Вологжане на фронтах Великой Отечественной войны

Годы лихолетья незабываемы. Особенно для этого человека. Ему пришлось вынести больше, чем отмерено на одну жизнь. Минер всегда один на один со смертью. Так было под Полтавой, так было на минных полях Буга и Вислы, под Варшавой и Прагой. Уже после войны он обезвредил 1046 мин. 1047 стала для него роковой...

Отец прислал с фронта два письма. А потом как в воду канул – ни слуху, ни духу.

– Вот и мой черед пришел, мама!

Василий Сергеев крепко поцеловал Валентину Дмитриевну, подхватил мешок с сухарями и скрылся в теплушке вагона. Вожега вновь провожала своих сынов на фронт.

Зима 1943 года. Восемнадцатилетних везли на Москву. А потом – в сторону Урала. В запасном полку Василий написал рапорт с просьбой послать его на фронт.

Вечером его вызвали в ротную канцелярию.

– На фронт, говоришь? – спокойно переспросил его командир роты. – А с винтовкой-то умеешь обращаться? Пойми – лихостью одной да шапками врага не закидаешь.

Через восемь месяцев тех же 18-летних поезд вез на Полтаву. Здесь они и приняли первый бой. Василий Сергеев был тяжело ранен. Вернувшись через четыре месяца в строй, он получил первую награду-медаль «За отвагу».

Солдатские письма с треугольным почтовым штемпелем. Какими только путями ни попадали они к адресату. Их везли в изрешеченных пулями и осколками теплушках, их несли дымными дорогами войны. С передовой и на передовую.

Как-то вечером после взятия Варшавы, когда полк получил приказ для перехода во второй эшелон на передышку, в роту примчался самый уважаемый человек на фронте – армейский почтальон.

– Сергеев! – звонко выкрикнул он.

Василий вздрогнул, потянулся за письмом. И сразу же узнал знакомый почерк.

– Батя! Жив, воюет!

«Дорогой сынок! – писал Николай Михайлович. – Из письма матери я узнал, что ты на фронте храбро бьешься с гитлеровскими бандитами. Она же сообщила твой адрес. В первую передышку между боями пишу тебе это письмо.

Я защищал Ленинград в районе города Остров. Под Порховым попал в окружение. Все попытки перейти линию фронта к своим не привели к успеху. Но без дела я не сидел, сынок, громил фашистов в рядах ленинградских партизан... Когда наш партизанский отряд соединился с частями Красной Армии, я снова солдат, так же, как и ты. Гоним фашистскую нечисть с нашей поруганной земли. Сейчас сражаюсь за Польшу, надеюсь добраться до гитлеровского логова...».

Отец и сын воевали совсем рядом. Обменивались письмами. За форсирование Одера и проявленные при этом храбрость и отвагу Василий Сергеев присоединил к медали и ордену Славы третьей степени еще одну награду – орден Отечественной воины второй степени. Связь между отцом и сыном прервалась. На этот раз навсегда.

Позже до Василия дошла скорбная весть. Ее сообщил Валентине Дмитриевне фронтовой друг мужа Сергей Леонович Федорцев. «Ваш муж Сергеев Николай Михайлович погиб 18 января 1945 года. Погиб смертью героя. Можете гордиться своим мужем, он честно защищал Родину». Василию об этом написала мать. В те дни, когда решалась судьба Берлина.

Более двух лет после войны сапер Сергеев продолжал службу в Группе советских войск в Германии. Пройдя сквозь огненную мясорубку войны, он остался жив, невредим. Но оставался в строю саперов, для него война продолжалась. Ее эхо отдавалось отзвуком то в одном, то в другом месте.

В хмурый сентябрьский день 1947 года Василий получил ответственное задание – разминировать лесную рощу, что неподалеку от Берлина. Дело привычное – обезвредил одну, вторую, третью... И вдруг – взрыв!

Василий пришел в себя в госпитале. Руки и голова плотно перетянуты бинтами. Попробовал пошевелиться – ощутил какую-то неестественность в движении рук. Чего-то не хватало... Горькая догадка обожгла мозг, как электрическим током. Он снова потерял сознание...

Сколько тревог, сколько сомнений пережил этот человек! Пытался представить себя таким, каким был до этого страшного взрыва. И всем своим естеством ощущал, что он вспоминал о ком-то другом, незнакомом ему человеке. Нет обеих рук, нет глаза... Как жить? Нужен ли он кому-нибудь такой?..

Долгие госпитальные месяцы. На прошлое он смотрел как бы со стороны. Где-то есть дом, мать, любимая девушка Галя... Они не знают, что с ним произошло. И может никогда не узнают.

Да, был на Вожеге такой парень. Пахал, косил со всеми наравне. На плясовом кругу не отличался излишней стеснительностью. И девушка его ждала, как и других, под заветной черемухой. А теперь...

Домой он не писал. Не разрешал себе... Но написали из госпиталя. Первого письма матери Василий испугался. А мать звала: «Приезжай, сынок, какой есть. Ты будешь полезным. Ты нам близкий, родной и любимый...»

Лечащий врач незаметно менял книги на его тумбочке. В одной увидел подчеркнутые красным карандашом строчки: «Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай ее полезной». Поразила его биография Чернышевского. «Расквасился, Сергеев, раскис...»

Прошло много дней, прежде чем он отважился позвать сестру и написать от его имени письмо в Вожегу...

За окном вагона сияло солнце. Сверкающие зеленью леса набегали на поезд, и, раздвоившись на две половины, оставались позади.

В Вожеге его встретила мать. Обняла, поцеловала и сразу же потащила к повозке, которая стояла за углом вокзала. О чем они только не говорили по дороге. По порядку улицы Валентина Дмитриевна рассказывала о всех. Вот-вот она дойдет и до дома Гали. Василий ждал и боялся, что она скажет о бывшей невесте.

– Галина Федоровна тоже горюшка хлебнула, – все также неторопливо, как-то по-домашнему рассказывала мать. – Саша, брат ее, погиб под Белостоком в сорок первом. Николай – под Воронежем. А недавно она и отца схоронила.

«Ну, дальше, дальше...» Василий снова одернул себя.

– Были у нее сваты. Отказала. Тебя ждет.

…После партийного собрания Василий Николаевич взял велосипед и поехал встречать Ангелинку из школы. Дочка уже шестой класс заканчивает, а для отца она все еще ребенок... Да и Таня. Второкурсница педучилища, а за маминой и папиной спиной куда спокойнее себя чувствует.

В поселке уже привыкли видеть Василия Николаевича Сергеева за рулем велосипеда, с молотком... так и хочется сказать, в руках. Возле нового дома, выстроенного на собственные сбережения, любят останавливаться сельчане, поговорить о том, о сем с общительным хозяином.

Но мало кто знает, с каким трудом все это далось Василию Николаевичу. Упорная тренировка сделала протезы послушными. Писать он учился, как первоклассник; гаечный ключ, молоток, рукоятки велосипеда, безопасная бритва не раз безжалостно выскальзывали. Василий Сергеевич поднимал предательский ключ или ручку и начинал сначала.

Было уже темно, когда хозяин пришел домой.

– Гости. Вот не ожидал, – широко улыбаясь, приветствовал он. – Галина, ты сооруди самоварчик, а я пока побреюсь.

Через несколько минут он вышел из кухни. Порезал на ровные куски хлеб, сыр, колбасу, придвинулся к столу. За окном, над опушкой леса, появились первые звезды...