Выдающиеся люди Вологодского края

Кудрявцев Владимир

Александр Грязев: "Я видел тех людей..."

О вологодском прозаике А. А. Грязеве и его новой книге "Откровение Дионисия"

Представляя книгу исторической прозы Александра Алексеевича Грязева «Откровение Дионисия», выпущенную вологодским издательством «Книжное наследие», сразу хочется привлечь к ней внимание тех читателей, которые еще мало знакомы с его творчеством. А оно того заслуживает.

Вот, например, знают ли молодые вологжане о событии, «какого не было на Вологде ни до, ни после сего лета», которое произошло в городе осенью 1655 года? А известно ли вам, из какой деревни Тотемского уезда, согласно народным преданиям, был выходцем Ермак Тимофеевич, «с именем которого связано начало освоения Сибири»?

Почему в конце восемнадцатого века жители Кадникова оказали неповиновение указу императрицы Екатерины Второй «Об учреждении Вологодской губернии и о переименовании некоторых селений городами»?

А вот ещё один любопытный факт. 1812 год. Губернским прокуратором служил тогда в Вологде известный поэт и переводчик Николай Фёдорович Остолопов. Ему принадлежат такие поэтические строки: «Нам зарево Москвы осветит путь к Парижу...» В связи с этим поэт Вяземский, у которого, кстати, в Вологде родился первый сын, написал: «Недаром говорят, что поэт есть вещий. Мог ли Наполеон вообразить, что он имел в Остолопове своего злого вещего и что отречение, подписанное им в Фонтенбло в 1814 году, было ещё в 1812 году дело, уже предрешённое губернским прокуратором в Вологде».

Не менее, согласитесь, интересно узнать, что у тульского Левши был прототип, живший в далёком Сольвычегодске Вологодской губернии. Известно и «подлинное имя одного из чудесников того времени - мастер Юницын».

Я никогда, признаюсь, не задумывался над тем, почему о Стеньке Разине песен в народе сложено много, а вот про Пугачёва нет ни одной народной песни. Узнал об этом из новеллы Александра Грязева « О чём не поют песен».

Интересно было прочитать и о том, что, вопреки расхожему мнению о «пьяной Руси», «Европа уже пила водку целых сто лет, прежде чем она попала на Русь!» Вот так-то. Да и само «распространение опасного зелья получило отпор со стороны православных духовных пастырей, увидевших в водке причину разорения и бедности многих людей и опасность для их нравственного и телесного здоровья». И сегодня ещё мало кто знает, почему черепане (жители Череповца) стали называться «американцами» и откуда в музее Череповца появился американский флаг с «собственноручной подписью на нём» главы чрезвычайного посольства, отправленного конгрессом США в Россию, Густава Фокса?

Погружаясь в историю, писатель не перестает делать открытия и удивляться всему, с чем ему неожиданно приходится сталкиваться. Удивляется он «семенам льна, пролежавшим в глубине земли (под Вологдой) четыре тысячи лет, и вновь давшим ростки». Автор даже восклицает: «Как же такому не удивляться? Ведь эти семечки льна - современники фараоновых пирамид в Египте!».

Вспоминая тайны и легенды Соборной горки, автор выдвигает и свои догадки, связанные «с пропавшей библиотекой Ивана Грозного, которую ищут почти триста лет». «С детских лет я, - признаётся Александр Алексеевич в новелле «Я видел их», - люблю бывать в музеях и могу часами находиться среди немых свидетелей прошлого, глядеть на старые вещи и представлять их в той жизни, в которой они когда-то имели значение. В эти минуты они не кажутся немыми, а время, даже длиною в тысячу лет, представляется не таким уж невообразимо далёким. Мне казалось даже, что я видел тех людей».

А я верю ему. Читая его повести и рассказы, мне кажется, что автор не только «видел тех людей», о которых он с любовью и гордостью рассказывает, но и сам в минуты горя и радости находился среди них. Вот он сидит у костра с белозерскими ратниками на Куликовом поле в ночь перед битвой («Чтобы свеча не угасла») и так ему понятно, так созвучно всё, о чём они неторопливо беседуют:

– Мамай хочет отомстить великому князю Дмитрию за своё побоище на Вожже да за то, что дань ему не платит, – сказал Андрей.

– Так-то так, – вновь заговорил Онфим. – Но ещё я думаю, что всё это от наваждения дьявольского. Идут иноплеменники на нас из-за грехов наших. Из-за неправд, братоненавидения, сребролюбия, суда несправедливого. Забыли мы заветы предков наших, вот бесы и ввели нас во грех...

Присутствует автор и при самом начале работ в храме Рождества Пресвятой Богородицы, при таинстве Дионисия, когда он «перекрестился, взял кисть, легонько достал из сосуда немного краски и начал своё действо. Сосуды с красками, которые подавали ему сыновья, часто менялись в руках мастера-изографа. Он писал то пурпурной охрой, то светлой, то празеленью или голубцом, или лазурью. Писал скоро, уверенно и прямо на глазах у людей, стоявших в храме, вдруг появился лик Пресвятой Богородицы, светло и печально взирающий из-под купола апсиды на молящихся людей. Всё случилось неожиданно быстро и было похоже на явление. Стоявшие в храме люди, увидев лик Пречистой, стали креститься, а хор монахов запел акафист Божией Матери...» («Откровение Дионисия»)

Он незримо сопровождает «взмыленные кони Великого князя московского Василия Васильевича Тёмного», которые в трудный для Руси и для него час «свернули с вологодской дороги и, тяжело дыша, остановились у деревянных стен Кириллова монастыря...» («Грех игумена»).

Ему ли, русскому писателю, не созвучны слова Константина Батюшкова, который с болью размышляет ( будто о нашем времени): «Они, чужеземцы, всегда говорят о гениях своей нации, будто их у нас и нет вовсе. А мы обезьянничаем, в рот им глядим. Видеть это противно... Мне, помню, ещё в Петербурге говорил Михаил Орлов: не бойся грозы, побивающей жатву, бойся червей, её поедающих. Я не верил, а теперь верю. Много ещё среди нас таких, которые даже языка своего Отечества стесняются. Потому-то нам и надобно знать свою историю, и учить людей любить Отечество наше...» («Отечески пенаты»).

И не его ли русское сердце наполнялось гордостью и билось в такт каждому слову тотьмича Ивана Александровича Кускова, который за тысячи километров от Тотьмы держал воистину историческую речь перед людьми, окружающими его на берегу океана:

– Други мои! Запомните сей день! Тысяча восемьсот двенадцатого года, мая в пятнадцатый день заложена и освящена доска наша, а вместе с нею положили сегодня начало пятнадцатой русской оседлости на американском матёром берегу под тридцать восьмым градусом северной широты и сто двадцать третьим градусом восточной долготы. Отныне здесь на благодатной земле Калифорнии стоять будем мы – русские люди. С Богом, братцы!.. («Калифорнийская славянка»).

И такое чувство не покидало меня до самой последней страницы книги Александра Грязева. Автор – наш современник, но он и мыслит так же, как его герои, и чувствует эпоху одинаково с ними, и мир окружающий видит их глазами. Он живёт среди них и вместе с ними служит своей земле. Особенно важно то, что герои его произведений - участники больших и малых исторических событий, нередко судьбоносных для России, как правило, люди, жившие на вологодской земле. И как они служили ей! И сколько для пользы Отечества и славы его сделали! И в родных краях, и далеко за её пределами, открывая новые земли, обустраивая их, расширяя и укрепляя границы Государства российского. Нашей с вами страны, уважаемые соотечественники и современники.

Александр Грязев работает в традициях лучших мастеров исторической прозы – наших знаменитых писателей-вологжан разных эпох. Беря в руки книгу избранного, невольно вспоминаешь его предшественников и нынешних коллег по литературному цеху – Константина Коничева, Владимира Железняка, Сергея Маркова, Ивана Полуянова, Валерия Дементьева, Роберта Балакшина и других. Кстати, со многими из них он знаком лично и каждому искренне благодарен за радость встреч, дружеских бесед и творческого общения.

Александр Алексеевич по образованию историк-архивист. Может, это обстоятельство и определило его жизненные интересы и темы повестей и рассказов, новелл и этюдов. Он в своё время ещё окончил и курсы драматургов (написал две пьесы, которые были поставлены). Потому так крепки и ладно сбиты в его произведениях диалоги героев. Рассказывая о встречах с писателем Сергеем Марковым и размышляя над его книгой «По земному кругу», он пишет: «В ней собрано около двухсот новелл о русских людях - открывателях иных земель. В этих рассказах о землепроходцах писатель не просто фиксирует интересный, ранее неведомый исторический факт. Он сопоставляет его с другими, приходит через него часто к интересным догадкам, а то и к историческим открытиям, и читатель совершает это вместе с автором, восхищаясь им, его героями, удивляясь и радуясь, и совсем не подозревая, что за всем этим стоят трудные годы поисков литератора и учёного.

Невозможно даже представить себе, сколько пришлось автору исколесить по стране километров дорог, отыскать и просмотреть архивных документов, книг и других исторических источников, а потом воплотить всё это в интереснейшие произведения». Это же можно смело сказать о зрелых плодах многолетнего творческого труда и самого Александра Грязева. Как хочется, чтобы книга его дошла до всех читателей, кто интересуется историей родного края, судьбами известных и безымянных вологжан и историей своего Отечества. Ведь книга эта и сама есть откровение писателя-современника перед памятливыми и неравнодушными к слову земляками.

Источник: Кудрявцев В. Александр Грязев: "Я видел тех людей..." / В. Кудрявцев // Красный Север. – 2008. – 24 июля. – С. 27.