Глаза Зигмунда Керна немного оживились. Потом он печально улыбнулся.
      - И тебе теперь приходится торговать этим? Ты должен меня простить, Людвиг.
      - Ну, что ты! - Керн быстро проглотил комок, подступивший к горлу. - Это лучшая школа жизни, отец. Познаешь жизнь снизу. И людей тоже. Поэтому позже никогда не разочаруешься.
      - Только не заболей.
      - Нет, я хорошо закалился.
      Они вышли.
      - У тебя столько надежд, Людвиг...
      "О боже, он называет это надеждой", - подумал Керн.
      - Все придет снова в порядок, - сказал он. - Ведь не останется же так...
      - Да, - старик посмотрел вдаль каким-то невидящим взором. - Людвиг, - сказал он затем тихо. - Если мы снова будем вместе... и если с нами будет и мать... - Он сделал движение, показывающее куда-то назад. - Тогда все это будет забыто... мы не будем больше об этом вспоминать, правда?
      Он говорил тихо и по-детски доверчиво, это было похоже на щебетание усталой птицы.
      - Ты бы мог учиться и без меня, Людвиг, - сказал он немного жалобно и машинально, как человек, который так много об этом думал, что сознание своей вины со временем стало для него чем-то само собой разумеющимся.
      - Без тебя меня бы даже не было на свете, отец, - ответил Керн.
      - Ну, будь здоров, Людвиг. Ты не хочешь взять сигарет? Я же твой отец, мне хочется что-то сделать для тебя.
      - Спасибо, отец. Я возьму их.
      - И не забывай меня, - сказал старик, и губы его внезапно задрожали. - Я хотел, чтобы все было хорошо, Людвиг. - Казалось, что ему доставляет удовольствие повторять имя сына, он повторял его снова и снова. - Хотя мне этого и не удалось, Людвиг. Я хотел заботиться о вас, Людвиг.
      - Ты и заботился о нас, как только мог.
      - Ну, так я пойду. Желаю тебе счастья, детка.
      "Детка, - подумал Керн, - кто из нас детка?" Он видел, как отец медленно брел вниз по улице; Керн обещал написать ему и снова встретиться, но в то же время знал, что видел его последний раз. Он провожал его широко открытыми глазами до тех пор, пока того не стало видно. Потом все опустело.
      Керн пошел назад. На террасе все еще сидел Марилл и читал газету с отвращением и насмешкой.
      "Странно, - подумал Керн, - как много можно пережить за то время, пока другой не успеет дочитать и газету. Круглый сирота. Пятидесятилетний мужчина. - Он улыбнулся, судорожно, с горькой насмешкой. - Круглый сирота! Как будто нельзя быть сиротой, имея в живых и отца и мать".
     
     
      Три дня спустя Рут Голланд уезжала в Вену. Она получила телеграмму от подруги, у которой могла жить, и хотела попытаться найти там работу и поступить в университет.
      Вечером перед отъездом она пошла-с Керном в ресторан "Черный поросенок". До этого они каждый день обедали в общественной столовой, но в последний вечер Керн предложил предпринять что-нибудь особенное.
      "Черный поросенок" был маленьким прокуренным ресторанчиком - недорогим, но очень хорошим. Его Керну рекомендовал Марилл. Он сообщал ему также точные цены и особенно порекомендовал отведать гордость владельца ресторана - гуляш из телятины. Керн пересчитал деньги и решил, что их хватит и на десерт, на ватрушки. Рут как-то сказала ему, что она их очень любит. Но в ресторане их ожидал неприятный сюрприз. Гуляш кончился, они пришли слишком поздно. Керн озабоченно изучал меню. Большинство других блюд были слишком дороги. Кельнер стоял у их столика, перечислял блюда: копчености с зеленью, свиные котлеты с салатом, фаршированная курочка, свежая гусиная печень...
      "Гусиная печень, - подумал Керн, - этот болван считает нас, кажется, миллионерами".
      Он передал меню Рут.
      - Что бы ты хотела вместо гуляша? - спросил он. Он уже высчитывал, что если они закажут свиные котлеты, денег на ватрушки им не хватит.
      Рут бросила быстрый взгляд на меню.
      - Сосиски с картофелем, - сказала она. Это было самое дешевое блюдо.
      - Исключается, - возразил Керн. - Это не будет похоже на прощальный ужин.
      - Я их очень люблю. После супа в общественной столовой они покажутся настоящим деликатесом.
      - Ну, а как ты смотришь на свиные котлеты?
      - Слишком дорого.
      - Господин официант, - сказал Керн, - две порции свиных котлет! Но больших!
      - Порции все одинаковы, - равнодушно ответил кельнер. - А что прикажете на первое? Суп, Hors-d'oeuvre [закуска (франц.)], студень?
      - Ничего, - ответила Рут, прежде чем Керн успел ее спросить.
      Они заказали еще графин дешевого вина, и кельнер удалился с презрительной гримасой, словно предчувствуя, что Керну не хватит полкроны ему на чай.
      Ресторанчик был почти пуст. Только за столом в углу сидел мужчина с моноклем и со шрамом на широком красном лице. Он сидел перед кружкой пива и разглядывал Керна и Рут.
      - Жаль, что он здесь сидит, - сказал Керн.
      Рут кивнула.
      - Если бы на его месте был кто-нибудь другой! Но он... он напоминает человека...
      - Да, он конечно, не эмигрант, - согласился Керн. - Скорее наоборот.
      - Мы можем совсем не смотреть в его сторону...
      Но Керн все-таки поглядывал. И он заметил, что мужчина продолжал непрерывно смотреть на них.
      - Я не знаю, что ему нужно, - сердито сказал Керн. - Но он не спускает с нас глаз.
      - Возможно, он - агент гестапо. Я слышала, что здесь шпики так и кишат.
      - Может, мне пойти и спросить, что ему от нас нужно?
      - Нет! - Рут в испуге положила свою руку на руку Керна.
      Появились котлеты, поджаристые и нежные; к ним подали свежий зеленый салат. Но против ожидания они съели котлеты без особого удовольствия: Рут и Керн были встревожены.
      - Он здесь не из-за нас, - сказал Керн. - Никто не знал, что мы пойдем сюда.
      - Конечно, нет, - ответила Рут. - Может, он здесь случайно. Но он наблюдает за нами, это видно...
      Кельнер убрал тарелки. Керн недовольно посмотрел ему вслед. Он хотел этим ужином доставить Рут удовольствие, а теперь страх перед неизвестным с моноклем все испортил.
      Он поднялся, рассерженный; он принял решение.
      - Минутку, Рут.
      - Что ты собираешься делать? - в испуге спросила она. - Не ходи никуда!
      - Нет, нет, я не к нему... Я хочу только поговорить с хозяином.
      Перед уходом из отеля Керн взял с собой на всякий случай два маленьких флакона духов. Сейчас он хотел попытаться обменять один из них у хозяина на ватрушки. Духи были значительно дороже, но ему было все равно. После неудачных котлет Рут должна получить хотя бы десерт, который любила. Может, ему удастся выторговать и чашку кофе.
      Он подошел к хозяину и объяснил, в чем дело. Тому сразу бросилась кровь в голову.
      - А-а! Подлецы! Сперва нажрались, а теперь нечем расплатиться! Нет, мой дорогой, теперь одна дорога - в полицию!
      - Я могу заплатить за то, что мы съели! - Керн со злостью швырнул деньги на стойку.
      - Подсчитайте, - сказал хозяин кельнеру. Спрячьте вашу воду! - набросился он на Керна. - Что вы, собственно, хотите? Кто вы, посетитель или торговец?
      - В настоящий момент я посетитель, - с яростью заявил Керн. - А вы...
      - Минутку, - раздался голос позади него.
      Керн обернулся. Рядом с ним стоял незнакомец с моноклем.
      - Разрешите задать вам вопрос? - Незнакомец отошел от стойки на несколько шагов. Керн пошел следом. Сердце бешено заколотилось. - Вы немецкие эмигранты, не так ли? - спросил мужчина.
      Керн пристально посмотрел на него.
      - А какое вам дело?
      - Никакого, - спокойно ответил тот. - Я только слышал, о чем вы здесь говорили. Не продадите ли мне один флакон?
      Теперь Керн больше не сомневался, чего хочет этот человек. Если он сейчас продаст флакон, его обвинят в запрещенной торговле, сразу арестуют и вышлют.
      - Нет, - сказал он.
      - Почему - нет?
      - Я ничего не продаю. Я торговлей не занимаюсь.
      - Тогда давайте обменяемся. За это вы получите от меня то, чего вам не хочет дать хозяин, - пирожные и кофе.
      - Я вообще не понимаю, чего вы хотите, - сказал Керн.
      Незнакомец улыбнулся.
      - А, я понимаю. Вы мне не доверяете. Выслушайте меня. Я из Берлина и через час возвращаюсь обратно. Вы туда вернуться не можете.
      - Не можем, - согласился Керн.
      Незнакомец посмотрел на него.
      - Вот по этой причине я и заговорил с вами. Вот поэтому я и хочу оказать вам маленькую любезность. Во время войны я командовал ротой; один из моих лучших солдат был евреем. Ну, как, дадите мне маленький флакончик?
      Керн протянул ему духи.
      - Извините, - сказал он. - Я принял вас за шпика.
      - Это понятно. - Незнакомец улыбнулся. - Ну, а теперь возвращайтесь к фрейлейн. Она наверняка испугалась. Желаю вам обоим всего наилучшего! - Он подал Керну руку.
      - Спасибо. Большое спасибо.
      Керн смущенно отправился обратно.
      - Рут, - сказал он, - или сегодня рождество, или я сошел с ума.
      Вслед за ним появился кельнер. Он нес поднос с кофе и целой горой пирожных, разложенных в три ряда.
      - Что это? - удивленно спросила Рут.
      - Это чудеса духов "Фарр", фирмы Керн.
      Керн, сияя, начал разливать кофе.
      - Каждый из нас может-взять по любому пирожному. Какое ты хочешь, Рут?
      - Ватрушку.
      - Вот тебе ватрушка. А я возьму шоколадную бомбу с кремом.
      - Остальные вам завернуть?
      - Какие остальные? Не понимаю.
      Кельнер сделал движение рукой, охватив им все три этажа пирожных. - Это все заказано для вас.
      Керн с удивлением посмотрел на него.
      - Все для нас? А где же... а тот господин разве...
      - Тот господин уже давно ушел. Все в порядке. Ну, так как?
      - Подождите! - поспешно сказал Керн. - Подождите, ради бога! Рут, еще одно с кремом? Трубочку? Или песочное?
      Он придвинул к ней полную тарелку и взял себе еще два пирожных. Вот так! - Керн облегченно вздохнул. - А остаток вы заверните в два пакета. Один тебе, Рут. Чудесно! Хоть раз в жизни я могу тебя угостить.
      - Шампанское уже поставлено на холод, - сказал кельнер и взялся за серебряный поднос с искусно разложенными пирожными.
      - Шампанское? Хорошая шутка! - Керн рассмеялся.
      - Это не шутка, - кельнер показал на дверь. На пороге появился сам хозяин, неся перед собой ведерко со льдом, из которого торчала бутылка шампанского.
      - Вы извините меня, - он приторно ухмыльнулся. - Я, конечно, тогда только пошутил.
      Керн с вытаращенными глазами откинулся на спинку. стула. Кельнер кивнул.
      - За все заплачено.
      - Я сплю, - сказал Керн и протер себе глаза. - Ты когда-нибудь пила шампанское, Рут?
      - Нет. До сих пор я только в кино видела, как пьют шампанское.
      Керн с трудом взял себя в руки.
      - Господин хозяин, - сказал он с достоинством, - вы видите, какой выгодный обмен я вам предлагал. Флакон всемирно известного "Фарр" фирмы Керн за какие-то две несчастные ватрушки! Вот, посмотрите, что за него дал знаток!
      - Нельзя знать все, - извинился хозяин. - Я больше разбираюсь в напитках.
      - Рут, - сказал Керн, - с сегодняшнего дня я верю в чудеса. Меня теперь не удивит, если сейчас в окно влетит белый голубь и принесет для нас в клюве два паспорта сроком на пять лет или разрешение на вечную работу.
      Они выпили всю бутылку. Они считали, что возьмут грех на душу, если оставят в бутылке хоть каплю. Шампанское им не особенно понравилось, но они пили его, им - становилось веселее, и к концу они немного опьянели.
      Они поднялись. Керн взял пакеты с пирожными и хотел заплатить за котлеты. Но кельнер покачал головой.
      - За все заплачено.
      - Рут, - сказал Керн, немного заикаясь. - Жизнь властвует над нами. Еще один такой день, и я стану романтиком.
      Их остановил хозяин.
      - У вас есть еще эти духи? Я думал, что для моей жены...
      Керн снова пришел в себя.
      - Случайно у меня есть еще один, последний. - Он вытащил из кармана второй флакон. - Но не за ту же цену, любезнейший! Вы упустили счастливый случай! Двадцать крон! - Он затаил дыхание. - И то только для вас!
      Хозяин молниеносно прикинул. За пирожные и шампанское он получил с ротмистра лишних тридцать крон. Значит остается десять крон прибыли.
      - Пятнадцать, - предложил он.
      - Двадцать. - Керн сделал движение, словно собирался положить флакон обратно в карман.
      - Ну, хорошо. - Хозяин достал из кармана смятую бумажку. Он скажет своей любовнице, толстушке Барбаре, что флакон обошелся ему в пятьдесят крон. Таким образом ему не придется тратиться на шляпку, которую она требовала с него уже несколько недель. Шляпка стоила сорок восемь крон. Двойная выгода.
     
     
      Керн и Рут отправились в отель, взяли чемодан Рут и поехали на вокзал.
      Рут притихла.
      - Не грусти, - ободрял ее Керн. - Я скоро приеду. Самое позднее через неделю я должен отсюда уехать. Я поеду в Вену. Ты хочешь, чтобы я туда приехал?
      - Да. Приезжай. Но только в том случае, если так будет лучше для тебя.
      - Почему ты не скажешь просто: да, приезжай?
      Она виновато посмотрела на него.
      - А добавления разве не нужно?
      - Не знаю, но это звучит осторожно.
      - Да, - ответила она с внезапной печалью, - осторожно, это правда.
      - Ну, не грусти, - повторил Керн. - Ведь ты только что была такой веселой.
      Рут беспомощно взглянула на него.
      - Не слушай меня, - пробормотала она. - Временами у меня все мешается. Может, от вина. Пойдем, у нас есть еще несколько минут.
      Они зашли в сквер и сели на скамейку. Керн положил руку ей на плечи.
      - Выше голову, Рут! Ничто другое нам не поможет. Может, мои слова звучат глупо, но для нас это не пустяки. Нам обязательно нужна хоть малая толика радости. Именно нам.
      Ничего не видящими глазами она уставилась куда-то вдаль.
      - Я хотела бы быть веселой, Людвиг, но у меня не получается. Мне трудно быть веселой, и это плохо. Я всегда хочу делать все хорошо. А у меня все выходит неловко и неуклюже. - Словно через силу она выдавливала из себя слова, и Керн внезапно увидел, что лицо ее залито слезами. Она плакала беззвучно, беспомощно, гневно. - Я не знаю, почему плачу, - сказала она. - Как раз сейчас у меня меньше всего причин для слез. Но, может быть, как раз поэтому. Не смотри... Не смотри на меня...
      - Буду, - ответил Керн.
      Она склонилась, положила руки ему на плечи. Он прижал ее к себе, и она поцеловала его жесткими закрытыми губами, - слепо, закрыв глаза.
      - Ах, - она стала спокойнее. - Что ты понимаешь... - Ее голова упала ему на плечо, глаза остались закрытыми. - Что ты понимаешь... - Губы ее приоткрылись и стали нежными и мягкими, словно зрелый плод.
      Они отправились дальше. На вокзале Керн исчез на несколько минут и купил букет роз. Покупая цветы, он благословлял незнакомца с моноклем и хозяина "Черного поросенка".
      Рут совсем смутилась, когда он вернулся с букетом. Она покраснела, и все горести исчезли с ее лица.
      - Цветы, - сказала она. - Розы. Меня провожают, как кинозвезду.
      - Ты уезжаешь как жена в высшей степени удачливого коммерсанта, - гордо ответил Керн.
      - Коммерсанты не дарят цветов, Людвиг.
      - Дарят. Последнее поколение снова делает это.
      Он положил ее чемодан и пакет с пирожными в багажную сумку. Потом они вместе вышли из вагона. На перроне Рут взяла руками его голову и серьезно посмотрела на него.
      - Хорошо, что ты меня проводил. - Она поцеловала его. - А сейчас уходи. Уходи, а я уйду в вагон. Я не хочу сейчас снова расплакаться. Иначе ты подумаешь, что я больше ничего и не умею. Иди...
      Керн продолжал стоять.
      - Я не боюсь прощаться. Я уже со многим прощался. А это не прощание.
      Поезд тронулся. Рут замахала рукой. Керн продолжал стоять. Ему казалось, будто вымер весь город.
      Перед входом в отель он встретил Рабе.
      - Добрый вечер, - сказал он, вытащил пачку сигарет и протянул, предлагая закурить. Рабе отскочил и поднял руку, словно защищаясь от удара. Керн удивленно взглянул на него.
      - Извините, - смущенно сказал Рабе. - Это все... непроизвольно...
      Он взял сигарету.
     
     
      Штайнер уже две недели работал кельнером в гостинице "Зеленое дерево". Стояла поздняя ночь. Хозяин часа два тому назад улегся спать, а за столиками сидело всего несколько посетителей.
      Штайнер опустил ставни.
      - Отличный вечер, - сказал он.
      - Выпьем еще по рюмочке, Иоганн? - сказал один из посетителей, столяр с длинным, как огурец, лицом.
      - Хорошо, - ответил Штайнер. - "Миколаш"?
      - Нет, никакого венгерского. Давай начнем с доброй сливянки.
      Штайнер принес бутылку и рюмки.
      - Выпей и ты, - предложил столяр.
      - Только не сегодня. Сегодня я или совсем больше не пью, или должен напиться вдрызг.
      - Ну, тогда напивайся. - Столяр потер свой огурец. - Я тоже напьюсь! Представь себе - третья дочь! Приходит сегодня утром акушерка и говорит: "Поздравляю, господин Блау, третья дочурка, здоровенькая". А я-то был уверен, что у меня будет парнишка! Три девчонки - и ни одного парня. Разве от этого не спятишь, Иоганн? Ты же человек, ты должен это понять!
      - Ну, еще бы! - ответил Штайнер. - Давай будем пить из стаканов.
      Столяр ударил кулаком по столу.
      - Черт бы побрал все это!.. Да, ты прав. Конечно! Стаканы - это хорошая мысль! И как только я сам до этого не додумался.
      Они взяли стаканы и пили целый час. В голове у столяра все перепуталось, и он стал жаловаться на то, что жена родила ему трех сыновей. Он с трудом расплатился и, качаясь, вышел со своими собутыльниками на улицу.
      Штайнер убрал помещение. Он налил себе еще полный стакан сливянки и выпил.
      В голове шумело. Он уселся за стол и, уставясь в одну точку, стал о чем-то размышлять. Потом поднялся и отправился в свою каморку. Там он начал рыться в вещах, нашел фотографию жены и долго смотрел на нее. За все это время он ничего о ней не слышал. Он никогда ей не писал, подозревая, что почту проверяют. И он думал, что она возбудила против него дело о разводе.
      - Черт возьми! - Он поднялся. - Может, она давно забыла меня и живет с другим! - Он рывком разорвал фотографию. - Я тоже должен выбраться. Иначе это меня доконает. Я же одинокий мужчина, я - Иоганн Губер, а не Штайнер, все! Точка.
      Он выпил еще стакан, затем закрыл дверь и вышел на улицу. Вблизи окружной дороги с ним заговорила девица.
      - Пойдешь со мной, дорогой?
      - Да.
      Они пошли рядом. Девица искоса испытующе посматривала на Штайнера.
      - Ты даже не взглянул на меня!
      - Взглянул, - ответил Штайнер, не поднимая головы.
      - А я думаю, что нет. Я тебе нравлюсь?
      - Да, ты мне нравишься.
      - Что-то уж очень быстро...
      Она взяла его под руку.
      - А сколько ты мне заплатишь, дорогой?
      - Не знаю. А сколько ты хочешь?
      - Ты останешься на всю ночь?
      - Нет.
      - Что ты скажешь насчет двадцати шиллингов?
      - Десять. Я кельнер и зарабатываю немного.
      - Ты не похож на кельнера.
      - Есть люди, не похожие на президентов, а государством они управляют.
      Девица рассмеялась.
      - А ты веселый. Я люблю веселых. Ну, ладно, десять. У меня хорошая комната. Вот увидишь, я принесу тебе счастье.
      - Правда? - удивился Штайнер.
      В комнате, малюсенькой каморке, обитой красным плюшем, везде стояли безделушки; столы и стулья были закрыты чехлами. На софе сидел целый ряд плюшевых медвежат, карнавальных кукол и матерчатых обезьянок. Над софой висела увеличенная фотография фельдфебеля в полной форме, с выпученными глазами и пышными усами.
      - Это твой муж? - спросил Штайнер.
      - Нет. Это муж моей старшей сестры, вечная ему память...
      - Она, наверное, рада, что избавилась от него, правда?
      - Попал пальцем в небо! - Девушка вытянула блузку из-под юбки. - Она до сих пор оплакивает его, он был очень хороший. Красавец, правда?
      - Ну, а почему же она повесила его портрет у тебя?
      - У нее есть другое фото. Еще больше и в красках. Конечно, раскрашена только форма, понимаешь? Ну, иди, помоги мне расстегнуть сзади блузку.
      Штайнер почувствовал под своими руками упругие плечи. Он не ожидал этого. Во время войны ему приходилось иметь дело с проститутками, и он знал, что они из себя представляли - всегда что-то мягкое и серенькое.
      Девушка бросила блузку на софу. У нее была полная и упругая грудь. Она гармонировала с развитыми плечами и шеей.
      - Садись, дорогой, - сказала она. - Садись поудобнее. Кельнеры и мы всегда на ногах.
      Она сняла юбку.
      - Черт возьми! - пробормотал Штайнер, - а ты красива!
      - Это я уже слышала. - Девушка аккуратно сложила юбку. - Если она тебе не помешает...
      - Помешает.
      Она немного повернулась к нему.
      - Ты опять шутишь. А ты весельчак!
      Штайнер посмотрел на нее.
      - Что ты так смотришь! - спросила девушка. - Тебя прямо можно испугаться. Господи, какой пронзительный взгляд. Давно не видел женщины, да?
      - Как тебя зовут? - спросил Штайнер.
      - Эльвирой. Смешное имя, правда? Это все идея моей матушки. Она всегда хотела чего-то особенного. Ну, иди, ложись.
      - Нет, - сказал Штайнер. - Давай еще чего-нибудь выпьем.
      - А у тебя есть деньги? - быстро спросила она.
      Штайнер кивнул. Эльвира, совершенно не заботясь о том, что на ней ничего нет, подошла к двери.
      - Фрау Пошник! - закричала она. - Что-нибудь выпить!
      Хозяйка появилась так быстро, словно подслушивала за дверью. Это была полная, краснощекая особа с блестящими круглыми глазами, затянутая в черный бархат.
      - У нас имеется шампанское, - услужливо сказала она. - Сладкое, как сахар.
      - Водки, - ответил Штайнер, не поднимая головы. - Сливянки, вишневки, горькой, все равно какой.
      Женщины обменялись взглядами.
      - Вишневки, - сказала Эльвира. - Хорошей, которая стоит на верхней полке. Стоит десять шиллингов, дорогой.
      Штайнер дал ей деньги.
      - Откуда у тебя такая кожа? - спросил он.
      - Ни одного пятнышка, правда? - Эльвира вертелась перед ним. - Такая кожа бывает только у рыжих.
      - Да, - ответил Штайнер. - Я как-то не заметил, что у тебя рыжие волосы.
      - Потому что я была в шляпке, дорогой. - Эльвира взяла у хозяйки бутылку. - Может, и вы выпьете с нами, фрау Пошник?
      - Если разрешите! - Хозяйка села. - Вам хорошо, фрейлейн Эльвира! - Она вздохнула. А мы, бедные вдовы, всегда одиноки...
      Бедная вдова залпом выпила рюмку и сразу налила вторую. - За ваше здоровье, элегантный господин!
      Она поднялась и кокетливо взглянула на Штайнера.
      - Ну, большое спасибо. Желаю приятно провести время!
      - У нее ты будешь иметь успех, дорогой, - сказала Эльвира.
      - Дай мне вон тот стакан, - сказал Штайнер. Он налил его до краев и выпил.
      - О, боже ты мой! - Эльвира с тревогой посмотрела на Штайнера. - Надеюсь, ты ничего не побьешь, милый? - Комната дорого обходится, понимаешь? Такие комнаты не бывают дешевыми.
      - Садись сюда, - ответил Штайнер. - Рядом со мной.
      - Нам лучше было бы прокатиться. В Пратер [один из пригородов Вены] или в лес.
      Штайнер поднял голову. Он чувствовал, как после выпитой вишневки в его голове застучали тысячи молоточков.
      - В лес? - спросил он.
      - Да, в лес. Или в поле с колосящейся рожью. Ведь сейчас лето...
      - В поле?.. С рожью?.. Как ты додумалась до такого?
      - Ведь это же естественно, - оживленно и озабоченно лопотала Эльвира. - Потому что сейчас лето, дорогой! А летом люди охотно идут в поля, разве ты не знаешь?
      - Не прячь бутылку! Я не испорчу твою каморку. Значит, ты говоришь, в поле... летом?
      - Конечно, летом, дорогой; зимой холодно.
      Штайнер налил полный стакан.
      - Черт возьми, как ты благоухаешь!
      - У всех рыжих одинаковый "аромат, дорогой.
      Молоточки застучали сильнее. Комната закачалась.
      - Поле, - промолвил Штайнер с трудом и медленно, - и ветер ночью...
      - Ну, иди, дорогой, раздевайся...
      - Открой окно!
      - Окно же открыто, милый. Иди ко мне и будешь счастлив!
      Штайнер выпил.
      - Ты когда-нибудь была счастлива? - спросил он, уставясь на стол.
      - Конечно. Часто.
      - А-а! Помолчи лучше. Потуши свет.
      - Ты сперва разденься.
      - Потуши свет.
      Эльвира послушалась. В комнате стало темно. - Иди в постель, милый!
      - Нет. В постель... нет. Постель - это нечто другое. Черт возьми! В постель - нет.
      Нетвердой рукой Штайнер налил себе в стакан вишневки. В голове гудело. Девушка прошлась по комнате. На минуту остановилась у окна и выглянула. Слабый свет уличных фонарей упал на ее темные плечи. За ее головой распростерлась ночь. Она поднесла руку к волосам.
      - Иди сюда, - хрипло сказал Штайнер.
      Она повернулась, мягко и беззвучно пошла к нему. Подошла, зрелая, как хлебное поле, темная и неузнаваемая, с ароматом и кожей тысяч женщин и той, одной...
      - Мария, - прошептал Штайнер.
      Девушка рассмеялась, искренне и нежно.
      - Вот видишь, как ты пьян, дорогой... меня же зовут Эльвирой...
     
     
      8
     
      Керну удалось продлить вид на жительство еще на пять дней, потом его выслали. Ему выдали бесплатный билет до границы, и он отправился к таможне.
      - Документов нет? - спросил его чешский чиновник.
      - Нет.
      - Входите. Там уже ждут несколько человек. Лучшее время для перехода - часа через два.
      Керн зашел в таможню. Там уже сидело трое - очень бедный мужчина с женой и старик еврей.
      - Добрый вечер, - поздоровался Керн.
      Те что-то невнятно пробормотали.
      Керн сел на скамейку, поставил чемодан на пол. Он устал и закрыл глаза. Он знал, что ему еще предстоит долгий путь, и попытался заснуть.
      - Мы перейдем, Анна, - услышал он голос мужчины. - И ты увидишь, там будет лучше.
      Женщина не ответила.
      - Конечно, мы перейдем, - снова заговорил мужчина. - Конечно! Почему ты думаешь, что они нас не пустят!
      - Потому что мы им не нужны, - ответила женщина.
      - Но мы же люди...
      "Бедный глупец", - подумал Керн. Он слышал, как мужчина еще что-то неясно пробормотал, потом Керн заснул.
      Он проснулся, когда за ними пришел таможенник. Они пошли полем по направлению к лиственному лесу, который нечетко вырисовывался вдали большим темным пятном.
      Чиновник остановился.
      - Идите по этой тропинке и держитесь правой стороны. Когда доберетесь до дороги, сверните налево. Всего хорошего.
      Он исчез в ночи.
      Все четверо стояли в нерешительности.
      - Ну, что будем делать? - спросила женщина. - Кто-нибудь знает дорогу?
      - Я пойду вперед, - сказал Керн. - Год тому назад я уже здесь был.
      Они медленно пошли к лесу, было темно. Луна еще не взошла. Трава шуршала под ногами, - мокрая, невидимая и враждебная. А потом они услышали могучее дыхание леса, который принял их под свою сень.
      Шли они долго. Керн слышал позади себя шаги остальных. Внезапно перед ними засверкал свет электрических фонариков и раздался грубый голос.
      - Стой! Стоять на месте!
      Керн одним прыжком отскочил в сторону. Он помчался в темноту, натыкаясь на деревья; ощупью пробивался все дальше и дальше, продираясь через кусты ежевики. В один из кустов он забросил свой чемодан. Внезапно Керн услышал, что за ним кто-то бежит. Он обернулся. Бежала женщина.
      - Спрячьтесь, - зашептал он. - Я залезу на дерево.
      - Мой муж... он ведь...
      Керн быстро забрался на дерево. Он почувствовал под собой мягкую, шуршащую листву и присел на развилке веток. Внизу неподвижно стояла женщина, он ее не видел, он только чувствовал, что она там стоит.
      Вдали послышался голос старика еврея, он что-то говорил.
      - А мне наплевать, - ответил на это грубый голос. - Без паспорта вы не пройдете! И все!
      Керн прислушался. Через некоторое время он услышал голос другого спутника, который что-то отвечал жандарму. Значит, оба попались. В этот момент внизу зашуршало. Женщина что-то пробормотала и пошла обратно.
      Некоторое время было тихо. Потом Керн увидел, как меж стволов замелькали огоньки карманных фонариков. Он прижался к стволу. Листва хорошо его скрывала. Внезапно он услышал твердый взволнованный голос женщины:
      - Он должен быть здесь! Он забрался на дерево. Вот здесь!
      Пучок света заскользил вверх.
      - Слезай! - закричал грубый голос. - Иначе будем стрелять!
      Минуту Керн раздумывал. Скрываться не имело смысла. Он спустился вниз. Яркий свет ударил ему в лицо.
      - Документы?!
      - Если бы у меня были документы, я не прятался бы на дереве.
      Керн посмотрел на женщину, которая его выдала. Она была очень подавлена и находилась почти в невменяемом состоянии.
      - Вам хотелось убежать, да? - набросилась она на него. - Вырваться? А мы бы остались здесь, - закричала она. - Все!
      - Заткнитесь! - гаркнул жандарм. - Построиться! - Он осветил группу. - Собственно, мы должны отвести вас в тюрьму, это вы, наверно, знаете? За переход через границу без разрешения. Незачем на вас тратить продукты. Убирайтесь обратно. Обратно в Чехословакию! И запомните: в следующий раз будем стрелять без предупреждения!
      Керн разыскал в кустах свой чемодан. Затем Керн и его попутчики молча пошли цепочкой назад. За ними следовали жандармы с карманными фонариками. Перебежчики не видели своих врагов - они видели только белые пятна фонариков, и от этого жандармы казались чем-то призрачным; существовали только, голоса и свет, которые их поймали и гнали обратно.
      Кружки света остановились.
      - Марш! Вперед в этом направлении! - крикнул грубый голос. - Если вернетесь, пристрелим!
      Все четверо пошли дальше, пока свет не исчез между деревьями.
      Керн услышал позади себя тихий голос мужа женщины, которая его выдала.
      - Извините... она была вне себя... извините! Она уже наверняка жалеет об этом.
      - Мне теперь все равно, - сказал Керн, обернувшись.
      - Вы поймите, - зашептал мужчина. - Страх, ужас...
      - Понять-то я пойму! - Керн обернулся. - Но простить - это для меня слишком тяжелая задача. Я лучше забуду.
      Он остановился. Они находились на маленькой просеке. Другие тоже остановились. Керн улегся на траву и положил чемодан под голову. Другие зашептались. Затем женщина сделала шаг вперед.
      - Анна, - произнес муж.
      Женщина встала перед Керном.
      - Вы не хотите показать нам дорогу назад? - резко спросила она.
      - Нет! - ответил Керн.
      - Вы!.. Это вы виноваты в том, что нас поймали! Вы, негодяй!
      - Анна! - повторил муж.
      - Не трогайте ее, - сказал Керн. - Пусть выговорится, тогда ей станет легче.
      - Вставайте! - закричала женщина.
      - Я останусь здесь. Вы можете поступать, как хотите. Сразу за лесом свернете налево и подойдете прямо к чешской таможне.
      - Жидовская морда! - закричала женщина.
      Керн усмехнулся.
      - Только этого не хватало.
      Керн увидел, что мужчина что-то шепнул разъяренной женщине и попытался оттеснить ее.
      - Он наверняка пойдет на ту сторону, - всхлипывала она. - Он пойдет и пройдет! Он должен... Он обязан...
      Муж медленно увел жену в сторону леса. Керн достал сигарету. Он увидел, как в нескольких метрах от него, словно гном из-под земли, поднялось что-то темное; это был старик еврей, который тоже улегся на траву по примеру Керна. Сейчас он приподнялся и покачал головой.
      - Какие люди!
      Керн ничего не ответил. Он зажег сигарету.
      - Вы останетесь здесь на ночь? - мягко спросил старик спустя минуту.
      - До трех. Это лучшее время. Сейчас они еще сторожат. А к утру им надоест.
      - Ну, подождем до трех, - миролюбиво ответил старик.
      - Путь далекий, и часть пути нам, наверно, придется проползти, - заметил Керн.
      - Пустяки. Превращусь на старости лет из еврея в индейца.
      Они замолчали. Постепенно на небе высыпали звезды. Керн нашел Большую Медведицу и Полярную звезду.
      - Мне нужно добраться до Вены, - сказал старик спустя некоторое время.
      - А у меня, собственно, нет определенной цели, - сказал Керн.
      - Бывает и так. - Старик пожевал травинку. - А потом когда-нибудь окажется, что и у вас тоже есть цель. Так бывает. Приходит со временем. Нужно лишь подождать.
      - Да, - согласился Керн. - Нужно подождать. Но чего?
      - В сущности, ничего, - спокойно ответил старик, - Когда ты дождешься чего-нибудь, то видишь, что это ничто. И тогда начинаешь ждать чего-нибудь другого.
      - Да, может быть, - согласился Керн.
      - Меня зовут Мориц Розенталь, я из Годесберга-на-Рейне, - сказал старик через минуту. Он достал из рюкзака тонкий серый плащ и накинул его на плечи. Теперь он еще больше походил на гнома. - Временами кажется смешным, что у человека есть имя, правда? Особенно ночью...
      Керн смотрел на темное небо.
      - ...и особенно когда у человека нет паспорта. Имена должны быть записаны, иначе они человеку не принадлежат.
      В кронах деревьев зашумел ветер. Казалось, сразу за лесом начинается море.
      - Как вы думаете, они будут стрелять, те, на той стороне? - спросил Мориц Розенталь.
      - Не знаю. Наверно, нет.
      Старик наклонил голову.
      - Все-таки у людей, которым за семьдесят, есть преимущество - они уже не так рискуют своей жизнью...
     
     
      Штайнер, наконец, узнал, где скрываются дети старого Зелигмана. Адрес, который он нашел в еврейском молитвеннике, оказался верным, но за это время детей успели перевезти в другое место. Прошло много времени, прежде чем Штайнеру удалось узнать, куда - сперва его принимали за шпика и не доверяли.
      Он захватил из пансиона чемодан и отправился в дорогу. Дом находился в восточной части Вены. Прошло более часа, прежде чем он добрался до места. Он поднялся по лестнице. На каждом этаже - по три двери. Он чиркал спички и отыскивал нужную. Наконец, на четвертом этаже он увидел овальную медную пластинку с надписью: "Самуэль Бернштейн. Часовщик". Штайнер постучал. За дверью послышался топот ног и шепот. Затем раздался робкий голос:
      - Кто там?
      - Мне нужно вам кое-что отдать, - сказал Штайнер. - Чемодан.
      Внезапно он почувствовал, что за ним наблюдают, и быстро обернулся.
      Дверь квартиры за его спиной бесшумно отворилась. В проходе появился тощий мужчина в жилете. Штайнер поставил чемодан на лестницу.
      - Вы к кому? - спросил человек в дверях.
      Штайнер взглянул на него.
      - Бернштейна нет, - добавил мужчина.
      - У меня здесь вещи старого Зелигмана, - ответил Штайнер. - Его дети должны быть здесь. Я был рядом с ним, когда случилось несчастье.
      Мужчина смотрел на него еще минуту.
      - Ты его можешь спокойно впустить, Мориц! - крикнул он.
      Зазвенела цепь, щелкнул ключ. Дверь в квартиру Бернштейна открылась. Штайнер вгляделся в тускло освещенную переднюю.
      - Что? - удивился он. - Ведь это... ну, конечно, это отец Мориц!
      В дверях стоял Мориц Розенталь. В руке он держал деревянную поварешку. На плечи был накинут плащ.
      - Это я... - ответил он. - А это... Штайнер! - внезапно сказал он радостно и удивленно. - Я должен был бы догадаться! Действительно, мои глаза слабеют! Я знал, что вы в Вене. Когда мы встречались в последний раз?
      - Приблизительно год тому назад, отец Мориц.
      - В Праге.
      - В Цюрихе.
      - Правильно, в Цюрихе, в тюрьме. Хорошие там люди. В последнее время у меня что-то все перемешалось. Полгода тому назад снова был в Швейцарии. В Базеле. Там отлично кормят, но, к сожалению, там нет таких сигарет, какие дают в городской тюрьме, в Локарно. У меня в камере даже стоял букет камелий. Не хотелось уходить оттуда. Милан с ним не сравнишь. - Он помолчал. - Входите, Штайнер. Мы стоим на лестнице и обмениваемся воспоминаниями, словно старые грабители.
      Штайнер вошел. Квартира состояла из кухни и комнатки. В комнате стояло несколько стульев, стол, шкаф и лежали два матраца с одеялами. На столе разбросаны инструменты. Между ними стояли дешевые будильники и статуэтки в стиле барокко с ангелами, держащими старые часы; секундная стрелка часов изображала смерть, размахивающую косой.
      Над плитой на согнутой ручке висела кухонная лампа с зеленовато-белой ржавой газовой горелкой. На железных конфорках газовой плиты стояла суповая кастрюля, от которой шел пар.
      - Я как раз варю для детей обед, - сказал Мориц Розенталь. - Нашел их здесь, как мышек в мышеловке. Бернштейн - в больнице.
      Трое детей покойного Зелигмана сидели на корточках у плиты. Они но обращали внимания на Штайнера. Они уставились на кастрюлю с супом. Старшему было около четырнадцати лет, самому младшему - семь или восемь.
      Штайнер опустил чемодан.
      - Вот... чемодан вашего отца, - сказал он.
      Все трое посмотрели на него равнодушно, почти не шевельнувшись. Они только чуть-чуть повернули головы.
      - Я его видел, - продолжал Штайнер, - он говорил мне о вас.
      Дети молча смотрели на него. Их глаза сверкали, словно отшлифованные черные камни. Газ в горелке шипел. Штайнер почувствовал себя неловко. Он знал, что должен. сказать им что-то теплое, человечное, но все, что приходило ему в голову, казалось глупым и неискренним по сравнению с той сиротливостью, которая исходила от трех молчащих детей.
      - Что в чемодане? - спросил старший через некоторое время. У него был бесцветный голос, он говорил медленно, твердо и осторожно.
      - Я точно не знаю. Разные вещи вашего отца. И немного денег.
      - Теперь это наше?
      - Конечно, потому я его и принес.
      - Можно мне его взять?
      - Ну, конечно, - удивленно ответил Штайнер.
      Юноша поднялся. Это был худощавый, длинный, темноволосый парень. Медленно, не спуская глаз со Штайнера, он подошел к чемодану. Затем быстрым звериным движением схватил его и сразу отпрыгнул обратно, точно боясь, что Штайнер снова отнимет у него добычу. Он сразу же потащил чемодан в комнату. Двое других быстро пошли за ним, прижавшись друг к другу, словно две большие черные кошки.
      Штайнер взглянул на отца Морица.
      - Ну, вот, - сказал он с облегчением. - Они, наверно, давно об этом знали...
      Мориц Розенталь помешал суп.
      - Это уже их не очень трогает. Они видели, как умирали их мать и два брата. И они теперь почти не реагируют на смерть близких. То, что случается часто, приедается.
      - Бывает и наоборот, - сказал Штайнер.
      Мориц Розенталь посмотрел на него, вокруг его глаз собрались морщинки.
      - Если человек еще совсем молод - нет. И если человек стар - тоже нет. А вот остальные годы - это плохое время.
      - Да, - согласился Штайнер. - Эти никчемные пятьдесят лет между младенчеством и старостью - плохое время.
      Мориц Розенталь мирно кивнул головой.
      - Я вот уже миновал этот возраст. - Он закрыл кастрюлю крышкой. - Детей мы разместили, - сказал он. - Одного возьмет с собой Мейер в Румынию. Другой поедет в детский приют в Локарно. Я знаю там человека, который сможет за него платить. А старший останется пока здесь, у Бернштейна.
      - Они уже знают, что их ждет разлука?
      - Да, но это их не особенно тревожит. Они даже считают, что так будет лучше. - Розенталь повернулся к нему. - Штайнер, - сказал он, - я знал его двадцать лет. Как он умер? Он спрыгнул с машины?
      - Да.
      - Его не сбросили?
      - Нет. Я был очевидцем.
      - Я услыхал об этом в Праге. Но там говорили, что его сбросили с машины. Услышав о его смерти, я приехал сюда. Присмотреть за детьми. Я обещал ему это. Он был еще молодым. Около шестидесяти. Совсем не думал, что случится такое. Но он часто терял голову, с тех пор как умерла Рахиль. - Мориц Розенталь взглянул на Штайнера. - У него было много детей. У евреев часто бывает много детей. Они хорошие семьянины. Но они-то как раз и не должны иметь семьи. - Он натянул на плечи плащ, словно ему стало холодно, и внезапно показался Штайнеру очень старым и усталым.
      Штайнер вытащил пачку сигарет.
      - Вы уже давно здесь, отец Мориц? - спросил он.
      - Три дня. Один раз нас поймали на границе. Перешел ее с одним молодым человеком, вы его знаете. Он рассказывал мне о вас, его зовут Керн.
      - Керн? Да, я его знаю. Где он?
      - Тоже где-то здесь, в Вене. Я не знаю, где.
      Штайнер поднялся.
      - Может быть, мне удастся его найти. До свидания, отец Мориц, старый бродяга. Бог знает, когда мы теперь свидимся.
      Он прошел в комнату попрощаться с детьми. Все трое сидели на одном из матрацев, разложив перед собой содержимое чемодана. В одной кучке, заботливо сложенные, лежали мотки с пряжей, рядом - шнурки для ботинок, мешочек с шиллингами и несколько пакетиков шелковых ниток. Белье, сапоги, костюм и другие вещи старого Зелигмана еще лежали в чемодане. Когда Штайнер и Мориц Розенталь вошли в комнату, старший поднял голову. Он непроизвольно положил руки на вещи, находящиеся на матраце. Штайнер остановился.
      Юноша посмотрел на Морица Розенталя, щеки его раскраснелись, а глаза блестели.
      - Если мы все это продадим, - сказал он возбужденно и показал на вещи в чемодане, - то у нас будет еще тридцать шиллингов. Тогда мы бы могли вложить все эти деньги в дело и купить на них материи: манчестера, букскина, а также чулок, - на них можно больше заработать. Я завтра же начну с этого. Завтра в семь утра я начну. - Он серьезно и выжидательно посмотрел на старика.
      - Хорошо. - Мориц Розенталь потрепал его по маленькой головке. - Завтра в семь часов ты начнешь.
      - Тогда Вальтеру не нужно будет ехать в Румынию, - сказал мальчик. - Он может мне помогать. Мы пробьемся. Тогда уедет только Макс.
      Трое детей смотрели на Морица Розенталя. Макс, самый младший, кивнул. Он считал, что так будет правильно.
      - Посмотрим. Мы еще поговорим об этом.
      Мориц Розенталь проводил Штайнера до двери.
      - Нет времени предаваться печали. В мире слишком много горя, Штайнер.
      Штайнер кивнул.
      - Будем надеяться, что мальчика не схватят сразу...
      Мориц Розенталь покачал головой.
      - Он будет начеку. Он уже многое знает. Мы рано узнаем жизнь.
     
     
      Штайнер отправился в кафе "Шперлер". Давно он туда не заходил, С тех пор как он получил подложный паспорт, он избегал мест, где его знали раньше.
      Керн сидел на стуле у стены и спал, поставив ноги на чемодан и прислонив голову к стене. Штайнер осторожно сел рядом с ним, он не хотел его будить. "Немного похудел, - подумал Штайнер. - Похудел и повзрослел".
      Он огляделся. Рядом с дверью примостился судебный советник Эпштейн, на столе перед ним - несколько книг и стакан с водой. Он сидел одинокий, страшный и недовольный, держа в руке пятьдесят грошей. Штайнер обернулся: наверно, конкурент - адвокат Зильбер - переманил себе всю его клиентуру. Но Зильбера в кафе не было.
      Подошел кельнер, хотя Штайнер его и не звал. Кельнер расплылся в улыбке:
      - Опять заглянули к нам?
      - Вы меня помните?
      - Ну, еще бы! Я уже беспокоился за вас. Сейчас здесь стало намного строже. Вы опять будете пить коньяк?
      - Да. А куда девался адвокат Зильбер?
      - Он тоже пал жертвой. Арестован и выслан.
      - А-а... А господин Черников в последние дни не появлялся?
      - На этой неделе нет.
      Кельнер принес коньяк и поставил поднос на стол. В тот же момент Керн открыл глаза. Он замигал, потом вскочил.
      - Штайнер!
      - Садись, - спокойно ответил тот. - Выпей-ка этот коньяк. Ничто не освежает лучше, если человек спал сидя.
      Керн выпил коньяк.
      - Я уже два раза заходил сюда, искал тебя, - сказал он.
      Штайнер улыбнулся.
      - Ноги на чемодане. Значит, негде ночевать, так?
      - Да.
      - Ты можешь спать у меня.
      - Правда? Это будет чудесно! До сегодняшнего дня я ночевал в одной еврейской семье. Но сегодня я должен был оттуда уйти. Они страшно боятся держать кого-либо более двух дней.
      - У меня ты можешь не бояться. Я живу далеко за городом. Мы можем отправиться прямо сейчас. Ты выглядишь очень сонным.
      - Да, - сказал Керн. - Я устал. И не знаю почему.
      Штайнер кивнул кельнеру. Тот примчался галопом, словно старая боевая лошадь, которая долго таскала повозку, а сейчас вдруг услышала звуки боевых фанфар.
      - Спасибо, - поблагодарил он заранее, прежде чем Штайнер успел расплатиться. - Большое спасибо.
      Потом взглянул на чаевые.
      - Целую ручки, - пробормотал он в избытке чувств. - Ваш покорный слуга, господин граф.
      - Мы должны добраться до Пратера, - сказал Штайнер, выйдя на улицу.
      - Я пойду, куда хочешь, - ответил Керн. - Я снова бодр и свеж.
      - Поедем на трамвае, у тебя же тяжелый чемодан. Все еще туалетная вода и мыло?
      Керн кивнул.
      - Между прочим, я переменил имя, но ты можешь спокойно называть меня Штайнером. На всякий случай я оставил второе имя - как у артиста. В случае чего, могу утверждать, что одно из имен было псевдонимом. Смотря по обстоятельствам.
      - Кем же ты сейчас работаешь?
      Штайнер засмеялся.
      - Некоторое время я был подручным кельнера. Но когда бывший кельнер вернулся из больницы, я должен был снова уйти. Сейчас я работаю в универсальном заведении Поцлоха, ясновидец и холуй в тире... Ну, а какие у тебя планы здесь?
      - Никаких.
      - Может, я смогу тебя устроить у нас. Время от времени нам нужны помощники. Схожу завтра в каморку старого Поцлоха. Преимущество наше заключается в том, что Пратер никто не контролирует. Тебе даже не надо заявлять в полицию.
      - О, боже! - воскликнул Керн. - Это было бы великолепно. Мне бы хотелось сейчас остаться в Вене подольше.
      - Вот как? - Штайнер искоса посмотрел на Керна.
      - Да.
     
     
      Они вышли из трамвая и пошли по ночному Пратеру. Недалеко от Руммельплацштат Штайнер остановился перед вагоном, приспособленным под жилье.
      - Ну, мальчик, вот мы и пришли. В первую очередь мы соорудим тебе нечто вроде кровати.
      Он достал из угла одеяла и старый матрац и расстелил их на полу, рядом со своей кроватью.
      - Ты, наверно, хочешь есть? - спросил он.
      - Право, я не знаю...
      - В маленьком ящичке лежит хлеб, масло и кусок сала. Сделай и мне бутерброд.
      В дверь тихо постучали. Керн отложил нож в сторону и прислушался. Глазами он искал окно. Штайнер рассмеялся.
      - Старый страх, малыш, а? Мы наверняка от него никогда не избавимся. Входи, Лила! - крикнул он.
      Вошла стройная женщина и остановилась на пороге.
      - У меня гость, - сказал Штайнер. - Людвиг Керн. Молод, но уже успел побывать во многих странах. Он останется здесь. Ты сможешь нам приготовить немного кофе, Лила?
      - Да.
      Женщина взяла спиртовку, зажгла и поставила на нее кофейник с водой. Потом начала молоть кофе. Она делала это почти бесшумно - медленными скользящими движениями.
      - Я думал, что ты уже давно спишь, Лила, - сказал Штайнер.
      - Я не могу спать.
      У женщины был грудной хриплый голос. Лицо узкое и правильное. Черные волосы расчесаны посередине. Внешностью она походила на итальянку, но акцент был жесткий, характерный для славян.
      Керн сидел на сломанном плетеном стуле. Он очень устал, устала не только голова - все тело расслабло, его охватила сонная вялость, какой он уже давно не ощущал. Он почувствовал себя в безопасности.
      - Не хватает только подушки, - сказал Штайнер.
      - Пустяки, - ответив Керн. - Я сложу свою куртку и подложу немного белья из чемодана.
      - У меня есть подушка, - сказала женщина.
      Она заварила кофе, затем поднялась и вышла из комнаты, бесшумно, словно призрак.
      - Иди ешь, - сказал Штайнер и налил кофе в чашки без ручек.
      Они принялись за хлеб и сало. Вскоре вернулась Лила, неся с собой подушку, она положила ее на ложе Керна и села к столу.
      - Хочешь кофе, Лила? - спросил Штайнер.
      Она покачала головой. Пока они оба ели и пили, она тихо смотрела на них. Потом Штайнер поднялся.
      - Время спать. Ты устал, мальчик, правда?
      - Теперь - да. Теперь я снова чувствую усталость.
      Штайнер провел рукой по волосам женщины.
      - Иди тоже спать, Лила.
      - Да. - Она послушно встала. - Спокойной ночи...
     
     
      Керн и Штайнер улеглись. Штайнер погасил лампу.
      - Ты знаешь, - сказал он через минуту из теплой темноты, - нужно устраиваться жить с таким расчетом, что ты никогда больше не вернешься на родину.
      - Да, - ответил Керн. - Мне это не трудно.
      Штайнер закурил сигарету. Курил он медленно. Красноватая блестящая точка вспыхивала каждый раз, когда он затягивался.
      - Хочешь сигарету? - предложил он. - В темноте у них совсем другой вкус.
      - Хочу. - Керн нащупал руку Штайнера, который протянул ему сигареты и спички.
      - Как жилось в Праге? - спросил Штайнер.
      - Хорошо. - Керн замолчал, он курил. Потом он сказал: - Я там кое-кого встретил.
      - Ты поэтому и приехал в Вену?
      - Не только поэтому. Но она - тоже в Вене.
      Штайнер улыбнулся в темноте.
      - Не забывай, что ты бродяга, мальчик. У бродяг должны быть приключения, но - ничего такого, что разрывало бы им сердце, когда приходится расставаться.
      Керн промолчал.
      - Я ничего не имею против приключений, - добавил Штайнер. - И ничего - против любви. И меньше всего - против тех, которые дают нам немного тепла, когда мы в пути. Может быть, я немножко против нас самих. Потому что мы берем, а взамен можем дать очень немногое.
      - Я думаю, что вообще ничего не могу дать взамен. - Керн внезапно почувствовал себя очень беспомощным. На что он способен? И что он мог дать Рут? Только свое чувство. А это казалось ему ничтожным. Он был молод и неопытен - и больше ничего.
      - Вообще ничего - это гораздо больше, чем немногое, мальчик, - спокойно ответил Штайнер. - Это уже почти все.
      - Это зависит от того, о ком...
      Штайнер улыбнулся.
      - Не бойся, мальчик. Все, что ты чувствуешь, правильно. Отдайся порыву. Но не теряй головы. - Он загасил сигарету. - Спи спокойно. Завтра мы отправимся к Поцлоху.
      Керн отложил сигарету в сторону и уткнул голову в подушку незнакомой женщины. Он все еще чувствовал себя беспомощным, но в то же время - почти счастливым.
     
     
      9
     
      Директор Поцлох был маленьким живым человечком с взъерошенными усиками, большим носом и пенсне, которое постоянно сползало с носа. Он всегда куда-то невероятно спешил, особенно в тех случаях, когда спешить было некуда.
      - Что случилось? Живо! - спросил он, когда к нему пришел Штайнер с Керном.
      - Нам нужен помощник, - ответил Штайнер. - Днем - для уборки, а вечером - для телепатических сеансов. - Он показал на Керна.
      - Он умеет что-нибудь делать?
      - Он умеет делать все, что нам нужно.
      Поцлох подмигнул.
      - Знакомый? Каковы его условия?
      - Питание, жилье и тридцать шиллингов. Пока все.
      - Целое состояние! - вскричал директор Поцлох. - Гонорар кинозвезды! Вы что, хотите меня разорить, Штайнер? Ведь почти столько платят легально живущему рабочему, у которого есть прописка, - добавил он более миролюбиво.
      - Я согласен и без денег, - быстро вставил Керн.
      - Браво, молодой человек! Так вы станете миллионером! Пробиться в жизни можно только скромностью. - Поцлох ухмыльнулся, с шумом выпустил через нос воздух и поймал соскользнувшее пенсне. - Но вы еще не знаете Леопольда Поцлоха, последнего друга человечества. Вы будете получать гонорар! Пятнадцать блестящих шиллингов в месяц. Гонорар, говорю я, дорогой друг, гонорар, а не жалованье. Пятнадцать шиллингов гонорара больше, чем тысяча - жалованья. Что вы можете делать? Что-нибудь особенное?
      - Я немного играю на рояле, - ответил Керн.
      Поцлох энергично прижал пенсне к носу. - Вы можете играть тихо? Какие-нибудь мелодии под настроение?
      - Тихо я играю лучше, чем громко.
      - Хорошо. - Поцлох превратился в фельдмаршала. - Он должен разучить какие-нибудь египетские мелодии. Нам нужна музыка к распиленной мумий и даме без нижней части тела.
      Он исчез. Штайнер, качая головой, посмотрел на Керна.
      - Ты подтверждаешь мою теорию, - сказал он. - Я всегда считал евреев самым глупым и самым доверчивым народом в мире. Мы бы выманили у него все тридцать шиллингов.
      Керн улыбнулся.
      - Ты не принял в расчет панического страха, который взрастили тысячелетия погромов и гетто. Если принять все во внимание, то это безумно смелый народ. Ну и, в конце концов, я ведь только несчастный гибрид.
      Штайнер ухмыльнулся.
      - Чудесно, тогда пойдем есть мацу. Справим "праздник кущей"! Лила чудесно готовит.
     
     
      Заведение Поцлоха состояло из трех аттракционов - карусели, тира и панорамы мировых сенсаций. Штайнер показал Керну его работу. Керн должен был начистить медные части сбруи у лошадей на карусели и подмести карусель.
      Керн принялся за работу. Он начистил не только лошадей, но и оленей, которые раскачивались в такт, и лебедей, и слонов. Он так углубился в работу, что не слышал, как к нему подошел Штайнер.
      - Пойдем, мальчик, обед!
      - Уже?
      Штайнер кивнул.
      - Опять. Немного непривычно, правда? Ты вращаешься среди людей искусства, здесь господствуют мировые буржуазные нравы. После обеда будет еще и полдник. Кофе с пирожками.
      - Прямо как в сказке! - Керн вылез из гондолы, которую тянул кит.
      - О боже, Штайнер, - сказал он. - В последнее время все идет так хорошо, что становится страшно. Сначала в Праге, а теперь здесь. Вчера я еще не знал, где буду спать, а сегодня у меня есть место, жилище, и за мной заходят, чтобы позвать на обед! Просто не верится!
      - А ты верь, - ответил Штайнер. - И не думай об этом, а принимай все, как есть. Это старый девиз опытных людей.
      - Надеюсь, что такая жизнь хоть сколько-то продлится...
      - У тебя постоянная работа, - ответил Штайнер. - По крайней мере, месяца на три. Пока не наступят холода.
      Лила поставила на лужайку перед вагоном шаткий столик. Она принесла большую кастрюлю со щами и села рядом со Штайнером. Стояла ясная погода, и в воздухе уже чувствовался запах осени. На лужайке было развешено выстиранное белье; над ним порхало несколько желтовато-зеленых бабочек.
      Штайнер потянулся.
      - Как на курорте! Ну, а теперь - в тир.
      Он показал Керну ружья и объяснил, как они заряжаются.
      - Есть два вида стрелков, - сказал он. - Тщеславные и алчущие.
      - Как и в жизни, - заблеял директор Поцлох, проходивший мимо.
      - Тщеславные стреляют по мишеням и номерам, - продолжал объяснять Штайнер. - Они не опасны. Алчущие хотят что-нибудь выиграть. - Он показал на ряд этажерок в глубине тира, которые были уставлены плюшевыми медвежатами, куклами, пепельницами, бутылками с вином, бронзовыми статуэтками, домашней утварью и другим барахлом.
      - Они должны что-нибудь выиграть. Сперва - с нижних полок. Если кто-нибудь выбьет пятьдесят очков, он уже претендует на выигрыш с одной из верхних полок, где вещи стоят десять шиллингов и больше. Тогда ты заряжаешь ружье одной из волшебных пуль директора Поцлоха. Они выглядят точно так же, как и другие. Они лежат здесь, на этой стороне. И человек удивляется, почему он внезапно попал в двойку или тройку. Немного меньше пороха, понимаешь?
      - Да.
      - Прежде всего никогда не меняйте ружье, молодой человек, - пояснил директор Поцлох, стоявший позади них. - К этому люди относятся недоверчиво. На пули они не обращают внимания. Ну, и затем - баланс. И люди должны выиграть, и мы должны заработать. Это нужно сбалансировать. Если вам это удастся, вы - кудесник. Не считайте это слишком громкими словами. Ну, а кто стреляет часто, тот, конечно, имеет право и на верхнюю полку.
      - Кто пропуляет пять шиллингов, может выиграть одну из бронзовых богинь, - добавил Штайнер. - Стоит один шиллинг.
      - Молодой человек, - неожиданно сказал директор Поцлох с патетической угрозой, - я сразу же хочу обратить ваше внимание на следующее - на главный выигрыш. Он не выигрывается, понимаете? Это личная вещь из моей квартиры. Великолепная штука!
      Он показал на подержанную серебряную корзину для фруктов с двенадцатью тарелками и столовыми приборами. - Вы должны умереть, но не допустить, чтобы выбили шестьдесят очков. Обещайте, что вы этого не допустите!
      Керн пообещал. Директор Поцлох вытер пот со лба и подхватил пенсне.
      - Одна мысль о том, что я могу потерять эту вещь, приводит меня в ужас, - пробормотал он. - Жена убьет меня. Корзина досталась нам по наследству, причем в такое время, когда нарушаются все традиции. Вы знаете, что значит вещь, доставшаяся по наследству? А, ладно, вы наверняка этого не знаете...

К титульной странице
Вперед
Назад