Памяти наших учителей
      В. А. Александрова и П. А. Колесникова
     
      Введение
      Обширную территорию к северу от водораздела Волга-Северная Двина, между районами расселения карелов и коми, обычно называют «Русским Севером». Но этот край формировался в тесном единстве с остальными северными территориями, поэтому сущность и значение всего региона правильнее отражает понятие «Европейский Север», хотя оба названия часто употребляются как синонимы. Так или иначе, Европейский (Русский) Север един в историко-культурном отношении, а культурное наследие всех населяющих его народов признано «памятником отечественной и мировой культуры» [1].
      Освоение Севера с самых начальных этапов шло в тесном взаимодействии славян и местных финноугорских народов, что способствовало взаимовлиянию и взаимообогащению их материальной и духовной народной культуры. Вот почему в обилии и разнообразии местных культурных памятников «есть нечто цельное, объединяющее и придающее этому краю особую ценность для всей тысячелетней русской, да и не только русской культуры»[2].
      Такая общность Севера была обусловлена не происхождением населения, а в значительной степени единством исторического и социально-экономического развития в течение длительного времени, особенно начиная с XVI в. Смягченная форма феодальных отношений в средневековый период, при которой северное крестьянство, зависимое от государства, не знало унижений крепостничества, была не последним фактором, способствовавшим развитию крестьянской культуры. Другим, не меньшим по своему значению фактором, являлся достаточно высокий уровень грамотности среди северян, чего требовала с конца XVI – начала XVII в. экономическая жизнь с ее организацией землевладения, землепользования, торговли и промышленной деятельности населения. Существовавшая в науке до последнего времени ложная идеологическая посылка об отсталости и безграмотности крестьян опровергается наличием «мощного пласта письменных памятников», исходящих из крестьянской среды и отразивших развитие правотворчества (правосознания) и многообразную деятельность крестьян [3].
      Трудовая деятельность северян, как и всего российского народа, их инициатива и предприимчивость создавали материальную основу общества. Результаты труда, особенно русских, по освоению евразийского континента являются ключевыми моментами в понимании процесса возникновения и существования многонационального Русского государства. Русский земледелец, северный в том числе, осваивал земли и упрочивал свою земледельческую культуру. Вся совокупность элементов этой культуры составляла ту цивилизацию, которая обусловливала устойчивость государства и взаимодействовала с цивилизацией народов, входивших в состав России.
      Особенность жизни в Российском государстве – это миграции крестьян, в ходе которых шел процесс развития самих народов, так как по мере заселения тех или иных территорий возникали этнические и историко-культурные явления. Почти всегда русский земледелец на новых землях становился численно доминирующим этническим элементом, привносил и внедрял свой опыт и знания при хозяйствовании на этих землях. Поселение русских рядом с соседями создавало некую «сетку», в которой территория расселения одного народа «налагалась» на территорию другого. Такая картина была и на Русском Севере, где у соседних народов возникали повседневные хозяйственные и бытовые связи, а это, в свою очередь, вело к постоянному этническому взаимодействию[4].
      При историко-этнографическом изучении русских регионов вырисовывается прежде всего проблема распространения и утверждения русской народной культуры в общей динамике исторического процесса. Эта проблема имеет несколько аспектов. Вопрос об общности культуры органически связан с историей этнической консолидации народа, о степени которой и позволяет судить конкретное познание основных элементов народной культуры. Севернорусское население принимало участие в этом общем процессе формирования и консолидации русского народа. У каждого, особенно крупного этноса, заселявшего обширные территории, под влиянием целого ряда обстоятельств социально-экономического, хозяйственного, демографического, этнического характера в рамках единой культуры существовали и существуют локальные особенности, которые, в свою очередь, могли находиться во взаимодействии особенно тогда, когда на осваиваемой территории переплетались традиции, «приносимые» переселенцами из разных областей и даже регионов. История славянского освоения Севера – яркое свидетельство протекания этих процессов.
      Другой аспект очерченной проблемы – этнокультурные связи и духовный облик народов, встречавшихся при освоении земель. Изучение вопросов в подобном ракурсе представляет возможность выявить как обусловленность постоянного разнохарактерного общения народов между собой, так и результаты данного этнокультурного процесса в его многообразии, динамику восприятия народами знаний и опыта, выражающихся в формах народной культуры. Таким образом, вопрос об этнокультурном развитии тех или иных регионов России и Севера в том числе имеет теоретическое значение.
      В результате интеграции и консолидации этносов на Севере сложились отдельные историко-этнографические области. Три наиболее крупные – севернорусская с присущими ей областными особенностями, карельская и коми-область. Эти области при всей их ярко выраженной этнической специфике принадлежали к одному хозяйственно-культурному типу, основой которого было пашенное земледелие. Принадлежность к единому типу облегчала взаимодействие русских, карел и коми, что вовсе не исключало особенностей их культурного облика, в своей совокупности обусловивших наличие внутри этнически единого населения этнографических групп, отличавшихся местным диалектом и особенностями духовной и материальной культуры. Степень взаимодействия севернорусского населения с этнически различными соседями зависела не только от необходимости хозяйственно-производственных контактов, но и от характера расселения (дисперсного, замкнутого, чересполосного), а также длительности соседских связей[5].
      Конкретное обращение к севернорусской этнографии, предпринятое в данном исследовании, и было связано с изучением проблемы распространения общерусской народной культуры и роли севернорусского населения в этом процессе. Славянорусское заселение и освоение Севера явилось этапом создания русской этнической территории, а русские-северяне стали особой этнокультурной частью народа с лишь им присущими особенностями материальной и духовной культуры. Таким образом, речь идет не только о региональных особенностях единой в своей сущности русской народной культуры, но и о межрегиональных и межэтнических контактах и взаимосвязях, отразивших как различия, так и общность в ее отдельных компонентах.
      Весь этот круг вопросов удается осветить, обратившись к историческим и этнографическим материалам по одной из территорий Русского Севера – к его центральным районам, которые явились «зоной северного земледелия», а крестьянство этих районов в ходе своих миграций осваивало земли не только на Севере, но и на Урале и в Сибири. Вопрос об общности народной культуры благодаря рассмотрению центральных районов Русского Севера может быть прослежен и по судьбам культурных традиций в местах старого и нового русского заселения.
      Культурная традиция не существует в застывшем виде, она не только вариативна, но и приспособляема к действительности, особенно, когда происходит ее «перенос» во вновь заселяемые территории. Центральные районы Севера явились тем местом, откуда с конца XVI до начала XVIII в. шел основной поток эмигрантов в новые земли, а следовательно по культуре населения этих районов можно проследить исходные формы и влияния, определившиеся позднее в местах нового поселения.
      Под центральными районами Русского Севера в настоящей работе условно понимается Вологодская земля – те районы, которые в различные исторические периоды были связаны с Вологдой. Рассматриваемый край в XVI-XVII вв. включал в себя Центральное Поморье (Вологодский, Тотемский, Устюжский, Сольвычегодский, Важский уезды, Устьянские волости), часть Западного Поморья (Каргопольский у., Чарондская округа), часть бывших Новгородских пятин (Череповецко-Белозерский край). По губернскому делению конца XVIII-XIX вв., эти земли являлись составными частями Вологодской, Олонецкой и Новгородской губерний. В Вологодской губ. были сформированы уезды – Вологодский, Грязовецкий, Тотемский, Кадниковский, Вельский (с 30-х годов XX в. последний вошел в Архангельскую губ.), Устюжский, Никольский, Сольвычегодский (тоже стал архангельским), Яренский и Устьсысольский (оба вошли в Коми-край); в Олонецкой губ. уездами, тяготевшими к Вологодчине, были Вытегорский (стал районом Вологодской обл.) и Каргопольский (в 20-е годы XX в. был вологодским, а теперь – архангельский); в Новгородской губ. – таковыми стали Устюженский, Череповецкий, Белозерский, Кирилловский уезды, а с 30-х годов XX в. они отнесены к районам Вологодской обл. Итак, Вологодская земля понимается в основном как территория бывшей Вологодской губ. и – за некоторыми изменениями – нынешней Вологодской обл. и тех районов, которые в различные исторические периоды «входили» или «выходили» из ее состава, но оставались связанными с центральными районами Севера[6].
      Эта обширная территория, которая по площади равна нескольким европейским государствам, охватила три природно-экономические зоны, отличающиеся разной степенью заселенности, различными условиями для сельскохозяйственного и промышленного производства, различной порайонной хозяйственной специализацией. К первой – собственно центральной зоне – относятся уезды вдоль Сухонско-Двин-ского речного пути («экономического нерва» всего края), население которых занималось земледелием и промыслово-торговой деятельностью. Это был центр северного земледелия, а в ряде мест – и производства товарного хлеба (в XVII в.). Ко второй – северо-западной зоне – относились из вологодских районы Воже-Чарондского-Каргопольского края и юго-восточной части Онежского озера (Вытегра), из новгородских – Устюженско-Белозерский край. В северной части этой зоны условия для земледелия были менее благоприятны, чем в южной, и преобладающее значение имела ремесленно-промысловая деятельность населения. В южной части, где находились залежи железных руд, раннее развитие получили железоделательная промышленность и кузнечное ремесло. Там же, на юго-западе зоны, имелись благоприятные условия для земледелия. Третья природно-экономическая зона лежала на востоке края, куда из вологодских входили Яренский и Устьсысольский уезды. Этот сплошной таежный район с суровыми климатическими условиями и залежами полезных ископаемых был районом промыслового хозяйства: лесных занятий разного характера, а также железнорудного производства.
      Наличие в Вологодской земле различных природно-экономических зон и условий для хозяйственной деятельности населения не могло не отразиться и на этнокультурном развитии. Предпринятое историко-этнографическое изучение Вологод-чины способствовало ее районированию с точки зрения культурных ареалов. Это позволил сделать проведенный в главах монографии анализ разнообразных материалов и данных исторических дисциплин.
      Историко-этнографическое изучение Европейского Севера началось в XVIII в. Первым обратил внимание на возможности исследования природных богатств и определил значение этого региона в развитии государства М.В. Ломоносов[7]. Российская Академия Наук в XVIII в. предприняла несколько экспедиций для изучения природы, населения, хозяйства страны. На Севере побывали путешественники, писатели, ученые – И.И. Лепехин, Р.Я. Озерецковский, Э. Лаксман, Г.Р. Державин, А.П. Рычков, П.Б. Иноходцев, П.И. Челищев, В.М. Севергин, которые оставили свои труды по Северу. В архиве Академии наук (С.-Петербург) сохранились ответы на анкету по истории, географии, экономике, этнографии Севера, отразившие многие стороны жизни северного населения (1760-е годы); хорошо сохранились анкеты по вологодским уездам (см. их характеристику ниже)[8].
      В XVIII в. трудился первый историк Севера В.В.Крестинин (1729-1795), в одном из ценнейших трудов которого описана многообразная деятельность северян по развитию края и «строительству» крестьянской жизни[9].
      В XIX в. Север и отдельные его районы, в том числе вологодские, стали объектами изучения местных историков, краеведов и ученых различных профилей, в чьих работах содержалось много интересных обобщений, наблюдений и другой информации, в которой наряду с общей историко-экономического характера была и этнографическая[10]. Прежде всего можно отметить труды вологодских историков членов «Общества истории и любителей древностей» Н.И. Суворова, П.И. Савваи-това, А.Е. Мерцалова[11], больших знатоков северных древностей, сумевших ввести в научный оборот огромный актовый и писцовый материал.
      Заслуживают внимания работы местных краеведов, посвященные северным районам. Исследование о населении Важского края со славянских времен и по XVIII в. оставил бургомистр Шенкурского городового магистрата М.Н. Мясников (1761 – 1831)[12]. Известны исторические описания служащего Вологодского губернского статкомитета В.П. Шляпина – исследователя Устюжского края; члена Сольвычегодского городского магистрата А.И. Соскина – автора истории Сольвычегодска; помещика Вологодского у. А.А. Засецкого, описавшего уезд в историко-топографическом отношении; учителя гимназии В.Д. Ардашева, оставившего историю Великого Устюга, и др.[13] Многие из них были сотрудниками и авторами «Вологодских губернских ведомостей» (выходивших с 1830-х годов) и «Вологодских епархиальных ведомостей» (с 1860-х годов).
      Местные историки, краеведы, статистики, экономисты оставили множество этнографических описаний Вологодского края. К их числу относятся работы писателя-этнографа, служащего Статистического комитета и редактора «Вологодских губернских ведомостей» Ф.А. Арсеньева (по Шекснинско-Кубеноозерскому краю и зырянскому населению на востоке губернии); педагога, этнографа и писателя Н.Ф. Бунакова (исследование по Вологде и Устьянскому краю); этнографа-бытописателя А.Е. Бурцева (о быте севернорусского населения); члена «Русского Географического общества», преподавателя епархиальных училищ П.С. Воронова (о важском населении); братьев П.А. и С.А. Дилакторских – авторов работ по этнографии Кадниковского уезда, публиковавшихся в местных и столичных изданиях – «Этнографическом обозрении», «Живой старине»; тотемского учителя М.Б. Едемского – члена Санкт-Петербургской Академии Наук (о Кокшенгско-Тотемском крае); этнографа-вологжанина, политического ссыльного Н.И. Иваницкого, оставившего фундаментальное исследование по этнографии Вологодской земли; учителей – сотрудников губернских ведомостей В.Е. и Е.В. Кичиных (о зырянах и русском кадниковском населении); историков и бытописателей А.С. и С.А. Непеиных (по истории и религии населения); священника церкви в Тарножском Городке на Кокшеньге К. Свистунова (о кокшарах-жителях Кокшеньги); председателя Тотемской земской управы В.Т. Попова (о Тотемско-Кокшеньгском крае); земского служащего и члена Государственной Думы А.А. Шустикова (о Кадниковско-Вельском крае) и многих других[14].
      Об экономическом состоянии крестьян и земледельческой культуре писали вологодские помещики В.А. Волоцкой (Грязовецкий у.), члены «Вольного Экономического общества» А.А. Засецкий, А.В. Олешев (Вологодский у.) и исследователь Устюженского у. Г. Воронов. Детальное хозяйственное обозрение Вологодской губ. со множеством этнографических наблюдений осуществили В.Д. Ардашев, Б. Нигель, Э. Лоде, публиковавшие свои работы в журналах Министерства государственных имуществ и Министерства внутренних дел[15].
      Столичные периодические издания конца XIX – начала XX в. содержали немало исследований по разным вопросам историко-этнографического развития северных районов, в том числе работ северян-исследователей. К таким изданиям относятся «Известия Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии» при Московском университете, где были опубликованы «Материалы по этнографии» Н.И. Иваницкого и П.С. Ефименко (о русских Вологодской и Архангельской губ.), К.А. Попова о зырянах Вологодской губ.[16]
      В петербургском журнале «Живая старина» были напечатаны работы члена РГО и корреспондента бюро В.Н. Тенишева А.А. Шустикова, вологодских этнографов Н.И. Иваницкого (о сольвычегодских крестьянах), Н. Попова (о кадниковском населении), М.Б. Едемского (о населении районов Важского бассейна), исследователей коми-зырян A.M. Большакова и профессора филологии К.В. Жакова. На страницах «Живой старины» Устюженско-Белозерский край описывал М. Герасимов, а карельское население восточных районов Олонецкой губ. (ставших вологодскими) – К.А. Докучаев-Басков, Н. Лесков и др.[17] Знаменитый ученый и путешественник Г.Н. Потанин публиковал свои ценные этнографические работы по Вологодскому краю в «Живой старине» и в «Древней и новой России»[18].
      В изданиях РГО – «Этнографические сборники», «Записки РГО по отделению этнографии», «Вестник РГО» – печатались П.С. Воронов (Вельский край), И.С. Поляков (олонецкие уезды), П. Левитский (Тотемский у.)[19].
      Журнал «Этнографическое обозрение» поместил на своих страницах описания быта населения вологодских уездов С.А. Дилакторского и новгородских уездов М.К. Герасимова[20].
      Исследования Вологодской земли имеются также в обобщающих работах по истории, экономике, статистике, географии России и в том числе Севера. К таким публикациям прежде всего относятся фундаментальные исследования И. Пушкарева по Вологодской и Новгородской губерниям, В. Дашкова по Олонецкой губ., помещенные в отдельных томах, издаваемых офицерами Генерального штаба в середине XIX в. Кроме того, можно назвать военно-историческое обозрение Вологодской губ. П.К. Услара, описание Вологодской провинции (XVIII в.) С.А. Серебренникова и «Статистические труды» с исследованиями по Вологодской губ. И.Ф. Штукенберга. Немного позднее подобные описания появились в многотомном издании «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества». История колонизационного движения по освоению земель в русских регионах, на Севере в том числе, отражена в фундаментальном труде этнографа-лингвиста Д.К. Зеленина, использовавшего для этой цели диалектологический материал[21].
      Местные губернские издания публиковали работы историко-этнографического характера: в «Вологодском сборнике» (четыре выпуска) – труды Ф.А. Арсеньева,
      Ф. Щербины, А.Е. Мерцалова, Н.Д. Волкова, Н.И. Иваницкого, В. Волоцкого и др., в «Новгородском сборнике» – материалы по демографии X ревизии населения, в «Олонецком сборнике» – работы Д. Островского, П.И. Куликовского. Такой же материал имелся в «Статистических сборниках» (естественное и механическое движение населения), губернских «Ежегодниках» (отдельные этнографические очерки и обобщающие работы), в «Памятных книжках» и «Календарях», «Справочных книжках» (историко-статистические и топографические описания)[22].
      К началу XX в. относится деятельность местных научных обществ по изучению Севера. В 1909 г. возникло «Вологодское общество изучения Северного края» (ВОЙСК), существовавшее до конца 1920-х годов. Его филиалы работали в Вельске (с 1922 г.), Каргополе (с 1923 г.), Великом Устюге (с 1923 г.), Грязовце и Тотьме (с 1924 г.), Кадникове (с 1926 г.). Ими были созданы 43 краеведческих кружка, 12 музеев, 7 ячеек (в Вельске, Чаронде, Каргополе, Вожеге, Тотьме). Аналогичные общества возникли и в других северных центрах – «Общество изучения Олонецкой губ.», «Архангельское общество изучения Русского Севера». ВОЙСК установило контакты с Государственным институтом искусств в Ленинграде, с Центральным бюро краеведения, этнологическим отделением Российской Академии истории материальной культуры, Археографической комиссией АН.
      Заметную роль в работе ВОЙСК сыграли краеведы и историки А.А. Шустиков, Н.С. Шайжин, Л.И. Андреевский, П.А. Дилакторский, А.А. и Н.А. Засецкие, А.А. Веселовский, И.И. Шеляпин, А.А. Введенский, антропологи Д. Золотарев и Е.М. Чепурковский, писатель И.В. Евдокимов, священник Т.О. Шаламов (отец писателя В.Т. Шаламова) и другие сотрудники и корреспонденты общества. В Каргопольском филиале особенно активно работал С. Скороходов (псевдоним «Бродяга»), в тотемском – археологи Н.Н. Черницын, А.А. Спицын и этнограф Д.П. Осипов, в кадниковском – М. Куратов, И. Шустиков. Общество осуществляло экспедиции, создавало документальную базу (материалы этих экспедиций), издавало свои труды в «Известиях ВОЙСК» (с 1914 г.), а с 1920-х годов – в журналах «Северный край» и «Север»[23].
      В 1920-е годы действовал Комитет Севера по изучению истории и хозяйства при РГО; ' тогда были выпущены «Очерки по истории колонизации Севера» (вып. 1-2. Пг., 1922), в которых приняли участие историки С.Ф. Платонов, А.И. Андреев, Г.Ф. Чиркин и др.
      Перечень исследований по Северу досоветского периода и первого десятилетия после 1917 г. может быть продолжен – настолько всесторонне и широко изучался этот регион. Такому изучению способствовала хорошая сохранность источников. Отсюда у разных исследователей и возникло мнение о «консерватизме» Севера, ибо еще и в начале XX в. Север, по их мнению, был «полон архаики». Это мнение лучше всех выразил П.М. Строев: «Двиняне, онежане, пинежцы, важане мало изменились от времени и нововведений; их характер, свободы, волостное управление, образ селитьбы, пути сообщения, нравы, самое наречие, полное архаизмов, и выговор невольно увлекают мысль в пленительный мир самобытия новгородцев. Скажу более, Двина и Поморье суть земли классические для историка русского. Только там можно постигать вполне народный дух наших предков и физиономию, естественную и государственную, древней России»[24].
      Активное историко-этнографическое изучение было прервано в 1930-е годы и возобновилось лишь в конце 1940 – начале 1950-х годов, когда вновь стали организовываться экспедиции на Север (Государственный исторический музей, Московский и Ленинградский университеты, Институт этнографии АН). Основные же публикации по этнографии Севера начали появляться с 1960-х годов. Такое изучение было вызвано вниманием к русской народной культуре, что способствовало исследованиям по региональной этнографии, обобщениям и систематизации этнографических материалов, отразивших как общерусский характер этой культуры, так и ее вариативность. Эти обобщения имели место в трудах Института этнографии АН СССР: «Русские. Историко-этнографический атлас» (М., 1967), «Народы Европейской части СССР» (ч. 1. М., 1964), позднее – в «Этнографии восточных славян» (М., 1986) и в томе «Русские» (серия «Народы и культуры». М., 1997; 1999). Издавались и отдельные работы, посвященные этнографическому изучению Севера, Вологодской земли в том числе, основанные на экспедиционных материалах 1960-1980-х годов (Г.С. Масловой, А.В. Сафьяновой, И.В. Власовой, Т.А. Бернштам, СИ. Дмитриевой и др.)[25].
      Необходимо особо отметить работы по Русскому Северу этнографа и антрополога М.В. Витова, исследовавшего этническую историю севернорусского населения по историческим, этнографическим и антропологическим материалам, показавшего синтез этнических компонентов в формировании северян и обосновавшего происхождение историко-культурных ареалов на Севере[26].
      Решение некоторых вопросов этногенеза и этнической истории Севера имеется в выходивших в 1960-1990-е годы трудах антропологов (В.В. Бунака, Н.Н. Чебоксарова, Т.И. Алексеевой и др.), археологов (Н.В. Тухтиной, А.А. Брюсова, И.К. Цветковой, Н.А. Макарова, А.Н. Башенькина и др.), лингвистов (А.В. Гуры, Ю.И. Чайкиной, Г.В. Судакова и др.)[27].
      Проблемы исторического развития северной деревни и «культурного потенциала исторической среды» Европейского Севера нашли отражение в трудах П. А. Колесникова, имеющих огромное значение для понимания исторической роли Русского Севера в развитии страны[28]. Об этом же свидетельствуют и материалы, помещенные в вышедшей в 1990 г. книге «Родословие вологодской деревни» (под ред. П.А. Колесникова), где имеются важные сведения о древнейших селениях – памятниках истории и культуры, о развитии северной деревни[29].
      Вклад в историческое и религиеведческое изучение Севера внес А.В. Камкин, работы которого отразили развитие самосознания и деятельность северных крестьян в вопросах правотворчества, а также создали полную картину истории православия на Севере, православного миропонимания северян и организации их сообществ (общинных, религиозных, территориальных)[30].
      Яркой личностью среди местных историков-краеведов был А.А. Угрюмов, некогда преподававший в с. Тарножский Городок и посвятивший себя историко-этнографическому изучению Кокшеньгского края. Им были написаны интересные очерки и статьи, издано несколько книг по топонимии и антропонимии края, о происхождении населения Кокшеньги, его исторических судьбах, об освоении земель и хозяйственной деятельности этого населения, его быте[31].
      Настоящее обращение к этнографии Вологодской земли связано с многолетним изучением Институтом этнологии и антропологии РАН историко-этнографического развития русских на огромной территории их расселения, в частности на Европейском Севере и в Сибири. Результатом этого изучения явились исследования по этнографии русского народа Сибири (несколько монографий и сборников статей, вышедших в 1970-1980-е годы), издание в 1989 г. коллективной монографии о северноуральском русском населении XVII-XX вв.[32] и, наконец, предпринятое исследование «истоков» и «корней» русской народной культуры в центре Севера (в Вологодском крае), откуда традиции этой культуры были перенесены на Урал и в Сибирь при продвижении севернорусского населения на восток. Для Европейского Севера вопрос о бытовавших и переносимых в другие земли культурных традициях имеет особое значение.
      Изучение этнографии населения Вологодчины велось по тем же проблемам, что и изучение этнографии населения Урала и Сибири, т.е. по комплексу вопросов, связанному с общим изучением этнографии русских: 1) общность культуры на всей территории, заселенной русским народом, 2) этнокультурные связи при миграциях населения, осваивавшего земли, 3) локальные варианты форм народной культуры в вологодских районах (этнокультурное районирование) и соотношение локального (местного), регионального (всего Русского Севера) и общерусского.
      Все эти вопросы рассматривались вместе с исследованием истории заселения Вологодского края с древних времен (с XI-XII вв.) до XVIII в., затем последующих этапов освоения его районов, определении места Вологодчины в сложении историко-этнографических областей Севера, в частности области севернорусского населения, и значения его культуры. Не менее важным было сопоставление севернорусской области с двумя другими – карельской и коми, их специфики и принадлежности к одному хозяйственно-культурному типу.
      Решение этих проблем основывалось на использовании, кроме этнографических материалов, данных археологии, антропологии, диалектологии, истории. Это предпринималось для того, чтобы выявить этнокультурное районирование изучаемой территории и сопоставить разные ареалы на ней – археологические, антропологические, диалектологические с этнографическими и таким образом исследовать как местную этническую историю и народную культуру, так и развитие севернорусской культуры и ее общерусских черт. Из сказанного следует, что круг источников довольно разнообразен.
      Самые ранние письменные источники – летописи – повествовали о славянском заселении Севера и встрече славян с местными племенами[33]. Во фрагментарных записях этих летописей показаны пути славянского проникновения в Северный край, характер расселения славян и основание ими селений, первые межэтнические контакты, способствовавшие взаимодействию при освоении земель. К раннему периоду истории относятся и данные англо-саксонских хроник и исландских саг, повествовавших о набегах скандинавов на земли чуди-веси, открывших для себя Подвинье и Заволочье. Известно пребывание здесь конунгов Эрика Секиры (920 г.), Гаука Ястреба (950 г.), Харольда Серого Плаща (970 г.) и др. С того времени, как свидетельствуют источники, в различных северных местах появились норманнские товары (мечи, копья), устанавливались торговые связи по Северной Двине, Ваге, Устье.
      Следующие этапы освоения северных земель зафиксировали летописи XIV-XVI вв.34 Более поздняя история Севера отражена в летописях, составлявшихся на местах начиная с XVII в. Самой известной из них, описавшей период с 1341 по 1684 г., был «Вологодский летописец».
      В XVIII в. были созданы труды местных историков-летописцев: Л.Я. Вологдина «Летопись Великоустюжская» (1765 г.), А. Соскина «История Соли Вычегодской» (1789 г.), А.А. Засецкого «Историко-топографическое известие о древности в России и частично о г. Вологде» (1780 г.) и др. В XIX в. А.А. Титов осуществил издание «Летописи Двинской» (М., 1889) и «Летописи Великоустюжской» (М., 1889).
      Источниками для описания жизни и деятельности северян в XVI-XVIII вв. могут служить и свидетельства иностранных путешественников, побывавших на Севере в указанный период. Записки англичан Ричарда Ченслера, Джона Флетчера, голландского художника Корнелия де Бруина, посла австрийского двора Сигизмунда Герберштейна и других, использованные в данной книге, содержат немало интересных наблюдений о севернорусском населении[35]. Перечисленные источники помогли изучению ранней этноистории северных районов.
      Этнография Севера и Вологодской земли в настоящей монографии рассматривается по материалам экспедиционных исследований, проводившихся в течение многих лет различными коллективами и учреждениями. В 1947-1949 гг. работали Севернорусские экспедиции Института этнографии АН, материалы которых хранятся в архиве института (фонд «Севернорусские экспедиции»). В 1950-е годы кафедрой этнографии истфака МГУ были совершены экспедиции по всему Северу, в том числе и в Вологодской земле (материалы – в архиве кафедры). С 1960-х годов Институт этнографии вновь возобновил поездки на Север и до 1990-х годов их было несколько: Северный отряд Комплексной экспедиции 1966 г. (под руководством Г.С. Масловой), Архангельский и Вологодско-Костромской отряды Восточнославянской экспедиции 1971-1972 гг. (под руководством И.В. Власовой и СИ. Дмитриевой), Вологодские отряды, возглавляемые И.В. Власовой, 1981 г. (Тарножский р-н), 1986 г. (Вожегодский р-н), 1987 г. (Великоустюжский р-н), Северо-западный отряд под руководством Н.В. Ушакова 1984 г. (Ленинградская, Вологодская области). В 1990-е годы совершались экспедиционные выезды сотрудников Института И.М. Денисовой, И.С. Кызласовой, Т.А. Ворониной. Материалы всех этих экспедиций стали основными для данной книги этнографическими источниками, описывающими материальную и духовную культуру вологодского населения.
      Характер таких материалов, иногда фрагментарно освещающих ту или иную проблему, недостаточность их по отдельным периодам и отдельным районам привели к необходимости обращения к архивным источникам, с помощью которых удалось восполнить пробелы полевых данных. Архивы же по Вологодской земле буквально неисчерпаемы, и работа над ними может проводиться постоянно. Для данного исследования были использованы фонды центральных и местных архивов. Довольно объемный материал с этнографическими описаниями, использованный в книге, находится в архиве Русского Географического общества (СПб.) с ответами на анкеты РГО 1840-х, 1870-х, 1919-1920 гг. по различным уездам Вологодской, Олонецкой, Новгородской губерний (ф. 2 и 24) и с этнографическими очерками разных корреспондентов общества (разряды 1 – Архангельская губ., 7 – Вологодская губ., 24 – Новгородская губ., 25 – Олонецкая губ.). Эти материалы существенно дополняют ответы на анкету Этнографического бюро князя В.Н. Тенишева (1890-е годы), хранящиеся в архиве Российского Этнографического музея (СПб., ф. 7, оп. 1). Особенно полными оказались описания корреспондентов бюро по Вологодской губ.
      Несколько уступают таким описаниям материалы с ответами на анкету, разработанную еще в XVIII в. Академией Наук и хранящуюся в ее архиве в Петербурге (ф. 3 – канцелярия АН, оп. 10-а и 10-6 – вологодские уезды). Из них все же удается извлечь сведения об основных сторонах жизни севернорусского населения. Эти данные дополняют документы из других фондов архива АН: ф. 849 – Д.К. Зеленин, ф. 30 – П.И. Кеппен, ф. 135 – Комиссия по изучению племенного состава населения (КИПС), ф. 94 – A.M. Шёгрен.
      Часть использованных материалов по истории, экономике и этнографии была взята из фондов Российского государственного исторического архива (РГИА): ф. 796 – канцелярия Синода, оп. 3, 7, 11, 30, 32 (дела по религии); ф. 1350, оп. 306 -Межевой департамент Сената (Генеральное межевание с описаниями губерний), ф. 1290, оп. 4, 10 – Центральный статистический комитет (по демографии населения); ф. 91, оп. 2 – Вольное экономическое общество (ВЭО) (о поземельной общине), а также из рукописного отдела Российской национальной библиотеки (РНБ, СПб.): ф. 664 (этнографические очерки П.И. Савваитова по Вологодской губ.).
      Основной же архивный материал извлечен из фондов Государственного архива Вологодской обл. (ГАВО). Прежде всего использовались фонды ВОЙСК (ф. 652, ф. 4389), почти полностью сохранившиеся в архиве со всеми документами, описаниями, очерками, заметками, программами, анкетами, справками и т.д. Часть архива ВОЙСК хранится в рукописном фонде Вологодского государственного музея-заповедника (ВГМЗ). Значительную группу материалов ВОЙСК составили экспедиции и особенно проведенные ВОЙСК совместно с Наркомземом обследования условий жизни и быта крестьян в 1919-1920 гг. Членами и корреспондентами общества описаны все стороны крестьянской жизни, вся народная материальная и духовная культура. Материалы ВОЙСК до сих пор остаются наиболее полными и ценнейшими источниками по этнографии Вологодского края, до настоящего времени не вводившимися в научный оборот.
      Другой использованный фонд ГАВО, содержащий огромнейший материал, фонд Духовной консистории (ф. 496). Он еще ждет специалистов многих профилей, которые найдут для своих разработок поистине неисчерпаемые данные. Для настоящего исследования использовались разные документы фонда: метрические книги церковных приходов с данными о браках, крещении, рождении, смерти людей, летописи церквей с описаниями крестьянской жизни в приходах, разные материалы о православной религии, переписной материал по V ревизии населения 1795 г. и др.
      Были использованы данные еще из нескольких фондов ГАВО: ф. 653 – Вологодское общество сельского хозяйства (хозяйственные описания, экономические очерки, данные о фамильном составе жителей деревень, что важно для рассмотрения вопросов расселения и определения круга брачных связей людей); ф. 18 — Канцелярия вологодского губернатора (описания губернии в разных отношениях, посемейные списки жителей деревень); ф. 20 (оп. 1-4) – Вологодская губернская чертежная (коллекция планов деревень); ф. 287 — Вологодская губернская землеустроительная комиссия (дела о землепользовании); ф. 34 – Вологодская губернская земская управа (похозяйственные описания 1870-х годов); ф. 17 – Губернский статистический комитет (опросные листы по отдельным селениям уездов); ф. 1260 -Коллекция рукописных свитков (акты XVI—XVII вв.); ф. 14 – Вологодское губернское правление (переписной материал о населении 1830 г.). Использовались документы личных фондов архива: ф. 674 – А.Е. Мерцалов (писцовые книги 1627 г.), ф. 1218 – Серебренниковы – купцы из Устюжны Железнопольской (данные по народному жилищу, хозяйственным постройкам, домашним и фабричным тканям), ф. 883 – Н.И. Суворов (исторические описания края).
      Библиотека архива предоставила уникальные издания и рукописные материалы: из них были использованы писцовые и переписные книги по Вологодской земле XVII в. и летописные данные – «Вологодский летописец 1341-1646 гг.» (Вологда, 1874), «Топографические известия» А.А. Засецкого 1777 г., летописи церквей XVIII в., вестники земств с обзорами по уездам (XIX в.), отдельные очерки и заметки краеведов (В.П. Шляпина, М.А. Свистунова).
      По использованным источникам проводилось описание традиционной русской культуры Вологодской земли, ее развития начиная с первых этапов славянского заселения края и включая ее состояние в XX в. Это вызвало необходимость проследить этническую историю, формирование населения, его исторические судьбы на протяжении такого длительного периода. Приведенный материал источников использовался и для решения вопросов межэтнических контактов, взаимовлияний в культурном развитии этносов, населяющих Север и Вологодский край, а в целом и для показа процесса сложения на Севере единого хозяйственно-культурного типа в ходе его этнокультурного развития.
     
      * * *
      Книга подготовлена авторским коллективом сотрудников Отдела этнологии русского народа Института этнологии и антропологии РАН с привлечением в качестве авторов отдельных разделов сотрудников Российского Этнографического музея (Санкт-Петербург) и Вологодского государственного педагогического университета. Имена авторов указаны в Оглавлении.
      В книге использован иллюстративный материал преимущественно из архива Отдела этнологии русского народа и личных архивов авторов. Рисунки (чертежи, карты) выполнены М.М. Мечевым (1965 г.), И.В. Власовой (1966, 1981 гг.), И.А. Череповым (1981 г.), Т.И. Процевятом (1987 г.), А.А. Желтовым (1999 г.), И.М. Денисовой (1999 г.). Большинство фотографий (черно-белых и цветных) выполнены С.Н. Ивановым (1981, 1986, 1987, 1989, 1993, 1994 гг.), часть их – А.А. Линденбер-гом (1966 г.), А.В. Бугановым (1986 г.), Т.А. Ворониной (1986-1994 гг.), А.О. Якубовичем-Ясным (1995 г.), И.М. Денисовой (1994, 1996, 1997 гг.).
      Представленные в книге иллюстрации относятся к центральным районам Севера, составлявшим Вологодскую губ. либо современную Волгодскую обл., поэтому в подрисуночных подписях указаны лишь районы или уезды без губерний или областей.
      К печати иллюстративный материал подготовили и провели техническую работу по книге И.В. Власова и А.В. Фролова.
      Коллектив авторов выражает благодарность Российскому гуманитарному научному фонду, при финансовой поддержке которого осуществлялась работа над монографией (проекты № 98-01-00059а и 00-01-18001 е).
     
     
      1 Лихачев Д.С., Янин В Л. Русский Север как памятник отечественной и мировой культуры//Коммунист. 1986. № 1. С. 115-118.
      2 Там же. С. 119.
      3 Колесников П.А. О комплексном изучении Европейского Севера как памятника отечественной и мировой культуры // Октябрь и северное крестьянство. Тез. докл. науч.-практич. конференции. Вологда, 1987. С. 40-42.
      4 Русские: этнотерритория, расселение, численность, исторические судьбы (ХП-ХХ вв.). М., Изд. ИЭА РАН. 1995. С. 3-38.
      5 Александров В.А. Введение // На путях из земли Пермской в Сибирь. Очерки этнографии северноуральского крестьянства XVII-XX вв. М., 1989. С. 3-7.
      6 Сопоставление районов в административном отношении по разным периодам и общее районирование Севера см.: Колесников ПА. Северная деревня в XV – первой половине XIX в. Вологда., 1976. С. 62-70.
      7Ломоносов MB. Поли. собр. соч. Т. 6. М.; Л., 1952.
      8 ПА РАН. Ф. 3. Оп. 10-а, 10-6. Д. 20, 27, 30, 35, 38, 40, 41. Это был первый опыт подобной анкеты, позднее в XIX в. повторенный Русским Географическим обществом (1840-е и 1870-е годы) и Этнографическим бюро В.Н. Тенишева (1890-е годы). Из трудов путешественников наиболее известны: Путешествие ак. И.И. Лепехина в 1772 г. Дневные записки. Т. 3. СПб., 1809; Журнал или дневные записки путешествия капитана А.П. Рычкова по разным провинциям Российского государства 1769 и 1770 гг. СПб., 1772; Челищев П.И. Дневник путешествия по Северу России в 1791 г. СПб., 1886.
      9 Крестинин ВВ. Исторический опыт о сельском старинном домостроительстве двинского народа на Севере. СПб., 1785.
      10 Подробную характеристику работ вологодских историков, этнографов, археологов и др. см.: Веселовские А. и А. Вологжане-краеведы. Источники словаря. Вологда, 1923.
      11 Суворов Н.И. О коньках на крестьянских крышах в некоторых местах Вологодской и Новгородской губ. // Изв. АО. 1863. Т. IV. Вып. 2. СПб., и др.; Савваитов П.И. Сговорная роспись приданого 1718 г. // Там же. Вып. 3.
      12 Мясников М.Н. Историческое описание Ваги и г. Шенкурска. // Отечеств, зап. 1829. № 7-8; известна его рукопись: «Исторические сведения о Кокшеньге» (позднее опубликована в ВЕВ. 1899. № 19. С. 456).
      13 Шляпин В.П. Статистические сведения о составе волостей Вологодской губ. // Стат. сб. Вологодского губ. Стат. комитета Т. 3. Вологда., 1883 и др.; Соскин А.И. История г. Соли Вычегодской древних и нынешних времен // ВЕВ. 1881. № 14-24. 1882. № 1, 3, 4, 10-20; Засецкий А.А. Топографические известия о г. Вологде и Вологодском уезде // ВГВ. 1873. № 13-15; Ардашев В.Д. Летопись 700-летнего существования Великого Устюга // ВГВ. 1857. № 13, 34, 36,39-49,51,52.
      14 Арсеньев Ф.А. Очерк Кубенского края // Памятная книжка Вологодской губ. на 1862-1863 г. Вып. 2 и др.; Бунаков Н.Ф. Сельскохозяйственный очерк Вологодской губ. Вологда., 1858 и др.; Бурцев А.Е. Обзор русского народного быта Северного края. Т. 1-3. СПб., 1908 и др.; Воронов П.С. Верховажский посад (Вельского уезда) // Вест. РГО. 1860. Ч. 29; Дилакторский П.А. Из преданий и легенд Кадниковского уезда // ЭО. 1899. № 3 и др.; Дилакторский С.А. Статистический очерк Вологодской губ. // Справочная книжка для Вологодской губ. на 1853 г. Вологда., 1853 и др.; Едемский М.Б. О старых торговых путях на Севере // Зап. отд. русской и славянской археологии АО. Т. IX. СПб., 1913; его же. О крестьянских постройках на Севере России // ЖС. 1913. Вып. 1-2 и др.; Иваницкий Н.И. Материалы по этнографии Вологодской губ. // Изв. ОЛЕАЭ. Т. LXIX. Тр. этн.отд. Кн. XI. Вып. 1-11. М., 1890; Кичин В.Е. Краткие статистические и этнографические сведения об Устьсысольском уезде // ВГВ. 1865. № 6; Кичин Е.В. Историко-статистические заметки о разных местах Кадниковско-го уезда // ВГВ. 1866. № 16-49; Непеин А.С. Исторический очерк Вологодской губ. // Ежегодник Вологодской губ. за 1911 г. Вологда, 1911; Свистунов К. Кокшеньга // ВГВ. 1847. № 35; его же. Тарножский Городок. // Там же. № 37; Попов В.Т. Описание Кокшеньги // ВГВ. 1857. № 20-24 и др.; Шустиков А.А. Тавреньга Вельского уезда. Этнографический очерк // ЖС. 1895. Вып. 2-А\ его же. Троичина // ВГВ. 1883. № 11-13 и др.
      15 Волоцкой В.А. О пашне и ее значении // ВГВ. 1875. № 53 и др.; Засецкий А.А. Ответы на экономические вопросы, касающиеся до земледелия в Вологодском уезде // Тр. ВЭО. СПб., 1773. Кн. XXIII; Олешев А.В. Описание годовой крестьянской работы в Вологодском уезде // Там же. 1766. Т. II; Воронов Г. Из Устюженского уезда Новгородской губ. // Там же. 1878. Т. И; Нигель Б. Хозяйственное обозрение Северного края России // ЖМГИ. 1841. Кн. 4; Лоде Э. Хозяйственное обозрение Вологодской губ. // Там же. 1843. Ч. VII. № 1-2; Ардашев В.Д. Описание Устюжского уезда и гг. Устюга и Лальска // ЖМВД. 1857. Ч. 24. №5.
      16 Иваницкий Н.И. Указ. соч.; Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губ. // Изв. ОЛЕАЭ. Т. XXX. Тр. этн.отд. Кн. V. Вып. 1-11. М., 1877-1878; Попов К.А. Охотничье право собственности у зырян // Там же. Т. XXVIII. Тр. этн. отд. Кн. 4. 1877; его же. Зыряне и зырянский край // Там же. Кн. 3. Вып. 2. М, 1874.
      17 Шустиков А.А. Указ. соч.; Иваницкий Н.И. Сольвычегодский крестьянин, его обстановка, жизнь и деятельность //ЖС. 1898. Вып. 1; Попов Н. Народные предания жителей Вологодской губ. Кадниковского уезда // Там же. 1903. Вып. 1—4; Едемский М.Б. Указ. соч.; Большаков A.M. Община у зырян // Там же. 1906. Вып. 3; Герасимов М. О говоре крестьян южной части Череповецкого уезда Новгородской губ. // Там же. 1893. Вып. 3; Докучаев-Басков К.А. Раскол в Каргопольском крае // Там же. 1892. Вып. 2; Лесков Н. О влиянии карельского языка на русский в пределах Олонецкой губ. // Там же. 1892. Вып. 4 и др.; Жаков К.В. Этнологический очерк зырян // Там же. 1901. Вып. 1.
      18 Потанин Г.Н. Никольский уезд и его жители // Древняя и новая Россия. СПб., 1876. Т.З. № 10; его же. Этнографические заметки по пути от г. Никольска до г. Тотьмы // ЖС. 1899. Вып. 1-2.
      19 Воронов П.С. Указ. соч.; Поляков И.С. Этнографические наблюдения во время поездки на юго-восток Олонецкой губ. // Зап. РГО по отд. этн. СПб., 1873. Т. III; Левитский П. Черты нравов крестьян Тотемского уезда // Этн. сб. РГО. 1862. Вып. X.
      20 Кторский (С.А. Дилакторский). Несколько слов о помочах в Вологодской губ. // ЭО. 1894. № 2; Герасимов М.К. Некоторые обычаи, обряды, приметы и поговорки крестьян Череповецкого уезда Новгородской губ. II Там же. 1894. № 1.
      21 Пушкарев И. Описание Российской империи в историческом, географическом и статистическом отношении. Т. 1. Кн. 1 – Новгородская губ. СПб., 1844; Кн. 4 – Вологодская губ. СПб., 1846; Серебренников С.А. Топографическое описание Вологодского наместничества вообще // Временник Московского общества истории и древностей российских. Кн. 25; М., 1857; Дашков В. Описание Олонецкой губ. в историческом, статистическом и этнографическом отношении. СПб., 1842; Услар П.К. Вологодская губ. // Военно-историческое обозрение Российской империи. Т. П. Ч. III; СПб., 1850; Штукенберг И.Ф. Статистические труды. Статья XXIII – Описание Вологодской губ. СПб., 1858; Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Т. 3. Озерная обл.; СПб., 1900; Вологодский сб. Т. I-IV. Вологда, 1881-1885; Новгородский сб. Т. IV. Новгород, 1866; Олонецкий сб. Вып. 3. Петрозаводск, 1894. Вып. 4. Петрозаводск, 1902; Зеленин Д.К. Великорусские говоры. СПб., 1913.
      22 Статистический сб. Т. 3; Вологда, 1883. Ежегодники Вологодской губ. 1911 и 1914 гг. Вологда, 1911, 1914; Памятная книжка Вологодской губ. Вологда, 1893; Вологодский иллюстрированный календарь. Вологда, 1893; Адрес-календарь Череповецкой губ. Череповец, 1921; Справочная книжка Архангельской губ. на 1870 г. Архангельск, 1870.
      23 Изв. Вологодского общества изучения Северного края. Вып. 1-2. Вологда, 1914—1915; «Северный край». Вып. 1. Вологда, 1922; «Север». Вологда, кн. 3-4. 1923; кн. 5-6. 1927; кн. 7-8. 1928; аналогичны издания – Изв. об-ва изучения Олонецкой губ. Т. 1. Петрозаводск, 1913; Т. 2. 1916; Изв. Архангельского общества изучения Русского Севера. Архангельск, 1911-1912; Зап. Северо-Двинского общества изучения местного края. Вып. 1-6. Великий Устюг, 1925-1929.
      24 Цит. по: Барсуков Н.П. Жизнь и труды П.М. Строева. СПб., 1878. С. 198.
      25 Маслова Г.С. Узорное тканье на Русском Севере // КСИЭ. М., 1950. Вып. XI; ее же. Старинная одежда и гончарное производство Каргополыцины //Там же. 1949. Вып. VI; Сафьянова А.В. Народное крестьянское жилище Вологодской обл. (по материалам экспедиции 1966 г.) // Фольклор и этнография Русского Севера. Л., 1973; Власова И.В. Сельское расселение Устюжского края в XVIII – первой четверти XX в. М., 1976 и др.; Дмитриева СИ. Фольклор и народное искусство русских Европейского Севера. М., 1988 и др.; Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX – начале XX в. Л., 1983 и др.
      26 Витое М.В. Историко-географические очерки Заонежья. М., 1964; его же. Антропологические данные как источник по истории колонизации Русского Севера // История СССР. 1964. № 6; его же. Русский Север в этническом отношении (современный состав и происхождение основных компонентов) // Вопр. географии. Сб. 83. М., 1970; его же. Антропологические данные как источник по истории колонизации Русского Севера. М., 1997; его же. Этнография Русского Севера. М., 1997.
      27 Происхождение и этническая история русского народа. М., 1965; Археологический сб. //Тр. ГИМ. М., 1966. Вып. 40; Сб. по археологии Вологодской обл. Вологда, 1961; Башень-кинА.Н. Новые аспекты славянского освоения Европейского Севера по археологическим источникам V-VIII вв. // Проблемы источниковедения и историографии Европейского Севера. Вологда, 1992 и др.; Макаров Н.А. Русский Север: таинственное средневековье. М., 1993; его же. Колонизация северных окраин Древней Руси XI-XIII вв. М., 1997 и др.; Эволюция лексической системы севернорусских говоров. Вологда, 1984; Судаков Г.В. География старорусского слова. Вологда, 1988 и др.; Гура А.В. Поэтическая терминология севернорусского свадебного обряда // Фольклор и этнография. Л., 1974 и др.; Чайкина Ю.И. – ее работы в кн.: Уч. зап. ЛГПИ. Т. 370. Л., 1969; Этимология. 1968. М., 1971; Севернорусские говоры. ЛГУ. 1984. Вып. 4.
      28 Колесников П.А. Европейский Север России – памятник отечественной и мировой культуры // Проблемы создания историко-культурного атласа «Европейский Север Российской Федерации». М., 1991; его же. Северная деревня в XV – первой половине XIX в. Вологда, 1976 и др.
      29 Родословие вологодской деревни. Вологда, 1990.
      30 Камкин А.В. Правосознание и правотворчество государственных крестьян Европейского Севера (вторая половина XVIII в.). Л., 1983; его же. Православная церковь на Севере России. Очерки истории до 1917 г. Вологда, 1992 и др.
      31 Угрюмое А.А. Кокшеньга. Историко-этнографические очерки. Архангельск, 1992; его же. Кокшеньга – край чуди заволоцкой // Север. Петрозаводск, 1981. № 4; его же. Русские имена. Архангельск, 1970 и др.
      32 Хозяйство и быт западно-сибирского крестьянства XVII – начала XX в. М, 1979; Этнография русского крестьянства Сибири. XVII – середина XIX в. М., 1981; На путях из земли Пермской в Сибирь. М., 1989.
      33 Повесть временных лет. Ч. 1. М.; Л., 1950; Новгородская первая летопись. М.; Л., 1950.
      34 Устюжский летописный свод. М; Л., 1950; Вологодско-Пермская летопись. М; Л., 1950; Московский летописный свод конца XV в. М; Л., 1949; ПСРЛ. Т. 26. М.; Л., 1959.
      35 Флетчер Д. О государстве Русском. СПб., 1905; Путешествие Корнелия де Бруина через Московию (при Петре Великом) // ЧОИДР. 1872. № 1 – 4; Английские путешественники в Московском государстве в XVI в. Л., 1938; Герберштейн С. Записки о московитских делах. СПб., 1908 и др.
     
     
      ГЛАВА 1
      ЭТНИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ И ФОРМИРОВАНИЕ НАСЕЛЕНИЯ РУССКОГО СЕВЕРА
      В силу исторических и экономических условий Европейский Север сформировался как единая историко-культурная зона. Издавна расселились на Севере русские, саамы, ненцы, карелы, вепсы и коми. В этой единой зоне некоторое исключение составляют ненцы – выходцы из Западной Сибири – и довольно обособлены саамы. Остальные народы обнаруживают много общих черт в культурном развитии.
      Самые многочисленные из народов Европейского Севера – русские. Их формирование здесь представляет собой длительный исторический процесс, охвативший время с XII по XVII в. Этот процесс протекал параллельно с освоением славянами северных пространств и отличался большей или меньшей интенсивностью в различные периоды этнической истории края. История Вологодской земли неотъемлема от общей этнической истории Русского Севера. Уже на начальных этапах этой истории выявляются связи населения всех регионов Севера, Прибалтики, Волго-Окского междуречья и Северного Урала. Принимая участие в общем историческом процессе сложения и консолидации русского народа, русские северяне, в том числе вологодских земель, стали носителями народной культуры в ее северном варианте.
      О древнейших этапах заселения Севера и формирования его жителей позволяют судить археологические материалы. На Севере почти не обнаружено находок времени палеолита (VII-VI тыс. до н.э.). Немногочисленные из них – находки в Приуралье, на Печоре, а на Вологодчине – по Шексне и стоянка у с. Нюксеница на Сухоне, которой 25 000 лет, свидетельствуют о миграциях из-за Урала в Восточную Европу и о смешении уже тогда европеоидного и монголоидного населения[1]. В мезолите (13-11 тыс. лет назад) с наступлением потепления, формированием современной озерно-речной системы, флоры и фауны Русский Север заселяли охотники и рыболовы. 150 мезолитических стоянок найдены во всех вологодских районах от Чагодощи и Вытегры на западе до Великого Устюга и Кичменьгского Городка на востоке. Правда, мезолитические находки мало раскрывают этническую карту края[2]. Судя по типологии мезолитического инвентаря из северо-восточных районов, здесь жило население смешанного происхождения, имевшее связи с Прикамьем, Волго-Окским междуречьем и Прибалтикой[3].
      Хорошо изучен археологами северный «лесной неолит» (V-II тыс. до н.э.). Своеобразные неолитические культуры с ямочно-гребенчатой керамикой распространились на широкой территории между Уралом и Балтийским морем (карельская, каргопольская, беломорская культуры)[4]. В вологодских землях находки ямочно-гребенчатой керамики известны на оз. Воже, на южном берегу Белого озера, на Кокшеньге, на реке Юг, на Сухоне и в бассейне Вычегды. Эти культуры принадлежали предкам финно-угорских народов, имевших контакты с населением Приуралья, Прикамья (камская неолитическая культура) и Верхнего Поволжья (фатьяновская культура)[5].
      Археологические находки эпохи железного века, относящиеся к середине I тыс. до н.э. -1 тыс. н.э., свидетельствуют о существовании в области лесной полосы Восточной Европы племен дьяковской культуры, соприкасавшихся на северо-востоке с потомками камской неолитической культуры – ананьинцами[6]. В первых веках н.э. потомки ананьинцев – пьяноборские племена – продвигаясь в бассейн Волги, смешивались с дьяковскими и городецкими племенами, дав начало современным угро-финским народам[7]. Именно с ними во II тыс. н.э. столкнулись славяне (новгородские словене и кривичи) при своем расселении в Верхнем Поволжье и на Европейском Севере[8]. Самые ранние следы славян в вологодских землях относятся к V – первой половине VI в. н.э. Поселения кривичей найдены на юго-западе по рекам Чагодоще, Кобоже, Песи, Лиди, Колпи, Мологе близ Устюжны. Жители этих селений были охотниками, рыболовами и земледельцами и жили рядом с финно-уграми[9]. Таким образом, археологические находки древнейшего периода истории Севера свидетельствуют о дорусском населении и его первых контактах со славянами[10].
      Соответствия данным археологии можно найти в лингвистическом (топонимическом) материале. Существует ряд мнений о происхождении топонимии Севера. Окончательно вопрос о ее происхождении не решен. Большинство исследователей склонно считать, что северная топонимия – это различные напластования, связанные с теми или иными волнами заселения Севера. Самый древний ее пласт – «пралопарский» – связывают с переселениями народов из-за Урала на запад в палеолитическую эпоху, слой названий с так называемыми речными суффиксами (на -ма, -га, -ша) – с переселениями из Волго-Окского междуречья во время неолита, а угро-финский слой – с переселениями с востока предков современных угро-финнов в I тыс. н.э. Наиболее поздний – слой славянской топонимии, распространившийся с расселением славян по Европейскому Северу[11].
      Данные о начальном периоде заселения Севера славянами имеются также в письменных источниках. К ним относятся показания скандинавских саг, датской и англо-саксонской хроник IX-XII вв. о походах скандинавов на Север и взаимоотношениях их с местными жителями – биармийцами (низовье Северной Двины)[12]. С XII в. сведения о жителях Севера и о продвижении сюда славян появляются в древнерусских летописях. «Повесть временных лет» (XII в.) и «Первая Новгородская летопись ХХIII – XIV вв.) повествуют о начале русского расселения по Северу. Они называют племена, с которыми здесь встретились славяне: меря, весь, пермь, печора, ямь, чудь заволоцкая, угра, или обозначают их собирательно чудью, чудскими племенами[13]. Центральные области Севера, где находились будущие вологодские земли, занимали весь и чудь: «...а на Белом озере сидит весь»; «...и посади Святослав сына своего Глеба... и бежа за Волок (район Двины – Онеги) и убиша чудь».
      О судьбе этих племен упоминается и в последующих новгородских летописях. По ним отчетливо прослеживаются пути, по которым выходцы из новгородских земель шли на Север. Один из них вел в Обонежье по Водле-Кенозеру-Кене-Верхней Онеге-Емце, другой – по Вытегре-Верхней Онеге-Вожеозеру-Лачеозеру, третий по северному берегу Онежского озера-Выгу-Выгозеру-Белому морю-Двине. С Двины пути шли на Вычегду, Пинегу, Мезень.
      Проникнув вначале из Прионежья в Беломорье, а через Онегу и Емцу в Нижнее Подвинье, новгородцы затем попали в Заволочье, т.е. в бассейн верхней и средней Двины, верхней Ваги и Сухоны (будущие вологодские земли). Сюда же их привел и путь со стороны Белого озера через Вологду на Сухону, где с середины XII в. они встретились с движением из междуречья Волги и Оки, из Ростово-Суздальских земель («снизу» по отношению к Новгороду, поэтому выходцев из них называют низовцами). Они шли в Заволочье по средней Сухоне мимо новгородского пункта Тотьмы, далее на Вагу и Кокшеньгу и восточнее по Сухоне к Устюгу. Использовался новгородцами и шекснинско-сухонский путь из Новгородской земли к Устюгу[14].
      Итак, первые, с кем славяне вступили в контакт, были племена веси, занимавшей вместе с другими чудскими племенами центральные области Севера. Весь на Белоозере попала под княжение варяга Синеуса, брата Рюрика. Но уже в X-XI вв. Белозерье и места юго-западнее его по Мологе, Суде, Колпи, Шексне становятся славянскими, чередующимися или вклинивающимися в поселения аборигенов. Часть веси (белозерско-шекснинская) уже в X в. была ассимилирована и включена в состав древнерусской народности. Весь по Суде сохраняла свою этнотерриторию дольше, и ассмимиляция ее потомков, затянувшись, идет до сих пор[15].
      О ранних контактах с чудью на Вологодчине (XI-XII вв.) есть свидетельства в археологических данных из могильника д. Корбала в низовьях Ваги. Здесь в контактной зоне, где рядом с аборигенами селились славяне из Новгородской и Росто-во-Суздальской земель, взаимоотношение этносов привело к ассимиляции финноуг-ров во время массового славянского продвижения сюда в XIII-XIV вв. Такие же свидетельства можно найти и в местных легендах, преданиях, фольклорных произведениях, сохранявшихся до XX в. В одном из стихов народного поэта из Белозерья, где между Белозерском и Кирилловым у д. Росляково, по преданиям, находилось захоронение Синеуса («Синеусов курган»), говорится:
      Вон Белое озеро...
      Когда-то варяги оттуда пришли...
      Как праотцы наши словени-народ
      Изгнаши варяги и сами к собе
      Почаши владети...
     
      Понеже варяги – пришельцы те суть
      И Русь наречеся земля и народ,
      А преже ко беша Словени и Чудь...
      Но вот прокатилася тысяча лет...
      ... что ж этот курган?...
      Какой-то под ним Синий Ус...[16]
      С тех далеких времен сохранились и существуют поныне два селения в Вологодской обл. В грамоте новгородского князя Святослава Ольговича новгородскому митрополиту 1137 г. названы Тудоров Погост (теперь д. Тудозерский Погост в Вытегорском р-не) и Векшеньга (ныне д. Воробьево, значившаяся как д. Векшеньга, а Воробьево тож, в Междуреченском р-не)[17].
      Не случайно и сейчас от вологодских селений «веет седой стариной». Поэт Н. Рубцов так видел вологодские пейзажи:
      ...Во всем таинственном величье
      Своей глубокой старины...,
      ...светясь, в тумане тонет
      Глава безмолвного кремля...
      ... когда из мрака
      ... будто слышен глас веков...[18]
      Поэт подчеркивал, что «... Красотою древнерусской обновился городок...» Таким образом, данные различных источников свидетельствуют о заселении Севера славянами и взаимоотношениях их с местным населением. О таких процессах в вологодских землях говорят археологические находки в районах Белого озера, восточного Прионежья, Ваги, Вологды, Тотьмы, Великого Устюга, Соль-вычегодска, Лальска и др.[19] В обнаруженных городищах XI-XII вв. имелся инвентарь, принадлежавший и чуди, и славянам. Это позволяет заключить, что местные культуры формировались в результате синтеза славянских и финно-угорских компонентов[20].
      Письменные источники начиная с XIV в. свидетельствуют о соперничестве новгородских и низовских феодалов на бывших землях чудских племен. «Новгородский летописный свод 1448 г.» и местные северные летописи – «Архангелогородский летописец (Устюжский летописный свод)» конца XV в. и «Вологодско-Пермская летопись» XIV-XVI вв. – отражают перенесение их действий с крупных речных путей в глубинные районы Севера[21]. Опорным пунктом низовцев становится Устюг Великий. Оттуда им удается проникнуть на Вычегду и Вымь. Безраздельным оказывается их господство и в Важской земле. К XIV в. граница между новгородскими и ростовскими владениями на Севере отодвинулась с водораздела Кострома-Сухона севернее, на водораздел Сухона-Вага. С Сухоны низовцы пошли через Юг и Молому на Вятку, а также с Сухоны на Вычегду, в Печору и в Пермь. В Нижнем Подвинье и Беломорье новгородцы долго оставались сильными[22].
      В эту борьбу уже в XIV в. стали вмешиваться московские князья. В 1478 г. они положили конец соперничеству, сломив Новгород и включив его земли в состав Московского великого княжества. Событиям того времени большое внимание уделяют московские летописи, которые отражают увеличение притока населения из центральнорусских районов на Европейский Север[23]. Свидетельства русских летописей подтверждаются и другими письменными источниками XV-XVI вв. К ним относятся предания, житийная литература, духовные и договорные грамоты князей, монастырские и княжеские жалованные грамоты и другие акты XIV-XVI вв. О расселении славян по Северу можно найти сведения также по источнику XVI в. – «Книге Большому Чертежу».
      Для понимания основных проблем этнографии Русского Севера важны ответы на вопросы: какими путями, когда и в силу каких причин славяне начали продвигаться на Север, с кем они там встретились и какие это имело последствия? До XII в. могло иметь место, по-видимому, только проникновение сюда отдельных групп славян. Постепенно в Обонежье, Южном Беломорье и Нижнем Подвинье утвердились группы новгородского происхождения. На Верхней Двине, в Белозерье, на Сухоне в XIII-XV вв. укрепились низовцы. На Ваге, Пинеге и Мезени долго сохранялось местное финноязычное население, особенно на водоразделах (до XVI-XVII вв.), а Печорская и Вятско-Пермская земли заселялись русскими позднее, с конца XVI в. В ходе такого продвижения наблюдалось не только соприкосновение этносов, но и славянское «обтекание» территорий иноэтносов, смешение с ними, ассимиляция их отдельных групп, в результате которых в конечном счете сформировались современные карелы, коми-зыряне и коми-пермяки, вепсы, саамы, ненцы и более мелкие группы – водь, ижора и др.
      Исторические судьбы северных районов, в разное время освоенных русскими, становятся общими в XV-XVI вв. после вхождения их в состав Московского государства. Именно с этого времени начинается новый этап этнической истории русского населения северных областей. По источникам XV-XVI вв., жители севернорусских районов известны под своими областными наименованиями: двиняне – жители Двины, устюжане – жители Устюжского края, важане – жители Ваги, сухонцы – жители Сухоны и т.д. Существование в рамках единого государства привело к развитию у них общих черт материальной и духовной культуры. Вместе с тем сохранялась и определенная специфика, что было связано с различным происхождением населения отдельных районов.
      Двиняне, устюжане, сухонцы, кокшары, важане, южане, вычегжане, белозер-цы – географические наименования групп северных русских, несколько отличающихся друг от друга и в этническом отношении[24]. Двиняне на Нижней и Средней Двине, важане на Нижней Ваге близки по происхождению к новгородцам. Двиняне на Верхней Двине, кокшары, сухонцы, южане были более связаны с низовцами. У вычегжан на Нижней Вычегде, живших в древности в близком соседстве с предками коми, можно предполагать влияние последних. Локальные различия, появившиеся при формировании культуры жителей разных районов Севера, зависели не только от особенностей природных условий, сложившейся специфики хозяйства районов, но и от определенных этнических традиций. Новгородцы и ростовцы, с которыми было связано формирование русского населения Севера, хотя и представляли собой
     
     

      земельные областные общности, относящиеся к одному этносу, тем не менее сами, с этнической точки зрения, имели смешанное происхождение, ибо жили и развивались в различных природных и хозяйственных условиях и при расселении в Восточной Европе, в том числе и по Северу, сталкивались с различными группами финно-угорского происхождения.

К титульной странице
Вперед