Военные действия на территории области. Оборона Ошты (Вытегорский район)

Кто они?

Колхозникам села Ошта Вытегорского района война на этот раз напомнила о себе и далекими, глухими взрывами обезвреживаемых мин, и этими гробами, плывущими над бесконечным людским потоком, и звуками траурного марша.

23 августа в центре села собрались тысячи людей. Они приехали из окрестных деревень, из районного центра и отдаленных поселков, и даже из соседней Ленинградской области, чтобы проводить в последний путь останки 39 неизвестных советских воинов, павших в годы Великой Отечественной войны в боях за Ошту.

Кто же они, эти тридцать девять? Этот вопрос не сходил с уст каждого, кто принимал участие в захоронении останков.

Война железным резцом высекла в памяти народной немало славных имен. Но еще много героев остались неизвестными. И сейчас, в наши дни, нередко случается, что поседевшему человеку вручают орден, которым он был награжден в военную пору. Он и не знал ничего об этом. Мало ли что случалось на фронте!

А здесь тоже был фронт. Останки найдены в районе самых ожесточенных боев. Первыми были обнаружены 33 человека. Это произошло в начале лета, когда рабочий леспромхоза Федор Михайлович Осокин обходил лесные массивы, предназначенные для рубки.

Исследование на месте дало немногое. Тридцать два бойца и один офицер вели бой в направлении небольшой высотки, как залегли за кочками, так и остались лежать, настигнутые вражеским огнем. Некоторых пуля сразила во время перебежки.

Вот и все. Ни одного документа, ни одной вещи, которая помогла бы разгадать тайну их гибели. Только мундштук, сделанный из солдатского медальона, какие выдавались в начале войны всем бойцам.

Кто же этот юноша, пренебрегший общим правилом, и вместо того, чтобы сохранить в медальоне адрес родных, соорудил из него нехитрый мундштук? Кто те, остальные воины?

Бойцы вспоминают

Стремление найти ответ на этот вопрос свело меня со многими бывшими участниками Оштинской обороны. Среди них – командир истребительного батальона Евгений Яковлевич Беззаботин, начальник радиостанции управления стрелковой дивизии Иван Яковлевич Миролюбов, парторг третьего дивизиона артполка этой же дивизии Константин Михайлович Назаров и другие.

Они поделились своими воспоминаниями. Собранные вместе, эти воспоминания дают некоторое представление о событиях тех грозных лет, о людях, чье мужество и стойкость сорвали планы врага на этом участке фронта.

Осень сорок первого года... Враг обходит Ленинград, пытаясь зажать его в тиски. На северо-востоке немцы взаимодействуют с финнами. Уже оккупирована столица Карельской АССР – Петрозаводск. Горит Вознесенье. Отсветы этого пожара видны далеко окрест. Их заметили и в селе Ошта, что находится в 18 километрах от Вознесенья.

Ночь на седьмое октября выдалась особенно ненастной. Шел частый, холодный дождь. Черные тучи так низко нависли над землей, словно собирались раздавить ее своей тяжестью. Вокруг непроглядная пустота. Только шуршат под ногами опавшие листья. Это первый отряд Оштинского истребительного батальона пробирается лесными тропами навстречу врагу.

За несколько часов до выступления батальонный комиссар Александр Ефремович Ершов собрал коммунистов и комсомольцев.

– Задача, – объяснил он, – принять на себя первый удар противника, любой ценой продержаться до подхода регулярных воинских частей.

Заняв деревни Симаново и Рогозино, гитлеровцы уже собирались закрепиться, когда подоспевший сюда отряд атаковал обе деревни. Враг вынужден был отступить.

Так продолжалось сутки. А в ночь на восьмое бойцы первого отряда услышали стрельбу. Это были подошедшие части стрелковой дивизии. Прямо с марша они вступили в бой.

С этого дня началась героическая Оштинская оборона, продолжавшаяся более двух с половиной лет. Истребительный батальон сражался бок о бок с частями дивизии. Из среды его бойцов вышло немало отважных разведчиков.

...Алексею Семеновичу Чвонину сейчас 77 лет. Но до сих пор в нем сохранились многие черты разведчика. Его светлые, с легким прищуром глаза смотрят на собеседника испытующе-проницательно. И походка легкая, скользящая.

Вместе с товарищем по отряду Николаем Шмятаковым они стоят перед командиром разведывательного подразделения.

– Маршрут – Габозеро-урочище Тетайгора-деревня Консельга. Цель – узнать, сколько и каких частей противника в этом районе. В каком направлении движутся. Ясно?

В эту же ночь они вышли за село. Недалеко от дороги Алексей Семенович остановился. Вынул из карманов пачку бумаг. Были среди них и документы. Чвонин просмотрел их внимательно, отложил в сторону партбилет. Остальные аккуратно завернул в обрывок газеты и закопал.

– Будем возвращаться, заберем, – пояснил он молча наблюдавшему за этой сценой Николаю.

Когда эта работа была закончена, он снял сапог, отодрал стельку, осторожно вложил под нее билет и снова обулся.

– Теперь пора, – сказал он, всматриваясь в темноту, чтобы лучше запомнить это место. – Пошли.

Вернулись они через несколько дней. Задание было выполнено. Штабу дивизии они несли точные сведения о расположении вражеских частей на протяжении нескольких десятков километров. Однако на обратном пути их ждала неудача. Недалеко от того места, где лежали документы Чвонина, они наткнулись на неприятельский патруль. Принимать бой было безрассудно. Нужно было немедленно уходить. Хорошее знание местности помогло обоим остаться незамеченными. Они благополучно вернулись в отряд. Только пакет так и остался лежать в земле. Сколько потом ни пытался Алексей Семенович разыскать его, бесполезно. Земля, измолотая сотнями снарядов, не сохранила никаких следов.

Мечтали мальчишки

Все мальчишки на свете одинаковы. Они любят шумные игры, книги о путешествиях и приключениях, любят посидеть где-нибудь в уединенном уголке и помечтать.

Да, все мальчишки на свете одинаковые. О чем мечтали эти трое? Кем они собирались стать? Летчиками, геологами, капитанами дальнего плавания?

Не знаю. Им оставался еще год учебы в школе. Вместе с аттестатом об окончании десятилетки к ним должна была прийти самостоятельность. Что выбрали бы они, перешагнув порог отрочества, об этом они не успели никому рассказать.

Не успели потому, что выбор пришлось сделать на год раньше. И они без колебания стали в ряды народных мстителей.

Да и как же может быть иначе, если тебе семнадцать лет, если на груди у тебя лежит комсомольский билет, а вокруг тебя стонет родная земля, грязный сапог врага топчет все близкое, все милое с детства, а вместе – и твои мечты, твою радость.

Ты поймешь, читатель, почему эти трое за несколько дней сразу стали взрослыми. Нет, не детская безмятежность была в их глазах. В них горел неукротимый огонь ненависти.

В памяти тех, кто знал их по истребительному батальону, они остались именно такими.

...Уже сутки идет снег. Крупный, пушистый. Саша набирает полную горсть и крепко сжимает его. Получается отличный снежок. Вот бы поиграть сейчас. Но рядом – никого. Вокруг только безмолвный, дремотный лес, укрытый мягким покрывалом.

Саша поеживается. Лохмотья, в которые он одет, согревают плохо. Но дальше идти нельзя. Здесь он должен подождать ребят. Линию фронта переходили порознь. Так безопаснее. Теперь пойдут вместе.

Вот, наконец, и условный свист. Саша отвечает тем же. Еще раз. Из-за деревьев показываются две одинаковые невысокие фигурки в таких же лохмотьях. Поглядеть на них, и впрямь скитались дети целый месяц в поисках родителей. Нет, что ни говори, а маскировку хорошую придумал для них командир.

Саша улыбается в темноту. Дальше идут гуськом, молча. Впереди показываются огни. В снежном тумане они едва заметно мерцают. Ребята прибавляют шаг.

У самой деревни сталкиваются с патрулем. Ошеломленные неожиданностью, застывают на месте. Уходить поздно.

Их ведут в ближайшую избу. Тепло. В воздухе – аромат дорогих папирос.

Начинается допрос. Ох, как тяжело спрятать ненависть к этому белобрысому самодовольному офицеру. Подойти бы, стукнуть разок. Нельзя. Их ждут в отряде с донесениями. Они не могут, не имеют права не вернуться. Ведь это их первая вылазка в тыл.

И они все трое, размазывая по щекам слезы, вызванные сильным щипком, торопясь и перебивая друг друга, рассказывают печальную историю. Во время эвакуации потеряли родителей. Кто-то сказал им, что видел, когда те возвращались назад, и теперь мальчишки скитаются по лесным дорогам, разыскивая их. Местности они не знают, да и идти им тяжело, они давно не ели : очень озябли.

Офицер молчит. Поверил или не поверил? – волчком вертится в головах мальчуганов.

Кажется пронесло. Офицер лениво осклабился и что-то сказал солдату на своем языке. Тот выводит их из избы.

– Хороши же мы были, – шепчет Саша друзьям, когда они скрываются за поворотом. – Чуть не влипли. Теперь вдесятеро больше бдительности и осторожности.

В следующей деревне они обходят часового и, притаившись за деревьями, пересчитывают наскоро замаскированные пушки. Вот сюда и ударит наша артиллерия...

Трижды переходили братья Елесины и Саша Игнов линию фронта. Дважды возвращались. Добирались до города Петрозаводска. Узнали, где расположен концентрационный лагерь, как живут в нем советские люди. Приносили и сведения об огневых позициях врага. А на следующий день летели туда наши снаряды, ложились прямо в цель.

Но напрасно ждали в отряде возвращения ребят в третий раз. Они не появились не в назначенный срок, не много дней спустя. Посланный на поиски ребят взвод разведчиков под командованием лейтенанта Александра Ефимовича Мишина тоже не вернулся.

Так и не узнал никто о последнем часе смелых мальчишек.

Чем измерить

Самой кровавой страницей в истории Оштинской обороны явились апрельские бои 1942 года. Немцы все еще питали надежду овладеть Ленинградом. «Языки», а также многочисленные данные разведки подтверждали это. С наступлением весны враг готовился подтянуть к городу все свои резервы. Нужно было во что бы то ни стало отвлечь силы немцев от Ленинграда, не дать замкнуться кольцу. Выполнить эту задачу предстояло здесь, на Оштинском участке фронта.

Дивизия готовилась к наступлению. Это было нелегко. Все ее полки были изрядно потрепаны предшествующими боями. Ждали подхода свежих сил. Ими были части сибирской стрелковой дивизии. Первые части сибиряков подошли к Оште десятого апреля. Уступая им место, воевавшая дивизия отошла восточнее, начала укреплять свои новые рубежи. Через несколько дней начались бои...

...Санинструктор Михаил Семенович Харитонов лежит в снегу, выжидая, пока можно будет поднять голову, чтобы осмотреться. Вокруг смешались вместе земля и небо. Сознание уже перестало отмечать отдельные взрывы. Звуки слились в один бесконечный гул. Что-то невидимое безжалостно давит на барабанные перепонки. Кажется, они вот-вот лопнут.

Рядом пробегают люди. Сквозь сплошную завесу земли, снега и дыма он почти не видит их лиц. И все-таки уверен, что это бойцы их роты. Он угадывает это инстинктивно, как научился угадывать по каким-то неуловимым, понятным только ему одному признакам, где лежит раненый.

Короткими рывками пробежал мимо командир первого взвода лейтенант Говорков. Он еще очень молод. Харитонову в сыновья годится. А бойцы любят и уважают его за смелость и всегдашнюю подтянутость, за веселый нрав и строгую требовательность.

Харитонов тоже поднялся и побежал следом за Говорковым. По-прежнему ничего не видно.

Один раненый, второй, третий... Санинструктор теряет счет времени, счет людям. Все его существо пронизано только одной мыслью – оказать помощь, вынести человека из огня.

Вот тяжело раненный боец пытается приподняться. Но сил мало. Он снова падает. Сквозь пересохшие губы вырывается глухой стон. Привычным движением Харитонов накладывает жгут. Руки работают автоматически.

– Браток, что там? – спрашивает солдат, и Харитонов понимает, что он говорит о передовой.

«Если б я знал», – думает он, но раненому громко кричит:

– Все в порядке.

Перевязка закончена. Теперь в путь. Но идти невозможно.

– Дзсс, дзсс, – свистят над головой пули.

– Кукушка, чтоб ее... – зло ругается Харитонов, опускаясь рядом с раненым на снег. – И когда они только успели их рассадить!

Мозг работает лихорадочно. Все так же лежа в снегу, он привязывает здоровую руку раненого к своей ноге, затем поворачивает его, чтобы при движении не ушибить размозженную ногу, и начинает ползти.

– Дзсс, дзсс, – поют рядом пули. Пятьсот метров кажутся бесконечными. Перевести дыхание удается только, когда санитары поднимают раненого на носилки...

А когда второго мая командир полка вручал ему орден Красного Знамени, даже не поверил: неужели это он вынес с поля восемьдесят пять человек.

Какою же мерой измерить те силы, что были в таких людях, как Харитонов, снайпер Закатов, чья рука не знала промаха, как лейтенант Говорков, который и тяжело раненный продолжал командовать боем, как и многие другие герои, чьи имена остались неизвестными?

Дивизия продолжала наступать. Справа ее поддерживали сибиряки, слева насмерть стояли полки соседней дивизии. Теперь немцы не только не могли снять отсюда части, но вынуждены были даже срочно дать подкрепление.

Задача была решена. Но до победы еще далеко. Бои на этом участке фронта приняли затяжной, оборонительный характер.

Карпинская высота

Шумит пшеничное море. Ветер гладит тяжелые колосья, пригибая их к земле. Хороша уродилась нынче пшеница.

И если б не этот дзот, затерявшийся среди высоких хлебов, ничто не напомнило бы здесь о прошлом.

Его показали нам вездесущие деревенские мальчишки. Они шли рядом шумной стайкой, наперебой рассказывая о том, какие снаряды и мины найдены в этом году в окрестностях села.

Слушая их, я вдруг подумала о юных разведчиках. Ведь они были всего лишь на год старше некоторых наших спутников. И они отдали жизнь, чтобы новые поколения мальчишек могли спокойно расти, учиться, мечтать.

Время сделало свое дело. Сгнили и присели деревянные стенки сруба.

Опрокинулась железобетонная шапка с небольшим квадратным глазком. Кое-где сквозь бетон торчат обломки ржавой арматуры. Немые свидетели жарких схваток. О многом могли бы они поведать человеку.

Двадцать три года назад здесь не было поля. Ровными рядами стояли избы. По утрам курился над ними сизый живой дымок. Весною деревья, словно невесты, одевались в белый наряд. Эго цвели яблони.

– Красота-то какая! – говаривали карпинские старики, всматриваясь в безоблачную даль горизонта, где синева неба сливалась с синевой озера. Величавый Онего лениво катил свои волны.

Когда же приблизился фронт, жители Карпино, как один, покинули родные места. Будто предвидели, что враг изберет их деревню первой своей мишенью. Железным дождем ложились снаряды. Горели по ночам избы. А Карпинская высота оставалась неприступной.

Однажды, обозленные до предела своими неудачами, гитлеровцы решили стереть с лица земли эту невидимую точку, обрушив на нее удар всех своих батарей. Несколько часов продолжалось извержение огня и металла. Казалось, нет на высоте больше ни одного живого клочка земли.

Но как только смолк грохот орудий, высота снова заговорила. Пулеметный расчет третьего батальона извещал врага о том, что он жив и невредим.

Так и не удалось врагу овладеть Карпинской высотой. Словно крепость, стоял на ее вершине маленький неприступный дзот.

Они работают на мир

Двадцать лет прошло с тех пор, как последний оккупант был изгнан с оштинской земли. Возродилось из пепла село, стало еще краше. Восстановили колхозники свое общественное хозяйство. Выросла детвора, что любила играть в войну, а сегодняшние мальчишки предпочитают строить ракеты и мысленно уноситься к звездным мирам.

А война все еще продолжает напоминать о себе и взрослым и детям. Чаще всего ее посланцами являются мины и снаряды. Более двух десятилетий пролежали они на земле, постоянно тая в себе смертельную опасность для всякого, кто осмелится вплотную приблизиться к ним.

Вот и нынче снова обнаружено минное поле. 118 смертей извлечено и обезврежено на небольшом лесном участке. А сколько взорвано минометных и артиллерийских снарядов, патронов, гранат.

И сделали все это всего пять человек из Ленинградского военного округа, ежечасно рисковавших своей жизнью, чтобы люди могли спокойно спать по ночам. Вот их имена: капитан О. Орлов, старший лейтенант Б. Трофимов, ефрейторы А. Воеводский и Е. Иванов и рядовой Г. Максимов.