Выезд из Пруссии. Иммерзатт и Ниммерзатт. Поланген. Остатки сезонной публики. Прежние знакомые. Любительский спектакль. Данные о Полангене. Янтарь. Магнаты. Пиры. Остатки рабства. Скифы. Латыши и литовцы. Контрабанда. Пограничная стража. Еще о Полангене. Стремление домой. Голландская шапка. Бирута. Отъезд. Обращение мысли назад и вперед.
4 (16) августа
Утром, когда я сидел у входа в свою гостиницу, дожидаясь экипажа, обещанного мне моим новым компаньоном, меня долго осматривали и оценивали два еврея с противоположного тротуара. Наконец, один из них не выдержал и подошел ко мне, чтобы узнать, что мне нужно, чего я дожидаюсь и есть ли у меня паспорт, т. е. не нужно ли мне изготовить таковой для переезда через русскую границу.
Я с досадой отвечал, что все у меня есть и что я возвращаюсь домой в Россию по законному паспорту после далекого путешествия.
Надо было видеть удивление и недоверие делового, практического еврея, когда я объяснил ему на его дальнейшие вопросы, что я ездил лишь как турист, т. е. не ради какого-нибудь гешефта, вокруг всей Скандинавии. Он так мне и не поверил.
Наконец, мне удалось уехать из Мемеля, из этого еврейского мрачного центра. И я с отрадой увидел его через некоторое время у себя за спиною.
Вот мы сделали привал в поселке Иммерзатте (тут же рядом с местечком Иммерзатт есть местечко Ниммерзат. То и другое название, по-моему, намекает на контрабанду и на доходность от нее. Контрабанда в обоих местечках – главная специальность), последнем прусском местечке перед нашей границей. Далее уже оставалась наша таможенная контора или, скорее, контора пограничной стражи, с заставой, или с «рогаткой», как ее тут называют.
В Иммерзатте нам пришлось закусить и передохнуть с 12 до 2 часов дня, пока чиновники на русской заставе отдыхают, как все говорили, так что пропуска не бывает через нашу границу в эти часы.
Года два тому назад, когда я проводил лето в Полангене, мне случилось дойти, гуляя, до прусского Иммерсатта с компанией знакомых. Тогда мы тоже закусывали здесь, в том же садовом ресторанчике, или в Krug, как такие приюты здесь называют. В тот раз мы здесь застали двух молодых прехорошеньких немочек, дочерей содержателя вышепоименованной пивной. На этот раз здесь была на лицо только лишь одна из двух хорошеньких сестер, другая уже вышла замуж. Оставшаяся здесь была теперь уже не так мила и свежа на вид, как тогда, прежде. Кроме того, она была грустна и задумчива.
Подкрепившись и предполагая, что чиновники на русской рогатке, наконец, уже выспались и что, быть может, мы тронулись в путь. Что-то нерадостное копошилось в душе при приближении к отечественным порядкам и к унылой, бесталанной родине.
И на самом деле, встреча отчизною в свое лоно возвращающегося ее блудного сына была далеко не столь радужная и любовная, каковою она изображена в знаменитой притче Христовой.
Во-первых, нас остановили, опустив перед нами предварительно заставу, хотя мы уже и сами задержали своих лошадей. Здесь точно ждали с нашей стороны непременно своеволия, насилия или разбоя. После этого нас позвали к чиновнику в контору. Пока он там недоверчиво осматривал и пересматривал наши документы, расспрашивал и переспрашивал нас, глядел и вглядывался в нас, в это самое время часовые пограничной стражи, спросив нас о количестве наших скудных чемоданов, которые были все на лицо, все-таки тщательно их считали и пересчитывали, тогда как их не было у нас даже и полдюжины.
Вещей у приезжих однако тут, на заставе, не досматривают. Для этого в самом Полангене есть еще настоящая таможня.
Что сие все должно обозначать, я не постигаю. Только здесь, на рогатке, отобрали у нас документы и послали их и нас вместе в Поланген, т. е. в таможню, под конвоем верхового солдата, который был с ружьем и боевыми патронами в сумке.
Каково! Это возвращение ничем не запятнанного гражданина в свое отечество.
В полангенской таможне, где меня, к счастью, все еще помнили по первому моему посещению вышеозначенного курорта, мои вещи, однако, тем не менее, осматривали ровно 20 минут! Это два-то саквояжика да плед, на которые в заграничных таможнях никто не хотел и глядеть даже!
Наконец, часу в четвертом вечера я достиг знакомого кургауза графа Тышкевича, где уже некогда стоял и водворился теперь опять удобно и недорого в своем прежнем облюбованном бараке, среди самого кургаузского парка.
Переодевшись и выкупавшись, я пошел походить по парку, где застал лишь остатки летней курсовой публики. Из Полангена обыкновенно в это время уже разъезжаются купающиеся. Кой-кто тут был и из прежних гостей. Поговорили, вспомянули и некоторых других из прежних приезжих. Оказалось, что некоторые больше сюда не появлялись, другие же умерли и т. д.
Сердце невольно сжималось болезненно. Маленький Поланген, где когда-то я так радостно, так хорошо провел лето, показался мне теперь как будто мрачным и унылым.
Я решился поискать кое-кого из своих прежних знакомых, - среди местных жителей. Поэтому первым долгом направился в одно семейство, где была мать-вдова и несколько барышень дочерей. Там прежде меня хорошо принимали, и сами девицы были недурны собою и милы.
Однако тут встретил я теперь странные перемены. Оказалось, что несмотря на относительную пустоту курорта Полангена в то лето, все квартиры моих барышень были заняты мужчинами. Мне пояснили, что это такое место, т. е. близость парка и кургауза. Но я заметил, благодаря своему скептицизму и другие особенности в «таком месте», которые делали его столь любимым постояльцами. Тогда я почувствовал грусть еще более, и меня начало тянуть вон из Полангена.
В этот же первый вечер я попал на любительский польский спектакль. Его играли местные владельцы, графы Т., со своими родными и знакомыми. Давали французскую драму в одном акте и какую-то польскую комедию. Та и другая пьеса прошла великолепно. Прелестно играли все эти польские аристократы и магнаты. Прелестны были и их дамы на сцене и в ложах. Особенно эффектна была на сцене вне ее графиня О., урожденная графиня Т. Нельзя было не заметить, что остальные дамы здешнего аристократического кружка с завистью посматривали на прелестную графиню, истинную жемчужину среди всех них.
Однако, я заметил или это только было лишь мое подозрение, что как будто бы присутствие единственного и нежданного русского на их любительском, неофициальном спектакле неприятно поразило его учредителей – поляков.
Меня легко можно было отличить по моему дорожному костюму среди другой публики, которая была вся более или менее парадно одета. Кроме того, меня, вероятно, все еще хорошо помнили по первому моему пребыванию здесь. Так как в Полангене бывает не особенно много посетителей, то большинство из них здесь как-то запоминаются и приезжими, и местными жителями.
Гости на спектакль допускались лишь по личному приглашению. И меня, быть может, слишком опрометчиво пригласили вышеупомянутые барышни на этот неофициальный спектакль.
Этот факт, или фикция, еще хуже настроили меня. И я еще раз решил через день или два ехать из Полангена домой.
Не могу здесь не добавить с досадою, что в то время местная власть не разрешала официального спектакля на польском языке, даже с благотворительной целью. Поэтому, конечно, и вышеописанный – остался частным спектаклем. Поэтому, конечно, и появление на нем русского было встречено не особенно радостно.
5-го августа старого стиля
Опишу несколько Поланген, так как считаю его достойным большего внимания нашей публики, нежели каким она его дарит до сих пор.
Поланген – это небольшой городок Курляндской губернии, Гробинского уезда, самый последний жилой пункт на русской территории, по берегу Балтийского моря в сторону прусской границы. От нее он находится в какой-нибудь версте всего. Расположен он на дюнах вдоль берега моря. Жителей в Полангене не более 2000 человек. Купающихся сюда приезжает иногда до 500 человек. Местное население состоит из латышей, литовцев, поляков, немцев и евреев. Русских здесь очень мало.
Характерною особенностью Полангена является янтарный промысел. Этот красивый минерал (окаменелая древесная смола) выбрасывается во время бурь морем на берег кусочками разной величины. Редко попадаются большие куски. Маленькие же, величиною до грецкого ореха, здесь обыкновенны.
Обрабатывается этот янтарь тут на особой фабрике или, точнее, в небольшой мастерской. Владельцы этого промысла и фабрики – евреи. Некоторые вещицы из янтаря здесь выполнены очень красиво и со вкусом. У разносчиков они всегда дешевы и доступны.
Весь городок Поланген принадлежит одному из графов Тышкевичей, потомку крупного польского магната. Это был один из виднейших польских аристократов. Теперь сюда, в Поланген, съезжаются на лето не только все графы Тышкевичи, но и многие их родные и знакомые. Все они живут в особых виллах, построенных отдельно между кургаузом и берегом моря. Жизнь они здесь ведут веселую и счастливую. Среди них есть очень красивые женщины. Все это наряжается, катается и всячески наслаждается жизнью. Спектакли, грандиозные праздники и пиры разнообразят им тихое летнее безоблачное существование.
Я помню, как в первое свое пребывание здесь, мне удалось попасть на пикник, устроенный одним из братьев Тышкевичей, в честь остальных здесь живущих, его близких и знакомых. Пикник этот назывался ловлею раков в одном из соседних имений графа, именно в Гжельвах. Тогда не только были приглашенные из Варшавы, но и все жители Полангена могли принять участие в этом празднике. И все, кто только хотел, шли и ехали в Гжельвы. Дело было поздним вечером. Было уже темно. Версты две оставалось доехать лесами, которых здесь вообще много. И вот, эти две версты дороги освещали литовские крестьяне горящими головнями, которые они держали в руках, стоя по обе стороны нашего пути.
В лесу на поляне были зажжены костры, плошки и фонари. Там же были накрыты огромные столы с холодным, сытным ужином. Множество бутылок красовалось на скатерти среди яств и посуды.
Все это отзывалось временами барства и крепостного права. Да, впрочем, оно тут почти еще в силе. Тут, например, преклонение народа перед господами колоссальное, совершенно у нас в России непонятное. Оно выражается на каждом шагу во всевозможном раболепстве бедно одетого перед одетым получше. Более всего бросается в глаза целование рук простолюдинами у панов или хотя бы только у похожих на панов. Я видел, например, целование руки старухою у молодого человека.
Русского «варвара» подобные картины приводят в тяжелое недоумение.
Впрочем, да не подумает читатель, что вся полангенская аристократия только и тешится эгоистическим, благополучным существованием. Она кое-что уделяет и альтруизму.
Сам владелец Полангена, например, пожертвовал и землю, и строение под здешнюю прогимназию, поставив при этом лишь одно условие, именно, чтобы в этом строении не устраивали православного храма, на каковое дело он предлагал опять-таки особое место, тоже в подарок. Но наши ретивые обрусители-опричники и тут показали себя как настоящие скифы. Они втиснули-таки домашнюю церковь в здание прогимназии, отчудив тем навеки у жертвователя его собственность и обманув его вместе с тем. Сверх всего, из всей этой истории подстроили и вывели для жертвователя еще и политически неблагонадежную оценку и тем доставили ему, как кажется, новые незаслуженные неприятности.
6 августа
Наблюдая местные народности, пришлось убедиться, что все они чрезвычайно трудолюбивы, честны, кротки и добродушны. Особенно высоко ценятся здесь латыши, как известно, самые любимые и нашими русскими землевладельцами рабочие и арендаторы.
Литовцы поражают иностранца своею необыкновенною религиозностью, говорят, даже папа их называет «своею святою жмудью».
Тягостное впечатление производит на непривычного здешняя страшно распространенная контрабанда и борьба с нею.
Я затруднился бы сказать, кто только в Полангене не занимался тогда более или менее контрабандою. Даже я не уверен в том, на сколько от нее свободны были сами блюстители местных порядков. Местные же жители считают это дело самым обыкновенным. Я видел даже приезжих на купанье, которые ходили на прогулку в прусский Иммерзатт и запасались там разною контрабандою, с которою возвращались в Поланген.
Жизнь и деятельность местной пограничной стражи полна истинных ужасов.
Бедные часовые иногда, чуть не плача, повествовали мне сообщения о своих мучениях. Им, например, приходилось 12 и более часов дежурить с заряженным ружьем по разным местам на берегу моря. Особенно ужасно бывает им в бурные зимние ночи. При этом нельзя задремать, потому что или подстрелит контрабандист, или наскочит дозорный начальник.
7 августа
Оставляя в стороне все темные стороны жизни в Полангене, я должен сказать, что это все-таки привлекательное местечко, которое заслуживает большого внимания публики, как, поистине, лучшее морское купание по нашему балтийскому побережью. Во всяком случае здесь вода менее пресна и менее спокойна, нежели в других местах нашего Штранда. Дно здесь, как и по всему, впрочем, Штранду, идеальное. Глубина так постепенна, что можно купаться детям даже без надзора старших.
Дешевизна жизни в Полангене весьма значительна. Можно устроиться там баснословно дешево, если только поселиться в каком-нибудь скромном крестьянском семействе. А для небогатых людей и это иной раз очень кстати. Для людей же, желающих поместиться получше, можно рекомендовать кургауз или гостиницу и бараки в парке, устроенные и содержимые самим владельцем Полангена. Там можно вполне хорошо и удобно провести все лето. Цены и порядки очень сносные. Прислуга приличная и добродушная. Народ местный вообще короток и приветлив. Как наивно звучит его обращение: «Пане добродею!»
Главное неудобство Полангена – это его плохое и недешевое сообщение с Либавою, через которую обыкновенно сюда направляются наши соотечественники, да и вообще приезжие из России, Польши, Риги и т. д. От Либавы до Полангена около 70-80 верст, которые нужно проехать на лошадях: или на частных, или на почтовых, или же на еврейских клячах.
В заключение этого описания еще раз от души пожелаю, чтобы люди небогатые обратили побольше внимания на Поланген, как на хороший приморский курорт.
8 августа
Скучаю и стремлюсь домой. Все осмотрел, все обошел. Прежние воспоминания все перебрал в памяти. Публика все разъезжается. И нет сил долее оставаться здесь.
Еще раз прошелся по берегу на северо-запад до «Холлендерской шапки», или «Голландской шапки», как называется там холм с лесом. Посетил и ближайшую рощу Бируты, тоже с холмом, находящуюся у самого Полангена.
Роща и холм этот исторически известные. Предание говорит, что во времена язычества Литвы, которая вообще весьма поздно перешла в христианство, здесь, на холме, в вышепоименованной роще находился жертвенник богине Прауриме. Красавица, жрица Бирута, поддерживала на нем неугасимый огонь и должна была сохранять свое девство. Как-то раз литовский князь Кейстут, проходя здесь с войском после одного удачного похода, увидел красавицу Бируту и взял ее насильно себе в жены. После его смерти языческий народ, раздраженный за поругание его святыни, схватил Бируту, кажется, в Вильне уже, притащил ее сюда, назад, к жертвеннику Прауримы и, растерзав ее тут на части, бросил останки ее в море.
Кейстута и Бируту языческая Литва подозревала в тайной приверженности к христианству.
Тоскую и решаюсь уехать поскорее. Фактор еврей, каковых тут много, ищет мне компаньона, чтобы не ехать одному и не платить слишком дорого за дорогу. Так отсюда стараются уезжать все одинокие пассажиры.
10-е августа
Наконец, сегодня утром выезжаю по хорошему шоссе, идущему среди лесов.
Устал длинною дорогою и массою новых впечатлений. Пора, пора и домой, в русскую деревню, с ее сонною тишиною, с ее прозябанием и еле тлеющей жизнью! Там все дремлет и спит. Там и тебе никто не помешает отдохнуть и выспаться после страшных утомления и суматохи путешествия.
О дальних, прекрасных культурных странах, о тамошних нарядных, прочных жилищах, об их чудных, симпатичных, счастливых народах ты будешь с отрадою вспоминать там, дома у себя, глядя на полуразвалившиеся помещичьи усадьбы и деревни, на запущенные, одичалые поля, исковерканные леса, пересыхающие реки и пруды, и встречаясь или с беспардонными хищниками или с беспечными, ленивыми, равнодушными ко всему и изможденными людьми, одетыми часто в рубища!..
Много-много еще ужасного и темного ждет путешественника там дома, в уезде. Много и отчаяния и апатии опять на него нахлынет там, в этой всемертвящей русской уездной и деревенской жизни. Но что же делать? Хочется домой, туда, в эту грустную, несчастливую страну.
15 августа 1899 года.
С. Срезнево.