- Мой ребенок?... Он мертв?...
Доктор Линден ответил:
- Нет, миссис Паркер, он жив. Я надеюсь, что это будет мальчик. Вы
можете назвать его Адамом.
3
Рождество пришло и ушло. Наступил новый год. Снегопады февраля
сменились пронзительными ветрами марта, и Дженифер поняла, что пришло
время прекратить работу. Она собрала своих сотрудников.
- Я уезжаю, - сообщила она, - меня не будет пять месяцев.
Они удивленно зашептались.
Дан Мартин спросил:
- Ведь мы сможем, в случае необходимости, связаться с вами?
- Нет, Дан, этого сделать будет нельзя.
Тед Харрис смотрел на нее сквозь толстые стекла очков.
- Дженифер, вы не можете просто...
- Я уезжаю в конце этой недели.
Решительность, с которой она произнесла эти слова, исключали
возможность дальнейших расспросов. Оставшееся время было посвящено
обсуждению дел.
Когда все вышли, Кен спросил:
- Ты все хорошо обдумала?
- У меня нет выбора, Кен.
Он посмотрел на нее.
- Я его не знаю, кто этот сукин сын, но я его ненавижу...
Она взяла его за руку.
- Спасибо... Все будет в порядке.
- Потом будет нелегко. Ты знаешь, Дженифер, что дети растут... Они
задают вопросы... Он захочет знать, кто его отец.
- Я справлюсь с этим...
- Отлично, - его тон смягчился. - Если я смогу чем-нибудь помочь, я
всегда готов.
Она обняла его.
- Спасибо, Кен... Спасибо!
Она оставалась в конторе после того, как все ушли. Она сидела одна в
темноте и размышляла. Она всегда будет любить Адама. Никто не сможет
помешать этому. И она была уверена, что он все так же любит ее... В
какой-то мере, думала она, было бы легче, если бы это было не так.
Непереносимая ирония заключалась именно в том, что, любя друг друга, они
не могли быть вместе, что их судьбы со временем будут удаляться друг от
друга все дальше и дальше... Он будет жить в Вашингтоне с Мэри Бич и их
ребенком. Возможно, он когда-нибудь окажется в Белом доме... Она думала о
своем сыне, который, повзрослев, захочет знать, кто его отец... Она
никогда не скажет ему об этом, так же как и Адам никогда не узнает, что
она родила от него ребенка, поскольку это разрушит его жизнь.
Она решила купить дом где-нибудь вне Манхэттена, где она сможет жить
со своим сыном в их собственном маленьком мире. Она ехала к клиенту на
Лонг-Айленд и, неправильно повернув, оказалась в Сент-Пойнт. Высокие
деревья затеняли тихие улицы. Дома были удалены от дороги, каждый в своем
частном, маленьком владении. На одном из домов, выстроенном в колониальном
стиле, висела табличка: "Продается". Участок был окружен оградой, дорога,
ведущая от чугунных ворот к дому, была украшена фонарями. На лужайке перед
домом были высажены тисовые деревья, укрывающие его от солнца. Все
выглядело очаровательно. Она записала имя владельца и решила заехать сюда
завтра.
Агент по продаже недвижимости оказался настырным и нахальным типом.
Подобных торговцев она ненавидела. Но она покупала не его, она покупала
дом.
Он говорил:
- Это красота. Истинная красота. Ему почти сто лет. Он в превосходном
состоянии. Абсолютно превосходном.
Здесь он определенно преувеличивал. Комнаты были просторными и
светлыми, но нуждались в ремонте. Это будет занимательно, подумала она,
устроить и украсить этот дом по своему вкусу. Наверху была комната,
которую можно было превратить в детскую. Она декорирует ее голубым и...
- Не хотите ли пройтись по участку?
Он занимал три акра, за домом начинался спуск к проливу, где была
пристань.
Это будет самое прекрасное место для ее сына! Здесь ему будет где
побегать. Потом у нее будет маленькая лодка... Здесь они будут в
уединении, таком необходимом, в маленьком мире, принадлежащем только ей и
ее сыну... И она купила этот дом.
Она не представляла себе, насколько болезненным будет для нее
расставание с квартирой в Манхэттене, которую она делила с Адамом... Его
халат и пижама все еще были здесь, так же как и тапочки и бритвенные
принадлежности. Каждая комната хранила тысячи воспоминаний о нем,
воспоминаний о прекрасном, мертвом прошлом. Она упаковала вещи и уехала
оттуда.
В новом доме она занимала себя работой с раннего утра до позднего
вечера. Посетила там местные магазины, где заказала мебель и шторы. Потом
купила серебро и фарфор. Она наняла местных рабочих, чтобы починить
неисправный водопровод и отремонтировать крышу. С утра и до вечера дом был
наполнен малярами, столярами, электриками и оклейщиками обоев. Она
доводила себя до изнеможения в течение дня, надеясь спать ночью, но демоны
вернулись, мучая ее кошмарами.
Она посещала антикварные магазины, покупая лампы, столики и другие
произведения искусства. Купила также фонтан и статуи для сада.
Постепенно все внутри дома приобрело законченный и красивый вид.
Живот Дженифер становился все больше, и она сходила в поселок, чтобы
купить соответствующую одежду. На всякий случай в доме был установлен
незарегистрированный телефон, номер которого она никому не сообщила.
Единственным человеком в конторе, который знал, где она, был Кен Бейли,
который поклялся соблюдать секретность.
Как-то вечером он приехал навестить ее, и она показала ему дом и
участок, испытывая огромное удовольствие от его восхищения.
- Это красиво, Дженифер, действительно красиво! Ты проделала уйму
работы.
Он посмотрел на ее вздувшийся живот.
- Как скоро это случится?
- Через два месяца.
Она положила его ладонь на свой живот и сказала:
- Послушай...
Он ощутил толчок.
- Он становится сильнее с каждым днем, - с гордостью сказала она.
Потом приготовила ужин для Кена. Когда они приступили к десерту, Кен
перешел к делу.
- Я не хочу совать нос в чужие дела, но гордый папа, кем бы он не
был, должен был сделать...
- Тема закрыта...
- О'кей, прости... В конторе тебя чертовски не хватает. У нас новый
клиент, который...
Она подняла руку.
- Я не хочу слушать об этом...
Они беседовали, пока не наступило время его отъезда. Ей очень этого
не хотелось. Кен был дорогим для нее человеком и хорошим другом.
Она укрылась от мира всеми доступными для нее способами. Перестала
читать газеты, смотреть телевизор и слушать радио. Ее вселенная была
здесь, в этих четырех стенах. Это было ее гнездо, ее чрево, место, где она
даст жизнь своему сыну. Она прочла все книги о воспитании детей от доктора
Спока до Эймса и Гессела.
Когда детская была полностью декорирована, она заполнила ее
игрушками. Она зашла в магазин спортивных товаров, где смотрела на
футбольные мячи и бейсбольные биты. Это смешно, сказала она себе, он еще
не родился... Потом все-таки она купила биту и перчатку. Футбол тоже
привлекал ее, но она решила, что это может и подождать.
Прошел май, наступил июнь.
Рабочие закончили свои дела, и дом стал тихим и пустынным. Дважды в
неделю она ездила в поселок за продуктами и каждые две недели она посещала
доктора Харвея, своего врача. Послушно пила больше молока, чем ей
хотелось, принимала витамины и ела все полезное и питательное и
становилась все более громоздкой и неуклюжей, ей стало тяжело двигаться.
Она всегда была активной и, казалось, ей претила неторопливость и
неловкость. Но сейчас ей это почему-то не мешало. Торопиться было некуда.
Дни стали длинными, сонливыми и умиротворенными. Ее внутренние часики
замедлили свой ход. Она как бы резервировала свою энергию, переливая ее в
другое тело, живущее в ней.
Однажды утром доктор Харвей, осмотрев ее, сказал:
- Следующие две недели, миссис Паркер...
Это было так близко! Она думала, что ей будет страшно. Она много
наслушалась рассказов старых жен о боли, несчастных случаях, искалеченных
младенцах... Но страха она не чувствовала, только желание увидеть своего
ребенка, скорее родить его, чтобы можно было, наконец-то, взять его на
руки.
Кен Бейли приезжал сейчас каждый день, привозя с собой кипы детских
книжек.
- Он полюбит их, - говорил он.
И Дженифер улыбалась, потому что он говорил "он". Хорошая примета!
Они гуляли возле дома и организовывали пикники у воды, на солнышке.
Она не заблуждалась в отношении теперешнего своего вида. Она думала:
"Зачем он тратит свое время на безобразную, жирную леди из цирка?" Кен,
глядя на нее, думал: "Она самая красивая женщина из всех, которых я
когда-либо видел!".
Первые боли появились в три часа ночи. Они были так остры, что она
просто задохнулась. Через несколько минут приступ повторился, и она
ликующе подумала: "Началось!".
Она стала считать время между приступами, и когда интервал составил
десять минут, позвонила доктору.
Затем ехала в больницу, прижимаясь к обочине при каждой схватке.
Медсестра ожидала ее у входа, и несколько минут спустя доктор Харвей уже
осматривал ее. Закончив, он произнес:
- Похоже, что все пройдет легко, миссис Паркер. Просто расслабьтесь.
И пусть действует природа.
Это оказалось нелегко, но Дженифер могла сопротивляться боли, потому
что происходило нечто замечательное. Она трудилась почти восемь часов, и к
концу этого срока, когда ее тело было измучено бесконечными спазмами, и
казалось, что конца этому уже никогда не будет, она почувствовала
внезапное облегчение, ошеломляющую пустоту и блаженное умиротворение. Она
услышала тоненький голосок. Доктор Харвей поднял ее ребенка со словами:
- Не хотите ли взглянуть на своего сына, миссис Паркер?
Улыбка Дженифер осветила комнату.
4
Его звали Джошуа Адам Паркер. Он весил восемь фунтов и шесть унций и
был отлично сложен. Дженифер знала, что новорожденные обычно безобразны:
сморщенные, красные, похожие на маленьких обезьян. Но только не Джошуа! Он
был красив. Сестры в больнице беспрестанно твердили ей, какой у нее
красивый ребенок. Сходство с Адамом было поразительным. У мальчика были
отцовские серо-голубые глаза и красивой формы голова. Когда она смотрела
на него, она видела Адама. Это было странное чувство: смесь радости и
печали. Как был бы рад Адам, увидев своего сына!
Когда Джошуа было два дня, он улыбнулся Дженифер, и она,
восхитившись, позвонила, вызывая сестру:
- Смотрите! Он улыбается!
- Это газы, миссис Паркер.
- У других детей это, может быть, и газы, - упрямо сказала она, - а
мой сын улыбается.
Дженифер волновалась, как она будет относиться к своему ребенку,
будет ли хорошей матерью... Ведь дети так утомляют! Они пачкают пеленки,
требуют, чтобы их постоянно кормили, плачут и спят. И с ними невозможно
объясниться!
Я не буду к нему абсолютно ничего чувствовать до четырех или пяти
лет, думала она. И была неправа! С того момента, как родился Джошуа, она
любила его любовью, о способности к которой она даже не подозревала в
себе. Ей владело дикое желание укрыть, защитить его. Джошуа был так мал, а
мир так велик...
Когда она с сыном покидала больницу, ее снабдили длинной инструкцией,
но наставления лишь пугали ее. Первые две недели у нее жила опытная
сестра. После этого она была предоставлена сама себе, и ее ужасало, что
она может сделать что-нибудь не так, что приведет к смерти ребенка. Она
боялась, что он в любой момент может перестать дышать...
Приготовив в первый раз питательную смесь для сына, она вспомнила,
что не простерилизовала соску. Она вылила смесь в раковину и все начала
сначала. Закончив, она вспомнила, что забыла простерилизовать бутылочку...
Когда еда для Джошуа была готова, он уже заходился от крика.
Были моменты, когда ей казалось, что она не справится со всем этим.
Неожиданно ею овладевали необъяснимые приступы депрессии. Она говорила
себе, что это нормальное послеродовое состояние, но от этого не
становилось легче. Она постоянно чувствовала себя уставшей. Казалось, всю
ночь она проводила возле сына, кормя его, а когда удавалось, наконец,
сомкнуть глаза, крик Джошуа будил ее, и она снова ковыляла в детскую.
Первое время она регулярно звонила врачу и задавала разные вопросы.
Но однажды доктор приехал и прочитал ей лекцию.
- Миссис Паркер, я никогда не видел более здорового ребенка, чем ваш
сын. Возможно, он выглядит хрупким, но он силен, как дуб. Перестаньте
беспокоиться и наслаждайтесь им! И помните, что он переживет нас с вами.
И она успокоилась. Она украсила комнату сына занавесками,
расписанными белыми цветами и желтыми бабочками. В комнате стояла детская
кроватка, манеж, столик и стулья. И еще была большая коробка, полная
игрушек.
Она любила держать его на руках, купать, пеленать, гулять с ним в его
новой сверкающей коляске. Постоянно разговаривала с ним, и когда ему
исполнилось четыре недели, он наградил ее улыбкой. Это не газ, подумала
она счастливо, это улыбка!
Когда Кен Бейли впервые увидел Джошуа, он долго смотрел на него.
Паническое чувство овладело Дженифер. Сейчас он поймет, что это сын
Адама... Но Кен только сказал:
- Он действительно красавец! Во всем похож на мать.
Она позволила Кену подержать его на руках и смеялась над его
неуклюжестью. Но при этом одна мысль преследовала ее: "Отец Джошуа никогда
не будет держать его на руках..."
Миновало еще шесть недель, и пришло время возвращаться на работу.
Ей очень не хотелось быть вдали от сына даже несколько часов в день,
но мысль о возвращении в контору волновала ее.
Она полностью отрезала себя от всего на такой долгий срок. Настало
время снова вернуться в ее прежний мир.
Она посмотрела на себя в зеркало и решила, что прежде всего ей
необходимо привести свое тело в прежнюю форму. Она не соблюдала диету и не
делала никаких упражнений со дня рождения Джошуа. Сейчас она уделила этому
большое внимание и вскоре стала выглядеть, как раньше.
Она начала искать помощницу. И при этом экзаменовала претенденток
так, как будто отбирала присяжных. Она побеседовала более чем с двадцатью
кандидатками, пока не нашла человека, которому можно было доверять и
который ей понравился. Это была шотландка среднего возраста по имени
миссис Маски, которая проработала в одной семье пятнадцать лет и оставила
ее только тогда, когда ребенок вырос.
Дженифер поручила Кену навести о ней справки, и когда Кен сообщил,
что та вполне надежна, Дженифер взяла ее.
Спустя еще одну неделю Дженифер вернулась в контору.
5
Внезапное исчезновение Дженифер Паркер породило целую волну слухов в
среде манхэттенских юристов. И огромный интерес вызвала весть о ее
возвращении.
Синтия, Дан и Тед развесили в ее кабинете ленты, а вход украсили
плакатом с огромными буквами: "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!" Было также шампанское и
торт.
- В девять утра? - начала протестовать Дженифер, но они настояли.
- Здесь без вас был сумасшедший дом, - сказал Дан Мартин. - Вы ведь
не собираетесь повторять это?
Она взглянула на него и сказала:
- Нет, я не собираюсь повторять это!
Один за другим в контору заходили адвокаты из других контор, желающие
убедиться, что с ней все в порядке, и пожелать ей успеха.
Она парировала вопросы о том, где она была, улыбкой и словами:
- Об этом нам запрещено говорить.
Целый день она беседовала со своими сотрудниками. Пришлось ответить
на сотни телефонных звонков.
Когда Кен остался с Дженифер вдвоем в ее кабинете, он спросил:
- А ты знаешь, кто не давал нам покоя, пытаясь добраться до тебя?
Ее сердце екнуло.
- Кто?...
- Майкл Моретти.
- Ох!...
- Он чудной! Когда мы отказывались сообщить ему, где ты, он заставлял
нас поклясться, что с тобой все в порядке.
- Забудь о нем.
Она просмотрела все дела, которыми занималась контора без нее. Дела
шли отлично. Они приобрели много важных клиентов.
Некоторые клиенты из прежних отказывались иметь дело с кем-либо,
кроме Дженифер, и ждали ее возвращения.
- Я позвоню им, как только появится возможность, - пообещала она.
Изучение телефонных записей показало, что была дюжина звонков от
мистера Адама Уорнера...
Возможно, ей следовало бы позвонить ему и сообщить, что с ней все в
порядке, что ничего с ней не случилось... Но она знала, что не сможет
слышать его голос, знать, что он близко, и не иметь возможности видеть,
коснуться его, обнять и сказать о Джошуа.
Синтия собрала сведения, которые могли бы вызвать ее интерес. Среди
них была серия статей о Майкле Моретти, в которых его называли важным
лидером мафии в стране. Под его фотографией в одной из статей была
подпись: "Я - всего лишь простой бизнесмен".
У нее ушло три месяца на то, чтобы разобраться в накопившихся делах.
Она могла бы сделать это быстрее, но она настояла на том, что будет
покидать контору в четыре часа каждый день, не взирая на то, чем она
занималась в данный момент. Ее ждал Джошуа...
По утрам, перед уходом в контору, она сама готовила ему завтрак и
играла с ним до последнего момента.
Возвратившись домой вечером, она все свое время отдавала сыну. Она
заставляла себя оставлять все проблемы, связанные с работой, и
отказываться от тех дел, которые могли бы оторвать ее от сына. Перестала
работать в уикэнды и не позволяла ничему вторгаться в ее личную жизнь.
Миссис Маски протестовала:
- Он еще младенец, миссис Паркер! Он не понимает ни слова из того,
что вы ему читаете.
- Он все понимает, - отвечала она и продолжала читать.
Дни Дженифер в конторе были заполнены до отказа. Однажды утром ей
позвонил Филипп Рединг, президент крупной нефтяной компании.
- Я хотел бы встретиться с вами, - сказал он. - У меня есть
проблема...
Ей не нужно было спрашивать его, в чем дело. Его компанию обвинили в
даче взяток с целью принять участие в операциях с нефтью на Ближнем
Востоке.
За ведение этого дела предлагался крупный гонорар, но у Дженифер
просто не было времени.
- К сожалению, я не могу вам помочь, но я могу назвать вам достойную
кандидатуру.
- Но мне сказали, что не следует принимать ваше "нет" за ответ...
- Кто это сказал?
- Один из моих друзей. Судья Лоуренс Уолдман.
Она не могла в это поверить.
- Судья Уолдман советовал вам обратиться ко мне?
- Он сказал, что вы лучше всех, но я и до этого знал это.
Она держала трубку в руке, вспоминая о своем столкновении с судьей,
после которого она была уверена, что он ненавидит ее и желает рассчитаться
с ней.
- Хорошо. Давайте позавтракаем завтра утром вместе, - сказала она.
Затем она позвонила судье Уолдману. Знакомый голос прозвучал в
трубке:
- Я давно не говорил с вами, молодая леди.
- Я хотела поблагодарить вас за рекомендации Филиппу Редингу.
- Я хотел быть уверенным, что он попадет в хорошие руки.
- Я ценю это, Ваша честь.
- Как вы относитесь к тому, чтобы поужинать со стариком как-нибудь
вечерком?
Это было для нее неожиданностью...
- Я буду рада поужинать с вами.
- Прекрасно... Я приглашу вас в свой клуб. Это сборище старых
чудаков, и они не привыкли к красивым женщинам. Это немного расшевелит их.
Судья Уолдман принадлежал к клубу "Ассоциация века" на 43-ей улице, и
когда они встретились там для ужина, она увидела, что обеденный зал был
заполнен писателями, художниками, артистами и юристами.
- Здесь обычно никого не представляют, - объяснил ей судья, - считают, что любой будет немедленно узнан.
Дженифер узнала многих сидящих за столиками видных писателей и
художников.
В общении судья оказался совершенно не таким, как она ожидала. За
коктейлем он сказал ей:
- Когда-то я желал вашей дисквалификации, потому что считал, что вы
опозорили нашу профессию. Теперь я убежден в том, что был не прав. Я
внимательно следил за вами. Я думаю, что вы оказываете честь этой
профессии.
Дженифер приятно было это слышать. Она часто сталкивалась с судьями,
которые были грубы, тупы и некомпетентны, но судью Уолдмана она уважала.
Он был блестящим юристом и честным человеком.
- Благодарю вас, Ваша честь.
- Вне суда почему бы нам не быть Лоуренсом и Дженни?
Так называл ее только отец...
- Я буду рада, Лоуренс.
Ужин прошел превосходно.
6
Было лето 1974 года. Очень быстро прошел год со дня рождения Джошуа
Адама Паркера. Он делал свои первые шаги и понимал некоторые слова.
- Он - гений! - безапелляционно заявляла она миссис Маски.
Дженифер готовилась к первому дню рождения сына, как будто праздник
должен был состояться в Белом доме.
В субботу она отправилась за подарками и купила ему новый костюмчик,
книги и трехколесный велосипед, которым он не сможет воспользоваться в
ближайший год или два. Она купила подарки и для соседских детей,
приглашенных на день рождения, и весь вечер развешивала ленты и воздушные
шарики. Сама испекла пирог и оставила его на столе, но Джошуа удалось
добраться до него, и он залез в него обеими руками, превратив в
бесформенное блюдо еще до прибытия гостей.
Она пригласила дюжину соседских детей с их мамами. Единственным
взрослым мужчиной был Кен Бейли. Он принес Джошуа трехколесный велосипед,
точно такой же, как и купленный Дженифер. Она, рассмеявшись, сказала:
- Это смешно, Кен, Джошуа еще мал для него...
Вечер, длившийся всего два часа, прошел великолепно. Дети ели слишком
много, до боли в животах, дрались за игрушки и плакали, когда лопались
шары. Но все равно это был триумф. Джошуа оказался прекрасным хозяином и
проявил полную самостоятельность. За исключением нескольких небольших
инцидентов, он вел себя с достоинством и благородством.
Вечером, когда гости разошлись, а Джошуа уже лежал в своей кроватке,
она села возле него, наблюдая за своим спящим сыном и удивляясь тому,
какое чудесное создание вышло из ее тела и чресел Адама Уорнера. Адам был
бы так горд поведением Джошуа... И радость ее была неполной, потому что не
с кем было ее разделить.
Она думала о будущих днях рождения... Ему исполнится два года, потом
пять, потом десять и двадцать... Он станет мужчиной и покинет ее. Он будет
сам строить свою жизнь.
Хватит! - одернула она себя. - Ты просто жалеешь себя.
Она легла в постель и долго лежала без сна, переживая заново каждую
деталь прошедшего вечера. Когда-нибудь, возможно, она сможет рассказать о
нем Адаму.
7
Последние месяцы имя сенатора Адама Уорнера было у всех на устах. Его
прошлое, способности и обаяние с самого начала создали ему должную
репутацию в Сенате. Он был членом нескольких важных комиссий и легко и
быстро провел через Сенат важный законодательный проект. У него были
влиятельные друзья в Конгрессе. Многие знали и уважали его отца. Общее
мнение сводилось к тому, что в недалеком будущем он станет кандидатом на
пост президента.
Дженифер чувствовала гордость за него, но с привкусом горечи.
Она постоянно получала приглашения от друзей и коллег на ужин, в
театр, на различные благотворительные мероприятия, но отклоняла почти все
из них. Время от времени она проводила вечера с Кеном. Ей было приятно его
общество. Он был весел и остроумен, но за этим фасадом, она знала,
скрывается чувствительный и несчастный человек. Иногда он приезжал к ней
на ленч или на ужин по уикэндам и часами играл с Джошуа. Они любили друг
друга.
Однажды, когда Джошуа уже спал, а Дженифер и Кен ужинали на кухне,
Кен долго и пристально смотрел на нее, пока она не спросила:
- Что-нибудь не так?
- Видит Бог, да, - с тоской сказал он. - Какой все-таки поганый этот
мир...
Больше он не сказал ни слова.
Адам не пытался связаться с Дженифер уже почти девять месяцев, но она
жадно читала о нем газетные и журнальные статьи и старалась не пропустить
ни одной телепередачи, в которой он участвовал. Она постоянно думала о
нем. Да и как могло быть иначе?... Ее сын был постоянным напоминанием о
существовании Адама. Джошуа сейчас было два года и он был точной копией
отца. У него были точно такие же серьезные голубые глаза и такие же
манеры. Джошуа был крошечной и дорогой копией, теплой и любимой, полной
неотложных вопросов.
К сожалению Дженифер, его первыми словами были "машина, машина",
когда однажды она повезла его кататься на автомобиле. Он уже говорил
сейчас предложениями и не забывал сказать "спасибо" и "пожалуйста". Кен
купил ему набор красок, и он старательно разрисовал стены гостиной. Когда
миссис Маски хотела отругать его, Дженифер остановила ее:
- Не нужно! Это можно смыть. Он просто пытается выразить себя.
- Именно так, - фыркнула та. - Выразить себя... Вы испортите ребенка.
Но Джошуа не был испорченным, он был непослушным и требовательным, но
это было нормально для двухлетнего ребенка. Он боялся пылесосов, диких
животных, поездов и темноты.
Джошуа был просто атлетом. Однажды, наблюдая, как он играет с другими
детьми, Дженифер повернулась к миссис Маски со словами:
- Хотя я и мать его, но, глядя на него объективно, думаю, что он
заслужил свое имя.
Она старалась делать так, чтобы не уезжать из города и не оставлять
сына, но однажды ей позвонил Питер Дентон, один из ее клиентов, владелец
большой промышленной фирмы.
- Я покупаю завод в Лас-Вегасе и я хотел бы, чтобы вы слетали туда и
встретились с их адвокатами.
- Разрешите мне послать туда Дана Мартина, - предложила она. - Я не
люблю уезжать из города.
- Дженифер, вы сумеете обделать дело за двадцать четыре часа. Вы
полетите на моем самолете и вернетесь на следующий день.
Она нерешительно ответила:
- Хорошо...
Она уже бывала в Лас-Вегасе и осталась безразличной к нему. Было
невозможно любить этот город или ненавидеть его. Его надо было
рассматривать как феномен, неземную цивилизацию со своим собственным
языком, законами и моралью. Огромные неоновые огни сверкали всю ночь
напролет, воздавая хвалу величественным дворцам, построенным, чтобы
опустошать карманы туристов, снующих вокруг как стаи леммингов и страстно
желающих избавиться от своих накоплений, с таким трудом созданных.