Твоя гордость без слов всегда противоречит их вку-
су; они громко радуются, когда ты бываешь достаточно
скромен, чтобы быть тщеславным.
То, что мы узнаем в человеке, воспламеняем мы в
нем. Остерегайся же маленьких людей!
Перед тобою чувствуют они себя маленькими, и их
низость тлеет и разгорается против тебя в невидимое
мщение.
Разве ты не замечал, как часто умолкали они, когда
ты подходил к ним, и как сила их покидала их, как дым
покидает угасающий огонь?
Да, мой друг, укором совести являешься ты для сво-
их ближних: ибо они недостойны тебя. И они ненавидят
тебя и охотно сосали бы твою кровь.
Твои ближние будут всегда ядовитыми мухами; то,
что есть в тебе великого, -- должно делать их еще более
ядовитыми и еще более похожими на мух.
Беги, мой друг, в свое уединение, туда, где веет
суровый, свежий воздух! Не твое назначение быть махал-
кой от мух. --
Так говорил Заратустра.
О целомудрии
Я люблю лес. В городах трудно жить: там слишком
много похотливых людей.
Не лучше ли попасть в руки убийцы, чем в мечты по-
хотливой женщины?
И посмотрите на этих мужчин: их глаза говорят --
они не знают ничего лучшего на земле, как лежать с жен-
щиной.
Грязь на дне их души; и горе, если у грязи их есть
еще дух!
О, если бы вы совершенны были, по крайней мере как
звери! Но зверям принадлежит невинность.
Разве я советую вам убивать свои чувства? Я сове-
тую вам невинность чувств.
Разве целомудрие я советую вам? У иных целомудрие
есть добродетель, но у многих почти что порок.
Они, быть может, воздерживаются -- но сука-чувс-
твенность проглядывает с завистью во всем, что они де-
лают.
Даже до высот их добродетели и вплоть до сурового
духа их следует за ними это животное и его смута.
И как ловко умеет сука-чувственность молить о кус-
ке духа, когда ей отказывают в куске тела!
Вы любите трагедии и все, что раздирает сердце? Но
я отношусь недоверчиво к вашей суке.
У вас слишком жестокие глаза, и вы похотливо смот-
рите на страдающих. Не переоделось ли только ваше сла-
дострастие и теперь называется состраданием!
И это знамение даю я вам: многие желавшие изгнать
своего дьявола сами вошли при этом в свиней.
Кому тягостно целомудрие, тому надо его отсовето-
вать: чтобы не сделалось оно путем в преисподнюю, т. е.
грязью и похотью души.
Разве я говорю о грязных вещах? По-моему, это не
есть еще худшее.
Познающий не любит погружаться в воду истины не
тогда, когда она грязна, но когда она мелкая.
Поистине, есть целомудренные до глубины души: они
более кротки сердцем, они смеются охотнее и больше, чем
вы.
Они смеются также и над целомудрием и спрашивают:
"Что такое целомудрие?
Целомудрие не есть ли безумие? Но это безумие
пришло к нам, а не мы к нему.
Мы предложили этому гостю приют и сердце: теперь
он живет у нас -- пусть остается, сколько хочет!"
Так говорил Заратустра.
О друге
"Всегда быть одному слишком много для меня" -- так
думает отшельник. "Всегда один и один -- это дает со
временем двух".
Я и меня всегда слишком усердствуют в разговоре;
как вынести это, если бы не было друга?
Всегда для отшельника друг является третьим: тре-
тий -- это пробка, мешающая разговору двух опуститься в
бездонную глубь.
Ах, существует слишком много бездонных глубин для
всех отшельников! Поэтому так страстно жаждут они друга
и высоты его.
Наша вера в других выдает, где мы охотно хотели бы
верить в самих себя. Наша тоска по другу является нашим
предателем.
И часто с помощью любви хотят лишь перескочить че-
рез зависть. Часто нападают и создают себе врагов, что-
бы скрыть, что и на тебя могут напасть.
"Будь хотя бы моим врагом!" -- так говорит истин-
ное почитание, которое не осмеливается просить о друж-
бе.
Если ты хочешь иметь друга, ты должен вести войну
за него; а чтобы вести войну, надо уметь быть врагом.
Ты должен в своем друге уважать еще врага. Разве
ты можешь близко подойти к своему другу и не перейти к
нему?
В своем друге ты должен иметь своего лучшего вра-
га. Ты должен быть к нему ближе всего сердцем, когда ты
противишься ему.
Ты не хочешь перед другом своим носить одежды? Для
твоего друга должно быть честью, что ты даешь ему себя,
каков ты есть? Но он за это посылает тебя к черту!
Кто не скрывает себя, возмущает этим других: так
много имеете вы оснований бояться наготы! Да, если бы
вы были богами, вы могли бы стыдиться своих одежд!
Ты не можешь для своего друга достаточно хорошо
нарядиться: ибо ты должен быть для него стрелою и тос-
кою по сверхчеловеку.
Видел ли ты своего друга спящим, чтобы знать, как
он выглядит? Что такое лицо твоего друга? Оно -- твое
собственное лицо на грубом, несовершенном зеркале.
Видел ли ты своего друга спящим? Испугался ли ты,
что так выглядит твой друг? О мой друг, человек есть
нечто, что должно превзойти.
Мастером в угадывании и молчании должен быть друг:
не всего следует тебе домогаться взглядом. Твой сон
должен выдать тебе, что делает твой друг, когда бодр-
ствует.
Пусть будет твое сострадание угадыванием: ты дол-
жен сперва узнать, хочет ли твой друг сострадания. Быть
может, он любит в тебе несокрушенный взор и взгляд веч-
ности.
Пусть будет сострадание к другу сокрыто под твер-
дой корой, на ней должен ты изгрызть себе зубы. Тогда
оно будет иметь свою тонкость и сладость.
Являешься ли ты чистым воздухом, и одиночеством, и
хлебом, и лекарством для своего друга? Иной не может
избавиться от своих собственных цепей, но является из-
бавителем для друга.
Не раб ли ты? Тогда ты не можешь быть другом. Не
тиран ли ты? Тогда ты не можешь иметь друзей.
Слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран.
Поэтому женщина не способна еще к дружбе: она знает
только любовь.
В любви женщины есть несправедливость и слепота ко
всему, чего она не любит. Но и в знаемой любви женщины
есть всегда еще внезапность, и молния, и ночь рядом со
светом.
Еще не способна женщина к дружбе: женщины все еще
кошки и птицы. Или, в лучшем случае, коровы.
Еще не способна женщина к дружбе. Но скажите мне
вы, мужчины, кто же среди вас способен к дружбе?
О мужчины, ваша бедность и ваша скупость души!
Сколько даете вы другу, столько даю я даже своему врагу
и не становлюсь от того беднее.
Существует товарищество; пусть будет и дружба!
Так говорил Заратустра.
О тысяче и одной цели
Много стран видел Заратустра и много народов --
так открыл он добро и зло многих народов. Большей влас-
ти не нашел Заратустра на земле, чем добро и зло.
Ни один народ не мог бы жить, не сделав сперва
оценки: если хочет он сохранить себя, он не должен оце-
нивать так, как оценивает сосед.
Многое, что у одного народа называлось добром, у
другого называлось глумлением и позором -- так нашел я.
Многое, что нашел я, здесь называлось злом, а там укра-
шалось пурпурной мантией почести.
Никогда один сосед не понимал другого: всегда
удивлялась душа его безумству и злобе соседа.
Скрижаль добра висит над каждым народом. Взгляни,
это скрижаль преодолений его; взгляни, это голос воли
его к власти.
Похвально то, что кажется ему трудным; все неиз-
бежное и трудное называет он добром; а то, что еще ос-
вобождает от величайшей нужды, -- редкое и самое труд-
ное -- зовет он священным.
Все способствующее тому, что он господствует, по-
беждает и блестит на страх и зависть своему соседу, --
все это означает для него высоту, начало, мерило и
смысл всех вещей.
Поистине, брат мой, если узнал ты потребность на-
рода, и страну, и небо, и соседа его, ты, несомненно,
угадал и закон его преодолении, и почему он восходит по
этой лестнице к своей надежде.
"Всегда ты должен быть первым и стоять впереди
других; никого не должна любить твоя ревнивая душа,
кроме друга" -- слова эти заставляли дрожать душу гре-
ка; и шел он своей стезею величия.
"Говорить правду и хорошо владеть луком и стрелою"
казалось в одно и то же время и мило и тяжело тому на-
роду, от которого идет имя мое, -- имя, которое для ме-
ня в одно и то же время и мило и тяжело.
"Чтить отца и матерь и до глубины души служить во-
ле их" -- эту скрижаль преодоления навесил на себя дру-
гой народ и стал чрез это могучим и вечным.
"Соблюдать верность и ради верности полагать честь
и кровь даже на дурные и опасные дела" -- так поучаясь,
преодолевал себя другой народ, и, так преодолевая себя,
стал он чреват великими надеждами.
Поистине, люди дали себе все добро и все зло свое.
Поистине, они не заимствовали и не находили его, оно не
упало к ним, как глас с небес.
Человек сперва вкладывал ценности в вещи, чтобы
сохранить себя, -- он создал сперва смысл вещам, чело-
веческий смысл! Поэтому называет он себя "человеком",
т. е. оценивающим.
Оценивать -- значит созидать: слушайте, вы, сози-
дающие! Оценивать -- это драгоценность и жемчужина всех
оцененных вещей.
Через оценку впервые является ценность; и без
оценки был бы пуст орех бытия. Слушайте, вы, созидаю-
щие!
Перемена ценностей -- это перемена созидающих.
Постоянно уничтожает тот, кто должен быть созидателем.
Созидающими были сперва народы и лишь позднее от-
дельные личности; поистине, сама отдельная личность
есть еще самое юное из творений.
Народы некогда наносили на себя скрижаль добра.
Любовь, желающая господствовать, и любовь, желающая по-
виноваться, вместе создали себе эти скрижали.
Тяга к стаду старше происхождением, чем тяга к Я;
и покуда чистая совесть именуется стадом, лишь нечистая
совесть говорит: Я.
Поистине, лукавое Я, лишенное любви, ищущее своей
пользы в пользе многих, -- это не начало стада, а ги-
бель его.
Любящие были всегда и созидающими, они создали
добро и зло. Огонь любви и огонь гнева горит на именах
всех добродетелей.
Много стран видел Заратустра и много народов;
большей власти не нашел Заратустра на земле, чем дела
любящих: "добро" и "зло" -- имя их.
Поистине, чудовищем является власть этих похвал и
этой хулы. Скажите, братья, кто победит его мне? Скажи-
те, кто набросит этому зверю цепь на тысячу голов?
Тысяча целей существовала до сих пор, ибо сущест-
вовала тысяча народов. Недостает еще только цепи для
тысячи голов, недостает единой цели. Еще у человечества
нет цели.
Но скажите же мне, братья мои: если человечеству
недостает еще цели, то, быть может, недостает еще и его
самого? --
Так говорил Заратустра.
О любви к ближнему
Вы жметесь к ближнему, и для этого есть у вас
прекрасные слова. Но я говорю вам: ваша любовь к ближ-
нему есть ваша дурная любовь к самим себе.
Вы бежите к ближнему от самих себя и хотели бы из
этого сделать себе добродетель; но я насквозь вижу ваше
"бескорыстие".
Ты старше, чем Я; Ты признано священным, но еще не
Я: оттого жмется человек к ближнему.
Разве я советую вам любовь к ближнему? Скорее я
советую вам бежать от ближнего и любить дальнего!
Выше любви к ближнему стоит любовь к дальнему и
будущему; выше еще, чем любовь к человеку, ставлю я лю-
бовь к вещам и призракам.
Этот призрак, витающий перед тобою, брат мой,
прекраснее тебя; почему же не отдаешь ты ему свою плоть
и свои кости? Но ты страшишься и бежишь к своему ближ-
нему.
Вы не выносите самих себя и недостаточно себя лю-
бите; и вот вы хотели бы соблазнить ближнего на любовь
и позолотить себя его заблуждением.
Я хотел бы, чтобы все ближние и соседи их стали
для вас невыносимы; тогда вы должны бы были из самих
себя создать своего друга с переполненным сердцем его.
Вы приглашаете свидетеля, когда хотите хвалить се-
бя; и когда вы склонили его хорошо думать о вас, сами
вы хорошо думаете о себе.
Лжет не только тот, кто говорит вопреки своему
знанию, но еще больше тот, кто говорит вопреки своему
незнанию. Именно так говорите вы о себе при общении с
другими и обманываете соседа насчет себя.
Так говорит глупец: "Общение с людьми портит ха-
рактер, особенно когда нет его".
Один идет к ближнему, потому что он ищет себя, а
другой -- потому что он хотел бы потерять себя. Ваша
дурная любовь к самим себе делает для вас из одиночест-
ва тюрьму.
Дальние оплачивают вашу любовь к ближнему; и если
вы соберетесь впятером, шестой должен всегда умереть.
Я не люблю ваших празднеств; слишком много лицеде-
ев находил я там, и даже зрители вели себя часто как
лицедеи.
Не о ближнем учу я вас, но о друге. Пусть друг бу-
дет для вас праздником земли и предчувствием сверхчело-
века.
Я учу вас о друге и переполненном сердце его. Но
надо уметь быть губкою, если хочешь быть любимым пере-
полненными сердцами.
Я учу вас о друге, в котором мир предстоит завер-
шенным, как чаша добра, -- о созидающем друге, всегда
готовом подарить завершенный мир.
И как мир развернулся для него, так опять он свер-
тывается вместе с ним, подобно становлению добра и зла,
подобно становлению цели из случая.
Будущее и самое дальнее пусть будет причиною твое-
го сегодня: в своем друге ты должен любить сверхчелове-
ка как свою причину.
Братья мои, не любовь к ближнему советую я вам --
я советую вам любовь к дальнему.
Так говорил Заратустра.
О пути созидающего
Ты хочешь, брат мой, идти в уединение? Ты хочешь
искать дороги к самому себе? Помедли еще немного и выс-
лушай меня.
"Кто ищет, легко сам теряется. Всякое уединение
есть грех" -- так говорит стадо. И ты долго принадлежал
к стаду.
Голос стада будет звучать еще и в тебе! И когда ты
скажешь: "у меня уже не одна совесть с вами", -- это
будет жалобой и страданием.
Смотри, само это страдание породила еще единая со-
весть: и последнее мерцание этой совести горит еще на
твоей печали.
Но ты хочешь следовать голосу своей печали, кото-
рый есть путь к самому себе? Покажи же мне на это свое
право и свою силу!
Являешь ли ты собой новую силу и новое право? На-
чальное движение? Самокатящееся колесо? Можешь ли ты
заставить звезды вращаться вокруг себя?
Ах, так много вожделеющих о высоте! Так много ви-
дишь судорог честолюбия! Докажи мне, что ты не из вож-
делеющих и не из честолюбцев!
Ах, как много есть великих мыслей, от которых про-
ку не более, чем от воздуходувки: они надувают и делают
еще более пустым.
Свободным называешь ты себя? Твою господствующую
мысль хочу я слышать, а не то, что ты сбросил ярмо с
себя.
Из тех ли ты, что имеют право сбросить ярмо с се-
бя? Таких не мало, которые потеряли свою последнюю цен-
ность, когда освободились от рабства.
Свободный от чего? Какое дело до этого Заратустре!
Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для
чего?
Можешь ли ты дать себе свое добро и свое зло и на-
весить на себя свою волю, как закон? Можешь ли ты быть
сам своим судьею и мстителем своего закона?
Ужасно быть лицом к лицу с судьею и мстителем
собственного закона. Так бывает брошена звезда в пустое
пространство и в ледяное дыхание одиночества.
Сегодня еще страдаешь ты от множества, ты, одино-
кий: сегодня еще есть у тебя все твое мужество и твои
надежды.
Но когда-нибудь ты устанешь от одиночества, ког-
да-нибудь гордость твоя согнется и твое мужество поко-
леблется. Когда-нибудь ты воскликнешь: "я одинок!"
Когда-нибудь ты не увидишь более своей высоты, а
твое низменное будет слишком близко к тебе; твое возвы-
шенное будет даже пугать тебя, как призрак. Когда-ни-
будь ты воскликнешь: "Все -- ложь!"
Есть чувства, которые грозят убить одинокого; если
это им не удается, они должны сами умереть! Но способен
ли ты быть убийцею?
Знаешь ли ты, брат мой, уже слово "презрение"? И
муку твоей справедливости -- быть справедливым к тем,
кто тебя презирает?
Ты принуждаешь многих переменить о тебе мнение --
это ставят они тебе в большую вину. Ты близко подходил
к ним и все-таки прошел мимо -- этого они никогда не
простят тебе.
Ты стал выше их; но чем выше ты подымаешься, тем
меньшим кажешься ты в глазах зависти. Но больше всех
ненавидят того, кто летает.
"Каким образом хотели вы быть ко мне справедливы-
ми! -- должен ты говорить. -- Я избираю для себя вашу
несправедливость как предназначенный мне удел".
Несправедливость и грязь бросают они вослед одино-
кому; но, брат мой, если хочешь ты быть звездою, ты
должен светить им, несмотря ни на что!
И остерегайся добрых и праведных! Они любят распи-
нать тех, кто изобретает для себя свою собственную доб-
родетель, -- они ненавидят одинокого.
Остерегайся также святой простоты! Все для нее не-
честиво, что не просто; она любит играть с огнем --
костров.
И остерегайся также приступов своей любви! Слишком
скоро протягивает одинокий руку тому, кто с ним повс-
тречается.
Иному ты должен подать не руку, а только лапу -- и
я хочу, чтобы у твоей лапы были когти.
Но самым опасным врагом, которого ты можешь встре-
тить, будешь всегда ты сам; ты сам подстерегаешь себя в
пещерах и лесах.
Одинокий, ты идешь дорогою к самому себе! И твоя
дорога идет впереди тебя самого и твоих семи дьяволов!
Ты будешь сам для себя и еретиком, и колдуном, и
прорицателем, и глупцом, и скептиком, и нечестивцем, и
злодеем.
Надо, чтобы ты сжег себя в своем собственном пла-
мени: как же мог бы ты обновиться, не сделавшись сперва
пеплом!
Одинокий, ты идешь путем созидающего: Бога хочешь
ты себе создать из своих семи дьяволов!
Одинокий, ты идешь путем любящего: самого себя лю-
бишь ты и потому презираешь ты себя, как презирают
только любящие.
Созидать хочет любящий, ибо он презирает! Что зна-
ет о любви тот, кто не должен был презирать именно то,
что любил он!
Со своей любовью и своим созиданием иди в свое уе-
динение, брат мой, и только позднее, прихрамывая, пос-
ледует за тобой справедливость.
С моими слезами иди в свое уединение, брат мой. Я
люблю того, кто хочет созидать дальше самого себя и так
погибает. --
Так говорил Заратустра.
О старых и молодых бабенках
"Отчего крадешься ты так робко в сумерках, о Зара-
тустра? И что прячешь ты бережно под своим плащом?
Не сокровище ли, подаренное тебе? Или новорожден-
ное дитя твое? Или теперь ты сам идешь по пути воров,
ты, друг злых?" --
-- Поистине, брат мой! -- отвечал Заратустра. --
Это -- сокровище, подаренное мне: это маленькая истина,
что несу я.
Но она беспокойна, как малое дитя; и если бы я не
зажимал ей рта, она кричала бы во все горло.
Когда сегодня я шел один своею дорогой, в час,
когда солнце садится, мне повстречалась старушка и так
говорила к душе моей:
"О многом уже говорил Заратустра даже нам, женщи-
нам, но никогда не говорил он нам о женщине".
И я возразил ей: "О женщине надо говорить только
мужчинам".
"И мне также ты можешь говорить о женщине, -- ска-
зала она, -- я достаточно стара, чтобы тотчас все поза-
быть".
И я внял просьбе старушки и так говорил ей:
Все в женщине -- загадка, и все в женщине имеет
одну разгадку: она называется беременностью.
Мужчина для женщины средство; целью бывает всегда
ребенок. Но что же женщина для мужчины?
Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и
игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игруш-
ки.
Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина
-- для отдохновения воина; все остальное -- глупость.
Слишком сладких плодов не любит воин. Поэтому лю-
бит он женщину; в самой сладкой женщине есть еще горь-
кое.
Лучше мужчины понимает женщина детей, но мужчина
больше ребенок, чем женщина.
В настоящем мужчине сокрыто дитя, которое хочет
играть. Ну-ка, женщины, найдите дитя в мужчине!
Пусть женщина будет игрушкой, чистой и лучистой,
как алмаз, сияющей добродетелями еще не существующего
мира.
Пусть луч звезды сияет в вашей любви! Пусть вашей
надеждой будет: "о, если бы мне родить сверхчеловека!"
Пусть в вашей любви будет храбрость! Своею любовью
должны вы наступать на того, кто внушает вам страх.
Пусть в вашей любви будет ваша честь! Вообще жен-
щина мало понимает в чести. Но пусть будет ваша честь в
том, чтобы всегда больше любить, чем быть любимой, и
никогда не быть второй.
Пусть мужчина боится женщины, когда она любит: ибо
она приносит любую жертву и всякая другая вещь не имеет
для нее цены.
Пусть мужчина боится женщины, когда она ненавидит:
ибо мужчина в глубине души только зол, а женщина еще
дурна.
Кого ненавидит женщина больше всего? -- Так гово-
рило железо магниту: "я ненавижу тебя больше всего, по-
тому что ты притягиваешь, но недостаточно силен, чтобы
перетянуть к себе".
Счастье мужчины называется: я хочу. Счастье женщи-
ны называется: он хочет.
"Смотри, теперь только стал мир совершенен!" --
так думает каждая женщина, когда она повинуется от всей
любви.
И повиноваться должна женщина, и найти глубину к
своей поверхности. Поверхность -- душа женщины, подвиж-
ная, бурливая пленка на мелкой воде.
Но душа мужчины глубока, ее бурный поток шумит в
подземных пещерах; женщина чует его силу, но не понима-
ет ее. --
Тогда возразила мне старушка: "Много любезного
сказал Заратустра, и особенно для тех, кто достаточно
молод для этого.
Странно, Заратустра знает мало женщин, и, однако,
он прав относительно их. Не потому ли это происходит,
что у женщины нет ничего невозможного?
А теперь в благодарность прими маленькую истину! Я
достаточно стара для нее!
Заверни ее хорошенько и зажми ей рот: иначе она
будет кричать во все горло, эта маленькая истина".
"Дай мне, женщина, твою маленькую истину!" -- ска-
зал я. И так говорила старушка:
"Ты идешь к женщинам? Не забудь плетку!" --
Так говорил Заратустра.
Об укусе змеи
Однажды Заратустра заснул под смоковницей, ибо бы-
ло жарко, и положил руку на лицо свое. Но приползла
змея и укусила его в шею, так что Заратустра вскрикнул
от боли. Отняв руку от лица, он посмотрел на змею; тог-
да узнала она глаза Заратустры, неуклюже отвернулась и
хотела уползти. "Погоди, -- сказал Заратустра, -- я еще
не поблагодарил тебя! Ты разбудила меня кстати, мой
путь еще долог". "Твой путь уже короток, -- ответила
печально змея, -- мой яд убивает". Заратустра улыбнул-
ся. "Когда же дракон умирал от яда змеи? -- сказал он.
-- Но возьми обратно свой яд! Ты недостаточно богата,
чтобы дарить мне его". Тогда змея снова обвилась вокруг
его шеи и начала лизать его рану.
Когда Заратустра однажды рассказал это ученикам
своим, они спросили: "В чем же мораль рассказа твоего,
о Заратустра?" Заратустра так отвечал на это:
-- Разрушителем морали называют меня добрые и пра-
ведные: мой рассказ неморален.
Если есть враг у вас, не платите ему за зло доб-
ром: ибо это пристыдило бы его. Напротив, докажите ему,
что он сделал для вас нечто доброе.
И лучше сердитесь, но не стыдите! И когда прокли-
нают вас, мне не нравится, что вы хотите благословить
проклинающих. Лучше прокляните и вы немного!
И если случилась с вами большая несправедливость,
скорей сделайте пять малых несправедливостей! Ужасно
смотреть, когда кого-нибудь одного давит несправедли-
вость.
Разве вы уже знали это? Разделенная с другими
несправедливость есть уже половина справедливости. И
тот должен взять на себя несправедливость, кто может
нести ее!
Маленькое мщение более человечно, чем отсутствие
всякой мести. И если наказание не есть также право и
честь для нарушителя, то я не хочу ваших наказаний.
Благороднее считать себя неправым, чем оказаться
правым,
богатым.
Я не люблю вашей холодной справедливости; во взоре
ваших судей видится мне всегда палач и его холодный
нож.
Скажите, где находится справедливость, которая
есть любовь с ясновидящими глазами?
Найдите же мне любовь, которая несет не только
всякое наказание, но и всякую вину!
Найдите же мне справедливость, которая оправдывает
всякого, кроме того, кто судит!
Хотите ли вы слышать еще и это? У того, кто хочет
быть совсем справедливым, даже ложь обращается в любовь
к человеку.
Но как мог бы я быть совсем справедливым! Как мог
бы я каждому воздать свое! С меня достаточно, если каж-
дому отдаю я мое.
Наконец, братья мои, остерегайтесь быть несправед-
ливыми к отшельникам! Как мог бы отшельник забыть! Как
мог бы он отплатить!
На глубокий родник похож отшельник. Легко бросить
камень в него; но если упал он на самое дно, скажите,
кто захочет снова достать его?
Остерегайтесь обидеть отшельника! Но если вы это
сделали, то уж и убейте его!
Так говорил Заратустра.
О ребенке и браке
Есть у меня вопрос к тебе, брат мой; точно некий
лот, бросаю я этот вопрос в твою душу, чтобы знать, как
глубока она.
Ты молод и желаешь ребенка и брака. Но я спрашиваю
тебя: настолько ли ты человек, чтобы иметь право желать
ребенка?
Победитель ли ты, преодолел ли ты себя самого, по-
велитель ли чувств, господин ли своих добродетелей? Так
спрашиваю я тебя.
Или в твоем желании говорят зверь и потребность?
Или одиночество? Или разлад с самим собою?
Я хочу, чтобы твоя победа и твоя свобода страстно
желали ребенка. Живые памятники должен ты строить своей
победе и своему освобождению.
Дальше себя должен ты строить. Но сперва ты должен
сам быть построен прямоугольно в отношении тела и души.
Не только вширь должен ты расти, но и ввысь! Да
поможет тебе в этом сад супружества!
Высшее тело должен ты создать, начальное движение,
самокатящееся колесо -- созидающего должен ты создать.
Брак -- так называю я волю двух создать одного,
который больше создавших его. Глубокое уважение друг
перед другом называю я браком, как перед хотящими одной
и той же воли.
Да будет это смыслом и правдой твоего брака. Но
то, что называют браком многое множество, эти лишние,
-- ах, как назову я его?
Ах, эта бедность души вдвоем! Ах, эта грязь души
вдвоем! Ах, это жалкое довольство собою вдвоем!
Браком называют они все это; и они говорят, будто
браки их заключены на небе.
Ну что ж, я не хочу этого неба лишних людей! Нет,
не надо мне их, этих спутанных небесною сетью зверей!
Пусть подальше останется от меня Бог, который,
прихрамывая, идет благословлять то, чего он не соеди-
нял!
Не смейтесь над этими браками! У какого ребенка
нет оснований плакать из-за своих родителей?
Достойным казался мне этот человек и созревшим для
смысла земли; но когда я увидел его жену, земля показа-
лась мне домом для умалишенных.
Да, я хотел бы, чтобы земля дрожала в судорогах,
когда святой сочетается с гусыней.
Один вышел, как герой, искать истины, а в конце
добыл он себе маленькую наряженную ложь. Своим браком
называет он это.
Другой был требователен в общении и разборчив в
выборе. Но одним разом испортил он на все разы свое об-
щество: своим браком называет он это.
Третий искал служанки с добродетелями ангела. Но
одним разом стал он служанкою женщины, и теперь ему са-
мому надо бы стать ангелом.
Осторожными находил я всех покупателей, и у всех у
них были хитрые глаза. Но жену себе даже хитрейший из
них умудряется купить в мешке.
Много коротких безумств -- это называется у вас
любовью. И ваш брак, как одна длинная глупость, кладет
конец многим коротким безумствам.
Ваша любовь к жене и любовь жены к мужу -- ах, ес-
ли бы могла она быть жалостью к страдающим и сокрытым
богам! Но почти всегда два животных угадывают друг дру-
га.
И даже ваша лучшая любовь есть только восторженный
символ и болезненный пыл. Любовь -- это факел, который
должен светить вам на высших путях.
Когда-нибудь вы должны будете любить дальше себя!
Начните же учиться любить! И оттого вы должны были ис-
пить горькую чашу вашей любви.
Горечь содержится в чаше даже лучшей любви: так
возбуждает она тоску по сверхчеловеку, так возбуждает
она жажду в тебе, созидающем!
Жажду в созидающем, стрелу и тоску по сверхчелове-
ку -- скажи, брат мой, такова ли твоя воля к браку?
Священны для меня такая воля и такой брак. --
Так говорил Заратустра.
О свободной смерти
Многие умирают слишком поздно, а некоторые --
слишком рано. Еще странно звучит учение: "умри вовре-
мя!"
Умри вовремя -- так учит Заратустра.
Конечно, кто никогда не жил вовремя, как мог бы он
умереть вовремя? Ему бы лучше никогда не родиться! --
Так советую я лишним людям.
Но даже лишние люди важничают еще своею смертью, и
даже самый пустой орех хочет еще, чтобы его разгрызли.
Серьезно относятся все к смерти; но смерть не есть
еще праздник. Еще не научились люди чтить самые светлые
праздники.
Совершенную смерть показываю я вам; она для живу-
щих становится жалом и священным обетом.
Своею смертью умирает совершивший свой путь, уми-
рает победоносно, окруженный теми, кто надеются и дают
священный обет.
Следовало бы научиться умирать; и не должно быть
праздника там, где такой умирающий не освятил клятвы
живущих!
Так умереть -- лучше всего; а второе -- умереть в
борьбе и растратить великую душу.
Но как борющемуся, так и победителю одинаково не-
навистна ваша смерть, которая скалит зубы и крадется,
как вор, -- и, однако, входит, как повелитель.
Свою смерть хвалю я вам, свободную смерть, которая
приходит ко мне, потому что я хочу.
И когда же захочу я? -- У кою есть цель и наслед-
ник, тот хочет смерти вовремя для цели и наследника.
Из глубокого уважения к цели и наследнику не пове-
сит он сухих венков в святилище жизни.
Поистине, не хочу я походить на тех, кто сучит ве-
ревку: они тянут свои нити в длину, а сами при этом все
пятятся.
Иные становятся для своих истин и побед слишком
стары; беззубый рот не имеет уже права на все истины.
И каждый желающий славы должен уметь вовремя прос-
титься с почестью и знать трудное искусство -- уйти
вовремя.
Надо перестать позволять себя есть, когда находят
тебя особенно вкусным, -- это знают те, кто хотят, что-
бы их долго любили.
Есть, конечно, кислые яблоки, участь которых --
ждать до последнего дня осени; и в то же время стано-
вятся они спелыми, желтыми и сморщенными.
У одних сперва стареет сердце, у других -- ум.
Иные бывают стариками в юности; но кто поздно юн, тот
надолго юн.
Иному не удается жизнь: ядовитый червь гложет ему
сердце. Пусть же постарается он, чтобы тем лучше уда-
лась ему смерть.
Иной не бывает никогда сладким: он гниет еще ле-
том. Одна трусость удерживает его на его суку.
Живут слишком многие, и слишком долго висят они на
своих сучьях. Пусть же придет буря и стряхнет с дерева
все гнилое и червивое!
О, если бы пришли проповедники скорой смерти! Они
были бы настоящей бурею и сотрясли бы деревья жизни! Но
я слышу только проповедь медленной смерти и терпения ко
всему "земному".
Ах, вы проповедуете терпение ко всему земному? Но
это земное слишком долго терпит вас, вы, злословцы!
Поистине, слишком рано умер тот иудей, которого
чтут проповедники медленной смерти; и для многих стало
с тех пор роковым, что умер он слишком рано.
Он знал только слезы и скорбь иудея, вместе с не-
навистью добрых и праведных -- этот иудей Иисус; тогда
напала на него тоска по смерти.
Зачем не остался он в пустыне и вдали от добрых и
праведных! Быть может, он научился бы жить и научился
бы любить землю -- и вместе с тем смеяться.
Верьте мне, братья мои! Он умер слишком рано; он
сам отрекся бы от своего учения, если бы он достиг мое-
го возраста! Достаточно благороден был он, чтобы от-
речься!
Но незрелым был он еще. Незрело любит юноша, и
незрело ненавидит он человека и землю. Еще связаны и
тяжелы у него душа и крылья мысли.
Но зрелый муж больше ребенок, чем юноша, и меньше
скорби в нем: лучше понимает он смерть и жизнь.
Свободный к смерти и свободный в смерти, он гово-
рит священное Нет, когда нет уже времени говорить Да:
так понимает он смерть и жизнь.
Да не будет ваша смерть хулою на человека и землю,
друзья мои: этого прошу я у меда вашей души.
В вашей смерти должны еще гореть ваш дух и ваша
добродетель, как вечерняя заря горит на земле, -- или
смерть плохо удалась вам.
Так хочу я сам умереть, чтобы вы, друзья, ради ме-
ня еще больше любили землю; и в землю хочу я опять об-
ратиться, чтобы найти отдых у той, что меня родила.
Поистине, была цель у Заратустры, он бросил свой
мяч; теперь будьте вы, друзья, наследниками моей цели,
для вас закидываю я золотой мяч.
Больше всего люблю я смотреть на вас, друзья мои,
когда вы бросаете золотой мяч! Оттого я простыну еще
немного на земле; простите мне это!
Так говорил Заратустра.
О дарящей добродетели
1
Когда Заратустра простился с городом, который лю-
било сердце его и имя которого было "Пестрая корова",
последовали за ним многие, называвшие себя его ученика-
ми, и составили свиту его. И так дошли они до перек-
рестка; тогда Заратустра сказал им, что дальше он хочет
идти один: ибо он любил ходить в одиночестве. Но учени-
ки его на прощанье подали ему посох, на золотой ручке
которого была змея, обвившаяся вокруг солнца. Заратуст-
ра обрадовался посоху и оперся на него; потом он так
говорил к своим ученикам:
-- Скажите же мне: как достигло золото высшей цен-
ности? Тем, что оно необыкновенно и бесполезно, блестя-
ще и кротко в своем блеске; оно всегда дарит себя.
Только как символ высшей добродетели достигло зо-
лото высшей ценности. Как золото, светится взор у даря-
щего. Блеск золота заключает мир между луною и солнцем.
Необыкновенна и бесполезна высшая добродетель,
блестяща и кротка она в своем блеске: дарящая доброде-
тель есть высшая добродетель.
Поистине, я угадываю вас, ученики мои: вы стреми-
тесь, подобно мне, к дарящей добродетели. Что у вас об-
щего с кошками и волками?
Ваша жажда в том, чтобы самим стать жертвою и дая-
нием; потому вы и жаждете собрать все богатства в своей
душе.
Ненасытно стремится ваша душа к сокровищам и всему
драгоценному, ибо ненасытна ваша добродетель в желании
дарить.
Вы принуждаете все вещи приблизиться к вам и войти
в вас, чтобы обратно изливались они из вашего родника,
как дары вашей любви.
Поистине, в грабителя всех ценностей должна обра-
титься такая дарящая любовь; но здоровым и священным
называю я это себялюбие. --
Есть другое себялюбие, чересчур бедное и голодаю-
щее, которое всегда хочет красть, -- себялюбие больных,
больное себялюбие.
Воровским глазом смотрит оно на все блестящее;
алчностью голода измеряет оно того, кто может богато
есть; и всегда ползает оно вокруг стола дарящих.
Болезнь и невидимое вырождение говорят в этой алч-
ности; о чахлом теле говорит воровская алчность этого
эгоизма.
Скажите мне, братья мои: что считается у нас худым
и наихудшим? Не есть ли это вырождение? -- И мы угады-
ваем всегда вырождение там, где нет дарящей души.
Вверх идет наш путь, от рода к другому роду, более
высокому. Но ужасом является для нас вырождающееся
чувство, которое говорит: "все для меня".
Вверх летит наше чувство: ибо оно есть символ на-
шего тела, символ возвышения. Символ этих возвышений
суть имена добродетелей.
Так проходит тело через историю, становящееся и
борющееся.
А дух -- что он для тела? Глашатай его битв и по-
бед, товарищ и отголосок.
Символы все -- имена добра и зла: они ничего не
выражают, они только подмигивают. Безумец тот, кто тре-
бует знания от них.
Будьте внимательны, братья мои, к каждому часу,
когда ваш дух хочет говорить в символах: тогда зарожда-
ется ваша добродетель,
Тогда возвысилось ваше тело и воскресло; своей от-
радою увлекает оно дух, так что он становится творцом,
и ценителем, и любящим, и благодетелем всех вещей.
Когда ваше сердце бьется широко и полно, как бур-
ный поток, который есть благо и опасность для живущих
на берегу, -- тогда зарождается ваша добродетель.
Когда вы возвысились над похвалою и порицанием и
ваша воля, как воля любящего, хочет приказывать всем
вещам, -- тогда зарождается ваша добродетель.
Когда вы презираете удобство и мягкое ложе и може-
те ложиться недостаточно далеко от мягкотелых, -- тогда
зарождается ваша добродетель.
Когда вы хотите единой воли и эта обходимость всех
нужд называется у вас необходимостью, -- тогда зарожда-
ется ваша добродетель.
Поистине, она есть новое добро и новое зло! Поис-
тине, это -- новое глубокое журчание и голос нового
ключа!
Властью является эта новая добродетель; господс-
твующей мыслью является она и вокруг нее мудрая душа:
золотое солнце и вокруг него змея познания.
2
Здесь Заратустра умолк на минуту и с любовью смот-
рел на своих учеников. Затем продолжал он так говорить
-- и голос его изменился:
-- Оставайтесь верны земле, братья мои, со всей
властью вашей добродетели! Пусть ваша дарящая любовь и
ваше познание служат смыслу земли! Об этом прошу и зак-
линаю я вас.
Не позволяйте вашей добродетели улетать от земного
и биться крыльями о вечные стены! Ах, всегда было так
много улетевшей добродетели!
Приводите, как я, улетевшую добродетель обратно к
земле, -- да, обратно к телу и жизни: чтобы дала она
свой смысл земле, смысл человеческий!
Сотни раз улетали и заблуждались до сих пор дух и
добродетель. Ах, в вашем теле и теперь еще живет весь
этот обман и заблуждение: плотью и волею сделались они.
Сотни раз делали попытку и заблуждались до сих пор
как дух, так и добродетель. Да, попыткою был человек.
Ах, много невежества и заблуждений сделались в нас
плотью!
Не только разум тысячелетий -- также безумие их
прорывается в нас. Опасно быть наследником.
Еще боремся мы шаг за шагом с исполином случаем, и
над всем человечеством царила до сих пор еще бессмысли-
ца, безсмыслица.
Да послужат ваш дух и ваша добродетель, братья
мои, смыслу земли: ценность всех вещей да будет вновь
установлена вами! Поэтому вы должны быть борющимися!
Поэтому вы должны быть созидающими!
Познавая, очищается тело; делая попытку к позна-
нию, оно возвышается; для познающего священны все по-
буждения; душа того, кто возвысился, становится радост-
ной.
Врач, исцелись сам, и ты исцелишь также и своего
больного. Было бы лучшей помощью для него, чтобы увидел
он своими глазами того, кто сам себя исцеляет.
Есть тысячи троп, по которым еще никогда не ходи-
ли, тысячи здоровий и скрытых островов жизни. Все еще
не исчерпаны и не открыты человек и земля человека.
Бодрствуйте и прислушивайтесь, вы, одинокие! Нес-
лышными взмахами крыл веют из будущего ветры; и до тон-
ких ушей доходит благая весть.
Вы, сегодня еще одинокие, вы, живущие вдали, вы
будете некогда народом: от вас, избравших самих себя,
должен произойти народ избранный и от него -- сверхче-
ловек.
Поистине, местом выздоровления должна еще стать
земля! И уже веет вокруг нее новым благоуханием, прино-
сящим исцеление, -- и новой надеждой!
3
Сказав эти слова, Заратустра умолк, как тот, кто
не сказал еще своего последнего слова; долго в нереши-
мости держал он посох в руке. Наконец так заговорил он
-- и голос его изменился:
-- Ученики мои, теперь ухожу я один! Уходите те-
перь и вы, и тоже одни! Так хочу я.
Поистине, я советую вам: уходите от меня и защи-
щайтесь от Заратустры! А еще лучше: стыдитесь его! Быть
может, он обманул вас.
Человек познания должен не только любить своих
врагов, но уметь ненавидеть даже своих друзей.
Плохо отплачивает тот учителю, кто навсегда оста-
ется только учеником. И почему не хотите вы ощипать ве-
нок мой?
Вы уважаете меня; но что будет, если когда-нибудь
падет уважение ваше? Берегитесь, чтобы статуя не убила
вас!
Вы говорите, что верите в Заратустру? Но что толку
в Заратустре! Вы -- верующие в меня; но что толку во
всех верующих!
Вы еще не искали себя, когда нашли меня. Так пос-
тупают все верующие; потому-то всякая вера так мало
значит.
Теперь я велю вам потерять меня и найти себя; и
только когда вы все отречетесь от меня, я вернусь к
вам.
Поистине, другими глазами, братья мои, я буду тог-
да искать утерянных мною; другою любовью я буду тогда
любить вас.
И некогда вы должны будете еще стать моими друзь-
ями и детьми единой надежды; тогда я захочу в третий
раз быть среди нас, чтобы отпраздновать с вами великий
полдень.
Великий полдень -- когда человек стоит посреди
своего пути между животным и сверхчеловеком и празднует
свой путь к закату как свою высшую надежду: ибо это
есть путь к новому утру.
И тогда заходящий сам благословит себя за то, что
был он переходящий; и солнце его познания будет стоять
у него на полдне.
"Умерли все боги; теперь мы хотим, чтобы жил
сверхчеловек" -- такова должна быть в великий полдень
наша последняя воля! --
Так говорил Заратустра.
-------------------------------------------------------
---------------------