Он умчался. Керн посмотрел ему вслед.
      - Не так страшно, - сказал Штайнер. - Наши ружья относятся ко времени осады Трои. Ну, а если придется туго, ты всегда можешь позвать на помощь Лилу.
     
     
      Они направились к "панораме мировых сенсаций". Это был небольшой павильон, оклеенный пестрыми плакатами, он возвышался на помосте; наверх вели три ступеньки. Перед павильоном находилась касса, сделанная на манер китайского дворца, - идея Леопольда Поцлоха. Штайнер показал на плакат, изображавший человека, мечущего глазами молнии.
      - Альваро, чудо телепатии, - это я, мальчик. А ты будешь моим ассистентом.
      Они вошли в полутемную, затхлую комнатку. Ряды пустых стульев стояли в беспорядке, точно призраки. Штайнер поднялся на сцену.
      - Ну, слушай. Кто-то в зрительном зале прячет что-нибудь у другого зрителя; большей частью это пачки с сигаретами, спички, пудреницы или, в крайнем случае, булавки. Бог знает, откуда у людей сейчас берутся булавки! Я должен это найти. Я прошу выйти на сцену одного из заинтересованных зрителей, беру его за руку и устремляюсь с ним в зал. Этим зрителем можешь быть и ты - тогда ты просто ведешь меня, и чем ближе подходишь к спрятанному предмету, тем крепче сжимаешь мне руку. Легкий стук средним пальцем означает, что мы находимся у цели. Это очень просто. Я ищу до тех пор, пока ты не застучишь. А выше или ниже спрятан предмет, я узнаю по тому, как ты потянешь мою руку - вниз или вверх.
      В дверях с шумом появился директор Поцлох.
      - Ну, учимся?
      - Мы как раз хотим прорепетировать, - ответил Штайнер. - Присядьте, господин директор, и спрячьте что-нибудь. У вас найдется булавка?
      - Конечно. - Поцлох схватился за борт пиджака.
      - Конечно, булавка у него есть! - Штайнер повернулся к Керну. - Спрячьте ее. А теперь, Керн, иди и веди меня!
      Леопольд Поцлох с веселым видом взял булавку и зажал ее между ботинками.
      - Начали, Керн, - сказал он после этого.
      Керн взошел на сцену и взял Штайнера за руку. Он подвел его к Поцлоху, и Штайнер начал искать.
      - Я ужасно боюсь щекотки, Штайнер, - не выдержал Поцлох и завизжал.
      Через несколько минут булавка была найдена. Они повторили это упражнение еще несколько раз. Керн разучил условные знаки, и время, которое потратил Штайнер на поиски коробки спичек у Поцлоха, значительно сократилось.
      - Чудесно, - сказал Поцлох. - Потренируйтесь еще сегодня после обеда. Ну, а теперь перейдем к главному: в зрительном зале вы должны вести себя нерешительно, понимаете? Публика не должна заметить подвоха. Поэтому вам нужно быть нерешительным. Давайте прорепетируем еще разок, Штайнер. Я ему покажу.
      Он уселся на стул рядом с Керном.
      Штайнер отправился на сцену.
      - Ну, а теперь я попрошу, - загремел его голос, - выйти одного из уважаемых господ сюда, на сцену. Мне достаточно взять человека за руку, чтобы прочитать его мысли и найти спрятанную вещь.
      Директор Поцлох наклонился немного вперед, словно хотел встать и что-то сказать. Затем улыбнулся, словно прося у кого-то извинения, поднялся, захихикал, снова быстро сел, наконец рывком поднялся и направился - серьезно, смущенно, с любопытством и нерешительностью, - прямо на хохочущего во весь голос Штайнера.
      Перед подмостками он обернулся.
      - Ну, попробуйте, молодой человек, - самодовольно подбодрил он Керна.
      - Это неподражаемо! - воскликнул Штайнер.
      Поцлох улыбнулся, польщенный.
      - Смущение трудно передать; я, старый театральный заяц, знаю это. Я имею в виду искреннее смущение.
      - Керн от природы очень скромен, - вставил Штайнер. - У него это получится.
      - Ну и чудесно. А теперь я должен идти к кольцам.
      Он умчался.
      - Не человек, а вулкан, - с уважением произнес Штайнер. - Ему за шестьдесят. Теперь я покажу тебе, что ты должен делать, если тебе не представится возможность показать свои артистические данные. Если кто-нибудь другой тоже захочет выйти на сцену. У нас здесь десять рядов. Пальцев тоже десять. В первый раз, проводя рукой по волосам, ты показываешь, в каком ряду спрятана вещь. Во второй раз ты показываешь, какой это стул слева. Затем ты незаметно показываешь приблизительно то место, где она спрятана. В остальном я сам разберусь.
      - Тебе этого будет достаточно?
      - Достаточно. В подобных делах человек оказывается совершенно без фантазии.
      - Мне кажется это слишком простым.
      - Обман и должен быть простым. Сложные обманы почти никогда не удаются. Сегодня после обеда мы потренируемся еще. Лила нам поможет. А сейчас я тебе покажу наш гнедой рояль. Это музейная редкость. Один из первых роялей, которые были созданы.
      - Мне кажется, я играю слишком плохо.
      - Чепуха! Подыщи себе пару нежных аккордов, и все! Аттракцион с распиленной мумией ты будешь сопровождать медленной музыкой, даму без нижней части тела - быстрой и отрывистой. Тебя все равно никто не будет слушать.
      - Хорошо. Я потренируюсь, а потом сыграю тебе.
      Керн пролез за сцену. Из чулана навстречу ему ухмыльнулся рояль, оскалив свои желтые зубы. После некоторого раздумья Керн выбрал для мумии китайский танец из "Аиды", а для отсутствующей нижней части тела - салонную мелодию "Свадебные мечты майского жука". Он барабанил по клавишам и думал о Рут, о Штайнере, о неделях спокойной жизни и ужине, и решил, что никогда в жизни не чувствовал еще себя так хорошо.
      Спустя неделю в Пратере появилась Рут. Она пришла как раз в тот момент, когда началось вечернее представление в панораме мировых сенсаций. Керн усадил ее в первый ряд. Он был взволнован и сразу исчез: ему нужно было играть на рояле. В честь такого радостного события он изменил свою программу. Для мумии он сыграл "Японскую серенаду", а для дамы без нижней части тела - "Свети, свети, светлячок". Они звучали более эффектно. После этого он сыграл, добровольно, для Мунго, австралийского лесного человека, пролог к "Паяцам" - вещь, которую он всегда играл с наибольшим блеском и которая давала большой простор арпеджио и октавам.
      На улице его поймал Леопольд Поцлох.
      - Первоклассно! - похвалил он. - С гораздо большим чувством, чем обычно! Выпили?
      - Нет, - ответил Керн. - Просто такое настроение.
      - Молодой человек. - Поцлох схватился за пенсне. - Мне кажется, что до этого момента вы меня обманывали! Я должен потребовать ваш гонорар обратно. С сегодняшнего дня вы обязаны всегда быть в таком настроении. Артист это может, понимаете?
      - Понимаю.
      - А для разнообразия вы будете с сегодняшнего дня играть и ручным тюленям. Что-нибудь классическое, хорошо?
      - Хорошо, - сказал Керн. - Я знаю отрывок из девятой симфонии, он подойдет.
      Он вошел в павильон и уселся на одном из последних рядов. Далеко впереди себя, между шляпой с перьями и лысиной, сквозь табачный дым он увидел головку Рут. Внезапно она показалась ему самой маленькой и самой прекрасной головкой в мире. Иногда, когда зрители смеялись или двигали головами, он терял ее из поля зрения, потом неожиданно она появлялась снова, словно далекое нежное видение, и Керну с трудом верилось, что она принадлежит девушке, с которой он будет говорить и которая пойдет рядом с ним после представления.
      На сцену вышел Штайнер. На нем было черное трико, размалеванное астрологическими знаками. Какая-то полная дама спрятала свою губную помаду в нагрудный карман какого-то паренька, потом Штайнер пригласил кого-нибудь подняться к нему на сцену.
      Керн начал свою игру. Нерешительность он разыграл блестяще. Даже пройдя полпути, он хотел было вернуться обратно. Поцлох бросил на него довольный взгляд, но он ошибся - это не был зрелый артистический жест. Просто Керн внезапно почувствовал, что не сможет пройти мимо Рут.
      Но потом все пошло как по маслу. Керн без труда справился со своей задачей.
      После представления Поцлох поманил Керна.
      - Молодой человек, - сказал он. - Вы сегодня в ударе. Вы прекрасно разыграли нерешительность. От смущения у вас на лбу даже выступил пот. Так войти в роль, чтобы на лбу выступил пот, очень трудно. Я знаю это. Как вам это удалось? Задержали дыхание?
      - Я думаю, что это просто от волнения.
      - От волнения? - Поцлох сиял. - Наконец-то! Настоящее волнение, которое испытывает истинный артист перед выходом на сцену! Я вот что хочу вам сказать: вы аккомпанируете номеру с тюленями, и с этого момента будете аккомпанировать и лесному человеку из Нойкельна, а я повышу ваш гонорар на пять шиллингов. Согласны?
      - Согласен, - ответил Керн. - И вы дадите мне десять шиллингов авансом.
      Поцлох уставился на него.
      - Слово "аванс" вы уже тоже знаете? - Он вытащил из кармана бумажку достоинством в десять шиллингов. - Теперь я больше не сомневаюсь. Вы настоящий артист!
      - Ну, дети, - сказал Штайнер. - Бегите! Но через час возвращайтесь обратно. Будем ужинать. Будут горячие пироги - святое, национальное русское блюдо. Так, Лила?
      Лила кивнула.
     
     
      Керн и Рут пошли по лужайке, что за тиром, в сторону действующей карусели. Огни и музыка со всех сторон ринулись им навстречу, будто светлые блестящие волны, обдавая их пеной безудержного веселья.
      - Рут. - Керн взял ее за руку. - Сегодня у тебя должен быть чудесный вечер! Я истрачу на тебя, по крайней мере, пятьдесят шиллингов.
      - Ты не сделаешь этого! - Рут остановилась.
      - Нет, сделаю! Я истрачу на тебя пятьдесят шиллингов. Но истрачу так, как делает это наш благословенный рейх. Не имея их... Сейчас увидишь!
      Они направились к аттракциону "Царство призраков". Это было грандиозное сооружение с рельсами, проложенными высоко над землей. По рельсам пролетали маленькие вагончики, из них доносились крики и смех. Перед входом толпились люди. Керн начал пробиваться сквозь толпу и потащил за собой Рут. Мужчина у кассы взглянул на него.
      - Хелло, Георг! - приветствовал он. - Опять к нам? Входите!
      Керн открыл двери низенького вагончика.
      - Входи!
      Рут с удивлением посмотрела на него.
      Керн засмеялся.
      - Вот так! Чистое колдовство! Платить не нужно.
      Они помчались. Вагончик круто взлетел вверх, а потом устремился вниз, в темный тоннель. Со стоном поднялось оттуда какое-то чудовище и, гремя цепями, протянуло лапы к Рут. Она вскрикнула и прижалась к Керну. В следующее мгновение открылся гроб и несколько скелетов со скрежетом заиграли костями похоронный марш. А через секунду вагончик уже вынырнул из тоннеля, сделал поворот и устремился в следующую пропасть. Навстречу им мчался другой вагончик, в нем сидели два тесно прижавшихся друг к другу человека, которые с испугом уставились на них: столкновение казалось неизбежным... Внезапно вагончик сделал поворот, отражение в зеркале исчезло, и они полетели в курящуюся пропасть, где по их лицам заскользили мокрые руки.
      Напоследок они переехали стонущего старца и, наконец, выскочили на дневной свет; вагончик остановился. Они вышли. Рут провела рукой по глазам.
      - Как хорошо все теперь! - сказала она и улыбнулась. - Свет, воздух. Можно дышать и ходить.
      - Ты была когда-нибудь в блошином цирке? - спросил Керн.
      - Нет.
      - Тогда пойдем!
      - Сервус, Чарли! - приветствовала Керна дама у входа. - Сегодня выходной? Входите! У нас как раз выступает Александр II...
      Александр II была крупная, красноватая блоха; сегодня она в первый раз выступала самостоятельно. Укротитель очень нервничал. До сих пор Александр II выступал только в упряжке, передней левой, и обладал необузданным, изменчивым темпераментом. Публика - считая Керна и Рут, там было пять человек - напряженно наблюдала за ним.
      Но Александр II работал безупречно. Он бегал, как рысак, взбирался на трапецию и качался на ней, и даже свой коронный номер - он должен был пройти по штанге, сохранив равновесие, - он выполнил, ни разу не скосив глаза в сторону.
      - Браво, Альфонс! - Керн пожал довольному укротителю руку, исколотую иголками.
      - Спасибо. А вам понравилось, фрейлейн?
      - Это было чудесно. - Рут тоже пожала ему руку. - Я только не понимаю, как вы достигаете этого?
      - Очень просто. Тренировкой. И терпением. Однажды кто-то сказал, что можно дрессировать даже камни, хватило бы терпения. - Укротитель смотрел на них лукавыми глазами. - Ты знаешь, Чарли, с Александром II мне пришлось сделать один трюк. Перед представлением я заставил скотину полчаса таскать пушку. Тяжелую мортиру. Он устал. А усталость делает всех уступчивыми.
      - Пушку? - переспросила Рут. - Теперь и у блох есть пушки?
      - Даже тяжелая полевая артиллерия. - Укротитель позволил Александру II в награду укусить себя тихонько в ладонь. - Это сейчас - самое популярное, фрейлейн. А популярность приносит деньги.
      - Во всяком случае, они не стреляют друг в друга, - сказал Керн. - И не истребляют себе подобных, в этом они разумнее нас.
      Они отправились к аттракциону "Автотрек".
      - Привет, Пеперль! - завыл сквозь металлический гул мужчина у входа. - Возьмите седьмой номер. Он хорошо идет.
      - Ты не начинаешь считать меня бургомистром Вены? - спросил Керн у Рут.
      - Я начинаю считать тебя кем-то более значительным. Владельцем Пратера.
      Они помчались, сталкиваясь с другими, и вскоре очутились в самой гуще автомобильчиков. Керн засмеялся и выпустил руль. Рут, нахмурив брови, с серьезным видом пыталась править дальше. Но, в конце концов, она бросила это, смущенно повернулась к Керну и улыбнулась удивительной улыбкой, которая озарила ее лицо и сделала его мягким и детским. Внезапно все исчезло, даже густые брови, остались лишь красные полные губы.
      Они совершили еще круг, обойдя полдюжины аттракционов и увеселительных заведений, начиная от морских львов-счетоводов и кончая индийским предсказателем, и нигде им не нужно было платить.
      - Видишь, - с гордостью сказал Керн, - хотя они и путают мое имя, но мы везде имеем свободный вход. Это - высшая форма популярности.
      - А на большое колесо нас тоже пустят бесплатно? - спросила Рут.
      - Конечно. Как артистов директора Поцлоха. Даже с особыми почестями. Ну, пошли прямо туда!
      - Сервус, Шани! - приветствовал его мужчина у кассы. - С невестой?
      Керн покраснел, кивнул и не отважился взглянуть на Рут.
      Мужчина взял из стопки, которая лежала перед ним, две пестрых почтовых открытки с изображением большого колеса на фоне Вены.
      - На память, фрейлейн.
      - Благодарю вас!
      Они залезли в вагончик и сели у окна.
      - Ты прости меня за невесту, - произнес Керн. - Иначе мне пришлось бы ему слишком долго объяснять.
      - Зато нам оказаны особые почести: эти почтовые открытки. Только мы оба не знаем, кому их послать.
      - Да, - ответил Керн. - Те, кого я знаю, не имеют адреса.
      Кабинка медленно ползла вверх, и под ними раскрывалась постепенно, словно огромный веер, Вена. Сначала - Пратер со светлыми полосками освещенных аллей, которые, словно сдвоенные нити, повисли на темных верхушках деревьев; затем, будто огромное украшение из изумрудов и рубинов, - пестрый блеск балаганов и наконец залитый огнями, необъятно большой - весь город, за которым курились узкие темные ленточки заводских дымов.
      Кабинка медленно и плавно поднималась все выше и выше по дуге, а затем скользнула влево, - и им вдруг показалось, что они сидят в бесшумном самолете, а под ними медленно продолжает вращаться земля, и они уже не принадлежат ей; что они летят в каком-то призрачном самолете, для которого нигде не существует посадочной площадки, и под крылом проплывают тысячи родин, тысячи освещенных домов и комнат, и везде, до самого горизонта - вечерние огоньки, лампы, квартиры и скрывающие их крыши; все это и звало и манило, но ничто не принадлежало им. Они парили в темноте бездомности. И безотрадная свеча тоски - единственное, что они могли зажечь сами.
     
     
      Окна вагона, в котором они жили, были распахнуты настежь. Было душно и очень тихо. Лила постелила на кровати пестрое одеяло, а на ложе Керна - старую бархатную занавеску из тира. В окне качались два лампиона.
      - Венецианская ночь современных кочевников, - произнес Штайнер. - Вы были в маленьком концлагере?
      - Что ты имеешь в виду?
      - "Царство призраков".
      - Да, были.
      Штайнер рассмеялся.
      - Бункера, подземелья, цепи, кровь и слезы - "Царство призраков" внезапно стало современным, правда, маленькая Рут? - Он встал. - Выпьем по рюмке водки?
      Он взял со стола бутылку.
      - Может, и вам рюмку, Рут?
      - Да, большую.
      - А ты, Керн?
      - Двойную.
      - А вы прогрессируете, дети! - сказал Штайнер.
      - Я пью только потому, что радуюсь жизни, - объяснил Керн.
      - Налей и мне рюмку, - попросила Лила, входя в комнату и держа в руках противень, полный румяных пирогов.
      Штайнер наполнил рюмки. Затем он поднял свою и усмехнулся.
      - Да здравствует депрессия - оборотная сторона радости!
      Лила поставила противень и достала фаянсовую миску с огурцами и тарелку с черным русским хлебом. Затем взяла рюмку и медленно выпила. Свет лампионов поблескивал в прозрачной жидкости, и казалось, что она пьет из розового алмаза.
      - Ты мне дашь еще рюмку? - спросила она Штайнера.
      - Сколько хочешь, меланхоличное дитя степей. А вы, Рут, будете еще?
      - Да, я выпью.
      - Налей и мне, - сказал Керн, - Мне прибавили жалованье.
      Они выпили, а затем принялись за пироги с капустой и мясом. После еды Штайнер присел на кровати и закурил. Рут и Керн уселись на пол. Лила сновала туда-сюда, убирала со стола. На стенах вагона мелькала ее огромная тень.
      - Спой что-нибудь, Лила, - сказал Штайнер.
      Она кивнула и сняла со стены гитару. Она запела, и ее голос - хриплый, когда она говорила, - стал чистым и глубоким. Она сидела в полутьме. Ее лицо, обычно неподвижное, оживилось, а глаза загорелись диким, тоскливым блеском. Она пела русские песни и старые колыбельные песни цыган. Через некоторое время она замолчала и взглянула на Штайнера. Свет отражался в ее глазах.
      - Спой еще, - попросил Штайнер.
      Она кивнула и взяла на гитаре несколько аккордов. Затем начала напевать простые, незатейливые мелодии, из которых порой вылетали слова, словно птицы из темноты далеких степей; песни странствий и минутного отдыха в шатрах, - и всем показалось, что в беспокойном свете лампионов и вагон превратился в шатер, который они разбили на ночь, а завтра им предстоит двинуться дальше, дальше...
      Рут сидела перед Керном, опираясь плечами о его колени. Она откинула голову назад, в его руки. И ее тепло вливалось в его кровь и делало его беспомощным. Его мучила неизвестность. Что-то неясное было скрыто и в нем, и вне его: в глубоком страстном голосе Лилы и в дыхании ночи, в спутанном беге его мыслей и в сверкающем потоке, который подхватил его и куда-то нес.
     
     
      Керн и Рут вышли из вагона. На улице было тихо. Павильончики укрыли серым брезентом. Шум затих, и над суматохой и криками, над звуками выстрелов и пронзительными возгласами с аттракционов снова безмолвно встал лес и похоронил под собой незатейливое веселье балаганов.
      - Ты уже хочешь идти домой? - спросил Керн.
      - Не знаю. Нет, не хочу.
      - Тогда давай побудем здесь еще. Пройдемся немного. Я бы хотел, чтобы завтрашний день никогда не наступил.
      - Да. Вместе с новым днем всегда приходят страх и неуверенность. А здесь сейчас чудесно.
      Они шли по темному перелеску. Кроны деревьев безмолвно висели над ними.
      - Может быть, только мы сейчас и не спим...
      - Кто знает... Полицейские всегда очень долго не спят.
      - Здесь нет полицейских. Нет. Здесь - лес. И как хорошо гулять вот так... Даже шагов не слышно.
      - Да, не слышно ничего...
      - Нет, тебя я слышу. Но, может, это тоже я. Я больше не могу без тебя.
      Они шли все дальше и дальше. Было так тихо, что казалось, будто сама тишина что-то шепчет, приостановив дыхание, и ждет чего-то чудовищно чужого...
      - Дай мне руку, - сказал Керн. - Я Роюсь, что вдруг потеряю тебя.
      Рут прижалась к нему. Он почувствовал ее волосы у своего лица.
      - Рут, я знаю, что все это - лишь немного тепла в бесконечном бегстве и пустоте, но для нас это - больше, важнее...
      Она кивнула. Некоторое время они стояли неподвижно.
      - Людвиг, - сказала Рут, - временами мне никуда больше не хочется. Хочется просто лечь и погаснуть.
      - Ты устала?
      - Нет, не устала. Не устала. Я бы могла все время идти так. Это очень легко. Нигде ни на что не натыкаешься.
      Поднялся ветер, зашумела листва. Керн почувствовал на своей руке каплю. Вторая упала на лицо. Он взглянул на небо.
      - Начинается дождь, Рут, - сказал он.
      - Да.
      Капли падали все чаще.
      - Возьми мою куртку, - сказал Керн. - Я не простужусь, привык.
      Он накинул на плечи Рут свою куртку. Она почувствовала тепло, которое еще осталось в куртке, и ее охватило необычное чувство безопасности.
      Ветер стих. Минуту казалось, что лес затаил дыхание, потом в темноте вспыхнула бесшумная белая молния, сразу же за ней грянул гром, и хлынуло так, будто молния разорвала все небо.
      - Бежим, быстро! - крикнул Керн.
      Они побежали к карусели, парусиновые стены которой неясно вырисовывались во тьме, словно безмолвный разбойничий стан. Керн приподнял парусину, они проползли внутрь и встали на ноги, тяжело дыша; теперь они были защищены, карусель под парусиной была похожа на огромный барабан, по которому бил дождь.
      Керн взял Рут за руку и потянул за собой. Их глаза вскоре привыкли к темноте. Призраками вставали на дыбы лошади, олени окаменели в своем вечном беге, лебеди распростерли свои крылья, полные таинственности, неясно выделялись могучие, спокойные спины слонов.
      - Пошли! - Керн потянул Рут к гондоле.
      Он собрал из вагончиков и колясок бархатные подушки и сложил их на дно гондолы. Затем сорвал со слона его расшитую золотом попону.
      - Вот, теперь у тебя покрывало, как у принцессы.
      Снаружи долгими раскатами гремел гром. Молнии озаряли теплую темноту матовой бледностью, и каждый раз при вспышке появлялись пестрые оленьи рога, сбруя на лошадях, очертания зверей, которые в мирном вечном параде маршировали друг за другом, будто видения заколдованного рая. Укрывая Рут попоной, Керн видел ее бледное лицо, темные глаза и почувствовал, как его руки коснулись ее груди, - чужой, незнакомой и вновь волнующей, как и в ту первую ночь в отеле "Бристоль", в Праге.
      Гроза быстро приближалась. Гром заглушал шум дождя, бившего по туго натянутой парусине, вода стекала ручьями, земля дрожала под мощными ударами грома, и внезапно в затихающем молчании одного из самых сильных раскатов карусель качнулась и начала медленно вращаться. Медленно, медленнее, чем днем, неохотно, словно подчиняясь какой-то тайной силе; музыка тоже заиграла, но тоже медленнее, чем днем, а иногда почему-то затихала. Карусель сделала всего лишь полкруга, точно на секунду пробудившись ото сна, потом она вновь остановилась, музыка перестала играть, словно разбитая усталостью, и остался только шум дождя - самой старой колыбельной песни в мире.
     
     
     
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
     
      1
     
      Площадь перед университетом лежала в лучах чистого полуденного солнца. Воздух был голубым и прозрачным, а над крышами кружилась стая беспокойных ласточек, Керн стоял на краю площади и ждал Рут. Из больших дверей вышли первые студенты и начали спускаться по лестнице. Керн повернул голову, стараясь найти среди них коричневый берет. Рут обычно выходила одной из первых. Но сейчас ее не было видно. Поток студентов из дверей внезапно прекратился. Даже некоторые из тех, кто уже вышел на улицу, повернули обратно. По-видимому, что-то случилось.
      Внезапно, словно вытолкнутый взрывной волной, из дверей вылетел спутанный клубок студентов. Драка. Керн услышал теперь и возгласы: "Гони жидов! Бейте отродье Моисея в их кривые рожи! Гоните их в Палестину!"
      Керн быстро перешел площадь и остановился у правого крыла здания. Ему нельзя ввязываться в драку; в то же время он хотел быть по возможности ближе, чтобы в случае необходимости прийти-на помощь Рут.
      Десятка три студентов евреев пыталось вырваться на свободу. Плотно прижавшись друг к другу, они спускались вниз по лестнице. Их окружила группа, человек в сто, которая со всех сторон наносила им удары.
      - Оторвите их друг от друга! - закричал здоровенный брюнет, который больше походил на еврея, чем большинство тех, на кого напали. - Бейте каждого в отдельности!
      Он встал во главе группы, которая со страшным воплем вклинилась в группу евреев, стала отрывать их друг от друга и бросать на растерзание оставшимся, которые тотчас начали обрабатывать их кулаками, связками книг и палками.
      Керн в беспокойстве огляделся, ища глазами Рут. Ее нигде не было видно, и он надеялся, что она осталась в университете. На верху лестницы было совершенно свободно, там стояли только два профессора. Один, с раздвоенной серой бородкой Франца-Иосифа и розовым лицом, потирал руки и улыбался; другой, сухой и подтянутый, смотрел вниз на драку бесстрастно.
      С другой стороны площади к зданию подбежало несколько полицейских. Бежавший впереди остановился недалеко от Керна.
      - Стой! - приказал он двум другим, - Не вмешиваться!
      Те остановились.
      - Евреи? - спросил один из них.
      Первый кивнул. Потом он заметил Керна и пристально посмотрел на него. Керн сделал вид, будто ничего не слышал. Он медленно закурил сигарету и прошел немного вперед походкой человека, не имеющего определенных целей. Полицейские скрестили руки и с любопытством наблюдали за дракой.
      Одному маленькому студенту еврею удалось вырваться из потасовки. На минуту он остановился, словно ослепленный. Потом заметил полицейских и помчался к ним.
      - Пойдемте! - закричал он. - Быстрее! Помогите! Их же убивают.
      Полицейские посмотрели на него, как на редкое насекомое. Ему никто не ответил. Маленький студент растерянно смотрел на них. Потом повернулся и, не говоря ни слова, снова направился к дерущимся. Не успел он пройти и десяти шагов, как из толпы отделились два студента. Они бросились на маленького еврея.
      - Жидовская свинья! - закричал бежавший впереди. - Жидовская свинья взывает к справедливости! Ты ее получишь!
      И он ударил его с такой силой, что тот упал, хотел подняться, но второй ударил его ногой в живот. Потом оба схватили его за ноги и потащили по мостовой, словно тележку. Студент тщетно пытался уцепиться за камни. Его белое лицо с маской ужаса неподвижно уставилось на полицейских. Рот казался черной дырой, на подбородке сочилась кровь.
      У Керна пересохло в горле. Он чувствовал, что должен броситься на помощь, но видел, что полицейские за ним наблюдали; содрогаясь и цепенея от ярости, он перешел на другой угол площади.
      Оба студента прошли совсем рядом с ним, волоча за собой свою жертву. Они ржали, блестя зубами, и в их лицах не было ни следа злости. Они выражали искреннее удовольствие, словно занимались каким-то безобидным спортом, а не избивали человека в кровь.
      Помощь пришла неожиданно. Высокий светловолосый студент, стоявший на площади, недовольно скорчил лицо, когда маленького еврея протащили мимо него. Он немного поддернул рукава, медленно направился к мучителям и двумя мощными стремительными ударами повалил обоих на землю.
      Потом поднял за воротник маленького испачканного еврея и поставил его на ноги.
      - Ну, а теперь смывайся! - гаркнул он. - Быстро!
      После этого он так же медленно и задумчиво направился к бушующей свалке. Он высмотрел предводителя-брюнета и нанес ему сокрушительный удар по носу, а затем - быстрый, почти невидимый удар в подбородок; у того что-то хрустнуло, и он рухнул на мостовую.
      В этот момент Керн увидел Рут. Она потеряла свой берет и находилась среди дерущихся. Он подбежал к ней.
      - Быстрее! Пошли быстрее, Рут! Мы должны бежать отсюда!
      В первое мгновение она его не узнала.
      - Полиция, - пробормотала она, побледнев от волнения. - Полиция должна помочь!
      - Полиция не поможет! И она не должна нас здесь схватить! Нам нужно уйти, Рут!
      - Да. - Она посмотрела на него, будто только что проснулась. Ее лицо изменилось. Казалось, она сейчас заплачет. - Да, Людвиг, - сказала она подавленным голосом.
      - Уйдем! Быстро! - Керн схватил ее за руку и потянул за собой. Позади себя они услышали крики. Группе студентов евреев удалось прорваться. Часть из них бежала через площадь. Драка переместилась, и внезапно Керн и Рут оказались в центре свалки.
      - А-а! Ребекка! Сара! - Один из нападающих схватил Рут.
      Керн почувствовал, что его руки, подобно пружинам, выскочили из своих гнезд. Он был в высшей степени удивлен, увидев, что обидчик медленно опускается на землю. Он даже не заметил, как нанес удар.
      - Великолепный прямой! - похвалил кто-то.
      Это был все тот же высокий светловолосый студент. он только что столкнул головами двух нападающих.
      - Не повредил ничего благородного, - сказал он и отпустил их.
      Они упали на мостовую, словно сырые мешки; студент схватил двух других.
      Керн получил удар тростью по руке. В ярости он бросился в красный туман и начал наносить удары во все стороны. Одному он разбил очки, другого повалил на землю. Затем все вокруг страшно задрожало, и красный туман превратился в черный.
     
     
      Он очнулся в полиции. Воротник был разорван, распухшая щека кровоточила, а в голове все еще шумело. Он приподнялся и сел.
      - Сервус! - произнес кто-то рядом с ним. Это был все тот же высокий светловолосый студент.
      - Черт возьми! - выругался Керн. - Где мы?
      Тот рассмеялся.
      - Под арестом, мой дорогой. Посидим денек-два, потом нас отпустят.
      - Меня не выпустят. - Керн огляделся. В камере их было восемь человек. Кроме блондина, все евреи. Рут среди них не было.
      Студент снова засмеялся.
      - Что вы так смотрите? Думаете, арестовали не тех, кого надо? Ошибаетесь, дорогой! Зачинщики не бывают виноватыми, виноватыми бывают только те, на кого нападают. Именно они-то и есть причина скандала! Самая современная психология.
      - Вы не заметили, что случилось с той девушкой, которая была вместе со мной? - спросил Керн.
      - С девушкой? - Блондин задумался. - Кажется, ничего не случилось. Что с ней может случиться? Ведь во время драк девушек не трогают.
      - Вы уверены в этом?
      - Да. Относительно. Кроме того, сразу подоспела полиция.
      Керн безучастно уставился на стену. Полиция. В том-то все и дело. Правда, паспорт Рут еще был действительным. Слишком много неприятностей причинить ей не могли. И уже это значило многое.
      - Еще кого-нибудь арестовали, кроме нас? - спросил он.
      Блондин покачал головой.
      - Не думаю. Я был последним. Они колебались, брать меня или нет.
      - Это вы наверняка знаете?
      - Наверняка. Иначе они тоже были бы здесь. Мы же еще только в дежурной комнате.
      Керн вздохнул с облегчением. Вполне возможно, что Рут ничего не угрожает.
      Блондин с иронией посмотрел на Керна.
      - Чертовски обидно, правда? У человека всегда такое чувство, когда он не виновен. Когда человек знает, за что его наказывают, у него не так тяжело на душе. Единственный, кто сидит здесь по старому доброму закону, - это я. Поэтому я и доволен. Ведь я вмешался добровольно.
      - Это было благородно с вашей стороны.
      - А-а, благородно... - Блондин пренебрежительно махнул рукой. - Я старый антисемит. Но, видя такую драку, нельзя остаться безучастным. Кстати, у вас чудесный прямой удар. Чистый и молниеносный. Когда-нибудь учились боксу?
      - Нет.
      - Тогда вы должны учиться. У вас хорошие данные. Только слишком сильно возбуждаетесь. Если бы я был царем иудейским, я бы каждый день заставлял вас брать уроки бокса. Вот увидите, какое уважение будут питать к вам ребятки.
      Керн осторожно ощупал себе голову.
      - Сейчас мне не до бокса.
      - Резиновая дубинка, - деловито объяснил студент. - Наша бравая полиция. Всегда на стороне победителей. К вечеру ваша голова пройдет. И мы начнем тренировку. Ведь вы должны чем-нибудь заняться. - Он вытянул на нарах свои длинные ноги и огляделся. - Чертовски скучная-каморка. Хоть бы в карты сыграть! В дурака или еще во что-нибудь может, конечно, играть каждый. - Он с презрением посмотрел на студентов евреев.
      - У меня есть с собой карты. - Керн полез в карман. Штайнер подарил ему колоду карманника. С тех пор он носил ее с собой, словно амулет.
      Студент с одобрением посмотрел на него.
      - Браво! Но только не говорите мне теперь, что играете только в бридж. Все евреи играют в бридж, больше ни во что.
      - Я - полуеврей. Я играю в скат, тарокк, ясс и покер, - ответил Керн с приливом гордости.
      - Первоклассно! Тогда вы меня перещеголяли. В ясс я не умею.
      - Это швейцарская игра. Если хотите, я вас научу.
      - Хорошо. За это я вам дам урок бокса. Обмен духовными ценностями.
      Они играли до вечера. В это время студенты евреи спорили о политике и справедливости. Они не пришли ни к какому результату. Сначала Керн и блондин играли в ясс, потом - в покер. Керн выиграл в покер семь шиллингов. Он стал достойным учеником Штайнера. Его голова постепенно прояснялась. Он старался не думать о Рут. Он все равно не мог для нее ничего сделать, а мысли о ней сделали бы его только менее стойким. Он хотел сохранить свои нервы для судьи, который будет его допрашивать.
      Блондин бросил колоду на стол и расплатился с Керном.
      - Теперь перейдем ко второй части, - сказал он. - Приготовиться! Быстро! И вы будете вторым Демпси...
      Керн поднялся. Он был еще очень слаб.
      - Думаю, что из этого ничего не выйдет, - сказал он, - Моя голова не вынесет второго удара.
      - Ваша голова оказалась достаточно ясной, чтобы выиграть у меня семь шиллингов, - сказал блондин, ухмыляясь. - Вперед! Преодолейте вашу внутреннюю трусость! Дайте заговорить в себе задорной арийской крови! Нанесите удар вашей гуманной еврейской половине!
      - Я занимаюсь этим уже в течение целого года.
      - Отлично! Ну, на первый раз мы пощадим голову. Начнем с ног. Главным в боксе является легкость в ногах. Они должны танцевать. И вот так, пританцовывая, вы выбиваете противнику зубы. Как по Ницше.
      Блондин встал в позицию, согнул немного ноги в коленях и сделал несколько шагов взад и вперед, все время меняя темп.
      - Попробуйте сделать то же самое.
      Керн попробовал.
      Студенты евреи прекратили дискуссию. Один из них, в очках, поднялся.
      - А меня вы возьметесь потренировать? - спросил он.
      - Конечно! Снять очки - и за дело! - Блондин похлопал его по плечу. - Заговорила старая маккавейская [Маккавеи (библ.) - династия, правившая иудеями с 143 по 37 г. до н.э.] кровь?
      Объявились еще два ученика. Остальные участвовать не захотели, но с любопытством наблюдали за происходящим, сидя на нарах.
      - Два - направо, два - налево! - дирижировал блондин. - Ну, а теперь - к молниеносному курсу! Вы должны снова воспитать в себе жестокость, которую вы не взращиваете уже тысячи лет. Бьет не рука - бьет все тело...
      Он снял куртку. Другие последовали его примеру. Затем он дал краткое объяснение, как нужно работать телом, и они начали отрабатывать эти движения. Все четверо запрыгали по полутемной комнате.
      Блондин отечески посматривал на своих потных учеников.
      - Хорошо! - объявил он спустя некоторое время. - С этим вы познакомились. У вас еще будет время закрепить эти азы в те восемь дней, которые вам придется отсидеть за то, что подстрекали честных арийцев к драке и пытались возбудить в них расовую ненависть. А теперь несколько минут глубоко дышите! Передохните! А я пока покажу вам, как наносить короткий прямой удар - гибкую основу бокса.
      Он показал прямой удар. Затем взял свою куртку, скатал ее, поднял на уровень лица и заставил их бить по ней. Когда тренировка достигла своего апогея, дверь в комнату открылась. Кальфактор принес миски, от которых шел пар.
      - Да ведь это... Он быстро поставил миски и закричал в дверь: - Дежурный! Быстрее! Банда продолжает драку даже в полиции!
      В каморку ворвались двое дежурных. Светловолосый студент спокойно отложил свою куртку в сторону. Четверо учеников быстро спрятались по углам.
      - Болван! - авторитетным тоном заявил блондин кальфактору. - Глупец! Паршивый тюремный лизоблюд! - Затем он повернулся к дежурным. - То, что вы сейчас видели, - это урок современной гуманности. Ваше появление, господа резиновых дубинок, здесь излишне, понятно?
      - Нет, - сказал один из дежурных.
      Блондин с состраданием посмотрел на него.
      - Физкультура. Гимнастика! Вольные упражнения! Ну, понятно? А это что? Наверно, наш ужин?
      - Конечно, - подтвердил кальфактор. Блондин наклонился над мисками и с отвращением скривился. - Выкиньте это вон! - набросился он вдруг на кальфактора. Как вы осмелились принести сюда такое дерьмо! Помои - для сына сенатора? Вы что, хотите, чтобы вас понизили в звании? - Он посмотрел на караульных. - Я буду жаловаться! Я хочу немедленно говорить с начальником округа! Сейчас же отведите меня к начальнику полиции! Отец завтра же даст взбучку министру юстиции из-за вашего хамства.
      Оба караульных уставились на него. Они не знали, как им себя вести, - грубо или осторожно. Блондин смерил их взглядом.
      - Господин, - промолвил, наконец, старший осторожно, - это обычная тюремная пища.
      - А разве я - в тюрьме! - Блондин был поистине оскорблен. - Я - под арестом. Разве вы не знаете различия?
      - Знаем, знаем! - Теперь караульный был явно напуган. - Конечно, вы можете питаться за свой счет. Это ваше право. Если вы дадите деньги, кальфактор может вам привести гуляш.
      - Наконец-то я слышу разумные слова! - Блондин немного смягчился.
      - И можно еще пива...
      Блондин посмотрел на караульного.
      - Вы мне нравитесь! Я буду ходатайствовать за вас! Как вас зовут?
      - Рудольф Еггер.
      - Так держать, Рудольф Еггер! - Блондин достал из кармана деньги и дал их кальфактору. - Две порции гуляша из говядины с картофелем. Бутылку сливянки.
      Караульный Рудольф Еггер раскрыл рот:
      - Алкогольные напитки...
      - ...разрешаются, - закончил блондин. - И две бутылки пива: одну - для караульных, другую - нам.
      - Большое спасибо. Целую руку, - поблагодарил Рудольф Еггер.
      - Если пиво будет не свежее и не холодное, как лед, я отпилю тебе ногу, - сказал кальфактору сын сенатора. Если оно будет хорошим, сдачу оставишь себе.
      Кальфактор скривился в улыбке.
      - Будьте спокойны, господин граф. - Его лицо сияло. - Это же самый настоящий золотой, венский юмор!
      Появилась еда. Студент пригласил Керна. Тот сначала отказывался. Он видел, как евреи с серьезным видом ели похлебку.
      - Будьте предателем! Это сейчас модно, - ободрял его студент. - И, кроме того, это еда для картежников.
      Керн уселся. Гуляш был отличный, а он, в конце концов, не имел паспорта и был к тому же не чистокровным евреем.
      - Ваш отец знает, что вы здесь? - спросил он.
      - О, боже! - студент рассмеялся. - Мой отец! У моего отца - магазин хлопчатобумажных тканей в Линце.
      Керн с удивлением, посмотрел на него.
      - Мой дорогой, - спокойно сказал студент. - Вы, кажется, еще не знаете, что мы живем в век обмана. Демократия сменилась демагогией. И вот - естественное следствие! Прозит!
      Он откупорил сливянку и предложил стаканчик студенту в очках.
      - Спасибо, я не пью, - ответил тот смущенно.
      - Ну, конечно, не пьете! Мне бы следовало это знать! - Блондин выпил сам. - Вас будут вечно преследовать уже только из-за того, что вы не пьете. Ну, а как мы, Керн? Опустошим бутылку?
      - Опустошим.
      Они выпили сливянку и улеглись на нары. Керн думал, что ему удастся поспать, но каждую минуту просыпался. "Черт возьми, что они сделали с Рут, - думал он. - И сколько они меня здесь продержат?"
     
     
      Он получил два месяца тюрьмы. Его обвинили в нанесении увечий, подстрекательстве, сопротивлении государственной власти, повторном нелегальном пребывании в стране, - он был удивлен, что ему не дали лет десять.
      Он распрощался с блондином, которого в тот же день выпустили на свободу. Потом его повели вниз. Он должен был сдать свои вещи и получить тюремную одежду. Стоя под душем, он вспомнил, как был угнетен, когда ему впервые надевали наручники. Ему показалось, что это было бесконечно давно. Сейчас он решил, что тюремная одежда практичнее: она позволит ему сохранить свои вещи.
      Вместе с Керном в камере сидели вор, мелкий растратчик и русский профессор из Казани, которого посадили за бродяжничество. Все четверо работали в портновской мастерской тюрьмы.
      Первый вечер был тяжелым. Керн вспомнил слова Штайнера, что человек ко всему привыкает. Но, тем не менее, Керн продолжал сидеть на нарах, уставившись на стену...
      - Вы говорите по-французски? - спросил вдруг профессор со своих нар.
      Керн вздрогнул.
      - Нет.
      - Хотите учиться?
      - Да. Хоть сейчас.
      Профессор поднялся.
      - Ведь нужно чем-нибудь заняться, правда? Иначе тебя сожрут мысли.
      - Да. - Керн кивнул. - Кроме того, я найду языку хорошее применение. По выходе из тюрьмы мне, наверно, придется податься во Францию.
      Они уселись рядом друг с другом в углу нижних нар. Над ними орудовал растратчик. Он держал в руках огрызок карандаша и разрисовывал стены порнографическими рисунками. Профессор был очень тощим, и тюремная одежда висела на нем, как мешок. У него была дикая рыжая бородка и детское лицо с голубыми глазами.
      - Мы начнем с самого прекрасного и самого бесполезного слова в мире, - сказал он с чудесной улыбкой, но без всякой иронии. - Со слова "свобода" - "la liberte".
      Керн многому научился за это время. Через три дня он уже мог разговаривать, не шевеля губами, с другими заключенными, которые шли во время прогулки впереди и позади него. В портновской мастерской он таким же образом усердно заучивал с профессором французские глаголы. По вечерам, когда он уставал от французского, он получал уроки от вора, который учил его делать отмычки из проволоки и обращаться с цепными собаками. Он сообщил ему также, когда созревают все дикие фрукты, и научил незаметно проникать в стога сена, чтобы переспать ночь. Растратчик принес в тюрьму контрабандой несколько журналов "Светского мира". Кроме библии, это было единственное, что они могли читать, и они почерпнули оттуда, как одеваются во время дипломатических приемов и когда следует прикалывать к фраку красную или белую гвоздику. К сожалению, вор никак не соглашался с одним: он утверждал, что к фраку нужен черный галстук, - такое сочетание он часто видел у официантов в ресторанах.
      Когда наутро пятого дня их выводили на прогулку, кальфактор с такой силой толкнул Керна, что тот ударился о стену.
      - Будь внимательнее, ты, осел! - закричал он.
      Керн хотел сделать вид, будто не мог удержаться на ногах. Проделав такой трюк, он смог бы ударить кальфактора по голени, и это выглядело бы как случайность. Но прежде чем он успел это сделать, кальфактор схватил его за рукав и шепнул:
      - Заяви через час, что хочешь выйти. Скажи, что болит живот. Вперед! - закричал он потом. - Ты думаешь, тебя будут ждать?
      Во время прогулки Керн размышлял: может, кальфактор собирается спровоцировать его. Они оба не выносили друг друга. Потом, беззвучно перешептываясь в портновской мастерской, он обсудил этот вопрос с вором, который считался специалистом по тюрьмам.
      - Выйти ты всегда можешь, - пояснил вор. - Это твое человеческое право. За это он тебе ничего не сделает. Одни выходят реже, другие - чаще, зависит от организма. Но когда выйдешь, будь начеку!
      - Хорошо. Посмотрим, что он хочет. Во всяком случае, это хоть какое-то разнообразие.
      Керн заявил, что у него болит живот, и кальфактор его вывел. Он привел его к нужнику и огляделся.
      - Хочешь сигарету? - спросил он.
      Курить было запрещено. Керн засмеялся.
      - Вот в чем дело! Нет, мой милый, этим ты меня не купишь.
      - А-а, помолчи! Ты думаешь, я хочу сделать тебе гадость? Знаешь Штайнера?
      Керн уставился на кальфактора.
      - Нет, - сказал он потом. Он предположил, что это ловушка для Штайнера.
      - Ты не знаешь Штайнера?
      - Нет.
      - Хорошо. Тогда слушай внимательно. Штайнер просил передать тебе, что Рут - в безопасности. Можешь не беспокоиться. Будешь освобождаться, попроси, чтоб тебя отправили в Чехословакию, а потом вернешься обратно. Ну, как, теперь знаешь его?
      Керн внезапно почувствовал дрожь.
      - Дать сигарету? - спросил кальфактор.
      Керн кивнул. Кальфактор достал из кармана пачку "Мемфиса" и коробку спичек.
      - Вот возьми! От Штайнера. Если засыплешься с ними, я тебе их не давал. Ну, а теперь садись туда и покури. Дым выпускай под стульчак. Я покараулю снаружи.
      Керн уселся на стульчак. Он вынул из пачки сигарету, разломил ее пополам и закурил. Он курил медленно, глубоко затягиваясь. Рут в безопасности. Штайнер - начеку, Он уставился на грязную стену с непристойными рисунками, и уборная показалась ему самым прекрасным местом в мире.
      - Почему ты мне не сказал, что знаешь Штайнера? - спросил кальфактор, когда тот вышел.
      - Хочешь сигарету? - спросил Керн.
      Кальфактор покачал головой. - Нет. Это исключается.
      - А ты его откуда знаешь?
      - Он спас меня однажды от беды. От страшной беды. Ну, пошли!
      Они пошли в мастерскую. Профессор и вор взглянули на Керна. Тот кивнул и сел на свое место.
      - Все в порядке? - беззвучно спросил профессор.
      Керн снова кивнул.
      - Тогда продолжим, - зашептал профессор в свою рыжую бородку. - Aller. Неправильный глагол. Je vais, tu vas, il...
      - Нет, - возразил Керн. - Давайте возьмем сегодня другой глагол. Как будет - любить?
      - Любить? "Aimer". Но это правильный глагол...
      - Вот поэтому мы и возьмем его, - ответил Керн.
      Профессора выпустили через четыре недели. Вора - через шесть недель; растратчика - на несколько дней позже. В последние дни он попытался склонить Керна к педерастии, но Керн был достаточно силен, чтобы держать его на расстоянии. В конце концов ему пришлось нокаутировать его прямым коротким ударом, которому научил его светловолосый студент.
     
     
      Несколько дней он сидел один. Потом в камеру поместили двух новых. Он сразу признал в них эмигрантов. Одному из них было лет тридцать; другой - пожилой, молчаливый, сразу улегся на нары. Оба были в поношенных костюмах, которые - это было заметно - лишь с трудом содержались в чистоте.
      - Вы откуда? - спросил Керн младшего.
      - Из Италии.
      - Как там?
      - Было хорошо. Я там прожил два года. Теперь конец, они все контролируют.
      - Два года, - повторил Керн. - Это большой срок...
      - Да. А здесь меня схватили через восемь дней. Тут всегда так?
      - За последние полгода стало хуже.
      Новичок схватился за голову.
      - Везде становится хуже! Что нас еще ожидает? Ну, а как в Чехословакии?
      - Тоже хуже. Слишком много беженцев. Вы были в Швейцарии?
      - Швейцария слишком мала. Там быстро бросаешься в глаза. - Человек с отрешенным видом смотрел куда-то в Сторону. - Нужно бы податься во Францию.
      - Вы говорите по-французски?
      - Да, конечно. - Человек теребил свои волосы.
      Керн посмотрел на него.
      - Вы не хотите поговорить немного по-французски? Я недавно учился и не хотел бы забыть...
      Мужчина удивленно взглянул на него.
      - Поговорить по-французски? - Он сухо рассмеялся. - Нет, я так не могу. Меня бросили в тюрьму, а я буду вести беседы по-французски! Нелепо! Честное слово, вам приходят в голову удивительные мысли.
      - Совсем нет. Я просто веду удивительную жизнь.
      Керн минуту подождал, не переменит ли мужчина своего решения. Потом забрался на нары и повторял неправильные глаголы, пока не заснул.
      Он проснулся потому, что его кто-то тряс. Это был мужчина, который не хотел говорить по-французски.
      - Помогите! - задыхаясь, промолвил он. - Быстрее! Он повесился!
      Керн, еще не совсем проснувшийся, сел на нары. В бледном сером свете раннего утра на фоне окна висела черная фигура с опущенной головой. Он вскочил с нар.
      - Нож! Живо!
      - У меня нет ножа! Может, у вас?
      - Черт возьми, нет! Быстро снимайте. Я его приподниму. А вы снимите ремень с шеи.
      Керн забрался на нары и попытался приподнять повесившегося. Тот был тяжел, как земной шар. Он был гораздо тяжелее, чем казался на вид. И одежда его была холодна и мертва, как и он сам. Керн напряг все свои силы. Только с большим трудом ему удалось приподнять тело.
      - Живо! - задыхался он. - Освободите ремень! Я не смогу его долго держать.
      - Сейчас. - Человек взобрался на подоконник и попытался высвободить шею повесившегося. Внезапно он опустил руки и покачнулся; его вырвало.
      - Что за свинство! - закричал Керн. - Вы что, больше ничего не можете? Освободите шею! Живо!
      - Я не могу смотреть на него, - простонал тот. - На его глаза! На язык!
      - Тогда спускайтесь вниз, приподнимите его, а я освобожу шею.
      Он передал тяжелое тело и вспрыгнул на нары. Вид повесившегося был ужасен. Отекшее, бледное лицо, толстый черный язык, вылезшие из орбит, словно лопнувшие глаза; Керн схватился за тонкий кожаный ремешок, который глубоко врезался в посиневшую шею.
      - Выше! - крикнул он. - Поднимите его выше.
      Он услышал позади себя какое-то клокотание. Мужчину снова вырвало, в тот же миг он выпустил тело из рук, от толчка глаза и язык выскочили еще больше, казалось, висельник просто насмехается над бессильными живыми людьми.
      - Черт побери! - Керн в отчаянии посмотрел по сторонам, не зная, что предпринять. Внезапно он вспомнил сцену между светловолосым студентом и кальфактором. - Если ты, проклятый слюнтяй, сейчас же не поднимешь его, - зарычал он, - я выну из тебя внутренности! Живо, ты, несчастный трус! - В тот же момент он пнул его ногой и почувствовал, что удар оказался удачным. Он со всей силы ударил его еще раз. - Я раздроблю тебе череп! - закричал он. - Подними его сейчас же!
      Человек, стоявший внизу, молча поднял тело.
      - Выше! - бушевал Керн. - Выше, ты, вонючая половая тряпка!
      Человек приподнял выше. Керну удалось растянуть петлю и спять ремень с шеи повесившегося.
      - Ну, теперь опускай вниз!
      Они положили безжизненное тело на нары. Керн быстро расстегнул жилет и ремень.
      - Откройте окошечко! - сказал он. - Позовите караульных! Я сделаю искусственное дыхание.
      Он присел на карточки позади черно-серой головы, взял холодные мертвые руки в свои, теплые и полные жизни, и начал. Он слышал какие-то хриплые и булькающие клокотания в грудной клетке, когда она поднималась и опускалась; временами он прислушивался - дыхание не появлялось. У "глазка" гремел тот, который не хотел говорить по-французски.
      - Дежурный! Дежурный! - Его голос гулко разносился по камере.
      Керн продолжал. Он знал, что искусственное дыхание надо делать в течение нескольких часов. Но, тем не менее, вскоре бросил.
      - Он дышит?
      - Нет. - Керн внезапно почувствовал, что смертельно устал. - Бессмысленно. Человек хотел умереть. Зачем мешать?
      - Но, ради бога...
      - Успокойтесь! - Керн сказал это очень тихо, но в его голосе послышалась угроза. Еще одно слово - и он бы не выдержал. Он знал, что ему хотел сказать этот человек. Но он знал, что несчастный повесился бы и во второй раз, если б сейчас его спасли. - Попробуйте, - сказал он спустя минуту, более спокойно. - Он-то уж наверняка знал, почему не хотел больше жить.
      Вскоре появился дежурный.
      - Что за шум? Вы что, спятили?
      - Здесь повесился человек...
      - О, боже! Еще этого не хватало! Он жив?
      Дежурный открыл дверь. От него сильно несло вином и сервелатом. Вспыхнул карманный фонарик.
      - Он умер?
      - Наверно.
      - Ну, тогда у нас есть время до утра. Пусть этим занимается Штерникош. Я ничего не знаю.
      Он хотел уйти.
      - Стойте! - сказал Керн. - Вы немедленно вызовете санитаров. Из скорой помощи.
      Дежурный уставился на него.
      - Если они не явятся через пять минут, разразится скандал, и вы лишитесь своего места!
      - Ведь его, может быть, еще можно спасти! С помощью кислоты! - закричал человек из глубины комнаты, где он, словно тень, подымал и опускал руки повесившегося.
      - Неплохо начинается денек, - проворчал дежурный и исчез.
      Через несколько минут явились санитары и забрали труп. Вскоре после них снова появился дежурный.
      - Вы должны-сдать подтяжки, ремни и шнурки.
      - Я не повешусь, - ответил Керн.
      - Все равно. Вы должны сдать.
      Они отдали ему вещи и присели на нары. В комнате кисло пахло рвотой.
      - Через час рассветет, тогда вы сможете все убрать, - сказал Керн.
      В горле пересохло. Ему очень хотелось пить. Все внутри казалось сухим и забитым, будто он наглотался угля и ваты. И будто он никогда больше не очистится от этого.
      - Страшно, правда? - спросил другой через минуту.
      - Нет, - ответил Керн.
      На следующий день их перевели в большую камеру, в которой уже сидели четверо. Керну показалось, что все они были эмигрантами, но это его не интересовало. Он слишком устал и забрался на нары. Но заснуть не мог. Он лежал с открытыми глазами, уставившись на маленький зарешеченный четырехугольник окна. Поздно, около полуночи. привели еще двоих. Керн их не видел, слышал только, как они устраивались на ночлег.
      - Интересно, когда мы снова выйдем отсюда? - робко спросил в темноте один из новоприбывших.
      Ответ последовал не сразу.
      Затем заворчал чей-то бас.
      - Все зависит от того, что вы натворили. За убийство с целью грабежа будете сидеть пожизненно, за политическое убийство - восемь дней.
      - Меня только во второй раз поймали без паспорта.
      - Это хуже, - пробурчал бас. - Можете наверняка рассчитывать на четыре недели.
      - О боже! А у меня в чемодане курочка! Жареная курочка! Она же протухнет, пока я выйду!
      - Несомненно, - подтвердил бас.
      Керн прислушался.
      - А у вас не было и раньше курочки в чемодане? - спросил он.
      - Да, была! Правильно! - удивленно ответил новичок не сразу. - А откуда вы это знаете, любезный?
      - И тогда вас тоже арестовали?
      - Конечно. А кто меня спрашивает? Кто вы? И как могло случиться, что вы знаете об этом? - возбужденно спросил голос из темноты.
      Керн расхохотался. Он чуть не задохнулся от смеха. Он смеялся, словно его заставляли, смехом, похожим на болезненную спазму, и в этом смехе разрядилось все, что накопилось в Керне за два месяца, - ярость из-за ареста, одиночество, страх за Рут, попытки не потерять себя, ужас перед висельником.
      - Цыпленок, - едва выдавил он. - Это, действительно, Цыпленок. И снова с цыпленком в чемодане! Какое совпадение!
      - Вы называете это совпадением? - с яростью набросился на него Цыпленок. - Это мой проклятый рок - вот это что!
      - Вам, кажется, не везет на жареных курочек, - сказал бас.
      - Заткнитесь! - набросился на них другой. - Чума порази ваших жареных курочек! Устроить такой концерт среди ночи. У меня в животе все перевернулось от голода.
      - Возможно, между ним и курочками есть и более глубокая связь? - высказал предположение бас.
      - Он с таким же успехом может иметь эту связь и с детскими куклами, - промычал человек без родины.
      - Или с раком желудка? - взвизгнул чей-то высокий раздавленный тенор.
      - Не был ли он раньше лисицей? - предположил бас. - А теперь курочки мстят ему...
      Цыпленок еще раз вставил свое слово.
      - Это же безбожная подлость - издеваться над человеком в его несчастье!
      - Когда это было? - звучно спросил бас.
      - Тихо! - заорал из коридора дежурный. - Это тюрьма, а не какой-нибудь ночной клуб!
     
     
      2
     
      Керн подписал свое второе обязательство о выезде из Австрии без права возвращения в эту страну когда бы то ни было. Но на этот раз он не испытал никаких горестных чувств. Он думал только, что, быть может, уже на следующее утро снова будет в Пратере.
      - Вам нужно захватить в Вене какие-нибудь вещи? - спросил чиновник.
      - Нет, никаких.
      - Вы знаете, что вас ожидает по крайней мере три месяца тюрьмы, если вы снова вернетесь в Австрию?
      - Да.
      Минуту чиновник смотрел на Керна. Потом сунул руку в карман и достал бумажку достоинством в пять шиллингов.
      - Вот, возьмите и выпейте по этому случаю. Я тоже не в силах изменить законы. Купите "гумбольдс-кирхнер". В этом году оно самое лучшее. Ну, с богом!
      - Спасибо, - Керн был ошеломлен. Первый раз в жизни он получил подарок от полиции. - Большое спасибо. Я не потрачу зря эти деньги.
      - Хорошо, хорошо. А теперь собирайтесь. Ваш провожатый уже ждет.
      Керн спрятал деньги. На эту сумму он мог не только купить две четвертинки "гумбольдс-кирхнер", но и проехать часть пути обратно до Вены по железной дороге. Это было менее опасно.
      Они направились по той же дороге, что и в первый раз со Штайнером. Керну казалось, что с тех пор прошло лет десять.
      От станции они должны были пройти некоторое расстояние пешком. Вскоре они подошли к буфету, в котором продавалось молодое вино. В палисаднике стояло несколько столов и стульев. Керн вспомнил о совете чиновника.
      - Не хотите ли выпить рюмочку? - спросил он у сопровождающего.
      - Что?
      - "Гумбольдс-кирхнера". В этом году оно самое лучшее.
      - Можно... Сейчас все равно еще слишком светло, чтобы являться на таможню.
      Они уселись в палисаднике и выпили прозрачного терпкого "гумбольдс-кирхнера". Вокруг все дышало тишиной и спокойствием. Небо было ясное, далекое и светлое. По небу в сторону Германии пролетел самолет. Хозяин принес лампу со стеклом, которое защищало огонь от ветра, и поставил ее на стол. Это был первый вечер Керна на свободе. Уже два месяца он не видел такого необъятного неба. Ему казалось, что только сейчас он снова начал дышать. Он сидел тихо и наслаждался тишиной. Через час-два снова начнутся страхи и преследование.
      - Это, действительно, невыносимо! - проворчал чиновник.
      Керн взглянул на него.
      - Я тоже так думаю.
      - Я не о том.
      - О чем же?
      - Я имею в виду вас, эмигрантов, - ворчливо объяснил чиновник. - Вы заставляете нас, полицейских, стыдиться своего мундира. Сейчас больше ничего не делают - только эскортируют эмигрантов! Каждый день! От Вены - до границы. Что за жизнь! Никогда больше не встретишь честный конвой с наручниками!
      - Возможно, через год-два нас придется сопровождать к границе в наручниках, - сухо ответил Керн.
      - Но это же не совсем то. - Чиновник посмотрел на него с откровенным презрением. - Вы же - ничто в полицейском смысле. Мне приходилось с револьвером наготове конвоировать четырежды убийцу, взломщика Мюллера II, а два года назад - Бергмана, убийцу женщин, позднее - взломщика Бруста, не говоря уже об осквернителе трупов Тедди Блюмеле. Да, вот это было времечко! А сейчас - вы... с вами можно подохнуть от скуки. - Он вздохнул и выпил вино. - Вы-то хоть разбираетесь в вине. Хотите распить еще четвертинку? На этот раз плачу я.

К титульной странице
Вперед
Назад