Вологжане на фронтах Великой Отечественной войны

Молва об их подвиге опередила оперативную сводку из штаба дивизии в штаб фронта. В окопах у тракторного завода и «Красного Октября», в центре города и под Мамаевым курганом не знали еще имен героев, но из уст в уста передавали волнующую весть: четверо воинов-чекистов отбили атаку двадцати немецких танков.

Каждому, кто в эти минуты сам готовился к новому смертному бою, становилось легче на душе. Ничто не казалось теперь непреодолимым, если четыре солдата смогли устоять против двух десятков вооруженных пушками и пулеметами закованных в броню машин.

Это случилось 16 сентября 1942 года в Сталинграде, близ речки Царица, в районе, известном старожилам под названием Дар-гора.

Бой начался с рассветом. В течение часа позиции первого батальона 270-го полка 10-й дивизии чекистских войск «обрабатывали» фашистские пикировщики, «юнкерсы» заходили группами по тридцать-сорок штук. С пронзительным воем, распарывая воздух, летели на окопы и наскоро сделанные блиндажи фугасные и осколочные бомбы, даже пустые железные бочки из-под горючего.

За бомбежкой последовал ожесточенный получасовой артналет, а затем, воспользовавшись попутным ветром, гитлеровцы подожгли дымовые шашки и за клубами темно-бурого дыма пошла пехота.

Однако гитлеровцам не удалось осуществить свой замысел: потеряв человек двести убитыми, они сосредоточили удар по 4-й роте 2-го батальона.

Отсеченная от других подразделений батальона, рота заняла круговую оборону. Стенки окопов, казавшиеся до начала боя такими надежными и почти что уютными, сотрясались от непрерывных разрывов крупнокалиберных мин, обваливались и осыпались. Земля была горяча и суха – над волжской степью стояла пора бабьего лета.

Неумолчный грохот и треск оглушил бойцов, и если кто-нибудь зажимал руками рану, из которой хлестала кровь, падал на дно окопа, широко раскрывая рот, оставалось лишь догадываться, что он кричит от нестерпимой боли.

Едва умолкли вражеские минометы – вновь ринулась в атаку пехота, уверенная, что на сей-то раз в окопах чекистов не осталось ни одной живой души, способной сопротивляться.

И опять просчитались фашисты – их снова встретили огнем пулеметов, винтовок и гранатами. Тогда-то немцы и вызвали танки.

Двадцать танков возникли среди дымящихся, обугленных развалин. Они шли на позицию взвода, которым командовал младший лейтенант Круглов. А от взвода осталось в строю всего четверо:            сам Петр Круглов, сержант Александр Беляев и красноармейцы Михаил Чембаров и Николай Сарафанов.

Только вчера взвод принял бой с десятью танками, подбив две машины; сегодня младшему лейтенанту и трем его товарищам предстояло выстоять против двадцати. Двадцать стальных машин с лязгом и скрежетом двигались на окоп.

Четверо. Четыре человека... Младшим по возрасту среди них был командир Петр Круглов. Двадцать лет прожил он на родном Алтае, двадцать первый год встретил здесь, на волжской земле. Да, он был молод, но подчиненные верили в него, уважали и любили его.

Бронебойщика Александра Беляева военные пути-дороги привели к Волге из-под Вологды, из деревни Новая Тельма, где в великой тревоге и надежде его ждала старушка-мать.

Пулеметчик Николай Сарафанов и бронебойщик Михаил Чембаров – земляки, оба трактористы, оба родом из Ольховского района, из соседних сел Гусевка и Рыбинка, до которых от Дар-горы рукой подать. Они бились за Родину, можно сказать, на пороге отчего дома.

– Приготовиться к отражению танков! – скомандовал Петр Круглов.

Беляев и Чембаров пристроились у амбразур, у своих тяжелых длинноствольных «дегтяревок». Вчера они испробовали бронебойки и уверовали в них: каждый патрон – маленький снаряд.

Сарафанов нащупал в печурке, отрытой в стене окопа, бутылки с горючкой, подвинул их поближе к краю.

Грохот боя на Дар-горе приутих – танки двигались, не стреляя, и стало слышно не только скребущий душу лязг гусениц, а и стоны раненых, чье-то умоляющее: «Воды...».

С Дар-горы видно Волгу. В широком ее просторе плывет сорванная с якорей горящая баржа. Черная туча, которая уже сутки медленно вспучивается над рекой – все еще не могут выгореть до дна подожженные фашистами баки с горючим, и ветер разносит окрест клочья сажи и горький запах горелого железа.

Облачка разрывов зенитных снарядов вспыхивают над Волгой. Между ними неестественно белыми на темном дымном фоне появляются «юнкерсы». Бомбы сыплются на буксиры, баржи, катера и лодки, везущие с левого берега красноармейцев, боеприпасы, снаряжение, продовольствие и с правого на левый – раненых.

Полыхают заволжские села, дымы пожарищ подпирают небо, и, кажется, что горит сама земля. Может быть, в этот час горят и родные избы Николая Сарафанова и Михаила Чембарова, а их жены и дети бегут по пыльной степной дороге в великом отчаянии.

Тысячи верст от пылающей Волги до кругловского дома на Алтае, не слышно смертного грохота войны в тихих вологодских лесах Александра Беляева (там, наверное, уже давно желтые листья!). Но разве могли и Круглов, и Беляев не думать в эти минуты о доме, о родных и близких и о том, что за Волгой сейчас для них земли нет, что нужно до последнего своего часа биться с врагом тут, среди руин спаленного Сталинграда, не сходя с рубежа.

– По головному танку, огонь! – скомандовал младший лейтенант.

Александр Беляев прицелился, ловя глазом пляшущий черный крест на вражьей броне, и нажал пальцем на спусковой крючок.

– Попал, Саша! – в азарте выкрикнул Сарафанов.

Александр и сам увидел, что не промахнулся: на пятнистой камуфлированной броне головного танка вспыхнул синий огонек, и тотчас внутри танка что-то взорвалось. Танк повернулся боком, задымил и остановился.

Другие танки прибавили скорость. Пять машин, стреляя на ходу, мчались почти что в ряд.

Сорок метров... тридцать... двадцать – Сарафанов схватил бутылку с горючкой, прищурив левый глаз, приподнялся над бруствером, широко размахнулся и метнул ее. Сверкнули осколки стекла, и орудийную башню охватило текучее пламя.

Танк, выскочивший вдруг слева, сквозь полуразрушенную стену дома, подбил из бронебойки Михаил Чембаров. Справа подходили сразу три машины. Беляев выстрелил в ближайшую чуть ли не в упор. Танк прополз еще несколько метров и замер, нависнув над окопом...

Целый час продолжался неравный бой. С командного пункта батальона было видно, как заполыхал и пятый танк.

Целый час продолжался бой. Танки в слепой ярости утюжили окопы. Упали придавленные глыбами земли Беляев и Сарафанов. Не видно Чембарова.

Весь израненный пулями и осколками, Петр Круглов остался один. Но он не уполз по ходу сообщения, не втиснулся в щель. Он нашел в себе силы, поднялся и бросил бутылку с горючей смесью прямо в лоб грохочущего танка. И он уже не видел, не мог видеть, как запылал этот танк.

Шесть фашистских танков горели, сгрудившись у окопа и над окопом кругловцев, остальные повернули обратно. Младший лейтенант Петр Круглов, сержант Александр Беляев были посмертно награждены орденами Красного Знамени, красноармеец Николай Сарафанов – орденом Отечественной войны I степени и красноармеец Михаил Чембаров – орденом Красного Знамени.

У многих наших боевых частей и соединений родились в военную пору свои песни. Их пели и в редкие часы отдыха, и в походах. Пели свою песню и воины 10-й дивизии. Написали ее поэт Лев Ошанин и композитор Валентин Кручинин:

Когда к Сталинграду прорвались враги,

Погибелью нам угрожая,

У города славы сомкнула штыки

Дивизия наша родная.

Сказали себе мы: «Ни шагу назад!»

Мы клятву священную дали.

И всюду, где был наш бесстрашный солдат,

Пощады враги не видали.

Вот танки фашистов помчались на бой,

Из пушек неистово грянув.

Им путь преградили Чембаров-герой,

Беляев, Круглов, Сарафанов.

И там, где держали кусочек земли

Четыре чекиста-солдата,

Шесть вражеских танков могилу нашли,

Другие удрали обратно...

Идти в наступленье пришел наш черед,

Чтоб к сердцу врага подобраться.

На запад, ребята! На запад вперед!

На подвиги в бой, сталинградцы!..