И сон приятный перервал.
«Кто же там стучится?» –
С гневом я закричала.
Томно кто-то отвечал:
«Я, мальчик бедный, заплутался!»
Я смелость приняла
И двери отперла.
«Согрейте мерзло тело,
Я, мальчик, чуть дышу».
Мне жалко очень стало,
Свечу в комнате зажгла.
Я вижу, он крылами
Сильно машет предо мной!
И грудь мою пронзила
Преострая стрела.
Лишь он обогрелся,
Тотчас мне объявил:
«Враг твой оживился,
Владеть тобой пришел.
Вспомни каменны чертоги,
Где я с тобой обитал».
Грустно девушка сказала:
«О, несчастная моя судьба!
Чародей мною владеет,
Я пропала навсегда».
Не успела слова молвить,
Как очутилась я у тех палат.
Заиграла музыка
В чародейных домах,
Девушка в памяти очнулась –
Чародей пред ней стоял.
Солнце красное! Оставляй небеса,
Скорее катись за темные леса.
Месяц ясный! Останься за горой,
Небеса! Покройтесь темнотой.
Дайте мне времечко
Укрыться от людей
И наплакаться по участи своей –
Люди бегают от грусти моей.
Им нужно знать слез причину!
А где милый мой? А где радость? Где дорогой?
Не навеки ли ты простился,
Дружок миленький со мной?
Нет ни писем, нет ни вестей
От тебя, моя радость, мой дорогой!
Напиши, милый друг, мне весть,
Что забыл ты уж меня.
Дай отраду поскорее умереть,
Чтобы на свет мне больше не смотреть.
Для того, знать, я уродилася, молода,
Чтобы узнать страсть, дружка любя.
Любовь меня терзает
И навек смыкает мои глаза,
Прощай, милой друг, надежда!
Оставляю и я тебя.
Вы подруженьки мои!
Вы придите ко мне,
Погорюйте обо мне,
Погорюйте обо мне!
Посидите у меня,
Веселее будет мне,
И матушке родной,
И батюшке моему,
И батюшке моему!
У моего родимого
Есть зелененький садок.
В саду нет погодушки,
Лишь листочки шумят,
Лишь листочки шумят!
Развольные пташечки
Все слухами говорят,
Все слухами говорят.
Летел здесь соловушек,
Летел бравый молодой!
Я спрошу соловушка:
Тужит ли милый по мне?
Тужит ли, горюет ли?
Хоть он тужит –
Малость обо мне,
Хоть он тужит –
Малость обо мне
Во матушке во Москве,
Во матушке во Москве.
А я по нем, девушка,
Сокрушаюсь завсегда!
Стой, стой, кручинушка,
Пойду во зелен сад гулять,
Пойду во зелен сад гулять.
Со той со досадушки
На сыру землю паду;
На сыру землю паду!
До тех пор лежати буду.
Когда три часа пройдут,
Все минуты изойдут,
Горючи слезы прольют,
Горючи слезы прольют,
Быстры реки пройдут,
Ко мне девушки придут.
Тогда встану я, опомнюся,
В нову горницу взойду,
В нову горницу взойду.
Сяду на лавочке,
Погляжу в окошечко:
Да нейдет ли мой милой?
Да нейдет ли мой милой?
Не летит ли соколик?
Раздушенька, светик мой,
Раздушеныса, светик мой!
Что ты сделал надо мной,
Над девушкой молодой,
Над девушкой молодой,
Над моей русой косой?
До чего меня довел? –
До славушки до худой,
До славушки до худой.
Хоть славушка пройдет,
Никто замуж не возьмет.
Не льсти, милый, словами,
Не обманывай в глаза!
Ты почувствуй, друг любезный,
Как я люблю тебя!
Через тебя ли, мой любезный,
Много горечи терплю,
Все досады перенесла?
Я со младости лет
Во долинушке взросла,
Я от солнца, я от жару
Лицо бело сберегла;
Сберегла лицо прекрасное
Для несчастной судьбы своей.
Ты, судьба моя, судьба!
Судьба горькая моя!
Все злодеи мне грозят,
Разлучить с тобой хотят.
Нас с тобой тогда разлучат,
Когда кончится любовь.
Вы, шабры мои ближние*[*Шабры - соседи, шабры ближние - соседи, живущие вблизи. Шабры слово татарское.],
Вы не дайте мне, шабры,
Злою смертью умереть.
Приведите мне, шабры, писаря,
Чтобы он дружку
Письмо написал.
Я письмо-то напишу
И словами расскажу:
«Ты поедешь, миленький, жениться,
Заезжай ко мне, дружок,
Хоть проститься.
Уж степь, ты наша степь!
Степь наша уральская!
Ничегохонько во степи не уродилося,
Ни травоньки, ни муравоньки!
Уродилась во степи
Одна горькая полынушка**[**Уральская степь, представленная здесь бесплодною, действительно есть такова, сколько мне известно, на протяжении Ахтубинской ее долины, находящейся в Царевском уезде. Ахтубинской долиною называется солонцеватое пространство между р. Ахтубой и левым берегом р. Волги, и оно идет до Уральской возвышенности. На Ахтубинской долине часто выгорает трава от солнечного зноя в начале мая. Вся степь усеяна там азиатской полынью, которая издает прекрасный запах.],
Уродилась еще во степи
Белая березонька.
Мимо этой березоньки
Лежала дороженька:
Никто по той дороженьке,
Никто ни прохаживал.
Только шли, прошли
Одни извозчики,
Молодые колонисты.
Во пути-то у них
Случилось несчастьице большое:
Захворал, занемог
Молодой извозчичек.
Он при смерти лежит,
У своих товарищей молит:
Уж вы, братцы, вы, мои товарищи!
Не покиньте вы, братцы,
При бедности меня!
Вы возьмите, братцы,
Вороных коней моих.
Вы скажите, братцы,
Матушке и батюшке низкий поклон,
Молодой жене мое почитаньице.
Малым родным моим детушкам
Вечное благословеньице.
Вы скажите, братцы, матушке моей,
Что я остался в дикой степи.
На могилушке моей
Растет ковыль травонька,
В головах растет горькая полынушка,
В резвых ногах стоят звери лютые:
Разорвут мое тело белое,
Растаскают мои костоньки
По дикой степи!
Что это у меня был за миленький!
Мил, прекрасен и хорош.
Носил милый сибирочку
Шалунову голубу*[* Шалун – шелковая материя: она имеет отлив сине-зеленый и красно-зеленый.];
Носил он жилеточку
Матеревую хорошую;
Носил друг шароварушки
На лайковых помочах,
На могучих плечах.
На кудрях у него шляпонька
Распрекрасна, хороша!
Сказали про милого,
Что милый не жив,
Милый без вести пропал,
В сине море потонул.
Как вечор ли мой размиленький
Вдоль по улице прошел.
Он нову песенку пропел,
На гитаре проиграл,
В терем голос подавал,
«Мне, красной девушке, извещал:
Здорово ли, моя Любушка,
Поживаешь без меня?»
Волга-матушка взволновалася,
Ничего в волнах не видно!
Только видно в волнах
Одну красну лодочку.
Красна лодочка плывет, краснеется,
Весельчики на ней зеленеются.
Сам хозяин сидит во наряде:
В желтом нанковом кафтане,
В черном бархатном картузе.
На картузе славный козыречек,
Сам он купеческий сыночек.
«Заворачивайте, ребята,
К Настасьиному ко подворью».
Настасьюшка сама выходила,
Стакан воды выносила,
Ванюшеньке-дружке подносила.
«Ты выпей-ка, дружок, искушай!»
«Ноне не пью, Настасья,
У нас в доме несчастье:
Поголовный набор солдатский!
Хотят меня, молодца,
Отдати во солдаты.
Уж я выйду на сход, поклонюся:
Вы помилуйте, мирски люди!
Я не вор, я не разбойник,
Я до девушек был охотник,
До молодых был приветлив.
Я воров совсем не знал,
Приносил покорность вам,
Всегда был я добр и честен,
К воровству не причестен*[* Вместо непричастен.]».
Как ушел-то вор казаченька,
Ушел со Тихого Дону.
Как унес с собой вор казаченька,
Унес строевое ружье
И саблю острую.
Он увел с собой, вор казаченька,
Увел силы множества.
По расчету-то он увел, вор казаченька,
Ровно сорок тысящев,
Он увел их, добрых молодцев,
Да все казаченьков, да все вооруженных.
Как и ушли они, воры казаченьки,
Все путем, глухими дорогами,
Как глухими дорогами, дикими степями;
Как дикими степями, темными лесами.
Как и платьице было на ворах казаченьках,
Все было шелковое,
Как фураженьки на ворах казаченьках
Были сукна дорогого,
Они сшиты были полка полевого.
Под командою они были, воры казаченьки,
Полковника молодого.
Через быструю речушку шли воры казаченьки,
Да все перемочилися;
Во черной они во грязи,
Да все перепачкалися.
Пошли девушки, пошли красные,
Они на рынок гулять,
На рынок, на ярмарку Макарьевску,
На славну Александровску**[**Почему Макарьевская ярмарка названа здесь Александровскою, я не мог допроситься.].
Они гуляли, красны девушки,
Белый день до вечера,
До самой полуночи.
Полуночная звезда высоко взошла,
Звезда за полночь зашла.
Они, красны девицы,
В кучу собиралися,
Домой все отправлялися.
Шли они, красны девицы,
Закоулками, переулками,
Ничего они не боялися.
А боялись девушки,
Опасались, красные,
Журьбы своих матушек.
Родна матушка журит, бранит,
Любить дружка не велит.
Хотя я, девушка,
Гулять поздно не стану,
А любить дружка не перестану.
Милый ласков и хорош,
Он уважать меня во всем готов.
Я страдать буду от матери, от отца,
Не расстанусь с дружком навеки, до конца.
Как не белая березка, березка,
Свивалася, ой, совивалася!
Как девушка с молодцем, с молодцем,
Совыкалася, ой, совыкалася!
Совыканьице у них, у них,
Было тайное, ой, было тайное!
Расставаньице у них, у них,
Было слезное, ой, было слезное!
Запрягает милый друг, дружок,
Вороных, ой, вороных коней!
Соезжает дружок, дружок
С широка, ой, с широка двора.
Он, соехавши со двора, запел
С горя песенку, ой, с горя песенку!
«Ты прощай, прощай светик,
Моя Любушка, ой, моя Любушка!
Наживай себе, Любушка,
Иного размилого,
Ой, дружка милого!
Если лучше меня наживешь –
Позабудешь, ой, позабудешь!
Если хуже меня наживешь –
Вспомянешь, ой, вспомянешь!
И еще, что это у меня
Был дружок за миленький,
Был дружок за хорошенький!
И гулять пойдет, дружок,
И меня, ой, и меня с собой берет!»
Провожала Любушка дружка
Далекохонько, далекохонько,
Распростилась она с миленьким.
Воспоминает она воздыханьем:
«Что был за миленький, ой, за миленький!»
Вы, комарики мои,
Не кусайте, комары,
Мое белое лицо.
Мое белое лицо,
Разгорелось горячо;
Ровно аленький цветок
Во чистом поле цветет.
Там и травка зелена,
Где мой миленький гулял,
Где ласково меня целовал;
Где ласково целовал.
Туго к сердцу прижимал,
Раздушенькой называл,
Раздушенькой называл.
«Ты, раздушенька моя,
Вечор был я у тебя,
Вечор был я у тебя.
Не узнала ты меня,
Отсылала от себя,
Отсылала от себя,
Тем огорчила дружка».
«Вспомни, миленький дружок,
Как ты был у меня,
У крашеного крыльца,
У крашеного крыльца;
Во горницу взошел,
К кровати подошел,
К кровати подошел,
Открыл браный положек,
Взял за рученьку мою,
За золотой перстенек».
Широкохонько Волгушка разливалася,
Во крутые бережечки не вбиралася,
Со желтым песочком сомыкалася.
Вобралась Волгушка во горы,
Во долы и леса зеленые.
Позатопляла Волгушка травы зеленые,
Оставался один чист ракитов куст.
Как на кустике свито гнездышко,
Во гнездышке сидит млад соловушек.
Хорошо он поет, высвистывает,
Выговорушки выговаривает
Голосочком всему городу,
Матушке каменной Москве.
Как отец с матерью всю ночь не спят,
За столом сидят, за столом сидят,
Они думу думают: которого нам сына
Во солдатушки отдати?
«Нам большого отдати – детей много;
Нам среднего отдати – жена умна,
Как жена-то умна, по ней дом стоит.
Нам отдать ли, не отдать,
Сына малого, неженатого».
Как и малый сын, вор, догадлив был,
Во ногах он лежит, просит жребия.
«Уж вы, дети мои молодыя!
Вы подите, дети, на конный двор,
Оседлайте коней, что нет лучших.
Вы ступайте, дети, во чисто поле,
Вы срежьте все по жеребью,
Вы бросьте во Волгу-матушку».
Как большой бросил жребий –
Вверх воды пошел;
А середний бросил –
Вниз воды пошел;
А холост бросил –
Как тяжел камень жребий
На дно пошел.
Как пришло нам отдати
Сына малого, неженатого,
Так и заплакался,
Об сыру землю ударился:
«Аль я, батюшка, вам
Не кормилец, не работничек был?»
Полно, беленький снежочек,
На талой земле лежать;
Полно, миленький дружочек,
По сторонке тосковать.
Не пора ли, не времечко,
Любезную забывать?
Что это у милого дружочка,
Что за ум, за разум такой,
За обычай за дурной!
Милый не сказывал
Любви никакой.
«Если любишь, скажися;
А не любишь, откажися.
Мне ли, девушке, пора-время?
Не введи в худую славу, не клади,
Худа славушка, бесчестье;
Роду, племени укор,
Стыд головушке удалой!
Мне нельзя прийти домой,
Сказать матушке родной.
Как у ключика было
У текучего, у колодезя
У студеного, у лужочка у зеленого,
Красна девушка платья пряла,
А добрый молодец коня поил,
С красной девушкой, девушкой разговаривал,
Он к себе девушку подговаривал.
Молодая-то жена была догадлива,
Взяла ведры, сама за водой пошла.
За водой-то пошла, она воду черпала;
Почерпнувши воды, с девкой поразмолвилась,
Поразмолвившись, стала ей уграживать:
«Не быть тебе, девушка,
Не быть на белом свете;
Не любить тебе, девушка,
Моего мужа, своего друга».
Эта девушка испугалась
И матушке пожаловалась:
«Что это, матушка,
У меня голова болит?»
Во полуночи девушка
Сделалась вся больна,
Ко белой заре
Девушка переставилась.
На восходе солнышка
Стали в колокол звонить
И девушку хоронить.
Как у молодца заболела голова,
У хорошего со зеленого вина.
Велик город Москва,
И матушка-Москва широка.
Никто в Москве не ходит, не гуляет.
Только шел, прошел детинушка молодой,
У детинушки нет заботы никакой.
Только есть одна забота, сухота:
Навязалася не по совести жена.
Журит, бранит своего мужа завсегда!
Муж из горенки во светлячку пошел,
В потемочках буйну голову чесал;
При ясном огне кудерюшки завивал,
Завивши кудри, черну шляпу надевал.
Надел шляпоньку, вдоль по улице пошел.
Пошел, пошел, ко сударушке зашел,
На белой заре к молодой жене пришел.
Молода жена! Растворяй-ка ворота.
Я не вор пришел, не разбойничек денной,
Я пришел к тебе сам хозяин коренной;
Я принес тебе гостинец дорогой:
Шелковую плеть в руках.
Как по морю синенькому
Плавали, гуляли корабли;
Как на кажнием корабличке
По пяти сот молодцов,
Государевых гребцов,
Славных песельников.
Хорошо гребцы гребут,
Весело песни поют,
Разговоры говорят,
Лиходея все бранят:
«Ты, лиходей, расканалья!
Обобрал кормовые, харчевые,
Третьи денежный.
На эти денежки
Палаты себе склал.
Белокаменны палатушки,
Стены мраморные;
Из хрусталя потолок,
Позолоченой конек».
Как на эти потолки
Москва-речушка взошла;
Не сама собой взошла,
Неволюшкой взведена,
И жива рыба пущена.
Как во этих палатах
Кроватушка смощена;
На этой на кровати
Сам лиходей почивал,
На живу рыбу смотрел,
Он речи говорил:
«Уж ты, рыба, ты белуга!
Ты зачем сюда взошла?»
«Не сама собой я взошла,
Неволюшка занесла –
Твоя хитрость призвала».
Веселитёся, подружки,
Весна скоро придет;
Весна скоро придет,
Солнце взойдет.
Сгонит снеги и мороз.
Сгонит снеги и мороз,
С гор покатится вода,
Во зеленые луга.
Во лужках уж травка зеленеет
И цветочки расцвели,
Расцвели в поле цветочки,
Где ракитовый кусток.
Между этих кусточков
Волга-матушка прошла.
Как над этою над Волгою
Куст малинушки стоит;
И в этом ли кусточке
Соловей громко поет.
Не пой, не пой, соловушек,
Во зеленом саду весной!
Возьми горечко с собой,
Унеси горе далеко,
Чтоб не слыхати про него,
Про горечко прошлое.
На воде горе не тонет,
И огнем горе не жжется,
Прочь от девушек нейдет.
А молодца горе берет –
На совет девушка нейдет,
Подарочки не берет.
Я вечор ли, молода,
Во компании пробыла;
Сидела не одна
За убраным столом.
С соколом прохлаждалася,
Пива пьяного напивалася –
Правыми ручками обнималися.
Ни по долгий час
Промолвил молодец словечко:
«Сделай, радость, сердечко,
Поцелуй меня!» –
«Я такой страх имею,
Целовать тебя не смею.
Боюсь, миленький, тебя,
Опасаюсь, смеяться будешь надо мной».
Отдавали меня, молоду,
На чужу сторону
Не за ровнюшку.
Не за ровней буду жить:
Буду плакать и тужить,
Тебя ли, миленький, сушить!
За горами, за долами,
За крутыми берегами
Лужочек там был.
Во лужочке дубочек,
Под дубочком молодчик
В пригорье сидит,
При таком ли пригорье,
При великой кручине
На свет не глядит.
Скрыйся, скрыйся, вольный свет!
Сударышки дома нет.
Где гуляю, где хожу,
На уме дружка держу.
На уме, на разуме,
На своих крепких мыслях.
Было в руках счастье –
Не сумела содержать.
Любил меня молодчик –
Не могла любовь признать.
Стала любовь признавать,
Стал миленький отставать,
С иной миленькой стал гулять.
Гуляй, гуляй, Машенька!
Гуляй, развеселая:
Поколь волюшка твоя
Не покрыта голова.
Покроют головушку,
Наложут заботушку
На красну девушку.
Первая заботушка:
Свекор да свекровушка;
Другая заботушка:
Деверь да золовушка;
Третья заботушка:
Муж, удала голова,
Он гуляет без меня
По вдовушкам, по вдовам,
По замужним женам.
Как и замужняя жена
Не лучше меня.
Шла Машенька из лесочка
Несла в руках по веночку, сама говорит:
«Ты, пастух мой, пастушочек!
Пастух, миленький дружочек,
Не покинь меня!»
«Не покину сиротину
При широкой долине,
Во лужке одну!»
Туда, сюда пастух бросался,
Со стадом управлялся,
Домой поспешал.
Он жене свои речи изъявлял:
«Жена моя, женушка!
Жена, верная служанка.
Не жди меня ночевать.
Ты жди меня порою,
Вечернею зарею,
Утренней росою –
Пойду погулять.
Меня звали, позывали
В зелен сад гулять.
Там гулять по садочку,
По ракитову кусточку,
Где Машенька ждет».
Ждала Маша, поджидала,
За ракитов куст запала.
Пущай мил пройдет!
Машино сердце не стерпело,
Громким голосом вскричала:
«Здеся я, милой!»
Мой миленький взрадовался,
На белую грудь бросался,
Начал целовать.
Он целует и милует,
Туго к сердцу прижимает,
Машей называет.
«Ты, Машенька, черноброва,
Зачем ты любишь иного,
А меня покидаешь?»
На то милый осердился,
С Машей не простился –
Толкнул ее в грудь.
Уж ты сад, мой садик,
Сад, зеленый виноград.
Садил тебя Иван,
Ой, ой, оёшеньки!
А поливал Селиван,
Обгораживала Селиванова жена.
В саду молодец гулял,
Разорили, погубили,
Довели до конца,
Ой, ой, оёшеньки!
Да, никто по мне
Не кричит, не кричит!
Гляну я на окошечко,
Родной дедушка идет,
Восемьдесят рублев несет.
Ой, ой, оёшеньки!
Гляну я, родна бабушка идет,
Льняной холст несет;
Еще гляну я во красное,
Родной батюшка идет,
Благословеньице несет.
Родна матушка,
Горячие слезы льет,
Ой, ой, оёшеньки!
Еще гляжу я, родной дедушка идет,
Зипун с шубою несет.
Еще гляжу я, родна тетушка идет,
Моток ниточек несет.
Ой, ой, оёшеньки!
Родной братец идет, ворона коня ведет;
Родная сестрица идет,
Шириночку несет;
А позади-то всех идет
Молодая жена,
Молодых детушек ведет,
Ровно пчелушка гудёт.
Ой, ой, оёшеньки!
Как на стежке, по дорожке
Шли солдаты молодые,
За собой девку манили.
«Пойдем, девка, пойдем, красная!
С нами, с молодцами.
У нас жить, девушка,
Привольно и богато.
У нас горы сахарные,
Текут речки медовые,
По лужку травка шелковая».
Старый солдат девку унимал,
Платком слезы утирал:
«Не плачь, девка, не плачь, красная!
Не мечись, девка, на балы,
На рекрутские обманы.
У нас горы кременные,
Текут речки кровяные;
В лужку травка редьковая,
Все осочка зеленная.
Ушел солдат со походу,
Унес с собой строевое ружье,
Саблю острую.
Он пошел вдоль по улице,
Острой саблей подпирается,
Остра сабля согибается.
Он зашел, молодой солдат,
К отцу, к матери.
Пусти, батюшка, пусти, матушка,
Пусти обогретися!
Мать, отец солдатика не угадали,
Квартирушку ему отказали.
Он пошел от окошечка,
Сам бедный заплакал;
Отшедши от окошечка,
Воспел песню новую.
Матушка и батюшка
Его голос угадали:
«Поди, дитятко, поди, милое,
Поди, обогрейся!
Взойди, дитятко,
Взойди по задворью.
У нас, дитятко, у нас, милое,
Шабры люди злые».
Мать, отец солдатика
Напоили, накормили,
Золотой казной наградили.
«Ты ступай, мое дитятко,
Ступай, мое милое,
К своему начальству,
Явись, покорись полковничку».
Не бела заря занимается,
Не красно солнце из-за гор выкатывается,
Не светел месяц высоко всходит,
Выше леса темного,
Березничка, горькой осинушки.
Не пыль в поле запиливается.
Не туман с поля поднимается:
Летят гуси, лебеди,
За гусьми летит сизый орел.
«Постойте, гуси, постойте, лебеди!
Я не бить вас лечу,
Я спросить хочу».
За орлом летит млад ясен сокол.
«Постой, постой, сизый орел!
Я не бить тебя лечу,
Я спросить тебя хочу.
Где ты, сизый орел,
Летал, полетывал?»
«Я летал, полетывал
По тихой степи, по уральской».
«Ты чего, орел, смотрел, высматривал?»
«Я смотрел, высматривал диво дивное:
Тело мертвое, убитое».
Как слали к нам указы невеселы,
Нам об наборе говорили,
Нас, молоддев, выбирали в гусары;
Неженатых, холостых.
У нас кони вороные,
Седелица золотая,
В руках поводочки шелковые.
У нас ружья были заряжены.-
Мы стояли на приступе,
В неприятелей палили,
Сражалися весело.
Сраженьице долго шло,
До белой, до зари.
Как зоренька занялась,
Вся силушка собралась,
Стали тела разбирать,
Своих русских узнавать.
Много силушки побили
И конями потоптали.
Отдыхали мы день весь
С предводителем своим здесь.
В глухую полночь,
Ушел француз с силой прочь*[* Эта песня военная, и на какой случай она сложена, неизвестно. Но из нее, однако, видно, что это намек на одну из битв 1812 г.].
Как французская земля
Много горя приняла
От Платона казака.
Платов казак к французу в гости,
В гости заезжал.
Он без спросу, без докладу
Во палатушку взошел.
Платов Богу помолился на все стороны,
Челом французу низенький поклон.
Еще француз не узнал,
На резвы ноги вставал,
За купчика почитал,
За дубовый стол сажал,
Рюмку водки наливал.
Он Платову подносил:
«Выпей, купчик, выпей, любчик,
Ты, купеческий сынок!
По России я гулял,
Много русских людей знал;
Одного я не знал, Платова казака.
Кабы кто мне указал его,
То бы казны денег много дал».
«На что казну-деньги терять,
Его можно так видать.
Погляди на меня,
Я похож на Платова казака,
Ровно брат он мне родной,
Как от матери одной».
Прочь французик отвернулся,
Платов над ним усмехнулся.
Вишь Платов, Платов! вот он пошел!
По край крылец взошел.
Громким голосом вскричал:
«Кабы были мои верные слуги,
Подвели бы мне коня.
Я бы сел, полетел,
Сам бы песенку запел:
Уж ты, разиня-ворона,
Загуменная карга!
Не сумела, ворона,
Ясного сокола держать.
Выезжай-ка ты, ворона,
Во чисто поле гулять.
Со мной силушки пытать.
На печке сижу, заплатки плачу,
Своего мужа заплачиваю,
Журю, пожуриваю.
Продай, муж, кобылушку серую.
Купи, муж, шубеичку соболевую.
Я наряжусь, на улицу пойду:
Люди глядят: чия такова?
Со барского двора,
Гостина жена.
Я с улицы приду, на печку сяду.
Муж говорит:
«Жена ты моя!
Впрягай сани в лес по дрова,
По дубовые, по здоровые».
Муж заехал в целик*[* Целик – лес непочатый, то же самое говорится о непаханой ниве.],
Наклал воз велик.
Под горку еду, посвистываю,
На горку еду, похлыстываю.
Ребятам кричу, покрикиваю:
«Ребяты, ребятушки!
Лошадка хороша –
Воз дров привезла».
Мне не то тошно, что я воз везу;
Мне то тошно, что пес сидит,
Ребятам кричит, позорит меня.
Заводы мои, заводушки,
Фабричные вы, горемычные!
Скажи, девица: кто заводы заводил?
Заводил заводы сын купеческий Алексеюшка.
Разорила заводы, сама в лес пошла.
Сама в лес пошла по ягоду,
В лес по черную, по смородину.
Не в лесу девица заплуталася,
На рябину девица загляделася,
«Ты, рябинушка моя, кудрявая!
Когда ты взошла? Когда выросла?»
«Я весной-то взошла, летом выросла;
По зорям-то цвела,
В полдень цвет опал».
За речушкою, за Волгою,
За другой речкой, за переправою
Не ковыль травка зашаталася,
Загулялся добрый молодец,
Что задушевный друг!
Я не сам зашел,
Занесла меня неволюшка,
Чужа дальняя сторонушка,
Чужа дальняя, нужда крайняя.
У меня жизнь боярская,
Жизнь боярская, служба царская.
Служил царю белому,
Петру Первому.
«Хорошо ль вам, братцы,
Во строю стоять, по ружью держать?»
Белы ручки ко ружью придержалися,
Резвы ноженьки
К сырой земле пристоялися.
Мы стояли до полуночи.
Полуночная звезда высоко взошла,
Высоко взошла, за полдень зашла.
Попила-то моя буйная головушка!
Попила, погуляла.
Что за батюшкиной, да за батюшкиной,
Большою головою.
Что за братцевой, да за невестиной
Легкой работою.
Как не гребень чешет
Мою буйную головушку;
Не гребень ее чешет,
Чешет пора, время,
Чешет гульба, негушка.
Как почуяла моя буйная головушка
Над собой несчастие,
Что хотят меня, добра молодца,
Поймати у прилуки, у моей сударушки;
У красной девушки, душки Аннушки.
Хотят разудалому резвы ноги сковать,
Белы руки связать, во солдаты отдать.
Запрягал-то я, добрый молодец,
Пару вороных коней.
Разъезжал по улицам
И дорогам столбовым.
Заезжал-то я ко сударушке своей.
Как поймали меня, добра молодца,
У той самой прилуки,
У красной девушки.
Белы рученьки связали,
Резвы ноженьки сковали,
Посадили меня, добра молодца,
На мирски подводы;
Повезли-то меня, разудалого,
Во город во Саратов.
Повели меня, добра молодца,
Повели в приемную,
Становили разудалого под казенну меру.
Посадили меня, доброго молодца,
На выкрашенный стулик.
Как и начали разудалому
Русы кудри брити.
Бреют мои русы кудерюшки,
Бреют, не жалеют;
Бросают мои раскудрявые
По всей по палате.
Как не сизая павлица
В палате гуляла;
Мои русые кудерюшки собирала.
Слезно плакала над ними, вздыхала,
В белый платочек их вязала.
Туго к сердцу своему она прижимала.
Это не сизая павлица, красная девица,
Прежняя моя сударушка, Аннушка.
Мой миленький на песке,
Голубь над водою;
Голубушка сизая,
Говорила со мною.
Во первом часу ночи
Прилетал голубчик;
Во втором часу ночи
Приезжал молодчик.
Девчоночка возрадовалась,
К окошечку бросалась.
Подъем поднимала,
Она милого принимала,
За белые ручки.
«Ты садись, милый, скорее,
Говори смелее».
Пили, ели, рассуждали.
Похвалялась девчоночка
Прежними друзьями.
Мой миленький рассердился,
Пошел, не простился.
Схватил- с крюку черну шляпу,
Зеркала упали,
Московские хрустальные
Надвое раскололись.
Пошел стук, пошел гром
По всей моей спальне.
Услыхала моя мати
Во каменной палате.
Посылает, наряжает,
Верную служанку,
Пашку грубиянку.
Что, матушка, что, барышня,
Над вами случилось?»
«Черна кошечка блудлива
На шкафчик вскочила,
Зеркала разбила».
Долго ль в свете одинокой
Мне, скитавшись,
Слезы лить?
Долго ль я тебя, жестокий,
Тщетно буду любить?
Пусть меня свет осуждает,
Что тобою я страстна,
Но любовь-то прямо знает –
А ты жалеть будешь обо мне.
Я вечор в слезах уснула,
Тебя видела во сне;
Я проснулась, вздрогнула,
Закипела кровь во мне.
Ты, любя, ко мне ласкался,
Нежно к сердцу прижимал;
Сон счастливый миновался
И с мечтою он пропал.
Сделай ты меня счастливой
В жизни хоть в последний раз.
Трусит, трусит лихорадка
Любезного моего.
Уж ты, бабка, ты отгадай-ка,
Ты узнаешь отчего.
Говорили – простудился
На гулянье ввечеру.
В понедельник он влюбился,
А во вторник пострадал;
В среду прослезился,
В четверг Машеньке сказал:
«Что ты, Маша, не веселишься,
Призадумавши сидишь?
Редко уж резвишься
И на посиделки не спешишь?»
Но что это за садик,
За зелененький такой?
А что это за милой,
За любитель дорогой?
Пустил он славушку худую,
По всем улицам позор,
Нельзя Маше по улице погулять,
В хороводе поиграть:
Все ее ругают и бранят.
Простясь с балами, с пирами
В шумной жизни городской;
Мне наскучило жить с князьями,
Я поеду в угол свой!
Хоть и маленький мой домик,
Не красив – да как же быть?
С тобой, милый мой дружочек,
Без забот можно прожить.
В доме нет больших затей,
Пышностей не сыщешь в нем;
Нет швейцаров и лакеев,
Просто все в углу моем.
Бронза в креслах не сияет,
Из казимиру нет гардин.
Солнце в люстрах не играет,
Для зимы лишь есть камин;
Серебро, сталь не дивит,
Ананасов нет в десерте;
И француз столом не правит,
Но русак сварит обед.
Сотня душ в моем поместье,
И прекрасно будем жить.
Три приятеля в соседстве,
Время есть с кем разделить.
Уланы, уланы!
У вас лошади буланы.
Где вы были, побывали?
«В Москве городе стояли,
Камеи мостик проезжали,
Ко вдовушке проезжали:
Просилися ночевати, постояти».
А вдовушка выходила,
Ночевать их не пускала,
Так речи говорила:
«У меня дворик маленек,
И горенка невеличка».
Силой воры во двор ворвалися,
Во горенку вобралися;
Садилися все порядком,
Все по лавкам.
Сам хозяин под окошком,
А вдовушка стала у печи;
Поджав свои белы ручки,
Ко ретивом сердечку.
«Как возговорит хозяин:
«Ты вдова ль, моя вдовина,
Вдова ль, горька сиротина!
Ты давно ль, вдова, вдовеешь?»
Вдовушка отвечала:
«Живучи во горе – забыла,
Много слез в горе ронила».
«Ты вдова ль, моя вдовина,
Вдова, горька сиротинушка!
Как много ль у тебя, Вдова, деток?»
«У меня деток троечка:
Два сыночка, третья дочка».
«Ты вдова ль, моя вдовина,
Подойди, вдова, поближе,
Поклонись мне пониже;
Ты сними с меня черну шляпу,
А во шляпоньке платочек,
Во платочке узелочек,
В узелочке перстенечек,
Которым мы обручались,
Как с тобой венчались».
Тут вдовушка возрадовалась,
На шеюшку бросалась,
В уста его целовала,
К ретиву сердцу прижимала.
В новы сени выходила,
Малых детушек будила:
«Встаньте, детушки, проснитесь!
Встаньте, малы, пробудитесь!
Как приехал мой друг милый,
А ваш батюшко родимый:
Он приехал не год годовати
И не ноченьку ночевати –
Один только часик часовати.
«Ты стой, моя соснушка, ты стой, не шатайся!
Живи, моя сударушка, ни в чем не печалься!
Когда грусть, тоска найдет, поди разгуляйся;
Когда грустней того будет, пиши ко мне письма».
«С кем же письма мне к тебе писати?
С кем же письма к тебе послати?»
«Ты пиши их, пиши с добрыми людьми,
Ты пошли их с добрыми шабрами,
С добрыми людями, с ближними шабрами».
«Где же будет мне тебя сыскати?»
Сыщи меня в городе Казани
На съезжем базаре.
Уж вы, ветры мои, ветерочки,
У вас тоненькие голосочки!
Вы не дуйте-ка во лесочке,
Не шатайте вы в бору сосну,
И так сосенке стоять тошно,
Стоять ей тошно от кручинушки!
Стоит сосна на песочке,
Как на крутеньком бережочке;
Не водою сосенку подмывает,
Горностай к сосенке подбегает,
Злы коренья подъедает.
С вершинушки сосны сучки гнутся,
К этой сосенке пчелы вьются;
Они вьются, не привьются;
Сучки гнутся, не пригнутся.
У молодца кудри вьются,
На молодце печаль, горе –
Отдают моего дружка во солдаты.
Над реченькой быстрою
Два вьюнушка вьются.
Вилися, вилися,
Да врозь разлетелися.
Садилися при лугах в долине,
Промеж себя речи говорили:
«Тошно, тошно, кто кого любит,
Тошней того, кто с кем расстается».
Расставался милый со милою,
С красной девицей душою.
Миленький по улице ходит,
Душу Анночку за рученьку водит.
Молодая жена в окошечко смотрит,
Со слезами она Бога просит:
«Создай, Боже, с небес тучу грозну,
Убей, убей постылого мужа,
Помилуй, Бог, милого друга.
Что это в поле за травонька?
Что во чистом за муравонька?
Она день растет, ночь шатается,
Во чистом поле расстилается.
Что это есть за цветики,
Цветики лазоревые?
Они днем растут, ночью цвет упадает.
Что это есть за милый друг?
Милый, задушевный друг!
Ни день, ни ночь с ума нейдет.
Ввечеру поздно я, молодешенька,
Спать во тереме ложилася.
Не хорош мне ночью сон привиделся.
Будто терем растворен стоит
И окошечки раскрытые;
Будто мой милой в головах стоит.
Он целует мои руки белые,
Руки белые, руки нежные,
Прижимает меня к ретиву сердцу.
Ото сна я, девушка, пробудилася,
Пробудившись, испугалася;
Вдруг мой милый слово вымолвил:
«Не пугайся, моя милая,
Я не вор к тебе пришел,
Я не вор и не разбойник;
Я пришел к тебе спроситися,
Спроситися, твоей милости доложитися:
Я хочу, мой друг, женитися».
«Ты женись, женись, неверный!»
«Не сердись ты на меня, моя милая,
Я любить тебя буду боле прежнего».
«Я твоему венцу не разлучница,
Я твоим гостям не разгонщица,
Я твоей жене не постельница.
Не светить месяцу по-зимнему,
Не греть солнышку по-летнему,
Не любить дружка по-прежнему».
Сторона ль моя, сторонушка,
Сторона ль моя, незнамая,
Незнамая, незнакомая.
На сторонушке квартирушка,
На квартирушке зазнобушка,
Зазнобушка красна девушка,
Белолицая, круглолицая,
Чернобровая, черноглазая!
Уж не ты ль меня высушила?
Без мороза сердце вызнобила.
Высоко звезда восходила,
Выше леса, выше темного,
Выше садика зеленого.
Пролегала тут дороженька,
Шириной она не широкая,
А длиною – конца-краю ей нет!
На дорожке нова улица,
Нова улица московская,
Что московская, посадская,
Как построена тут тюрьма темная.
В ней дубовая дверь, тяжелая,
Запертая замком крепкиим,
Замком крепкиим, немецкиим.
Во тюрьме сидит невольничек,
Невольничек, добрый молодец,
Молодец, донской казак
Чернышев Захар Григорьевич.
В железах ноги скованы,
В кандалах руки заклепаны,
Сидит молодец задумавшись,
Задумавшись, пригорюнившись.
О своей тужить сторонушке,
О своей стороне - младой жене.
Калину с малиной
Вода поняла;
На ту пору матушка
Меня родила.
Не собравшись с разумом
Замуж отдала;
На чужую сторонушку
За неровнюшку
Во лиху семью.
Чужая сторонушка
Без ветру сушить;
Чужой отец с матерью
Без дела бранит.
Посылают меня, молоду,
В полночь по воду;
Зябнут, зябнут ноженьки
У ключа стоя, Прищипало рученьки
К коромыслицу.
Текут, текут слезоньки
По белу лицу;
Утираю слезоньки
Белым платком;
Утираю горькие
Тонким рукавом.
Не буду я к матушке
Ровно три года,
На четвертый, горькая!
Пташечкой полечу.