|
За неделю до 80-летия Василия Шукшина корреспондент «Огонька» протаптывал тропинки турмаршрута по местам съемок культовой картины «Калина красная» и искал банный ковшик, из которого герой пил заграничный коньяк.
Простейший способ оскорбить женщину из Белозерска (Вологодская область) – поинтересоваться, не снималась ли она в «Калине красной». Нарвешься на обиду и историческую справку: фильм снимался 35 лет назад и все его доселе живые участники вышли на пенсию. В маленькой деревушке Садовой (15 километров от Белозерска), где преимущественно проходили съемки, знакомцы Шукшина частенько выходят погреться на завалинке и не отказываются в тысячный раз рассказать пару баек про «Калину красную». Белозерский краеведческий музей решил взять в свои руки неконтролируемый доселе туристический поток (фанаты фильма ездили в Садовую со всей страны), прислал сюда экскурсовода и набросал маршрут по местам съемок. Стоимость билета – 100 рублей. В юбилейной, десятой экскурсии, участники которой вместе с гидом поместились в один джип, принял участие и корреспондент «Огонька».
Сцена первая. Чайная
Проводниками по шукшинскому заповеднику для нас стали автор маршрута Татьяна Гаврилова из Белозерского краеведческого музея и местный житель Александр Хлопотин, владелец и водитель упомянутого джипа. Тут же в дороге получаем от нее напутствие – ни словом, ни взглядом не оскорбить как-нибудь случайно памяти Шукшина, потому как для местных он родной человек. Дочку Машу смотрят по телевизору, как землячку. Ее здесь все помнят маленькой, а в Белозерске живет Елена Березина, которая прославилась как «подружка Маши Шукшиной». Историю о том, как таскала пятилетнюю Машу по деревенским крышам и чердакам, из-за чего Лидия Федосеева-Шукшина вынуждена была пожаловаться ее родителям, Елена вспоминает с гордостью.
Как случилось, что именно Садовой суждено было войти в историю кинематографа, объясняет местная легенда. В 1970-х годах водителем в местном исполкоме работал Александр Соколов, вместе с машиной он был выделен Шукшину для поиска натуры. Помотавшись с утра до вечера по здешним поселкам и не найдя ничего подходящего, Соколов соблазнил уставшего режиссера на деревенский ужин и баньку у себя дома. Попав в Садовую, Василий Макарович закричал: «Эврика!» Деревня, с расположенными компактно церковью и озером, как будто вышла из сценария.
За пару километров от Садовой в окнах нашего джипа замелькали деревни, которые тоже «снимались» в «Калине красной». К примеру, в Тимонине снимали приезд Егора к Любе и их первый разговор в чайной. А с чайной мосфильмовцы поступили так же, как Тарас Бульба с сыном Андрием: сами породили, сами и разрушили. Когда строили, уронили телеграфный столб. «Мой отец тогда монтером в Тимонине работал,– перекрикивает шум своего «форда» Александр Хлопотин.– Столб сломали, его вызвали чинить. Уезжая, киношники ходили по домам с ведомостями и деньгами – почти все жители нашей деревни были так или иначе заняты на съемках. Приходят к бате, а он был выпивши по случаю субботы и зол на них жутко из-за столба. Москвичи протягивают ему пятерку и просят расписаться, а он их по матушке. «Ну хоть пять листов фанеры возьми»,– говорят, «Фанеру возьму, а с деньгами и не суйтесь»,– отвечает он».
Хронометраж истории тютелька в тютельку совпадает с временем, затраченным на дорогу из Тимонина до Садовой. Экскурсовод Татьяна конспектирует этот факт в записной книжке. По всей видимости, все последующие туристы, проезжая упомянутое расстояние, будут слушать про столб и фанеру уже из ее уст.
Сцена вторая. Деревенские виды
Из десяти домов Садовой – половина была задействована в фильме. За длинным столом киношного семейства Байкаловых собралось человек двадцать односельчан. С недавних пор Садовую разбили на две улицы – одна носит имя Шукшина, другая зовется Зеленой. Останавливаемся у музейного домика, где располагается выставка «Стоп-кадр», воссоздающая быт семейства Байкаловых. Настоящий «дом Байкаловых», до которого всего 50 метров, находится в частных руках. На шум двигателя из дома напротив выходит старичок. Это сосед Игорь Лоншаков. О том, что он исполняет обязанности охранника музейных ценностей, говорит камуфляжная кепка на голове. Игорь Лоншаков тоже свидетель съемок. «Меня как заняли... в выходной ходил, для них баню разделывали,– без лишних расспросов начинает он с монолога.– Чтобы сымать можно было, как Шукшин и Ванин моются и коньяк пьют, велели нам одну стенку вынести. По домам они долго ходили, деньги предлагали – как услышат люди, что под слом пойдет, сразу в отказ. Где-то у Головкиных нашли, она у них старая была, а деньгу хорошую дали, да эту разрешили на дрова распилить. Эти, из Москвы, работали круглые сутки, нам не мешали, не шалили, не пили, это уж потом где-то написали, что они тут дебоши устраивали. Я ничего такого не помню».
Сцена третья. Дом Байкаловых
Во дворе этого дома происходила масса сцен, и узнается он мгновенно. Выяснилось, впрочем, что дом этот длинный и имеет два крыльца. Татьяна подсказывает, что с другой стороны дома снимали двор брата Любы по имени Петро, то ли в целях экономии, то ли для удобства. Во двор Петра подгулявший Егор влетает на такси посреди ночи и зовет хозяина выпить дорогого коньяка прямиком из ковшика за неимением стеклянной тары. О медном ковшике, который дважды появляется в фильме (сцена с коньяком и сцена с ошпаренным Петро), я слышал еще в Белозерске. Для семей Головкиных и Гавриловых, которые с родственниками с обеих сторон издревле поделили деревню Садовую, ковшик стал причиной 35-летних пререканий. Сейчас уже не поймешь, кто имеет на него больше прав, известно лишь, что осел он у Головкиных и те отказались передавать его музею. Объяснили: «Будет семейной реликвией». Александр Хлопотин предлагает нам на обратном пути заехать к Лешке Головкину и выпросить реликвию, поскольку, по его сведениям, «Лешка им из печки золу выгребает», а музейщица и журналист, по замыслу нашего водителя, должны добавить процессии авторитета.
Из домика Байкаловых выходит дачник Анатолий Базанов, которому дом с легендарным прошлым достался в наследство от дедушки. Рассказывает: «Помните, когда Егор только приехал и вместе с Любой подходит к дому, из окна высовывается любопытная пожилая парочка? Бородатый старик – мой дед, а высовывается он с чужой старухой - своя пошла корову доить и ему в окно coceдку подсадили».
Сцена четвертая. Дом бабушки Куделихи
По соседству с музеем еще один важный объект – дом бабушки Куделихи, матери Егора. Как известно, ее сыграла местная жительница Офимия Быстрова, чья реальная жизненная история с потерянным сыном идеально ложилась в сценарий. От серого бревенчатого домика не осталось и следа. Точнее, домик остался на месте, но остов скрыт под спудом желтой обшивки.
«Мы с туристами всегда на этом месте спорим, из какого окна выглядывала бабушка, когда провожала Егора,– говорит экскурсовод Татьяна.– Все говорят из среднего, а я думаю...» «Из крайнего левого, я изучал»,– доносится из-за забора. Спустя несколько секунд мы узнаем, что голос и научные данные принадлежат Николаю Афонину из Череповца. 19 лет назад они с супругой приобрели этот дом у сельсовета, тогда он хлопал дверьми и оконными фрамугами без стекол. «Узнав, что здесь жила героиня «Калины красной», мы решили сохранить хотя бы планировку ее дома»,– рассказывает Николай Иванович, но в дом не пускает. На улице тем временем начинает собираться народ, но, по словам Игоря Лоншакова, «это все неинтересные, про «Калину...» ничего не знают – после приехали».
Сцена пятая. Появляются главные герои
Зачем нам неинтересные, когда в 20 метрах от Куделихи живет Василий Иванович Вашпанов, которого местные жители зовут телезвездой – он безотказно дает интервью всем, кто приезжает с видеокамерой или диктофоном.
«Им надо было что-то на том берегу снимать, а у меня на доме прожектор висел,– с расстановкой неспешно приступает к рассказу тезка Чапаева.– Вот ко мне Шукшин и зашел. Пожал руку, не по-актерски так, а по-настоящему («Настояшшо эдак».– Авт.). А мы тогда печку перекладывали, он и сказал, до 45 лет, мол, дожил, а не видел, как настоящую русскую печку кладут. Я ему объяснил в двух словах, он внимательно слушал, не перебивал.
А потом он заметил рисунки детские, которые мой семилетний пацан нарисовал, и попросил оператора камеру принести. Они их зачем-то засняли. Рисунки на стенке висели рядом с картинкой... этой... известной... точно – медведи в лесу, с конфетной коробки вырезали. Так вот Шукшин попросил ее завесить тряпкой. Мы, помню, так удивились с женой, что каракули сына нужны, а медведи нет».
Удивлений первые дни, когда в Садовой поселилась киногруппа, было множество. Во-первых, по родным просторам стало попросту трудно ходить, того и гляди нарвешься на окрик в мегафон: «В кадр не лезь». Семье Василия Вашпанова это было особенно трудно, несколько важных сцен вроде посиделок Любы и Егора на скамейке снималось под его окнами. «Видишь серый дом через дорогу? – кивает мне Василий Иванович.– Тетка тут жила, сейчас умерла уже. Ей Шукшин сказал, что будет ее снимать, как она утром из окна выглядывает, а дочка ее только проснулась и идет-тянется. В фильм это все попало, можно поглядеть. Так вот, соседка моя разоделась, как на гулянье, во все лучшее. Ну ее Шукшин и отчитал: «Переодевайся, в чем каждый день ходишь». Все равно ведь кофту новую-неодеванную в кино протащила».
Про другую соседку, Офимию Быстрову, которая попала во все кинематографические энциклопедии как мать Егора, Вашпанов рассказывает без шуток. «Как Шукшин умер, она в черном платке ходила и его своим сыном считала – фотографию его в зеркало вставила,– рассказывает он.– Через год или больше ей худо стало, решили ее в дом престарелых сдать. Вот утром должны оттуда приехать, а вечером накануне моя жена нашла ее за печкой – упала, встать не может. Крикнула меня, мы подняли, все нормально было, она еще говорила. А наутро померла. Мы деревней и хоронили, нету у нее родственников. Думали, сын-то ее фильм поглядит и объявится, но нет, не приехал».
Могилку старушки находим быстро, в ее оградке растет веточка калины, да и цветная фотография в образе Куделихи издалека видна на сельском кладбище. А вот холмик, на котором каялся после встречи с матерью Егор, отыскать не удалось. После четверти часа блужданий под дождём рождается решение немедленно отправиться греться у матери Александра Хлопотина, которая умеет печь самые вкусные коржики на свете.
Сцена седьмая. Ржавый ковшик и банка калины
Валентина Хлопотина живет в деревне Никиткино, где обосновался Лешка: Головин, зажавший раритетный ковшик. Как и договаривались, заезжаем к нему. Наш водитель направляется к дому, наша задача – ходить по двору, время от времени чего-то чирикая в книжке. Занавеска отвернулась на секунду, мы были замечены хозяевами – спустя пару минут сияющий Хлопотин вынес совсем не сияющий ковшик. «Я когда первый раз его увидел, подумал, а вдруг обман или ошибка,– рассуждал он потом.– Раз сто фильм посмотрел. Тот это ковшик – ручаюсь. Он ведь самодельный, не ширпотреб». Татьяна принимает ржавый и грязный совок, как золотой слиток, боясь выдохнуть.
«А ведь сначала в нашем доме хотели поселить Байкаловых, оператору Заболоцкому понравились наши наличники на окнах,– признается Валентина Хлопотина, скормив нам блюдо коржиков.– Пришли, осмотрели, языками поцокали: «А что, у вас и печки настоящей нет? Не подходит, нам печка нужна». Половичок у меня взяли, который под дровами лежал. Я хотела вытряхнуть или чистый дать – куда там. Нам, говорят, пользованное нужно. Сколько лет после этого свой половичок в кино выглядываю, то мерещится, вроде мой лежит, а то кажется, что и не мой». 35 лет назад, сразу после окончания съемок, учительница Валентина Хлопотина уговорила мужа сходить в лес и выкопать молоденькую калину. Ровесница и тезка фильма растет под окнами Валентины Николаевны. «В прошлый год напарила с нее шесть литров. Калина красная – сердешная ягода, для сердца полезная», – хвастает хозяйка. Маленькую баночку пареной калины я увожу домой, как сувенир. Со дня на день на маршрут поступят другие сувениры – магнитики на холодильник и открытки с портретами Шукшина.
Наверное, со временем, если турпродукт придется клиентам по вкусу и турист поедет, пареная калина и коржики хорошо пойдут с коммерческой наценкой. Игорь Лоншаков зарегистрирует охранное агентство, а Василий Вашпанов повесит над окошком табличку «Касса» и будет брать по 100 рублей за байку. Но пока так.
|
