ГЛАВА IV.ГАЛИЛЕЯ. ПЕРВЫЕ УЧЕНИКИ
Весна 27 г.
Вначале могло показаться, что проповедь Христова
была лишь продолжением миссии Иоанна Крестителя. Оба
говорили о близости Царства Божия, оба звали народ к
покаянию и приняли в качестве обряда водное крещение.
Тем не менее некоторое различие между двумя учителями
стало заметным сразу. Если Иоанн ждал, пока к нему со-
берутся слушатели, то Иисус сам шел к людям. Он обходил
города и селения; по субботам Его речь звучала в молит-
венных домах, а в остальные дни -- где-нибудь на холме
или у моря, под открытым небом. Иной раз толпа бывала
настолько велика, что Иисус садился в лодку и оттуда
обращался к расположившемуся на берегу народу.
Живя в Галилее, Учитель неизменно вставал рано и
часто встречал восход на уединенных вершинах. Там уче-
ники находили Его и просили продолжать беседы с пришед-
шими. День Иисуса был заполнен напряженным трудом: до
самой темноты за Ним по пятам следовали больные, ожидая
облегчения недугов, верующие жадно ловили Его слова,
скептики задавали нелепые вопросы или вступали с Ним в
споры, книжники требовали разъяснения трудных мест Биб-
лии. Порой Иисусу и Его ученикам некогда было поесть.
Однако в Евангелиях только дважды говорится, что Учи-
тель сильно устал. Обычно же мы видим Его неутомимым и
полным энергии. "Пища Моя, -- говорил Он, -- творить
волю Пославшего Меня и совершать Его дело".
Нас не должно удивлять, что не сохранилось изобра-
жений Христа, сделанных Его современниками. Ведь не су-
ществует достоверных портретов ни Будды, ни Заратустры,
ни Пифагора, ни большинства других религиозных реформа-
торов, а в Иудее вообще не было принято изображать лю-
дей.
Первохристиане не сохранили памяти о внешних чер-
тах Иисуса; им прежде всего был дорог духовный облик
Сына Человеческого. "Если мы и знали Христа по плоти,
-- говорил ап. Павел, -- то теперь уже не знаем" [1].
Самые ранние фрески, где лик Иисуса представлен
таким, каким он окончательно установился в церковном
искусстве, относятся ко II или даже III веку. Трудно
сказать, настолько этот образ связан с устной традици-
ей.
В наши дни все чаще можно встретить изображение
Иисуса Христа с черной кожей или сидящего в индийской
позе "лотоса". У народов Африки, Азии, Океании зароди-
лось христианское искусство, непривычное на взгляд ев-
ропейца, но отвечающее стилю "молодых церквей" третьего
мира. Это наглядное доказательство наступления новой
эпохи, когда христианство перестает быть "религией бе-
лых", когда вселенский дух Евангелия воплощается в на-
циональных афро-азиатских культурах.
Разумеется, если японский или индонезийский худож-
ник придает Спасителю черты своих соплеменников, он
вовсе не думает, что в действительности Христос выгля-
дел именно так. Но прием, используемый мастером, вполне
оправдан, и ведет он свое начало от искусства Византии,
средневекового Запада, Древней Руси. Ведь лик на мозаи-
ке, фреске, иконе -- только знак, который указывает на
реальность Христа, вечно пребывающего в мире. И знак
этот должен соответствовать особенностям каждого наро-
да. Отсутствие же достоверного портрета Иисуса всегда
давало простор для подобных модификаций.
Тем не менее многим христианам естественно хоте-
лось бы знать, как выглядел Сын Человеческий в те годы,
когда Он жил на земле.
Но можно ли составить об этом представление, если
евангелисты не говорят ни слова о Его внешности?
Этот вопрос мы и попытаемся рассмотреть.
Начнем с того, что хотя бы приблизительно извест-
но: с характера одежды Христа. Для этого нужно отре-
шиться от представлений, навеянных западными живописца-
ми. Почти все они, за редкими исключениями, изображали
Иисуса и апостолов с непокрытой головой и без обуви.
Однако по каменистым дорогам Палестины люди, как прави-
ло, ходили в башмаках или прочных сандалиях, а в силу
обычая и из-за климата редко снимали головной убор.
Последний был трех видов: невысокая шапка типа фригийс-
кого колпака (наиболее древняя форма, принятая в эпоху
царей), чалма и судхар, покрывало, которое нередко стя-
гивали на голове шерстяным шнуром (современное арабское
куфье).
Платье израильтян римской эпохи отличалось однооб-
разием покроя. У мужчин это был прежде всего кетонет
или хитон -- просторная туника с широким поясом, ниспа-
дающая почти до земли. Согласно Ин 19, 23 Иисус имел
кетонет не сшитый, а "тканый целиком с самого верха".
Такая одежда ценилась; поэтому палачи Христа бросили
жребий - кому она достанется. Кетонет бывал голубым,
коричневым или полосатым; некоторые экзегеты видят в Мк
9,3 намек на белый цвет.
Поверх туники носили симлу, плащ из грубой шерсти.
Он обычно служил и подстилкой на ночь; в связи с этим
закон повелевал возвращать человеку плащ до захода
солнца, даже если тот отдал его в залог. При распятии
Христа солдаты разрезали верхнюю одежду Христа на час-
ти.
Благочестивые люди, следуя предписанию, пришивали
к краям плаща голубые кисти, "канафы". Из Евангелия мы
знаем, что были они и на одежде Спасителя.
Во время молитвы Иисус, по иудейскому обычаю, на-
девал на плечи таллит (таллиф) -- особый продолговатый
плат с полосами. Иногда концы его закидывались за спи-
ну. Без сомнения, таллит был на Христе во время Тайной
Вечери.
Если одежду Иисуса мы в целом можем представить,
то о Его лице, сложении и росте нет никаких данных. Это
объясняется не только тем, что в Иудее изображения на-
ходились под запретом. Само Писание почти никогда не
останавливается на внешних чертах людей. Правда, о Да-
виде вскользь упомянуто, что он был "рыжеволос, с кра-
сивыми глазами и приятным лицом", но это -- редкое иск-
лючение.
Новозаветные авторы следуют литературной традиции
Ветхого Завета, и потому мы не найдем у них описания
облика Иисуса. О Нем стали задумываться лишь христиане
греко-римского мира, но тогда уже не сохранилось воспо-
минаний, которые могли бы дать ориентир художникам. Не-
которые раннецерковные писатели, ссылаясь на пророчест-
во о Слуге Господнем, полагали, что уничижение Христа
относилось и к Его внешности. Св. Иустин, Климент Алек-
сандрийский и Тертуллиан утверждали, будто Иисус был
невзрачен лицом. Этот взгляд использовал в своей поле-
мике Цельс. "Раз в теле Христа, -- писал он, -- был Дух
Божий, то оно должно было резко отличаться от других
ростом, красотой, силой, голосом, способностью поражать
и убеждать... Между тем оно ничем не отличалось от дру-
гих и, как говорят, не выделялось ростом, красотой,
стройностью".
С III и особенно IV веков, вероятно, под воздейс-
твием античных представлений о красоте распространилась
противоположная точка зрения. "Само сияние и величие
скрытого Божества, -- говорит о Христе бл. Иероним, --
при первом виде Его могли привлекать к себе смотрящих
на Него". Однако в этих словах чувствуется скорее до-
гадка, чем знакомство с твердой традицией. Примерно в
то же время бл. Августин отрицал существование подобной
традиции. Впрочем, еще около 180 г. св. Ириней Лионский
вынужден был прямо признать, что "плотский образ Иисуса
неизвестен".
Из двух догадок вторая представляется более прав-
доподобной. Если бы у Христа были какие-то телесные не-
достатки, они сделались бы предметом насмешек Его вра-
гов. Из Евангелий можно заключить, что Иисус вызывал
расположение у людей с первого взгляда. "Строго говоря,
-- замечает Альбер Ревиль, -- некрасивая внешность мо-
жет служить препятствием к этому чувству, если только
прекрасная душа не заставляет забывать о некрасивых и
грубых чертах лица. Но в таких случаях нужно все-таки
некоторое время для того, чтобы преодолеть первое впе-
чатление; в отношении же Иисуса в этом, по-видимому, не
было необходимости".
Совершенно неосновательное мнение, будто Христос
был хрупок и слаб от природы. Он многие годы занимался
физическим трудом, немало странствовал, провел сорокад-
невный пост. "Под палящими лучами солнца, -- пишет Карл
Адам, -- по тропинкам, ничем не затененным, через дикое
нагромождение скал Он должен был в шестичасовом перехо-
де совершить восхождение более чем на 1000 метров. И
самое удивительное -- Иисус не был утомлен. В тот же
самый вечер Он принимает участие в пиршестве, приготов-
ленном для Него Лазарем и его сестрами. Значительнейшая
часть общественного служения Иисуса протекает вообще не
в домашнем уюте, а в открытой природе, подверженной
всем превратностям погоды... Нет сомнений, что Иисус
сотни раз ночевал под открытым небом и отчасти потому
так близко знал лилии в полях и птиц в небе. Только в
корне здоровое тело могло соответствовать всем этим
требованиям. К тому же эта жизнь странника была полна
трудов и необычных напряжений".
В русской живописи XIX века наиболее достоверен
внешний облик Христа у В. Д. Поленова, но его картины
не передают той духовной силы, которая исходила от Сына
Человеческого.
Именно ее и запечатлели евангелисты. В их расска-
зах чувствуется покоряющее воздействие Иисуса на самых
разных людей. Он почти молниеносно завладел сердцами
Своих будущих апостолов. Храмовые стражи, которых пос-
лали задержать Назарянина, не смогли выполнить приказ,
потрясенные Его проповедью. Выло в Нем нечто, застав-
лявшее даже врагов говорить с Ним почтительно. Книжники
называли Его "Равви", Наставник. У Пилата один вид и
немногие слова Иисуса вызывали против воли тайное ува-
жение.
Какая-то волнующая загадка, необъяснимая притяга-
тельность создавали вокруг Него атмосферу любви, радос-
ти, веры. Но нередко учеников охватывал рядом с Иисусом
священный трепет, почти страх, как от близости к Непос-
тижимому. При этом в Нем не было ничего жреческого, на-
пыщенного. Он не считал ниже Своего достоинства прийти
на свадьбу или делить трапезу с мытарями в доме Матфея,
посещать фарисея Симона, Лазаря. Меньше всего Он похо-
дил на отрешенного аскета или угрюмого начетчика. Свя-
тоши говорили о Нем: "Вот человек, который любит есть и
пить вино" [2].
Рассказывают, что один средневековый монах проехал
мимо живописного озера, не заметив его. Не таков Иисус.
От Его взгляда не ускользают даже житейские мелочи;
среди людей Он дома.
Глубоко человечным рисуют Христа евангелисты. На
глазах Его видели слезы, видели, как Он скорбит, удив-
ляется, радуется, обнимает детей, любуется цветами.
Речь Его дышит снисходительностью к слабостям человека,
но Своих требований Он никогда не смягчает. Он может
говорить с нежной добротой, а может быть строг, даже
резок. Подчас в Его словах мелькает горькая ирония
("отцеживают комара и проглатывают верблюда"). Обычно
кроткий и терпеливый, Иисус беспощаден к ханжам; Он из-
гоняет из Храма торговцев, клеймит Ирода Антипу и за-
конников, упрекает в маловерии учеников. Он спокоен и
сдержан, порой же бывает охвачен священным гневом. Тем
не менее внутренний разлад чужд Ему. Иисус всегда оста-
ется Самим Собой. За исключением нескольких трагических
моментов, ясность духа никогда не покидает Христа. На-
ходясь в гуще жизни, Он одновременно как бы пребывает в
ином мире, в единении с Отцом. Близкие люди видели в
Нем Человека, Который желает лишь одного: "творить волю
Пославшего Его".
Христос далек от болезненной экзальтации, от исс-
тупленного фанатизма, свойственных многим подвижникам и
основателям религий. Просветленная трезвость -- одна из
главных черт Его характера. Когда Он говорит о вещах
необыкновенных, когда зовет к трудным свершениям и му-
жеству, то делает это без ложного пафоса и надрыва. Он
мог запросто беседовать с людьми у колодца или за
праздничным столом, и Он же мог произнести потрясшие
всех слова: "Я -- Хлеб жизни". Он говорит об испытаниях
и борьбе, и Он же повсюду несет свет, благословляя и
преображая жизнь.
Писателям никогда не удавалось создать убедитель-
ный образ героя, если портрет его не оттенялся недос-
татками. Исключение составляют евангелисты, и не пото-
му, что были непревзойденными мастерами слова, а пото-
му, что они изображали непревзойденную Личность.
Нельзя не согласиться с Руссо, утверждавшим, что
выдумать евангельскую историю было невозможно. По мне-
нию Гете, "все четыре Евангелия подлинны, так как на
всех четырех лежит отблеск той духовной высоты, источ-
ником которой была личность Христа и которая является
божественной более, чем что-либо другое на земле" [3].
Мы уже говорили, какие человеческие черты Христа
проглядывают в Евангелиях. Однако полной характеристики
Его личности там нет. Апостолы, безусловно , ощущали
дистанцию, отделявшую их от Учителя. "Евангелия, -- пи-
шет современный экзегет Джон Л. Маккензи, -- это объек-
тивные повествования; они говорят нам о том, что можно
было видеть и слышать. В них нет ни внутренних моноло-
гов, ни психологических мотивировок, которые так любят
нынешние романисты... Его личность затрагивается лишь
постольку, поскольку она проявлялась вовне. Иисус не
был чрезмерно откровенным. Он не был экстравертом, ко-
торый открывает глубину своего сердца первому встречно-
му... И эта сдержанность сочеталась с величайшей дос-
тупностью и дружелюбием. У Него были человеческие чувс-
тва, Он не скрывал их, но ученики видели, что Его чувс-
тва, в отличие от их собственных, всегда остаются под
контролем. Он обладал редкостным достоинством и автори-
тетом. Но несмотря на сдержанность, слова и поведение
Его были всегда искренними; ни в уловках, ни в диплома-
тии Он не нуждался".
Итак, очевидно, что апостольское предание смогло
сохранить память о духовном облике Христа, хотя сделать
это было куда труднее, чем запомнить Его лицо...
В противоположность отшельникам Кумрана, Иисус не
отворачивался от мира, не прятал от него сокровищ духа,
а щедро отдавал их людям. "Когда, -- говорил Он, -- за-
жигают светильник, не ставят его под сосуд, но на подс-
вечник, и светит всем в доме" [4]. Слово Божие должно
быть "проповедано на кровлях" -- такова Его воля.
Древнееврейский язык к тому времени чаще употреб-
лялся как литературный. Для разговоров же обычно поль-
зовались арамейским наречием. Именно на нем говорил
Христос, беседуя с народом. 06 этом свидетельствуют
арамейские слова и выражения, сохранившиеся в Новом за-
вете.
В Своей проповеди Иисус прибегал к традиционным
формам священной библейской поэзии. Нередко слова Его
звучали величественным речитативом, напоминая гимны
древних пророков. Кроме того, Он следовал приемам книж-
ников: выражался афоризмами, ставил вопросы, не пренеб-
регал и логическими доводами. Особенно любил Иисус при-
меры из повседневной жизни -- притчи. В них наиболее
полно запечатлелось Его учение.
Притчи издавна были известны в Израиле, но Иисус
сделал их основным способом выражения Своих мыслей. Он
обращался не к одному интеллекту, а стремился затронуть
все существо человека. Рисуя перед людьми знакомые кар-
тины природы и быта, Христос нередко предоставлял самим
слушателям делать выводы из Его рассказов. Так, избегая
абстрактных слов о человеческом братстве, Он приводит
случай на иерихонской дороге, когда пострадавший от
разбойников иудей получил помощь от иноверца -- самаря-
нина. Подобные истории западали в душу и оказывались
действеннее любых рассуждений.
Побережье Галилейского моря, куда пришел Иисус,
впоследствии сильно пострадало от войн; только сравни-
тельно недавно этот край стал обретать прежний облик. В
евангельские же времена Генисарет отличался, по словам
Флавия, "изумительной природой и красотой". Фруктовые
сады, пальмы и виноградники окаймляли голубые воды. За
оградами росли акации, олеандры, миртовые кустарники с
белыми цветами. Урожай снимали в течение всех месяцев.
Озеро давало обильный улов. Днем и ночью его поверх-
ность была усеяна рыбацкими лодками.
Есть глубокий смысл в том, что проповедь Евангелия
оказалась тесно связанной с этой страной. Весть о Царс-
тве Божием впервые прозвучала не в душных, пыльных сто-
лицах, а у берегов лазурного озера, среди зеленеющих
рощ и холмов, напоминая о том, что красота земли есть
отражение вечной красоты Неба.
Вокруг Генисарета тянулся ряд небольших приморских
городков, из которых Иисус отдал предпочтение Капернау-
му. Евангелисты даже называют Капернаум "Его городом".
Там, рядом с синагогой, построенной римлянином-прозели-
том, жил Он в доме Симона, брата Андрея; оттуда Иисус
шел проповедовать, направляясь по берегу в Вифсаиду,
Хоразин, Магдалу, оттуда ходил на праздники в Иерусалим
и туда возвращался. В Капернауме люди стали свидетелями
Его первых исцелений и видели, как Он одним словом ос-
тановил конвульсии одержимого, который кричал: "Оставь!
Что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить
нас! Знаю Тебя, Кто Ты, Святой Божий!.."
Родные Иисуса, узнав о Его проповеди и чудесах,
решили, что Сын Марии "вышел из себя". Они поспешили в
Капернаум, желая силой увести Иисуса обратно в Назарет;
но им так и не удалось проникнуть в дом, который бук-
вально осаждался народом.
С тех пор Марии было уже тягостно оставаться среди
назарян, которые смотрели на Иисуса как на безумца. Бы-
ло высказано предположение, что она переселилась на
время в Кану, где какие-то люди, вероятно, родственни-
ки, дали Ей приют.
Однажды, когда в их семье справляли свадьбу, туда
был приглашен Иисус с учениками, и Мать смогла вновь
увидеть Его.
В самый разгар скромного торжества, к великому
огорчению и стыду хозяев, кончилось вино. Очевидно, все
лавки уже закрылись, и нечем было угощать собравшихся.
Мария, заметив это, обратилась к Сыну: "Вина нет у
них".
На какую помощь Она надеялась? Или просто ждала
слов ободрения? Кажется непонятным и ответ Иисуса, про-
изнесенный как бы со вздохом: "Что Мне делать с Тобой?
Час Мой еще не пришел" -- так примерно можно передать
смысл Его слов. Тем не менее Мария поняла, что Он все
же готов как-то помочь, и сказала слугам: "Сделайте
все, что Он вам скажет". Иисус велел налить воды в
большие каменные чаны, предназначенные для омовений, и,
почерпнув из них, нести распорядителю пира. Слуги в
точности исполнили странное приказание, и когда распо-
рядитель попробовал напиток, то, поразившись, сказал
жениху: "Хорошее вино всегда подают сначала, а ты сбе-
рег его до сих пор..."
Так проявление власти Христа над природой началось
не устрашающими знамениями, а за праздничным столом,
под звуки свадебных песен. Он употребил ее, чтобы не
омрачился день веселия, как бы невзначай. Ведь Он при-
шел дать людям радость, полноту и "избыток" жизни [5].
Галилейские рыбаки были глубоко поражены происшед-
шим в Кане. Евангелист Иоанн говорит, что именно с это-
го момента они по-настоящему уверовали в Иисуса. И ког-
да однажды, найдя их на берегу, Он позвал их следовать
за Собой, они без колебаний оставили свои сети и отныне
целиком принадлежали только Учителю.
Новообразованная община, которую несколько лет
спустя стали называть "Назорейской", в отличие от орде-
нов Будды или св. Франциска, не была нищенствующей. Она
располагала средствами и была даже в состоянии оказы-
вать помощь бедным. Деньги поступали от учеников и при-
надлежали всему братству. Этот принцип был позднее ус-
воен Иерусалимской Церковью.
Вероятно, все первые последователи Иисуса были мо-
лоды. Старшинство принадлежало рыбаку родом из Вифсаиды
-- Симону бар-Ионе [Т. е. сыну Ионы (в некоторых руко-
писях "сын Иоанна")]. Его имя стоит в начале каждого
списка апостолов. Когда Учитель о чем-либо спрашивал
учеников, Симон обычно отвечал за других. Христос дал
ему прозвище Кифа, камень, что по-гречески звучит как
Петр. Смысл этого имени Иисус объяснил Своему ученику
позднее. Порывистый темперамент сочетался в Симоне с
робостью. Но он больше остальных учеников был привязан
к Наставнику, и эта любовь помогала Петру побеждать
свойственное ему малодушие.
Симон жил в Капернауме с братом, женой и ее ма-
терью. Иисус постоянно пользовался их гостеприимством и
лодкой Петра. Дом Симона надолго стал Его домом.
Петра привел к Учителю его брат Андрей, о котором
мы знаем так же мало, как и об Иакове, сыне рыбака Зе-
ведея. Зато другой сын Зеведея, Иоанн, младший из апос-
толов, обрисован в Евангелиях полнее. Вероятно, он по-
ходил на свою мать Саломею, энергичную, искренне верую-
щую женщину, которая впоследствии тоже присоединилась к
Иисусу. Слушая проповеди Крестителя, Иоанн проникся
убеждением в близости Царства Мессии. Юноша "не книжный
и простой", он, однако, был, по-видимому, знаком с уче-
нием ессеев, что углубило в нем апокалиптическую наст-
роенность. Он хотел видеть в Иисусе громовержца, Кото-
рый будет поражать молниями Своих врагов. Иоанн и Иаков
втайне мечтали занять первые места у трона Христова.
Иисус называл обоих братьев Бенерегез, "сынами грозы"
[6]. Пылкий Иоанн стал Его любимым учеником.
В Капернауме у берега находилась таможня. Посетив
ее, Иисус встретил там мытаря Левия, по прозвищу Мат-
фей, и сказал ему: "Следуй за Мной". Матфей не только
сразу же присоединился к назаретскому Учителю, но и
привел к Нему и других мытарей. Позднее этот человек,
вероятно, первым начал записывать слова Христовы.
Кроме четырех генисаретских рыбаков и Матфея, в
ближайший круг приверженцев Иисуса вошли Нафанаил
бар-Толомей [Греч.: Варфоломей] из Каны, его друг Фи-
липп, житель Вифсаиды, лучше других владевший греческим
языком, Симой Зелот, который оставил ради Христа партию
воинствующих экстремистов, рыбак Фома [Фома (арам.),
или Дидим (греч.), т. е. Близнец, -- вероятнее всего,
прозвище. Согласно древним свидетельствам, имя апостола
было Иуда], а также Иуда Фаддей и Иаков Алфеев. Все они
происходили из Галилеи, южанином был только уроженец
города Кериота Иуда бар-Симон. Последнему Иисус поручил
хранение денежных средств Своей общины. Тем самым Он,
быть может, хотел подчеркнуть Свое доверие к Иуде.
Имя этого человека давно стало символом низости и
вероломства. Однако сомнительно, чтобы Христос желал
приблизить к Себе морального урода, существо нравствен-
но безнадежное. Вероятно, представления Иуды о деле
Учителя были превратными, но в этом он мало отличался
от Петра и других апостолов. Всем им было трудно прео-
долеть иллюзии, прочно укоренившиеся в сознании. Многие
ученики отошли от Иисуса, когда стало ясно, что Он не
таков, каким они воображали Мессию. Драма Иуды также
была связана с потерей веры в Учителя. Но разочарование
родило в нем чувство озлобленности и толкнуло на преда-
тельский шаг. Быть может, таким образом он желал отомс-
тить за разрушенные честолюбивые планы. Во всяком слу-
чае, считать, что Иудой руководила только алчность,
значит неправомерно упрощать евангельскую трагедию.
Вое евангелисты утверждают, что эти люди, которых
Иисус приблизил к Себе, первое время плохо понимали Его
Самого и Его цели. Подчас им было трудно уловить даже
простую мысль Учителя. Это, конечно, должно было огор-
чать Иисуса, но Он терпеливо воспитывал учеников и ра-
довался каждый раз, когда что-то прояснялось для них,
"Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, -- восклицал
Иисус в такие моменты, -- что Ты скрыл это от мудрых и
разумных и открыл это младенцам!" [7]. Если бы Благая
Весть была сначала вручена "мудрецам", возникла бы
опасность, что ее суть останется затемненной. Так прои-
зошло сто лет спустя, когда новую веру приняли восточ-
ные оккультисты и переплели христианство с гностической
теософией, В подлинной же чистоте Евангелие смогли сох-
ранить именно простецы, чуждые гордости и "лидерства",
не отравленные сухой казуистикой и метафизическими тео-
риями, люди, которые внесли в учение Иисуса минимум
своего. Личность, мысль, воля Господа были для них
единственным и самым дорогим сокровищем.
Иисус любил эту духовную семью и ставил Свою связь
с ней выше кровного родства. Когда во время большого
скопления народа Учителю сообщили, что снаружи у ворот
Его ждут Мать и братья, Он указал на учеников: "Вот
мать Моя и братья Мои..."
Постепенно молва о галилейском Наставнике и Учите-
ле распространилась по всей округе. За Иисусом постоян-
но следовали толпы. Стоило Ему удалиться, чтобы побыть
одному, как ученики находили Его: "Все ищут Тебя". И
тогда Иисус снова и снова шел к ожидавшим Его.
Но были и в этой подвижнической жизни редкие дни
или, вернее, часы покоя. Когда думаешь о них, невольно
представляется вечер на берегу Генисарета. Солнце захо-
дит за городом. Массивный силуэт синагоги резко выделя-
ется на фоне заката. Вечер чуть шевелит тростник и вет-
ки деревьев. На востоке раскинулись фиолетовые холмы.
Издали доносится пение возвращающихся домой рыбаков.
Иисус сидит на прибрежных камнях, глаза Его обра-
щены к затихшей глади воды. Появляются Симон и другие
ученики. Они молча останавливаются, боясь потревожить
Учителя. А Он сидит неподвижно, погруженный в молитву,
озаренный тихим вечерним светом. Понимают ли, догадыва-
ются ли ученики, глядя в этот момент на Иисуса, что в
Нем откроется им то Высшее, что созидает и движет Все-
ленную?..
Коротки южные сумерки, и вот уже над морем загора-
ются звезды. Все идут в дом Симона. Комната освещена
колеблющимся огнем глиняной лампы; у стола собрались
Учитель и ученики. Женщины подают скромный ужин. Иисус
произносит благодарственную молитву и преломляет хлеб.
Он говорит о Царстве, ради которого нужно смело и реши-
тельно оставить все; тот же, кто "взялся за плуг и обо-
рачивается назад", для дела Божия непригоден.
У Симона, наверно, есть много вопросов, но он ро-
беет, хотя готов идти за своим Господом на край света.
Глаза Иоанна сверкают; в его уме проносятся видения
всемирного Суда и образ Сына Человеческого, увенчанного
короной Давида...
Иисус продолжает говорить.
Над Капернаумом спускается ночь.
Примечания ("ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ")
[1] 2 Кор 5, 16.
[2] Лк 7, 34.
[3] И.П. Эккерман. Разговоры с Гете. М., 1934, с.
847.
[4] Мф 5, 15.
[5] Ин 10, 10.
[6] Это арамейская транскрипция слова "Воанергес"
(Мк 3, 17). Причина прозвища может быть объяснена эпи-
зодами вроде того, что приводится у Лк 9, 51-- 56.
"Некнижным простецом" называет Иоанна Лука (Деян 4,
13). На знакомство апостола с кругом ессейских идей
указывают все писания, носящие его имя.
[7] Мф 11, 25.