончил с собой два дня назад. Он застрелился, пока был в клинике Глассмана.
      Халлек крепко зажмурил глаза и закачался, стоя на ногах. Почувствовал себя так, как в тот момент, когда возобновил курение. Ущипнул себя за щеку, чтобы не упасть в обморок.
      - Тогда ты знаешь, - сказал он, не раскрывая глаз. - Ты знаешь или кто-нибудь знает, кто увидел его.
      - Грэнд Лоулор видел его, - сказал Хаустон. - Я с ним говорил сегодня.
      Грэнд Лоулор. Какой-то момент испуганный запутавшийся разум Билли не сработал. Показалось, что Хаустон сказал что-то другое. Потом дошло. Грэнд Лоулор был окружной врач, производивший вскрытия. Вспомнил, что Грэнд Лоулор пару раз выступал перед судом в качестве свидетеля.
      Мысль об этом вызвала иррациональное желание хихикнуть. Халлек прикрыл трубку ладонью: не дай Бог, а то Хаустон утвердится во мнении, что он, точно, сошел с ума.
      А тебе бы очень хотелось поверить в мое безумие, верно, Майкл? Потому что, если я не в своем уме и начну болтать о твоей бутылочке и маленькой костяной ложечке, никто ведь мне не поверит, верно? Ну конечно же.
      Желание хихикать прошло.
      - Ты спросил его...
      - О некоторых деталях относительно смерти? Естественно. После истории ужаса, которую ты выдал своей жене, я специально поинтересовался. - Голос Хаустона обрел ехидный оттенок. - Ты должен быть мною доволен, Билли. Когда он меня спросил, почему меня это интересует, я держал язык за зубами.
      - И что он сказал?
      - Что внешность Хопли выглядела скверно, но уж никак не тот ужас, что ты описывал Хейди. То, что сказал Грэнд, скорее напоминает мне рецидив взрослых угрей, от которых я лечил Данкена, начиная с 1974 года. Они у него вызвали депрессию. И это понятно. Нашествие угрей на лице для взрослого мужчины - большая психологическая травма, возможно, одна из сильнейших.
      То есть, ты полагаешь, он был подавлен из-за своей изменившейся внешности и застрелился?
      - В сущности, да.
      - Давай напрямик, - сказал Билли. - Ты веришь в то, что дело в более-менее обычном рецидиве распространения угрей у взрослого, пусть даже самого обширного за многие годы. В то же время ты считаешь, что он застрелился от того, что увидел в зеркале. Ну и диагноз, скажу я тебе, Майкл!
      - Я не говорил, что дело только в кожной проблеме, - сказал Хаустон раздраженно. - Самое худшее в этих проблемах состоит в том, что они возникают в паре, в тройке, а иногда и с целой кучей сопутствующих вещей. Редко в одиночку. Самый высокий уровень самоубийств, Билли, кстати, среди психиатров. Но полицейские не далеко от них ушли. Видимо, имела место комбинация факторов, где его последний недуг явился и последней соломинкой, которая сломала спину верблюда.
      - Тебе стоило бы его увидеть, - мрачно сказал Билли. - То была не соломинка, а куча бревен.
      - Записки он не оставил, так что мы ничего не узнаем, верно?
      - Боже мой! - Билли тяжело вздохнул и провел пятерней по волосам. - Господи милостивый!
      - И причины самоубийства Хопли нам тоже неведомы. Так?
      - Мне они ведомы, - ответил Билли. - Вполне известны.
      - А мне вот кажется: все дело в том, что твой разум, Билли, сыграл над тобой злую шутку. Комплекс вины. Ты... ты зациклился на этих цыганских проклятьях, и когда пошел к Хопли в тот вечер, просто увидел то, чего на самом деле не было. - Теперь Хаустон говорил утвердительно-успокаивающим тоном врача. - Ты перед визитом к Данкену случайно не заглянул к Энди на пару коктейлей? Ну, так - чтобы взбодриться.
      - Нет.
      - Уверен? Хейди говорит, что ты там основательно посиживал.
      - Если так, твоя жена меня бы там непременно видела, - ответил Билли. - Ты так не находишь?
      Последовала затянувшаяся пауза. Потом Хаустон сказал бесстрастно:
      - Это удар ниже пояса, Билли. Но именно такого ответа я и ожидал от человека, пребывающего в сильном психическом напряжении.
      - Сильное психическое напряжение. Психическая анорексия. У вас, врачей, всему найдется название. Но повидал бы ты его. Ты бы... - Билли смолк, подумав о прыщах и опухолях на щеках Данкена Хопли, вспомнил сочащуюся жидкость, нос, утонувший в наростах.
      - Билли, неужели ты сам не понимаешь, что просто пытаешься найти логическое объяснение тому, что произошло и происходит с тобой? Тут и явный комплекс вины из-за старой цыганки, и...
      - Проклятье исчезло, когда он застрелился, - услышал Билли свой голос. Может быть, потому он и перестал выглядеть так ужасающе. Как в кинофильмах про оборотней, Майкл. Когда оборотня в итоге убивают, он снова превращается в человека.
      На место растерянности пришло возбуждение. Халлек начал обдумывать новую идею, быстро прикидывая возможности и вероятности.
      Куда девается проклятье, когда проклятый от него избавляется? Только умирающий с последним дыханием может это сказать. Когда его душа отлетает прочь. Прочь, прочь. И есть ли способ изгнать эту напасть?
      Россингтон - прежде всего. Россингтон в Мэйо, отчаянно цепляющийся за идею, что у него рак кожи, поскольку альтернатива - куда страшнее. Когда Россингтон умрет, вернется ли его нормальный вид?
      Он вдруг обратил внимание на молчание Хаустона и на смутные звуки в трубке - неприятные и знакомые... Всхлипывания. Хейди плакала?
      - Почему она плачет? - спросил Билли.
      - Билли...
      - Дай-ка мне ее!
      - Билли! Да ты к себе прислушайся!
      - К черту! Дай мне ее!
      - Нет. Пока ты в таком состоянии, не дам.
      - Почему, ты, нахалка поганая?!
      - Прекрати, Билли!
      Хаустон настолько громко заорал, что Билли отодвинул трубку от уха. Когда приложил ее обратно к уху, всхлипывания умолкли.
      - А теперь послушай! - сказал Хаустон. - Таких вещей, как оборотни, не бывает. Не бывает цыганских проклятий. Я даже сейчас дураком себя ощущаю, говоря тебе такие элементарные вещи.
      - Слушай, неужели не видишь, что это все же часть проблемы? - тихо спросил Билли. - Неужели не понимаешь, что эти люди умели уходить безнаказанными с подобными штуками в последние двадцать столетий, если не больше?
      - Билли, если на тебе лежит проклятье, то оно исходит из твоего подсознания. Поверь. Старый цыган не мог наложить проклятья. Но твой собственный разум под маской старого цыгана - может.
      - Я, Хопли, Россингтон, - сказал Халлек тупо. Все сразу. Нет уж, это ты слепой, Майкл. Вот так-то.
      - Да брось ты! Тут всего лишь совпадение. Ну сколько можно блуждать вокруг тутового куста? Вернись к Глассману. Пусть они тебе помогут. Хватит сводить с ума собственную супругу.
      В какой-то момент он даже заколебался. Уж очень здраво и разумно звучали доводы Хаустона. Они успокаивали.
      А потом вспомнил Хопли, поворачивающего тензорную лампу, жестоко осветившую его лицо. Вспомнил слова Хопли: "Я буду убивать его долго... деталей тебе говорить не стану..."
      - Нет, - сказал он. - У Глассмана мне ничем помочь не могут, Майкл.
      Хаустон тяжело вздохнул.
      - Тогда кто же? Старый цыган?
      - Возможно, - сказал Халлек. - Если удастся его найти. Не исключено. Кроме того, у меня есть знакомый, который может помочь. Он прагматик вроде тебя.
      Джинелли. Имя всплыло в памяти в то время, как он говорил по телефону.
      - Но в основном я намерен полагаться на себя.
      - Именно об этом я тебе и говорю!
      - Правда? А у меня сложилось впечатление, что ты посоветовал мне вернуться в клинику Глассмана.
      Хаустон снова вздохнул.
      - Мне кажется, твои мозги тоже начали терять вес. Ты хоть подумал, что ты устраиваешь своей жене и дочке? Хоть раз подумал об этом?
      "А тебе Хейди сказала, что она делала, когда произошел наезд?" - чуть не выпалил Билли. - "Не сказала еще, Майкл? Нет? А ты спроси ее..."
      - Билли?
      - Мы с Хейди потолкуем об этом, - тихо ответил он.
      - Неужели ты?..
      - Я думаю, Майкл, что ты прав по-крайней мере в одном.
      - Да? О, как мне повезло! И в чем же я оказался прав?
      - В том, что хватит ходить вокруг да около, - сказал Билли и положил трубку.
      Но потолковать им не удалось.
      Пару раз Билли попытался завести разговор, однако Хейди только качала головой. Лицо ее было бледным, непроницаемым, глаза смотрели на него обвиняюще. Только раз она отреагировала.
      Это произошло через три дня после телефонного разговора с Хаустоном, когда Хейди всхлипывала в его кабинете. Они заканчивали ужин. Халлек прикончил внушительный набор лесоруба: три гамбургера с гарниром, четыре початка молодой кукурузы с маслом, полпинты бульона, персиковый пирог со сладкой подливой. Надо сказать, аппетит у него стал слабый, но он с тревогою обнаружил, что быстрее теряет вес, если не ест. Когда перед тем Хейди вернулась от Хаустона с опухшими от слез глазами, Билли был так расстроен, что не стал ни обедать, ни ужинать, а когда на следующее утро встал на весы, увидел на шкале цифру 167. Ему стало тошно. Пять фунтов за один день! О, Боже! С тех пор и не пропускал еды в положенное время.
      Теперь он показал на пустые тарелки с мелкими остатками и обглоданными початками.
      - Похоже это на "анорексия невроза", Хейди? - спросил он.
      - Нет, - нехотя ответила она. - Но...
      - Так я ем весь последний месяц. И за этот месяц потерял шестьдесят фунтов. Вот и объясни мне, каким образом мое подсознание ухитряется делать такой трюк. Терять в весе по два фунта в день при потреблении примерно шести тысяч калорий.
      - Я не знаю... но Майкл... Майкл говорит...
      - Ты не знаешь, и я не знаю, - перебил ее Билли, сердито бросая салфетку на тарелку. В животе его заурчало от обильного ужина. - И Майкл Хаустон тоже не знает.
      - Ну, хорошо, если это проклятье, то почему со мной ничего не происходит?! - закричала она. Хотя в глазах ее сверкнул гнев, Халлек увидел, что она на грани слез.
      Потеряв над собой контроль от накопившейся обиды и страха, он закричал в ответ:
      - Не знал он, вот почему! Понимаешь? Не знал!
      Всхлипывая, она резко отодвинулась, чуть не упав вместе со стулом, и стремительно вышла из-за стола, рукой схватилась за лицо, словно от сильной головной боли.
      - Хейди! - воскликнул он, поднимаясь и роняя стул на пол. - Вернись!
      Ее шаги на лестнице не замедлились. Он услышал, как хлопнула дверь - но не их спальни. Кажется, комнаты Линды или спальни для гостей.
      Халлек подумал - скорей всего, в комнате для гостей. Он оказался прав. Больше она с ним в одной комнате не спала.
      Та неделя, последняя неделя перед тем, как он покинул дом, потом вспоминалась Билли Халлеку как некий путаный кошмар. Погода установилась гнетуще душная и жаркая. Билли ел и потел, потел и ел, а его вес равномерно и неуклонно снижался. В конце недели, когда он арендовал автомобиль и отправился в путь по 95-й магистрали в сторону Нью-Хэмпшира и Мэна, он потерял еще одиннадцать фунтов и весил уже 156 фунтов.
      В течение этой последней недели врачи из клиники Глассмана неоднократно звонили ему. То и дело звонил Майкл Хаустон. Хейди молча наблюдала за ним и курила. Когда он заговорил о том, что неплохо бы повидать Линду, она бесстрастно ответила:
      - Я предпочитаю, чтобы ты этого не делал.
      В пятницу, накануне отъезда, снова позвонил Хаустон.
      - Майкл, - сказал ему Билли. - Я больше не отвечаю на звонки от врачей Глассмана и не буду отвечать на твои, если не прекратишь эту муру.
      - Напрасно, - возразил Хаустон. - Послушай меня внимательно, Билли. Это очень важно.
      Билли выслушал очередную порцию дурацких сентенций, испытывая гнев и обиду из-за предательства. Хейди снова была там. Ее переговоры с Хаустоном опять закончились слезами. Хаустон провел долгую консультацию с тремя Гномами клиники Глассмана ("Не волнуйся, Билли, это оплачено: профессиональная привилегия") и снова встретился с Хейди. Все сошлись на том, что Билли не помешает серия психиатрических обследований.
      - И я тебе очень советую по собственной воле согласиться на это, - заключил Хаустон.
      - Еще бы! И я даже знаю, где ты рекомендовал бы мне пройти обследование. Разумеется, в клинике Глассмана. Угадал?
      - Ну что ж, мы подумали, так было бы удобней всего.
      - А как же иначе? И пока мне обследуют мозги, я буду пить барий и получать клизмы.
      Хаустон красноречиво смолчал.
      - А если я откажусь?
      - Хейди имеет право прибегнуть к законным средствам, - осторожно ответил Хаустон. - Ты понимаешь?
      - Я понимаю, - ответил Билли. Ты имеешь в виду себя, Хейди и Трех Гномов из клиники Глассмана. Все вместе вы отправляете меня в санаторий "Саннивейл", где я научусь плести корзинки.
      - Брось ты эту мелодраму, Билли! Она не меньше беспокоится о Линде, чем о тебе.
      - Мы оба волнуемся за Линду, - сказал Билли. - Я и за Хейди волнуюсь. Конечно, бывают моменты, когда я на нее зол, но в целом по-прежнему люблю ее. И потому беспокоюсь. Так что она в какой-то степени ввела тебя в заблуждение, Майкл.
      - Не знаю, о чем ты говоришь.
      - Ясно, что не знаешь. И объяснять тебе не собираюсь. Она может тебе рассказать, хотя сомневаюсь. Хейди хотела бы забыть все, что случилось. Она могла бы излить тебе душу относительно некоторых упущенных деталей. Скажем так: у нее тоже есть свой комплекс вины. Кстати, если прежде она выкуривала пачку сигарет в день, то теперь выкуривает до двух с половиной.
      Долгая пауза, потом Майкл Хаустон вернулся к своему обычному припеву:
      - Что бы там ни было, Билли, но психиатрические тесты, поверь мне, в твоих же интересах и в интересах...
      - Прощай, Майкл, - сказал Халлек и аккуратно положил трубку.
      15. ДВА ТЕЛЕФОННЫХ РАЗГОВОРА
      Оставшуюся часть дня Билли провел, вышагивая взад и вперед по прохладному кондиционированному дому, бросая взгляды на отражение своего нового облика в зеркалах и полированных поверхностях.
      То, какими мы себя видим, гораздо в большей степени, чем мы полагаем, зависит от нашей концепции нормального телосложения.
      Ничего утешительного в этой идее он не нашел.
      Моя самооценка зависит от того, насколько я воздействую на окружающий меня мир. Что же получается? Если мистер Т. ходит по улице, держа под мышкой труд Эйнштейна, от этого он выглядит важным человеком, ученым. Но разве в самом деле он становится от этого лучше?
      Идеи Т.С.Элиота звучали в голове, как эхо далекого воскресного колокола. Нет, я не это имел в виду. Не это.
      То, как мы воспринимаем реальность, гораздо больше, чем мы полагаем, зависит от нашей оценки собственного телосложения.
      Да, реальность, - пожалуй, ближе к истине. Когда видишь, как тебя стирают фунт за фунтом на нет, подобно тому, как стирают с черной доски сложное уравнение - строку за строкой, на твое восприятие реальности это здорово влияет. Твоей личной реальности и всей в целом.
      Он был толстым, жирным, как свинья. Потом стал плотным, потом нормальным (если такое понятие вообще существует), потом худым. Но теперь худоба переходила в новое качество, которое можно назвать "тощий". А что дальше? Дистрофик, истощенный, скелетообразный? дальше уже и вообразить было нечего.
      Его не слишком беспокоила перспектива быть отправленным в санаторий для тихо помешанных. Чтобы организовать подобное, требуется время. Однако последний разговор с Хаустоном показал, насколько далеко зашло дело. Оказалось невозможным убедить кого-либо. Ни один человек ему не поверит. Захотелось позвонить Кирку Пеншли. Желание было почти неодолимым, хотя он и понимал, что Кирк сам позвонит, как только три сыскных компании, услугами которых пользовалась фирма, что-нибудь найдут.
      Вместо этого Халлек позвонил в Нью-Йорк, разыскав нужный телефон в записной книжке. С тех пор как приключилась эта беда, имя Ричарда Джинелли то и дело всплывало в сознании. Теперь пришло время позвонить ему.
      На всякий случай.
      - "Три брата", - послышался голос в трубке. - Сегодня у нас в меню телятина "марсала" и наша фирменная версия "Фетуччине Альфредо".
      - Меня зовут Уильям Халлек. Я бы хотел поговорить с мистером Джинелли, если он на месте.
      После паузы в трубке послышался голос:
      - Халлек?
      - Да.
      - Трубка была отложена в сторону, и Билли слабо различил звяканье посуды, чью-то брань на итальянском, чей-то смех. Как и все в его нынешней жизни, звучало это очень издалека.
      Наконец трубку подняли.
      - Уильям! - Билли вдруг пришло в голову, что никто больше его так не называл. - Как твои дела, дорогой?
      - Я сбросил вес.
      - Что ж, отлично, - сказал Джинелли. - Ты был слишком толст, Уильям. Прямо тебе скажу, - слишком. И сколько сбросил?
      - Двадцать фунтов.
      - О! Поздравляю! И сердчишко твое тебя поблагодарит. Трудно терять вес? Впрочем, не говори, сам знаю. Чертовы калории так и цепляются, висят, понимаешь, над поясом. Потом вдруг портки начинают по швам расползаться на заднице, когда туфель зашнуровываешь.
      - Для меня это не составило труда.
      - Заходи, Уильям, к "Трем братьям". Я тебя сам угощу отличной штукой - курицей по-неаполитански. Весь прежний вес вернешь с одного блюда.
      - А что, пожалуй, ловлю тебя на слове. - Билли улыбался. Глядя на свое отражение в зеркале кабинета, он подумал, что в его улыбке слишком много зубов, слишком они близки к плоти губ. Улыбка исчезла с его лица.
      - Я серьезно говорю, дорогой. Соскучился по тебе. Так давно не виделись, а жизнь-то коротка. Да, жизнь наша коротка, верно?
      - Да, пожалуй.
      Джинелли понизил голос:
      - Я слыхал, у тебя там, в Коннектикуте, была неприятность. Мне было очень жаль, когда услышал.
      - Откуда ты услышал? - удивленно спросил Билли. В газете Фэйрвью "Репортер" была лишь маленькая заметка в которой и имена-то не назывались, а в газетах Нью-йорка и того не было.
      - Держу ухо востро, - ответил Джинелли. - Как говорят, прикладываю ухо к земле.
      "Да, таков твой образ жизни - держать ухо востро", - подумал Билли и неуютно поежился.
      - С этим у меня и сейчас проблемы, - сказал Билли, осторожно подыскивая слова. - Они, видишь ли, выходят за рамки юрисдикции. Женщина... ты слыхал о той женщине?
      - Да. Говорили - цыганка.
      - Верно, цыганка. А у нее - муж. Вот он... устроил мне неприятность.
      - Как его зовут?
      - Лемке, кажется. Попробую сам утрясти это дело, но просто подумаю... если не получится...
      - Да, да, конечно, конечно. Ты мне позвонишь. Может быть, я смогу что-нибудь, а может, и не смогу ничего. Может, я решу, что не хочу. Сам понимаешь, друзья - всегда друзья, а бизнес - всегда бизнес. Ты понял, что я имею в виду?
      - Понял.
      - Иногда дружба и бизнес пересекаются, а иногда и нет. Верно я говорю?
      - Верно.
      - Этот парень пытается с тобой покончить?
      Билли заколебался.
      - Ты знаешь, я бы пока не хотел слишком много говорить, Ричард. Дело очень специфическое, необычное. Но в общем-то, да, он решил со мной покончить. Очень крепко решил.
      - Эй, Уильям, нам надо обсудить это дело прямо сейчас!
      Тревога в голосе Джинелли была очевидной. Билли ощутил, как на глаза навернулись теплые слезы, утер их торопливо тыльной стороной ладони.
      - Спасибо тебе... Я, правда, ужасно благодарен... Но все же попробую сам справиться сначала. Я, собственно, даже не уверен, чего от тебя хочу.
      - Захочешь позвонить, Уильям, я буду здесь. О'кей?
      - О'кей и еще раз спасибо. - Он немного поколебался и спросил: - Скажи мне, Ричард, одну вещь - ты суеверен?
      - Я? Ты спрашиваешь старого бандюгу вроде меня - суеверен ли я? Я, знаешь, рос в семье, где моя мать и бабушка и все тетушки только и знали, что славили Деву Марию, молились всем известным и неизвестным святым, завешивали зеркала, когда кто-то помрет, отгоняли злых духов в виде ворон и черных кошек, делали заклинания от дурного глаза. И ты спрашиваешь меня такое?
      - Ну да, - сказал Билли с невольной улыбкой. - Да, вот такой тебе вопрос задаю.
      Голос Ричарда Джинелли зазвучал жестко и совсем без юмора:
      - Я, Уильям, верю только в две вещи: пистолет и деньги. Суеверен ли я? Нет, конечно.
      - Ну и хорошо. - Улыбка Билли стала шире. Впервые за месяц так улыбался, и это было приятно. Чертовски приятно.
      В тот вечер, когда с улицы пришла Хейди, позвонил Пеншли.
      - Ну, твои цыгане задали нам гонку, сказал он. - С тебя причитается чуть ли не под десять тысяч долларов. Пора прекратить? Как считаешь?
      - Сначала скажи, что вы узнали, - ответил Билли. Его ладони вспотели.
      Пеншли начал рассказывать своим сухим голосом старшего начальника.
      Цыганский караван сначала проследовал в Грино, коннектикутский городок милях в тридцати к северу от Милфорда. Спустя неделю они появились в городе Поутакет близ Провиденса, Род-Айленд. После Поутакета - Эттлборо, Массачусетс. В Эттлборо один из них был арестован за нарушение общественного порядка, но вскоре выпущен после уплаты штрафа.
      - Похоже, что дело было так. Там в городке один местный лоботряс проиграл на "колесе фортуны" цыганам десять долларов. Заявил оператору, что колесо было специально подделано и что он им за это отомстит. Пару дней спустя он приметил цыгана, выходившего из магазина "Ночная сова". Сначала была словесная перепалка, потом драка на стоянке автомобилей. Там были два свидетеля, правда, из приезжих. Они сказали, что драку спровоцировал местный парень. Нашлись и двое из местных, которые заявили, что все начал цыган. Арестовали цыгана. Когда он предложил за себя выкуп или штраф, полицейские были довольны: не понадобились расходы на суд и появился предлог, чтобы их вытурить из города.
      - Всегда так и бывает, верно? - сказал Билли. Неожиданно почувствовал, что его лицо горит. Почему-то он был уверен, что арестованный в Эттлборо - тот же самый молодой жонглер, который выступал в Фэйрвью.
      - Как правило, - заметил Пеншли. - Цыгане все понимают. Раз уж попался их парень, значит полицейские довольны. Не надо поднимать бучу, достаточно их просто удалить, как соринку из глаза. Чего проще - поморгать и соринка покидает глаз. Куда она девается, никого не интересует.
      - Значит, соринка, не более? - спросил Билли.
      - Для полиции Эттлборо - именно так... Рассказать остальное или потолкуем сначала о проблемах нацменьшинств?
      - Пожалуйста, расскажи все до конца.
      - Цыгане остановились в Линкольне, Массачусетс. Продержались три дня, прежде чем им дали пинка.
      - Та же самая группа? Точно?
      - Да, да. Всегда те же машины. Есть список номерных знаков, в основном, Техас и Делавер. Продиктовать?
      - Потом, не сейчас. Продолжай.
      - Больше ничего особенного не было. Цыгане объявились в Ревере к северу от Бостона, пожили там десять дней и уехали сами. Четыре дня в Портсмуте, Нью-Хэмпшир, после чего они где-то пропали.
      - Мы их можем найти, если хочешь, - сказал Пеншли. - Сейчас отстаем от них менее, чем на неделю. Ими занимаются три первоклассных сыщика из "Бартон Детектив Сервис". Уверены, что цыгане в настоящий момент находятся где-то в Мэне. Они продвигались параллельно побережью по шоссе 95 от Коннектикута, даже от Каролины. Похоже на цирковое турне. Они, возможно, работают на юге штата Мэн в туристических районах типа Огунквит и Кеннебанк-порт, продвигаясь к гавани Бутбэй, а закончат в гавани Бар Харбор. Когда туристический сезон будет подходить к концу, они повернут обратно на зиму к побережьям Флориды или Техаса.

К титульной странице
Вперед
Назад