Вологжане на фронтах Великой Отечественной войны

В Вологде на улице имени Калинина стоит новый четырехэтажный дом, выкрашенный в светло-желтый цвет. Здесь в одной из квартир живет кузнец завода «Мясомолмаш» Анатолий Александрович Виноградов – один из активных организаторов обороны Брестской крепости в 1941 году.

ПОДАРОК ПИСАТЕЛЯ

За несколько дней до праздника 40-й годовщины Октября мне довелось побывать у Виноградова. Мы сидели, беседуя, за покрытым клеенкой столом в его тихой квартире. Время от времени за дверью раздавался звонок и на пороге появлялся почтальон. В тот вечер Анатолий Александрович получил два письма и телеграмму от друзей с поздравлениями. Потом раздался еще один звонок, и жена Виноградова Евстолия Дмитриевна приняла у почтальона толстый пакет. Подойдя к мужу, она сказала:

– Глянь-ка, Толя, пакет из Москвы.

– Никак от Сергея Сергеевича, – негромко проговорил Виноградов. – Дай-ка, Тося, пакет сюда... Ну, так и есть, от него, – прочтя адрес отправителя, сказал Виноградов. – Не забывает писатель...

Анатолий Александрович вскрыл обертку. В пакете была недавно вышедшая в свет книга С.С. Смирнова «Брестская крепость». Ее прислал Виноградову автор, с которым Анатолий Александрович хорошо знаком, принимал его у себя дома, как гостя. На титульном листе надпись от руки: «Герою Брестской крепости Анатолию Александровичу Виноградову дружески от автора. С. Смирнов».

ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕЖУРНЫЙ

За беседой время идет незаметно. Правда, о себе Анатолий Александрович рассказывает как-то скупо и даже застенчиво. Он показывает фотографии оставшихся в живых защитников Брестской крепости, многочисленные письма, полученные от участников героической обороны и от их родственников. Из свидетельств товарищей по оружию, из писем очевидцев встает мужественный образ лейтенанта Виноградова – одного из активных командиров обороны Брестской крепости, чье имя стоит в одном ряду с именами полкового комиссара Фомина, майора Гаврилова, капитана Зубачева, бесстрашных командиров и политработников Нестерчука и Матевосяна, Шабловского и Касаткина, Семененко и многих других.

...В ночь на 22 июня 1941 года лейтенант Анатолий Виноградов нес службу оперативного дежурного по штабу 455-го стрелкового полка, расположенного в Брестской крепости. За полночь, когда были выполнены все указания командования и отданы необходимые распоряжения, Виноградов раскрыл книгу и углубился в чтение истории партии. Незаметно время приближалось к утру.

Вдруг предрассветную тишину разорвал грохот взрывов, потрясших землю. Лейтенант вскочил и посмотрел в окно, туда, где в нескольких сотнях метров проходит западная граница. За пограничной чертой сверкало множество огненных языков, которые сливались в сплошное зловещее зарево.

Огромной силы взрывная волна, ударив в окно, отбросила лейтенанта к противоположной стене. От ушиба он потерял сознание. Очнулся через несколько минут и увидел, как от непрекращающихся взрывов сыплется штукатурка, с треском вылетают окна и двери, рушатся потолочные перекрытия.

– Война! – молнией вспыхнула догадка.

Эта страшная мысль вернула Виноградову силы. С окровавленным лицом он встал на ноги и бросился к телефону, чтобы связаться со штабом дивизии, находящимся в городе Бресте. Но связь была уже выведена из строя вражеской артиллерией. Лейтенант поспешил наверх, к солдатам полка. Он подал им команду «В ружье!» и построил растерявшихся от неожиданного удара солдат в круговую оборону. Что делалось в это время в соседних подразделениях, Виноградов не знал.

Неожиданно среди грохота артиллерийской канонады раздалось громкое русское «Ура!». То пошли в контратаку на ворвавшихся в крепость гитлеровцев солдаты соседнего 84-го полка, которыми руководил комиссар Ефим Моисеевич Фомин. Могучее «Ура!» вдохновило защитников крепости. Все, кто мог носить оружие, устремились на врага. Прорвавшиеся в крепость штурмовики почти полностью были уничтожены в рукопашной схватке.

– В разгар боя, – вспоминает Виноградов, – ко мне подбежал рядовой Васильковский. Он подал планшет, снятый с убитого офицера немецкой штурмовой группы. В нем оказалась топографическая карта. Из нее стал ясен план немецкого командования по захвату Брестской крепости... Между прочим, до недавнего времени я считал Васильковского погибшим. Но вот совсем недавно получил от него известие. Он жив и здоров...

Анатолий Александрович помолчал, как бы восстанавливая оборванную нить разговора, потом собравшись, видимо, с мыслями, продолжал рассказывать:

– В тот самый первый день войны гитлеровцы шесть раз атаковали защитников крепости. Но все их атаки были отбиты. Наши люди проявляли беззаветный героизм. Помню такой случай. Когда в крепость ворвались вражеские танки и в упор стали стрелять по нашим людям, старшина Попов с несколькими комсомольцами выбежал на открытую площадку, чтобы подкатить к нашей позиции пушку. Комсомольцы-артиллеристы под огнем противника притащили орудие и стали посылать снаряды в фашистские танки. Такие примеры встречались на каждом шагу. Героизм проявляли буквально все – рядовые и командиры, женщины и подростки.

ОТВЕТ НЕМЕЦКОМУ ПАРЛАМЕНТЕРУ

В центральной части крепости стояла старая церковь, приспособленная под гарнизонный клуб. Это здание господствовало над окружающими постройками, и немцам удалось его захватить.

– Из занятой церкви, – рассказывает Виноградов, – в наше расположение прибыл немецкий парламентер. Он передал мне ультиматум. Немцы предлагали нам складывать оружие и переходить на их сторону. В противном случае они грозили расстрелять группу наших военнопленных, а также захваченных ими женщин и детей. Выслушав парламентера, я посоветовался с политруком Петром Кошкаровым. Мы решили не допустить расстрела наших людей. Их надо было освободить. Для этого отобрали группу добровольцев. Ее возглавил заместитель политрука Александр Смирнов. Членов группы вооружили гранатами и пистолетами, подробно проинструктировали, как надо действовать.

С поставленной задачей добровольцы успешно справились. Без шума сняв немецкого часового, они ворвались в церковь и в упор перестреляли всех находившихся в ней гитлеровцев.

Таков был ответ защитников крепости на предложение немецкого парламентера о капитуляции.

ПРИКАЗ НОМЕР ОДИН

В непрекращающихся боях отстаивали защитники крепость. Для более успешной борьбы с противником надо было объединить разрозненные подразделения, сражавшиеся в разных местах старой русской крепости, в общую сводную группу и назначить единое командование.

С этой целью 24 июня в одном из подвалов центральной части крепости, когда шла ожесточенная бомбардировка и артиллерийский обстрел крепостных сооружений, собралась группа командиров и политработников. Им предстояло обсудить создавшуюся обстановку и принять необходимые решения. В числе других на совещании присутствовал лейтенант Виноградов.

– Оно мне навсегда запомнилось, – вспоминает Анатолий Александрович. – Как сейчас помню, полковой комиссар Фомин был ранен и сам писать не мог. Он предложил писать мне. Под его диктовку я набросал карандашом на листках из блокнота приказ № 1. В приказе говорилось об объединении разрозненных сил защитников крепости в общую сводную группу под единым командованием. Командование группой было возложено на капитана Зубачева, а его заместителем по политической части стал полковой комиссар Фомин.

Много лет спустя, уже после войны, удалось найти подлинник приказа № 1, написанный рукой Виноградова. Полуистлевшие листки из блокнота, на которых с трудом прочитывались набросанные карандашом строки приказа, были обнаружены под развалинами старой русской крепости.

– В 1956 году, – продолжал Анатолий Александрович, – когда я был в Москве, на юбилее, посвященном 15-летию обороны Брестской крепости, то с волнением осматривал реликвии, собранные под развалинами крепостных сооружений. Среди экспонатов я увидел три пожелтевших, истрепанных листка. Я сразу узнал в них тот самый приказ № 1, который под диктовку комиссара Фомина я написал во время бомбардировки в подвале Брестской крепости...

КОМАНДИР ГОЛОВНОЙ ГРУППЫ ПРОРЫВА

Оборонять крепость от вдесятеро превосходящих сил противника становилось с каждым днем все труднее. Не хватало боеприпасов. Не было пищи. Невозможно было достать даже воды. Особенно тяжело было раненым, женщинам и детям.

В этой обстановке командование сводной группы принимает решение сделать попытку вырваться из кольца вражеской осады. Для прорыва выделялась группа добровольцев. В случае успеха в пробитую брешь должны были выйти главные силы обороняющихся.

– Сформировать головную группу прорыва капитан Зубачев и комиссар Фомин приказали мне, – говорит Анатолий Александрович. – Тогда я обратился к добровольцам. Оказалось, что каждый готов пойти на прорыв. Я отобрал сто двадцать человек. Отряд сосредоточился на берегу реки Мухавец. Я дал команду: «Вперед, за Родину!». Обгоняя друг друга, бойцы и командиры устремились к реке, стали форсировать ее вплавь. Пулеметчики врага открыли по нам яростный огонь. На воде всплывали красные пятна крови, люди тонули, но, пока хватало сил, рвались вперед. Оставшиеся в живых бойцы и командиры, едва достигнув противоположного берега, с ходу ринулись на врага и в рукопашной схватке прорвали первое кольцо гитлеровцев.

ИХ ОСТАЛОСЬ ТРИНАДЦАТЬ

Почти наполовину поредевший отряд шаг за шагом пробивался к городу. Командир группы Виноградов с минуты на минуту ожидал подкрепления из крепости, откуда должны были выйти главные силы. Но они не смогли оттуда вырваться. Гитлеровцы поспешно бросили к месту прорыва свежие подразделения и плотно закрыли образовавшуюся брешь.

А тем временем группа Виноградова с боем продвигалась на восток, к Бресту. Она пробилась к южной окраине города и вышла на шоссе. И тут случилось непредвиденное.

– По шоссе, – рассказывает Виноградов, – двигалась большая колонна немецких войск. Было еще светло, и немцы заметили нашу группу. Они с ходу развернули против нас свои силы. Я дал команду занять круговую оборону. Мы вступили в бой. Отбили несколько атак, уложили немало гитлеровцев. Тогда немцы развернули против нас свою артиллерию. Дело происходило на открытой, ровной местности. Вражеские орудия прямой наводкой в упор били по занятой нами позиции до тех пор, пока хоть кто-нибудь из нас мог обороняться. Из оставшейся в живых горстки людей каждый был уже дважды или трижды ранен и контужен.

Тяжелую контузию и ранение получил и командир группы лейтенант Виноградов. И хотя никто уже оказывать сопротивление врагу не мог, немцы стали утюжить занятое отрядом храбрецов место гусеницами танков. Они вдавливали в землю тяжелораненых, находившихся без сознания бойцов.

– Конца этой трагедии я уже не мог видеть, – продолжает Анатолий Александрович. – От контузии и ранения я потерял сознание. Очнулся от удара прикладом немецкой винтовки... Когда нас стащили в одно место, то оказалось, что из всей группы в живых осталось тринадцать человек, истекавших кровью и потерявших сознание.

Свой рассказ Анатолий Александрович закончил прерывающимся голосом. Я поспешил перевести разговор на другое.

– Скажите, Анатолий Александрович, сколько было вам лет, когда началась война?

– Двадцать девять.

– По-видимому, у вас уже была своя семья?

– Да, – ответил Виноградов, – была. С моей семьей произошло еще большее несчастье, чем со мной...

ЖЕНА КОМАНДИРА

Проводив мужа, спешившего на дежурство в штаб полка, Евстолия Дмитриевна осталась в городской квартире с двухлетним сыном Анатолием. Она уложила мальчика в постель и вышла в садик подышать свежим вечерним воздухом.

Виноградовы снимали в Бресте квартиру у престарелого поляка, имевшего свой дом. В этот город лейтенанта Виноградова перевели два месяца назад с северо-западной границы. Он принимал участие в войне с Финляндией и за умелые действия был награжден орденом Красной Звезды.

Походив по садику, Евстолия Дмитриевна вернулась в дом и пораньше легла спать. Утром придется вставать ни свет ни заря, чтобы приготовить к приходу мужа завтрак. Завтра воскресенье, и Виноградовы решили, как только муж вернется с дежурства, отправиться отдохнуть в окрестностях города.

Заснула сразу и крепко. Снилось Евстолии Дмитриевне, будто застигла ее в поле гроза. Она едва успела укрыться под навесом. Над головой оглушительно грохочет гром, потемневшее небо вдоль и поперек расчерчивают огненные молнии.

Евстолия Дмитриевна в испуге проснулась. Она открыла глаза и увидела, что за окном в предрассветных сумерках вспыхивают огненные блики, а их ветхий домишко содрогается от громовых раскатов.

«Кажется, и в правду гроза», – подумала она, еще не понимая, что происходит. Она хотела встать и подойти к окну, но в это время раздался ужасающей силы взрыв, зазвенели стекла в окнах, а посередине потолка образовался большой пролом и сквозь него мерцали тусклые звезды. Дом горел. Комната наполнилась едким дымом.

Не помня себя, Евстолия Дмитриевна схватила на руки ребенка и, задыхаясь, в чем была выскочила во двор. Вместе с престарелой хозяйкой, прижимая к груди сына, она очутилась в соседском огороде. Там все укрылись в борозде, надеясь как-нибудь переждать беду.

Один снаряд упал в огороде. Раздался взрыв. Вверх взметнулись комья земли. Снаряд разорвался неподалеку от того места, где лежала Евстолия Дмитриевна с сыном. Их оглушило взрывной волной и засыпало землей. Насилу старикам-хозяевам удалось их откопать...

Этот рассказ я услышал уже из уст самой Евстолии Дмитриевны, когда дня через два снова заглянул к Виноградовым. Мы сидели вдвоем. Хозяин с утра ушел на завод и еще не вернулся с работы.

– Как же вы жили дальше? – спросил я Евстолию Дмитриевну.

– Как жила? – переспросила она. – Жила так, что вспоминать не хочется. Дом сгорел, и я поселилась с сыном в чужой комнатушке. Город заняли немцы. У меня с сыном не было ни еды, ни одежды. Сначала помогали добрые люди, потом пришлось побираться... Дознались немцы, что я жена командира-орденоносца. Пришли и арестовали. Посадили в тюрьму. Затем увезли в Германию. Там меня вместе с сыном купила богатая немка по имени Фрида Бютнер. Все ее большое хозяйство вела я одна, да вот еще сынок Толя помогал мне в работе. Был ему пятый годик, а он и уголь в дом носил, и хворост в лесу собирал, и за скотом ухаживал. Так вот и тянули лямку, пока освободили нас из неволи.

Прежде времени состарившаяся и потерявшая на чужбине здоровье, Евстолия Дмитриевна словно кошмарный сон вспоминает пережитое.

– Пусть все женщины узнают о том, что довелось перенести мне и сделают все, чтобы никогда больше не было на земле войны, – с волнением сказала на прощанье Евстолия Дмитриевна.

ТАЙНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ В ТЫЛУ ВРАГА

На другой день я опять побывал у Виноградовых. Было воскресенье, и Анатолий Александрович находился дома.

– Хотите знать, что стало со мной после разгрома нашей головной группы прорыва под Брестом? – переспросил он своим негромким, с оттенком грусти, голосом. – Что ж, послушайте. Как я рассказывал в прошлый раз, осталось нас в живых к концу боя тринадцать человек, уцелевших от немецких снарядов и гусениц танков. Стащили нас в расположение немцев. К утру четверо скончались.

Затем лагерь для военнопленных... Страшный Хаммельбург. Тысячи оборванных, больных и истощенных людей, напоминающих скелеты, обтянутые кожей. Редко кто из узников мог ходить. В бараках с немецкой расчетливостью нары были устроены в три яруса. Тех, кто спал наверху, товарищам приходилось поднимать туда на полотенцах.

Из этого лагеря Виноградова отправили в Швайнфурт, где его зачислили в «рабочую» команду. Здесь организовалась подпольная группа из пленных. Руководил ею старший политрук Иван Каширин. Помощником у него был политрук Иванченко. В подпольную организацию, состоявшую из восьми человек, входили также Муравьев, Занегин, Виноградов и другие.

Тайная организация поставила задачу сохранять наших людей от расстрелов и издевательств, устраивать одиночные, групповые и массовые побеги из плена. Другая задача – делать все возможное, чтобы свести результаты работы за день к нулю. Среди пленных было много специалистов, технически подготовленных людей. Они умело, не вызывая подозрений, выводили из строя электромоторы, механизмы, оборудование.

Для того, чтобы облегчить побеги из плена, на заводе тайно наладили изготовление компасных стрелок, через сочувствующих немцев, французов, итальянцев, чехов доставали карты местности. Многим пленным удалось благополучно бежать.

– А лично вы, Анатолий Александрович, пытались бежать из плена? – спросил я.

– Бежал трижды, – ответил Виноградов. – Первая попытка была в 1943 году. Побег мы приурочили к моменту бомбежки города авиацией союзников. Во время воздушной тревоги я, Василий Савченко и Анатолий Мещанкин спрятались в разрушенном подземном дымоходе. Там дождались ночи. С наступлением темноты выбрались из укрытия и тайком, незаметно покинули территорию завода. Добирались до берега реки Майн, переплыли ее на досках. На тридцать второй день побега достигли чехословацкой границы. Оставалось недалеко до линии фронта. Но тут случилась неудача. Ночью в лесу мы случайно наткнулись на немецкий склад вооружения. Фашисты подняли тревогу, осветили местность прожекторами. Мы бросились в разные стороны. Тогда немцы выпустили вдогонку свору овчарок... Следы их зубов до сих пор остались у меня на руках и ногах...

Неудачно закончилась и вторая попытка к бегству. Но и она не поколебала у Виноградова стремление вырваться из неволи.

– Третий побег, – рассказывает Анатолий Александрович, – я совершил с этапа, когда пленных переводили в другой лагерь. Завели нас на ночь в большой сарай. Еще засветло стал я присматриваться, нельзя ли выбраться на волю с наступлением темноты. Я обратил внимание, что подворотня сарая зашита досками непрочно, кое-где просвечивают щели. Вместе со своими друзьями Мещанкиным и Савченко с вечера занял место у этой подворотни. Ночью доски разобрали, но выходить было опасно: снаружи у ворот стоял часовой. Надо было устранить это препятствие. Я нащупал возле себя валявшийся кол и стал выжидать удобного случая. Когда часовой отвернулся в другую сторону, тихо вылез в пролом, ударом кола по голове оглушил немца и позвал ожидавших меня в сарае двух своих товарищей... На этот раз побег оказался более удачным, немцы не смогли нас поймать.

– А что стало с остальными пленными?

– Потом мне рассказывали, что вслед за нами троими в ту ночь бежало еще несколько групп пленных.

– А где теперь ваши друзья Савченко и Мещанкин?

– Бывший летчик Анатолий Мещанкин сейчас живет в Ульяновске. Работает электрогазосварщиком. Пишем друг другу письма. Василий Савченко тоже должен быть жив. Но след его мне пока отыскать не удалось, – ответил Виноградов.

– Интересно, – спросил я, – остался ли кто-нибудь в живых из членов подпольной группы, действовавшей в Швайнфурте?

– Мне известна судьба только одного из них, – ответил Анатолий Александрович. – Это Григорий Трифонович Занегин. Сейчас он, как и я, лейтенант запаса. Живет в городе Сафоново Смоленской области. Работает инженером по шахтному оборудованию. Нашел он меня не так давно и вот каким образом. В газете «Комсомольская правда» была опубликована фотография оставшихся в живых защитников Брестской крепости. На этой фотографии Занегин и узнал меня. Между прочим, вот его письмо, можете почитать.

– Писем получаю много, – заговорил Анатолий Александрович, когда я кончил читать. – Едва успеваю отвечать. Вот посмотрите сколько накопилось. Особенно дороги мне письма от друзей по Брестской крепости. Пролитая на ее развалинах кровь спаяла нашу Дружбу навеки.

ОТЕЦ И СЫН

Вологодский завод «Мясомолмаш» выпускает оборудование для мясокомбинатов и предприятий молочной промышленности. Оно идет не только на предприятия нашей страны, но и заграницу. Квартальный план завод выполнил досрочно.

Немалая заслуга в этом принадлежит кузнецу Анатолию Александровичу Виноградову. Он вдвоем с помощником обеспечивает предприятие поковками. За каждую смену выполняет полторы-две нормы. Кузнец Виноградов активный рационализатор.

В цехе я застал Анатолия Александровича за работой на пневматическом молоте. Попросил рассказать, какие внедрены им новшества в кузнице.

– Ничего особенного, – говорит Виноградов, – я не сделал. Применил вот горячую штамповку. Кое-какие процессы пришлось механизировать, заменить ручной труд. Теперь кузница перестала быть узким местом, срывов работы в цехах из-за отсутствия поковок не бывает...

Анатолий Александрович подошел к шкафу, чтобы переодеться в домашний костюм. Снимая спецовку, сказал:

– Сегодня сессия горсовета. А я депутат. Придется поспешить...

Мы вместе вышли из кузнечной. Когда проходили через механический цех, Виноградов остановился и показал на токарный станок, за которым работал юноша, чем-то похожий на Анатолия Александровича.

– Мой сын, – сообщил он. – Токарем работает.

– Тот самый, что сидел с матерью в немецкой тюрьме, а потом работал у немки в поместье?

– Он и есть, – подтвердил отец. – Ведь мою жену Евстолию Дмитриевну посадили, когда Толе было всего два года. А вернулись они из Германии почти через пять лет. Сын сразу же пошел в школу. А когда закончил девять классов, захотел работать. Ну, я, конечно, возражать не стал. Смену-то себе надо готовить.

...Мы вышли за ворота завода, когда над землей опустились густые сумерки.

На перекрестке мы простились. Анатолий Александрович пошел к городскому Совету, а я свернул на боковую улицу. Я шел по притихшему городу и думал о судьбе этого простого советского человека, который так много пережил и которого, казалось, никакая сила не может сломить.