Советская историческая наука не проявляла глубокого интереса к собиранию и изучению монастырских памятников как целостного объекта исследования. Однако нельзя утверждать, что монастырские памятники, особенно письменные, совсем не привлекали внимания ученых. Другое дело, что рассматривались они с чисто светской точки зрения, в составе того или иного вида исторических источников: актовых, делопроизводственных и законодательных материалов, литературных и публицистических памятников, летописания.
Традиционным направлением изучения монастырских архивов в советской историографии стали публикация и анализ актовых и делопроизводственных источников, поскольку монастыри в отличие от светских феодалов тщательно воспроизводили акты на землю и крестьян в копийных книгах и хранили разнообразную документацию. В тщательности хранения документации состояло одно из преимуществ монастырей при разрешении земельных споров. Большинство монастырских архивов составляют грамоты, являющиеся одновременно актами монастырского и светского землевладения. Наиболее бережно хранились жалованные и указные грамоты, правовые грамоты интересовали монастырь только в том случае, если судебное дело было им выиграно, закладные кабалы, если заложенная собственность оставалась в руках монастыря. Наибольшей сохранностью характеризуются копийные книги 19 монастырей: Троице-Сергиева, Симонова, Московского Богоявленского, Лужецкого Можайского, Савво-Сторожевского, Иосифо-Волоколамского, Амвросиева Дудина Нижегородского, Суздальского Спасо-Евфимьевского, Троицкого Макарьева Калязина, Юрьева Новгородского, Данилова Переяславского, Спасо-Ярославского, Кирилло-Белозерского, Богоявленского Кожеозерского, Спасо-Преображенского Пыскорского, Соловецкого, Велико-Устюжского Михайло-Архангельского, а также митрополичьего (патриаршьего) дома и Новгородского дома святой Софии. В копийных книгах зафиксировано не менее 40% всей совокупности актов землевладения и хозяйства; от других монастырей, чьи копийные книги до нас не дошли, сохранилось 20-30% актов. Таким образом, по монастырским архивам можно изучать процессы роста и развития земельной собственности церкви, наследственное и выкупное право, эволюцию формуляра актов и его локальные особенности, цены на землю, размеры вотчин (количество сел и деревень), реконструировать карту феодального землевладения.
В советской историографии 1920-1930-х гг. получили два направления в изучении актов: собственно дипломатическое, представленное А. И. Андреевым и С. Н. Валком, и юридико-экономическое, представленное С. Б. Веселовским и Б. Д. Грековым. Наиболее весомым следует считать вклад С. Б. Веселовского, изучавшего публично-правовые и частно-правовые акты Северо-Восточной Руси XIV-XVI вв., прежде всего жалованные грамоты. Ученый провел гигантскую работу по выявлению и копированию грамот Троице-Сергиева и Кирилло-Белозерского монастырей 1.
В 1940-1950-е гг. выдающуюся роль в освоении дипломатического на-следия сыграл Л. В. Черепнин. Он применил к актам метод изучения источника в развитии и в связи с эволюцией других источников, системный метод, связал воедино межкняжеские договорные грамоты, жалованные иммунитетные грамоты и акты копийных книг. Ученый проделал доныне не продублированную работу по восстановлению русских феодальных архивов XIV-XV вв.2
Большинство историков, специализирующихся на изучении истории России в феодальную эпоху, не могли игнорировать монастырские акты как исторический источник по истории складывания и эволюции феодального землевладения и социально-политического развития страны. Наибольший вклад в монастырское актовое источниковедение внесли М. Н. Тихомиров, Л. В. Черепнин, А. А. Зимин, В. Л. Янин, В. М. Панеях, В. Б. Кобрин, С. М. Каштанов.
Наиболее исследованной разновидностью актов являются жалованные грамоты, т.е. акты великокняжеской власти, в которых оговаривались особые права феодалов и монастырей в принадлежавших им владениях и, в частности, освобождение вотчины от княжеских податей и повинностей. Жалованные грамоты характеризуют иммунитет как атрибут феодального землевладения, как форму внеэкономического принуждения непосредственных производителей. Жалованные грамоты характеризуют и статус русской православной церкви, так и не ставшей юридически независимой от князя политической силой. Князь, передавая землю и крестьян, сохраняет верховную распорядительную власть, что видно из неравноправности контрагентов. Самоуправляющиеся церковные княжества в жалованных грамотах не фигурируют. Более того, в XVI-XVII вв., проводя иммунитетную политику, верховная власть рассматривала монастыри только как социальную опору удельной или централизованной политической системы.
Законодательные акты XI-XV вв. также дошли до нас в составе юридических сборников, представлявших своды памятников христианского и византийского церковного права на Руси. М. Н. Тихомиров в составе этих сборников выявил и изучил списки Русской Правды3.
В XI в. сложился, а в XIII в. получил название Кормчей книги наиболее распространенный тип юридического сборника, дошедший до нас в количестве около 180 списков, в основном XV-XVI вв., хотя встречаются и более ранние (XII в.). Кормчая, или Номоканон, представляет собой собрание церковных правил и гражданских законов. Само слово "кормчая" означает руководящая или направляющая. В текст славянской Кормчей Русская Правда была внесена не позднее третьей четверти XIII в.
Древнейший список Кормчей с текстом Русской Правды написан около 1282 г. в Новгороде "повелением Новгородского князя Дмитрия Александровича и стяжанием новгородского архиепископа Климента". Эта громадная книга, написанная в два столбца на 348 листах пергамента, принадлежала "софийской", или архиепископской, казне и при падении Новгорода была взята Иваном III как драгоценность в Москву. Кормчая была возвращена обратно в Новгород только при Василии III по особой просьбе архиепископа Макария. В настоящее время хранится в Государственном историческом музее в Москве в составе большого Синодального или Патриаршего собрания рукописей и в науке известна под названием Синодальной или Новгородской.
Текст Синодального списка имеет близкое сходство с другим древним списком - Троицким, находящемся в составе Мерила Праведного второй половины XIV в.4 Под названием "Мерила Праведного" известен юридический сборник, возникший на русской почве в начале XII в., переработанный и дополненный в конце XIII в. (известно пять списков XIV-XV1 вв.). Мерило Праведное состоит из двух частей. Первая включает слова и поучения о праведных и неправедных судах и судьях, заимствованные из Библии, апокрифов и святоотеческой литературы. В основе второй лежит Сборник из 30 глав, состоящих из различных юридических памятников, а также Русской Правды. Экземпляр опубликованной рукописи, несмотря на небольшой формат, - роскошный. Он украшен миниатюрой праведного судьи с весами в руках. Текст Троицкого списка Русской Правды отличается особой исправностью, поэтому его принято издавать в первую очередь.
Сами же сборники, являющиеся источниками канонического права, не привлекали внимания советских исследователей и почти не изучены. Только в 1990-е гг. появился интерес к канонике, изучающей внешнее устройство церкви, ее отношение к другим общественным союзам, отношения с государственными органами, церковную дисциплину.
Наиболее очевидна современному исследователю роль православной церкви и монастырей в создании и сохранении письменной литературно-публицистической традиции. Письменная культура Древней Руси по сути своей была христианской. Из 494 учтенных рукописей домонгольского периода, хранящихся в библиотеках и архивах бывшего СССР, по данным И. Н. Данилевского, только скриптурные и литургические книги составляют 332 единицы, т.е. две третьих от общего количества5.
В 1920-1950-е гг. обращение к книжной культуре, сохранявшейся монастырями, противоречило официальной концепции в историографии. Правда, исследователи, рассматривая просвещение в феодальную эпоху, не могли умолчать о монастырях как главных источниках грамотности и культуры. Архивы и библиотеки после Октябрьской революции были значительно пополнены монастырскими архивами и книжными собраниями. В 1960-е гг. наличие колоссальной, ранее не изученной, источниковой базы привело к появлению обобщающих трудов по книжной культуре на материале монастырских библиотек. М. В. Кукушкина6 исследовала шесть монастырских книжных собраний - Соловецкое, Антониево-Сийское, Николо-Карельское, Александро-Свирское, Красногорское, собрание архиерейской библиотеки. Особое внимание автор уделяет созданию рукописных собраний и комплектованию библиотек через вклады, покупку и переписывание рукописей, организации книгописания и создания книги при монастырях. Прослеживаются на примерах отдельных книжных комплексов характер книгописных школ, особенности письма и внешнего оформления книги. Была проведена работа по выявлению имен монастырских переплетчиков и писцов, в монографии приведены фотовоспроизведения почерков писцов. В распоряжении М. В. Кукушкиной, помимо собственно рукописных книг, находились и сохранившиеся описи монастырских библиотек, что позволяет сделать вывод о наиболее распространенном объеме книжного собрания - от 100 до 350 книг, что не исключало значительно более крупных собраний, например, в Соловецком монастыре (1500 книг). Автор прослеживает складывание самобытной школы в оформлении книг в Сийском монастыре в 1670-е гг., традиции которой были перенесены в архиерейскую библиотеку в Холмогорах.
Библиотеки великоустюгских и сольвычегодских монастырей стали объектом исследования А. Н. Власова7, который выделил два типа монастырских собраний - городской и негородской, отмечая большое разнообразие репертуара богословских и четьих книг в первом. Исследуя документальные фонды монастырей (Иоанно-Предтеченского, Введенского и Павла Обнорского), автор приходит к выводу, что консервативные монастырские собрания в конце XVII в. подверглись унификации репертуара книг благодаря замене рукописного фонда на издания Московского печатного двора.
Монастырская книжная культура рассматривалась и в контексте библиотек монастырских книжников. Ж. Р. Коновалова изучила библиотеку архиепископа Вологодского я Белозерского Симона8. Сравнение двух описей библиотеки позволило проследить ее стремительный рост и высокий удельный вес изданий, необходимых для составления проповедей и посланий, участия в церковно-догматической полемике.
Монастырские книжные собрания могут, безусловно, оцениваться как социокультурное явление изучаемой эпохи. Монастыри оставались крупными книжными центрами, монастырские же библиотеки содержали литературу по важным общественно-политическим проблемам XVI-XVII вв. Однако основой монастырских библиотек оставались книги богослужебные, соборные и келейные. Наиболее разнообразны и отражают индивидуальные вкусы владельцев келейные библиотеки.
К числу письменных памятников традиционно относятся и эпиграфические памятники, во многом содержащиеся в монастырских некрополях. В годы Советской власти продолжала работать организованная в 1907 г. в Московском археологическом обществе комиссия "Старая Москва" в составе А. А. Александрова, М. П. Чулкова, В. В. Шереметевского и других. Комиссия вошла в состав Общества изучения Московской губернии, внутри которого в 1927-1930 гг. существовал возглавляемый П. М. Миллером Комитет по охране могил выдающихся деятелей. Архив Комитета мало изучен, но известны основные направления деятельности: это создание Общества ПО благоустройству кладбищ (7 московских кладбищ были переданы в ведение Комиссии), составление списков захоронений деятелей истории и культуры, составление списков могил, подлежащих государственной охране, на 21 кладбище Москвы, составление списков склепов и балдахинов над могилами, имеющих художественную ценность. Все это требовало серьезных изысканий и кропотливой работы; только за 1925-1926 гг. Общество зафиксировало на московских кладбищах 17 могил9.
В советское время интересы некрополеведов существенно изменились. Например, И. П. Чулков осуществил разработку новой темы: к юбилею восстания декабристов подготовил работу о некрополе декабристов в Москве10. В. В. Гершберг внес значительный вклад в развитие эпиграфики, опубликовав и классифицировав 531 надпись из 900 найденных на каменных плитах". П. В. Сытин создал монументальный труд по истории Москвы, куда включил немало материалов по некрополю12. Под руководством Б. Д. Грекова Институт истории Академии наук СССР и Исторический музей провели большую работу по подготовке "Московского некрополя". Это издание было задумано как справочное: предполагалось дать краткие биографические справки о похороненных в Москве деятелях истории и культуры, при этом отмечалось место захоронения и описывался надгробный памятник. Собрав в 1940-1950-е гг. огромный материал и подготовив в основном рукопись, коллектив авторов так и не завершил работу, рукопись осталась неопубликованной.
В советской историографии памятники церковной старины и монастырские некрополи изучались прежде всего с точки зрения художественной ценности. Появились работы, содержащие историко-искусствоведческий анализ надгробий и их классификацию. По Донскому монастырю такую работу провел Е. В. Николаев, материалы которого вошли в путеводитель по музею Донского монастыря13. Осталась неопубликованной работа М. Ю. Барановской по этому некрополю. Однако в 1986 г. увидел свет "Некрополь Донского монастыря"14. Свод художественных надгробий Новодевичьего монастыря 1914-1960-х гг. составил Г. Г. Антипин15.
Меньше повезло тем монастырям, которые не имели статуса музеев. Многие памятники XV-XX вв. с монастырских и городских кладбищ проанализированы в монографии "Русская мемориальная скульптура".
1980-е гг. отмечены принципиально новыми начинаниями. В 1983 г. в альманахе "Памятники Отечества" была введена рубрика "Отечественные некрополи". Здесь увидели свет краткие описания некрополей Ваганьковского кладбища и Донского монастыря, а также Пушкинский некрополь Москвы. В публикациях даны схемы кладбищ и расположения могил.
По-прежнему белым пятном в эпиграфике и некрополеведении остается изучение монастырских некрополей, поскольку монастырские захоронения были в лучшем случае перенесены, а в худшем - стерты с лица земли. Возможности же для реконструкции монастырских некрополей существуют.
Таким образом, в 1920-1990-е гг. монастыри не стали объектом изучения историков как социокультурное явление, обладающее несомненной целостностью. Однако отрицать роль монастырей в создании и хранении культурной традиции было бессмысленно, формирование источниковой базы научных исследований происходило за счет активного "растаскивания" монастырских материальных богатств, книжных и рукописных собраний. Значительная часть письменных источников, переданных на государственное архивное и музейное хранение, была опубликована и изучена. При этом монастырь толковался в первую очередь как феодал и лишь во вторую - как общественно-политический и культурно-просветительный центр. В 1990-е гг. на смену марксистско-ленинскому мировоззрению пришло разнообразие историко-философских концепций, что отразилось на изучении монастырей: они стали автономным объектом исследования. Начался процесс их возрождения, немалую роль в котором играют российские музеи. Но перелом в историко-источниковедческих и музееведческих исследованиях только начался.
1. Веселовский С. Б. К вопросу о происхождении вотчинного режима. - М., 1926;
Он же. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. Т. 1. - М. -Л., 1947.
2 Русские феодальные архивы XIV-XV веков. Ч. 1-2. - М., 1948-1951.
3. Тихомиров М. Н. Исследование о "Русской Правде": Происхождение текстов. - М. - Л., 1941; Он же. Пособие для изучения Русской Правды. - М., 1953.
4 Мерило праведное: По рукописи XIV в. /Подг. М. Н. Тихомировым. - М., 1961.
5 Источниковедение: Теория и метод. Источники российской истории: Учеб. пособие. - М, 1998.
6. Кукушкина М. В. Библиотека Соловецкого монастыря в XVI веке //Археографический ежегодник за 1970 год.-М., 1971.-С. 357-372: Она же. Собрания книг, поступившие в Соловецкую библиотеку в виде вкладов //История и культура Архангельского Севера. - Вологда, 1986. - С. 79-82; Она же. Монастырские библиотеки Русского Севера: Очерки по истории книжной культуры XVI-XV1I веков. -Л., 1977.
7 Власов А. Н. Книжная культура Устюга Великого и Сольвычегодска в XVI-XV1I веках. - Сыктывкар, 1991.
8. Коновалова Ж. Р. О библиотеке Вологодского и Белозерского Симона //Книжные центры Древней Руси XVII века. - СПб., 1994.-С. 113-117.
9. Списки, составленные Кладбищенской комиссией в 1925-1927 годах //Отдел рукописей РГБ.-Ф.177.
10 Чулков Н. П. Список декабристов, погребенных в Москве //Листок краеведа Московской губернии. - М., 1926. - № 3.
11. Гершберг В. В. Надписи из Георгиевского монастыря //Археологические памятники Москвы и Подмосковья. - М., 1954; Он же. Материалы для свода надписей на каменных плитах Москвы и Подмосковья X1V-XVII веков //Нумизматика и эпиграфика. Т. 1.4. 1 -5. - М., 1960-1962.
12 Сытин П. В. История планировки и застройки Москвы. Т. 1-3. - М., 1950-1972.
13 Аренкова Ю. И., Мехова Г. И. Донской монастырь: Фотоальбом. - М., 1970.
14 Гераскин С. В., Луппол А. Н. Некрополь Донского монастыря. - М., 1986.
15 Антипин Г. Г. Художественные надгробия Московского Новодевичьего кладбища: 1914-1969: Справочник-путеводитель. -М.. 1970.
16. Ермонская В. Е., Нетупахина Г. Д., Попова Г. Ф. Русская мемориальная скульптура. - М., 1978.
17 Артамонов М. Д. Ваганьково //Памятники Отечества. -1983. -№ 2. - С. 134-139; О н же.
Кладбище Донского монастыря //Там же. - 1986. - № 1. - С. 95-104; Он же. Пушкин и его окружение //Московский журнал. - 1994. - № 11-19; 1995. - № 1-3, 5-6; Белявский М.Т, Омельченко О. А. Ушедшие в бессмертие//Памятники Отечества. -1984.-№ 10; 1985. -№ 12.