Стремясь так старательно к извлечению на свет ар-
хивного материала, граф Румянцев не был простым диле-
тантом, но обладал большой эрудицией в русских древнос-
тях и не переставал жалеть, что в нем поздно пробуди-
лись вкусы к старине, хотя их позднее появление не по-
мешало ему потратить массу труда и материальных жертв
на отыскание и спасение памятников. Общая сумма его из-
держек на научные цели доходила до 300 000 руб. сер[еб-
ром]. Он не раз на свой счет отправлял научные экспеди-
ции, сам совершал экскурсии в окрестностях Москвы, тща-
тельно разыскивая всевозможные остатки старины, и щедро
платил за каждую находку. Из его переписки видно, между
прочим, что за одну рукопись он отпустил на волю целую
крестьянскую семью. Высокое служебное положение Румян-
цева облегчало ему любимое дело и помогало вести его в
самых широких размерах: так, он обращался ко многим гу-
бернаторам и архиереям, прося их указаний о местных
древностях, и посылал им в руководство свои программы
для собирания памятников старины. Мало того, он руково-
дил изысканиями в заграничных книгохранилищах по части
русской истории и, кроме русских памятников, хотел
предпринять обширное издание иностранных писателей о
России: им было отмечено до 70 иностранных сказаний о
России, был составлен и план издания, но к сожалению
это дело не состоялось. Но не одно дело собирания па-
мятников интересовало канцлера; часто он оказывал под-
держку и исследователям старины, поощряя их труд, а
часто и сам вызывал молодые силы на исследования, ставя
им научные вопросы и оказывая материальную поддержку.
Перед смертью граф Румянцев завещал для общего пользо-
вания соотечественников свое богатое собрание книг, ру-
кописей и других древностей. Император Николай I открыл
это собрание для публики, под названием "Румянцевского
музея", первоначально в Петербурге; но при императоре
Александре II музей переведен был в Москву, где и сое-
динен с так называемым публичным музеем в знаменитом
Пашковом доме. Эти музеи -- драгоценные хранилища нашей
древней письменности. Так широка была деятельность гра-
фа Румянцева на поле нашей исторической науки. Стимулы
ее заключались в высоком образовании этого человека и в
его патриотическом направлении. У него было много ума и
материальных средств для достижения его научных целей,
но надо сознаться, что он не сделал бы многого из того,
что сделал, если бы за ним не стояли в качестве его по-
мощников замечательные люди того времени. Помощниками
его были деятели Архива Коллегии иностранных дел. На-
чальниками Архива при Румянцеве были Н. Н. Бантыш-Ка-
менский (1739--1814) и Л. Ф. Малиновский, советами и
трудами которых пользовался Н. М. Карамзин и которые
очень много сделали для благоустройства своего Архива.
А из молодых ученых, начавших свою деятельность в этом
Архиве при Румянцеве, упомянем только самых видных:
Константина Федоровича Калайдовича и Павла Михайловича
Строева. Оба они замечательно много сделали по числу и
по значению их работ, трудясь над научным изданием па-
мятников. собирая и описывая рукописи во всеоружии
прекрасных критических приемов.
Биография Калайдовича малоизвестна. Родился он в
1792 г., жил немного -- всего 40 лет и кончил умопоме-
шательством и почти нищетой. В 1829 г. Погодин писал о
нем Строеву: "Калайдовича сумасшествие прошло, но оста-
лась такая слабость, такая ипохондрия, что нельзя смот-
реть на него без горести. Он в нужде..." В своей дея-
тельности Калайдович почти всецело принадлежал к Румян-
цевскому кружку и был любимым сотрудником Румянцева. Он
участвовал в издании "Собрания Государственных Грамот и
Договоров"; вместе с Строевым совершил в 1817 г. поезд-
ку по Московской и Калужской губерниям для разыскания
старых рукописей. Это была первая по времени научная
экспедиция в провинцию с исключительной целью -- пале-
ографической. Создалась она по почину гр. Румянцева и
увенчалась большим успехом. Строев и Калайдович нашли
Изборник Святослава 1073 г., Илларионову Похвалу Когану
Владимиру и между прочим в Волоколамском монастыре Су-
дебник Ивана ///.Эта была тогда полная новинка: Княжес-
кого Судебника не знал никто в русской редакции, и Ка-
рамзин пользовался им в латинском переводе Герберштей-
на. Граф приветствовал находки и благодарил молодых
ученых за их труды. Судебник был издан на его средства
Строевым и Калайдовичем в 1819 г. ("Законы Великого
Князя Иоанна Васильевича и внука его Царя Иоанна Ва-
сильевича". Москва 1819 г., второе издание, Москва 1878
г.). -- Кроме своих издательских трудов и палеографи-
ческих разысканий, Калайдович известен и своими филоло-
гическими исследованиями ("Иоанн, Экзарх Болгарский").
Ранняя смерть и печальная жизнь не дали этому таланту
возможности вполне развернуть свои богатые силы.
В близком общении с Калайдовичем во дни юности был
П. М. Строев. Строев, происходя из небогатой дворянской
семьи, родился в Москве в 1796 г. В 1812 г. он должен
был поступить в университет, но военные события, прер-
вавшие ход университетского преподавания, помешали это-
му, так что только в августе 1813 г. стал он студентом.
Замечательнейшими из учителей его здесь были Р. Ф. Тим-
ковский (ум. 1820 г.), профессор римской словесности,
знаменитый изданием летописи Нестора (вышла в 1824 г.,
к изданию ее он применил приемы издания древних класси-
ков) и М. Т. Каченовский (ум. 1842 г.) -- основатель
так называемой скептической школы. Тотчас по поступле-
нии в университет, т.е. 17 лет, Строев уже составил
краткую Российскую Историю, которая издана была в
1814г., стала общепринятым учебником и через пять лет
потребовала нового издания. В 1815 г. Строев выступает
уже со своим собственным журналом "Современный наблюда-
тель Российской Словесности", который он думал, сделать
еженедельным и который выходил только с марта по июль.
В конце того же 1815 года Павел Михайлович выходит из
университета, не окончив курса, и поступает по предло-
жению Румянцева в Комиссию печатания Государственных
Грамот и Договоров. Румянцев высоко ценил его и, как
увидим, был прав. Кроме удачных кабинетных работ, Стро-
ев с 1817 по 1820 г. на средства Румянцева объезжает
вместе с Калайдовичем книгохранилища Московской и Ка-
лужской епархий. Мы уже знаем, какие важные памятники
были тогда найдены. Кроме находок, было описано до 2000
рукописей, и Строев в этих поездках приобрел большое
знание рукописного материала, которым он много помог
Карамзину. И после своих экспедиций, до конца 1822 г.,
Строев продолжает работать при Румянцеве. В 1828 г.
Строев был избран действительным членом Общества Исто-
рии и Древностей Российских при Московском университете
(это Общество учреждено было в 1804 г. для издания
древних летописей). В заседании Общества 14 июля 1823
г. Строев выступил с грандиозным проектом. По поводу
своего выбора он сказал блестящую речь, в которой бла-
годарил за избрание, указал, что цель Общества -- изда-
ние летописей -- слишком узка, и предложил заменить ее
разбором и изданием всех вообще исторических памятни-
ков, какими Общество будет иметь возможность распола-
гать:
"Общество должно, -- говорил Строев, -- извлечь,
привести в известность и, если не само обработать, то
доставить другим средства обрабатывать все письменные
памятники нашей истории и древней словесности..."
"Пусть целая Россия, -- говорил он, -- превратится в
одну библиотеку, нам доступную. Не сотнями известных
рукописей должны мы ограничить наши занятия, но бесчис-
ленным множеством их в монастырях и соборных хранили-
щах, никем не хранимых и никем не описанных, в архивах,
кои нещадно опустошают время и нерадивое невежество, в
кладовых и подвалах, не доступных лучам солнца, куда
груды древних книг и свитков, кажется, снесены для то-
го, чтобы грызущие животные, черви, ржа и тля могли
истребить их удобнее и скорее!.." Строев, словом, пред-
лагал Обществу привести в наличность всю письменную
старину, какою располагали провинциальные библиотеки, и
предлагал для достижения этой цели послать ученую экс-
педицию, чтобы описать провинциальные книгохранилища.
Пробная поездка этой экспедиции должна была быть совер-
шена по проекту Строева в Новгороде, где следовало ра-
зобрать находившуюся в Софийском соборе библиотеку. Да-
лее, экспедиция должна была совершить свою первую или
северную поездку, в район которой входили по плану
Строева 10 губерний (Новгородская, Петербургская, Оло-
нецкая, Архангельская, Вологодская, Вятская, Пермская,
Костромская, Ярославская и Тверская). Эта поездка долж-
на была занять два с лишним года и дать, как надеялся
Строев, блестящие результаты, "богатую жатву", потому
что на севере много монастырей с библиотеками; там жили
и живут старообрядцы, которые очень внимательно отно-
сятся к рукописной старине; а затем, на севере меньше
всего было неприятельских погромов. Вторая или средняя
поездка, по проекту Строева, должна была занять два го-
да времени и охватить среднюю полосу России (губернии:
Московскую, Владимирскую, Нижегородскую, Тамбовскую,
Тульскую, Калужскую, Смоленскую и Псковскую). Третья
или западная поездка должна была направиться в юго-за-
падную Россию (9 губерний: Витебскую, Могилевскую,
Минскую, Волынскую, Киевскую, Харьковскую, Черниговс-
кую, Курскую и Орловскую) и потребовала бы год времени.
Этими поездками Строев надеялся достичь систематическо-
го описания всего исторического материала в провинции,
преимущественно в духовных библиотеках. Издержки он оп-
ределял в сумме 7000 р. в год. Все составленные экспе-
дицией описания он предполагал слить в одну общую рос-
пись летописного и историко-юридического материала и
предлагал Обществу издавать потом исторические памятни-
ки по лучшим из описанных экспедицией редакциям, а не
по случайным спискам, как это делалось до того времени.
Рисуя такие привлекательные перспективы, Строев искусно
доказывал возможность исполнения своего проекта и нас-
таивал на его принятии. Речь свою он закончил хвалой
Румянцеву, благодаря которому он мог приобрести навык и
опыт в археографическом деле. Конечно, Румянцевская
экспедиция 1817--1820 гг. заставила Строева размечтать-
ся о той грандиозной экспедиции, какую он предлагал.
Общество, в своем большинстве, приняло речь Строе-
ва за смелую мечту молодого ума и дало Строеву средства
для обозрения одной лишь Новгородской Софийской библио-
теки, которая и была им описана. Речь Строева даже не
была напечатана в журнале Общества, а появилась в "Се-
верном Архиве". Ее прочли и забыли. Сам Строев занимал-
ся в то время историей донского казачества и составил
свой известный "Ключ к истории Государства Российского"
Карамзина, писал в журналах, поступил библиотекарем к
графу Ф. А. Толстому, вместе с Калайдовичем составил и
издал в свет каталог богатого собрания рукописей графа
Ф. А. Толстого, ныне находящихся в Императорской Пуб-
личной Библиотеке. Труды Строева были замечены Академи-
ей наук, и она в 1826 г. дала ему звание своего коррес-
пондента. Среди своих последних трудов Строев как будто
забыл о своей речи: на самом же деле оказалось не так.
По преданию, великая княгиня Мария Павловна с большим
участием отнеслась к речи Строева, которую прочитала в
"Северном Архиве", и это участие, как говорят, побудило
Строева обратиться с письмом к президенту Академии наук
графу С. С. Уварову. В этом письме он развивает те же
планы, которые развивал и в Обществе, предлагает себя,
как опытного археографа, для археографических поездок и
сообщает подробный план практического исполнения пред-
лагаемого им дела. Уваров передал письмо Строева в Ака-
демию, Академия же -- своему члену Кругу поручила его
разбор и оценку. 21 мая 1828 г. благодаря прекрасному
отзыву Круга, важное дело было решено. Академия, приз-
навая, что археографическая экспедиция есть "священная
обязанность, от которой первое ученое заведение Империи
не может уклониться, не подвергаясь справедливым упре-
кам в равнодушии", решила отправить Строева в путешест-
вие, ассигновав 10 тыс. руб. ассигнациями. Археографи-
ческая экспедиция была таким образом учреждена. Выбор
помощников для археографической экспедиции был предос-
тавлен самому Строеву. Он выбрал двух чиновников Архива
Министерства иностранных дел и заключил с ними очень
любопытное условие, где, между прочим, писал следующее:
"Экспедицию ожидают не забавы различные, но труды,
трудности и лишения всякого рода. Поэтому спутники мои
должны одушевиться терпением и готовностью переносить
все тяжкое и неприятное, да не овладеют ими малодушие,
нерешительность, ропот!"... Далее он предупреждает сво-
их помощников, что им часто придется иметь дурную квар-
тиру, телегу, вместо рессорного экипажа, не всегда чай
и т. п. Строев, очевидно, знал, в какой обстановке бу-
дет он трудиться, и сознательно шел навстречу лишениям.
Первые же его спутники, испытав трудности дела, через
полгода от него отказались.
Приготовив все для поездки, запасшись официальными
бумагами, которые должны были открыть ему вход во все
архивы, Строев в мае 1829 г. выехал из Москвы к берегам
Белого моря. Слишком долго было бы излагать любопытней-
шие подробности этой экспедиции. Лишения, трудности со-
общений и самой работы, убийственные гигиенические ус-
ловия жизни и труда, болезни, подчас недоброжелательст-
во и подозрительность невежественных хранителей архивов
и библиотек, -- все это стоически вынес Строев. Всего
себя отдавал он работе, часто удивительно трудной и су-
хой, и лишь изредка, пользуясь отпусками для отдыха на
какой-нибудь месяц, возвращался к своей семье. Утеши-
тельно то, что в этих трудах он нашел себе достойного
помощника в лице Як. Ив. Бередникова (1793--1854), ко-
торым он в 1830 г. и заменил прежних чиновников. Энер-
гия этих двух тружеников достигла чудесных результатов;
пять с половиной лет трудились они, изъездив всю
северную и среднюю Россию, осмотрели более 200 библио-
тек и архивов, списали до 3000 историко-юридических до-
кументов, относящихся к XIV, XV, XVI и XVII вв., обсле-
довали массу памятников летописного и литературного ха-
рактера. Собранный ими материал, будучи переписан, за-
нял 10 огромных фолиантов, а в их черновых портфелях
осталась масса справок, выписок и указаний, которые
позволили Строеву составить два замечательных труда,
появившихся в печати уже после его смерти. (Это "Списки
иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви",
всех, которых помнит история, и "Библиологический сло-
варь или алфавитный перечень всех рукописей историчес-
кого и литературного содержания", какие только Строев
видел на своем веку.)
За путешествием Строева следила вся образованная
Россия. Ученые обращались к нему, прося выписок, указа-
ний и справок. Сперанский, готовя тогда в печать "Пол-
ное Собрание Законов Российской Империи", обращался к
Строеву за помощью в собирании указов. Ежегодно, 29 де-
кабря, вдень годичного заседания Академии наук, между
прочим, читались отчеты и о действиях археографической
экспедиции. Сведения о ней помещались в журналах. Импе-
ратор Николай прочитывал "от доски до доски" большие
томы переписанных набело актов, собранных экспедицией.
В конце 1834 г. Строев был близок к окончанию сво-
его дела. Северная и средняя поездки его были окончены.
Оставалась самая меньшая -- западная, т.е. Малороссия,
Волынь, Литва и Белоруссия. В своем отчете Академии за
1834 г. Строев с торжеством заявлял об этом и, перечис-
ляя результаты археографической экспедиции за все время
ее существования, говорил: "От благоусмотрения Импера-
торской Академии наук зависит: а) продолжать археогра-
фическую экспедицию в остальных областях Империи, дабы
утвердить решительно: более сего нет, т.е. нет неиз-
вестного материала, или б) начать печатание актов исто-
рико-юридических, почти приготовленных, и собрание раз-
ных писаний (т.е. летописных) по моим указаниям..."
Этот отчет Строева читался в торжественном собрании
Академии 29 декабря 1834 г., и почти в тот же день
Строев узнал, что волей начальства (не Академии) архе-
ографическая экспедиция прекратила свое существование,
что для разбора и издания добытых Строевым актов при
Министерстве народного просвещения учреждена Археогра-
фическая комиссия. Строев был назначен простым членом
этой комиссии наравне с своим прежним помощником Беред-
никовым и еще двумя лицами, к экспедиции вовсе не при-
частными [* Тяжело было Строеву видеть дорогое дело в
чужом распоряжении; поэтому он скоро выходит из комис-
сии, поселяется в Москве, но невольно сохраняет с чле-
нами комиссии живые сношения. На первых порах комиссия
много зависела от него в своей научной деятельности;
для нее он продолжает работать и до конца жизни, разра-
батывая московские архивы. Здесь под его руководством
начинают свои труды всем известные И. Е. Забелин и Н.
В. Кялачев. В то же время Строев продолжал трудиться и
для Общества истории и древностей, описывая, между про-
чим, библиотеку Общества. Скончался он 5 января 1876
г., восьмидесяти лет.]. Учреждением комиссии, скоро
превратившейся в постоянную (она существует и до сих
пор), начинается новая эра в издании памятников нашей
старины.
Археографическая комиссия, которая была учреждена
сначала с временной целью издания найденных Строевым
актов, стала с 1837 г., как мы упомянули, постоянной
комиссией для разбора и издания исторического материала
вообще. Деятельность ее выразилась за все время ее су-
ществования многочисленными изданиями, из которых необ-
ходимо указать главнейшие. В 1836 г. издала она четыре
первых своих фолианта под заглавиями: "Акты, собранные
в библиотеках и архивах Российской империи Археографи-
ческой экспедицией Императорской Академии наук". (В
просторечии издание это носит название "Актов Экспеди-
ции", а в ученых ссылках означается буквами АЭ.). В
1838 г. явились "Акты юридические или собрание форм
старинного делопроизводства" (один том). В этом издании
помещены акты частного быта до XVIII в. В 1841 и 1842
гг. вышли пять томов "Актов исторических, собранных и
изданных Археографической комиссией" (I т. [содержит]
акты до XVII в., от II до V тома -- акты XVII в.). За-
тем стали выходить "Дополнения к актам историческим"
(всего XII томов, заключающих документы XII--XVII вв.).
С 1846 г. комиссия принялась за систематическое издание
"Полного Собрания Русских Летописей". Довольно скоро
успела она выпустить восемь томов (I том -- Лаврентьев-
ская летопись. II -- Ипатьевская летопись. III и IV --
Новгородская летопись, конец IV и V -- Псковская, VI --
Софийский Временник, VII и VIII -- Воскресенская лето-
пись). Затем издание несколько замедлилось, и лишь че-
рез много лет вышли тома IX--XIV (заключающие в себе
текст Никоновской летописи), а затем XV том (заключаю-
щий Тверскую летопись), XVI том (Летопись Аврамки),
XVII (Западнорусские летописи), XIX (Степенная Книга),
XXII (Русский Хронограф), XXIII (Ермолинская летопись)
и др.
Весь этот материал, громадный по числу и по важ-
ности документов, оживил нашу науку. Почти исключитель-
но на нем основывались многие монографии (напр., прек-
расные труды Соловьева и Чичерина), были уяснены вопро-
сы древнего общественного быта, стала возможна разра-
ботка многих частностей древней жизни.
После своих первых монументальных трудов комиссия
продолжала деятельно работать. До сих пор ею выпущено
более сорока изданий. Наибольшее значение, сверх уже
названных, имеют: 1) "Акты, относящиеся к истории За-
падной России" (5 томов), 2) "Акты, относящиеся к исто-
рии Западной и Южной России" (15 томов), 3) "Акты, от-
носящиеся до юридического быта древней России" (3 то-
ма), 4) "Русская Историческая библиотека" (28 томов),
5) "Великие Минеи Четьи митрополита Макария" (до 20 вы-
пусков), 6) "Писцовые книги" Новгородские и Ижорские
XVII в., 7) "Акты на иностранных языках, относящиеся к
России" (3 тома с дополнением), 8) "Сказания иностран-
ных писателей о России" (Rerum Rossicarum scriptores
exteri) 2 тома и т. д.
По образцу Императорской Археографической комиссии
возникли такие же комиссии в Киеве и Вильне -- как раз
в тех местах, где не успел побывать Строев. Они занима-
ются изданиями и исследованиями местного материала и
сделали уже очень много. Особенно успешно идет дело в
Киеве,
Помимо изданий археографических комиссий, мы рас-
полагаем еще целым рядом правительственных изданий.
Второе отделение Канцелярии Его Величества не ограничи-
лось изданием "Полного Собрания Законов Российской им-
перии" (Законы от 1649 г. до настоящего времени), оно
издало еще "Памятники дипломатических сношений Московс-
кого государства с Европой" (10 томов), "Дворцовые раз-
ряды" (5 томов) и "Книги разрядные" (2 тома). Рядом с
правительственной развернулась и частная деятельность
по изданию древних памятников. Московское Общество Ис-
тории и Древностей Российских, которое во времена Стро-
ева едва влачило свое существование, ожило и постоянно
заявляет о себе новыми изданиями. После "Чтений в Мос-
ковском Обществе Истории и Древностей", редактированных
О. М. Бодянским, оно издало под редакцией И. Д. Беляе-
ва: "Временник Императорского Московского Общества Ис-
тории и Древностей" (25 книг, заключающих богатый мате-
риал, исследования и целый ряд документов). В 1858 г.
секретарем Общества был вновь избран Бодянский, который
стал издавать по-прежнему "Чтения" вместо "Временника"
Беляева. После Бодянского секретарем был избран в 1871
г. А. Н. Попов, а после смерти его в 1881 г. Е. В. Бар-
сов, при которых и продолжаются те же "Чтения". Издава-
ли и издают свои труды и археологические общества: Пе-
тербургское, называемое "Русским" (основано в 1846 г.),
и Московское (основано в 1864 г.). Занималось и занима-
ется археологией и историей Географическое Общество (в
Петербурге с 1846 г.). Из его изданий для нас интересны
в особенности "Писцовые книги" (2 тома под редакцией Н.
В. Калачева). С 1866 г. работает (преимущественно над
историей XVIII в.) Императорское Русское Историческое
Общество, которое успело издать уже до 150 томов своего
"Сборника". Ученые Исторические Общества начинают осно-
вываться и в провинции, например: Одесское Общество Ис-
тории и Древностей, губернские ученые архивные комис-
сии. Проявляется и деятельность отдельных лиц: частные
собрания Муханова, кн. Оболенского, Федотова-Чеховско-
го, Н. П. Лихачева и др. заключают в себе очень ценные
материалы. С 30-х и 40-х годов в наших журналах начина-
ют печататься материалы для истории, являются даже жур-
налы, специально посвященные русской истории, например:
Русский Архив, Русская Старина и др.
Перейдем к характеристике отдельных видов истори-
ческого материала и прежде всего остановимся на источ-
никах летописного типа, и в частности на летописи, так
как ей, главным образом, мы обязаны знакомством с древ-
нейшей историей Руси. Но для того, чтобы изучать лето-
писную литературу, надобно знать употребительные в ней
термины. В науке "летописью" называется погодный расс-
каз о событиях, местами краткий, местами более подроб-
ный, всегда с точным указанием лет. Летописи наши сох-
ранились в огромном количестве экземпляров или списков
XIV--XVIII вв. По месту и времени составления и по со-
держанию летописи делятся на разряды (есть Новгородс-
кие, Суздальские, Киевские, Московские). Списки летопи-
си одного разряда разнятся между собою не только в сло-
вах и выражениях, но даже и в самом выборе известий, и
часто в одном из списков известного разряда есть собы-
тие, которого нет в другом; вследствие этого списки де-
лятся на редакции или изводы. Различия в списках одного
разряда и навели наших историков на мысль, что летописи
наши суть сборники и что их первоначальные источники не
дошли до нас в чистом виде. Впервые эта мысль была вы-
ражена П. М. Строевым еще в 20-х годах в его предисло-
вии к "Софийскому Временнику". Дальнейшее знакомство с
летописями привело окончательно к убеждению, что лето-
писи, которые нам известны, представляют своды известий
и сказаний, компиляции из нескольких трудов. И теперь в
науке господствует мнение, что даже древнейшие летописи
суть компилятивные своды. Так, летопись Нестора есть
свод ХII в., Суздальская летопись -- свод XIV века,
Московские -- своды XVI и XVII вв. и т. д.
Знакомство с летописной литературой начнем с так
называемой летописи Нестора, которая начинается расска-
зом о расселении племен после потопа, а кончается около
1110 г.; заглавие ее таково: "Се повести временных лет
(в иных списках прибавлено: черноризца Федосьева Пе-
чорского монастыря) откуда есть пошла Русская земля,
кто в Киев пача первые княжити, и откуда Русская земля
стала есть". Таким образом по заглавию мы видим, Что
автор обещает сказать только следующее: кто первый стал
княжить в Киеве и откуда произошла русская земля. Самая
история этой земли не обещана и между тем она ведется
до 1110 г. После этого года мы читаем в летописи следу-
ющую приписку:
Игумен Селивестр Святого Михаила, написав книги си
летописец, надеяся от Бога милость приняти, при князе
Володимире княжащю ему в Киеве, а мне то время игуменя-
щу у Св. Михаила в 6624, индикта 9 лета (т.е. в 1116
г.). Таким образом выходит, что автором летописного
свода был Сильвестр, по другим же данным не Сильвестр,
игумен Выдубицкого монастыря, написал летопись, извест-
ную под названием "Повести временных лет", а монах Пе-
черского монастыря Нестор; еще Татищев приписывал ее
Нестору. В древнем "Патерике Печерском" мы читаем расс-
каз о том, что Нестор пришел в монастырь, к Феодосию,
17 лет был им пострижен, писал летопись и умер в монас-
тыре. В летописи же под 1051 г. в рассказе о Феодосии
летописец говорит о себе: "К нему же (Феодосию) и аз
приидох худый и прият мя лет ми сушу семнадцати". Да-
лее, под 1074 г. летописец передает рассказ о великих
подвижниках Печерских и по поводу их подвигов говорит,
что многое он слышал от монахов, а другое "и самовидец
бых". Под 1091 г. летописец от своего лица рассказывает
о том, как при нем и даже с его участием печерская бра-
тия перенесла на новое место мощи св. Феодосия; в расс-
казе этом летописец называет себя "рабом и учеником"
Феодосия. Под 1093 г. следует рассказ о нападении по-
ловцев на Киев и о взятии ими Печерского монастыря,
рассказ целиком веденный в 1-м лице; затем под 1110 г.
мы находим вышеприведенную приписку Сильвестра игумена
не Печерского, а Выдубицкого монастыря.
На том основании, что автор летописи говорит о се-
бе, как о печерском монахе, и ввиду того, что известия,
посторонние летописи, называют в Печерском монастыре
летописцем монаха Нестора, Татищев так уверенно припи-
сывал летопись до 1110 г. Нестору, -- а Сильвестра счи-
тал только переписчиком ее. Мнение Татищева встретило
поддержку в Карамзине, но с тою лишь разницею, что пер-
вый думал, что Нестор довел летопись только до 1093 г.,
а второй -- до 1110-го. Таким образом вполне установи-
лось мнение, что летопись принадлежала перу одного лица
из Печерской братии, составлявшего ее вполне самостоя-
тельно. Но Строев, при описании рукописей графа Толсто-
го, открыл греческую хронику Георгия Мниха (Амартола),
которая местами оказалась дословно схожею с введением к
летописи Нестора. Такой факт осветил этот вопрос с со-
вершенно новой стороны, явилась возможность указать и
изучить источники летописи. Строев первый и намекнул,
что летопись есть не что иное, как свод разного истори-
ко-литературного материала. Автор ее действительно сво-
дил и греческие хроники и русский материал: краткие мо-
настырские записи, народные предания и т. д. Мысль, что
летопись есть компилятивный сборник, должна была выз-
вать новые изыскания. Многие историки занялись исследо-
ванием достоверности и состава летописи. Этому вопросу
посвящал свои ученые статьи и Каченовский. Он пришел к
тому выводу, что первоначальная летопись составлена не
Нестором и вообще нам не известна. Известные нам лето-
писи, по словам Каченовского, суть "сборники XIII или
даже XIV столетия, коих источники большею частью нам
неизвестны". Нестор, по своему образованию, живя в эпо-
ху общей грубости, не мог составить ничего подобного
дошедшей до нас обширной летописи; ему могли принадле-
жать только те вставленные в летопись "монастырские за-
писки", в которых он, как очевидец, повествует о жизни
своего монастыря в XI в. и говорит о самом себе. Мнение
Каченовского вызвало основательные возражения со сторо-
ны Погодина. (См. "Исследования, замечания и лекции"
Погодина, т. I, М. 1846.) Погодин утверждает, что если
мы не сомневаемся в достоверности летописи начиная с
XIV в., то не имеем основания сомневаться и в показани-
ях летописи о первых веках. Идя от достоверности позд-
нейшего рассказа летописи, Погодин восходит все в боль-
шую и большую древность и доказывает, что и в древней-
шие века летопись совершенно верно изображает события и
состояния гражданственности. Скептические взгляды на
летопись Каченовского и его учеников вызвали в защиту
летописи книгу Буткова ("Оборона летописи русской", М.
1840) и статьи Кубарева ("Нестор" и о "Патерике Печерс-
ком"). Трудами этих трех лиц, Погодина, Буткова и Ку-
ба-рева, утвердилась в 40-х годах мысль, что именно
Нестору, жившему в XI в., принадлежит древнейший лето-
писный свод. Но в 50-х годах это убеждение стало коле-
баться. Трудами П. С. Казанского (статьи во Временнике
Московского Общества Истории и Древностей), Срезневско-
го ("Чтения о древн. русск. летописях"), Сухомлинова
("О древн. русской летописи, как памятнике литератур-
ном"), Бестужева-Рюмина ("О составе древнерусских лето-
писей до XIV"), А. А. Шахматова (статьи в научных жур-
налах и громадное по объему и очень важное по ученому
значению исследование "Розыскания о древнейших русских
летописных сводах", вышедшее в 1908 г.) вопрос о лето-
писи был поставлен иначе: к исследованию ее были прив-
лечены новые историко-литературные материалы (несомнен-
но принадлежащие Нестору жития и проч.) и приложены но-
вые приемы. Компилятивный, сводный характер летописи
был установлен вполне, источники свода были указаны
очень определенно; сличение трудов Нестора с показания-
ми летописи обнаружило противоречия. Вопрос о роли
Сильвестра, как собирателя летописного свода, стал
серьезнее и сложнее, чем был раньше. В настоящее время
первоначальную летопись ученые представляют себе, как
свод нескольких литературных произведений, составленных
разными лицами, в разное время, из разнообразных источ-
ников. Эти отдельные произведения в начале XII в. были
не раз соединяемы в один литературный памятник, между
прочим, тем самым Сильвестром, который подписал свое
имя. Внимательное изучение первоначальной летописи и
позволило наметить в ней весьма многие составные части,
или точнее, самостоятельные литературные произведения.
Из них всего заметнее и важнее: во-первых, собственно
"Повесть временных лет" -- рассказ о расселении племен
после потопа, о происхождении и расселении племен сла-
вянских, о делении славян русских на племена, о перво-
начальном быте русских славян и о водворении на Руси
варяжских князей (только к этой первой части летописно-
го свода и может относиться заглавие свода, приведенное
выше: "Се повести временных лет и проч."); во-вторых,
обширный рассказ о крещении Руси, составленный неиз-
вестным автором, вероятно, в начале XI в., и, в-треть-
их, летопись о событиях XI в., которую приличнее всего
назвать Киевской первоначальной летописью. В составе
этих трех произведений, образовавших свод, и особенно в
составе первого и третьего из них, можно заметить следы
других, более мелких литературных произведений, "от-
дельных сказаний", и, таким образом, можно сказать, что
наш древний летописный свод есть компиляция, составлен-
ная из компиляций, -- настолько сложен его внутренний
состав.
Знакомясь с известиями Лаврентьевского списка,
древнейшего из тех, которые содержат в себе так назыв.
Нестерову летопись (он написан монахом Лаврентием в
Суздале в 1377 г.), мы замечаем, что за 1110 г., за ле-
тописью первоначальной, в Лаврентьевском списке идут
известия, по преимуществу относящиеся к северо-восточ-
ной Суздальской Руси; значит, здесь мы имеем дело с ле-
тописью местной. Ипатьевский список (XIV--XV вв.) за
первоначальной летописью дает нам очень подробный расс-
каз о событиях киевских, а затем внимание летописи сос-
редоточивается на событиях в Галиче и Волынской земле;
и здесь, стало быть, мы имеем дело с местными же лето-
писями. Этих местных областных летописей дошло до нас
очень много. Виднейшее место между ними занимают лето-
писи Новгородские (их несколько редакций и есть очень
ценные) и Псковские, доводящие свой рассказ до XVI, да-
же XVII в. Немалое значение имеют и летописи Литовские,
дошедшие в разных редакциях и освещающие историю Литвы
и соединенной с ней Руси в XIV и XV вв.
С XV в. являются попытки собрать в одно целое ис-
торический материал, разбросанный в этих местных лето-
писях. Так как эти попытки совершались в эпоху Московс-
кого государства и часто официальными средствами прави-
тельства, то они слывут под именем Московских сводов
или Московских летописей, тем более, что дают обильный
материал именно для Московской истории. Из этих попыток
более ранняя -- Софийский Временник (две редакции), ко-
торый соединяет известия Новгородских летописей с из-
вестиями Киевской, Суздальской и других местных летопи-
сей, дополняя этот материал отдельными сказаниями исто-
рического характера. Софийский временник относится к XV
в. и представляет собою чисто внешнее соединение нес-
кольких летописей, соединение под определенным годом
всех относящихся к последнему данных безо всякой их пе-
реработки. Такой же характер простого соединения мате-
риала из всех доступных составителю летописей имеет
Воскресенская летопись, возникшая в начале XVI в. Воск-
ресенский свод сохранил до нас в чистом виде массу цен-
ных известий по истории удельной и московской эпох, по-
чему и может быть назван самым богатым и надежным ис-
точником для изучения XIV--XV вв. Иной характер имеют
Степенная книга (составленная лицами, близкими к митро-
политу Макарию, XVI в.) и Никоновская летопись с Новым
Летописцем (XVI--XVII вв.). Пользуясь тем же материа-
лом, как и прежде названные своды, эти памятники дают
нам этот материал в переработанном виде, с риторикой в
языке, с известными тенденциями в освещении фактов. Это
первые попытки обработки исторического материала, вво-
дящие нас уже в историографию. Позднейшее русское лето-
писание пошло в Московском государстве двумя путями. С
одной стороны, оно стало официальным делом, -- при дво-
ре московском записывались погодно дворцовые и полити-
ческие события (летописи времени Грозного, напр.: Алек-
сандро-Невская, Царственная книга и вообще последние
части Московских сводов, -- Никоновского, Воскресенско-
го, Львовского), а с течением времени и самый тип лето-
писей стал изменяться, они стали заменяться так называ-
емыми разрядными книгами. С другой стороны, в разных
местностях Руси стали являться летописи строго местно-
го, областного, даже городского характера, в большинс-
тве лишенные значения для политической истории (таковы
Нижегородская, Двинская, Угличская и др.; таковы до не-
которой степени и Сибирские).
С XVI в., рядом с летописями, возникает новый вид
исторических произведений: это -- Хронографы или обзоры
истории всемирной (точнее, библейской, византийской,
славянской и русской). Первая редакция хронографа была
составлена в 1512 г., преимущественно на основании гре-
ческих источников с дополнительными сведениями по русс-
кой истории. Она принадлежала псковскому "старцу Фило-
фею". В 1616--1617 гг. был составлен хронограф 2-й ре-
дакции. Это произведение интересно в том отношении, что
более древние события изображает на основании первой
редакции хронографа, а русские -- начиная с XVI, XVII
вв. -- описывает заново, самостоятельно. Автор его не-
сомненно обладает литературным талантом и, кто хочет
ознакомиться с древнерусской риторикой в ее удачных об-
разцах, должен прочитать статьи по русской истории в
этом хронографе. В XVII в. московское общество начинает
проявлять особенную склонность к хронографам, которые
растут в большом количестве. Погодин в свою библиотеку
собрал их до 50 экземпляров; нет сколько-нибудь крупно-
го собрания рукописей, где бы их не считали десятками.
Распространенность хронографов легко объяснить: краткие
по системе изложения, написанные литературным языком,
они давали русским людям те же сведения, что и летопи-
си, но в более удобном виде.
Кроме собственно летописей, в древнерусской пись-
менности можно найти много литературных произведений,
служащих источниками для историка. Можно даже сказать,
что вся древнерусская литературная письменность должна
рассматриваться как исторический источник, и часто
трудно бывает предугадать, из какого литературного тру-
да историк почерпнет лучшее разъяснение интересующего
вопроса. Так, например, смысл сословного наименования
Киевской Руси "огнищанин" толкуется в историографии не
только из памятников законодательства, но и из древнего
славянского текста поучений св. Григория Богослова, в
котором встречаем архаическое речение "огнище" в смысле
"рабы", "челядь" ("гредящеися многы огнищи и стады").
Переводы священных книг, сделанные кн. А. М. Курбским,
дают материал для биографии и характеристики этого зна-
менитого деятеля XVI в. Но при таком значении всего ис-
торико-литературного материала некоторые его виды имеют
все-таки особенный интерес для историка;
таковы отдельные сказания о лицах и фактах, нося-
щие на себе характер то исторический, то публицистичес-
кий. Ряд исторических сказаний целиком занесен в наши
летописные своды: таковы, например, сказания о крещении
Руси, об ослеплении князя Василька, о битве на Липице,
о Батыевом нашествии, о Куликовской битве и много дру-
гих. В отдельных списках или также сборниках дошли до
нас любопытные публицистические произведения древней
Руси, которыми особенно богат был XVI век; из них вид-
ное место занимает "История", написанная кн. А. М.
Курбским о Грозном; памфлетические произведения так на-
зываемого Ивашки Пересветова, защитника правительствен-
ной системы Грозного; "Повесть некоего боголюбивого му-
жа", бывшего противником этой системы; "Беседа Валаамс-
ких чудотворцев", в которой видят произведение боярской
среды, недовольной московскими порядками, и т. п. Рядом
с публицистикой в XVI--XVII вв. продолжала существовать
и развиваться историческая письменность, выражаясь ря-
дом любопытных повестей и сказаний, принимавших часто
крупные внешние объемы. Такова, например, составленная
в XVI в. "История о Казанском царстве", излагающая ис-
торию Казани и падение ее в 1552 г. В XIII томе "Русс-
кой исторической Библиотеки" издана целая серия русских
повестей о смутном времени, из которых многие давно уже
стали известны исследователям смуты. Среди десятков
этих повестей выдаются: 1) так называемое Иное сказа-
ние, представляющее собою политический памфлет, вышед-
ший из партии Шуйских в 1606 г.; 2) Сказание келаря
Троице-Сергеевой Лавры Авраамия Палицына, написанное в
окончательном виде в 1620 г.; 3) Временник Ивана Тимо-
феева, очень любопытная хроника смуты; 4) Повесть князя
И. Мих. Катырева-Ростовского, отмеченная печатью боль-
шого литературного таланта; 5) Новый Летописец -- по-
пытки фактического обзора смутной эпохи и т. д. К более
поздней эпохе относятся сказания о взятии Азова казака-
ми, описание Московского государства, сделанное Г. К.
Котошихиным в 60-х годах XVI I в., и, наконец, целый
ряд записок русских людей (кн. С. И. Шаховского, Баима
Болтина, А. А. Матвеева, С. Медведева, Желябужского и
др.) о времени Петра Великого. Этими записками открыва-
ется бесконечный ряд мемуаров русских деятелей, прини-
мавших участие в правительственной деятельности и об-
щественной жизни XVIII и XIX столетий. Общеизвестность
некоторых мемуаров (Болотова, Дашковой) избавляет от
необходимости перечислять виднейшие из них.
Рядом с историческими сказаниями в качестве исто-
рического источника стоят сказания агиографические или
жития святых и повествования о чудесах. Не только самое
житие святого дает иногда ценные исторические показания
об эпохе, в которую жил и действовал святой, но и в
"чудесах" святого, приписанных к житию, историк находит
важные указания об обстоятельствах того времени, когда
совершались чудеса. Так, в житии Стефана Сурожского од-
но из повествований о чуде святого дает возможность ус-
тановить существование народа Русь и его действия в
Крыму ранее 862 г., когда, по летописи, Русь была приз-
вана в Новгород с Рюриком. Безыскусственная форма древ-
нейших житий дает особенную ценность их показаниям, но
с XV в. вырабатываются особые приемы писания житий, за-
меняющие риторикой фактическую содержательность и иска-
жающие смысл факта в угоду литературной моде. Жития
(св. Сергия Радонежского, Стефана Пермского), состав-
ленные в XV в. Епифанием Премудрым, уже страдают рито-
рикой, хотя и отмечены литературным талантом и силою
искреннего чувства. Больше риторики и холодной услов-
ности в житиях, составленных учеными сербами, жившими
на Руси в XV в.: митр. Киприяном и монахом Пахомием Ло-
гофетом. Сочинения их создали на Руси условную форму
житийного творчества, распространение которой заметно
на житиях XVI и XVII вв. Эта условная форма, подчиняя
себе содержание житий, лишает их показания свежести и
точности.