Отвернувшись, я увидел стоящий на рельсах луноход, на который падала моя черная длинная тень (неизвестный оформитель густо изрисовал его звездами и крупными словами "СССР"), и попятился к нему, закрываясь от плывущего на меня над рельсами ослепительного огня, почему-то вдруг напомнившего мне закатное солнце. О борт лунохода звякнуло, и в ту же секунду долетел громкий треск; я понял, что в меня стреляют, и кинулся за луноход. О его борт снова звякнула пуля, и несколько секунд он гудел, как похоронный колокол. Донеслось негромкое постукивание колес, потом раздался еще один выстрел, и стук колес стих.
      - Эй, Кривомазов! - загремел нечеловечески громкий голос. - Выходи с поднятыми руками, сука! Тебе орден дали!
      Я осторожно выглянул из-за лунохода: метрах в пятидесяти от меня на рельсах стояла маленькая дрезина с ослепительно горящей фарой, перед которой на широко расставленных ногах покачивался человек с мегафоном в левой руке и пистолетом в правой. Он поднял оружие; громыхнул выстрел, и несколько раз срикошетировавшая пуля провизжала под потолком. Я спрятал голову.
      - Выходи, гад!
      Его голос был знакомым, но я не мог понять, кто это.
      - Два!
      Он еще раз выстрелил и попал в корпус лунохода.
      - Три!
      Я опять осторожно выглянул и увидел, как он положил мегафон на свою дрезину, развел руки в стороны и медленной трусцой побежал по шпалам к луноходу. Когда он немного приблизился, стало слышно, что он жужжит ртом, изображая рев самолетных двигателей, и я сразу узнал его - это был Ландратов. Я попятился было по туннелю, но понял, что как только он долетит до лунохода, я окажусь совершенно беззащитным. Секунду поколебавшись, я пригнулся и нырнул под низкое заусенчатое дно.
      Теперь я видел только приближающиеся ноги, ловко, но как-то вывороченно ступающие по шпалам. Кажется, он ничего не заметил. Приблизясь к луноходу, он загудел иначе, напряженнее, и я понял, что он закладывает вираж, обходя аппарат сбоку. Потом его сапоги мелькнули между ржавыми трамвайными колесами, и тут, неожиданно для самого себя, я схватил его за ноги. Когда мои пальцы сомкнулись вокруг его щиколоток, я чуть не отпустил их от тошнотворного ощущения почти полной пустоты в его сапогах. Он заорал и упал; я не разжал рук, и протезы под мягкой кожей неестественно вывернулись. Я еще раз крутанул их и полез из-под лунохода наружу; когда я выбрался, он уже подползал к лежащему между шпалами пистолету, отлетевшему при его падении. У меня оставалось не больше секунды; я схватил тяжелый пятиугольник вымпела-радиобуя и с силой опустил его не желтоволосый ландратовский затылок.
      Раздался хруст, и красная лампочка погасла.
     
     
      Ландратовская ручная дрезина была намного легче моего лунохода и ехала гораздо быстрее. Работающая от большого аккумулятора фара освещала круглую штольню с идущими по стенам кабелями, облепленными чем-то вроде липких волокон, которыми покрываются, например, нити, на которых что-нибудь вешают в кухне или столовой. Эта штольня была, судя по всему, заброшенным тоннелем метро; несколько раз от нее ответвлялись другие тоннели, такие же черные и безжизненные, как и тот, по которому я ехал. По шпалам иногда пробегали крысы - некоторые были размером с небольшую собаку, но на меня, слава Богу, особого внимания не обращали. Потом справа возник боковой тоннель, такой же, как и предыдущие, но когда я подъехал к нему, дрезину вдруг так резко мотнуло вправо, что я полетел на рельсы и сильно ушиб плечо.
      Оказалось, что стрелка, которую я проезжал, была в полупереведенном состоянии - передние колеса проехали по рельсам вперед, а задние повернули вправо; в результате дрезину заклинило намертво. Я понял, что дальше придется идти в темноте, и медленно побрел вперед, жалея, что не захватил с собой ландратовского "макарова", хотя, конечно, он вряд ли спас бы меня от крыс, вздумай они напасть.
      Не успел я пройти полусотни метров, как впереди послышался лай собак и крики. Я повернулся и побежал назад. У меня за спиной зажглись огни; обернувшись, я увидел серые тела двух овчарок, прыгающих по шпалам впереди преследователей, единственной видимой частью которых были покачивающиеся кружки фонарей. В меня не стреляли - наверно, чтобы не попасть в собак.
      - Вон он! Белка! Стрелка! Фас его! - заорал кто-то сзади.
      Я повернул в боковой тоннель и помчался с максимальной скоростью, на которую был способен, высоко подпрыгивая, чтобы не переломать ног. Наступив на крысу, я чуть не упал, и вдруг увидел яркие и немигающие неземные звезды - они горели справа; я кинулся туда, наткнулся на стену и полез через нее, цепляясь за кабели и спиной чувствуя несущихся ко мне овчарок. Перевалившись через край, я сорвался вниз и не расшибся только потому, что врезался во что-то очень мягкое, похожее на обтянутое полиэтиленом кресло. Перевалившись через него, я втиснулся в щель между рядами каких-то упаковок и ящиков и пополз по ней; несколько раз я натыкался руками на затянутые полиэтиленом спинки стульев и поручни диванов. Потом вокруг стало светлее. Я услышал совсем рядом тихий разговор и замер. Передо мной была задняя панель шкафа - оргалитовый лист с большим словом "Невка". Сзади доносились лай и крики, а потом долетел усиленный мегафоном голос:
      - Прекратить! Тихо! Прямой эфир через две минуты!
      Собаки продолжали лаять, и чей-то наглый тенор принялся объяснять в чем дело, но мегафон снова проревел:
      - А ну на хуй с территории! Вместе с собаками под трибунал пойдете!
      Лай стал постепенно стихать - видно, собак оттащили. Еще через минуту я отважился выглянуть из-за шкафа, за которым лежал.
      В первый момент мне показалось, что я попал в какой-то огромный древнеримский планетарий. На очень высоком сводчатом потолке стеклом и жестью поблескивали далекие звезды, включенные примерно в треть накала. Метрах в сорока от меня стоял старый рельсовый кран; на его стреле, метрах в четырех от пола, парил похожий очертаниями на огромную бутылку корабль "Салют" с пристыкованным к нему космическим грузовиком "Агдам Т-3"; корабль был надет на стрелу, как пластмассовая модель самолета - на ножку подставки. Видимо, вся конструкция была слишком тяжелой для одного крана, потому что корму космического грузовика поддерживали два или три упертых в пол длинных бревна; они были различимы в полутьме, но когда совсем рядом со мной зажглись два прожектора, они стали практически невидимы, потому что, как и стена за ними, были выкрашены черной краской и облеплены мерцающими в электрических лучах кусочками фольги.
      Прожектора были закрыты светофильтрами, и их свет был странным, белесо-мертвенным. Кроме космического корабля, который сразу стал выглядеть очень правдоподобно, они осветили телекамеру с большой надписью "Samsung", возле которой покуривали два автоматчика, и длинный стол с микрофонами, едой и призрачно-прозрачными водочными бутылками, похожими на вбитые в стол сосульки; за ним сидели два генерала, каждый из которых был чем-то похож на Генриха Боровика.
      Рядом стоял маленький столик с микрофоном, за которым сидел человек в штатском. За его спиной был фанерный щит с надписью "Время" и рисунком земного шара, над которым косо взлетала пятиконечная звезда с очень длинными боковыми лучами. Склонившись над столом, с человеком за микрофоном о чем-то говорил другой штатский.
      - Дубль три!
      Кто это сказал, я не видел. Второй штатский быстро подбежал к телекамере и развернул ее в сторону столика. Раздался звонок, и человек за микрофоном четко и медленно заговорил:
      - Сейчас мы находимся на переднем крае советской космической науки, в одном из филиалов ЦУПа. Седьмой год несут орбитальную вахту космонавты Армен Везиров и Джамбул Межелайтис. Этот полет - длиннейший в истории - сделал нашу страну лидером мировой космонавтики. Символично, что мы с оператором Николаем Гордиенко оказались здесь в день, когда космонавты выполняют важную научную задачу - ровно через полминуты они выйдут в открытый космос с целью установки астрофизического модуля "Квант".
      Весь бокс озарился нежным и неясным светом - я поднял голову и увидел, что лампочки на потолке вспыхнули в полный накал. Открылась величественная панорама звездного неба, к которому столько веков стремился человек, складывая полные красоты, но такие наивные легенды о вбитых в небесную твердь серебряных гвоздях.
      Со стороны "Салюта" послышались приглушенные удары - так бывает, когда плечом несильно толкают задубевшую от сырости дверь в погреб, боясь, что от слишком сильного удара она опрокинет стоящие сразу за ней крынки со сметаной. Наконец, я увидел чуть приподнявшуюся над поверхностью корпуса космического корабля крышку люка, и сразу же от стола, за которым сидел человек с микрофоном, донеслось:
      - Внимание! Включаем прямой эфир!
      Люк медленно открылся, и над поверхностью космического корабля появился круглый серебристый шлем с короткой антенной. Все за столом зааплодировали; вслед за шлемом появились плечи и серебристые руки - они первым делом прицепили страховочный фал к специальной штанге на корпусе корабля; движения их были очень медленными и плавными, отработанными за время долгих тренировок в бассейне. Наконец, первый космонавт вылез в открытый космос и остановился в нескольких шагах от люка - я подумал, что требовалось немалое мужество, чтобы стоять на четырехметровой высоте. Мне показалось, что один из генералов за столом смотрит в мою сторону, и я втянул голову за шкаф, а когда я решился опять ее высунуть, уже оба космонавта стояли на поверхности космического корабля, ослепительно-белые на фоне чернильных космических далей, усыпанных крошечными точечками звезд. У одного из них в руках был небольшой ящик. Это и был, как я понял, астрофизический модуль "Квант". Космонавты медленно и как-то подводно прошли по корпусу корабля, остановились у высокой мачты и довольно быстро привинтили к ней ящик. Потом они повернулись в сторону телекамеры, плавно помахали руками, и такими же водолазными шагами вернулись к люку, в котором по очереди исчезли.
      Люк закрылся, но я еще долго глядел на мерцающие в невообразимой дали звезды - туда, где раскинуло длинные тонкие руки созвездие Лебедя, колеблясь, кому открыть объятья: огромному ли - в полнеба - Пегасу, или маленькой, но такой трогательно яркой и чистой Лире.
      Человек в гражданском тем временем быстро и радостно говорил в свой микрофон:
      - На время операции в центре управления полетом наступила тишина. Признаться, и у меня захватило дух, но все прошло успешно. Нельзя не поразиться четкости и слаженности действий космонавтов - видно, не зря прошли для них годы тренировок и орбитальной вахты. Установленное сегодня научное оборудование...
      Я отполз за шкаф. Мною овладело очень странное состояние - я чувствовал апатию и безразличие ко всему происходящему. Если бы меня сейчас стали хватать, я вряд ли попытался бы бежать или сопротивляться; единственное, чего мне хотелось, так это спать. По лунной привычке положил голову на скрещенные руки и заснул. Сквозь сон до меня донеслось:
      - Телевизионная передача о работе в открытом космосе велась с помощью камеры, установленной бортинженером на панели одной из солнечных батарей базового блока.
     
     
      Спал я долго - наверно, часов пять. Несколько раз возле меня начинали что-то двигать и материться, потом тонкий женский голос требовал заменить диван, но я даже не пошевелился; может быть, мне это снилось. Когда я, наконец, пришел в себя, вокруг было тихо. Я осторожно поднялся и выглянул из-за шкафа. Стол с микрофоном был пуст, а телекамера накрыта брезентом. Освещая космические корабли, горел один прожектор. Людей вокруг видно не было. Я вышел из-за шкафа и огляделся: все было так же, как и во время телепередачи, только сейчас я заметил на полу под космическими кораблями довольно большую кучу нечистот, мерзко белеющую бумажками и банками из-под "Великой Стены"; на моих глазах туда что-то тихо шлепнулось. Я подошел к столу, на котором осталась недопитая водка и тарелки с закуской; мне сильно хотелось выпить. Когда я сел, моя спина автоматически согнулась, приняв велосипедную позу; с некоторым усилием я разогнулся, слил остатки водки - ее хватило на два полных стакана - и по очереди опрокинул их в рот. Несколько секунд я колебался, не закусить ли одним из оставшихся на тарелке маринованных грибов, но когда я увидел испачканную в слизи вилку, победила брезгливость.
      Я вспомнил своих товарищей по экипажу и представил себе такой же, или похожий, зал, на полу которого еще стоят, наверно, цинковые гробы - четыре запаянных и один пустой. Наверно, в чем-то ребята были счастливей меня, но все же я испытал печаль. Потом я подумал о Митьке. Скоро в голове у меня зашумело, и появилась способность думать о сегодняшних событиях. Но вместо того, чтобы думать о них, я вспомнил свой последний день на Земле, темнеющую от дождя брусчатку Красной площади, коляску товарища Урчагина и случайное прикосновение его теплых губ, шепчущих в мое ухо:
      "Омон. Я знаю, как тяжело тебе было потерять друга и узнать, что с самого детства ты шел к мигу бессмертия бок о бок с хитрым и опытным врагом - не хочу даже произносить его имени вслух. Но все же вспомни один разговор, при котором присутствовали ты, я и он. Он сказал тогда - "Какая разница, с какой мыслью умрет человек? Ведь мы материалисты." Ты помнишь - я сказал тогда, что после смерти человек живет в плодах своих дел. Но я не сказал тогда другой вещи, самой важной. Запомни, Омон, хоть никакой души, конечно, у человека нет, каждая душа - это вселенная. В этом диалектика. И пока есть хоть одна душа, где наше дело живет и побеждает, это дело не погибнет. Ибо будет существовать целая вселенная, центром которой станет вот это..."
      Он обвел рукой площадь, булыжник которой уже грозно и черно блестел.
      "А теперь - главное, что ты должен запомнить, Омон. Сейчас ты не поймешь моих слов, но я и говорю их для момента, который наступит позже, когда меня не будет рядом. Слушай. Достаточно даже одной чистой и честной души, чтобы наша страна вышла на первое место в мире по освоению космоса; достаточно одной такой души, чтобы на далекой Луне взвилось красное знамя победившего социализма. Но одна такая душа хотя бы на один миг - необходима, потому что именно в ней взовьется это знамя..."
      Я вдруг почувствовал сильный запах пота, обернулся и сразу же полетел на пол, сбитый со стула сильным ударом кулака в толстой резиновой перчатке.
      Надо мной стоял космонавт в заношенном войлочном скафандре и шлеме с красной надписью "СССР". Он схватил пустую бутылку, разбил ее о край стола и с розочкой в занесенной руке наклонился надо мной, но я успел откатиться; вскочив на ноги, я побежал. Он кинулся за мной - перемещался он медленными движениями, но почему-то очень быстро, и это было страшно. Краем глаза я увидел второго - он торопливо слезал по подпиравшему корпус "Агдама Т-3" черному полену, обдирая звезды из фольги. Я добежал до дверей, ударил в них плечом, но они были заперты. Тогда я кинулся назад, увернулся от первого и столкнулся со вторым, который с размаху ударил меня ногой в ботинке с тяжелой магнитной подошвой - целился он в пах, но попал в ногу - а потом попытался боднуть острой антенной в живот. Мне опять удалось увернуться. Я вдруг понял, что выпил водку, которой они ждали, может быть, несколько лет, и испугался по-настоящему. Оглядев стены вокруг, я заметил небольшую решетчатую дверь с красной молнией в треугольнике и надписью "Опасно!" и побежал к ней.
      За ней начинался очень узкий коридор с гулким железным полом. Я пробежал по нему от силы метров пять и услышал за спиной тяжело-звонкое звяканье магнитных пластин. Это придало мне скорости и сил; я повернул за угол и увидел короткий коридор, кончающийся круглым вентиляционным окном с порванной проволочной сеткой, за которой была видна неподвижная ржавая лопасть. Я дернулся было назад, но вдруг оказался так близко от своего преследователя, что даже не ощутил его как нечто целое, а как бы зафиксировал набор не связанных друг с другом восприятий: шар с забралом из бутылочного плексигласа и красным словом "СССР", черный резиновый кулак с торчащим над ним маленьким прозрачным трезубцем, сильнейший запах пота и майорские погоны на крашеном серебрянкой войлоке. В следующий миг я уже извивался в вентиляционной шахте за люком. Я довольно быстро протиснулся между лопастями огромного вентилятора, похожего на корабельный винт, но когда я пополз по уходящему куда-то далеко вверх колодцу, мой ватник сбился в ком, и я застрял и скорчился, как плод в утробе. Потом снизу зашуршало, что-то коснулось моей лодыжки, и я с криком рванулся вверх, в считанные секунды вскарабкался метра на два и протиснулся в горизонтальное ответвление. Оно кончалось круглым окошком, за которым виднелся земной шар в мутной дымке облаков; я всхлипнул и пополз ему навстречу.
      Сквозь тонкую пленку слез Земля виделась нечеткой и размытой, и словно висела в желтоватой пустоте; из этой пустоты я и глядел на ее приближающуюся поверхность, протискиваясь к ней навстречу, пока вдруг не расступились сжавшие меня стены и коричневый кафель пола не полетел мне навстречу.
     
     
      - Эй! Мужчина!
      Я открыл глаза. Надо мной склонялась женщина в грязном синем халате; на полу рядом с ней стояло ведро, а в ее руке была швабра.
      - Тебе плохо, что ли? Тебе чего надо здесь?
      Я перевел взгляд - прямо напротив меня в стене была коричневая дверь с надписью "проверить до 14.VII". Рядом висел календарь с большой фотографией Земли и словами "За мирный Космос!". Я лежал в коротком коридоре с синими крашеными стенами; вокруг было три или четыре двери. Я поглядел вверх и увидал в стене напротив календаря черную дыру вентиляционного люка.
      - А? - спросил я.
      - Пьяный, что ли, говорю?
      Держась за стену, я встал на ноги и побрел по коридору.
      - Куда, - сказала женщина и резким движением развернула меня. Я пошел в другую сторону. За углом начиналась крутая и довольно высокая лестница вверх, упиравшаяся в деревянную дверь; из-за двери доносился неясный шум.
      - Давай, - подтолкнула меня в спину женщина в спину.
      Я поднялся по лестнице, оглянулся - она настороженно смотрела на меня снизу - толкнул дверь и оказался в полутемной нише, где стояло несколько человек в гражданском. Они не обратили на меня особого внимания. Издалека послышался нарастающий гул, я поглядел вбок и прочел бронзовую надпись "БИБЛИОТЕКА ИМ. В.И. ЛЕНИНА".
      Земля, вдруг понял я.
      Я вышел из закутка под лестницей и медленно побрел по платформе к большому зеркалу в ее конце. Над зеркалом мигали грозные оранжевые знаки времени, сообщавшие, что еще не вечер, но времени уже довольно много, а последний поезд прошел чуть больше четырех минут назад. Из зеркала на меня посмотрел молодой человек с очень давно не бритой щетиной; его глаза были воспалены, а волосы сильно всклокочены. Одет он был в грязный черный ватник, в нескольких местах вымазанный побелкой, и имел такой вид, словно спал последней ночью черт знает где.
      Впрочем, именно так оно и было. На меня начинал посматривать прохаживающийся по залу милиционер с маленькими темными усами, и когда подошел поезд, я без особых колебаний шагнул в раскрывшуюся дверь. Она закрылась, и поезд повез меня в новую жизнь. Полет продолжается, подумал я. Половина лампочек в луноходе не горела, и свет от этого казался каким-то прокисшим. Я уселся на лавку; сидевшая рядом женщина рефлекторно сжала ноги, отодвинулась и поставила в освободившееся между нами пространство сетку с продуктами - там было несколько пачек риса, упаковка макаронных звездочек и мороженая курица в целлофановом мешке.
     
     
      Однако надо было решать, куда ехать. Я поднял глаза на схему маршрутов, висящую на стене рядом со стоп-краном, и стал смотреть, где именно на красной линии я нахожусь.

К титульной странице

Назад