Становление органов власти и аппарата управления
Приход к власти большевиков в октябре 1917 года повлек за собой изменение структуры властных органов всей России. На совместном заседании исполкома губернского Совета крестьянских депутатов и Вологодского Совета рабочих и солдатских депутатов, проходившем 27 октября 1917 года в Вологде, обсуждалось отношение "комитетов к вопросу о власти и определение точки зрения на источник ее организации". В частности, М. К. Ветошкин - председатель Вологодского губисполкома с апреля 1918 по январь 1920 года, ответственный секретарь Вологодского губкома РКП(б) с ноября 1918 по январь 1920 года - заявил в начале этого заседания, что "ввиду возможных разногласий не следует ставить и разрешать первого вопроса, а занять выжидательную позицию впредь до выяснения положения в центрах; на местах мы можем иметь всеобщую задачу борьбы с контрреволюцией... Если поднимается вопрос по существу, то... мы должны признать власть нового правительства, т. к. она избрана Всероссийским съездом и действительно осуществит то, что необходимо для страны". На этом заседании было решено признать новое правительство и всю власть в губернии передать "Комитету революционного порядка" в составе двух представителей от Совета рабочих и солдатских депутатов, двух - от губернского Совета крестьянских депутатов, одного - от городского самоуправления, одного - от комиссариата1.
Реальные преобразования государственного аппарата на Европейском Севере России начались с середины 1918 года. М. К. Ветошкин впоследствии отмечал, что только первый Вологодский губернский съезд Советов, прошедший в апреле 1918 года, "по характеру принятых им решений по справедливости надо назвать учредительным съездом Советской власти в губернии. До этого времени наш советский аппарат находился еще в зачаточном, хаотичном состоянии. Только со времени первого съезда начинает оформляться советский аппарат и только с этого времени Советская власть становится реальным хозяином в губернии"2.
В первой половине 1918 года в северных губерниях России в основном продолжала действовать дореволюционная система государственных учреждений, сохранялись земства и городское самоуправление. Только в мае-июне 1918 года постановлением Вологодского губисполкома и приказом наркома М. С. Кедрова были окончательно ликвидированы Вологодская губернская земская управа и городское самоуправление3. М. К. Ветошкин объяснял задержку в процессе упразднения земского самоуправления в губернии необходимостью постепенного и организованного перехода всего земского хозяйства под контроль советских органов, чтобы избежать возможного ущерба для него4. Однако М. С. Кедров считал, что затягивание процесса ликвидации земских учреждений в Вологодской губернии произошло по вине местных чиновников и явилось результатом их политической незрелости.
Формированием провинциальных органов Советской власти руководил Народный комиссариат внутренних дел (НКВД). В соответствии с инструкцией НКВД "Об организации Советской власти"5 к середине 1918 года в структуре Вологодского губернского исполнительного комитета было создано 12 отделов6. Однако Гражданская война и интервенция внесли заметные коррективы в структуру местной власти. 7 июля 1918 года Вологодский губисполком объявил Вологодскую губернию на военном положении и создал Чрезвычайный революционный штаб (во главе с М. К. Ветошкиным), которому передал всю власть7. На совещании ответственных работников Кадниковского уезда и членов уездного исполкома, прошедшем 2 июня 1919 года, было решено "объявить уезд на чрезвычайном осадном положении, передав всю власть в уезде Военно-революционному совету", и ходатайствовать перед центром о направлении в Кадников ответственного руководителя этого совета8. События Гражданской войны и интервенции определили тенденцию к переносу центра тяжести во властной структуре с гражданских на военные органы, вследствие чего, например, председатель Тотемского уездного исполкома А. И. Носырев в январе 1919 года сообщил председателю Вологодского губисполкома, что "уездвоенкомы, совершенно не считаясь с местным Советом, заняли в полном смысле самостоятельную сепаратную политику" и убеждают население в том, что "в данное время ввиду введения осадного положения вся полнота власти переходит от исполкома уездвоенкомам... Волостные военные комиссариаты, беря пример с уездвоенкомов, совершенно не признают волостных исполкомов...9" . На совместном заседании Тотемского уездного исполкома и президиума уездного комитета РКП(б), проходившем 28 января 1919 года, отмечалось, что "ввиду вторжения уездвоенкомов в сферу прямой деятельности исполкома и желания играть роль высшей власти в уезде много раз вызывало необходимость умерять пыл военных комиссаров...". В случае, если губисполком не уволит уездных военных комиссаров, исполком намеревался сложить с себя полномочия10.
Вологодская губерния была прифронтовой и практически не испытала военных действий, поэтому создание органов власти здесь не прерывалось в годы войны. При формировании органов исполнительной власти Советской России преемственность с дореволюционными учреждениями имела положительное значение. Так, например, организация продовольственных органов в Вологодской губернии в 1918 году опиралась на соответствующий аппарат управления, сформированный до революции11. Создание новых учреждений, не имевших предшественников, проходило медленнее. В апреле 1919 года заведующий Вологодским губернским почтово-телеграфным управлением А. Кузнецов докладывал Вологодскому губисполкому о том, что органы управления связи на местах продолжают оставаться "в таком виде, в каком были до революции"12. Начавшие же работу губернские учреждения еще в течение нескольких лет создавали свои структуры, организовывали систему взаимоотношений с другими органами власти и уездами. По словам заведующего Вологодской губернской РКИ В. К. Голованова, выступавшего на губернском съезде Советов в июне 1921 года, работа большинства отделов Вологодского губернского совнархоза (его создание началось в 1918 году) и в начале 1920-х годов не выходила за пределы города Вологды13.
Формирование новых административных учреждений на уездном, волостном и сельском уровнях сопровождалось еще большими трудностями. Значительную помощь в этом процессе оказали инструкторы губисполкома, направленные в уезды. В ходе инспекторских поездок по Вологодской губернии эти чиновники проводили реорганизацию волостных и уездных исполкомов. Инструктор информационно-инструкторского подотдела отдела управления Вологодского губисполкома С. В. Лебединов в результате ревизионного обследования волостных исполкомов Вологодского уезда в марте-апреле 1919 года пришел "к заключению о необходимости прежде всего создать при исполкоме сильный и здоровый технический аппарат, вообще канцелярская часть в большинстве волостных учреждений сильно хромает"14. Этот же работник в ходе ревизионного обследования органов власти города Каргополя в июне-июле 1919 года сделал следующие записи в своем рабочем дневнике: "26 июня... знакомились с положением дел УИКа. Первое, что ярче всего бросилось в глаза, - это отсутствие отдела управления как такового... Все вопросы решались единолично заведующим, каковой... кстати, состоял председателем ЧК. Мы устроили первое коллегиальное заседание в отделе управления ... решили вопрос о ликвидации ЧК, предложили функции последней передать отделу управления..."; "16 июля... заседали в коллегии земотдела совместно с председателем уездного отдела управления, упродкома и уездного отдела по просвещению. Продолжали разработку вопроса о реорганизации всех волостных органов власти. По всестороннем обсуждении пришли к общему выводу о необходимости разбить весь уезд на 7 районов и во главе каждого района поставить ответственного партийного работника, и приступить немедленно к перестройке советского аппарата, и попутно организовать в волостях районные крестьянские советы. Организацию отделов народного просвещения провести по районам"15. Инструктор информационно-инструкторского подотдела отдела управления Вологодского губисполкома А. Д. Недосекин при инспектировании Печниковской волости Каргопольского уезда в августе-сентябре 1919 года добился реорганизации волисполкома, в результате чего, по его словам, были "аннулированы отделы продовольственный и народного образования. Из числа 7 членов оставили 3 (председателя, секретаря, товарища председателя)"16.
Сложившаяся в 1920-е годы структура местных органов власти была существенно изменена в ходе преобразования административно-территориального деления Европейского Севера России в конце 1920-х годов. Спустя десятилетие после начала создания органов большевистской власти начался процесс их реорганизации, сопряженный с множеством объективных и субъективных трудностей. Это был важный момент в жизни вологодских органов власти и вологодского чиновничества.
В 1929 году была ликвидирована Вологодская губерния. На ее месте был образован Вологодский округ с административным центром в городе Вологде17. Вологодский округ стал составной частью Северного края с центром в городе Архангельске. Прежнее губернское чиновничество было подчинено краевой власти. Однако процесс реорганизации Вологодской губернии шел довольно трудно. Это было связано с комплексом противоречий между руководителями губернии и краевыми чиновниками.
Главной причиной конфликтов являлось различие во взглядах на дальнейшее развитие экономики северного региона. Ответственный секретарь Архангельского губкома ВКП(б) С. А. Бергавинов (с 1929 - первый секретарь Северного краевого комитета партии) основным направлением экономики Северного края считал экспорт леса. В результате развития лесной промышленности Европейский Север России должен был превратиться, по его мнению, в "деревянный Донбасс", приносящий стране валюту18. Руководители Вологодской губернии выступали против односторонней экономической специализации края, предлагая ориентировать регион и на сельскохозяйственное производство, и на лесную промышленность, при этом поставляя продукцию на внутренний рынок и на экспорт. В мае 1928 года Вологодский губисполком заслушал доклад губернской плановой комиссии по вопросу районирования. В нем отвергался проект вхождения губернии в Северный край. При этом Вологодский регион, по мнению докладчиков, должен был, как Архангельская и Северо-Двинская губернии, войти в качестве округов в Северо-Западную область с центром в городе Ленинграде. Президиум исполкома Вологодской губернии согласился с доводами плановой комиссии и принял ее доклад за основу, постановив "просить областной исполнительный комитет Северо-Западной области в срочном порядке рассмотреть проект присоединения упомянутых трех округов к Северо-Западной области"19. Вероятно, такое мнение местного руководства нашло поддержку и у некоторых чиновников центральных органов власти. В мае 1928 года в своем докладе глава Совета труда и обороны (СТО) и председатель плановой комиссии РСФСР Г. Я. Сокольников вообще не рассматривал вывоз леса как одно из направлений экспорта северного региона. Это вызвало в среде архангельских ответственных работников опасение по поводу создания единого административно-территориального образования и его хозяйственной специализации. В письме к председателю Госплана СССР Г. М. Кржижановскому С. А. Бергавинов указывал: "...мы из кожи лезем, чтобы увеличить лесоэкспорт, чтобы превратить наш Север во всесоюзную экспортную "лесопилку"... а такие выступления, как Сокольникова, если не расхолаживают нас, то немножко зарождают тревогу", в том числе и по вопросу районирования. С. А. Бергавинов писал: "...тут мы готовимся идти в смертный бой с Вологдой за их стремление... не создавать экспортной зоны лесов"20.
Несмотря на все доводы противников создания Северного края и вхождения в его состав Вологодской губернии, в 1928 году Президиумом Госпланов РСФСР и СССР было принято принципиальное решение об образовании Северо-Восточного края в составе Вологодской, Архангельской и Северо-Двинской губерний и автономной области Коми с центром в городе Архангельске21. Местные руководители, в том числе и вологжане, были вынуждены подчиниться, однако это решение Госпланов пока не было утверждено ВЦИК, а потому конфликты между чиновниками губерний не прекратились. Борьба за создание Северного края перетекла в русло споров по вопросу об административном центре нового образования. В сентябре 1928 года пленум Вологодского губкома партии высказался за создание центра в городе Вологде "как наиболее удобном географически и экономически и как наиболее отвечающем интересам развития края"22. Историк Л. А. Беданова, изучившая спорные моменты, связанные с местоположением центра Северного края, указывала, что притязания вологжан были "достаточно весомыми": "Уже тогда Вологда была крупным железнодорожным узлом, признанным центром кооперативного движения, в ней были управленческие аппараты многих региональных организаций, деятельность которых распространялась на весь Север"23. Однако и это обстоятельство не возымело действия на высшее руководство страны. В конечном итоге победила точка зрения Архангельского губкома ВКП(б) и лично С. А. Бергавинова: 3 января 1929 года было принято решение Политбюро, а затем Постановление Президиума ВЦИК от 14 января 1929 года "Об образовании на территории РСФСР административно-территориальных объединений краевого и областного значения". Таким образом, было законодательно оформлено создание с 1 октября 1929 года Северного края в составе Архангельской, Вологодской, Северо-Двинской губерний и автономной Коми области с центром в городе Архангельске24. В связи с новым административно-территориальным делением была изменена и структура советских и партийных органов управления. Во главе исполнительной власти на территории округа находился Вологодский окружной исполнительный комитет (окрисполком), который подчинялся Северному краевому исполкому как вышестоящей инстанции. На месте уездов и волостей были образованы районы. Аналогичные изменения произошли в партийных органах. Губернские структуры в течение марта-августа 1929 года постепенно передавали дела окружкомам, уездные и волостные комитеты - райкомам и горкомам партии25.
В 1928-1930 годах под давлением архангельских чиновников, партийных "чисток" бывшее вологодское губернское партийное и советское руководство было фактически лишено реальной власти в округе. В период образования Северного края краевыми чиновниками делалось все, чтобы отстранить от управления губернией, а затем и округом секретарей Вологодского губкома партии И. М. Шумилова и Г. Е. Чичерова, а также работников, которые являлись сторонниками самостоятельности Вологды. И. М. Шумилов был переведен на работу в Архангельск, где занял должность председателя краевой оргкомиссии КК-РКИ. Накануне и во время проведения первой Вологодской окружной партийной конференции (25-30 июля 1929) представители краевых органов власти - второй секретарь крайкома ВКП(б) С. С. Иоффе, военком стрелковой дивизии Л. С. Гринблат, заведующий оргинструкторским отделом крайкома М. М. Максимов - стремились столкнуть рядовых вологодских коммунистов с бывшим губернским руководством. О степени важности подавления "вологодской оппозиции" свидетельствовал тот факт, что о проведении конференции, выступлениях на ней сторонников и противников Г. Е. Чичерова через срочные письма и телеграммы информировался С. А. Бергавинов, находившийся в то время в Москве. В адрес чиновников Вологодского губкома звучали обвинения в "правом уклоне", создании условий для развития кулацких хозяйств, медленном проведении коллективизации. Л. С. Гринблат даже сравнивал положение в Вологодской парторганизации с нашумевшим делом в Астрахани, заявив, что "разница лишь в том, что в Астрахани выращивают рыбопромышленников, а у нас - кулаков"26. Вероятно, план краевого руководства состоял в том, чтобы конференция дала отрицательную оценку работе Вологодского губкома партии, что вынудило бы Г. Е. Чичерова к отъезду не только из Вологды, но и из края. Так, М. М. Максимов прямо говорил: "...наше решение - отсутствие всяких препятствий ... отъезду" Чичерова27. Этот план был осуществлен лишь наполовину. Участники конференции приняли положительную резолюцию по итогам деятельности Вологодского губкома ВКП(б), но Г. Е. Чичеров уехал из Вологды (откомандирован в распоряжение ЦК партии). Секретарем Вологодского окружкома ВКП(б) стал Г. М. Стацевич, один из сторонников С. А. Бергавинова.
Окончательный удар по "независимости" Вологды был нанесен в ходе ликвидации округов летом 1930 года. Постановлением бюро Северного крайкома от 27 июля 1930 года деятельность всех окружных аппаратов следовало свернуть к 1 сентября 1930 года28. Решение о ликвидации окружной системы было принято без учета мнений местных чиновников, что вызвало недовольство и скрытое сопротивление. Вологодские чиновники были обеспокоены своей судьбой, дальнейшим продолжением карьеры, так как большая их часть должна была в ходе ликвидации округов перейти на более низкие должности. Недовольство реформой вылилось в оттягивание сроков ликвидации окружных аппаратов, оказание давления на краевые органы с целью максимального расширения штатов краевых организаций29. Некоторые окружные чиновники воспринимали свое назначение в районы как ссылку, отказывались ехать в отдаленные районы. Так, один из ответственных работников Вологодского окрисполкома заявил: "...еду в любой район, кроме Сямжи, Шуйска, Толшмы, Кокшеньги, в противном случае - уезжаю из края"30. Несмотря на явное и тайное сопротивление чиновников, в ходе ликвидации окружной системы из Вологодского округа были отозваны и направлены в краевые и районные органы власти свыше 74 процентов ответственных работников - членов ВКП(б)31. В результате ликвидации окружной системы Вологда стала хотя и крупным, но всего лишь районным центром, а местное чиновничество опустилось вниз во властной иерархии.
В последней трети 1930-х годов, когда стала очевидной неэффективность социально-экономической политики превращения Европейского Севера России в "деревянный Донбасс", центральное руководство страны вернулось к идее самостоятельности Вологодского края. Местное чиновничество, отстаивая позиции региона, не упускало из виду и свои корпоративные интересы, так как от административного статуса территории зависели материальное благополучие ответственных работников, их приближенность к высшему руководству, возможности карьерного роста. В результате 23 сентября 1937 года была образована Вологодская область с административным центром в городе Вологде. Система партийно-советских органов нового образования строилась фактически с нуля, вследствие чего процесс становления областных властных структур проходил медленно. Управленческий аппарат Вологодской области сформировался лишь к началу 1940-х годов.
В целом создание Вологодской области положительно сказалось на социально-экономическом и культурном развитии региона. Органы управления получили значительную самостоятельность. Область стала напрямую подчиняться центру.
Кадровая политика в органах власти
Комплектование кадров ответственных работников было одной из важнейших проблем, стоявших перед центральными органами власти. Для центра было важно сформировать в местном аппарате большевистское ядро. Декрет СНК РСФСР от 31 января 1918 года установил порядок подбора служащих через биржи труда. Однако для лиц, принимаемых на ответственные должности, требовалось особое разрешение со стороны партийных структур32. Гражданская война повлияла на кадровую политику, обусловив детальную регламентацию механизма перемещений чиновничества. В апреле 1919 года СНК принял декрет "О воспрещении самовольного перехода советских служащих из одного ведомства в другое". Документ санкционировал наказание (лишение свободы или штраф) руководителям учреждений, принявшим на работу "самовольно" перешедших сотрудников33.
Недостаток служащих был настолько велик, что центральная власть в декабре 1919 года установила порядок допуска "отбывающих наказание в местах заключения... специалистов... на работы по своей специальности в советские учреждения"34. Заведующий отделом управления Вологодского губисполкома И. Д. Кунов в своем выступлении на IV губернском съезде заведующих отделами управления в январе 1921 года отметил, что до середины 1920 года канцелярия Вологодского губернского отдела управления состояла "из работников из лагеря принудительных работ", которые не работали, а старались "вывернуться из того положения, в котором они находились"35. Между предприятиями и учреждениями возникала "борьба" за работников. Например, в процессе формирования состава Вологодского губисполкома в декабре 1917 - январе 1918 года председатель губисполкома обратился к руководству некоторых предприятий (Главные Вологодские железнодорожные мастерские, "Контроль перестройки линии Вологда-Архангельск") с просьбой освободить от прежней службы конкретных товарищей и направить их в распоряжение исполкома с сохранением заработка по месту прежней работы36. Спустя месяц, в феврале 1918 года, из Главных Вологодских железнодорожных мастерских в губисполком пришло "извещение" с просьбой довести до сведения членов исполкома, ранее переведенных из мастерских, что "они избраны в совет по управлению мастерских, а посему просим по возможности освободить их от занимаемой при Вологодском Совете должности..."37.
Кадровая политика большевиков содержала противоречие между декларацией о выборности ответственных работников и системой назначаемости на практике. В августе 1918 года в президиум Вологодского губисполкома поступило письмо заведующего отделом управления губисполкома, касающееся вопроса о том, кто может занимать руководящие должности в исполкомах - избранные или назначенные работники. Автор письма считал целесообразным придерживаться принципа назначаемости чиновников и указывал, что в действительности ответственным работникам "отчет приходится давать не избирателям, а партии, которая направляет действия"38. При подборе кадров на ответственные должности провинциальные чиновники исходили из собственных представлений и интересов. Их раздражало вмешательство центра в местные кадровые проблемы. Обращает на себя внимание обсуждение вопроса о новом губернском комиссаре продовольствия на одном из заседаний Вологодского губисполкома в январе 1918 года. Этот работник был назначен из Петрограда без согласования с местным руководством. Кроме того, центральная власть поручила новому руководителю, а также всему Вологодскому губисполкому обеспечить отправку в Петроград четырех вагонов сахара, стоявших на станции в Вологде и предназначенных для Перми и Вятки. Новым назначением члены губисполкома были настолько недовольны, что расценили это как "дезорганизацию власти", выразили протест, а также запретили вывоз сахара в столицу39.
Уездные чиновники рассматривали кадровые назначения, инициированные губернской властью, как грубое посягательство на самостоятельность и нарушение законного права выборности работников. Из стенограммы телефонного разговора председателя Вологодского губисполкома с секретарем Тотемского уездного исполкома, состоявшегося 22 января 1920 года, следует, что губернская власть обязала уездных работников подчиниться кадровому решению губисполкома. Уездные чиновники выступили против того, чтобы ими "и вообще населением управлял кто-то по назначению". Однако попытка уездного исполкома противостоять вышестоящему органу успехом не увенчалась40.
В первые послереволюционные годы центральные партийные органы осуществляли подбор кадров путем массового перемещения работников. ЦК РКП(б) сообщал в регионы, что плановые переброски чиновников производятся ЦК в общереспубликанском масштабе каждые три месяца, губкомы партии один раз в три месяца обязаны пересылать в ЦК карточки на кандидатов к перемещению. На таких же условиях должна была реализовываться кадровая политика на уездном уровне власти. Кандидатами к перемещению становились ежегодно не менее 20 процентов от общего количества ответственных работников41.
IX Всероссийская конференция РКП(б) (сентябрь 1920) закрепила главный принцип кадровой политики, заключавшийся в "систематическом перемещении ответственных работников с места на место, дабы дать им возможность шире изучить советский аппарат и облегчить им задачу борьбы с рутиной"42. Переход служащих с партийной на советскую работу регламентировался политической линией Коммунистической партии, утвержденной X съездом РКП(б) (март 1921), согласно которой "в целях борьбы с ведомственностью необходимо систематическое перемещение товарищей с одной отрасли работы на другую"43. Типичным примером данной политики являлись произошедшие с марта по июнь 1922 года в Вологодском губисполкоме кадровые изменения: заведующий губернским отделом социального обеспечения М. В. Мясников по ходатайству горисполкома и постановлению бюро губкома РКП(б) переведен на должность заведующего городским коммунальным отделом; заведующий губернской рабоче-крестьянской инспекцией А. И. Молчанов по постановлению "губпартсовещания за нетактичный подход к делу при ревизии губпродкома и за самовольные поездки в Москву без предварительного уведомления президиума губисполкома отзывается от должности"; заведующий губернским отделом труда А. К. Дурново по ходатайству губпрофсовета и постановлению бюро губкома РКП(б) и президиума губисполкома назначен заведующим I государственной типографией44.
Первоначально провинциальные советские органы власти пытались воспрепятствовать партийному вмешательству в кадровую политику. Например, в марте 1919 года Грязовецкий уездный исполком постановил "запросить профессиональный совет о фактах увольнения, перемещения или приглашения служащих партией коммунистов без ведома профсоюзов и коллегий учреждений"45. В провинции возникли омнения в правильности политики "систематических перемещений". Так, на VIII Вологодской губернской партийной конференции (сентябрь 1921) делегат Разумовский высказал мысль о том, что выборы членов губкома "на каждой конференции вредят работе, ибо нет тогда преемственности и это - колоссальное наше зло... Если меня сегодня будут держать на партийной работе... потом перебросят в совнархоз, потом в ревтрибунал, я, наверное, плохо буду работать, ибо я не сделаюсь ни хорошим хозяйственником, ни хорошим администратором"46. В 1922 году ответственный секретарь Вологодского губернского экономического совещания И. Е. Ермолаев на страницах местного партийного журнала высказал мысль о полной нецелесообразности "мобилизаций и частых переводов товарищей с одного места на другое, так как здесь забывается основное явление - громадное рассеяние энергии, нужное для приспособления работника к новым условиям жизни..."47. Бывший ранее ответственным секретарем Вологодского губкома РКП(б) А. В. Мальцев писал в 1921 году о кадровой политике на местах: "Все, кому приходилось участвовать в составлении списков новых исполкомов, партийных комитетов, даже при намечании бюро ячеек, знают, с каким трудом удается набрать полный состав... Желающих занять тот или другой пост, конечно, находится всегда достаточное количество, но действительно способных выполнять связанную с этим постом работу - чрезвычайно мало. И часто... "из неподходящих вообще" мы выбираем лишь менее "неподходящего""48. Новые назначения воспринимались ответственными работниками неоднозначно. На IX Вологодской губернской партийной конференции в феврале 1922 года заведующий агитационным подотделом Вологодского губкома РКП (б) А. С. Бирилло заявил, что некоторые работники воспринимают должностные перемещения "как личную обиду"49. С другой стороны, отдельные уездные работники сами инициировали перевод в губернский центр с целью занять материально обеспеченное положение в губернском аппарате власти50.
С окончанием Гражданской войны центральные органы приступили к совершенствованию механизма реализации кадровой политики. IX Всероссийский съезд Советов (декабрь 1921) установил, что губернские, уездные и волостные съезды должны созываться один раз в год51. Срок исполнения чиновниками своих полномочий увеличился. Это придало большую стабильность аппарату власти. Для учета ответственных работников решением Всероссийского совещания секретарей губкомов РКП(б) (декабрь 1921) все чиновники губернского уровня были разделены на 14 групп. Каждой группе соответтвовала отрасль народного хозяйства или управления. Основной целью учета стал сбор информации о специалистах для будущего рационального их использования в аппарате управления. Учет и контроль над ответственными работниками был сосредоточен в партийных органах. Попытки ВЦИК по своей линии организовать учет беспартийных служащих не дали желаемого результата. В декабре 1923 года ЦК РКП(б) принял окончательное решение о ликвидации "существовавшей во ВЦИК системы учета", для получения кадровой информации советские органы отныне должны были обращаться в партийные структуры52.
В 1923 году вступила в действие номенклатурная система. Постановлением оргбюро ЦК РКП(б) от 12 июня 1923 года вводился особый порядок учета и перемещения ответственных работников: номенклатура № 1 и № 2. К первой относились должности, назначение на которые производилось только по решению ЦК РКП(б), ко второй - с согласия орграспредотдела ЦК партии. В дальнейшем механизм учета был расширен "Дополнением к номенклатуре № 1" (должности, при назначении на которые требовалось согласие ЦК партии) и номенклатурой № 3 (должности, назначение на которые производилось местными органами власти самостоятельно). Согласно номенклатурным спискам, выработанным центральными партийными органами, учет служащих должен был проводиться по 14 отраслям народного хозяйства53. Отраслевая схема преломлялась на всех уровнях власти.
Введение в 1923 году номенклатурных списков явилось новым шагом в развитии системы учета и контроля государственных служащих. Орграспредотдел ЦК РКП(б) в 1924 году указывал, что "идеалом нашей партии являлась бы своеобразная милиционная система в госаппарате ... при которой партия могла бы в любой момент чуть-чуть начинающего портиться работника снимать с госработы, бросать, на производство и взамен него... поставить рабочего от станка"54. Новая система учета предполагала усиление роли центра при peшении кадровых вопросов, увеличение круга учитываемых должностей. К концу 1920-х годов номенклатурная система стала механизмом контроля партии над государственным аппаратом. Она способствовала тому, что провинциальное руководство было ограничено в проведении кадровой политики на "своей" территории, местные чиновники лишь "принимали к руководству" решения ЦК партии об освобождении тех или иных ответственных работников от служебных обязанностей, их отзыве из региона. Случаи "саботажа", сопротивления назначениям из центра в 1930-е годы были редким исключением. Так, в конце 1937 года в аппарате оргбюро ЦК ВКП(б) по Вологодской области среди его руководителей были распространены "антистоличные настроения". Вологодские партийные чиновники пытались сформировать личный состав аппарата обкома в основном из местных работников, не требуя кадров из Москвы или Ленинграда, заявляя, что "наши северные работники лучше ленинградских"55.
Своеобразным способом уйти от "кадрового диктата" центра являлось использование личных и деловых связей. В последней трети 1930-х годов практика "семейственности", "артельщины" была подвергнута резкому осуждению. В Северной областной парторганизации констатировали, что "артельщика" имела место как в бывшем крайкоме, так и в райкомах и горкомах Северного края. В сентябре 1937 года первый секретарь Северного обкома партии Д. А. Конторин в докладной записке на имя заведующего ОРПО ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова сообщал, что в организации "подверглась критике" деятельность бывшего первого секретаря Севкрайкома В. И. Иванова, "особенно в вопросах неправильного подбора руководящих кадров по принципу личной дружбы". Д. А. Конторин указывал, что с приездом в 1931 году В. И. Иванова в Северный край "им была привезена группа работников, работавших вместе с ним в Средней Азии и на Северном Кавказе". К числу "людей Иванова" он относил и секретаря Вологодского горкома ВКП(б) И. Л. Эльяшберга56. В качестве примера приводился подбор руководящих кадров в Великоустюгском райкоме, где первый секретарь "т. Драчев привез с собой из Кичменгского Городка хвост старых знакомых: т. Барболина - зав. культпропом, т. Семушина - зав. РОНО и др."57.
Подбор работников в партийно-советский аппарат осуществлялся и через выдвиженчество, то есть привлечение к управлению рабочих и крестьян. Выдвиженчество являлось обратной стороной "борьбы со спецами", ставившей своей целью изгнание из аппарата управления "классово-чуждого" элемента и замены старых специалистов пролетарскими кадрами. Выступая 3 августа 1929 года на открытии первого Вологодского окружного съезда Советов, председатель окружного исполнительного комитета М. А. Эглит подчеркивал, что "единственный путь к созданию аппарата, способного проводить генеральную линию партии, - это поголовное вовлечение трудящихся в непосредственное строительство социализма", привлечение к управлению рабочих, батраков, бедняков58. Согласно разработанной в 1928 году инструкции, выдвиженцем являлся рабочий или крестьянин "от станка или сохи", выдвинутый на постоянную руководящую работу59. В решении Севкрайбюро от 28 сентября 1929 года указывалось, что в органы власти могли выдвигаться лишь "рабочие и батраки, имеющие производственный стаж не менее 3 лет и работающие в данный момент". Преимущество отдавалось коммунистам60.
Контроль за формированием личного состава аппарата управления сводился к ведению различной учетной документации, составлению характеристик, проверке представленных биографических сведений. В конце 1930-х годов в Вологодском обкоме партии существовала практика, когда чиновники вызывались в отдел кадров обкома "для беседы и выявления личных качеств". Все полученные сведения заносились в папку "Личное дело" как "характеристика политических и деловых качеств ответственного работника"61. До внесения кандидатуры на утверждение бюро обкома инструктор или заведующий сектором отдела кадров могли обращаться к архивным данным, материалам Комиссии партийного контроля, в профсоюзные организации по месту прежней работы. Во второй половине 1930-х годов к подбору ответственных работников активно подключились органы НКВД, которые тщательно проверяли каждую кандидатуру на предмет социального происхождения, лишения избирательных прав самих чиновников или их родственников, имущественного положения до и после октября 1917 года, фактов и причин исключения из ВКП(б) и снятия с должности. После анализа представленных документов, беседы работника с заместителем заведующего отделом кадров или секретарем по кадрам (секретари, заведующие отделами обкома, горкомов, райкомов, их заместители, ответственные сотрудники обкома ВКП(б); секретари обкома, горкомов, райкомов ВЛКСМ обязательно должны были представляться лично секретарю по кадрам для беседы) отдел кадров давал заключение, которое выносилось на утверждение бюро парткома. В докладной записке отдела кадров Вологодского горкома ВКП(б), направленной в Вологодский обком в декабре 1939 года, указывалось: "...для того, чтобы подобрать и вынести на утверждение, нам пришлось вызвать не менее 50 товарищей и персонально с ними побеседовать, навести справки с места их прежней работы"62. Такие встречи не были формальными, так как нередко предлагаемые нижестоящими организациями кандидаты по разным мотивам (o тполитических до бытовых) отвергались бюро парткома. Например, в конце 1939 года Вологодским горкомом партии из 50 кандидатур, выдвинутых первичными организациями на ответственные посты, только 23 человека были утверждены в номенклатурных должностях63.
В целом сложившаяся на протяжении 1920-х-1930-х годов номенклатурная система объективно способствовала упорядочению работы с чиновниками, обеспечивала стабильность политической системы через регулирование кадрового состава на местах. Номенклатурный работник находился в полном распоряжении партийных комитетов, решением которых он мог быть перемещен, "мобилизован", "переброшен" на любой участок народного хозяйства. Этот механизм подбора кадров не был большевистским изобретением. По мнению некоторых исследователей, истоки номенклатурной системы Советской России были заложены "Табелью о рангах" Петра I, которая просуществовала до ноября 1917 года. В частности, В. А. Божанов отмечал, что согласно этому порядку "все перемещения, увольнения и взятия на службу чиновников IX-VII классов решались на губернском (местном) уровне. IV-V классы определялись уже решениями министерств и главных управлений. А высшие чиновники, формирующиеся из I-IV классов, относились к компетенции только царя"64.
Административный процесс
Взаимодействие органов власти
Созданная в конце 1917 года, центральная власть вначале слабо представляла систему функционирования аппарата управления. В регионах ситуация была еще сложней. Местным чиновникам казалось, что теперь они самостоятельно будут решать судьбу губерний, уездов и волостей. В первое время губернские органы власти, решая экономические вопросы, проявляли определенную независимость от центра. Так, в 1919 году совместным решением отделов Вологодского губисполкома и губернского кооперативного союза в губернии были повышены закупочные цены на сливочное масло. Основанием для этого шага явилась ситуация, при которой крестьяне из-за низких закупочных цен перестали сдавать молочную продукцию на маслозаводы. Более того, некоторые районные кооперативные союзы самостоятельно увеличили цены на масло. В телеграмме Вологодского губернского продовольственного комиссара И. Е. Ермолаева наркому продовольствия А. Д. Цюрупе отмечалось, что "постановление санкционировало только то, что произошло в жизни". Кроме того, Вологодский губернский продовольственный комиссар ссылался на "принципиальное" согласие А. Д. Цюрупы на это повышение цен. В ответной телеграмме Вологодскому губернскому продкомиссару нарком продовольствия сообщал, что "никогда никому не давал принципиального согласия на повышение цен, никому не передоверял право повышения цен... Обязаны были не потворствовать, а бороться со спекуляцией кооперативов... Отстраняю Вас от должности и подвергаю Вас аресту на 7 дней". Секретарь ЦК РКП(б) Е. Д. Стасова поясняла, что "Ермолаев арестован за самочинное взвинчивание цен на масло, разрушающее работу продовольствия, и неисполнение предложения Наркомпрода отменить цену". После получения этих телеграмм Вологодский губисполком принял решение о "безусловно, правильных" действиях губпродкома, а также обратился к наркому продовольствия с просьбой утвердить постановление губпродкома и оставить И. Е. Ермолаева в своей должности. Более того, для разрешения конфликта в ЦК РКП(б) выехали представители Вологодского губисполкома65. Центральная власть в первые послеоктябрьские годы не всегда соблюдала управленческую дисциплину и принципы иерархии учреждений. В сентябре 1918 года отдел управления Вологодского губисполкома обратился в отдел местного управления НКВД за разъяснением того, почему центр "обходит" губернские органы и направляет распоряжения и циркуляры "непосредственно в уезды, каковые со своей стороны исполнение распоряжений посылают непосредственно, минуя губсовдеп". Данный подход, по мнению вологодских чиновников, "нарушает порядок централизации и лишает нас возможности информировать Вас о положении дел на местах"66.
На характер взаимоотношений центральной и региональной властей того времени проливает свет выступление заместителя губернского продкомиссара И. Е. Ермолаева на съезде райпродкомиссаров и представителей райсоюзов Вологодской губернии, состоявшемся 25 июня 1919 года. Он заявил о том, что центральные власти при распределении хлеба по стране руководствуются не фактическим положением дела, а "количеством ходоков от губпродкомов и населения", "количеством слезных телеграмм от губпродкомов"67. Обращает на себя внимание выступление на VIII Вологодской губернской партконференции (сентябрь 1921) представителя ЦК РКП(б) т. Муранова. Характеризуя исполнительность местного аппарата, он заявил о том, что СТО обратился "в лице т. Ленина в Вологду: "...мобилизуйте товарищей, пять человек для погрузки семенного зерна в другие губернии". Какой ответ получил т. Ленин? ... "Ввиду того, что у нас произведена мобилизация на Кронштадтский фронт, ввиду отсутствия работников, ввиду того, что зерно грузится не нам, отказать". Между тем при всяком случае ссылаются на т. Ленина, а вот вам и авторитет"68.
Характерные черты функционирования губернских органов власти копировались уездными чиновниками. Инструктор отдела управления Вологодского губисполкома Н. Н. Кубенский в докладе о результатах ревизии учреждений Кадниковского уезда, проведенной им в 1920 году, писал, что уездные работники "поругивают губернию и свысока критикуют провинцию, посылая туда инструкторов", которые "творят волю свою и что им вздумается"69.
Еще большую независимость от вышестоящих органов ощущали волостные органы власти. Заведующий информационно-инструкторским подотделом отдела управления Вологодского губисполкома А. А. Кудряков в докладе о результатах обследования Нестеровского волисполкома Вологодского уезда, проведенного им в марте 1920 года, указал, что нормативные документы центральной и губернской властей расклеены "по стенкам исполкома в полуизодранном виде" или "использованы для заклейки щелей в переборках". Часть постановлений и распоряжений практически никто не видел, так как, "пролежав с месяц в кармане т. Боброва, бывшего председателя волисполкома, выбрасывались затем как ненужные..."70.
Гражданская война внесла в аппарат власти военные настроения и склонность к жестким единоличным решениям, противоречащим установленному порядку. В результате этого, например, в 1919 году председатель Грязовецкого уездного исполкома Королев за выступление против Советской власти в одной из волостей единолично принял решение о прекращении отпуска товаров в эту волость. Президиум Вологодского губисполкома осудил действия уездного руководителя, отметив, что такая мера "может применяться только с согласия ГИК"71.
Военизация власти, передача полномочий чрезвычайным органам, существовавшим в первые годы Советской власти, в конечном итоге дестабилизировали систему управления. Работники этих органов были склонны любыми жесткими мерами достигать своих целей. Они считали себя полноправными хозяевами на вверенной им территории. Приведем несколько характерных примеров. Инструктор информационно-инструкторского подотдела отдела управления Вологодского губисполкома Н. А. Ковылев в ходе поездки по Каргопольскому уезду в июле-августе 1919 года записал в своем дневнике, что на станции Няндома "господствует железнодорожная ЧК, вмешивается не в свои дела, командует всем ... и говорит, что власть в наших руках, даже и губисполком подчинен нам..."72. В 1919 году М. К. Ветошкин в служебной записке председателю ВЦИК Я. М. Свердлову сообщал, что в городе Великом Устюге "городским комитетом партии было сделано постановление о производстве обысков у буржуазии, но благодаря влиянию некоторых коммунистов это вылилось в массовые обыски не только буржуазии, но и у членов губисполкома... Дискредитирован ГИК, три комиссара, у которых произвели обыски, отказались от работы... Со своей стороны считаю, что в Устюге работает осевшая там со времени эвакуации архангельская ЧК, которая, по сообщению местных партийных и ответственных советских работников, ведет ... политику дикого террора"73. Вельский уездный исполком на своем заседании 8 октября 1919 года рассмотрел вопрос об аресте председателя уездного исполкома И. С. Дмитриева, произведенном уполномоченным представителем особого отдела Реввоенсовета VI Армии. В результате обсуждения было принято решение "делегировать двух членов УИК тт. Конева и Михеевского, которым поручается выяснить причину ареста председателя УИК т. Дмитриева, ибо УИК изумлен и протестует против ареста... Исполком действия т. Дмитриева как председателя считает во всех административных отношениях правильными..."74.
Дополнительные трудности в работу аппарата власти вносила неразграниченность полномочий административных учреждений. Особенно это касалось партийных и советских органов, которые по ряду вопросов дублировали друг друга. Во многих случаях партийные комитеты ограничивали самостоятельность исполкомов и сами выполняли их функции. Это была общероссийская проблема, часто обсуждаемая в 1920-е годы на партийных съездах и конференциях. В июне 1922 года на заседании фракции РКП(б) Вологодского губисполкома ответственный секретарь Вологодского губкома партии С. О. Котляр заявил, что "неразграниченность функций между партийными и советскими органами нередко тормозила работу и не давала возможности правильно поставить ни советское, ни партийное дело... До сих пор советские органы, ставя свои вопросы на разрешение парткомов, фактически снимали с себя ответственность за проводимую работу..."75. Несогласованность по вопросу о разделении полномочий в управлении партийной работой в городе Вологде приводила к конфликтам между чиновниками губернских и городских комитетов РКП(б). В январе 1922 года бюро Вологодского губкома РКП(б) "на почве происходящих трений между горкомом и губкомом" решило "распустить горком, а вместо него организовать городской секретариат при губкоме". Однако в марте 1922 года губком вновь принял решение о создании в Вологде городского комитета партии76. Видимо, для ведения партийной работы в Вологде требовался отдельный городской орган власти.
В 1930-е годы механизм взаимодействия центральных и местных органов власти был выстроен на жестких принципах централизации, иерархии и единоначалия. Все нити руководства в провинции, как и в центре, были сосредоточены в партийных органах. Так, например, один из чиновников крайисполкома, пресекая попытки районных исполкомов Советов подчинить себе районные профессиональные советы, резюмировал: "РИКи недопоняли, что профсоюзами, как и Советами, у нас руководит партия"77. Фактическим органом управления какой-либо территории являлся соответствующий партком. На местного партийного лидера возлагалась вся ответственность за состояние не только соответствующей партийной организации, но и выполнение хозяйственных планов. В результате партийные чиновники вынуждены были переквалифицироваться в хозяйственных руководителей. В отчете Северного краевого комитета ВКП(б) за 1934-1936 годы указывалось, что "...многие заведующие отделами крайкома, секретари парткомов больше стали походить на хозяйственников, инженеров, забывая о том, что они являются политическими руководителями". Вологодский горком в своей работе часто подменял тресты, другие советские и хозяйственные организации78. Проблемы взаимодействия чиновников областных и городских парткомов в 1930-е годы решались за счет исполнения нескольких должностей одним работником. В конце 1930-х годов первый секретарь Вологодского обкома партии П. Т. Комаров одновременно являлся и первым секретарем Вологодского горкома.
Вместе с тем даже в условиях жесткой централизации системы управления между различными органами власти имели место несогласованность, разобщенность, противоречивость в действиях, а иногда и открытое неподчинение низовых структур вышестоящим инстанциям. Причины невыполнения заданий часто лежали в практической плоскости и диктовались реальной ситуацией, в которой местные работники все же разбирались лучше, чем их руководство. В 1929 году районные чиновники информировали Вологодский окружной исполком "о невозможности стопроцентного выполнения плана хлебозаготовок не только в установленные планом сроки, но и вообще", объясняя это отсутствием такого количества излишков хлеба у населения79.
В последней трети 1930-х годов у парткомов при решении важнейших кадровых, политических и социально-экономических вопросов появился "конкурент" в лице местных подразделений НКВД. Частыми стали конфликты между секретарями горкомов или райкомов, с одной стороны, и начальниками городских или районных отделов НКВД - с другой. В 1937 году секретарь Вологодского горкома ВКП(б) М. Т. Крейвис активно возражал против несанкционированных горкомом действий городского отдела НКВД по аресту "врагов народа". После этого аресты коммунистов в городе стали производиться по согласованию с секретарем горкома партии, но сотрудники НКВД не предоставляли ему какой-либо информации о степени виновности арестованных и ее доказанности. Начальник городского отдела НКВД мотивировал сложившееся положение тем, что он "не имеет полномочий уведомлять об этом горком". Не удовлетворившись ответом работника НКВД, секретарь Вологодского горкома обратился к Северному обкому партии с требованием вмешаться и принять решение: или он, или изменение отношений с карательным ведомством. Северный обком фактически встал на сторону горотдела НКВД, Крейвис был переведен в облисполком, а в ноябре 1937 года арестован80. В 1938 году неудачей окончились попытки Тарногского райкома партии поставить под свой контроль местный районный отдел НКВД. Некоторые его работники собирали на районное руководство, в том числе и на секретаря райкома партии, компрометирующие материалы без согласия и уведомления вышестоящих инстанций. Начальник райотдела НКВД игнорировал пленумы райкома, хотя являлся его членом. Заведующий сектором судебных и прокурорских органов отдела кадров Вологодского обкома отстранился от разрешения конфликта, тем самым косвенно признав независимость районного отдела НКВД81. Данные факты свидетельствовали о том, что в конце 1930-х годов сотрудники НКВД в результате кадровых репрессий получили определенную независимость и возможность влиять на политическую ситуацию в регионе.
Эффективность работы и компетентность чиновников
Местные учреждения и их подразделения в первые годы Советской власти работали во многих случаях недостаточно результативно. Изучение текстов выступлений уездных работников на IV Вологодском губернском съезде заведующих отделами управления (январь 1921) показало, что большинство отделов уездных исполкомов Вологодской губернии фактически бездействовало, совершая безрезультатные попытки путем письменных распоряжений направлять работу волостных органов82. Рассылка письменных директив и указаний на протяжении 1918-1930-х годов оставалась одной из наиболее распространенных в среде местного чиновничества форм руководства, но подобный метод был неэффективен. В докладе Северной краевой КК-РКИ о деятельности районных и сельских органов исполнительной власти Северного края за 1931 год приводилось мнение члена РКИ, присутствовавшего на заседании одного из райисполкомов: "Директивы получались все на один образец: такая-то кампания проходит слабо, надо усилить работу, за неисполнение - под суд... Как практически провести работу - об этом в директивах ничего не говорится" . К числу часто используемых способов контроля за деятельностью местных чиновников относилась и проверка письменной отчетности, по которой руководство судило об уровне работы подчиненных. В начале 1930-х годов райисполкомы должны были представлять 229 форм отчетности в год, сельсоветы - 48. Это во многом затрудняло работу местных органов власти, вызывало недовольство районных и особенно сельских чиновников, вынужденных значительную часть времени тратить на "выполнение этих бюрократических требований"84. Руководство и проверка деятельности управленцев низового уровня также осуществлялись путем командировок вышестоящих чиновников на места, проведения обследований, инструктажа на местах.
На эффективность административной деятельности учреждения влияла его структура. В исполнительных комитетах 1920-х годов, помимо отделов и подотделов, для решения конкретных вопросов создавались коллегии, комиссии, проводились совещания. Типичными для местных учреждений являлись проблемы, отмеченные в письме руководителей Грязовецкого уезда в адрес ВЦИК от 27 июня 1922 года. В нем говорилось, что система административного управления - это "чрезмерное нагромождение аппаратов один на другой, кроме того, загроможденных внутри себя и между собой разными комиссиями, подкомиссиями, надкомиссиями и чрезвычайными комиссиями без определенной и строгой регламентации своих компетенции..."85. Данное положение во многом сохранилось к концу 1920-х годов. В выступлении на XIII Вологодском губернском съезде Советов в апреле 1927 года заместитель заведующего Вологодской губРКИ Ф. Либликман обратил внимание на то, что "все наши учреждения привыкли при решении того или другого более сложного вопроса созывать комиссии и совещания... На практике... мы видим, что эти комиссии и совещания служат лучшими защитниками виновных при неправильном проведении того или другого вопроса"86. Одной из причин слабой результативности деятельности местной власти являлось принятие непродуманных и несогласованных решений. В отчетном докладе об административно-организационной деятельности Вологодского губисполкома за 1926 год признавалось, что служащие волостных исполкомов "еще недостаточно изучают законодательство и по ряду уездов имеются незаконные решения волисполкомов, так, например, по Вологодскому уезду уездным исполкомом отменено 14 незаконных решений... По Кадниковскому уезду по 13 волисполкомам... издано 23 обязательных постановления, из коих опротестовано прокуратурой частично 9 и целиком 4 обязательных постановления"87.
Основными причинами низкой эффективности деятельности чиновников в 1920-е-1930-е годы являлись нехватка знаний, невысокий уровень общей и политической культуры управленцев, их некомпетентность. Особенно остро эта проблема стояла перед работниками, ранее не имевшими опыта руководящей работы. Выступая на I Вологодском губернском съезде Советов в апреле 1918 года, губернский комиссар по делам призрения Е. М. Шекун сообщил: "Я, рабочий от молотка, поставлен был к совершенно почти незнакомому делу, и для меня было трудно приняться, тем более что из центра никаких инструкций и указаний не поступало. Да и декреты, опубликованные после в печати, давали только общие понятия, да и газеты не всегда доходили в Совет, и я чувствовал, что с делом не справиться, надо людей с известной практикой"88. И. П. Нелидов, работавший кочегаром в коммунальном городском хозяйстве, в 1929 году был направлен в Вожегодский район как инструктор райисполкома. В сообщении, адресованном Вологодской РКИ, он указывал: "...своих новых обязанностей не знал и не знаю... нет в РИКе даже своего стола... помощи - никакой, учиться не у кого - все загружены, носятся, бегают... 17 октября 1929 года послали на места по 10 кампаниям, при этом не дав ориентиров, приходилось учиться у сельсоветов, а не сельсоветы учить"89. В конце 1930-х годов большинство чиновников-выдвиженцев обладали опытом работы, но он был недостаточен для занятия более высоких должностей. Вологодский облисполком в характеристике на председателя Великоустюгского райисполкома указывал: "Тов. Опалихин не справляется с объемом работы, хотя честный и добросовестный работник, но данный объем ему велик"90. Некоторые работники осознавали некомпетентность и неэффективность своей деятельности. В письме, направленном в Северный крайком ВКП(б) в августе 1931 года, временно исполняющий обязанности секретаря Вологодского горкома партии т. Сидоров просил срочно прислать замену, так как ему "секретарство не по плечу"91. Секретарь Грязовецкого райкома партии И. С. Комаров, снятый с должности по решению бюро Вологодского обкома в 1938 году, признавал, что "плохо руководил работой РИКа, райзо и директорами МТС, брал слишком много на себя, подменял РК и в результате - не справился"92. Однако не все новые служащие "терялись" при вступлении в должность. Некоторым для полноценного исполнения управленческих функций требовалось нечто иное, чем профессиональные знания. Так, инструктор Вологодского губисполкома после обследования в 1919 году Вельского уезда докладывал, что один из новых советских работников обратился в Вельский совнархоз со следующей просьбой: "Вступил в исполнение служебных обязанностей, по роду деятельности нужен портфель и пепельница, прошу конфисковать и предоставить в мое распоряжение"93.
В 1918-1930-х годах довольно остро стояла проблема нерациональной организации труда служащих и загруженности их административными обязанностями. В анкете, заполненной в 1926 году, заместитель заведующего земельным управлением Вологодского уездного исполкома в 1924 -1926 годах Ф. А. Першанов указал, что на знакомство с работой в земельном управлении им было затрачено около четырех месяцев. Характеризуя свой рабочий день, он отмечал: "...в учреждении работаю... 8-9 часов, в других учреждениях на совещаниях вечерами - 1-2 часа, а иногда и больше"94. Совещания работников органов власти могли продолжаться до глубокой ночи. Например, заседания отчетно-выборного собрания Вохомской парторганизации Вологодской области 23-30 апреля 1937 года начинались с 9 часов утра и заканчивались к полуночи95. На одном заседании какого-либо властного органа рассматривалось до нескольких десятков вопросов разного объема. В материалах к первой областной партийной конференции указывалось, что бюро Вашкинского, Междуреченского, Никольского, Кичменгско-Городецкого райкомов "решают по 20-30 вопросов, перегружают повестку дня, вопросы не продуманы, решения слишком громоздки"96.
Нередко местные руководители, действовавшие по принципу "кто, если не мы", демонстрировали самоотверженность, пренебрежение к собственному здоровью. Большое распространение среди вологодских чиновников имел туберкулез, развивающийся на почве нервных расстройств и плохого питания. Многие работники годами не бывали в отпусках, что также негативно сказывалось на их физическом и психическом здоровье. В заявлении заведующего Грязовецким райземотделом, направленном в 1938 году в сельхозотдел Вологодского обкома, было указано, что он с 24 лет болен туберкулезом, "на почве упадка питания развилось малокровие и невроз". Ему было предписано срочное лечение на курорте и отпуск, но в силу сложившейся напряженной рабочей обстановки (сенокос и подготовка к уборке урожая) отпуск не предоставлялся. Лишь благодаря вмешательству второго секретаря обкома партии т. Овчинникова заведующий Грязовецким земотделом все же получил возможность поправить свое здоровье97. Нередко серьезная болезнь являлась причиной отставки чиновников и перевода в другой регион с более мягким климатом. В письме секретарю ЦК А. А. Жданову секретарь Мяксинского райкома ВКП(б), которого в 1938 году планировалось назначить заведующим советско-торговым отделом Вологодского обкома, сообщал, что в связи с болезнью не может занимать столь ответственную должность, и просил выделить ему отпуск для лечения, перевести на районную работу в Чагоду, Устюжну или Ярославскую область98.
Несмотря на все недостатки в работе, вологжане добивались значительных результатов в сфере народнохозяйственного строительства. И это было невозможно без компетентных, знающих чиновников, которые часто вопреки всему умели четко наладить административный процесс и добиться положительного результата. За первые двадцать лет Советской власти они внесли большой вклад в развитие Вологодского края. И это не только первые лица - секретари губкома или обкома, председатели губисполкома и облисполкома, но и чиновники, занимавшие более скромные должности, добросовестно выполнявшие свои профессиональные обязанности. Так, например, И. Ф. Бызов в 1918-1919 годах являлся председателем исполкома и комитета партии Шуйской волости, в 1921 - 1922 годах был старшим налоговым инспектором Вологодского губпродкома, в 1922 году назначен заведующим отделом управления, а затем до 1923 года руководил Грязовецким уездным исполкомом. С июля 1923 по октябрь 1925 года он возглавлял Вологодское ГЗУ, с ноября 1925 по 1926 год являлся председателем уездного исполкома99. В характеристике И. Ф. Вызова, данной в 1926 году заведующим организационным отделом Вологодского губкома ВКП(б), было сказано, что с момента его назначения заведующим Вологодским губернским земельным управлением "в работе ГЗУ произошло значительное улучшение. Выявилась твердость в части хозяйственных и административных мероприятий, заметно усилилось влияние ГЗУ по ряду учреждений, связанных с сельским хозяйством, и наметилась плановость в работе. Подбирать сотрудников и руководить их работой может. В партработе... принимает активное участие... как член бюро укома. С должности заведующего ГЗУ снят в порядке планового усиления ответственными работниками уездного аппарата и используется в должности председателя УИК. На руководящей работе губернского масштаба может быть использован с успехом"100.
Другой ответственный работник В. А. Егоров до революции занимался сельским хозяйством. В 1922-1923 годах он заведовал коммунальным отделом Грязовецкого уездного исполкома, в 1923-1924 годах руководил Сухонским горсоветом, с октября 1924 по апрель 1925 года возглавлял Каргопольский уком партии. В 1925-1926 годах он являлся заместителем председателя Вологодской губернской земельной комиссии, заведующим административно-финансовым подотделом в земельном управлении Вологодского губисполкома101. В характеристике, подписанной в 1925 году секретарем Каргопольского укома партии, было отмечено, что "за время всей работы проявил себя опытным работником, политическим руководителем, хорошо знакомым и с советской работой. Кроме того, как практик начал работу прежде всего с изучения экономики уезда и здесь принес довольно значительную пользу. Политически вполне подготовлен и с успехом может быть использован на руководящей ответственной работе уездного и губернского масштабов"102.
Заслуга в создании вологодского губернского учреждения статистики принадлежит И. А. Перфильеву. Он в 1897-1905 годах являлся писцом в Кадниковском казначействе. Затем с 1906 по 1915 год работал статистиком в Вологодском губернском земстве. В 1915-1918 годах состоял ассистентом кафедры ботаники в сельскохозяйственном институте на Украине. С июня 1918 по декабрь 1922 года возглавлял статистический отдел Вологодского губисполкома. Затем был назначен, председателем Вологодского губплана, которым руководил с декабря 1922 по октябрь 1923 года. В октябре 1923 года по распоряжению ЦК РКП(б) отбыл из города Вологды103. В характеристике И. А. Перфильева, оформленной в ноябре 1923 года, отмечалось, что "президиумом первого губисполкома ему была поручена организация губстатбюро, которое и было организовано им к 1 ноября 1918 г."104
В 1940 году Вологодский обком ВКП(б) отмечал, что с приходом на должность секретаря Череповецкого горкома ВКП(б) Анисимова работа горкома значительно улучшилась, в городе достигнуты большие успехи в области промышленного производства, начали активно разрешаться социальные проблемы, "развернуто строительство нового водопровода, прачечной, бани, ведется большая работа по благоустройству города...". В этой характеристике было также указано, что новый секретарь горкома партии является в большей степени "хозяйственником"105.
В информации одного из инструкторов Вологодского обкома ВКП(б) накануне Великой Отечественной войны сообщалось о достижениях Петриневского района благодаря активной деятельности секретаря райкома партии А. С. Маркова: "На протяжении ряда лет Петриневский район являлся отстающим в выполнении хозяйственно-политических задач, а за период работы т. Маркова (с сентября 1937 года) положение улучшилось, район стал выполнять весенний сев и заканчивать уборочные работы с высокой урожайностью колхозных полей"106. Высоко оценивалась коллегами по работе также деятельность А. Н. Зародова, ставшего в начале 1938 года председателем Вологодского горсовета и избранного депутатом Верховного Совета РСФСР107.
Деловые отношения и психологический климат в аппарате власти
На исполнение чиновниками профессиональных обязанностей оказывал влияние психологический климат, складывавшийся под воздействием деловых и личных отношений. Сложившаяся после октября 1917 года ситуация в органах власти предопределила совместную деятельность новых служащих и дореволюционных специалистов. В октябре 1918 года секретарь Вельского уездного комитета РКП(б) докладывал губернскому комитету партии о том, что в местном уездном исполкоме работают "в большинстве чиновники бывших уделов и даже урядники и старые земские начальники. Во всех отделах царит старая рутина и чиновничество..."108. Работники, пришедшие во власть после октября 1917 года, нередко с настороженностью смотрели на старых специалистов. Бывший земский служащий С. М. Величковский, работавший в 1924 -1925 годах заведующим одной из секций Вологодского губернского земельного управления, был охарактеризован заместителем заведующего ГЗУ как специалист, который "дело знает, но относится к нему формально, без классового подхода, как старый закоренелый чиновник, пишет на 10 листах заключения и ни слова по существу, болтологию разводит"109. Заведующий Вологодским губернским коммунальным отделом А. И. Носырев в 1923 году отзывался о своем заместителе И. И. Потапове следующим образом: "Старый работник земства. Специалист дорожно-транспортного дела. К Советской власти лоялен. С земскими уклонами... Терпим пока. Сумею взять из него все полезное для себя, после чего из заместителей будет смещен"110. В. И. Ленин в ноябре 1922 года отметил, что на местах работают "сотни тысяч старых чиновников, полученных от царя и от буржуазного общества, работающих отчасти сознательно, отчасти бессознательно против нас. Здесь в короткий срок ничего не поделаешь, это - несомненно. Здесь мы должны работать в течение многих лет, чтобы усовершенствовать аппарат..."111.
Основными причинами конфликтов между чиновниками являлись несработанность, взаимная критика методов решения управленческих задач и отсутствие авторитета руководителя у подчиненных. Так, на VII Вологодской губернской партийной конференции в феврале - марте 1921 года И. В. Нечаев - ответственный секретарь Вологодского губкома РКП(б) с марта по сентябрь 1921 года - открыто заявлял о некомпетентности председателя Вологодского губисполкома Г. 3. Заонегина, занимавшего этот пост в 1920 году112. На следующей губернской партконференции в сентябре 1921 года, комментируя причины отставки председателя Вологодского губисполкома Г. 3. Заонегина, бывший секретарь губкома партии, а тогда заведующий земельным управлением Вологодского губисполкома А. В. Мальцев отмечал, что "т. Заонегин поставил ультиматум: он или председатель, или никто, и его пришлось исключить..."113. Продолжая эту тему, председатель Тотемского уездного исполкома А. И. Носырев в выступлении указал, что "отношение т. Заонегина к товарищам было недопустимым. Например, придешь, а он бьет кулаком по столу и говорит: "Я научу вас подчиняться центру"... Часть товарищей, которые говорили с ним... резко, были брошены в тюрьмы... При нем нельзя было правды сказать - это значило бы попасть в тюрьму"114. Представляя атмосферу конференции, вряд ли можно упрекнуть делегатов во лжи. Тем не менее в характеристике 1920 года было отмечено, что "т. Заонегин хороший администратор и организатор. Агитатор и лектор. Хорошо дисциплинирован"115. Видимо, другие партийные товарищи председателя губисполкома воспринимали его иначе или только делали такой вид, заботясь о "чистоте мундира" ответственного работника.
В письме чиновника-выдвиженца И. В. Нелидова, датированном 1929 годом, содержались жалобы на секретаря Вожегодского райкома ВКП(б)-т. Кожевникова. По словам автора письма, в методах руководства секретаря райкома преобладали грубость, запугивание, неприятие критики. И. В. Нелидов указывал, что за невыполнение стопроцентного плана кампании в деревне к работникам райкома и райисполкома применялось "застращивание судом"116. Командный стиль руководства сохранился и в конце 1930-х годов. Представитель сельсовета т. Фотин по вопросу о недостатке земли под посевы в колхозе обратился к секретарю Оштинского райкома партии т. Богданову и в ответ услышал: "Хоть в штаны сейте, но план выполните"117. В последней трети десятилетия сообщения об "администрировании" часто носили субъективный характер, использовались в качестве обвинений и сведения личных счетов. Однако и после спада репрессивной волны вышестоящее руководство отмечало в действиях низовых работников, "чистых" с политической точки зрения, методы давления и административного нажима. Например, по итогам работы за 1939 год в характеристике секретаря Белозерского райкома ВКП(б) Вологодский обком партии указывал: "Главное внимание уделяет выполнению планов по сельскому хозяйству... как у молодого работника... еще мало глубоко продуманных систематических мероприятий. Используются методы "чрезвычайщины" и "кампанейщины"118. Некоторые работники чувствовали психологическую усталость от продолжительной работы в регионе с одними и теми же сотрудниками. Так, член бюро Вологодского горкома РКП(б) С. С. Бодненков в 1919 году обратился с просьбой к руководству перевести его на работу в Сибирь. В заявлении было указано, что, работая в Вологде с 1913 года, он узнал всех работников, а они - его, в том числе и его личную жизнь. Это "психологически понижает энергию к работе"119.
Иногда конфликтные отношения чиновников складывались из-за столкновений между их родственниками. Так, в конце 1930-х годов в одном из райкомов Вологодской области взаимоотношения между секретарями райкома осложнились "на почве семейных дрязг, возникших между женами, которые поругались между собой...". Спорные моменты между чиновниками были довольно быстро урегулированы, но о личных противоречиях стало известно всему аппарату, что дестабилизировало обстановку в райкоме, "личные дрязги вылились в рабочие разногласия, в борьбу в райкоме". Оценивая всю ситуацию, работники обкома пришли к выводу, что "кто-то пытается столкнуть двух секретарей, а последние пошли у него на поводу"120. В 1940 году "личные склоки" между женами руководящих работников Чагодощенского райкома партии, "доходящие порой до драк", отрицательно сказались на авторитете руководящего актива райкома. В связи с этим первому секретарю Чагодощенского райкома ВКП(б) было указано, чтобы он "принял соответствующие меры к прекращению бытовых склок среди жен руководящих работников района и исправлению поведения в быту своей жены"121.
Центральные власти в случавшихся конфликтах между чиновниками оказывали поддержку одной из сторон, а оппонентов "отзывали" из региона. В 1924 году ЦК поддержал секретаря Вологодского губкома Г. Н. Данилова в конфликте с заведующими отделами губкома. Присутствовавший в Вологде на XIV губернской конференции кандидат в члены ЦК ВКП(б) И. Варейкис отмечал, что "т. Данилов для Вологодской губернии сравнительно подходящий секретарь: довольно крепкий администратор, несомненно, держит в руках губернский актив работников, вполне твердый, устойчивый большевик-рабочий. Некоторым дефектом его являются... излишний зажим партактива и недостаточно высокая марксистская подготовка. Но с такой организацией, как Вологодская... он вполне справляется". Далее в сообщении предлагалось "отозвать из Вологодской организации" некоторых членов губкома122.
Морально-психологический климат в аппарате зависел от общественно-политической обстановки в стране. В начале 1930 года вологодское чиновничество испытало настоящее потрясение в связи с обрушившейся на округ критикой за допущенные "извращения в деле коллективизации и раскулачивания". После многочисленных проработок, снятия с должностей в среде ответственных работников царили паника, растерянность, разочарование и обида на начальство123. Об этом красноречиво свидетельствует письмо заведующего организационным отделом Вологодского окружкома А. Ромашина, написанное в начале апреля 1930 года первому секретарю крайкома партии С. А. Бергавинову. В письме указано: "Дело у нас в округе чрезвычайно плохо. Все прежние успехи померкли, испарились в связи с безобразиями и искривлениями, которые мы допустили и сами натворили. Сейчас одно за другим вскрываются "дела" с искажениями и безобразиями в раскулачивании и коллективизации. Сухонское, Томашевское, сегодня обсудили Вожегодское, сняли буквально всю верхушку, исключили большинство из партии... на очереди Харовское, Грязовецкое и т. д. Меня охватывает какая-то жуть от такого положения. Райкомы растерялись, замазывают безобразия, создают круговую поруку. Мы да и никто толком не знает, сколько в колхозах, что с ними... Что же делает Стацевич... он совсем опустил руки и ... по существу не работает. Ошибки он не принялся исправлять, а пошел по самотеку ... он почувствовал себя страшно больным... надо же руководить... А он, к твоему сведению, не приходит на работу в окружком уже который день!!! ... Нельзя же так дальше, нельзя... Я прошу тебя подумать об этом и освободить Стацевича, и меня перевести на другую работу"124. В конце 1930-х годов страх перед репрессиями иногда приводил к чрезвычайным ситуациям, к таким, например, как самоубийство ответственных работников. В сентябре 1937 или 1938 года в лесу повесился один из секретарей райкома партии Вологодской области. Следствие установило, что в районе "была вскрыта и ликвидирована группа правых, готовившая террористический акт" в отношении первого секретаря Ленинградского обкома А. А. Жданова. Однако погибший "по делу не проходил, вопрос о его привлечении или снятии с работы органами НКВД не поднимался". Начальник четвертого отдела У НКВД по Вологодской области вероятной причиной, побудившей к самоубийству, называл присланный в обком партии донос, на что указывает и содержание предсмертного письма: "Вины за собой не признаю... Кто клевещет, тот и враг народа"125.
В целом конфликты и нездоровая атмосфера в чиновничьей среде напрямую влияли на социально-экономическое положение региона, приводили к "срывам" планов и заданий, сковывали деятельность аппарата.
Взаимоотношения чиновников с населением
Отсутствие отлаженной системы управления отрицательно влияло на реализацию нормативных актов и оказывало негативное воздействие на восприятие местным населением результатов деятельности ответственных работников. Губернские чиновники Н. К. Голосилов и Н. К. Ушков, обследовавшие в 1919 году Вельский уезд, докладывали о том, что наиболее существенный недостаток административного управления уезда "заключается в том, что наши комиссариаты и губернские отделы превратились в старые бюрократические учреждения, каждый из них дает свои распоряжения по соответствующим отделам в уездные отделы. Они, в свою очередь, не обсуждая их в исполкоме, шлют далее в волость... Такого рода распоряжения, написанные для всей Республики, языком для крестьянина иногда непонятным и к местным условиям совершенно не подходящим. Волостные власти, не уяснив как следует того, что написано, рьяно принимаются за дело и в результате создают неразбериху и сталкиваются с населением"126. Обратимся к характерному примеру, отражающему процесс рассмотрения вопросов в низовых органах власти 1920-х годов. В апреле 1927 года на XIII Вологодском губернском съезде Советов заведующий Вологодской губРКИ Н. Ф. Низовцев привел следующие факты: "Гражданин Целовальников из Заднесельской волости Кадниковского уезда... ходатайствовал о предоставлении ему лесоматериалов. Разрешение вопроса тянулось более года до вмешательства РКИ. Характерны этапы прохождения Целовальникова: 12 января 1926 г. - заявление Целовальникова в сельсовет; 12 января 1926 г. поступает заявление в ВИК, 14 января из ВИК - в Кадниковский уездный военкомат. 20 января из военкомата - в Кадниковский УЗУ, 26 января УЗУ направляет обратно на рассмотрение волостной лесной комиссии. 6 февраля волостная лесная комиссия направляет на заключение сельсовета, 18 февраля сельсовет возвращает в ВИК, 17 марта ВИК ходатайствует перед УЗУ, 1 апреля УЗУ возвращает в ВИК с разъяснением о том, что просьба может быть удовлетворена в будущий "осенний период", 17 апреля ВИК пересылает заявление вновь в сельсовет. 17 ноября 1926 г. сельсовет ходатайствует перед Михайловским лесничеством, 17 декабря сельсовет вторично ходатайствует перед Бекетовским лесничеством, и только в 1927 г. гражданин Целовальников обратился в губРКИ, после чего вопрос был решен"127.
Неудивительно, что крестьянство не оказывало достаточной поддержки советским учреждениям. На VII Вологодском губернском съезде Советов в июне 1921 года один из делегатов докладывал, что народные массы равнодушны "к делу государственного строительства. Идти на выборные должности никто не желает, ибо работы много", а жалованье незначительное, поэтому "люди выбираются как в наказание за что-либо"128. Нежелание идти во власть среди крестьян сохранялось и в последующие годы. Так, в информационном докладе заведующего губернским отделом социального обеспечения за 1926 год указывалось, что в Вельском уезде "в прошлый год были случаи посылки в сельсоветы, "по очереди" и "за наказание", пусть, мол, походит, ему свободно шляться по собраниям"129. Распространены были случаи неявки населения на выборы. По сведениям окрисполкома, в период перевыборов в Советы в 1930 году в районах Вологодского округа явка избирателей составляла всего лишь 30-40 процентов, самое большее - 60 процентов130.
Нередко отсутствовал авторитет у низовых учреждений. На совещании заведующих организационными частями уездных исполкомов в октябре 1926 года подводились итоги годичной деятельности волостных и сельских органов власти. Было отмечено, что "все разрешенные вопросы на сходе проводятся в жизнь без участия сельсоветов, к тому же материальная необеспеченность председателей Советов мало заинтересовывает их в работе, отсюда наблюдается склонность к уходу"131. Иногда население сравнивало советских чиновников с представителями царской власти. В 1930 году из Вожегодского района в ЦК ВКП(б) было направлено письмо, в котором характеризовались действия уполномоченного окрисполкома по раскулачиванию: "Дети и женщины дрожали при посещении им наших квартир, так как он всегда забегал как жандарм и смотрел всегда как на собак"132.
В общении с гражданами, посещавшими административные учреждения, большому количеству чиновников были присущи небрежность, высокомерие, грубость. Э. О. Бруцкус, жена известного в России ученого-экономиста, в своих воспоминаниях описывала "новый тип" чиновников, появившийся после октября 1917 года. Это - "советские барышни". Она писала: "Вообразите себе ряд столов, за каждым 15-17-летняя барышня, обязательно с накрашенными губами, с парикмахерской прической и со штемпелем в руках. Благо большое, если этот штемпель прикоснется немедленно к поданному вами документу; но если барышня, или, вернее, "товарищ", завел[а] разговор с другим товарищем или закурил[а] папироску, вы погибли - ждете без конца. Таких совбар множество во всяком учреждении... Не смейте жаловаться, ведь это все советские служащие, а вы - похудевший гражданин, вероятно, саботируете, и с такими презренными субъектами считаться нечего"133. В октябре 1919 года Вологодский губисполком констатировал "крайне грубое обращение с посетителями со стороны должностных лиц... Многие советские работники, а часто и члены исполнительных комитетов позволяют себе... без всякого повода... кричать"134. Данная ситуация была характерна для всей страны. В постановлении III съезда Советов СССР (май 1925) по вопросам советского строительства отмечались в качестве недостатков аппарата власти "отрыв руководящих органов Советов от массы избирателей; пренебрежительное отношение служащих и должностных лиц к просителю; стремление отписаться от запросов и требований вместо действительного разбора дел по существу; громоздкая и технически нерациональная постановка работы советских учреждений"135. Неуважительное, грубое отношение к населению было распространено и в дальнейшем. Иногда доходило до прямого оскорбления. Например, исполняющий обязанности прокурора Никольского района в 1938 году сообщал, что председатель Аргуновского сельсовета этого района "вместо выдачи документов взял просителя за нос, вывел его из помещения, обвел за нос вокруг помещения сельсовета, а потом поставил лицом к лесу и предложил просителю идти за документами в лес"136. Такое поведение свидетельствовало о низком уровне общей и управленческой культуры ответственных работников, неумении и нежелании работать с людьми.
Местную власть в глазах населения дискредитировали и негативные стороны поведения отдельных чиновников в быту. В 1925 году на совещании ответственных работников Вологодского губернского отдела ОГПУ сообщалось о фактах пьянства среди местных руководителей, незаконного использования казенных денег, случаях укрывательства председателями сельсоветов от налогообложения своего скота. Отмечалось, что у местных учреждений нет достаточного авторитета среди крестьян, "наблюдается покровительство власти кулакам", крестьянам "не нравится... навязывание в кооперацию или в исполком коммунистов..."137. В 1930 году, после того как на одном из "пикников" ответственных сотрудников Лальского района Северо-Двинского округа утонул фельдшер Дружинин, рабочие завода, где он работал, "негодовали, были пущены слухи, что коммунисты утопили беспартийного или не хотели его спасать". Дружинин пользовался уважением и авторитетом среди рабочих, и "на его похороны собралось народу больше, чем на любые политические мероприятия"138.
Отрицательный образ власти складывался у граждан главным образом по отношению к местным чиновникам. Центральные власти, наоборот, представали в глазах населения как исключительно справедливые, именно у них население пыталось искать защиту от произвола местных чиновников. Типичным является письмо под заголовком "Доклад о жизни в глухой провинции", направленное в 1930 году из села Косково Плосковского сельсовета Северо-Двинского округа в ЦК ВКП(б) от "безземельного семейного инвалида труда второй группы" В. В. Спирина. Автор дает следующую характеристику действиям местных властей по насильственному "заганиванию населения в коммуны и молочные товарищества". Он пишет: "Каждый полезный декрет центра искажается и переделывается на свой лад и вкус местной властью, что приносит народу невыносимые мучения". Далее автор письма сообщает, что сельсоветы и райисполком не подчиняются вышестоящим органам, "сельсоветы представляют автономное управление с лозунгом: "Моя власть - что хочу, то и делаю""139. Другое письмо из Северного края было отправлено на имя И. В. Сталина в 1932 году. Его авторы просили не сообщать в район своих имен, объясняя это так: "...мы здесь боимся местной власти". В письме высказывалась "просьба послать в Вожегодский район истинного коммуниста и расследовать управляющих ... которые довели район до нищеты, всякое постановление ЦК и Правительства настолько извращают, что, кроме вреда, ничего не приносит... Если не вмешается ЦК, район приведут в бедствие и сделают противосоветским, подготовят почву для восстания бандитов... Прошу расследовать и забрать этих вредителей"140.
Практика применения силовых методов на местах в течение 1930-х годов использовалась не только в периоды проведения массовых хозяйственно-политических кампаний, но и в повседневной работе. В 1929-1930 годах секретари райкомов партии ряда районов Вологодского округа (Свердловско-Сухонского, Сямженского, Вожегодского) давали установку нижестоящим органам "застращивать" бедняков и середняков, не желающих вступать в колхозы: "не пойдешь в колхоз - раскулачим"141. В некоторых районах в качестве устрашения применялись аресты и расстрелы. В Свердловско-Сухонском районе Вологодского округа по распоряжению секретаря партячейки сельсовета были арестованы и затем расстреляны 25 середняков142. В 1938 году исполняющий обязанности прокурора Никольского района Дрожжин сообщал в оргбюро ЦК ВКП(б) и оргкомитет ВЦИК по Вологодской области об арестах и избиениях жителей при вербовке рабочей силы на лесозаготовки в Вахневском сельсовете. Он указывал, что "председатель сельсовета, уполномоченный РИКа, председатель колхоза и члены сельсовета ходили по избам, часто ночью, поднимали с постели, в одном белье приводили в сельсовет и держали до тех пор, пока всех не соберут. Затем под вооруженным конвоем отправляли в лес, где выставляли заставы, чтобы никого не выпускать из леса". В Нигинском сельсовете, по сообщениям прокурора, была сооружена специальная тюрьма, просуществовавшая два года, из которой колхозники направлялись в лес. Председатель Никольского райисполкома "организовал вооруженную погоню за ушедшими из лесу крестьянами, в результате один колхозник был ранен" .
Насилие местной власти порождало такую же ответную реакцию населения. В годы Гражданской войны основной причиной противодействия крестьян новой власти стало изъятие хлеба. Результатом этих действий часто становилась расправа с продотрядами и с чиновниками низовых учреждений. В начале 1919 года член Сухонского продотряда, направленного в Тотемский уезд, Шабашов писал секретарю Сухонского райсовета о том, что "две волости крестьян взбунтовались, арестовали исполком, комиссариат", а также 16 человек из продотряда, которых убили, остальных изувечили144. В конце 1920-х и в 1930-х годах сопротивление населения было вызвано политикой индустриализации и коллективизации, закрытием церквей. В 1930 году в день проведения выборов в советские органы власти в Вологодском округе "допускались избиения председателей сельсоветов", при этом население к избиению отнеслось "пассивно, не остановило, не задержало" преступников145. В том же году в связи с закрытием церкви в Кокшеньгском сельсовете Вологодского округа женщины трех деревень "устроили демонстрацию"146. В период коллективизации реакция населения на действия властей принимала форму открытого противодействия. По сообщениям Вологодского окружкома ВКП(б), в Угольском сельсовете "толпа пыталась произвести самосуд над ответственными советскими работниками". В Грязовецком районе односельчане "встали на защиту кулака и сказали работнику ОГПУ: "...на куски изрубим, живым не выпустим""147. Иногда население срывало общественные мероприятия и собрания. Например, в одном из колхозов Грязовецкого района крестьянка резко выступила на собрании, заявив: "...укрепление колхоза проводить не хотим, а жить хотим"148.
Между тем в большинстве случаев население пассивно реагировало на действия местной власти. Основной формой ответа граждан в случае нарушений их прав со стороны чиновников была подача жалоб в вышестоящие инстанции. За 1931 год в Северную краевую рабоче-крестьянскую инспекцию поступило около 4700 жалоб от населения, из них 919 (19,5 процента) - на председателей райисполкомов и сельсоветов "за зажим критики", "бюрократизм и волокиту", "пренебрежительное обращение с трудящимися", "за нарушения прав трудящихся", "злоупотребления". Из 919 жалоб 120 были удовлетворены Северной краевой РКИ, 410 писем и сообщений граждан были переданы в суд или другие организации для дальнейшего расследования. Однако 42,3 процента от числа жалоб на действия председателей райисполкомов и сельсоветов были оставлены без решения или просителям было отказано в их рассмотрении149. В результате рассмотрения жалоб чиновников снимали с должности или налагали взыскания. Например, в 1929 году в итоге обращения школьных работников в Вологодский окрисполком за "волокиту в течение 3 месяцев" при рассмотрении вопроса о восстановлении их в избирательных правах было наложено взыскание на одного из председателей райисполкомов Вологодского округа150. В начале 1930 года в орготдел Вологодского окрисполкома поступило письмо от жителя одной из деревень, где сообщалось, что "председатель нашего сельсовета в Гражданскую войну был дезертиром, а сейчас пьянствует и ходит по деревне с ножом". После проверки председатель был освобожден от занимаемой должности151.
Нередко жалобы населения принимали форму доносов и клеветы на ответственных работников, особенно это было распространено в период репрессий 1930-х годов. В конце этого десятилетия многие действия местной власти, вызывавшие недовольство населения, оценивались как "вредительство". Так, в 1937 году член колхоза "Ударник" Сямженского района Вологодской области И. П. Яблоков рассматривал как "вредительство троцкистов" то, что "из крайкома вниз направлялись плановые указания с невыполнимыми показателями, а сельсоветы и РИКи давали дутые показатели урожайности колхозов"152. Подобные письма давали толчок для "избиения" кадров, нового витка репрессий в отношении чиновников, что нередко находило положительный отклик у населения. В 1938 году на имя первого секретаря Вологодского обкома ВКП(б) пришло "письмо-благодарность" от группы граждан Кирилловского района. Жители района, в частности, писали: "Шлем Вам сердечный привет и глубокую благодарность за то, что Вы сняли у нас секретаря райкома, который укрывал вредителей и потакал ворам... Просим проверить весь райком"153. Таким образом, в период репрессий местная система власти оказалась под двойным давлением. Вышестоящее руководство требовало выполнения хозяйственных планов, за неисполнение которых грозило наказанием. Поводом для обвинения чиновников во "вредительстве" и репрессий служили жалобы населения, критикующие административно-принудительные методы управления.
Представители вологодского чиновничества
Образ власти складывался из характерных черт деятельности ее отдельных представителей. Их происхождение, образование, партийность, жизненный и профессиональный опыт, мировоззрение влияли на исполнение административных функций. Для того чтобы прояснить процесс личностного становления ответственных работников и более объемно представить советского управленца, обратимся к автобиографиям и характеристикам чиновников, отобрав лишь несколько ярких и эмоциональных документов.
Иван Михайлович Антонов в автобиографии, изложенной 13 сентября 1923 года, писал: "Я родился 13 сентября 1875 г. в г. Череповце. Отец мой, мещанин этого города, занимался сапожным ремеслом, работая один без наемных рабочих. Образование свое начал я с приходского училища, продолжал его в Череповецком городском трехклассном училище... В 1892 г. выдержал вступительный экзамен в Петербургский учительский институт, но курса в нем не окончил, выйдя в 1893 г. по болезни. В январе 1894 г. поступил на гражданскую службу писцом в Вологодское губернское казначейство. С этих пор до самой Октябрьской революции я продолжал службу по ведомству б. Вологодской казенной палаты, проходя последовательно должности... В 1917 г. с апреля по сентябрь я самостоятельно управлял палатою... В августе 1918 г. ... был назначен приказом наркома Кедрова помощником начальника квартирной части при штабе командующего Северным фронтом с оставлением в должности и начальника отдела казенной палаты... По упразднении казенных палат с 1 января 1919 г. я был назначен членом коллегии ... Вологодского губфинотдела и заведующим сметно-кассовым подотделом; затем с 20 июля 1920 г. губисполком назначил меня заведующим губфинотделом... Заведовал губфинотделом я до 20 ноября 1922 г., когда получил назначение заведующего налоговым управлением с обязанностями заместителя заведующего губфинотдела. В этом положении нахожусь и теперь... Я женат с 1899 г., имею жену и 5 детей ... вся семья на моем иждивении. Ни в каких политических партиях никогда не состоял и теперь беспартийный"154.
В автобиографии заведующего торговой секцией плановой комиссии Вологодского губисполкома И. М. Каплина, написанной 3 января 1924 года, указывалось, что родился он в 1885 году, по социальному положению - служащий, женат, имеет семью - 6 человек. Он писал: "По своему происхождению я являюсь сыном пролетария, бывшего мещанина-рыбака Зеленской слободы г. Тотьмы Вологодской губернии. Детство мое протекло в бедной обстановке, сопровождавшейся дикими сценами буйства пьяного отца. Кошмарная обстановка детства оставила глубокий след, полный горя и слез в моей душе. С самых ранних лет в мою голову засела мысль, что нужно учиться и учиться. С невероятным трудом, борясь с ужасающей бедностью, посещал школу по очереди со своими братьями из-за отсутствия "теплой" одежонки и обуви, мне все-таки удалось достигнуть положения сельского учителя. Печальное детство, полученное образование и все противоречия жизни, бившие меня с ранних лет, сделали из меня защитника интересов пролетария и вселили в мою душу непримиримую вражду ко всему сытому, довольному и интеллигентному началу. В 1905 г., в момент окончания мною учительской семинарии, к нам в Тотьму прилетели первые ласточки революционной борьбы - политические ссыльные. Т.т. Луначарский, Карбовский, Бугаев и другие скоро завладели моей юношеской душой, и я стал горячим их поклонником. В 1908 г. в г. Великом Устюге я вступил в подпольную организацию социал-демократов... Осенью 1915 г., выдержав конкурсный экзамен, я был принят в Вятский учительский институт. Здесь с момента Октябрьской революции учение мое закончилось, т. к. окружающая обстановка выдвинула совершенно другие вопросы и уничтожила те цели, которые я наметил в своем жизненном пути. Пришлось все бросить и начать новую работу с большевиками..."155. Впоследствии И. М. Каплин работал в различных учреждениях на разных должностях. В частности, был председателем уездного исполкома, редактором газеты, лектором совпартшколы. В 1920 году заболел неврастенией. В результате конфликта с партийными товарищами, вызванного, по его словам, болезненным состоянием, был исключен из партии, через два года принят вновь.
Сравнение характеристик А. П. Украинцева за разные годы демонстрирует изменение профессиональных качеств чиновника на протяжении 1920-х годов. Этот ответственный работник в 1904-1916 годах являлся рабочим в Твери и Петербурге, в августе 1918 года по направлению компартии прибыл в Вологду. С января по июль 1919 года он заведовал отделом топлива Вологодского горисполкома, с июля по сентябрь 1919 года руководил отделом управления Вологодского горисполкома, с конца 1919 по 1922 год являлся военным комиссаром. С февраля 1922 по январь 1923 года Украинцев работал заместителем председателя Вологодского горисполкома, с января по май 1923 года заведовал отделом управления Вологодского губисполкома, в мае 1923 года был назначен заместителем председателя Вологодского ГСНХ. В июне 1923 года откомандирован для работы в Сухонский район Вологодской губернии. В 1923-1924 годах он занимал пост ответственного секретаря Грязовецкого укома партии, в 1928 году стал заведующим Вологодской губернской рабоче-крестьянской инспекцией156. В характеристике А. П. Украинцева, написанной в 1922 году, указывалось: "Теоретически слаб. С момента революции занимал небольшие административные должности в советских органах, активно участвовал в партработе... Имеет организаторские способности и инициативу, но, не имея подготовки, является работником-середняком... Желательно использовать на работе в области городского хозяйства в губернии или по коммунальному отделу в уездах"157. В характеристике А. П. Украинцева от 1924 года, подписанной секретарем Вологодского губкома партии, говорилось, что "с работой... справляется... К проведению лежащих на нем задач имел правильный подход. Административными способностями обладает. Руководить партработой может. Политически развит достаточно"158.
Представляет интерес характеристика одного из лидеров вологодских большевиков А. В. Мальцева. До революции он был земским служащим и работал в Вологодской, Ярославской, Пензенской губерниях. В 1917 году являлся агитатором-лектором Псковского губкома РСДРП(б). Затем прибыл в Вологодскую губернию, где в конце 1917 года был избран председателем Вологодского горкома и губкома партии. Руководил губернской парторганизацией до ноября 1918 года. В 1919 году был назначен председателем отдела социального обеспечения Вологодского городского Совета. С сентября 1919 по 1920 год возглавлял Вологодский горсовет, одновременно являясь членом бюро Вологодского губкома РКП(б). В 1919-1921 годах он также заведовал земельным управлением Вологодского губисполкома. В 1922 году был переведен в Москву в Народный комиссариат земледелия159. В партийной характеристике А. В. Мальцева в 1922 году указывалось: "...т. Мальцев - теоретик-марксист. За революцию занимал ряд ответственных должностей, активно участвовал в партработе. На административно-хозяйственных постах особенных способностей не проявил. Организаторские способности имеет, но не умеет руководить работниками в силу слабости своего здоровья и характера. Лучше всего может быть использован на партработе... по воспитанию молодых коммунистов".. В заключение делался вывод о необходимости перевести на другую работу160.
Материальное положение чиновников
В первые месяцы Советской власти существовала довольно пестрая система оплаты труда служащих провинциальных учреждений. В 1918 году специальная комиссия земельного отдела Вологодского губисполкома провела ревизию окладов служащих земельного ведомства, в результате чего была составлена "Объяснительная записка", в которой указывалось "на чрезвычайное разнообразие норм оплаты труда служащих: так, служащие канцелярии гидротехнической части губземотдела получали содержание по расписанию, утвержденному губернской земельной коллегией, лесоводы - по штатам, утвержденным СНК 3 января 1918 г., с другой стороны, имелось и общее расписание окладов содержания служащим, утвержденное СНК, составленное, очевидно, в спешном порядке..."161. Местные органы власти в первые послеоктябрьские месяцы, не имея механизма оплаты труда служащих, установленного новой властью, самостоятельно разрабатывали этот порядок. Так, Вельский уездный исполком на своем заседании, состоявшемся 10 апреля 1918 года, постановил: "Установление окладов содержания служащих в учреждениях уезда передать особой комиссии, в состав которой войдут по одному представителю от каждого отдела и учреждений, не вошедших в состав отделов, а также представителей союза земских служащих и прочих организаций. За основу комиссии необходимо принять принцип равноценности окладов, выработанную схему союзом земских служащих"162.
С сентября 1918 года в РСФСР была введена единая тарифная сетка оплаты труда советских служащих, состоявшая из 17 разрядов. Она отменила все существовавшие ранее виды дополнительного материального обеспечения работников. Размер жалованья по первому разряду равнялся 370 рублям (столько получал, например, сторож губисполкома) 17 разряд (950 рублей) был установлен председателю губисполкома163. Эта схема была выработана финансовым отделом НКВД, утверждена Наркоматом труда и разослана по губернским исполкомам. Новый порядок предусматривал разделение территории рСФСР на восемь районов по размеру заработной платы. В состав первого района вошли Архангельская, Олонецкая, Северо-Двинская, Петроградская губернии и др. Ко второму району был отнесен город Петроград. Вологодская губерния была причислена к третьему району. За 100 процентов были приняты оклады губернских работников первого района. Максимальные оклады имели чиновники города Петрограда - 120 процентов. Оклады вологодских чиновников губернского масштаба были зафиксированы на уровне 95 процентов. Оклады уездных работников составляли соответственно для первого района - 90 процентов, для третьего - 85 процентов164. Применение данной схемы окладов на местах было встречено неоднозначно. Например, специальная комиссия Грязовецкого уездного исполкома в феврале 1919 года постановила, что "отнесение Грязовецкого уезда по размеру тарифных ставок оплаты труда к 85 процентам, с понижением на 10 процентов против г. Вологды и его уезда, является явно ошибочным, так как экономические и бытовые условия жизни в г. Грязовце и его уезде совершенно одинаковы с условиями жизни в г. Вологде"165.
Для того чтобы представить покупательную способность советского рубля того времени, обратимся к воспоминаниям Э. О. Бруцкус. Описывая подготовку к поездке и само посещение Вологодской губернии в 1918 году, она отмечала, что в Усть-Сысольском уезде "по письмам и слухам ... не жизнь, а прямо масленица. Хлеб 1 фунт - 1 руб. 20 коп., яйца - 3-4 руб. десяток, а молоко - 40 коп. крынка"166. Посетив в июне 1918 года город Великий Устюг, она обратила внимание на то, что на 29 рублей здесь можно было купить ведро творога, "сметаны, молока, яиц и большущий каравай хлеба... (это цена 2 фунтов хлеба в Петрограде)"167.
В 1920-е годы вносились изменения в единую тарифную сетку оплаты труда служащих. По постановлению ВЦСПС 1922 года тарифная сетка окладов служащих была распространена, помимо работников исполкомов, также и на сотрудников партийных, кооперативных и общественных организаций. Был установлен минимальный десятый разряд для ответственных работников. Упразднялась натуральная оплата труда служащих в виде продовольственных пайков и предметов первой необходимости. Вводилась надбавка за сверхурочные и специальные работы168. Также был установлен наивысший предел оклада ответственных работников - партмаксимум, который не должен был превышать средней зарплаты рабочего. В 1925 году он составлял 175 рублей169. Следовательно, в 1920-х годах была введена единая система окладов чиновников по всем отраслям управления. Государство юридически оформило их бюджетное финансирование, а следовательно, и государственный статус.
В 1918-1920-х годах в зарплате и продовольственном обеспечении чиновников органы власти всех уровней придерживались принципа уравнительности. В июне 1918 года на одном из заседаний Вологодского губисполкома рассматривался вопрос, касающийся оплаты труда членов губисполкома. Было решено установить этим работникам, включая председателя губисполкома, одинаковые оклады. Предложение о надбавке председателю не было поддержано170. В августе 1919 года Каргопольский уездный исполком принял решение "предложить продовольственному отделу по возможности снабжать всех служащих отделов как продовольственными, так и другими предметами, ни в коем случае не допускать привилегии отдельным служащим"171. В 1923 году президиум Вологодского губисполкома принял решение о введении "единой ставки" для всех государственных учреждений губернии172. В резолюции IX Всероссийской конференции РКП(б) (сентябрь 1920 года) указывалось, что "ответственные работники-коммунисты не имеют права получать персональные ставки, а равно премии и сверхурочную оплату"173. Однако неравенство в размере жалованья провинциальных служащих сохранялось, несмотря на попытки центральных и местных властей его ликвидировать.
На размер зарплаты служащих оказывала влияние специализация учреждения. По сведениям М. Гольцмана, зарплата в губернских финансовых отделах по стране до конца 1923 года "была выше, чем во всех административных учреждениях". В начале 1924 года вперед "вышел" губернский отдел РКИ, за ним последовал отдел труда, в середине года "впереди него очутились судебные учреждения и исполкомы"174. Причиной данного положения являлось улучшение финансовых возможностей отраслевого наркомата, определенных межведомственным генеральным договором, который регламентировал размер ставки оплаты труда служащих. В 1927 году заработная плата служащих в отделе РКИ Вологодского губисполкома была выше, чем в других отделах, и в среднем составляла 104 рубля в месяц. Наименьший уровень жалованья имели работники статистического бюро (в среднем 48 рублей в месяц)175. На величину зарплаты служащего значительное влияние оказывали экономико-территориальные особенности региона, так как главную роль в формировании фонда заработной платы провинциального чиновничества в 1920-е годы играли средства местных бюджетов. В связи с политическим и хозяйственным значением столицы зарплата в органах власти Москвы в 1924 году была на 58 процентов выше, чем в провинции. По этой же причине жалованье в губернских административных учреждениях в середине 1920-х годов было на 28 процентов выше, чем в уездных органах власти176. По данным В. Строгого за 1922 год, "содержание местных советских учреждений составляет ... 15,1 процента всех местных расходов. Города и земства в 1913 году расходовали на содержание правительственных учреждений и органов земского и городского самоуправления 10,4 процента". Следовательно, удельный вес расходов на содержание административных учреждений и аппарата власти приблизительно был таким же, что и до революции177.
В 1920-е годы в относительно лучшем материальном положении находились чиновники губернского и уездного уровней. Кроме относительно высокой зарплаты, на них в определенной мере распространялось дополнительное обеспечение. В годы Гражданской войны для нужд прежде всего губернских чиновников производилась распродажа продуктов, ранее конфискованных у населения. Ревизионная комиссия Вологодского губисполкома, горкома РКП(б), революционного трибунала и государственного контроля, обследовавшая в 1919 году "кладовую", а также финансовые документы губЧК, в заключительном акте отметила, что "продукты и вещи продавались служащим ЧК и других советских учреждений согласно особым спискам, утвержденным президиумом. Из запасов реквизированных и конфискованных [товаров] выдавались им в случаях поездок по делам службы, при вступлении в брак, по рецептам врачей. Служащие ЧК и других советских учреждений получали самые разнообразные продукты, как то: сливочное масло, чай, сахар, ландрин, муку белую и ржаную, рис, мясо, сигары, папиросы, гильзы, махорку, легкий табак, мануфактуру"178. Кроме того, для обеспечения продовольствием чиновники были прикреплены к предприятиям сельского хозяйства. В сентябре 1920 года Вологодская губернская земельная комиссия сообщила в Наркомат земледелия о том, что ответственные работники приписаны к совхозам для получения дополнительного питания. Более того, земельная комиссия планировала с аналогичной целью прикрепить к сельхозпредприятиям и технических служащих179.
Для некоторых групп служащих существовали особые материальные привилегии. Так, в декабре 1919 года Грязовецкий уездный исполком постановил с 1 октября 1919 года оплату расходов за пользование ответственными работниками квартирными телефонами "и установку таковых... принять за счет государства". Прежде чем реализовать на практике это постановление, предполагалось составить список чиновников, на которых распространялось бы данное решение180. В 1923 году ЦК РКП(б) телеграфировал в регионы постановление, касающееся партийных чиновников, о целесообразности за счет местных средств повысить ставки оплаты их труда, обеспечить их жильем и медицинской помощью. В телеграмме указывалось на необходимость создать условия для воспитания детей чиновников за счет партийных средств, организовать курорты и санатории для ответственных работников181. Руководящая верхушка местного чиновничества испытывала относительные удобства также на рабочих местах. Деятельность большинства чиновников была прежде всего кабинетной, поэтому представляет интерес вопрос об инструментарии служащих. Так, например, в состав имущества Вологодского губернского "комитета партии коммунистов" в декабре 1918 года входили: один телефон, два письменных стола, один передвижной шкаф, один комод, одна вешалка, один мягкий диван, два мягких кресла, четыре венских стула, три висячие лампочки, одни счеты, две оконные шторы, один умывальник, одно кресло-качалка, один домашний телефон, одна корзина для бумаги, один стул с кожаным сидением, один чернильный прибор, один пресс, одна пепельница, одна чернильница (всего - 28 предметов)182. В условиях материального неблагополучия большинства провинциальных учреждений указанные атрибуты являлись признаком достаточного оснащения. Эти и другие факты приводили современников к заключению, что "живет хорошо, лучше старых буржуев и новых спекулянтов только верхушка провинциальной советской бюрократии. "Нетрудовой" характер "благополучия" последней не подлежит сомнению"183.
В 1930-е годы благосостояние верхушки вологодского чиновничества продолжало расти. Отмена в 1932 году партмаксимума означала снятие ограничений при установлении зарплаты чиновников и привела к постоянному ее росту184. На 25 октября 1937 года месячный оклад руководящих работников Вологодского обкома ВКП(б) составлял (в зависимости от должности) 600-1000 рублей. Самая высокая зарплата была у первого секретаря обкома, 800 рублей получали заведующие отделами, 700 рублей - инструкторы185. Зарплата чиновников районного уровня была несколько ниже, чем у сотрудников краевых или областных учреждений. В 1936 году постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) зарплата первого секретаря райкома ВКП(б) была повышена до 550-650 рублей, его заместителя - до 450-550 рублей, заведующего отделом - до 400-500 рублей186. К концу 1937 года ставки оплаты труда ответственных партийных работников районного и городского звена Вологодской парторганизации составляли 375-750 рублей187.
Важную роль в обеспечении чиновников играло спецснабжение, что в 1930-е годы было особенно актуально в условиях фактической ликвидации свободной торговли, административного распределения продуктов и товаров. С введением в 1931 году карточной системы на основные продукты питания и непродовольственные товары группа руководящих работников партийно-советского аппарата входила в число тех слоев населения, которые находились на особом государственном обеспечении. В 1931 году постановлением Наркомата снабжения СССР на централизованное снабжение продовольствием и промышленными товарами были приняты руководящие работники районов и члены их семей188. Подкомиссия ЦИК СССР по вопросу об установлении норм обеспечения районного партийного, советского и профсоюзного актива приняла решение о снабжении 20 руководящих районных работников и 30 членов их семей в каждом районе. Список чиновников должен был определяться совместно секретарем райкома ВКП(б), председателем райисполкома и руководителем районной профсоюзной организации. Снабжение производилось по нормам рабочего пайка, который включал следующее количество продуктов на человека в месяц: крупа - 2,5 килограмма, рыба - 2 килограмма, сахар - 1,5 килограмма, растительное масло - 400 граммов, чай - 25 граммов, консервы - 3 банки. В паек входило и мыло. Список предусматривал снабжение хлебом из расчета 800 граммов на день189. В 1930 году весь этот набор продуктов стоил 13 рублей 97 копеек190. Помимо обеспечения продовольствием, ответственные районные работники имели право каждый месяц на 10 рублей приобретать в специальных магазинах промышленные товары (хлопчатобумажные ткани, готовое платье, обувь, галоши, трикотаж, папиросы, нитки)191.
Кроме привилегированного продовольственного и промтоварного снабжения, для местного чиновничества, как и для работников центральных органов, существовали льготы в налогообложении, обеспечении жильем, санаторно-курортным лечением, оказывалась материальная помощь, выделялись дотации. В конце 1930-х годов система дошкольных детских учреждений еще не была достаточно развитой, а потому и здесь существовали "привилегии для отдельных групп населения"192. В 1934 году были установлены льготы ответственным работникам партийных организаций в отношении квартирной платы и налогов193. Согласно статье 27 Закона о сельскохозяйственном налоге, от его уплаты в 1939 году были освобождены районные руководящие работники в количестве не более 30 человек на район "при условии, что их хозяйства не имеют заданий по посевам на полевых участках, имеют в личном пользовании поголовье скота, не превышающее количества, предусмотренного уставом сельхозартели"194. Работники областного и районного звена пользовались льготным медицинским обслуживанием. Секретарь Вологодского обкома партии так описывал заботу об одном из секретарей райкомов и его семье: "В течение болезни... за счет обкома ему посылались продукты, фрукты для усиленного питания, за государственный счет оплачивалось его нахождение в течение 8 месяцев в туберкулезном санатории. За период болезни полностью выплачивалась зарплата, за счет райкома отремонтирована квартира"195. В конце исследуемого периода и работникам исполкомов Советов выделялись путевки на курорт и "материальное пособие на лечение в размере месячного оклада"196.
С потерей должности исчезал и весь круг привилегий. Так, в январе 1938 года был репрессирован бывший секретарь Великоустюгского райкома, в последнее время работавший председателем исполкома этого же района. Его жену сразу же уволили с работы, выселили из квартиры, а пятилетнего сына "лишили детского сада"197.
Изучение сведений о материальном положении выдвиженцев, пришедших в основном в уездные органы власти, показывает, что их благосостояние улучшилось примерно в 2-3 раза. Многие из них не потеряли связи с сельским хозяйством и использовали часть своего заработка от исполнения административной должности для найма сельскохозяйственных рабочих, восстановления своего хозяйства. Например, в 1919 году заведующий земельным отделом Каргопольского уездного исполкома С. И. Шенбин и товарищ председателя совнархоза П. К. Лупандин имели крестьянские хозяйства в деревне198. Ф. А. Першанов (в 1923-1924 - состоял членом ревизионной комиссии производственного объединения "Раменчанин", затем возглавил пчеловодческое товарищество "Пчела", занимался сельским хозяйством, в 1924 -1926 - работал заместителем заведующего земельным управлением Вологодского уездного исполкома) в заполненной им в 1926 году анкете ответственного работника коснулся перемен в жизни в результате назначения на руководящий пост. В частности, он указал, что "от сельского хозяйства в среднем за 1923-1924 годы получено дохода на 1 месяц - 35-38 рублей. Сейчас получаю 120 рублей. С выдвижением улучшилось материальное положение, но относительно, ибо, не имея рабочих рук, приходится наимовать. Чужая рабочая сила обрабатывает землю неважно. Сельское хозяйство не прогрессирует"199.
Для некоторых местных работников личное хозяйство было важнее, чем занимаемая должность и членство в партии. Так, П. Ф. Хрушкой, работавший одно время секретарем райкома ВЛКСМ, в конце 1920-х годов приобрел двухэтажный дом, лошадь и баян, брал кредиты на восстановление хозяйства в деревне. Чтобы "пресечь хозяйственное обрастание", вышестоящие органы решили перевести его в другой район. Однако Хрушкой заявил: "...на переброску не согласен, возьмите партбилет, обойдусь без него"200.
На протяжении первых двадцати лет Советской власти в худшем положении по сравнению с другими категориями местных чиновников находились работники волостных исполкомов, поселковых и сельских Советов. В докладной записке в 1928 году одного из волисполкомов Вологодского уезда указывалось на низкий уровень жалованья председателей и секретарей сельсоветов (23 и 20 рублей в месяц соответственно). Эти деньги "в городе можно заработать за 5- 7 дней"201. Материальная неустроенность сельских руководителей приводила к значительной текучести кадров. На одном из заседаний президиума Вологодского уездного исполкома в 1929 году приводились цифры ежегодной сменяемости кадров: в сельсоветах - 84,7 процента, в волисполкомах - 64,3 процента202. В период создания Северного края совещанием по советскому строительству были установлены средние размеры зарплаты сельских чиновников: для председателя сельсовета - 38-50 рублей, для секретаря - 37-45 рублей203. К 1931 году среднемесячная зарплата председателя сельсовета Северного края составляла 73 рубля, секретаря - 57 рублей. В сравнении с другими регионами страны это был средний уровень оплаты труда. Так, в Московской области председатель и секретарь получали соответственно 64 и 38 рублей, Центральной Черноземной области - 49 и 44 рубля. Самой высокой была зарплата председателей и секретарей сельских Советов на Нижней Волге и Северном Кавказе: председателя - 85-110, секретаря - 57-90 рублей соответственно204.
Проблема низкой оплаты труда некоторых групп чиновников сохранялась на протяжении 1918-1930-х годов. Именно это не позволяло полностью укомплектовать штаты учреждений. В 1930 году председатель одного их горсоветов Северного края Савельев просил освободить его от занимаемой должности, мотивируя свое решение слабым материальным обеспечением: "Семь душ в семье. Зарплата - 185 рублей при расходах в месяц: квартплата - 20 рублей, выплата по облигациям - 20 рублей, дрова - 15 рублей, профсоюзные взносы - 9-10 копеек, кооперативный взнос - 10 рублей, мука - 75-80 рублей, паек - 13-18 рублей"205.
Принимаемые государством в первые два десятилетия Советской власти меры, направленные на материальное обеспечение работников аппарата власти, не достигли желаемых результатов. Недостаток средств и скудность финансового содержания местного чиновничества (особенно волостного и сельского уровней) оставались одной из ключевых проблем. Данная ситуация заставляла органы местной власти самостоятельно решать проблему. В условиях отсутствия средств "на ведение уездного хозяйства и на содержание исполкома" Вельский уездный исполком 31 марта 1918 года постановил, чтобы "из суммы, назначенной в жалованье членам исполкома, убавить по 50 руб. от каждого члена". Кроме того, было решено командировать в СНК члена уездного исполкома "с ходатайством об отпуске займа... в сумме 305 000 руб.". В случае отказа СНК командированному работнику было дано право на заем в Московском народном банке206. На заседании общего собрания районных председателей и Хреновского волостного совета, состоявшемся в 1919 году в деревне Старая Вологодского уезда, рассматривался вопрос о выделении средств на содержание волостного исполкома. Было принято решение о сборе с населения по 2 рубля с каждой десятины имеющейся у крестьян земли207.
Материальную помощь работникам низовых органов власти оказывало местное население. Один из выступавших на IV Вологодском губернском съезде заведующих отделами управления в 1921 году, касаясь положения служащих волостных исполкомов Вологодского уезда, сообщил: "...у нас бывали случаи, что население, видя хорошую работу секретаря... давало ему вспомоществование... В Попадьинской волости... секретарь заявил населению, что если ему не помогут, то ему с семьей никак не прожить. Население, ценя его как хорошего работника, пошло навстречу...", но приехал заведующий уездным отделом управления и запретил подобную практику208.
В ряде случаев на местах самовольно, без предварительного одобрения вышестоящих инстанций повышали ставки зарплаты ответственных работников. Так, в начале 1930 года постановлением секретариата Вологодского окружкома средняя зарплата окружных партийных чиновников, в нарушение решения крайкома, со 149 рублей была увеличена до 186 рублей209. В 1929 году Вологодский окружной исполнительный комитет до утверждения крайисполкома увеличил ставки зарплаты заведующим отделами окрисполкома210. Вышестоящее руководство пресекало подобную практику, запрещало советским организациям изменять ставки без разрешения финансово-контрольных органов211. Однако местные организации, как отмечало союзное правительство, находили возможности "обхода и разного рода других извращении" при оплате труда служащих212.
Низкая зарплата приводила к злоупотреблениям. Обладание властью даже на самом низшем уровне позволяло некоторым чиновникам тратить общественные и государственные деньги, брать взятки, приобретать дефицитный товар в обход установленных правил. Так, крестьяне Вожегодского района сообщали, что работники райисполкома и одного из сельсоветов района раскулачили середняков и бедняков и "теперь живут в их домах"213. Жители Вожегодского района писали, что служащие райисполкома и сельсовета продавали на торгах имущество раскулаченных, а затем сами же его и приобретали "по дешевке"214. Эти сведения подтверждались проверками вышестоящих инстанций, которые довольно жестко реагировали на произвол подчиненных. В 1930 году за скупку кулацкого имущества по заниженным ценам были сняты с должности и исключены из партии заведующий финансовым отделом Вожегодского райисполкома, заместитель секретаря райкома партии этого района215. Распространенным явлением, особенно среди чиновников низшего звена, были растраты. В 1929 году председатель одного из райисполкомов Вологодского округа, рассматривая причины высокой текучести административных кадров, указывал, что "ставший председателем сельсовета бедняк через полтора месяца был снят за растраты; другой, растратив 2 тысячи рублей, застрелился; третий вообще сбежал с деньгами"216. В 1929 году заведующий районным земельным управлением, воспользовавшись служебным положением и будучи председателем комиссии по проведению районного съезда Советов, присвоил себе белую муку, снабдив при этом еще и некоторых других ответственных работников217. В целом местные чиновники, особенно сельские, действовали так же, как и другие группы населения, поставленные экономической политикой государства фактически на грань выживания. В этих условиях использовались любые средства, в том числе и противозаконные, чтобы улучшить свое благосостояние.
Вместе с тем, несмотря на финансовые трудности провинциального чиновничества, все же этот слой был лучше обеспечен, чем остальное население. К концу 1930-х годов материальное положение вологодских чиновников заметно улучшилось, что осознавали и сами управленцы. Они стремились закрепиться на ответственных постах в исполкомах Советов и парткомах. Например, один из секретарей райкомов Вологодской области в 1940 году отказался "переводиться с партийной работы на более легкую и менее ответственную", так как, по его мнению, "материальные условия, какие он имеет в райкоме, он получить не на партийной работе не может". Руководство Вологодского обкома партии, рассматривая этот вопрос, охарактеризовало своего подчиненного как преследующего "исключительно шкурные интересы (как бы не потерять ставку зарплаты секретаря РК и возможность получать путевки в санаторий)"218. Инструктор оргинструкторского отдела Вологодского обкома партии, ранее работавший членом партколлегии КПК при ЦК ВКП(б) по Вологодской области и после ликвидации областной системы КПК назначенный на должность рядового инструктора обкома, в 1939 году отказался работать в этой должности, мотивируя тем, что в обкоме ему "не создают бытовых условий"219.
Таким образом, фактор материального благополучия для чиновников имел большое значение. С этой точки зрения работа в руководящих структурах партийных и советских органов являлась одной из самых престижных и привлекательных. Однако уровень жизни провинциального чиновничества был разным. Материальные привилегии практически не распространялись на сельских управленцев. Районные работники были обеспечены хуже, чем сотрудники областных советско-партийных аппаратов. Последние, в свою очередь, пользовались меньшим объемом льгот и привилегий, чем чиновники центральных ведомств. В 1936 году Л. Д. Троцкий отмечал, что "между председателем сельсовета и сановником Кремля - пропасть"220.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 ГАВО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 7. Л. 128-128 об.
2 ВетошкинМ. К. Революция и гражданская война на Севере. Вологда: Истпарт Вологодского губкома ВКП(б), 1927. С. 141.
3 "Приказываю не останавливаться перед крайними мерами..." (Публикация И. А. Кожевниковой) // Вологда: Краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда: ВГПУ, изд-во "Русь", 1997. С. 680-686.
4 Ветошкин М. К. Революция и гражданская война... С. 140.
5 ГАРФ. Ф. Р-393. Оп. 2. Д. 4. Л. 69-70.
6 ГАВО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 10. Л. 4-5.
7 Советы Вологодской области, 1917-1987: Документы и материалы. Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1988. С. 173.
8 ГАВО. Ф. 585. Оп. 2. Д. 157. Л. 144 об.
9 Там же. Д. 152. Л. 23-23 об. 5
10 Там же. Ф. 53. Оп. 1. Д. 120. Л. 63-64.
11 Ветошкин М. К. Революция и гражданская война... С. 143.
12 ГАВО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 28. А. 26, 28, 29.
13 Там же. Ф. 585. Оп. 1. Д. 871. Л. 60-60 об.
14 Там же. Ф. 53. Оп. 1. Д. 87. Л. 344 об.
15 Там же. Д. 332. Л. 72, 72 об., 82, 82 об.
16 Там же. Л. 382.
17 Вологодская область. Административно-территориальное деление (на 1 января 1973 года). Архангельск: Сев. Зап. кн. изд-во, 1974. С. 480.
18 Полигон "великого перелома". Северный край. 1929-1936 гг. (документы) // Холодный дом России. Документы, исследования, размышления о региональных приоритетах Европейского Севера / Ред.-сост. С. И. Шубин. Архангельск: изд-во Поморского педун-та, 1996. С. 100.
19 Там же. С. 111 - 112.
20 Там же.
21 Там же. С. 118.
22 Там же. С. 117-118.
23 Беданова Л. А. Где быть столице Севера? // Холодный дом России... С. 65-67.
24 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 720. Л. 5-6.; Гундакова Л. В., Хрушкая Л. Н., Шумилов Н. А. Административно-территориальное деление Архангельской губернии и области в XVIII-XX вв. // Холодный дом России... С. 88-89.
25 ГАОПДФАО. Ф. 290. Оп. 1. Д. 14. Л. 1-2; ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 13. Д. 12. Л. 35.
26 ГАОПДФАО. Ф. 290. Оп. 1. Д. 49. Л. 12 об.
27 Там же. Л. 9 об.
28 ВОАНПИ. Ф. 1855. Оп. 1. Д. 9. Л. 52.
29 Там же. Л. 33.
30 ГАВО. Ф. 22. Оп. 1. Д. 13. Л. 478.
31 Шубин С. И. Северный край в истории России. Проблемы региональной и национальной политики в 1920-1930-е годы. Архангельск: Поморский гос. ун-т, 2000. С. 281.
32 Архипова Т. Г., Румянцева М. Ф., Сенин А. С. История государственной службы в России. XVIII-XX века. М.: РГГУ, 1999. С. 196.
33 Декреты Советской власти. Т. 5. М.: Политиздат, 1971. С. 72-73.
34 Там же. Т. 7. М., 1975. С. 422-423.
35 ГАВО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 252. Л. 97-98.
36 Там же. Д. 14. Л. 40, 47.
37 Там же. Д. 11. Л. 317.
38 Там же. Д. 24. Л. 153-153 об.
39 Там же. Д. 10. Л. 38-40 об.
40 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 3. Д. 35. Л. 3-3 об.
41 Циркуляры и постановления ЦК РКП(б) // Вестник Вологодского губернского комитета РКП(б). 1921. № 2. С. 28.
42 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1988). 9-е изд. Т. 2. М.: Политиздат, 1983. С. 300.
43 Там же. С. 329.
44 ГАВО. Ф. 585. Оп. 1. Д. 48. Л. 8-8 об.
45 Там же. Ф. 485. Оп. 1. Д. 32. Л. 78 об.
46 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 5. Д. 2. Л. 103.
47 Ермолаев И. Е. Новая экономическая политика, строение и методы работы партии // Вестник Вологодского губернского комитета РКП(б). 1922. № 8. С. 66.
48 Мальцев А. В. Очередная задача комячеек // Вестник Вологодского губернского комитета РКП(б). 1921. № 4-5. С. 30-31.
49 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 6. Д. 1. Л. 11 об.
50 Там же. Оп. 8. Д. 54. Л. 63-63 об.
51 Нелидов А. А. История государственных учреждений СССР 1917 - 1936 гг. (учебное пособие). М.: МГИАИ, 1962. С. 240.
52 ГАРФ. Ф. Р-1235. Оп. 102. Д. 511. Л. 141-143.
53 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 9. Д. 39. Л. 40.
54 Руководящие кадры РКП(б) и их распределение. М.: Госиздат, [1924]. С. 35.
55 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 91. Л. 9.
56 ГАОПДФАО. Ф. 296. Оп. 1. Д. 77. Л. 30-32.
57 Там же. Ф. 290. Оп. 2. Д. 831. Л. 92.
58 ГАВО. Ф. 22. Оп. 1. Д. 36. Л. 15. ^
59 Там же. Ф. 585. Оп. 1. Д. 481а. Л. 351.
60 ГАОПДФАО. Ф. 290. Оп. 1. Д. 193. Л. 16.
61 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 2. Д. 136. Л. 4.
62 Там же. Л. 3
63 Там же.
64 Божанов В. А. Восхождение к абсолютной власти (большевики и Советское государство в 20-е годы). Минск: Згода, 1995. С. 56.
65 ГАВО. Ф. 585. Оп. 2. Д. 154. Л. 12, 15, 19, 23, 25, 26-26 об.
66 Там же. Ф. 53. Оп. 1. Д. 24. Л. 195-196. Ф
67 Там же. Д. 59. Л. 34-34 об.
68 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 5. Д. 2. Л. 89, 91.
69 ГАВО. Ф. 585. Оп. 1. Д. 871. Л. 193-193 об. Ф
70 Там же. Д. 223. Л. 124-125 об.
71 Там же. Ф. 485. Оп. 1. Д. 34. Л. 35-35 об.
72 Там же. Ф. 53. Оп. 1. Д. 332. Л. 338 об.
73 Там же. Д. 244. Л. 670-674.
74 Там же. Д. 83. Л. 307.
75 Там же. Ф. 585. Оп. 1. Д. 48. Л. 10-10 об.
76 Обзор деятельности партийных организаций Вологодской губернии (январь-апрель 1922 г.) // Вестник Вологодского губернского комитета РКП(б). 1922. № 11-12. С. 23.
77 ГААО. Ф. 621. Оп. 1. Д. 527. Л. 40.
78 ГАОПДФАО. Ф. 290. Оп. 2. Д. 1281. Л. 35.
79 ГАВО. Ф. 22. Оп. 1. Д. 79. Л. 13-14.
80 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 9. Л. 69; Д. И. Л. 19-19 об.; Репрессии в Архангельске: 1937-1938. Документы и материалы / Общ. ред. и вступ. ст. Р. А. Xанталин а. Архангельск: Изд-во Поморского гос. ун-та, 1999. С. 91; Мясникова Л. Н., Якунина О. В. От первого городского головы до современного главы города Вологды (1785-1999 годы) // Вологда: Краеведческий альманах. Вып. 3. Вологда: ВГПУ, изд-во "Русь", 2000. С. 179.
81 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 2. Д. 131. Л. 48-55.
82 ГАВО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 252. Л. 93, 106-109.
83 ГААО. Ф. 659. Оп. 3. Д. 23. Л. 13. я
84 РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 1. Д. 763. Л. 109-108, 112, 289 об., 291; Д. 765. Л. 84; Д. 870. Л. 13-18.
85 НЭП в восприятии современников (Письмо руководителей Грязовецкого уезда... Публикация С. Г. Карпова) // Вологда: Историко-краеведческий альманах. Вып. 1. Вологда: ВГПУ, изд-во "Русь", 1994. С. 530.
86 ГАВО. Ф. 585. Оп. 1. Д. 305. Л. 153-153 об.
87 Там же. Д. 288. Л. 35.
88 Там же. Д. 1. Л. И.
89 Там же. Ф. 395. Оп. 1. Д. 47. Л. 58.
90 Там же. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 440. Л. 72-73.
91 ГАОПДФАО. Ф. 290. Оп. 1. Д. 957. Л. 86.
92 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 130. Л. 221-222.
93 ГАВО. Ф. 585. Оп. 3. Д. 33. Л. 209 об-210.
94 Там же. Оп. 1. Д. 791. Л. 102; Оп. 2. Д. 368. Л. 43-44.
95 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 14. Л. 1-3.
96 Там же. Д. 90. Л. 82.
97 Там же. Д. 130. Л. 152-152 об.
98 Там же. Д. 9. Л. 107.
99 Там же. Ф. 1853. Оп. 2. Д. 29. Л. 2-2 об.; Оп. 4. Д. 12. Л. 39 об.-40; Оп. 7. Д. 63. Л. 52; ГАВО. Ф. 585. Оп. 1. Д. 521. Л. 169-174; Д. 784. Л. 16.
100 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 7. Д. 63. Л. 52.
101 Там же. Оп. 4. Д. 12. Л. 39 об.-40; Оп. 7. Д. 63. Л. 37 об.-38; ГАВО. Ф. 585. Оп. 1. Д. 771. Л. 84, 227; Д. 792. Л. 136; Д. 858. Л. 4 об.-5.
102 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 8. Д. 114. Л. 193.
103 Там же. Оп. 4. Д. 41. Л. 70; Д. 56. Л. 26-27; Оп. 5. Д. 4. Л. 73; ГАВО. Ф. 585. Оп. 1. Д. 521. Л. 169-174; Д. 768. Л. 126 об,-127; Д. 784. Л. 5; Д. 785. Л. 28.
104 ГАВО. Ф. 585. Оп. 1. Д. 784. Л. 5.
105 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 2. Д. 377. Л. 8-12.
106 Там же. Л. 22-25.
107 Там же. Оп. 1. Д. 90. Л. 67.
108 Там же. Ф. 1853. Оп. 2. Д. 74. Л. 56-57.
109 Там же. Оп. 8. Д. 114. Л. 24-25.
110 Там же. Оп. 6. Д. 97. Л. 20; ГАВО. Ф. 585. Оп. 1. Д. 771. Л. 148.
111 Ленин В. И. Пять лет российской революции и перспективы мировой революции. Доклад на IV конгрессе Коминтерна 13 ноября 1922 г. // Ленин В. И. ПСС. 5-е изд. Т. 45. С. 290.
112 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 5. Д. 1. Л. 83.
113 Там же. Д. 2. Л. 112.
114 Там же. Л. 141.
115 Там же. Оп. 4. Д. 56., А. 11-12.
116 ГАВО. Ф. 395. Оп. 1. Д. 47. Л. 58.
117 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 127. Л. 13.
118 Там же. Оп. 2. Д. 377. Л. 30-31.
119 ГАВО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 8. Л. 197.
120 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 2. Д. 131. Л. 52-53.
121 Там же. Д. 377. Л. 58-59.
122 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 67. Д. 34. Л. 61-63.
123 ГАОПДФАО. Ф. 290. Оп. 1. Д. 566. Л. 48 об., 157-158; ВОАНПИ. Ф. 1855. Оп. 1. Д. 45. Л. 38.
124 Шубин С. И. Северный край... С. 260.
125 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 144. Л. 161, 167.
126 ГАВО. Ф. 585. Оп. 3. Д. 33. Л. 139 об.
127 Там же. Оп. 1. Д. 305. Л. 156-156 об.
128 Там же. Д. 871. Л. 13.
129 Там же. Д. 181. Л. 52.
130 Там же. Ф. 22. Оп. 1. Д. 92. Л. 88.
131 Там же. Ф. 585. Оп. 1. Д. 262. Л. 70 об.
132 ГАОПДФАО. Ф. 290. Оп. 1. Д. 453. Л. 28-29.
133 "Революция в России... будет... длительная, невиданная в мире неурядица" (Воспоминания Э. О. Бруцкус). Публикация Л. И. Петрушевой // Отечественные архивы. 1997. № 1. С. 71.
134 ГАВО. Ф. 485. Оп. 1. Д. 27. Л. 166-166 об.
135 Съезды Советов Союза ССР. Т. 3. М., 1960. С. 78.
136 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 11. Л. 148.
137 Там же. Ф. 1853. Оп. 8. Д. 144. Л. 15.
138 ГАОПДФАО. Ф. 290. Оп. 1. Д. 144. Л. 44.
139 Там же. Д. 453. Л. 169-169 об.
140 Там же. Д. 1380. Л. 119-120 об.
141 ВОАНПИ. Ф. 1855. Оп. 1. Д. 51. Л. 7-8.
142 Там же. Д. 45. Л. 102.
143 Там же. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 11. Л. 148; Д. 254. Л. 16-17.
144 ГАВО. Ф. 797. Оп. 1. Д. 35. Л. 172.
145 Там же. Ф. 22. Оп. 1. Д. 92. Л. 88.
146 ВОАНПИ. Ф. 1855. Оп. 1. Д. 51. Л. 8.
147 Там же.
148 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 79. Л. 12-13.
149 ГААО. Ф. 659. Оп. 5. Д. 14. Л. 174-175.
150 ГАВО. Ф. 22. Оп. 1. Д. 79. Л. 304.
151 Там же. Д. 80. Л. 219-220.
152 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 130. Л. 140-141.
153 Там же. Л. 176.
154 ГАВО. Ф. 565. Оп. 1. Д. 784. Л. 11-12.
155 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 15. Д. 169. Л. 5-6 об.
156 Там же. Оп. 12. Д. 61. Л. 30; ГАВО. Ф. 585. Оп. 1. Д. 521. Л. 9 174; Д. 538. Л. 3-4; Д. 793. Л. 5.
157 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 6. Д. 45. Л. 21-21 об.
158 Там же. Оп. 8. Д. 114. Л. 163.
l59 Там же. Oп. 4. Д. 41. Л. 26, 45-47, 52, 61-66, 70; Д. 56. Л. 22-23; Оп. 6. Д. 53. Л. 95; Коновалов Ф. Я. и др. Вологда, XII - начало XX века: Краеведческий словарь. Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1993. С. 205.
160 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 6. Д. 45. Л. 21-21 об.
161 ГАВО. Ф. 267. Оп. 2. Д. 15а. Л. 25.
162 Там же. Ф. 53. Оп. 1. Д. 81. Л. 35.
163 Там же. Д. 9. Л. 6-10.
164 Там же. Д. 19. Л. 1-3.
165 Там же. Ф. 485. Оп. 1. Д. 32. Л. 29.
166 "Революция в России... будет... длительная..."... С. 71.
167 Там же. С. 72.
168 ГАВО. Ф. 201. Оп. 1. Д. 312. Л. 16.
169 Коржихина Т. П., Сенин А. С. История Российской госудственности. М.: Интерпракс, 1995. С. 267.
170 ГАВО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 10. Л. 75-75 об.
171 Там же. Д. 59. Л. 50-50 об.
172 Там же. Ф. 585. Оп. 1. Д. 72. Л. 119. 173 КПСС в резолюциях... Т. 2. С. 302.
174 Гольцман М. Заработная плата по нашему союзу в 1923-24 гг. // Положение труда служащих, объединяемых профсоюзом административно-советских, общественных и торговых работников: Стат. сб. Вып. III. М.: ЦК ВСАСОТР, 1924. С. 64.
175 Статистический сборник по Вологодской губернии за 1925 -1927 гг. Вологда: Губстатотдел, 1929. С. 246-247.
176 Гольцман М. Указ. соч. С. 67-68.
177 Строгий В. Местные финансы РСФСР в 1922 г. // На новых путях. Итоги новой экономической политики 1921-1922 гг. Вып. II. Финансы. М.: Издание СТО, 1923. С. 119-120.
178 ГАВО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 273. Л. 40-40 об.
179 Там же. Ф. 267. Оп. 2. Д. 399. Л. 220.
180 Там же. Ф. 485. Оп. 1. Д. 34. Л. 77 об.
181 ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 7. Д. 34. Л. 4-4 об.
182 ГАВО. Ф. 585. Оп. 1. Д. 496. Л. 91.
183 "Мнение без прикрас". Письмо члена Киргизского ВРК Т. И. Седельникова В. И. Ленину. 1920 г. // Исторический архив. 1994. № 4. С. 72.
184 Архипова Т. Г., Румянцева М. Ф., Сенин А. С. Указ. соч. С. 198.
185 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 49. Л. 25.
186 Коржихина Т. П., Сенин А. С. Указ. соч. С. 267.
187 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 49. Л. 4-24.
188 ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 16а. Д. 350. Л. 2.
189 Там же. Ф. Р-3316. Оп. 64. Д. 932. Л. 74.
190 Осокина Е. А. За фасадом "сталинского изобилия". Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927 -1941. М.: РОССПЭН, 1998. С. 95.
191 ГАРФ. Ф. Р-3316. Оп. 64. Д. 932. Л. 74, 77, 80.
192 Общество и власть: 1930-е годы. Повествование в документах / Отв. ред. А.К. Соколов. М.: РОССПЭН, 1998. С. 208.
193 ГААО. Ф. 621. Оп. 1. Д. 1544. Л. 5.
194 Ведомости ВС СССР. 1939. 23 сентября.
195 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 2. Д. 377. Л. 1.
196 ГАВО. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 60. Л. 9.
197 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 1. Д. 57. Л. 31-32 об.
198 ГАВО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 332. Л. 438 об.-441.
199 Там же. Ф. 585. Оп. 1. Д. 791. Л. 102; Оп. 2. Д. 368. Л. 43-44.
200 ГАОПДФАО. Ф. 290. Оп. 1. Д. 51. Л. 17.
201 ГАВО. Ф. 585. Оп. 1. Д. 357а. Л. 408-408 об.
202 Там же. Д. 436. Л. 8.
203 Там же. Ф. 22. Оп. 1. Д. 5. Л. 20.
204 ГАРФ. Ф. А-406. Оп. 3. Д. 875. Л. 28.
205 ГААО. Ф. 621. Оп. 1. Д. 489. Л. 150.
206 ГАВО. Ф. 53. Оп. 1. Д. 81. Л. 29-29 об.
217 Там же. Д. 59. Л. 53.
208 Там же. Д. 252. Л. 113.
209 ВОАНПИ. Ф. 1855. Оп. 1. Д. 196. Л. 8.
210 ГАВО. Ф. 22. Оп. 1. Д. 79. Л. 234.
211 РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 15. Д. 1022. Л. 148.
212 ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 16а. Д. 520. Л. 1.
213 ГАОПДФАО. Ф. 290. Оп. 1. Д. 453. Л. 29.
214 Там же. Л. 169.
215 ВОАНПИ. Ф. 1855. Оп. 1. Д. 8. Л. 299.
216 ГАВО. Ф. 22. Оп. 1. Д. 92. Л. 91.
217 Там же. Д. 26. Л. 5.
218 ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 2. Д. 377. Л. 2.
219 Там же. Оп. 1. Д. 131. Л. 41-42.
220 Троцкий Л. Д. Преданная революция. М.: НИИ культуры, 1991. С. 118.