Этот прерывающийся водопад на участке в Нарготронде получил название Андрам, Длинная Стена, а участок в восточном Белерианде назывался Рамдаль, Конец Стены.
      Дальше, к востоку, русла становились более пологими. Долина Гелиона, например, плавно понижалась к югу, и Гелион на всем своем протяжении не имел ни водопадов, ни порогов, но все же его течение было быстрее, чем у Сириона.
      Между Рамдалем и Гелионом стоял одинокий холм большой протяженности и с отлогими склонами, но казавшийся более мощным, чем он был, именно потому, что стоял в одиночестве, и этот холм назывался Амон Эреб. На нем умер Денетор, повелитель Нандора - тот, кто жил в Оссирианде и отправился на помощь Тинголу против Моргота в дни, когда Орки впервые большими силами пришли в Белерианд и разрушили его звездный мир. На этом же холме жил Маэдрос после великого разгрома.
      А к югу от Андрама, между Сирионом и Гелионом, находилась дикая страна, заросшая непроходимым лесом, где никто не бывал, кроме немногих темных Эльфов. И она называлась Таур-им-Луинат, Лес между Реками.
      Гелион был великой рекой, и его питали два источника, так что вначале он имел два русла: Малый Гелион, сбегавший с холмов Химринг, и Большой Гелион, исток которого был на горе Рерир. После слияния его двух ветвей Гелион уходил на юг, и лишь через сорок лиг в него впадал первый приток. К моменту впадения в море его длина вдвое превышала протяженность Сириона, хотя Сирион был шире и полноводнее, потому что в Хитлуме и Дор-Финионе, где Сирион черпал свои воды, выпадало больше дождей, чем на востоке.
      С Эред Люина к Гелиону текло шесть притоков: Аскар (позже его назвали Рафлориэль), Талос, Деголин, Бригор, Дуилвен и Адурант - быстрые и бурные потоки, круто падающие с гор. А между Аскаром на севере и Адурантом на юге и между Гелионом и Эред Люином лежала далекая зеленая страна Оссирианд, Страна Семи Рек.
      Примерно на середине своего пути поток Адуранта делился надвое и соединялся вновь, образуя остров, носивший название Тол Гален, Зеленый Остров. На нем поселились Берен и Лютиен после своего возвращения.
      В Оссирианде, под защитой своих рек, жили зеленые эльфы, потому что после Сириона больше всех других вод западного мира Ульмо любил Гелион.
      Эльфы Оссирианда так хорошо знали лес, что посторонний мог пройти через их страну из конца в конец и не увидеть ни одного из них.
      Весной и летом они одевались во все зеленое, и звуки их пения можно было услышать даже за Гелионом. Поэтому Нольдорцы назвали эту страну Линдон, Страна Музыки, а горы позади нее - Эред Линдон, потому что впервые увидели их из Оссирианда.
      К востоку от Дор-Финиона границы Белерианда были наиболее открыты для нападения, и только холмы незначительной высоты преграждали путь в долину Гелиона с севера.
      В той местности, на границе Маэдроса и землях позади нее, жили сыновья Феанора с многочисленным народом, и их всадники часто патрулировали на бесплодной северной равнине Лафлан, обширной и пустой, к востоку от Ард-Галена, чтобы воспрепятствовать возможной вылазке Моргота в восточный Белерианд.
      Главная цитадель Маэдроса находилась на холме Химринг, что означает Вечно Холодный. Он имел широкие безлесные отроги и плоскую вершину, и его окружали многочисленные меньшие долины и холмы.
      Между Химрингом и Дор-Финионом был проход, очень круто обрывавшийся к западу. Он назывался проходом Аглона и являлся входом в Дориат. И всегда с севера через него дул жестокий ветер.
      Колегорм и Куруфин укрепили Аглон и защищали его крупными силами, а также все земли Химлада и его притока, Келона, сбегавшего с Химринга.
      Земля между руслами Гелиона находилась под защитой Маглора, и здесь было одно место, где холмы сходили на нет, и именно там Орки проникали в восточный Белерианд перед третьей битвой. Поэтому Нольдорцы держали у этого места сильную конницу, а народ Карантира построил укрепления на горах к востоку от прохода Маглора.
      Там возвышалась гора Рерир и вблизи нее много меньших вершин, выдаваясь к западу от основного массива Эред Линдона. А в местности между Рериром и Эред Линдоном находилось озеро, и тень гор падала на него со всех сторон, кроме южной. Это было озеро Хелевори, глубокое и темное, а рядом с ним Карантир построил свое жилище.
      Всю же обширную страну между Гелионом и горами и между Рериром и рекой Аскар Нольдорцы называли Таргелион, что означает Страна за Гелионом или Дор-Карантир, Земля Карантира, и именно здесь Нольдорцы впервые встретили гномов. Но прежде Серые Эльфы называли Таргелион Талат Руненом, Восточной Долиной.
      Так сыновья Феанора во главе с Маэдросом стали повелителями восточного Белерианда, но в то время народ их занимал большей частью север страны, а на юг они ездили только, чтобы поохотиться в зеленых лесах.
      Однако, там жили Амрод и Амрас, и пока длилась осада, они редко приходили на север. Иногда туда приезжали и другие повелители Эльфов, в том числе и издалека, потому что страна была хотя и дикая, но очень красивая. Из них чаще всего бывал Финрод Фелагунд, любивший путешествия, и он добирался даже до Оссирианда и завоевал дружбу зеленых эльфов.
      Но никто из Нольдорцев, пока существовало их королевство, не перебирался через Эред Линдон, и в Белерианде было мало что известно о том, что происходило в восточных областях.
      15. О НОЛЬДОРЕ И БЕЛЕРИАНДЕ
      Уже было рассказано, как под руководством Ульмо Тургон из Невраста обнаружил скрытую долину Тумладен. Она (как стало известно впоследствии) лежала к востоку от верхнего течения Сириона, в конце крутых и высоких гор, и ни одного живого существа не бывало там, кроме орлов Торондора. Но под горами существовал подземный ход, вырытый во мраке мира водами, выбивавшимися наружу, чтобы соединиться с потоком Сириона.
      И Тургон нашел этот путь и так проник на зеленую равнину посреди гор, где увидел подобный острову холм из гладкого камня - потому что в древние дни эта долина была огромным озером.
      Тогда Тургон понял, что нашел искомое место, и решил построить там прекрасный город, память о Тирионе на Туне. Однако он вернулся в Невраст, не оставив в долине ни одного следа, хотя все время думал о том, как исполнить свой замысел.
      После Дагор Аглабера тревога, посланная Ульмо, вновь овладела сердцем Тургона, и он призвал к себе многих самых стойких и самых искусных из своего народа и тайно увел их в скрытую долину, где они начали строительство города, задуманного Тургоном.
      И они установили вокруг этого места такую охрану, что никто не мог попасть туда извне. И власть Ульмо, бывшая в Сирионе, покровительствовала им.
      Но сам Тургон большей частью все еще жил в Неврасте, пока, наконец, после пятидесяти двух лет тайного тяжелого труда город не был полностью закончен.
      Рассказывают, что Тургон дал ему название на языке эльфов Валинора: Ондолинде, Скала Музыки Вод, потому что там, на холме, били фонтаны. На наречии Синдар название изменилось: Гондолин, Скрытая Скала.
      Тогда Тургон приготовился уйти из Невраста и покинуть свои дворцы в Виньямаре, рядом с морем.
      И вот однажды Ульмо снова явился к нему и сказал:
      - Теперь ты уйдешь, наконец, в Гондолин, Тургон, и я проявлю свое могущество в долине Сириона и во всех водах в тех краях, так что никто не заметит твой уход и никто не найдет тайного хода против твоей воли. Дольше всех королевств Эльдалие будет противостоять Гондолин Мелькору. Но пусть не будет чрезмерной твоя любовь к делу рук твоих и к замыслам сердца твоего. И помни, что истинная надежда Нольдора лежит на Западе и придет с моря!
      И Ульмо предостерег Тургона, что и он тоже обречен Приговором Мандоса, и тот приговор Ульмо был не в силах изменить.
      - Может так случиться, - сказал он, - что проклятие Нольдора настигнет тебя слишком рано, и измена проснется внутри твоих стен. И тогда огонь будет угрожать им. Но если эта опасность действительно приблизится, тогда из Невраста придет некто, чтобы предостеречь тебя, и от него в руинах и огне родится надежда эльфов и людей. Поэтому оставь здесь в долине доспехи и меч, чтобы в год прихода он смог бы найти их. И так ты узнаешь его и не будешь обманут!
      И Ульмо сказал Тургону, какого вида и размера должны быть шлем, кольчуга и меч, которые ему следовало оставить.
      Потом Ульмо вернулся в море, а Тургон велел всему своему народу выступать, и там была третья часть Нольдорцев, следовавших за Фингольфином, и еще большее войско Синдара.
      Они шли, отряд за отрядом, тайно, под покровом тени Эред Витрина, и незамеченными вошли в Гондолин, так что никто не знал, куда они исчезли.
      А последним собрался Тургон и молча последовал за своими домочадцами через холмы: он вошел в ворота в горах, и они закрылись за ним.
      С тех пор в течении многих лет никто не проникал внутрь, кроме одних лишь Хурина и Хуора, а войско Тургона никогда не выходило наружу вплоть до года Плача, который наступил более чем через триста пятьдесят лет.
      Но за кольцом гор народ Тургона увеличивался и процветал, и непрерывно совершенствовал свое искусство, так что Гондолин на Амон Гварете стал поистине прекрасным и достойным сравнения даже с Тирионом Эльфов за морем.
      Высокими и белыми были его стены, гладкими его ступени. Стройной и прочной была его башня короля. Там играли сияющие фонтаны, а во дворе Тургона стояли подобия деревьев древности, которые создал сам Тургон, использовав все искусство Эльфов.
      Дерево, сделанное им из золота, называлось Глиндаль, а другое, чьи цветы были из серебра, носило название Бельтиль.
      Но прекраснее всех других чудес Гондолина была Идриль, дочь Тургона, прозывавшаяся Келебриндаль, Сереброногая, чьи волосы напоминали золото Лаурелина до прихода Мелькора.
      Так Тургон долго жил в блаженстве, а Невраст оставался заброшенным и бесплодным вплоть до разрушения Белерианда.
      В то время, пока Гондолин строился втайне, Финрод Фелагунд жил в подземельях Нарготронда, а Галадриэль, его сестра, жила, как уже было сказано, в королевстве Тингола в Дориате. Иногда Мелиан и Галадриэль говорили о Валиноре и о древнем блаженстве. Но дальше черного часа смерти деревьев Галадриэль не шла и всегда умолкала.
      И однажды Мелиан сказала:
      - Есть какое-то несчастье, которое лежит на тебе и на твоем роде. Это я могу увидеть в тебе. Но все остальное от меня скрыто. Потому что ни видением, ни мыслью я не могу проникнуть в то, что произошло или происходит на Западе: тень лежит на всей земле Амана и уходит далеко через море. Почему ты не расскажешь мне все?
      - Потому что это несчастье уже в прошлом, - ответила Галадриэль, - и я предпочитаю радость, еще оставшуюся здесь, печальным воспоминаниям. Ведь, может быть, будет еще достаточно горя, хотя надежда кажется пока яркой.
      Тогда Мелиан посмотрела ей в глаза и сказала:
      - Я не верю, что Нольдорцы пришли сюда посланцами Валар, как говорилось сначала, хотя они и появились в час нашей крайней нужды. Потому что они никогда не говорят с Валар, а их вожди не принесли Тинголу никакой вести ни от Манве, ни от Ульмо, ни даже от Ольве, брата короля, и от его собственного народа, что ушел за море. По какой причине, Галадриэль, высший народ Нольдора покинул Аман, подобно изгнанникам? Может, некое зло лежит на сыновьях Феанора, раз они стали своенравными и недобрыми? Разве я не близка к истине?
      - Близка, - сказала Галадриэль, - но только никто нас не изгонял, а мы ушли по собственной воле, но против воли Валар. И мы явились сюда чрез многие опасности и вопреки Валар: отомстить Морготу и вернуть себе то, что он захватил!
      И тогда Галадриэль рассказала Мелиан о Сильмарилях и об убийстве короля Финве в Форменосе. Однако, пока она еще не сказала ни слова ни о Клятве, ни об убийстве родичей, ни о сожжении кораблей в Лосгаре. Но Мелиан заметила:
      - Теперь ты сообщила мне многое, а еще больше я почувствовала. Тень омрачила вас на долгой дороге из Тириона, но я вижу там зло, о котором должен узнать Тингол.
      - Может быть, - сказала Галадриэль, - но не от меня.
      И Мелиан больше не говорила с Галадриэль об этом, но рассказала королю Тинголу все, что услышала о Сильмарилях.
      - Это великие вещи, - сказала она, - более великие, чем считают сами Нольдорцы, потому что в тех камнях, трудах погибшего Феанора, заключены ныне свет Амана и судьба Арда. И я предсказываю, что никакой мощи Эльдара не вернуть их, и мир будет разрушен в предстоящих битвах прежде, чем Сильмарили удастся отобрать у Моргота. Смотри: они убили Феанора и убьют еще многих других, как я предполагаю. А первым из тех, кому они принесли смерть, был Финве, твой друг. Моргот убил его, прежде чем покинуть Аман!
      Тогда Тингол погрузился в молчание, исполненный печали и предчувствий, но потом сказал:
      - Теперь я, наконец, понял причину прихода Нольдора с Запада, которому я прежде очень удивлялся. Не для того, чтобы оказать нам помощь, пришли они (это случайное совпадение), потому что тех, кто остается в Средиземье, Валар предоставляют самим себе, пока не настанет крайний час. Для мести и возвращения утраченного пришли Нольдорцы? Тем больше уверенность, что они будут союзниками против Моргота и не окажутся предателями в этой борьбе.
      Но Мелиан сказала:
      - Верно, что по этим причинам они пришли сюда, но и по другим также. Остерегайся сыновей Феанора! Тень гнева Валар лежит на них, и я чувствую, они причинили зло и Аману, и собственному роду. До времени уснувшая беда разделит князей Нольдора.
      И Тингол ответил:
      - Что мне до этого? О Феаноре мне известно, что он действительно был великим. О его сыновьях я слышал мало приятного, однако, они все же, вероятно, окажутся смертельными врагами нашего врага!
      - Их мечи и их советы будут иметь два конца! - сказала Мелиан, и впоследствии они больше не говорили об этом.
      Вскоре среди Синдара из уст в уста начали распространяться слухи о делах Нольдорцев до их появления в Белерианде. Не было сомнений, откуда исходили эти слухи, в которых злая правда искажалась и отравлялась ложью. Но синдарцы были еще неосторожны и доверчивы, и, как легко можно догадаться, Моргот им первым адресовал измышления своей злобы, потому что они еще не знали его.
      И Сирдан, услышав эти черные известия, обеспокоился, ибо он был мудр и быстро понял, что правду или ложь несут вести, но сейчас их распространяет чья-то злоба. Правда, он полагал, что это злоба князей Нольдора, возникшая как следствие зависти, существовавшей между домами. Поэтому он послал вестников к Тинголу с тем, чтобы они рассказали ему все, что слышал Сирдан.
      Случилось так, что в это время сыновья Финарфина опять были гостями Тингола, потому что им хотелось повидаться с сестрой Галадриэль.
      Тогда Тингол, будучи в сильном возбуждении, сказал гневно Финроду:
      - Нехорошо поступил ты, родич, скрыв от меня столь важные сведения. Но теперь я узнал о всех злых делах Нольдора.
      И Финрод спросил:
      - Что плохого я сделал тебе, вождь? И какими злыми делами в твоем королевстве опечалили тебя Нольдорцы? Никакого зла они не замыслили и не делали ни твоим родичам, ни кому-либо из твоего народа.
      - Ты удивляешь меня, сын Эрвен, - сказал Тингол, - тем, что пришел к накрытому столу твоего родича с руками, обагренными от убийства родни твоей матери, и ничего не говоришь в свою защиту, не ищешь прощения.
      Тогда Финрод сильно смутился, но промолчал, потому что не мог защитить себя, не обвинив при этом других князей Нольдора.
      А этого он не склонен был делать перед Тинголом. Но в сердце Ангрода снова проснулись воспоминания о словах Карантира, и он с горечью воскликнул:
      - Вождь, я не знаю, какую ложь ты слышал, не знаю, откуда она пришла, но руки наши не обагрены кровью! Нет вины на нас, разве лишь в том, что мы безрассудно слушали слова безумного Феанора, и речи его, будто хмель, ударили нам в голову. Никому не чинили мы зла во время пути, но сами потерпели великую несправедливость и простили ее. И за все это нас назвали твои доносчики предателями Нольдора: несправедливо, как тебе известно, потому что мы, храня верность, молчали перед тобой и тем заслужили твой гнев. Но теперь мы больше не станем сносить эти обвинения, и ты узнаешь всю правду!
      И Ангрод заговорил с горечью против сыновей Феанора и рассказал о кровопролитии в Альквалонде, о приговоре Мандоса и о сожжении кораблей в Лосгаре. И он воскликнул:
      - Почему мы, претерпевшие тягость битого льда, должны нести прозвище предателей и убийц родичей?
      - Но тень Мандоса лежит и на вас, - сказала Мелиан.
      Тингол долго молчал, прежде чем заговорил снова:
      - Сейчас уходите, - сказал он, - потому что сердце горит во мне! Позже вы сможете вернуться, потому что я не закрою навсегда перед вами мои двери, родичи, попавшие в злую западню! Я сохраню дружбу с Фингольфином и его народом, потому что они жестоко поплатились за причиненное ими зло. И в нашей ненависти к той силе, что была причиной всех этих бед, мы отбросим свои обиды. Но запомните мои слова: никогда больше не стану я слушать язык тех, кто убил моих родичей в Альквалонде! И во всем моем королевстве, пока длится моя власть, не будут открыто говорить на нем. Пусть весь Синдар услышит мой призыв: никогда они не должны говорить на языке Нольдора или отвечать на него! А все те, кто станет пользоваться им, будет считаться убийцами своих родичей и отъявленными предателями своего рода!
      И тогда сыновья Финарфина с тяжестью покинули Менегрот, понимая, что слова Мандоса оказались истинными и что ни один из Нольдорцев, последовавших за Феанором, не мог избежать тени, упавшей на его род.
      И все случилось так, как сказал Тингол, потому что синдарцы услышали его слова, и впоследствии по всему Белерианду они отказались от наречия Нольдора и избегали тех, кто громко говорил на нем.
      Изгнанники же приняли наречие Синдара для повседневного употребления, и только вожди Нольдора в разговорах друг с другом пользовались высшей речью Запада.
      Кроме того, это наречие всегда оставалось языком науки, где бы ни жил этот народ.
      Пришел срок, когда Нарготронд был полностью построен (Тургон в то время все еще жил во дворце Виньямара), и сыновья Финарфина собрались там на праздник, и Галадриэль пришла из Дориата и на время поселилась в Нарготронде.
      Король Финрод Фелагунд не имел тогда жены, и Галадриэль спросила его, почему это так. Но когда Фелагунд заговорил, провидение сошло на него, и он сказал:
      - Мне так же суждено принести клятву, и я должен остаться свободным, чтобы исполнить ее и уйти во тьму!
      Но, говорят, что на самом деле он любил Амарие, из рода Ваньяр, но она не ушла с ним в изгнание.
      16. О МАЭГЛИНЕ
      Аредель Ар-Фейниэль, Белая Госпожа Нольдора, дочь Фингольфина, жила в Неврасте с Тургоном, ее братом, и отправилась с ним в Скрытое Королевство. Но ее утомила охрана столицы Гондолина, и чем дольше, тем больше ей хотелось вновь скакать верхом по широким равнинам и бродить в лесах, как она поступала в Валиноре. И когда с момента окончания постройки Гондолина прошло двести лет, Аредель обратилась к Тургону и просила разрешения покинуть город.
      Тургон не хотел разрешать этого и долго отказывал ей, но в конце концов уступил, сказав:
      - Иди, если хочешь, хотя мой разум против этого, и я предсказываю, что злом обернется твой уход и для тебя, и для меня. Но ты пойдешь лишь только для того, чтобы найти Фингона, нашего брата, и те, кого я пошлю с тобой, чтобы найти Фингона, должны будут вернуться в Гондолин так скоро, как только смогут.
      Но Аредель ответила:
      - Я твоя сестра, но не слуга тебе, и за пределами твоей страны я пойду туда, куда сочту нужным. А если ты откажешь мне в сопровождающих, я уйду одна!
      Тогда Тургон сказал:
      - Для тебя мне не жаль ничего из того, чем я владею. Но я хочу, чтобы за пределами моих стен не было никого, кто знает дорогу сюда, и если я доверяю тебе, сестра моя, то языкам других я доверяю меньше!
      И Тургон избрал трех вождей из числа своих приближенных, чтобы сопровождать Аредель, и приказал им проводить ее в Хитлум к Фингону, если они смогут убедить ее.
      - И будьте осторожны, - сказал он, - ибо, хотя Моргот все еще окружен на севере, в Средиземье есть много опасностей, о которых госпожа ничего не знает.
      И тогда Аредель покинула Гондолин, и уход ее тяжестью лег на сердце Тургона.
      Но когда Аредель достигла переправы Бритиаха на реке Сирион, она сказала своим спутникам:
      - Теперь повернем на юг, потому что я не поеду в Хитлум. Сердце мое влечет меня к сыновьям Феанора: моим старым друзьям!
      И так как отговорить ее было невозможно, они повернули на юг, как она приказала, и попросили дозволения пройти через Дориат.
      Но стражи границ отказали им, потому что Тингол не разрешал никому из Нольдора, кроме его родичей из дома Финарфина, пересекать пояс Мелиан, и меньше всего тем, кто был другом сыновей Феанора.
      Поэтому стражники сказали Аредель:
      - Вы не сможете, госпожа, найти способ попасть в страну Колегорма через королевство Тингола. Вам следует ехать вне пределов пояса Мелиан на юг или на север. Самый быстрый путь - использовать тропы, что ведут от Бритиаха на восток, через Димбар, и вдоль северной границы этого королевства, пока вы не минуете мост Эсгалдуина и переправы Ароса. Тогда вы окажетесь в землях, что лежат за холмом Химринг. Там и живут, как мы полагаем, Колегорм и Куруфин, и, возможно, вы найдете их. Но дорога туда опасна.
      Тогда Аредель повернула обратно и избрала нелегкий путь между дикими ущельями Эред Горгорота и северными границами Дориата. Но приблизившись к недоброй местности Нан Дургонтеб, всадники заблудились во тьме, и Аредель отбилась от своих спутников и пропала.
      Они долго и тщетно искали ее, опасаясь, что она попала в западню или напилась из отравленных источников этой страны. Но падшие создания Унголиант, поселившиеся в глубоком овраге, проснулись и стали преследовать их, и им едва удалось спасти свои жизни.
      Когда, наконец, спутники Аредель вернулись и рассказали о случившемся, Гондолин погрузился в глубокую скорбь, и Тургон долго сидел в одиночестве, молча перенося горе и гнев.
      Аредель же, после напрасных поисков своих спутников, поехала дальше, потому что она была бесстрашной и твердой сердцем, как и все дети Финве.
      Она продолжала свой путь и переправилась через Эсгалдуин и Арос, оказалась в землях Химлада между Аросом и Келоном, где тогда, перед тем как рухнула осада Ангбанда, жили Колегорм с Куруфином.
      В это время их не было дома: они уехали с Карантиром на восток, в Таргелион. Однако, народ Колегорма радушно встретил Аредель и предложил ей остаться с ними, пока не вернется их повелитель. Тогда на время она успокоилась и находила большое удовольствие в свободных скитаниях в лесах, но время шло, а Колегорм все не возвращался. Беспокойство снова овладело Аредель, и она стала уезжать все дальше и дальше, разыскивая новые тропы и нехоженные поляны. И в конце концов, случилось так, что Аредель отправилась на юг Химлада и переправилась через Келон. И прежде чем она вспомнила об осторожности, Аредель заблудилась в Нан Эльмоте.
      В минувшие эпохи в этих лесах, когда чары еще лежали на них, а деревья были молодыми, в сумерках Средиземья бродила Мелиан.
      Но теперь деревья Нан Эльмота стали выше и угрюмее всех других в Белерианде, и солнце никогда не проникало туда. И там жил Эол, прозывавшийся Темным Эльфом.
      В древности он принадлежал к роду Тингола, но он не знал отдыха, и безмятежность Дориата плохо действовала на него.
      Когда же пояс Мелиан окружил лес Региона, где жил Эол, он бежал оттуда в Нан Эльмот. Там он поселился в глубокой тьме, потому что любил ночь и сумерки под звездами. Эол избегал Нольдорцев, считая их виновниками возвращения Моргота, нарушившего спокойствие Белерианда. Гномов же он любил больше, чем кто-либо из народа Эльфов древних времен. От него гномы узнали многое о том, что происходило в землях Эльдара.
      Теперь гномы спускались с Синих Гор двумя дорогами: через восточный Белерианд и северным путем, в направлении переправ Ароса, проходя вблизи Нан Эльмота. И там Эол встретился с Наугрим и вступил с ними в сношения. И по мере того, как росла их дружба, он иногда приходил к ним и гостил в подземных жилищах Ногрода или Белегоста.
      Там Эол узнал многое о работе с металлом и стал весьма искусен в ней. Он изобрел металл прочный, как сталь гномов, но такой ковкий, что Эол мог делать его тонким и гибким и все же непроницаемым для любых лезвий и стрел. Этот металл, который Эол назвал Галвори, был черным и блестел подобно агату. И Эол одевался в кольчугу из него, куда бы ни шел.
      Но хотя Эол стал сутулым от работы в кузнице, он был не гномом, но Эльфом из высшего рода Телери, благородным, хотя и угрюмым с виду, и взгляд его мог глубоко проникать в темные и мрачные места.
      И случилось так, что он узнал Аредель Ар-Фейниэль, заблудившуюся среди высоких деревьев вблизи границ Нан Эльмота - белый проблеск в сумрачной стране.
      Прекрасной показалась ему Аредель, и Эол пожелал ее. И он окружил ее своими чарами, так что она не могла найти дороги назад, но лишь приближалась к его жилищу в глубине леса.
      Там находились его кузница, его мрачный дом и его слуги, каких он имел, молчаливые и таящиеся, подобно их хозяину.
      И когда Аредель, уставшая от скитаний, пришла, наконец, к дверям Эола, он предстал перед нею, радушно встретил ее и ввел в свой дом. Там она и осталась, и Эол взял ее в жены, и много времени прошло, пока ее родичи услышали о ней снова.
      Никто не утверждает, что Аредель не хотела этого или что долгие годы жизни в Нан Эльмоте были ей ненавистны. Потому что, хотя по приказу Эола ей пришлось избегать солнечного света, они много путешествовали вместе при свете звезд или в лучах серпа луны.
      Она могла бродить и одна, где хотела, но Эол запретил ей только искать сыновей Феанора или кого бы то ни было из Нольдора.
      И Аредель родила Эолу во тьме Нан Эльмота сына и в сердце своем дала ему имя Ломион, на запрещенном наречии Нольдора, что означает Дитя Сумерек. Но отец не дал ему никакого имени, пока мальчику не исполнилось двенадцать лет. А тогда он назвал его Маэглином, что означает Острый Взгляд, так как Эол чувствовал, что глаза сына видят лучше, чем его собственные, и мысль Маэглина могла читать тайны сердец, скрытые туманом слов.
      Когда Маэглин достиг зрелости, он стал похож больше лицом и фигурой на своих родичей - Нольдорцев, но по характеру и складу своего ума он был сыном своего отца.
      Маэглин был немногословен, кроме тех случаев, когда дело касалось его самого, и тогда голос его приобретал силу, способную воодушевить тех, кто слушал его, и смутить противостоящих ему. Маэглин был высок и черноволос, с глазами темными, но яркими и пронзительными, как глаза Нольдорцев, а кожа его была белая. Он часто ходил с Эолом в города гномов на востоке Эред Линдона, и там он старательно обучался всему, чему они могли научить его. Но больше всего Маэглин стал искусен в поисках руды металлов в горах.
      Однако, говорят, что он больше любил свою мать, и если Эол отсутствовал, Маэглин подолгу сидел с ней и слушал все, что могла она рассказать ему о своих родичах и о их деяниях в Эльдамаре и о могуществе и доблести князей Дома Фингольфина.
      Все это он запечатлел в своем сердце, но прежде всего то, что он слышал о Тургоне и о том, что Тургон не имел наследника. Эленве, жена Тургона, погибла при переправе через Хелкараксе, и дочь его, Идриль Келебриндаль, была его единственным ребенком.
      И в этих рассказах у Аредель пробудилось желание снова увидеть своих родичей, и она удивилась тому, что прежде ее утомляли свет Гондолина и фонтаны в лучах солнца, и ветер, волнующий зеленую траву под весенними небесами. К тому же, Аредель часто оставалась одна, когда и сын, и муж ее отсутствовали.
      И эти же рассказы стали причиной первых ссор Маэглина с Эолом. Поскольку мать ни за что не хотела открыть сыну, где живет Тургон и как можно попасть туда, Маэглин стал дожидаться своего часа, не теряя надежды выпытать у нее тайну или же, застав врасплох, прочесть ее мысли. А пока он захотел увидеть Нольдорцев и поговорить с сыновьями Феанора, его родичами, жившими не так далеко.
      Но когда Маэглин сообщил о своих намерениях Эолу, его отец пришел в ярость.
      - Ты принадлежишь дому Эола, Маэглин, сын мой! - сказал он, - а не Гондолидрим. Вся эта страна - достояние Телери, и ни я, ни мой сын не будем иметь дело с убийцами наших родичей, захватившими наши владения. В этом ты должен повиноваться мне, или же я заключу тебя в оковы!
      Маэглин не ответил, но стал холодным и молчаливым и больше не путешествовал с Эолом. И Эол перестал доверять ему.
      Случилось так, что в середине лета гномы, по своему обычаю, устроили пир в Ногроде и пригласили Эола, и тот уехал.
      На время Маэглин и его мать получили свободу идти куда пожелают, и они часто ездили в поисках солнечного света к опушке леса. И в сердце Маэглина горело желание навсегда покинуть Нан Эльмот. Поэтому он сказал Аредель:
      "Госпожа, уйдем, пока есть время! На что надеяться в этом лесу тебе или мне? Нас держат в оковах, и пользы здесь для меня не будет, потому что я узнал все, чему мой отец мог научить меня или что Наугрим захотели открыть мне. Неужели мы не отыщем Гондолин? Ты станешь моим проводником, а я буду охранять тебя!
      Тогда Аредель обрадовалась и с гордостью посмотрела на сына, и сказав слугам Эола, что они отправляются на поиски сыновей Феанора, Аредель с Маэглином уехали и направились к северной опушке Нан Эльмота.
      Там они переправились через мелководный поток Келона в земли Химлада и поехали к переправам Ароса и дальше, на запад, вдоль границ Дориата. Эол вернулся с востока быстрее, чем рассчитывал Маэглин, и обнаружил, что его жена и сын отсутствуют уже два дня, и так велика была его ярость, что он последовал за ними даже при свете дня.
      Вступив в Химлад, он преодолел свой гнев и продолжал путь осторожнее, помня о грозящей ему опасности, ибо Колегорм и Куруфин были могучими вождями, отнюдь не испытывавшими любви к Эолу. Кроме того, у Куруфина был скверный характер.
      Но разведчики Аглона видели скачущих к переправам Ароса Маэглина и Аредель, и Куруфин, решив, что приближается нечто странное, выступил из прохода к югу и встал лагерем вблизи переправы. И прежде чем Эол углубился в Химлад, его подстерегли всадники Куруфина и привели к своему вождю.
      Тогда Куруфин сказал Эолу:
      - Какое дело у тебя, Темный Эльф, в моей стране? Вероятно, безотлагательное, раз заставляет столь "светлую" личность путешествовать днем?
      И Эол, понимая грозящую ему опасность, сдержал злые слова, готовые вырваться у него.
      - Я узнал, вождь Куруфин, - сказал он, - что мой сын и моя жена, Белая Госпожа Гондолина, поехали навестить тебя, пока меня не было дома, и мне показалось естественным присоединиться к ним в этом.
      Тогда Куруфин рассмеялся Эолу в лицо и сказал:
      - Они могли бы найти здесь менее теплый прием, чем рассчитывали, если бы ты сопровождал их. Но дело не в этом, потому что цель у них была другая. Еще не прошло двух дней, как они пересекли Ароссиах, а оттуда быстро поехали на запад. Мне кажется, что ты обманываешь меня, если только сам не обманут!
      И Эол ответил:
      - Тогда, быть может, вождь, ты разрешишь мне уйти и разобраться в этом деле?
      - Я даю тебе свое разрешение, но не свою любовь! - сказал Куруфин. - Чем скорее ты покинешь мою страну, тем больше доставишь мне удовольствия!
      Тогда Эол вскочил на коня, сказав:
      - Хорошо, вождь Куруфин, найти родича, столь отзывчивого в нужде! Я вспомню об этом, когда вернусь!
      И Куруфин хмуро посмотрел на Эола.
      - Не козыряй передо мной происхождением твоей жены, - сказал он. - Потому что тот, кто крадет дочь Нольдора и женится на ней, не принеся даров, не прося разрешения, пусть не добивается родства с ее родом. Я дал тебе разрешение уйти, воспользуйся им и убирайся! По законам Эльдара я не могу убить тебя сейчас, но вот что я посоветую тебе: немедля возвращайся в свое жилище во мраке Нан Эльмота, потому что сердце предсказывает мне - если ты будешь преследовать тех, чью любовь ты потерял, тебе никогда не вернуться туда!
      Тогда Эол погнал коня прочь, и ненависть ко всему Нольдору переполняла его, так как теперь он понял, что Маэглин и Аредель бежали в Гондолин.
      И, влекомый яростью и стыдом от своего унижения, он пересек переправы Ароса и выбрался на дорогу, которой они проехали раньше. Но хотя беглецы не знали, что Эол следует за ними, хотя конь у него был более быстрый, ему так и не удалось увидеть их, пока они не достигли Бритиаха, где оставили своих лошадей.
      Тут злая судьба предала их, потому что лошади громко заржали, а конь Эола услышал это и поспешил к ним. Эол увидел издалека белое одеяние Аредель и заметил путь, каким она шла, разыскивая тайную тропу в горы.
      Так Аредель и Маэглин пришли к внешним воротам Гондолина и к темной страже под горами.
      Там ее встретили с радостью, и миновав семь ворот, Аредель с Маэглином пришли к Тургону на Амон Гварет.
      И король с изумлением выслушал все, что рассказала Аредель, и благожелательно посмотрел на Маэглина, сына его сестры, видя в нем достойного числиться среди князей Нольдора.
      - Воистину я рад, что Ар-Фейниэль вернулась в Гондолин, - сказал он, - и теперь мой город станет прекрасней, чем в те дни, когда я считал ее погибшей. А Маэглин будет пользоваться величайшими почестями в моем королевстве.
      Тогда Маэглин низко поклонился и признал Тургона своим повелителем и королем, обещая во всем повиноваться его воле.
      Но после этого он замолчал и обратился в зрение, потому что величие и великолепие Гондолина превзошли все, что Маэглин мог представить себе по рассказам матери.
      Его поразило могущество города, его войска и многочисленные предметы, незнакомые и прекрасные, которые он увидел.
      И все же ни на что так часто не обращались его глаза, как на Идриль, дочь короля, сидевшую рядом с отцом. Она была золотоволосой, как Ваньяр, родичи ее матери, и она показалась Маэглину солнцем, озарившим своим светом весь королевский дворец.
      А Эол, следуя за Аредель, обнаружил сухое русло и тайную тропу и, пробираясь украдкой, пришел к страже, где был схвачен и допрошен. И когда стражники услышали, что он притязает на Аредель, как на свою жену, они изумились и послали в город гонца, и тот явился во дворец короля.
      - Повелитель! - воскликнул он. - Стража взяла в плен кого-то, кто скрытно подобрался к тайным воротам. Он называет себя Эолом, и это высокий Эльф, смуглый и угрюмый, из рода Синдар. Но он называет госпожу Аредель своей женой и требует, чтобы его привели к тебе. Великим гневом охвачен он и едва его сдерживает, но мы не убили его, хотя так приказывает твой закон.
      Тогда Аредель сказала:
      - Увы! Эол выследил нас, как я и опасалась. Но это было сделано очень скрытно, потому что мы не видели и не слышали преследования, когда шли тайным путем.
      И она обратилась к вестнику:
      - Он говорит правду: это Эол, я его жена, и он отец моего сына. Не убивайте его, но приведите сюда на суд короля, если король пожелает этого.
      Так и сделали. Эола привели во дворец Тургона и поставили перед его высоким троном, гордого и угрюмого. Не менее, чем его сын, он был изумлен всем тем, что увидел, но сердце Эола переполнилось еще большим гневом и ненавистью к Нольдору.
      Однако, Тургон принял его достойно, поднялся и взял его за руку, сказав:
      - Добро пожаловать, родич, потому что таким я считаю тебя. Ты будешь жить здесь в свое удовольствие, но только ты должен поселиться в моем королевстве и не покидать его. Таков мой закон: ни один из тех, кто нашел дорогу сюда, больше не покинет эту страну.
      Но Эол отдернул свою руку.
      - Я не признаю твоего закона, - сказал он. - Ни ты, и никто другой из твоего рода не имеете права основывать королевства или устанавливать границы в этой стране, здесь или там. Это земля Телери, которым вы принесли войну и смятение, ведя себя надменно и поступая несправедливо. Меня не интересуют твои тайны, и не шпионить за тобой явился я сюда, но чтобы потребовать свое собственное: мою жену и моего сына, но поскольку на Аредель, твою сестру, ты имеешь некоторые права, пусть она останется. Пусть птица вернется в свою клетку, где она вскоре снова зачахнет, как это было с ней прежде, но это не касается Маэглина. Моего сына вы не посмеете удерживать! Идем, Маэглин, сын Эола! Твой отец приказывает тебе! Покинь дом его врагов и убийц его родичей или будь проклят! Но Маэглин ничего не ответил.
      Тогда Тургон вернулся на свой высокий трон, оперся в раздумье на посох и сурово сказал:
      - Я не буду спорить с тобой, Темный Эльф! Одними лишь мечами Нольдора защищены твои не знающие солнца леса. Своей свободой скитаться, где пожелаешь, ты обязан моему роду, а не будь нас, ты давно уже трудился бы в рабстве в подземельях Ангбанда. Но здесь король - я, и желаешь ты того или нет, мое решение - это закон! Единственный выбор предоставляется тебе, как и твоему сыну: поселиться здесь или умереть здесь!
      И Эол взглянул в глаза Тургона и не устрашился, и долго стоял, не говоря ни слова, не двигаясь, и молчание заполнило зал, и Аредель испугалась, потому что знала, как опасен Эол.
      Внезапно, быстрым змеиным движением он выхватил из-под плаща дротик и метнул его в Маэглина, вскричав:
      - Я выбираю второе, и для моего сына так же! Тебе не владеть принадлежащим мне по праву!
      Но Аредель, прыгнув, стала перед дротиком, и он ударил ее в плечо, а Эол был схвачен многими руками и заключен в оковы.
      Его увели, пока другие оказывали помощь Аредель. Но Маэглин смотрел на своего отца и молчал.
      Было решено, что на следующий день Эол предстанет перед королевским правосудием, и Аредель с Идриль просили Тургона о милосердии. Но вечером Аредель стало плохо, хотя рана казалась незначительной, и она впала в беспамятство, а ночью умерла, потому что конец острия был отравлен, и никто не догадался об этом, пока не оказалось слишком поздно.
      И потому, когда Эол предстал перед Тургоном, он не нашел милосердия. Его отвели к Карагдуру, обрыву черной скалы на северной стороне холма Гондолина, чтобы сбросить его вниз с отвесных скал города, а Маэглин стоял рядом и молчал.
      Но под конец Эол воскликнул:
      - Ты оставляешь своего отца и родича, сын-предатель! Но знай: здесь ты похоронишь все свои надежды и здесь ты умрешь такой же смертью, как я!
      И тогда Эола сбросили с Карагдура, и он умер, и все в Гондолине сочли это справедливым. Но Идриль была встревожена, и с этого дня она не доверяла своему родичу. Но Маэглин преуспевал и стал великим среди Гондолидрим, превозносимый всеми, пользующийся большой благосклонностью Тургона, так как если он и сам охотно и усердно учился всему, чему мог, зато и у него можно было узнать многое. И Маэглин собрал вокруг себя всех наиболее склонных к кузнечному и рудному ремеслу и начал поиски в Эпхориате (в Окружающих горах), где обнаружил богатые залежи руды разных металлов. Больше всего он ценил прочное железо из рудника в Анхабаре на севере Эрхориата и добыл оттуда огромное количество кузнечного металла и стали, так что оружие Гондолидрим стало крепче и острее. Все это сослужило добрую службу в дни, которые уже надвигались.
      Маэглин был мудрым и осторожным советчиком, а в случае необходимости - стойким и отважным. И это нашло подтверждение в последующие дни: когда в ужасный год Нирнает Арноедиад Тургон отказался от затворничества и отправился на север на помощь Фингону, Маэглин не остался наместником короля в Гондолине, но участвовал в войне и сражался рядом с Тургоном, показав себя беспощадным и не знающим страха в битве.
      Казалось, что счастье благоволит Маэглину, возвысившемуся до самых могучих князей Нольдора, ставшему вторым из наиболее известных вождей в этом королевстве. Но он никому не открывал своего сердца, и хотя не все шло так, как ему хотелось, он молчал об этом, скрывая свои мысли, и мало кому удавалось прочесть их, и уж конечно не Идриль. Потому что с первых же дней жизни в Гондолине Маэглин носил в себе печаль, чем дальше, тем более тяжкую, отнимавшую у него всякую радость: он был влюблен в красавицу Идриль и желал ее безнадежно. Эльдарцы не вступали в брак при столь близком родстве, да прежде никто и не желал этого. К тому же, Идриль не слишком любила Маэглина, а зная его помыслы о ней, она стала любить его еще меньше. Она видела в нем что-то чужое, исковерканное, как впоследствии стали считать и Эльдарцы: злые плоды убийства родичей, после которого тень проклятия Мандоса затмила последние надежды Нольдора.
      Но шли годы, а Маэглина по-прежнему влекло к Идриль. Он ждал своего часа, и любовь его погрузила во мрак его сердце. И он все чаще искал возможности удовлетворить свое желание в чем-нибудь другом, не уклоняясь ни от какого тяжелого труда или ноши, если это вело к усилению его могущества.
      Так в Гондолине, в зените расцвета королевства, во время величия было брошено в почву темное семя зла.
      17. О ПРИХОДЕ ЛЮДЕЙ НА ЗАПАД
      Когда минуло более трехсот лет с тех пор, когда нольдорцы пришли в Белерианд, в дни долгого мира, Финрод Фелагунд, повелитель Нарготронда, отправился поохотиться вместе с Маглором и Маэдросом, сыновьями Феанора, на восток от Сириона. Но утомившись от погони, они направились к увиденному ими издалека Эред Линдону.
      Воспользовавшись дорогой гномов, Финрод пересек Гелион у переправы Сарк-Атрада и, свернув к югу, у истоков Аскара, оказался на севере Оссирианда.
      Когда наступил вечер, в долине среди предгорий, ниже истоков Талоса, он увидел свет и услышал вдалеке звуки пения.
      Финрод очень удивился, потому что Зеленые Эльфы той страны не жгли костры и не пели но ночам.
      Сначала он испугался, не набег ли это Орков с севера, но подойдя ближе, понял, что ошибся, потому что певцы пользовались языком, которого Финрод никогда прежде не слышал. И это не было наречием ни карликов, ни Орков.
      Тогда Фелагунд, бесшумно затаившись среди деревьев, взглянул вниз на лагерь и увидел там незнакомый народ.
      То была часть племени Старого Беора, как стали звать его впоследствии, вождя Людей.
      После долгих лет скитаний на пути с востока он провел их через Синие Горы первым из расы людей, вошедших в Белерианд: и они пели, охваченные радостью, веря, что избавились от всех опасностей и пришли, наконец, в страну, не знающую страха.
      Долго наблюдал за ними Фелагунд, и любовь к ним проникла в его сердце, но он продолжал скрываться за деревьями, пока все они не уснули.
      Тогда он спустился к спящим и сел возле их угасающего огня, у которого никто не держал стражи. Он взял примитивную арфу, лежавшую рядом с Беором, и заиграл на ней. И люди никогда не слышали подобной музыки, потому что некому еще было обучать их искусству, кроме темных Эльфов в диких землях.
      Люди проснулись и слушали, как он играет и поет, и каждый думал, что видит красивый сон, пока не замечал рядом проснувшихся товарищей.
      Но никто из них не сказал ни слова и не пошевелился, пока Фелагунд играл - так прекрасна была музыка, так удивительна песня. Мудростью дышали слова короля Эльфов, и сердца тех, кто слушал его, становились мудрее, потому что все, о чем он пел: о сотворении Арда и о блаженстве Амана за тенями моря - представало их глазам как отчетливое видение, и каждый из них истолковывал его речь Эльфов в меру своего разумения.
      Вот как случилось, что люди назвали короля Фелагунда, первого из всех Эльдарцев, именем Ном, что означает "мудрость" на языке этого народа, а народ короля они позже назвали Номин, Мудрые.
      Люди считали даже, что Фелагунд был одним из Валар, которые, как они слышали, живут далеко на западе.
      И Фелагунд жил среди людей и учил их истинному знанию, и они полюбили его и признали его своим повелителем, и навсегда остались верными дому Финарфина.
      Эльдарцы больше всех прочих народов были искусны в изучении языков, и Фелагунд, к тому же, обнаружил, что может читать те мысли людей, которые они желают выразить словами, так что эти слова легко можно было понять.
      Говорят также, что те люди долго имели дело с темными Эльфами и от них узнали многое из их наречия. А так как все языки Квенди исходили из одного источника, а речь Беора различными словами наоборот походила на речь Эльфов, то спустя некоторое время Фелагунд мог уже объясняться с Беором и пока жил там, они часто беседовали. Но когда Фелагунд спрашивал Беора о появлении людей и об их путешествиях, тот мало что мог сообщить, потому что сам знал мало, так как отцы этого народа почти не рассказывали о своем прошлом, обходя молчанием свои воспоминания.
      - Тьма лежит позади нас, - сказал Беор, - и мы повернулись к ней спиной и не желаем возвращаться туда даже в мыслях. Наши сердца стремятся к Западу, и мы верим, что там мы найдем свет!
      Но впоследствии среди Эльдарцев говорили, что когда люди проснулись в Хильдориене при восходе Солнца, шпионы Моргота были настороже и вскоре сообщили ему о происшедшем, и он счел это столь важным, что тайно, под покровом тьмы, покинул Ангбанд и отправился в Средиземье, оставив Саурона вести войну. То, что он общался с людьми, Эльфы отчетливо ощущали даже в том народе друзей Эльфов, который они узнали первыми (подобно тому, как в нольдорцах ощущалась тень убийства родственников и приговора Мандоса).
      Главным желанием Моргота всегда было испортить или уничтожить все новое и прекрасное. И несомненно, этого же он добивался и тогда: страхом и ложью сделать людей врагами Эльдара и повести их с востока на Белерианд.
      Но этот замысел созревал медленно и никогда не был доведен до конца полностью, потому что, как говорят, сначала людей было очень мало, и Моргот, боясь возрастающей мощи и объединения Эльдара, вернулся в Ангбанд, оставив в то время среди людей лишь немногих слуг из числа менее могущественных и хитроумных.

К титульной странице
Вперед
Назад