При анализе фольклорного произведения особый интерес для исследователя представляет обнаружение истоков компонентов его сюжета, сложным образом преломленных в ходе развития устной традиции. Примером подобного анализа может служить интересная и содержательная статья З. И. Власовой, посвященная «Старине о большом быке».1[1 Власова З. И. К вопросу о традиции в фольклоре («Старина о большом быке» в свете историко-этнографических данных) // Рус. литература. 1982. №2. С. 168-181]. Однако
<...> автор статьи оставляет в стороне еще один мотив, несомненно в старине присутствующий, — мотив самого похищения.
Составляющее завязку конфликта всего анализируемого памятника похищение быка князя Рободановского никак ни предшествующим, ни последующим сюжетом не мотивируется. Как верно отмечает З. И. Власова, «если бы все дело было в сортах мяса, то достать телятины в Москве для богатого князя не составило бы труда и без воровства. Чем обстоятельнее мотивируется просьба увести быка с чужого двора, тем очевиднее для слушателей, что за ней скрывается иная цель. Она остается неизвестной до конца, так как суть старины — не в боярских распрях». Возможно, данная проблема может быть несколько прояснена, если мы привлечем к анализу ряд других фольклорных памятников, в основе сюжета которых лежит похищение скота.
Обилие упоминаний подобного рода мы встречаем в литературе Древней Греции. Так, Нестор, вспоминая о днях своей молодости, рассказывает о совершаемых им угонах скота (Илиада. XI). Похищение спутниками Одиссея священных коров Гелиоса является одним из наиболее значительных эпизодов их странствования (Одиссея. XII); Геракл уводит прямо с пастбища стадо великана Гедиона; юный бог Гермес ухитряется украсть пятьдесят быков из стада самого Аполлона, причем, чтобы уйти от преследования, он заставляет быков пятиться.2 [2 Ср. в «Старине о большом быке»:
Да как он, вор, догадлив был:
Быку липовы лапотци обул.
Наперед он пятами повернул,
Да как так-то быка увел].
Угоны скота у соседних племен были распространенным явлением у древних германцев. По свидетельству Цезаря, это считалось одним из достойных занятий, особенно распространенных среди молодежи как своего рода практика в ратном деле (Записки о галльской войне. VI).
Не менее популярен этот обычай был и у кельтских племен, о чем ярко свидетельствуют тексты дошедших до нас эпических преданий. Так, существуют целые группы ирландских саг, объединенные общим названием «lana bo» — «похищения быков (коров)», в основе сюжета которых лежат угоны как отдельных животных, так и целых стад.3 [3 См.: Arboi de Jubainville Y / Essai D'un cathalogue de la litterature epique de l'lrlande. Paris, 1883. P. 213-220].
Генезис подобных мотивов достаточно прозрачен: они опираются на историческую реальность, уходя своими корнями в эпоху, когда скот являлся основой благосостояния племени и главной военной добычей. Представляя собой вначале предмет личной гордости и повод для похвальбы,4 [4 «He раз оставляли они в моих руках жирных коров, когда я угонял их скот на дороге в тростники Дедаха», — гордо восклицает один из персонажей саги «Повесть о кабане Мак Дато» (Исландские саги. Ирландский эпос. М., 1973. С. 57)]. похищение скота претерпевает затем своего рода моральную переоценку и начинает квалифицироваться как преступление, требующее соответствующего наказания. Это находит отражение не только в соответствующих законодательствах, но и в фольклоре. Так, в одной из сказок Мадагаскара описана смерть похитителя быков, танцора Ревэре: люди начинают бить в ладоши и заставляют его танцевать, пока он не падает, обессиленный...5 [5 Сказки Мадагаскара. М., 1965. С. 189-190. Ср. эпизод с волынщиком:
Взяли, взяли — изломали игрока,
Завязали ему руки и глаза,
Уложили под лавку спать
И засыпали мякиною глаза,
Да заставили не едщи плясать. («Старина о большом быке»)].
Мотив похищения быков с течением времени претерпевает не только оценочные трансформации. Лишенный своей практической основы, добывания пищи, он начинает носить символический характер. Так, бык может олицетворять идею мощи и детородной силы, и обладание им является своего рода символом власти. Именно с этим явлением мы сталкиваемся в самой большой и известной ирландской саге «Похищение быка из Куальнге». В основе ее сюжета лежит военная экспедиция, предпринятая Медб, королевой Коннахта, против Ульстера. Цель экспедиции — добывание чудесного быка, Бурого из Куальнге, обладание которым дожно обеспечить Медб полное равенство с ее мужем Айлилем, который в свою очередь тоже располагает подобным «талисманом-символом» — чудесным быком Белорогим с долины Аи. Аналогичные функции явно исполняет в анализируемой старине и бык князя Василия Рободановского. Таким образом, ущерб, нанесенный похищением этого животного, носит не столько материальный, сколько моральный характер. Этим же, видимо, объясняется и жестокость наказания виновных, широта «расследования» и огромные штрафы, явно во много раз превосходящие стоимость быка как такового. Символическим характером быка, как нам кажется, может быть объяснена и эпическая гиперболизация его описания, чему, впрочем, не противоречит предложенная автором статьи интересная гипотеза о том, что бык князя Рободановского на самом деле был туром.
Проведенные нами дополнительные параллели с памятниками мирового фольклора еще раз подтверждают сложность и многогранность содержательного состава «Старины о большом быке» и демонстрируют глубокую архаичность некоторых элементов ее сюжета.6 [6 Русская литература, 1983, № 3. С. 242-243].