Пресса откликнулась на это событие лишь кратким сообщением, но город захлестнула волна слухов, предположений и страха. Никто не мог поверить, что такое случилось в нашей стране. Но волнения эти продолжались сравнительно недолго. Странная биография Анастаса Алексиева как будто бы объясняла многое. От человека, который родился не как все, можно было ожидать и не такого. Лишь ученые мужи, продолжавшие наблюдать за Несси, никак не могли оправиться от потрясения. Они-то знали, что по всем законам разума и практики их питомец абсолютно нормален, может быть, даже слишком. В конце концов, еще неизвестно, что считать ненормальным. Можно ли, скажем, акселерацию считать ненормальным явлением? Очевидно, нельзя, раз она вызывается объективными и постоянно действующими причинами. И вообще, а вдруг эта самая акселерация возвещает появление нового вида человека?
      Как и каждое преступление, дело Несси тоже породило кучу бумаг. Но нам нет никакого смысла в них копаться. Ни один из этих документов не скажет нам ничего нового, за исключением, пожалуй, медицинской экспертизы, которая все-таки проливает какой-то свет на эту историю. Упомянем только, что после ареста Анастас Алексиев был помещен в одиночную камеру. Допросить его не удалось - он просто не мог дать никакого вразумительного ответа. Как было сказано в экспертизе, он "в течение нескольких часов находился в состоянии ступора с поднятыми вверх руками, в позе человека, собирающегося что-то бросить. Неподвижен, в словесный контакт не вступает (мутичен). Все данные свидетельствуют о том, что ступор носит кататонический характер". Таковы были первые констатации психиатров.
      В последующие два дня состояние Несси оставалось почти неизменным, хотя он начал двигаться и понемногу принимать пищу. Но время от времени, как отмечали врачи, "застывает в своеобразных позах, стоя или сидя. Наблюдаются выделения из полости носа, которые высыхают на коже. На обращенные к нему вопросы по-прежнему не реагирует. На третий день он вцепился в рукав милиционера, принесшего ему еду, словно утопающий, который пытается за что-то ухватиться. "Сила у него нечеловеческая!" - впоследствии рассказывал милиционер.
      Окончательное мнение медиков было единодушным: "Все данные свидетельствуют о том, что состояние больного представляет собой эндогенный психоз шизофренического цикла". Диагноз вызвал у юристов сомнение. Смущало их прежде всего то, что до совершения преступного деяния Анастас Алексиев был вполне нормален - "чрезвычайно уравновешенный, корректный, крайне стабильный человек, неспособный к вспышкам возбуждения и каким бы то ни было непредсказуемым и противозаконным действиям". Верно, соглашались психиатры. Психоз обрушился на него, как летняя гроза обрушивается на беззаботного путника в открытом поле. И ссылались на самоубийство его матери как на фактор наследственной отягощенности. А особенно - на невероятно ускоренные в данном случае темпы акселерации, "которые и могли явиться причиной серьезных нарушений в психике еще не сложившегося организма, равно как и возникновения в нем опасных патогенных изменений". Так или иначе мнение медиков оказалось решающим. Анастаса Алексиева признали невменяемым и, следовательно, не подлежащим суду, после чего его немедленно препроводили из тюрьмы в специальное лечебное заведение, в обиходе более известное под названием сумасшедшего дома.
      Но еще до отправки в больницу Несси постепенно пришел в состояние, которое и самый придирчивый психиатр счел бы абсолютно нормальным. Два раза его вызывали на длительный допрос к следователю, известному специалисту по деяниям, совершенным в невменяемом состоянии. Анастас отвечал разумно и логично, не делая никаких попыток увернуться или оправдаться. Но ни на один вопрос, который помог бы выяснить причины его бесчеловечного нападения, ответить не смог. Ревность, подстрекательство, оскорбление? Нет, нет!.. Ни в коем случае!.. То есть он не помнит, не уверен. Девушку он видел второй раз в жизни, ее убитого друга - в первый. Если и было что-нибудь подобное, то возникло оно неожиданно и в резко гипертрофированном виде. Но он и в самом деле этого не помнит. Почему он напал на Рени и ее друга, как раз когда они танцевали? Не раньше и не позже? Может, он заметил в их поведении что-то особенное?
      - Да, я понял, что они любят друг друга, - вспомнил Анастас.
      - И это возбудило в вас ревность?
      Но этого уже Несси не помнил, хотя, объективно говоря, подобное признание было бы ему только на пользу. Именно тут следователь задал свой самый важный вопрос, который должен был объяснить все:
      - Вы утверждаете, что перед тем, как пойти на этот день рождения, были или по крайней мере чувствовали себя вполне нормальным.
      - Да, - решительно согласился Несси. - Может, только чуть больше обычного напряженным и беспокойным.
      - То есть, вы помните и осознаете все, что делали.
      - Да. Во всяком случае, пока не попал в квартиру. Или чуть раньше.
      - Вы помните, когда взяли финский нож?
      - Конечно.
      - Тогда объясните, зачем вам понадобился нож? Зачем вы вооружились, идя на день рождения?
      Несси молчал.
      - На день рождения ходят с цветами, а не с ржавыми финками.
      - На этот вопрос мне трудно ответить, - сказал Несси. - Но каким-то необъяснимым обратом мной овладела мысль, что Рени что-то угрожает... Что в случае необходимости я должен броситься ей на помощь...
      Потом на эту часть протокола особенно нажимали психиатры, утверждая, что психоз, в сущности, начался гораздо раньше. Каждому известно, что эндогенные психозы начинаются с подозрительности и мании преследования. Знал об этом и следователь, но он был обязан продолжать допрос.
      - Согласитесь, что это не объяснение, - сказал он.
      - Она была в опасности! - уже с некоторым раздражением ответил Несси.
      - Что же ей угрожало?
      - Не знаю... Вероятно, я боялся, что ее унесет река.
      - Какая река?
      Но Несси не сказал больше ни слова. В сущности, это был единственный вопрос, на который он не ответил.
      Такова самая важная часть объемистого следственного дела. Кроме того, имелось множество фотографий, планов, свидетельских показаний. Уцелевшие молодые люди без всякого злого умысла утверждали, что Несси "показался им немного странным", что он "подозрительно оглядывался", словно выискивая среди собравшихся какого-то одного, враждебного ему человека. Ничего более существенного из материалов следствия извлечь нельзя. Так что мы с чистой совестью можем и дальше излагать эту историю в соответствии с известными нам фактами и собственными наблюдениями, помогающими нам проникнуть в суть проблемы. Потому что невменяемость, то есть сумасшествие Несси в момент преступления, еще ни о чем не говорит. Почему психоз не заставил его, например, рвать розы? Или взобраться на памятник Царю-освободителю и кричать оттуда, что он - гений? Или плевать на прохожих? Почему он убил? Вот на какой вопрос мы должны ответить.
      В больнице Несси окончательно пришел в норму. Но в данном случае наблюдения врачей нам ничем не помогут. Упомянем только, что вначале Несси категорически отказывался от всяких свиданий. Он не пожелал увидеться даже с отцом. И с Фанни тоже. Но когда на шестнадцатый день после поступления Несси в больницу она пришла снова, он неожиданно согласился с ней встретиться.
      Встреча состоялась в кабинете главного врача, по правде говоря, довольно убогом. Впрочем, таковы, наверное, все подобные кабинеты. Первой вошла Фанни, не садясь, с отвращением осмотрелась, чувствуя, что не в силах заставить себя к чему-нибудь прикоснуться, несмотря на царящую здесь почти стерильную чистоту. Похожее чувство испытывает, пожалуй, каждый, впервые посетивший психиатрическую больницу. Кажется, что здесь даже вещи таят в себе заразу. Настолько велик и необъясним наш страх перед такого рода болезнями. Разумеется, совершенно напрасный. Душевнобольные - такие же люди, как мы с вами, только восприятие мира и логика у них совсем другие. Фанни бил озноб. Чтобы успокоиться, она выглянула в окно, но открывшийся перед ней вид не прибавил ей храбрости. Осенний пасмурный день, хмурое небо и вдали несколько согнувшихся под ветром пожелтевших деревьев.
      Привели Несси, похудевшего, бледного, грустного. Только взгляд у него был по-прежнему спокойным и ясным, словно это не на его голову обрушились такие ужасные беды. Даже одежда на нем выглядела вполне прилично, чтобы не сказать элегантно - разумеется, если не считать отсутствия ремня и галстука.
      Они долго, не шевелясь, смотрели друг на друга, потом Фанни спросила:
      - Скажи, Несси, тебе приятно меня видеть?
      - Да, Фанни, - ответил он.
      Фанни уловила в его словах искренность, и что-то вроде слез блеснуло в ее глазах.
      - Спасибо, - тихо проговорила она. - Давай сядем, Несси.
      Они уселись на жесткие больничные стулья довольно близко друг к другу.
      - Зачем ты это сделал, Несси?
      Он еле заметно вздрогнул.
      - Об этом ты знаешь лучше всех.
      - Верно, - подавленно согласилась Фанни. - Это я тебя надоумила?
      - Нет, успокойся. Ты и пришла, чтобы это услышать?
      - Повтори, повтори еще раз! - с жаром воскликнула она. - Очень тебя прошу!
      - Ты хотела разбудить во мне человека, Фанни, но не очень по-человечески... Вот и я попытался сделать то же.
      - Несси, Несси! - горько сказала Фанни. - Мой способ был по крайней мере абсолютно безвредным.
      - Нет, не безвредным, - сухо возразил Несси.
      - Может быть. Но не таким же ужасным. А ты разбудил в себе зверя. Страшного зверя! - добавила она с отчаянием.
      Несси словно бы ее не слышал. Некоторое время он сидел неподвижно, без всякого выражения на лице, потом сказал:
      - Ну вот, и ты меня не понимаешь!.. Я просто хотел быть как все - счастливым и несчастным, нежным и грубым, добрым и злым. Неужели я не имею на это права?
      - Да, миленький, да...
      - И откуда мне было знать об этом звере? Я даже и не подозревал о его существовании. Мне человека хотелось в себе разбудить, понимаешь?
      - Разбудил?
      - Нет, Фанни, - ответил Несси. - И все-таки я уже не тот, что прежде... Теперь я по крайней мере знаю, чего мне не хватало.
      - Но еще ничего не потеряно!
      - Нет! Не надо! - воскликнул Несси. - Сейчас мне этого не вынести.
      Некоторое время они молчали. Фанни остановившимся, немигающим, ничего не видящим взглядом смотрела в окно. Да и что там можно было увидеть? Только по-прежнему склоненные от ветра верхушки дальних деревьев.
      - Позволь мне что-нибудь для тебя сделать, Несси. Хоть немного. Я так хочу тебе помочь!
      В ясных глазах юноши мелькнуло что-то странное. Невероятно, но это напоминало доброту.
      - Понимаю, - сказал он. - Тебе хочется помочь себе самой.
      Но Фанни словно бы его не слышала.
      - Хоть пустяк какой-нибудь, а, Несси? Ты меня просто осчастливишь!
      - Боюсь, что мне уже ничего не нужно, - ответил он.
      - Подумай, Несси. Здешний главврач - мой двоюродный брат. Он позаботится, чтобы ты жил в нормальных условиях.
      - Спасибо. Можешь считать себя счастливой.
      Но Фанни не стала счастливой. Наоборот, из больницы она ушла глубоко несчастной. Бедняжка так и не поняла, что Несси никогда не вел себя более по-человечески.
      После этого посещения состояние Несси значительно ухудшилось. Он все время лежал, молчал, не прикасался к еде, еще больше похудел. Ясный его взгляд стал нестерпимо острым. Неожиданный кризис продолжался несколько дней, потом Несси вдруг оживился, впервые за долгое время охотно, с аппетитом поел. И попросил вызвать отца. Главврач заколебался. Эти визиты, сделанные из лучших побуждений, явно не шли на пользу его пациенту. Потом, пожав плечами, согласился. Все-таки он обещал Фанни относиться к Несси с особым вниманием. Но разве можно угадать, к чему приведут те или иные человеческие поступки?
      Встреча состоялась на следующий день. Завидев отца, Несси замер на пороге и с трудом удержался от желания уйти, но, пересилив себя, храбро вошел в комнату и молча остановился перед ним. Губы его слегка дрожали. Алекси сидел с убитым видом, совершенно седой, его еще недавно острые глаза, казалось, померкли навсегда. Как приговоренные, застыли они друг перед другом на жестких больничных стульях. Приговоренные к тому, чтобы никогда не услышать приговора.
      - Как ты, папа?
      - Ничего, мой мальчик.
      Взгляд его немного оживился.
      - Как дела на работе?
      Алекси судорожно глотнул воздух.
      - Я больше не работаю... Ушел на пенсию.
      - Да, да, я понимаю, - кивнул Несси. - Тебе стыдно смотреть людям в глаза.
      - Откуда такая мысль у тебя? - Алекси пристально взглянул на сына.
      - Вопрос законный, - с горечью отозвался Несси. - Конечно, мысль слишком человеческая, где уж ей вместиться в череп какого-то биоробота.
      Тут произошло неожиданное - Алекси преобразился.
      - Выбрось это из головы! - резко сказал он. - У меня нет оснований за тебя стыдиться... Тем более что во всем виноват я сам.
      - Ты?!
      - Да, один я. Вернее, моя глупость. Или больное честолюбие.
      И он глухим, срывающимся, похожим на лай голосом рассказал сыну о проделанном им на себе эксперименте с целью определить влияние радиоактивных изотопов на семенные клетки. Эксперимент проводился по изобретенной им самим простой, но очень, как он выразился, эффективной методике и должен был вызвать мутацию, в которой осуществились бы факторы, накопленные человеческим организмом за последние тысячелетия. Не имея права экспериментировать на ком-нибудь другом, он...
      Несси почти его не слушал. Как в лучшие, блистательные времена, ум его работал с невероятной быстротой. Потом послышалось неумолимое - щелк! - и результат был готов. Когда отец умолк, Несси сказал:
      - Послушай, папа, зря ты берешь на себя такое бремя. То, что случилось со мной, может случиться с каждым. Все зависит от пути, которым пойдет человек.
      Отец поражение взглянул на него. Потом лицо его словно бы залило какой-то густой и липкой горечью.
      - И ты тоже считаешь меня бездарностью! - сказал он. - Тупицей, не сумевшим даже толком продумать свою идиотскую идею!
      - Неверно!
      - И все же пойми, я сказал тебе правду!.. Как она для меня ни ужасна...
      - Эта правда, папа, не может ничего изменить.
      - Может! - воскликнул Алекси. - И я уже знаю, как!.. Я не оставлю тебя в этой отвратительной больнице!
      - Мне любой сумасшедший дом будет тесен, - загадочно ответил Несси.
      Нет, не мог он найти с отцом общего языка, никак. Старик замкнулся в себе, в своих полубезумных идеях, в своих терзаниях, из которых не было выхода. Наконец Алекси ушел, по-прежнему подавленный, но охваченный какой-то скрытой яростью, родившейся тут, в мрачных коридорах этого дома. Он знал, что никогда не смирится с участью сына. Что бы ни случилось, какие бы препятствия ни встали перед ним, он преодолеет все. От одной лишь мысли о предстоящей борьбе шаг его сделался тверже и решительней.
      На следующий день Несси выразил желание встретиться со следователем и сделать ему заявление. Через час его вызвали к главному врачу. Огромный мужчина, у которого, по-видимому, начиналась слоновья болезнь, любезно предложил ему сесть, затем и сам осторожно опустился на стул, не сводя с Несси холодного, неподвижного взгляда. Такой взгляд Несси не раз замечал у многих обитателей этого дома. Но голос у врача оказался - неожиданно для такой громадины - мягким, тихим и мелодичным.
      - Я знаю, сейчас вы вполне здоровы! - начал он. - И все же хочу спросить, хорошо ли вы обдумали ваше заявление?
      Врачу показалось, что Несси бросил на него насмешливый взгляд.
      - Конечно! Может, в этом и кроется причина всех моих бед.
      - Предполагаю, что вы собираетесь сделать признание, которое резко ухудшит ваше теперешнее положение.
      - Именно так, - кивнул Несси.
      Главный врач с шумом втянул ноздрями воздух.
      - Зачем? Чтобы вырваться отсюда?
      - Позвольте не сообщать вам моих мотивов. Но в принципе каждый человек должен занимать то место, которого он заслуживает.
      - Боюсь, как бы вы не ошиблись. Этот ненормальный дом - единственное место, где вы можете жить нормально. Я постараюсь создать вам все условия, даже для научной работы, если хотите.
      - Спасибо. Все это уже не нужно.
      - Но, боже мой, почему? - чуть не застонал огромный мужчина. - Голос совести?.. И это при вашем уме, который так трезво может все взвесить?
      - Человек и совесть - понятия равнозначные. Как любовь и красота. Есть ли они у меня, разумеется, вопрос особый. Но пусть даже это и так, неужели я не имею права к ним стремиться?
      - Нет, вы все-таки сумасшедший! - горестно сказал врач. - Имейте в виду, я вправе оспорить любое ваше заявление.
      - Это не только ваше право, но и обязанность, - ответил Несси.
      Следователь прибыл с невероятной быстротой. У него был вид молодой глупой гончей, неожиданно для самой себя напавшей на след. Он так торопился, что явился к Несси, даже не сняв своего темного поношенного плаща. Несси хмуро взглянул на него и сказал:
      - Боюсь, что именно я должен нести ответственность за смерть Кирилла Захариева.
      Следователь даже не дрогнул. Он давно уже обдумывал эту версию и в душе был глубоко убежден в виновности Несси.
      - Что значит "боюсь"? - спросил он сдержанно. - Нельзя ли поточней?
      - К сожалению, нельзя, - сухо ответил Несси. - Я и в этом случае не помню всех подробностей. Но с уверенностью могу сказать, что на крыше мы были вдвоем. И в памяти моей все настойчивей всплывают отдельные сцены...
      Несси замолчал. Следователь наблюдал за ним с затаенным напряжением.
      - Это все, что вы хотели мне сказать?
      - Нет, конечно. Я все же в себе не очень уверен. И в том, что я сказал сейчас, и во всем остальном... Я бы хотел попросить вас еще раз побывать на той террасе вместе со мной. В тот же час, в такой же обстановке. Может быть, это мне что-то подскажет.
      - Хорошо. Я возражать не буду, - ответил следователь.
      На следующее же утро за Несси прислали мощную машину с задернутыми синими занавесками. Провожал его сам главный врач, неодетый, с непокрытой головой. День был холодный, хмурое небо грозило разразиться то ли дождем, то ли снегом. Они остановились у лимузина. Врача знобило. Несси еле заметно улыбнулся, возможно, чтоб его подбодрить.
      - Прощайте, доктор! - отчетливо проговорил он.
      - Прощайте, несчастный вы человек.
      ...И вот Несси снова вышел на черную крышу. Ночь была холодной, небо, тяжелое, изодранное, с трудом волочило свои лохмотья, словно только что вырвалось из когтей огромного зверя. Где-то за тучами, вероятно, светила луна, потому что на горизонте море казалось белым, твердым и острым, как лезвие сабли. Дул ветер, огромный, могучий и настолько плотный, что, казалось, он вырывался из какой-то гигантской трубы, неся в своих морозных струях искорки льда. Охваченный смутным страхом, Несси остановился. За ним - безмолвная охрана и следователь. Прошло несколько минут. Несси стоял выпрямившись, смотрел на небо. Ни о чем не думал, ничего не вспоминал, не искал никаких оправданий. Хорошо хоть, что ночь в этот раз настоящая - могучая, трагическая, в такую ночь не страшно погибнуть. Вдруг Несси стремительно шагнул вперед, вскочил на балюстраду, вскинул руки и с душераздирающим криком полетел в бездну. Он летел, беспамятный, искрящийся, как падающий, охваченный белым пламенем метеор, готовый в любое мгновение рассеяться и исчезнуть. Но был еще жив, человеческое сознание еще не покинуло его. И знал, что где-то там, на самом дне бездны, его ждет жена, ее белое лицо с выклеванными вороньем глазами.
     
     
     
     

К титульной странице
Назад