21. Любое применение к реальности причинных законов, полагает Рейхенбах, включает соображения вероятностного характе- ра. И он предлагает заменить традиционную формулировку причинности следующими двумя: - если явление описывает- ся С помощью некоторого числа параметров, то следующее состояние, также определяемое некоторым числом хорошо определенных параметров, можно предвидеть с вероят- ностью S; - вероятность S приближается к единице по ме- ре увеличения числа учитываемых параметров. Если бы, следовательно, можно было учесть все параметры некоего реального эксперимента - если бы слово "все" имело смысл в отношении реального эксперимента,-- то можно было бы сказать, что производное явление определено во всех деталях, что оно, в сущности, предопределено. Рас- суждая таким образом, подходят к пределу, и этот подход к пределу совершается без той опаски, которая свойс- твенна философам-детерминистам. Мысленно они учитывают все параметры, всю совокупность обстоятельств, не зада- ваясь, однако, вопросом о том, а поддаются ли они ис- числению. Или, другими словами, могут ли быть в самом деле даны эти "данные". В противовес этому действия ученого ориентированы всегда на первое высказывание, его интересуют наиболее характерные параметры, в отно- шении которых наука я осуществляет свое предвидение. Эти- параметры образуют как бы оси предвидения. И уже сам тот факт,что некоторые факты элементы игнорируются, приводит к тому, что предвидение вы- ражается здесь обязательно в вероятностной форме.В конечном счете опыт склоняется в сторону детерминизма, но определять пос- ледний иначе, чем в плане сходящейся вероятности,- зна- чит совершать грубую ошибку. Как верно замечает Рейхен- бах: "Часто мы забываем о таком определении посредством сходящегося вероятностного высказывания, в силу чего и появляются совершенно ошибочные представления о понятии причины, такие, в частности, что понятие вероятности можно устранить, Эти ошибочные выводы подобны тем, ко- торые появляются при определении понятия производной через отношение двух бесконечно малых величин". Далее Рейхенбах делает следующее, чрезвычайно важное замеча- ние. Ничто не доказывает а priori, говорит он, что ве- роятность любого типа явлений непременно должна сво- диться к единице. "Мы предчувствуем, что каузальные за- коны могут быть, в действительности, с необходимостью сведены к статистическим законам". Продолжая это срав- нение, можно сказать, что статистические законы без сведения к причинности - это то же самое, что непрерыв- ные функции без производной. Эти статистические законы были бы связаны с отрицанием второго постулата Рей- хенбаха. Эти законы открывают дорогу некаузальной физи- ке в том же примерно смысле, в каком отрицание постула- та Евклида означало рождение неевклидовой геометрии. В самом деле, Гей- зенберг привел убедительные доводы против рейхенбаховского постулата. Согласно Гейзенбер- гу, недетерминистская физика далека от грубого и догма- тического отрицания положений классического детерминиз- ма. Недетерминистская физика Гейзенберга как бы погло- щает детерминистскую физику, четко выявляя те условия и границы, в которых явление может считаться практически детерминированным. Башляр Г. Новый рационшизм. М., 1987. С. 109-114
Понятие причинности-одна из центральных проблем в современной философии науки - привлекало внимание различных философов начиная с ан- тичной Греции и кончая нашими днями. Раньше это понятие составляло раздел науки, которую называли философией природы. Эта область охватывала как эмпирическое иссле- дование природы, так и философский анализ такого позна- ния. В настоящее время становится все более очевидным, что исследование природы составляет задачу ученого-эм- пирика, а не задачу философа как такового. Конечно, фи- лософ может быть одновременно и ученым. Но в таком слу- чае он должен сознавать фундаментальное различие между двумя родами вопросов, которые он может исследовать. Если он задается такими вопросами: "Как образовались лунные кратеры?" или"Существуют ли галактики, построен- ные из антиматерии?", то он выдвигает вопросы для аст- ронома и физика. С другой стороны, если его вопрос ка- сается не природы мира, а анализа фундаментальных .по- нятий науки, то он предлагает вопрос для философии нау- ки. В предшествующие эпохи философы верили в существование метафизики природы, области познания более глубокой и фундаментальной, чем любая эмпирическая наука. В связи с этим задача философа состояла в интерпретации метафи- зических истин. Современные философы науки не верят в существование такой метафизики. Старая философия приро- ды была заменена философией науки. Эта новая философия не имеет дела ни с открытием фактов и законов (задача, которую должен решать ученый- эмпирик), ни с метафизи- ческими рассуждениями о мире. Вместо этого она обращает свое внимание на саму науку, исследуя понятия и методы, которые в ней используются, их возможные результаты, формы суждений и типы логики, которые в ней применяют- ся. Иными словами, она рассматривает проблемы такого рода, которые обсуждаются в этой книге. Философ науки исследует философские (то есть логические и методологи- ческие) основания психологии, а не "природу мысли". Он изучает философские основания антропологии, а не "при- роду культуры". В каждой области науки он в основном имеет дело с понятиями и методами этой области. Некото- рые философы предостерегают против слишком резкого разграничения работы ученых в определенной области и работы философа науки, имеющего отношение к этой облас- ти. В известном смысле такое предостережение правильно. Хотя следует всегда отличать работу ученого-эмпирика от деятельности философа науки, на практике эти две .об- ласти обычно перекрещиваются. Творчески работающий фи- зик постоянно сталкивается с методологическими вопроса- ми. Какого рода понятия он должен использовать? Какие правила регулируют эти понятия? С помощью какого логи- ческого метода он может определить эти понятия? Как мо- жет он объединить эти понятия в суждения, а суждения - в логически связанную систему или теорию? На все эти вопросы он должен отвечать как философ науки. Очевидно, что на них нельзя ответить с помощью эмпирической про- цедуры. С другой стороны, нельзя сделать значительную работу в философии науки без основательного знания эм- пирических результатов науки. В этой книге пришлось, например, подробно говорить о некоторых специфических чертах теории относительности. Другие детали этой тео- рии не обсуждались, потому что сама теория привлекалась главным образом для того, чтобы разъяснить важное отли- чие между эмпирической геометрией и чистой или матема- тической геометрией. Если исследователь в области фило- софии науки не будет основательно понимать науку, он сможет даже ставить важные вопросы осе понятиях и мето- дах. Мои рассуждениям об отличии задач философа науки от метафизических задач его предшественника-философа природы- имеют важмое значение для анализа причинности, являющейся темой этой главы. Старые философы имели дело с метафизической природой самой причинности. Наша зада- ча здесь состоит в том, чтобы изучить, как ученые в эм- пирических науках используют понятие причинности, сде- лать совершенно ясным, что они имеют в виду, когда го- ворят: "Это есть причина того". Что означает в точности отношение причины - следствия? В повседневной жизни это понятие, конечно, остается неопределенным. Даже в науке часто оказывается неясным, что имеет в виду ученый, когда говорит, что одно событие "вызвало" (caused) дру- гое. Одна из наиболее важных задач философии науки сос- тоит в том, чтобы проанализировать понятие причинности и разъяснить его значение. Даже историческое возникно- вение понятия причинности остается точно не выясненным. По-видимому, оно возникло как проекция человеческого опыта на мир природы. Когда мы толкаем стол, то чувс- твуем напряжение в мускулах. Если нечто подобное наблю- дается в мире, когда, например, один бильярдный шар ударяет другой, легко представить аналогию между ударом шаров и толканием стола. Ударяющий шар является дейс- твующей силой. Он что-то делает с другим шаром, который начинает двигаться. Легко видеть, как люди примитивной культуры могли вообразить, что элементы природы являют- ся одушевленными, как и они сами, благодаря душе, кото- рая хочет, чтобы происходили некоторые вещи. Это осо- бенно понятно по отношению к таким явлениям природы, которые вызывают большой ущерб. Гора будет ответственна за причинение обвала, а ураган - за разрушение деревни. В настоящее время такой антропоморфический подход к природе больше не встречается среди цивилизованных лю- дей и, конечно, среди ученых. Тем не менее элементы анимистического мышления продолжают сохраняться. Камень разбивает окно. Было ли это намерением камня? Конечно, нет, скажет ученый. Камень есть камень. Он не обладает никаким душевным стремлением. С другой стороны, боль- шинство людей, даже сами ученые, не колеблясь скажут, что событие Ь, разбитие окна, было вызвано событием а, ударом камня о стекло. Что имеет в виду ученый, когда говорит, что событие Ь вызвано событием а? Он может сказать, что событие а "вызвало" или "произвело" собы- тие Ь. Поэтому вы видите, что когда он пытается объяс- нить значение "причины", то обращается к таким фразам, как "производит", "вызывает", "создает", "творит". Все они представляют метафорические фразы, взятые из чело- веческой деятельности Человеческая деятельность может в буквальном смысле вызывать, творить и производить раз- личные другие события. Но в случае камня эти выражения нельзя брать буквально. Они "не являются вполне удов- летворительным ответом на вопрос: "Что имеют в виду, когда говорят, что одно событие есть причина другого? " Важно проанализировать это неясное поднятие причинности всех ' старых, ненаучных компонентов, которые очистить его от всех старых ненаучных компонентов,которые могут входить в него. Но сначала следует уяснить один важный пункт. Я не считаю, что имеется какое-либо основание отрицать понятие причинности. Некоторые философы утверждают, что Давид Юм в своей известной критике причинности отрицал понятие причинности in tote (в целом). Я не считаю, что это было действительным намерением Юма. Он не имел в виду отрицать понятие причинности, а хотел лишь очис- тить его. Позднее этот вопрос будет рассмотрен снова, но теперь я хочу сказать, что Юм отрицал только компо- нент необходимости в понятии причинности. Его анализ велся в правильном направлении, хотя, по мнению совре- менных философов науки, он не заходил достаточно далеко и не был достаточно ясным. По моему мнению, нет необхо- димости рассматривать причинность как донаучное поня- тие, метафизическое в худшем смысле слова и, следова- тельно, подлежащее устранению. После того как понятие будет проанализировано и полностью разъяснено, выяснит- ся, что оно содержит нечто, что может быть названо при- чинностью. Это нечто как раз и обосновывает его исполь- зование в течение столетий как учеными, так и в повсед- невной жизни. Мы начнем анализ с вопроса: между какого рода объектами существует причинное отношение? Строго говоря, это не вещь, которая вызывает событие, а про- цесс. В повседневной жизни мы говорим, что некоторые вещи служат причиной событий. То, что действительно мы подразумеваем здесь, это то, что некоторые процессы или события служат причиной других процессов или событий. Мы говорим, что солнце - причина роста растений. На са- мом деле мы имеем в виду, что причина - процесс солнеч- ной радиации. Но если мы рассматриваем "процессы" или "события" как объекты, входящие в отношение причины и следствия, то мы должны определить эти термины в очень широком смысле. Мы должны включить сюда, хотя этого мы не делаем в повседневной жизни, процессы, которые явля- ются статическими. Рассмотрим, например, стол. Я не мо- гу заметить каких-либо изменений в нем. Вчера он мог изменить свое положение, в будущем он сломается или разрушится, но в данный момент я не вижу никаких изме- нений. Можно предположить, что его температура, масса, даже отражение света от его поверхности и т. пластаются неизменными в течение некоторого периода времени. Это событие - существование стола без изменений - представ- ляет также процесс. Это статический процесс, в котором относящиеся к нему величины остаются постоянными с те- чением времени. Если говорят о процессах или событиях, входящих в отношение причины - следствия, мы должны признать, что эти термины включают и статические про- цессы, Они, обозначают любую последователь,* Насть сос- тояний физической системы, как .изменяющихся, так и не- изменных. Часто говорят, что обстоятельства или усло- вия" .образуют пуча : чины или следствия. Это также до- пустили способа речи, и, здесь не существует никакой опасности брать термин." слишком узком смысле, потому что "(татическое или постоянное условие также представ- ляет условие. Предположим, что мы исследуем причину столкновения двух автомобилей на шоссе. Мы должны изу- чить не только изменяющиеся условия - как двигались ав- томобили, поведение шоферов и т. п.,- но также условия, которые оставались постоянными в момент столкновения. Мы должны проверить состояние поверхности дороги. Была ли она влажной или сухой? Не светило ли солнце прямо в лицо одному из шоферов? Такого рода вопросы могут также оказаться важными для определения причин катастрофы. Для полного анализа причин мы должны исследовать все относящиеся к нему условия, как постоянные, так и изме- няющиеся. Может оказаться, что на конечный результат повлияет множество различных факторов. Когда умирает человек, доктор должен установить причину смерти. Он может написать "туберкулез", как если бы существовала только одна причина смерти. В повседневной жизни мы часто требуем отдельной причины для события-определен- ной причины смерти, определенной причины столкновения. Но когда мы исследуем ситуацию более тщательно, мы об- наружим, что могут быть даны многие ответы, зависящие от точки зрения, с которой выдвигается вопрос. Автодо- рожный инженер может сказать: "Да, я много раз до этого говорил, что это плохое покрытие для шоссе. Оно стано- вится очень скользким, когда оно сырое. Теперь мы имеем еще одно происшествие, которое доказывает это!" По мне- нию инженера, несчастный случай имел причиной сколь- зкость дороги. Он интересуется событием со своей точки зрения. Он выделяет это как определенную причину. В од- ном отношении он прав. Если бы последовали его совету и дорога имела бы другую поверхность, она не была бы та- кой скользкой. Другие вещи оставались бы теми же самы- ми, и несчастья могло бы не случиться. Трудно быть уве- ренным в этом в любом частном случае, но по крайней ме- ре имеется хорошая возможность того, что инженер прав. Когда он утверждает, что "это есть причина", он имеет в виду следующее: это представляет важное условие такого рода, что если бы его не было, то несчастного случая не произошло бы. Другие люди, когда их спросят о причине происшествия, могут упомянуть другие условия. Дорожная полиция, которая изучает причины уличных происшествий, захочет знать, нарушали ли водители какие-либо дорожные правила. Ее работа состоит в наблюдении за такими дейс- твиями, и если она обнаружит, что правила нарушались, то будет считать нарушение причиной катастрофы. Психо- лог, который опросит одного из шоферов, может заклю- чить, что шофер был в достоянии тревоги. Он был так глубоко охвачен беспокойством, "что не мог быть доста- точно внимательным при приближении к другой машине на перекрестке. Психолог может сказать, что тревожное сос- тояние человека было причиной катастрофы. Он выделяет этот фактор, интересующий его больше всего из всей пол- ной ситуации. Для него это.интересная, решающая причи- на. Он также может бить прав, потому что, если бы чело- век не был в состоянии тревоги, несчаст кого случая могло бы не быть или даже, вероятно, не бы- ло бы. Инженер по автомобильным конструкциям может най- ти другую причину, такую, как дефект конструкции одного из автомобилей. Механик гаража может указать на неисп- равность тормозов одного из автомобилей. Каждое лицо, смотря на всю картину со своей точки зрения, может об- наружить некоторое условие, такое, что оно может точно сказать: если бы такого условия не существовало, то происшествия бы не случилось. Ни один из этих людей не может, однако, ответить на более общий вопрос: что пос- лужило определенной причиной происшествия? Они дают только множество различных частных ответов, указывая на специальные условия, которые могли повлиять на оконча- тельный результат. Никакая отдельная причина не может быть выделена как определенная причина. В самом деле, ведь это же очевидно, что никакой определенной причины здесь не существует. Существует много компонентов, от- носящихся к сложной ситуации, каждый из которых влияет на происшествие в том смысле, что если бы этот компо- нент отсутствовал, то катастрофа могла бы не произойти. Если должно быть найдено причинное отношение между про- исшествием и предыдущим событием, то это предыдущее со- бытие должно быть полной предыдущей ситуацией. Когда говорят, что эта ситуация является "причиной" проис- шествия, имеют в виду то, что если бы предыдущая ситуа- ция была дана со всеми ее деталями и относящимися к ней законами, то происшествие могло бы быть предсказано. Никто в действительности, конечно, не знает и не может знать все факты и относящиеся к ним законы. Но если, бы кто-то это знал, он мог бы предсказать столкновение. "Относящиеся к делу законы" включают не только законы физики и технологии (относящиеся к трению на дороге, движению автомобилей, операции торможения и т. п.), но также физиологические и психологические законы. Знание всех этих законов, так же как относящихся сюда отдель- ных фактов, должно предполагаться до того, как можно будет предсказать результат. Итог такого анализа можно резюмировать следующим образом: причинное отношение оз- начает предсказуемость. Это не означает действительную предсказуемость, потому что никто не может знать всех относящихся к событию фактов и законов. Оно означает предсказуемость в том смысле, что, если, полная преды- дущая ситуация будет известна, событие может быть предсказано. По этой причине, когда я употребляю термин "предсказуемость", я беру его в известном метафоричес- ком смысле. Она не означает возможности действительного предсказания кем-либо события, а скорее, потенциальную предсказуемость. Если будут даны все относящиеся к со- бытию факты и законы природы, возможно предсказать это событие до того, как оно случится-Это предсказание яв- ляется логическим следствием фактов и законов. Иными словами, существует логическое отношение между полным описанием предыдущих условий, относящихся к ним законов и предназначением события. Отдельные факты, входящие в предыдущую ситуацию, в принципе могут быть известными. (Мы игнорируем здесь практическую трудность получения всех фактов, так же как принципиальные границы, налага- емые квантовой теорией на знание всех факторов на внут- риатомном уровне.) В отношении знания соответствующих законов возникает еще более широкая проблема. Когда причинное отношение определяется путем утверждения, что событие может быть логически выведено из совокупности фактов и законов, то что здесь подразумевается под "за- конами"? Возникает искушение сказать, что под ними под- разумеваются все те законы, которые можно найти в учеб- никах по различным наукам и которые связаны с ситуаци- ей, более точно, все относящиеся к событию законы, ко- торые известны в данное время. На формальном языке со- бытие Y в момент времени Т вызывается предшествующим событием X, если и только если Y выводимо из X с по- мощью законов Lt, известных в момент Т. Легко видеть, что это не очень полезное определение причинного отно- шения. Рассмотрим следующий противоречащий пример. Су- ществует исторический отчет о событии В, которое прои- зошло в древние времена, вслед за событием А. В момент времени Tl люди не могли объяснить В. Теперь В может быть объяснено с помощью некоторых законов L * путем демонстрации того, что В логически следует из А и L * Но в момент времени 71 законы L * были неизвестны и, следовательно, событие В не могло быть объяснено как результат события А. Предположим, что в момент времени 71 ученый выдвигал в качестве гипотезы утверждение, что событие В вызывалось событием А. Оглядываясь назад, можно сказать, что эта гипотеза была истинной, хотя ученый не мог доказать ее. Он был не в состоянии дока- зать ее, потому что законы, которые были известны ему, Lt1 не включали законов L *, которые являются сущест- венными для доказательства. Однако, если принять опре- деление причинного отношения, предложенное в предыдущем параграфе, необходимо сказать, что утверждение ученого было ложно. Оно ложно потому, что он не был в состоянии вывести В из А и Lt1. Иными словами, его утверждение должно быть названо ложным, даже если сейчас известно, что оно истинно. Неадекватность предложенного определе- ния выявляется также тогда, когда мы размышляем о том факте, что современное знание законов науки весьма да- леко от полноты. Современные ученые знают гораздо боль- ше, чем ученые любой предыдущей эпохи, но, конечно, они знают меньше, чем будут знать (если цивилизация не бу- дет разрушена катастрофой) ученые через сотни лет. Ни- когда наука не будет, обладать полным знанием всех за- конов природы. Однако, как было показано раньше, чтобы получить адекватное определение причинности, следует обратиться скорее к целой системе законов, чем к тем законам, которые известны в какое-либо определенное время. Что имеют в виду, когда говорят, что событие В имеет причи- ной событие А? Существуют ли определенные законы приро- ды, из которых событие В может быть логически выведено, когда они объединяются с полным описанием события А? Существенно или несущественно то, что могут быть уста- новлены законы L? Конечно, это существенно, если требу- ется доказательство истинности утверждения. Но это не- существенно для придания смысла утверждению. Вот что делает анализ причинности такой трудной, ненадежной за- дачей. Когда говорят о причинной связи, то всегда неяв- но имеют в виду несформулированные законы природы. Было бы чересчур точным и слишком необычным для повседневно- го использования требовать, чтобы всякий раз, когда кто-то утверждает, что "А есть причина В", он был в состоянии охарактеризовать все относящиеся сюда законы. Конечно, если он может установить все относящиеся сюда законы, то он докажет свое утверждение. Но такого дока- зательства нельзя требовать до установления осмыслен- ности утверждения. Допустим, что заключается пари, что через четыре недели будет дождь. Никто не знает, явля- ется ли это предсказание истинным или ложным. Прежде чем можно будет решить этот вопрос, должно пройти четы- ре недели-Тем не менее очевидно, что предсказание явля- ется осмысленным. Эмпирики, конечно, правы, когда гово- рят, что не существует никакого значения утверждения, если не имеется, хотя бы в принципе, возможности нахож- дения свидетельств, подтверждающих или опровергающих это утверждение. Но это не значит, что утверждение ос- мысленно, если и только если возможно разрешить вопрос о его истинности сегодня. Предсказание дождя осмыслен- но, хотя его истинность или ложность не может быть ус- тановлена сегодня. Утверждение, что А есть причина В, также является осмысленным, хотя говорящий может быть не в состоянии охарактеризовать законы, необходимые для доказательства утверждения. Это значит только, что если бы все факты, относящиеся к А, вместе со всеми законами были известны, то появление В могло бы быть предсказа- но. Здесь возникает трудный вопрос. Вытекает ли из та- кого определения отношения причины и следствия, что ре- зультат с необходимостью следует из причины? В опреде- лении ничего не говорится о необходимости. Оно просто утверждает, что событие В может быть предсказано, если все относящиеся к нему факты и законы будут известны. Но, вероятно, это уход от вопроса. Метафизик, который желает ввести необходимость в определение причинности, может аргументировать так: "Верно, что слово "необходи- мость" здесь не употребляется. Но зато говорится о за- конах, а законы представляют собой утверждения необхо- димости. Следовательно, необходимость в конечном счете входит сюда. Она является обязательной составной частью любого утверждения о причинной связи".- Карман Р. Фило- софские основания физики. Введение в философию науки. М., 1971. С. 253-263
Существует много различ- ных постулатов, которые могут быть приняты в качестве основы научного метода, но их трудно сформулировать с необходимой точностью. К ним относится закон причиннос- ти, принцип единообразия природы,- постулат о господс- тве закона, вера в естественные виды и принцип ограни- ченного многообразия Кейнса, наконец, принцип структур- ного постоянства и пространственно-временной непрерыв- ности. Из всех этих довольно расплывчатых предположений необходимо отобрать какую-то отличающуюся определен- ностью аксиому или аксиомы, которые, будучи верными, придадут научным выводам желаемую степень истинности. Принцип причинности появляется в трудах почти всех фи- лософов в той элементарной форме, в которой он никогда не фигурирует ни в одной достаточно развитой науке. По мнению философов, наука признаете что-если дан ка- кой-либо определенный класс событий А, то всегда есть какой-то другой класс событий В, такой, что А "причинно обусловливается" этим 3, более того, они считают, что всякое событие относится к какому-либо из таких клас- сов. Большинство философов считало, что "причина" есть нечто отличающееся от "неизменного антецедента". Это отличие может быть иллюстрировано опытом Гейлинкса с двумя часами, которые идут абсолютно согласованно: ког- да одни из них показывают час, другие бьют, но мы, од- нако, не думаем, что первые "причинно обусловливают" бой других. Один далекий от естественной науки член мо- его колледжа заметил с замешательством, что "барометр перестал оказывать какое бы то ни было влияние на пого- ду". Это замечание было воспринято как шутка, но если бы под "причиной" имелся в виду "неизменный антеце- дент". то это не было бы шуткой. Предполагается, что, когда А причинно обусловливается В, следствие является не просто только фактом, а становится в некотором смыс- ле необходимым. Это понимание связано со спорами о сво- бодной воле и детерминизме, отражением которых служат следующие строки поэта: Черт возьми?-сказал один моло- дой человек.- Горько узнавать, что я представляю собой созданье, Движущееся по заранее проложенным рельсам, Что я, одним словом, не автобус, а трамвай. В противо- положность этому взгляду большинство эмпиристов счита- ло, что слово "причина" обозначает не что иное, как "неизменный антецедент". Затруднения, связанные с этим взглядом и со всяким предположением, что научные законы имеют форму "А причинно обусловливает В", заключаются в том, что такие следствия редко бывают неизменными и что, даже если они действительно неизменны, легко можно представить себе обстоятельства, которые помешают им быть неизменными. Если вы скажете человеку, что он дурак, то, как правило, он рассердится, но он может оказаться святым или может умереть от удара прежде, чем успеет рассердиться. Если вы чиркаете о спичечную коробку спичкой, то последняя обычно загорается, но иногда она ломается или бывает отсыревшей. Если вы бросаете камешек вверх, то обычно он падает снова вниз, но его может проглотить орел, во- образивший, что это птица. Если вы хотите двинуть своей рукой, то обычно она будет двигаться, но этого не слу- чится, если она парализована. Таким образом, все зако- ны, имеющие форму "А причинно обусловливает В", подвер- жены исключениям, так как всегда может произойти нечто, что помешает наступить ожидаемому результату. Тем не менее имеются основания (значение и роль которых выя- вится в шестой части книги) для признания законов формы "А причинно обусловливает В", если только мы признаем их с соответствующими предосторожностями и ограничения- ми. Понятие о более или менее постоянных устойчивых- физических объектах в форме, придаваемой им обыденным здравым смыслом, предполагает понятие "субстанции", а если "субстанцию" отвергнуть, то мы должны найти ка- кой-либо другой способ определения тождества физическо- го объекта в различное время. Я думаю, что это должно быть сделано с помощью понятия "причинной линии". Я на- зываю последовательность событий "причинной линией", если при том условии, что даны некоторые из них, мы мо- жем вывести что-либо о других без необходимости знать что- либо об окружающих обстоятельствах. Например, если двери и окна моей комнаты закрыты и я, время от времени оглядываясь, вижу, что моя собака спит на коврике перед камином, то я делаю вывод, что она находится там, или по крайней мере где-то в комнате, и в то время, когда я не гляжу на нее. Фотон, идущий от звезды к моему глазу, является последовательностью событий, подчиняющихся внутреннему закону, но перестающих подчиняться ему, когда фотон достигает моего глаза. Когда два события принадлежат одной и той же причинной линии, то о более раннем из них можно сказать, что оно есть "причина" бо- лее позднего. Благодаря такому вниманию законы формы "* причинно обусловливает В" могут сохранять определенное значение. Они важны как в связи с восприятием, так и в связи с устойчивостью материальных объектов. Именно возможность какой-либо зависимости от внешних условий привела физику к тому, что она сформулировала свои за- коны в форме дифференциальных уравнений, которые могут рассматриваться как формулы того, что имеет тенденцию к проявлению. Классическая же физика, как уже говорилось выше, когда имеет дело с несколькими причинами, дейс- твующими одновременно, представляет результат их дейс- твия в виде векторной суммы, так что в каком-то смысле каждая причина производит свое следствие, как если бы не действовала никакая другая причина. Однако в дейс- твительности вся концепция "причины" сводится к понятию "закона". А законы, в том их виде, в каком они встреча- ются в классической физике, имеют дело с тенденциями в тот или иной момент. То, что реально совершается, долж- но быть выведено с помощью векторной суммы всех тенден- ций момента и последующего интегрирования для нахожде- ния результата, наступающего спустя какой-то ограничен- ный период времени... Понятие "причины", как оно встре- чается в трудах большинства философов, по-видимому, уже не используется ни в какой хорошо развившейся науке. Но понятия, которые сейчас употребляются, развились из примитивного понятия причины, которое является еще-пре- обладающим среди философов, а это примитивное понятие, как я постараюсь показать, все еще имеет значение как источник приблизительных обобщений и донауч- ных индук- ций и как понятие, которое является верным, если его соответственным образом ограничить. "Причина", как она встречается, например, у Дж. Ст. Милля, может быть оп- ределена следующим образом: все события могут быть раз- делены на классы таким образом, что за каждым событием некоторого класса А следует событие некоторого класса В, который может отличаться или может не отличаться от А. Если даны два таких события, то событие класса А на- зывается "причиной", а событие класса В называется "действием". Если А и Л квантитативны, то обычно будет иметь место квантитативное же отношение между причиной и действием, например больший заряд пороха при взрыве будет причиной более сильного шума. Когда мы открываем причинное отношение, мы можем, если дано *, вывести В. Обратный вывод, от В к А, менее надежен, потому что иногда много разных причин могут иметь одно и то же действие. Тем не менее с соответствующими предосторож- ностями обратные выводы от действия к причине очень часто возможны. Милль полагает, что это закон всеобщей причинности в более или менее таком же виде, в каком мы его сформулировали, доказывается или по крайней мере делается чрезвычайно вероятным благодаря индукции. Его знаменитые четыре метода, которые предназначены в дан- ном классе случаев открывать, что является причиной, а что действием, предполагают причинность и зависят от индукции только в том, что индукция, как предполагает- ся, подтверждает это предположение. Но мы видели, что индукция не может доказать причинности, если причин- ность не является предварительно вероятной. Однако для индуктивного обобщения причинность, возможно, является гораздо более слабым основанием, чем это обычно думают. Предположим, что мы начинаем с допущения, что если дано какое-то событие, то вероятно (а не достоверно), что имеется некий класс событий, к которому оно принадлежит и который является таким классом, что за большинством (но не обязательно за всеми) членов этого класса следу- ют события некоторого другого класса. Предполо- жения такого рода может быть достаточно для сообщения высокой степени индуктивной вероятности обобщениям, имеющим форму "За большинством А следует В", если наб- людалось очень много случаев А, за которыми следовали случаи В, и если не наблюдалось ни одного противополож- ного случая. Может быть, благодаря чистому предубежде- нию, или влиянию традиции, или же какому-либо другому основанию оказывается, что легче верить в существование закона природы, говорящего о том, что за причинами всегда следуют их действия, чем это обычно происходит. Мы чувствуем, что можем представлять себе или иногда, может быть, даже воспринимать отношение "причина - действие", которое, когда оно имеет место, обеспечивает неизменное следствие. Единственное ослабление закона причинности, которое легко признать, говорит не то, что причинное отношение не является неизменным, а то, что в некоторых случаях может не быть никакого причинного от- ношения. Мы можем оказаться вынужденными признать, что квантовые переходы и радиоактивные распады в индивиду- альном атоме не имеют неизменных антецедентов; хотя они и являются причинами, они не являются действиями, и нет никакого класса непосредственных антецедентов, которые можно рассматривать как их причины. Такая возможность может быть допущена без ущерба для индуктивной силы свидетельства в пользу причинного закона, если только продолжают считать, что наблюдаемые в большой пропорции события являются и причинами и действиями. Я буду счи- тать это ограничение принятым. Это значит, что я буду считать, что закон причинности утверждает, что причин- ные следствия, когда они наступают, неизменны и что они наступают часто, но он не утверждает, что каждое собы- тие является членом какого-то неизменного причинного следствия. Мы должны спросить себя: признаем ли мы ка- кое-либо специфическое отношение причины и действия, когда допускаем причинность, или просто признаем неиз- менное следствие? Это значит, что когда я утверждаю: "Каждое событие класса А является причиной события класса В", то думаю ли я просто, что "за каждым событи- ем класса А следует событие класса В", или я имею в ви- ду нечто большее? До Юма всегда признавался последний взгляд, начиная с Юма большинство эмпиристов признает первый. Сейчас я собираюсь только интерпретировать за- кон причинности, а не исследовать вопрос о его истин- ности. В отношении интерпретирования того, во что обыч- но верят, я не думаю, что неизменного следствия доста- точно. Допустим, что я узнал, что в XIX веке был только один специалист по конхологии *, фамилия которого начи- налась с буквы X, и что он женился на своей кухарке. Я мог бы тогда утверждать: "Все конхологи XIX века, * Конхология - от греч. konche (раковина) - отдел зооло- гии, изучающий раковины моллюсков. Прим, иерее. фамилии которых начинались с буквы X, женились на своих кухар- ках". Но никто не подумал бы, что это - причинный за- кон. Допустим, что вы жили в XIX веке и что ваша фами- лия была Ximines. Допустим, далее, что у вас было не- большое увлечение конхологией и была кухарка весьма от- талкивающей наружности. Вы ведь не обратились бы к са- мому себе с такими словами: "Я должен освободиться от своего интереса к раковинам, потому что я не хочу быть вынужденным жениться на этой, может быть, и достойной, но уж очень непривлекательной женщине". С другой сторо- ны, хотя Эмпедокл и был (насколько мне известно) единс- твенным человеком, прыгнувшим в кратер Этны, тем не ме- нее мы считаем этот пример достаточным основанием, что- бы не следовать ему, потому что мы думаем, что между его прыжком и его смертью была причинная связь. Двое часов Гейлинкса, которые точно и согласованно шли и из которых одни всегда били, когда другие указывали час, не являются таким хорошим примером, потому что между ними имеется только непрямая причинная связь. Но в при- роде имеются сходные примеры, могущие служить иллюстра- цией. Возьмем, например, два облака раскаленного газа какого-либо элемента: оба дают одни и те же спектраль- ные линии, но мы не думаем, что каждое из них имеет ка- кое-то влияние на другое. Вообще, если даны любые оди- наковые процессы, то, когда один достигает определенной стадии своего развития, другой также достигает опреде- ленной стадии, но мы вообще не выводим из этого причин- ной связи, например связи между вращением Земли и пери- одом какой-либо переменной цефеиды. По-видимому, ясно, что неизменное сосуществование или следование не есть то, что мы имеем в виду под причинностью: причинность имплицирует их, но не наоборот. Но это еще не значит, что причинность есть закон природы; она является только заключением о том, что имеется в виду под "причиной" в обычной речи. Вера в причинение - правильная или непра- вильная - глубоко укоренилась в языке. Вспомним, как Юм, несмотря на свое желание оставаться скептиком, с самого начала допускает употребление слова "впечатле- ние". "Впечатление" должно быть результатом какого-то воздействия на кого-либо, что является чисто причинным пониманием. Различие между "впечатлением" и "идеей" должно заключаться в том, что первое (но не последнее) имеет ближайшую внешнюю причину. Правда, Юм заявляет, что он нашел и внутреннюю разницу: впечатления отлича- ются от идей своей большей "живостью". Но это не так: некоторые впечатления бывают слабыми, а некоторые идеи очень живыми. Что касается меня, то я определил бы "впечатление" или "ощущение" как психическое событие, ближайшая причина которого является физической, тогда как "идея" имеет ближайшую причину психическую. Если, как полагает солипсист, никакое психическое событие не имеет внешних причин, то различие между "впечатлением" и "идеей" является оши- бочным. Мы думаем, что в сновидениях имеем впечатления, но, когда просыпаемся, обычно заключаем, что ошибались. Из этого следует, что не существует внутреннего призна- ка, который неизменно отличал бы впечатления от идей. Вера во внешнюю причинность определенного рода опыта является примитивной и в определенном смысле присуща поведению животного. Она подразумевается в понятии "восприятия". Когда вы "воспринимаете" стол или челове- ка, солнце или луну, шум взрыва или запах канализации, то для обыденного здравого смысла это происходит пото- му, что то, что вы воспринимаете, имеется налицо для воспринимания. Если вы думаете, что воспринимаете ка- кой-либо объект, который на самом деле отсутствует, то вы галлюцинируете, или бредите, или ошибочно интерпре- тируете ощущение. Но считается, что такие происшествия достаточно необычны или странны и поэтому не могут пос- тоянно обманывать кого-либо, кроме душевнобольного. Многие восприятия в большинстве случаев считаются или заслуживающими доверия, или способными обмануть только на один момент; люди, явные восприятия которых угрожают своей необычностью нашей безопасности, помещаются в психиатрические больницы. Таким образом, обыденный здравый смысл с помощью закона преуспевает в сохранении своей веры в то, что все кажущееся похожим на восприя- тия обычно имеет внешние причины, которые более или ме- нее похожи на свои действия в восприятии. Я думаю, что обыденный здравый смысл прав в этой вере, за исключени- ем того, что сходство между восприятиями и объектом, вероятно, меньше, чем думает обыденный здравый смысл. Об этом уже шла выше речь, сейчас мы обращаемся к той роли, которую играет понятие "причины". Концепция "при- чины" в том ее виде, в каком мы ее разобрали, является примитивной и ненаучной. В науке она заменяется концеп- цией "причинных законов". Необходимость в этой замене возникает следующим образом. Допустим, что мы имеем обобщение обыденного здравого смысла, что А является причиной В, например, что желуди являются причиной ду- бов. Если имеется какой-либо ограниченный промежуток времени между А и В, то в течение этого времени может произойти нечто такое, что помешает наступлению и, нап- ример свиньи могут съесть желуди. Мы не можем объяснить всю бесконечную сложность мира и не можем сказать ина- че, как с помощью прежнего причинного знания, которое из возможных обстоятельств помешает наступлению В. Наш закон, следовательно, гласит: "* вызовет 3, если ничего не случится, что может помешать наступлению В". Или проще: "* вызовет В, если оно уже не делает этого". Это бедный содержанием закон, и он не очень полезен в ка- честве основы научного познания. Существуют три спосо- ба, с помощью которых наука преодолевает это затрудне- ние; это способы (1) дифференциальных уравнений, (2) квазипостоянства, (3) статистической закономерности. Я остановлюсь коротко на каждом из них. 1. Использование дифференциальных уравнений необходимо всякий раз, когда некоторый ряд обстоятельств создает тенденцию к некото- рому изменению в этих обстоятельствах и когда это изме- нение, в свою очередь, изменяет эту тенденцию к измене- нию. Тяготение является наиболее хорошо известным прин- ципом: Земля в каждый момент имеет ускорение своего движения по направлению к Солнцу, но направление Солнца непрерывно изменяется. Закон тяготения, следовательно, должен установить эту тенденцию изменения (ускорения) в каждый момент, если дана конфигурация в этот момент, оставляя для вычисления получающееся в результате общее изменение в течение конечного времени. Или возьмем "кривую преследования". Человек находится на одном углу квадратного поля, а его собака - на смежном углу. Чело- век идет вдоль стороны поля в сторону от собаки; собака все время бежит по направлению к своему хозяину. Каков будет путь собаки? Ясно, что только дифференциальные уравнения позволят нам ответить на этот вопрос, пос- кольку направление собаки непрерывно изменяется. Эта интерпретация причинных законов является общим местом классической динамики, и нам нет нужды на нем задержи- ваться.