Вологжане – Герои Советского Союза

Преображенский Евгений Николаевич, генерал полковник авиации, родился 22 июня 1909 года в селе Волокославино Кирилловского района. Член КПСС. Звание Героя Советского Союза присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 августа 1941 года. Умер в 1963 году. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

С 1927 года Е.Н. Преображенский служил в Военно-Морском Флоте. В 1930 году окончил Военно-Морское авиационное училище, в 1933 – курсы усовершенствования начсостава при Военно-Воздушной инженерной академии. Командовал авиационными подразделениями, с 1940 года – помощник командира авиаполка, был в действующей армии во время советско-финляндского конфликта 1939-1940 годов. С июня 1940 года – командир авиаполка Балтийского флота. В Великую Отечественную войну в августе 1941 года участвовал в нанесении первых бомбардировочных ударов по военным объектам Берлина с о. Сааремаа (Эстонская ССР). С августа 1942 года командовал авиабригадой Балтийского флота, которая бомбила войска и корабли противника в ходе битвы за Ленинград.

С апреля 1943 года – начальник штаба, а с сентября 1944 года исполнял обязанности командующего ВВС Северного флота. Внес большой вклад в организацию боевой деятельности авиации флота при защите наших и союзных морских коммуникаций, а также в ходе Петсамо-Киркенесской операции 1944 года. С апреля 1945 года – заместитель командующего, с февраля 1946 года – командующий ВВС Тихоокеанского флота. Принимал участие в разгроме японских войск на Дальнем Востоке, организовал высадку воздушных десантов в Порт-Артуре (Люйшунь) и Дайрене (Далянь) в августе 1945 года.

С февраля 1950 года Е.Н. Преображенский – командующий авиацией ВМФ. Много внимания уделял укреплению и повышению боеготовности авиации ВМФ. С 1962 года занимал руководящие должности в Министерстве обороны СССР. Награжден тремя орденами Ленина, пятью орденами Красного Знамени, орденами Суворова 2-й степени, Красной Звезды, медалями, а также иностранным орденом.

В 1975 году в старинном селе Волокославино Кирилловского района был торжественно открыт мемориальный комплекс, посвященный памяти Героя Советского Союза Е.Н. Преображенского и воинам-землякам, погибшим в Великой Отечественной войне. Здесь установлен бюст Преображенского, выполненный череповецким скульптором Т.П. Контаревой.

Имя прославленного летчика морской авиации присвоено судну – тунцеловному суперсейнеру. Именем Е.Н. Преображенского названа школа в г. Кириллове.

Писатели С. Варшавский и Б. Рест посвятили Е.Н. Преображенскому и его боевым друзьям книгу «Над Берлином», ниже помещена одна из глав.

* * *

До Берлина – считанные минуты. И вдруг, когда самолеты уже пошли дальше, погода резко ухудшилась. Мокрый туман окутывает машины, сырость оседает на козырьке, проникает во все щели, холодные капли бьют в лица и стекают за ворот. Видимость совершенно пропадает. До чего опытный летчик Преображенский, в каких только трудных условиях не приходилось ему летать, но и он мрачнеет. В этой сплошной мути легче легкого потерять ориентировку. А на такой высоте перегруженный до отказа самолет отвлекает все внимание на себя, требует необычайной осторожности. Идешь ведь на пределе, на потолке. Снижаться нельзя, а стоит лишь нагнуться, чтобы проверить бензин или подкрутить кислород, как незаметно, неощутимо теряешь. 100-150 метров. В таких случаях, по существу, продолжать полет нельзя, надо сбрасывать бомбы на запасные цели, надо возвращаться...

– Возвращаться? Нет, воспитание не позволяет...

Преображенский знает, летчики идут с ним плотно, – раз уж зацепятся за ведущего, ни за что не оторвутся. И сквозь туман, сквозь непроницаемую мокрую муть полковник продолжает вести воздушную армаду к цели, к Берлину.

– Скоро ли цель? – коротко спрашивает Преображенский штурмана.

Хохлов отвечает, что этот непомерно трудный путь продлится еще двадцать минут. Туман внезапно рассеивается.

Ясное небо. Ни облачка. При высокой и полной луне слабо светят бледные звезды. Только Марс, звезда, названная именем бога войны, ярко горит своим красноватым светом в эту военную ночь.

Берлин!..

Советские бомбардировщики действительно прошли незамеченными свой долгий путь над вражеским морем и вражеской землей, Хохлов понял это потому, что фашистская столица не только не открывала зенитный огонь, о котором еще дома предупреждали летчиков, но и была освещена электрическим светом. Видимо, меньше всего ожидали здесь и в эту ночь воздушного налета. Вот уже несколько недель над городом не появлялась английская авиация. Можно было отменить световую маскировку. Берлин был освещен, и это так поразило Хохлова, что он даже проверил свои расчеты – точно ли это Берлин? Да, сомнений быть не может: Берлин. Штурман подносит ко рту микрофон и говорит командиру:

– До цели – две минуты. Видите свет?

– Вижу, – взволнованно отвечает Преображенский.

Полковник сигнальными огнями подает идущим за ним экипажам команду: «Разойдись». Пора уже рассредоточиться, чтобы ударить по цели с разных сторон. Это затруднит противнику обнаружение самолетов. Хохлов открывает бомболюки, снимает сбрасыватель с предохранителя, ставит на полторы секунды временный интервал серии бомб.

Корабли ложатся на боевой курс.

Для того, чтобы штурман точно сбросил бомбы на цель, летчику необходимо строго выдерживать все элементы полета – скорость, высоту, прямолинейность направления. Как взял – так и держи. Если раньше Преображенский следил только за курсом, а по кренам, по скорости позволял себе некоторые вольности, то на боевом курсе самолет, управляемый твердой и уверенной рукой, не знал никаких, пусть самых ничтожных, отклонений.

Берлин, вражеский Берлин лежит под огромными плоскостями советского бомбардировщика. Хохлов видит корпуса военных заводов. Здесь рождается чудовищная техника, которая призвана нести смерть в советские города. Хохлов видит каменные ящики казарм. Здесь прусская выучка превращает немецких солдат в стреляющих, режущих и насилующих зверей, в автоматы, лишенные живого человеческого облика. Хохлов видит гигантское здание электростанции. Отсюда по разветвленным проводам несется к заводам, фабрикам, вокзалам приводящий в движение станки и машины, освещающий цеха и пути всесильный электрический ток. Хохлов включает навигационные огни, наводя ими летчика на избранную цель.

Перед Преображенским вспыхивает попеременно то красная, то зеленая лампочки. Это значит, что надо взять влево, надо взять вправо. Потом загорается белый свет, и в то же мгновение в наушниках раздается отрывистая команда штурмана:

– Боевой! Так держать!

По штурманским классам авиационных школ кочует старая шутка, что при бомбометании, мол, вся большая навигационная наука загнана в маленький пузырек прицела. Эта шутка то ли кстати, то ли некстати вспомнилась сейчас Хохлову, пристально, до боли в глазах всматривающемуся в прицел. И как только цель попадает в освещенный пузырек, вот она, вся великая навигационная наука. Он нажимает кнопку сбрасывателя. Самолет вздрагивает, чуть приподнимается, освобождаясь от бомбового груза. Всем телом, всем своим существом, слитым в единое целое с боевой машиной, ощущают сейчас два человека – летчик и штурман, – что бомбы сброшены. Теперь только каких-нибудь сорок секунд, остающихся до взрыва, решают успех многочасового, непомерного по трудностям полета.

Производя бомбометание днем, штурман может открыть шторку нижнего люка и следить за отрывом и падением бомб. Но ночью надо запастись терпением на сорок долгих секунд и ждать, ждать, ждать...

Над ночным Берлином, высунувшись в астролюк, Хохлов ждет, ждет, ждет...

Пламя, как из жерла вулкана, багровой хаотической массой вырывается из недр бетонной громады. Бомба упала удачно! Удар пришелся по мощной электростанции. Хохлов сообщает командиру экипажа:

– Хорошо! Пожар!

Он нажимает одновременно на все кнопки сигнальных лампочек. Это сообщение об окончании бомбометания.

– Вольно!

Наконец, Преображенский тоже может посмотреть, как горит Берлин. До сих пор он вынужден был сдерживать себя, подавлять свое законное нетерпение, сосредоточивая волю на одном только управлении самолетом, лежавшем на боевом курсе. Но теперь – вольно!

Преображенский кладет машину на крутой разворот, и круто наклоненный город предстает перед ним. Сполох пожара радует его сердце.

Как только разорвались сброшенные Хохловым бомбы, Берлин, заносчивая столица Гитлера, город, превращенный фашистами в гигантский военный лагерь, загрохотал залпами зенитных орудий. Лучи прожекторов заметались из стороны в сторону, как ищейки гестапо. Где же, спесивый Берлин, твои огни, которыми ты только что чванился, где твои освещенные улицы? Кто-то там, внизу, лихорадочно выключает рубильник, и город меркнет квадрат за квадратом, квартал за кварталом. Новые огни пожаров возникают вблизи огненного ориентира, созданного в центре Берлина бомбами Хохлова. Это бомбят пришедшие «на огонек» остальные экипажи.

– Хорошо бомбят!

Советские бомбардировщики гудят над Берлином. Взрыв за взрывом сотрясают воздух. Прожектористы совсем обезумели, голубые электрические щупальцы рыщут в высоте. Не видя цели, беспорядочно бьют зенитки. Сатанинский фейерверк зажигается над черным городом. Зенитные взрывы ложатся далеко в стороне. Советские бомбардировщики гудят над Берлином.

Бомбометание окончено. Задание выполнено. Домой!

Аэродром еще тонет в мареве рассвета, когда Преображенский легко и плавно приземляет машину. Постепенно возвращаются и другие экипажи, бомбардировавшие в эту ночь Берлин, возвращаются все, все до единого.

Моторы выключены, Преображенский, Хохлов, стрелки спустились на землю. Ноют спины, руки окоченели, воспалены глаза. В ушах гудит – непрерывный шум моторов оглушил барабанные перепонки. Поддаваясь непреодолимой потребности немедленно, сейчас же поделиться впечатлениями, люди, сойдясь на твердой земле и не слыша собственного голоса, кричат друг другу о том, что отныне навсегда врезалось в их память. Всем им – летчику, штурману, стрелкам – начинает уже казаться, что не часы, не минуты, а бесконечные сроки отделяют эти шумные объятия, сбивчивые расспросы, восторженные возгласы сбежавшихся друзей от только что закончившегося полета. Что из того, что балтийские бомбардировщики минувшей ночью первыми победоносно пошли в глубокий тыл врага, безмерно отдаленный от своих баз? Что из того, что ночной полет балтийских бомбардировщиков проходил в сложной метеорологической обстановке, что шедшие большую часть пути над морем и над территорией противника машины были перегружены до предела, что на пределе работали моторы и все поведение самолета было пределом возможностей? Что из того, что балтийские бомбардировщики сумели прорваться сквозь зенитные огневые препоны, сумели избегнуть хищного удара «мессершмиттов», сумели обойти и миновать коварные тросы аэростатов заграждения? Сейчас все это уже начинает казаться и далеким, и обычным, и нормальным.

– Ну вот и слетали, – весело говорит Преображенский, скидывая шлем и пытаясь затвердевшими пальцами отстегнуть застежку капки. Застежка не поддается. Пока он возится с ней, подъезжает автомобиль, начальник морской авиации подходит к летчику, и полковник – без шлема, с расстегнутым резиновым поясом поверх комбинезона, – выйдя навстречу начальнику и остановившись в трех шагах от него, рапортует:

– Товарищ начальник авиации! Задание выполнено. Бомбой удар по Берлину произведен.