Кокорин А. Воспоминания фронтового друга : 26 февраля – 70 лет со дня рождения писателя – земляка К. И. Коничева / А. Кокорин // Северная новь. – Устье, 1974. – 19 февраля. – С. 4.
А. Кокорин
Воспоминания фронтового друга
26 февраля – 70 лет со дня рождения писателя – земляка К. И. Коничева
Константина Ивановича Коничева впервые я встретил в мае сорок второго в Кемской группе войск, вскоре переименованной в 26 армию Карельского фронта, куда он прибыл, как и я, будучи назначенным Управлением фронта.
Вскоре Константин Иванович обратил на себя внимание не только возрастом (ему было около сорока лет), но и своей неутомимой, кипучей деятельностью, большим опытом жизни, а также неиссякаемым остроумием и находчивостью. Словом, он стал душой коллектива офицеров.
Трудные фронтовые условия жизни быстро сближают людей, обнажая их самую суть, главное содержание. Может поэтому с Константином Ивановичем мы быстро сошлись и нашли общий язык.
В свободные минуты в землянке мы часто беседовали с ним о жизни и деятельности известных русских и советских писателей, художников, и, естественно, о своей довоенной жизни. Так я узнал, что он не только хороший чекист, но и писатель. И трудно было определить, в чем же главное его призвание.
Он рассказал, что родился в Вологодской области, перед войной жил в Архангельске и работал в издательстве одного из журналов. При каждом удобном случае Константин Иванович хвалил родные места, с чувством гордости говорил о земляках усть-кубинцах. Иногда, вернувшись с задания глубокой ночью, я находил его в землянке. Он радостно приветствовал меня, и, справившись о делах, приглашал к печке и угощал горячим чаем. Сам устраивался напротив и под трескотню немецких пулеметов читал мне свои записки о людях, событиях, которые превращались в увлекательные рассказы.
После чтения Константин Иванович обычно спрашивал мое мнение, требовал критических замечаний и даже советов. Мои редкие замечания иногда ему нравились, и он на ходу вносил поправки. Такие поправки он внес в рассказ «Гадюка» (следствие по делу предательницы). Так ночами на привалах, в редкие свободные часы на моих глазах рождалась книга «От Карелии до Кореи» (записки офицера). Забегая вперед скажу, что часть войск нашего фронта по окончании войны в Финляндии летом 1945 года была переброшена на Дальний Восток. Константин Иванович 8 августа участвовал в освобождении Кореи. Отсюда и название его книги.
Как-то ночью, найдя на КП штаба кусок полуватмана, Константин Иванович попросил меня нарисовать его портрет. Я с радостью согласился, но тут же спросил, хватит ли у него терпения позировать минут пятьдесят или даже час, ибо мы оба устали и хотели спать. Он ответил полушутя: «Выдержу! Ты что не веришь в мои силы?»
Найдя более мягкий карандаш в его полевой сумке, я принялся за работу. С небольшими перерывами, во время которых он отпускал дружеские шутки и каламбуры, за час с небольшим портрет был готов. Сохранил ли его К. И. Коничев до окончания войны, сказать трудно.
В Карелии зима обычно бывает долгой и снежной. Такой она осталась и в нашей памяти. Иногда по долгу службы нам приходилось отмеривать по сорок – пятьдесят километров пешком. Так, однажды пробирались мы на передовую позицию в бригаду Барсукова. Метель разыгралась вовсю. На 37 километре мы обессиленно повалились в снег. Двигаться не хотелось. Кругом сгущалась темнота.
– Э, брат, так не годится, – услышал я голос друга. – Ведь нас с тобой снегом заметет. Вставай, пошли! Остались сущие пустяки – километра три-четыре
В землянку командира бригады мы не вошли, а буквально ввалились. Заснули сидя. Сквозь сон слышали, как что-то шипело и потрескивало рядом. Это ординарец Барсукова жарил для гостей лосятину. Разбудили нас, когда на столе аппетитно румянилось жаркое, а в походные кружки по очереди отмеривалось по сто граммов.
При виде всего этого у меня закружилась голова, а Константин Иванович, крякнув, толкнул меня слегка и сказал:
– Ну брат, Аркаша, в благодарность за наши муки – к столу, и к Барсукову: – А ты уж извини нас, за сутки мы проголодались, как волки.
На утро мы с ним поползли в боевое охранение, расположенное на правом фланге. С обеих сторон постукивали дежурные пулеметы, ведя огненные поединки. Нас то ли заметили, то ли по очередному расписанию, но вскоре немцы накрыли местность артиллерийским огнем. В течение несколько минут снег, земля, камни – все летело в воздух. Черный дым и гарь не давали дышать. По счастливой случайности мы остались живы и кое-как доползли до укрытия. Казалось бы случай был явно опасный для жизни. Но Константин Иванович отдышавшись, полушутя, полусерьезно заметил:
— Ты смотри, Аркаша, так ведь нас с тобой всерьез ухлопать могут.
Константин Иванович был редактором, а я членом редколлегии «боевого листка» нашей службы. Между боями мы сочиняли сатирические заметки, делали карикатуры и шаржи. Причем, шаржи иногда готовили даже на себя: Коничев сочинял текст, а я делал рисунок. После тяжелых служебных дел Константин Иванович любил поострить над кем-нибудь. Особенно от его шуток доставалось майору Додон и капитану Келиму. Однажды, вернувшись со службы, я застал одну из сатирических сцен. Константин Иванович стоял на импровизированной кровати в плащ-палатке с длинным «папирусом» в руках. Он был в ударе и с увлечением читал свое шуточное сочинение о царе Додоне, начало которого гласило, что ...жил-был царь Додон – владелец больших и малых земель от Вегаракши до Соловков (фактически это водное пространство).
Капитан Келим был интеллигентный офицер. Он боялся зверьков и всякой ползучей живности. Ради шутки Константин Иванович как-то привез с передовых позиций шкурку белки. Он положил ее под подушку Келиму. Ничего не подозревая, Келим лег спать и наткнулся рукой на чучело. Итог был сенсационный: Керим, вкрикнув, вне себя выскочил из палатки, мы все «поумирали» от смеха.
Летом 1944 года войска Карельского фронта перешли в наступление. Наша 26 армия сбила с позиций противника на Ребельском, Ухтинском и Костеньгском направлениях и с боями начала теснить врага к государственной границе. Все пришло в неимоверное движение и на время мой друг пропал из виду. Встретил я его около сгоревших танков, оставшихся на берегу реки. Мы радостно поздоровались, поздравили друг друга с начавшимся наступлением нашей армии. Константин Иванович при этом заметил, что мы участвуем в выполнении исторической миссии – изгнании врага с нашей земли.
На западе отгремели последние залпы. Настал День Победы. Сколько было радости у всех... Мы ликовали...
В конце мая сорок пятого года нас неожиданно подняли по тревоге, погрузили в эшелон. Уже в пути следования, когда проехали Киров, Пермь и Свердловск, мы поняли, что едем на Дальний Восток выполнять союзнический долг. В Приморье части нашего фронта расположились по линии железной дороги от Спасска до озера Хасан. Началась подготовка к боям. Командующий фронтом маршал К. А. Мерецков многие соединения проверял лично.
Константин Иванович был направлен в одну из наших армий и 8 августа участвовал в освобождении Кореи. Я же вначале действовал в Манчжурии. К большому сожалению здесь мы встречались с ним редко.
2 сентября 1945 года Япония капитулировала. Вторая мировая война закончилась. Константин Иванович начал подумывать об увольнении из армии и возвращении к писательской работе. В один из теплых осенних дней он нашел меня в Уссурийске в одном из кабинетов нашей службы. Он сказал, что уволился и зашел проститься. Мне стало горько и грустно. Приходилось расставаться с хорошим товарищем и другом, с которым в течение трудных военных, лет делили пополам невзгоды и радости.
Я проводил его на вокзал. Растроганные, опечаленные разлукой, мы обнялись, расцеловались. Я долго смотрел в след уходящему поезду.
Шли годы. Однажды в журнале «Крестьянка» я увидел рассказ о вологодской кружевнице. Подпись К. И. Коничева несказанно обрадовала меня. Через адресное бюро Ленинграда я узнал место проживания Константина Ивановича и написал ему письмо. Ответ пришел быстро. В письме лежала фотография, на которой я вновь увидел своего фронтового друга, только в штатской одежде. Константин Иванович пытливо и радостно смотрел на меня... и как будто мы вновь с ним шагали рядом по старым фронтовым дорогам, отмеривая огненные версты.
Мы регулярно переписывались, подбадривая и вдохновляя Друг друга. Его письма иной раз были краткими, но содержательными и вдохновенными. Константин Иванович посвятил меня в свои творческие планы, выслал несколько опубликованных рассказов. Он очень ждал выхода в свет повести «Петр Первый на севере».
В последнее время он стал жаловаться на здоровье. Зная его выносливость и кипучую, жизнедеятельную натуру, я все же полагал, что он справится с болезнью. Но неумолимая смерть вырвала его из наших рядов.
Константин Иванович был не только хорошим чекистом и писателем, он прежде всего был пламенным коммунистом, патриотом нашей Родины, человеком с большой буквы. Всю жизнь он отдал служению партии, нашему народу, нашей славной Родине. В моей памяти он останется бесценным другом и прекрасным человеком, на которого могут равняться целые поколения.