Вологжане на фронтах Великой Отечественной войны

2 февраля 2013 года исполняется 70 лет со дня окончательного разгрома фашистских войск в Сталинграде. Сталинградская битва длилась с 17 июля 1942 по 2 февраля 1943 года. Это сражение в донских степях, на берегах Волги, в самом городе Сталинграде стало крупнейшей сухопутной битвой в ходе Второй мировой войны, переломным моментом в ходе военных действий, после которых немецкие войска окончательно потеряли стратегическую инициативу.

В. А. Конев. Фото Д. Ермакова

По приблизительным подсчётам, суммарные потери обеих сторон в этом сражении превышают два миллиона человек.

Сейчас уже совсем мало осталось рядом с нами тех, кто принимал непосредственное участие в тех исторических, страшных и героических событиях.

Один из этих немногих, Владимир Алексеевич Конев, живет в селе Новленском. Он сам рассказывает о себе...

Родился В. А. Конев в деревеньке неподалеку от Новленского, в то время – территория колхоза «Красный пахарь».

– Мои родители колхозники были. У меня еще два брата было – оба воевали и погибли под Ленинградом – да две сестры... Меня призвали в первые дни войны, – вспоминает Владимир Алексеевич. – Так как у меня было семь классов образования, послали на курсы средних командиров в Великий Устюг. Пока везли туда на барже – набор кончился, и я вернулся домой.

Снова призвали Владимира Конева в сентябре 1941 года, в десантные войска. Перед тем, как быть отправленными на фронт, будущие десантники прошли обучение в Саратовской области (вблизи городов Маркс и Энгельс, где проживали поволжские немцы).

В феврале 1942 года, когда фашистские полчища уже были отброшены от Москвы, западнее города Ржева оказалась в окружении армия под командованием Рокоссовского. В основном, в армии Константина Рокоссовского были «штрафники» – осужденные, призванные на фронт из лагерей, потому и отправляли их на самые трудные участки, чтобы «кровью искупали вину» – при любом ранении с человека снималась судимость.

Положение окруженной армии было очень тяжелым. На помощь ей были брошены десантники (5 тысяч человек), в числе которых был и Владимир Конев.

– Вооружены мы были автоматами ППШ и ППД, у каждого штык-нож в ножнах, за спиной кроме парашюта (а это 22 кг), мешок, в котором пятьсот патронов насыпью, да еще диски для ручного пулемета привешены, запасные диски для автомата... Так обвешаны были с головы до ног, что и стоять-то не могли, когда выстроились для подгонки парашютов, - смеется ветеран.

Это сейчас можно и посмеяться, вспоминая, а тогда – не до смеха было.

– Выбрасывали нас ночью с тяжелого бомбардировщика ТБ-3. Чтобы сброс был кучнее, прыгали по четыре человека, двое из бомболюков – там кулькнулся вниз и все, а двое – с крыла. Мне пришлось выходить на крыло – ветер, моторы гудят... А дверка там совсем маленькая была, я, вылезая, и зацепился шпилькой, которая крепилась к кольцу. Парашют потянулся, купол вылетел, я сразу отпустился от поручней, и меня снесло с крыла... Одна стропа зацепилась мне под колено (всего у парашюта 28 строп длинной 7 метров). Лечу ногой вверх... Как в черную яму падаю, ничего не видно, что там ждет... Приземлился удачно. А многие зацепились за елки, разбились... Лыжи нам не сбросили, поэтому нам помогали выбраться из леса бойцы из армии Рокоссовского. Парашют, кстати, нельзя было бросать – это же 72 квадратных метра шелка, 30 тысяч рублей стоил на те деньги...

В результате тяжелых боев кольцо окружения было прорвано, а десантник Владимир Конев получил свои первые ранения (один осколок в руку, второй – в ногу) и был направлен в госпиталь в город Гусь-Хрустальный Владимирской области.

– Ну, я не долго там лечился. Потом меня послали все равно на курсы средних командиров, в Куйбышевскую область (теперь Самарская). Проучились мы там месяца три, и нас, все училище, бросили под Сталинград. Это было лето 1942 года. Уже за 200 км от Сталинграда все железнодорожные пути были разбомблены, и мы эти километры прошли пешком. Жарища сорок градусов! Степь. Воды нет. И немецкие самолеты – волна за волной, беспрестанно. И ведь не только бомбили, но не ленились даже за одним бойцом гоняться. На бреющем полете идет – даже морду этого немца в самолете видно... Лежи и не шевелись... Пришли мы под Сталинград. Я уже старший сержант, командир отделения. Стали траншеи рыть – а там серая глина с камнем. Всю Украину я изрыл потом, знаю, в какой области какая земля – такой земли, как под Сталинградом, больше не попадалось... И начался кромешный ад! С юга немцы уже обошли Сталинград, входили в город, а с севера мы еще удерживали их. По двенадцать атак за день отбивали. Одну атаку отбили, не успеешь перезарядиться, гранат взять – опять полчище идет: танки, пехота... Людей набито, всё в дыму, ничего не видать, трупы не убираются, после каждой атаки, как снопы лежат – немцы, наши... Всё разлагается, запах... Воды-то нету! Вот где был ад-то... Но был приказ – любой ценой отстоять Сталинград. Был приказ Сталина: «Ни шагу назад!», по которому всех паникеров, трусов, всех, кто отступал без приказа – расстреливали на месте. И за нами батальон с пулеметами стоял... И – мы уже не боялись ничего. Только и ждали, чтобы скорее какой-нибудь конец пришел, хоть смерть, хоть чего...

Владимира Конева от гибели в том аду спасло тяжелое ранение. Две пули разворотили грудную клетку. Он лежал в госпитале в городке Камышине... Одна из пуль так и оставалась в теле бойца до конца войны.

– После госпиталя от Воронежа до Ивано-Франковска прошел и в Польше уже третий раз был ранен... Когда я получил известие из дому, что оба брата погибли, решил – буду мстить! И пошел в разведку, туда только добровольцев брали... За «языками» ходили. Орден Славы дали вот за какой случай: нужно было взять населенный пункт. Его бомбили и артподготовку два часа проводили, думали, что все расшибли там – пошли и не смогли взять, до того там сильные укрепления были. Еще три часа артподготовка. И вот наше отделение послали, девять человек – взять «языка», и как можно быстрее. Решили к их линии обороны на танках подъехать – танк быстро идет, да за башней скрываешься. Взяли все по шесть гранат и полные боекомплекты к автоматам. Как только поравнялись с траншеей – давай гранаты бросать... Немцы из траншеи побежали ко второй линии обороны, и мы открыли по ним огонь. Всех почти положили: которые убиты, которые ранены. И вот я вижу – двое. Один, с полевой сумкой, ранен. Второй к нему подбежал. И я к ним бегу. Гляжу: один себе пистолет в голову направил, а другой в меня целится. Я кричу по-немецки: «Брось оружие!» Который убиться-то хотел, бросил пистолет, а второй все равно в меня целит, ну я и дал очередь по нему. А второго взял... Так мы вдевятером целую роту уничтожили, шестнадцать человек в плен взяли. Тот, которого я взял, оказался унтер-офицер. За это мне и дали орден Славы.

Есть у Владимира Алексеевича и одна из самых «боевых» наград – медаль «За отвагу»...

– За Днепр ездили за «языком»-то. Река там шириной метров восемьсот. Наш берег крутой был, а тот – пологий, песочек, кустики. Ночью мы переправились на двух лодках и не знаем, есть немцы или нет. Поползли. Видим: часовой ходит, остальные немцы прямо на земле лежат, спят... Мы дождались, когда часовой присядет, сзади подобрались к нему, бесшумно взяли, двое потащили его к лодке. А командир наш говорит: надо бы, мол, всех их, гадов, уничтожить. У нас по шесть «лимонок» у каждого. Договорились, что те, как пленного в лодку положат – свистнут. Свистнули. И давай мы гранаты кидать (бросил – залег, разлет осколков у «лимонок» до 200 метров). Все выбросали – и бегом к лодке. Немцы опомнились и начали стрелять, когда мы уже на середине реки были. Все невредимы остались и «языка» взяли. Вот за это «За отвагу» и получил.

Третье ранение, после которого закончились для Владимира Конева боевые будни, он получил уже на территории Польши.

– А тоже за «языком» ходили. Только перешли границу из Ивано-Франковской области в Польшу. Получили приказ – к пяти часам утра «языка» доставить. Пошли вечером. С нами связист, катушку разматывает... Ползем... А у них с каждым пулеметчиком еще человек – ракеты осветительные пускает. Начали они стрелять. Мы поняли, что нас обнаружили. А приказ – без «языка» не возвращаться. Мы тогда встаем во весь рост и – «ура!», в атаку. Метров двадцать до их окопов не добежали, патроны кончились, пока перезаряжались, они такой огонь открыли... Ракету пустят – мы как на ладони перед ними. Видим: уже окружают нас, поняли, что нас всего-то горстка. И мы вызвали огонь на себя. Артиллерия ударила наша, а связист еще корректирует огонь – ближе, дальше. Немцы отошли. И мы, отстреливаясь, стали отходить. Тогда я и был ранен. Из двенадцати человек двое у нас погибли, пятерых ранило...

После этого ранения и попал старший сержант Конев в госпиталь города Ессентуки...

– Оттуда перевели меня в Новочеркасск в батальон выздоравливающих. А как раз шла уборка урожая и к начальнику госпиталя председатель местного колхоза обратился за помощью... А я же деревенский – мне любая колхозная работа по плечу. Убирали жито, пшеницу. Сперва скирды укладывали, а потом я на «лобогрейку» встал, снопы скидывать. И рану-то, еще со Сталинграда которая, расшевелил...

Пришлось Владимиру Коневу в госпитале задержаться, раненых было очень много, а рентген один. Уже после Победы обнаружили пулю, прооперировали. В июле 1945 года Владимир Алексеевич Конев вернулся на родину.

– Работал в колхозе. Сперва грузчиком, потом полуторку дали, хотя и не учился нигде. Потом на тракторе... И тридцать лет с трактора не слезал.

Кроме боевых наград, у Владимира Алексеевича есть награды и трудовые: знаки ударника пятилетки, победителя социалистического соревнования...

– Ни одной посевной не пройдет, чтобы я с красным флажком не ездил, – смеется опять ветеран.

– Даже когда он уже не работал, к нему обращались: «Дядя Володя, приди хоть нам первую борозду проложи, чтобы ровно было», – с гордостью говорит дочь Ольга, присутствующая при нашем разговоре.

У Владимира Алексеевича и его жены Юлии Ивановны три дочери: Ирина (живет и работает в Новленском), Ольга (в Череповецком районе), Нина (в Буе)...

– Папа никогда на инвалидности не был, трудился всю жизнь, – рассказывает Ольга, – Он и сейчас не сидит сложа руки, до сих пор сам и косит, и на грядах работает, хотя мы помогаем, конечно. А ведь ему 90 лет, 30 марта 91 год будет...

А еще Владимир Алексеевич заядлый рыбак.

– На озеро ходил все время. Сколько раз проваливался под лед. Да так, видно, на войне закалился, что и даром, никогда не болел... Да после фронтовой бани – ничего не страшно...

И еще один случай рассказал:

– Под Белгородом на реке Оскол стояли в обороне. Не мылись по полгода. Всё под открытым небом. Уже осень была, лед на реке встал. И тут слышим – баня будет. Ну, думаем, сейчас помоемся... Установили около реки две бочки – одну на другую, в нижней топка, а в верхнюю воды натаскали, вскипятили. Давай, кричат, раздевайтесь. Гимнастерки, брюки, нательное белье связываем – и в бочку. А нам-то как мыться? А в реке! Проломили лёд и в сапогах, голые, в воду. Так и мылись. А из реки вылезли – нам эту же одежду отдают. Мы-то думали нам хотя бы белье поменяют – нет, все то же самое надели, на себе и высушили... И ведь никто не заболел! А тайком-то все ведь думали: хоть бы заболеть-то, хоть на недельку, хоть на день. Нет – никто не болел. Вот такую закалку получил...

... Смотришь, слушаешь, на себя мысленно прикидываешь: и какие-то свои, нынешние трудности, кажутся смешными, не настоящими в сравнении с тем, что пришлось пережить Владимиру Алексеевичу Коневу и всему его поколению.

Низкий поклон вам, дорогие наши ветераны. Спасибо за жизнь.