Выдающиеся люди Вологодского края

  ОНИ - ХОРОШАЯ ПАРА. Муж и жена. Маленький слаженный творческий коллектив. Николай - прямой, широкоплечий, движения его круты, энергичны. Глаза жгучие, пристальные, цепкие, но в дружеской беседе их вдруг смягчает почти детская улыбка. Когда он берет в руки для работы пальмовую или буковую досочку, или штихель, то густые и широкие брови его сходятся у переносья, и лицо становится суровым, появляется на нем как бы отсутствующее выражение.

Генриэтта в этом - и, пожалуй, только в этом - похожа на мужа. А в остальном она другая: мечтательная, женственная, осторожная, подчас молчаливая. Только глаза - быстрые, чуть восточного склада,- когда она прислушивается к беседе, обнаруживают ее чувства, выдают интерес к разговору, особенно об искусстве: что-то хотелось бы сказать, да надо еще подумать, проверить, помечтать...

Но оба, когда речь зайдет о гравюре, полностью захвачены содержанием беседы. Скажи им в это время о чем угодно постороннем - не сразу ответят, не вмиг оторвут свое внимание от любимого предмета для будничного, обычного...

Графика для них обоих - новая страна, куда они вступают с затаенным дыханием первопроходчиков. Им здесь повезло: тут они открыли свой новый и необычный мир. Этот мир соотносится с миром, в котором живут они и живут их земляки, далекие и близкие. Связи эти самые тесные: они идут от вековых тем и образов народного русского искусства Севера, через предметы быта русской деревни (не музейные, а кем-то обжитые). Эти связи пролегают через только им ведомые дебри обширной библиотеки по русскому прикладному искусству, редкие издания по графике, любовно собираемой в подлинных оттисках и альбомах.

Но, воспринимая все эти веяния и преломления в гравюрах, мы в то же время видим и переживаем ИХ деревья, ИХ птиц, статные и причудливые, но увиденные по-своему образы русского народного зодчества, наконец, всех этих дедов, бабок, сыновей и внуков с правнуками, составляющих народ, живущий и думающий на ИХ языке, ИХ мыслями и чувствами. И все это оттого, что с ними они встречались на нескорых и неспорых дорогах родного края, слушали их песни, их несложные и мудрые рассказы о прожитом.

Теперь Бурмагины - известные художники-графики и у себя на родине, и за ее пределами. Николай Васильевич режет гравюры на полированных торцах стволов пальмы, груши и березы. Эскизы к ним чаще делает Генриэтта Николаевна, человек неистощимой графической фантазии, реже он сам.

Оба только два года назад закончили Ярославское художественное училище, вернулись домой и тут, - познакомившись с моей коллекцией гравюр, - сразу, в одно и то же время, "заболели" глубокой любовью к гравюре.

Николай Васильевич еще до училища, когда служил военным моряком, освоил профессию столяра. Он быстро нашел все, что нужно для начала работы: доски, клей, тиски, струбцины, рецепты обработки досок, полировки, грунтовки. Многое перенял от известного московского ксилографа, ученика Фаворского - Г. Кравцова, гостившего у Бурмагиных в дни открытия своей персональной выставки в Вологде, пользовался советами особенно почитаемого ими гравера М. С. Чураковой.

За два года они прошли путь, который другим, пожалуй, не прошагать и за срок втрое больший. Бурмагины начали с миниатюрных эстампов - экслибрисов, книжных знаков, которые они сначала делали для себя, затем друзьям, а впоследствии и многим другим. Это сразу заставило думать о стиле; о связи изображения и шрифта, специфичной для каждого нового варианта знака; о размещении черных и белых линий, пятен, масс на листе; об исключении лишнего из пределов изображения; о способах выражения большого в малом и о сотнях других "мелочей", без которых нет пути в большую графику.

БУРМАГИНЫ создали уже больше двадцати пяти экслибрисов. Это была школа гравировального мастерства, где родились их "бурмагинские" приемы композиции, использования детали, резьбы, где они сперва по складам, а затем уже "оперативно" научились воплощать жизнь в ксилографической форме, родственной миру народной резьбы Севера, северным русским изразцам, вышивкам, иконописи, росписи, ковке, чекану, эмали.

Им повезло - они сразу же поняли главное: нельзя, научившись "безупречно" рисовать табуретки и черепа, походя решить проблемы стиля. Французы говорят: "стиль - это человек", а человек обязан найти себя, то есть свой неповторимый стиль в искусстве. И стало понятно второе: это неповторимое можно найти, только опираясь на вековые народные традиции Севера.

Но предметов быта, культуры, избежавших стандарта современной "перековки" форм,- не так и много. За поисками этих предметов, за поисками исконных народных форм и отправились они по районам области с альбомами, кистями и карандашами, сначала вместе, позже, когда появился ребенок,- один Николай. В глубине памяти откладывались теперь про запас живые впечатления от Родины, ставшей ближе, а в альбомы сотнями оседали зарисовки памятников народного зодчества, приемы резьбы, украшений изб и храмов, первые наброски будущих гравюр. Дома садились за эскизы. Николай выкраивал для этого ночные часы: днем он преподает эстетику кружевницам. С маленьким Илюшей возились по очереди.

УЖЕ ОДНА из самых первых бурмагинских гравюр-"Церковь в Нелазском" показала, что для художников, умеющих делать экслибрисы, переход к станковой форме не так уж сложен. Знакомые очертания известного деревянного храма образовали с пышными кронами высоких деревьев ладную композицию, где сказочное и реальное слилось в один целостный образ. Здесь сразу проявились сильные качества будущей серии эстампов, посвященной памятникам зодчества Вологодской области: композиционная ясность, простота, народное понимание природных форм, любовь к формам, сложившимся в народном искусстве в веках. В гравюре "Ферапонтово" - это узорчатость линий, энергичные контрасты глубокого "ночного" черного и искристо-снежного белого; в "Амбарах XVIII в. в Череповце" - красивая, классическая прозрачность композиционного построения, стройные очертания зданий; в "Баклановской" - очаровательная в своей непосредственности шатровая церковка на острове, словно причудливая декорация из оперы-сказки, где лирика рассказа о полуреальном-полупризрачном искусно вплетена в асимметрично решенную композицию эстампа...

К 50-ЛЕТИЮ Советской власти издается альбом подлинных бурмагинских гравюр, воспевающих красоту родных мест. Уже одна за другой режутся доски всей серии из 25 эстампов, и скоро любители северных красот и графики смогут взять в руки это новое сувенирное издание, как приняли они недавно книгу стихов вологодского поэта А. А. Романова "Красное застолье", целиком украшенную - от суперобложки до миниатюрных заставок - бурмагинскими гравюрами на дереве. Посмотрим только одну иллюстрацию книги - семью крестьянина за столом. Десять фигур, не считая кота,- и все разные, что ни человек, то образ! Простота во всем, и в общем, и в каждой детали, в каждом осмысленном движении с виду неторопливого, как стамеска сельского плотника,- штихеля!

Недавно Бурмагины создали первые большие гравюры широкого композиционно-станкового плана: "Сергей Есенин" - поэт на опушке леса, посреди раздолья русского лета, и "Чернышевский". По сложности соединения в целое разновременных событий, объединенных и стилистически подчиненных центральному образу гравюры, по мастерству исполнения отдельных частей гравюра "Чернышевский" близка гравюрам эпохи расцвета русской ксилографии двадцатых годов нашего века. Конечно, в этих больших композициях есть недостатки, не все до последнего штриха "гладко", но то, что дружной чете художников под силу ставить и решать нелегкие задачи, радует нас, дает уверенность в том, что их ждут еще более смелые свершения.