Вот захотелось пану ехать на охоту. Собрали народу – человек с двести будет, да и собак столько же. Стели на коней, затрубили в рога и поскакали в лес; травили там и зайцев, и лисиц, и волков, и медведей, как вдруг 6ежит олень да такой красивой, что не нагляделся б на него! Пан ударил в след за оленем: птицею летит на коне, а зверь еще быстрее 2) [Вариант: Пустил пан стрелу – мимо, пустил другую – не попала, пустил третью – и та не угодила. Поскакал он за зверем, быстро несется на коне…]. Вот близко, вот нагонит, не тут-то было! Уж и полдень прошел, уже и солнышко низко, вот и темнеть стало, – а он все гонится за красным зверем. Настала черная ночь, в лесу хоть глаз выколи – ничего не видно! Тогда только остановил пан своего коня. Что делать? он затрубил в рог, не откликнутся ль его охотники? Прислушался – ничего не слышно, только бор шумит. Затрубил в другой и в третий раз, никто не отзывается; один далекой лес повторяет: тру-тру-тру! Едет пан дальше; уже сдается ему, что село близко, что кони ржут и собаки лают; а все не видать жилья, только небо да земля, да сосны кудрявый шумят верхушками. Уже и конь пристал, чуть-чуть ноги двигает, а сам он едва на коне сидит. Вдруг блеснул огонек. Пан снова заиграл в трубу, чтобы вышли к нему на встречу, коли есть тут люди. Чего хотел, то и сделалось. Выскочили из-за деревьев человек двенадцать и встретили его, только не по-пански: один так хватил его по затылку, что пан как сноп повалился на землю. Очнулся – совсем голой, как мать породила! Хотел было повернуться – куда! руки веревкою скручены. Осмотрелся: вокруг огня сидят разбойники и с ними атаман в красном кафтане. «Что ж вы, сволочь, барина не прикроете!» закричал он на своих молодцов. Тотчас с десяток хлопцев бросилось к пану и давай подчивать его батогами. «Полно! снова заревел атаман; отведите его в Волчью долину и привяжите там к дереву; нам он больше не нужен, а волкам пригодится: лакомый будет кусок на завтрак!» Подхватили пана за ноги, приволокли в Волчью долину и плотно прикрутили веревкой к сосне. Стоить пан сутки, стоит и другие – нет мочи терпеть: внутри огнем палит, во рту пересохло, вот-вот душа с телом расстанется. А он и не думает покаяться; на уме одно держит: как ворочусь домой, сейчас же соберу крестьян и пойду душить этих проклятых лесовиков!
Недалеко от Волчьей долины на полянке паслось стадо. Жарко стало в полдень; вот пастухи и погнали сюда своих овец и коров, чтобы усесться самим под сосною и плесть в холодку лапти. Как же они удивились! стоит у сосны голой человек, по рукам и по ногам связанный. «Ах, Грицько! говорит один пастух; посмотри-ка: человек привязан в чем мать породила, и весь-то избитой, весь-то в крови! Пойдем, отвяжем его; может еще жив!» – Что ж? отвяжем, говорит другой. С этим словом они подошли к сосне и распутали веревки. Пан-то молчал, а как сняли с него веревки, сейчас закричал: «Эй, ты молодец! сними-ка свою сермягу да подай сюда. Хоть твой наряд и плох, а все лучше, чем голым быть. Да проводи меня в барской дом. Знайте, негодяи, с кем вы дело имеете: я ваш барин!» – Ого! видишь ли, Грицько, что это за птица! Наш барин! Ха-ха-ха! Похоже, нечего сказать, похож на барина: кафтан на тебе такой славной, весь расписанной! Нет, человече, Бог тебя знает, кто ты такой; я тебе скажу, что пан наш в высоких хоромах, в золотой одеже. «Ах ты, хамское отродье! смеешь ли ты грубить своему господину?.. Вот я вас! дайте до дому добраться». Расходился пан и ну тащить с пастуха свитку (верхняя долгополая одежда). «Так вот оно что! сказал пастух; тебя с привязи спустили, а ты и кусаться лезешь! Вот же тебе, бродяга! вот тебе, разбойник!» и начал отжаривать пана пугою (кнутом). Пан от него, а пастух за ним: шлеп да шлеп, шлеп да шлеп. Как припустить пан в сторону, откуда ноги взялись. Долго бежал он, пока из сил не выбился; выбился из сил и растянулся на дороге. На его счастье идут старцы (нищие, странники). Сжалился один старец, дал свою свитку; пан оделся и пошел вместе с ними, питаясь милостиной. Дорогою он рассказал обо всем, что ему приключилось; говорил, как отплатит своим обидчикам и как наградить старцев – за то, что его прикрыли и с собой взяли. Старцы уже новые торбы (мешки) стали готовить, чтобы было куда положить панские гроши. Вот пришли в село и прямо в барские хоромы лезут. «Куда вы!» закричали на них слуги. «Прочь! сказал пан; развив не видите, хамы! что ваш господин идет?» – Какой господин? Был у нас пан, да пропал! «Врете, скоты! я – ваш пан!» – Ну, брат, погоди маленько! Пан полез было драться, да куда! схватили его за руки и повели к пани. Как услыхала она, что такой срамной, обдерганной волочуга называется ея мужем, разгневались и приказала высечь его плетьми и зарыть живого в землю. Что ни делал пан, как ни отбивался, а схоронили его заживо. В церкви опять стали читать вымаранные слова: «богатые обнищают и взалкают», и при чтении дьякона уже не было слышно громовых ударов.
25. Смерть праведнаго и грешнаго.
Один старец просил у Бога, чтоб допустил его увидеть, как умирают праведники. Вот явился к нему ангел и говорит: «ступай в такое-то село и увидишь, как умирают праведники». Пошел старец; приходит в село и просится в один дом ночевать. Хозяева ему отвечают: «мы бы рады пустить тебя, старичок, да родитель у нас болен, при смерти лежит. Больной услыхал эти речи и приказал детям впустить странника. Старец вошел в избу и расположился на ночлег. А больной созвал своих сыновей и снох, сделал им родительское наставление, дал свое последнее на веки нерушимое благословение и простился со всеми. И в ту же ночь пришла к нему Смерть с ангелами; вынули душу праведную, положили на золотую тарелку, запели: «Иже херувимы» и понесли в рай. Никто того не мог видеть; видел только один старец. Дождался он похорон праведника, отслужил панихиду и возвратился домой, благодаря Господа, что сподобил его видеть святую кончину.
После того просил старец у Бога, чтоб допустил его увидеть, как умирают грешники; и был ему глас свыше: «Иди в такое-то село и увидишь, как умирают грешники». Старец пошел в то самое село и выпросился переночевать у трех братьев. Вот хозяева воротились с молотьбы в избу и принялись всяк за свое дело, начали пустое болтать да песни петь; и невидимо им пришла Смерть с молотком в руках и ударила одного брата в голову. «Ой, голова болит!.. ой смерть моя...» закричал он и тут же помер. Старец дождался похорон грешника и воротился домой, благодаря Господа, что сподобил его видеть смерть праведнаго и грешнаго.
(Записана в Саратовской губернии. Из собрания В. И. Даля).
Примечание.
Та же мысль, которая дала содержание настоящей легенде, выражена и во многих духовных стихах (см. Чтения Общ. Истории и Древн. Росс., год 3-й, № 9, стр. 183–5, 208 и 211):
Ссылает Господь Бог святых ангелов,
Тихих ангелов, все милостивыих,
По его по душеньку по Лазареву,
Вынимали душеньку честно и хвально,
Честно и хвально в сахарны уста;
Да приняли душу на пелену,
Да вознесли же душу на небеса...
Сослал Господь грозных ангелов,
Страшныих, грозныих, немилостивыих,
По его по душу по богачеву;
Вынули его душеньку не честно, не хвально,
Не честно, не хвально, сквозь ребер его.
Да вознесли же душу вельми высоко,
Да ввергнули душу во тьму глубоко,
В тое злую муку, в геенский огонь.
26. Ангел.
Родила баба двойню. И посылает Бог ангела вынуть из нее душу. Ангел прилетать к бабе; жалко ему стало двух малых младенцев, не вынул он души из бабы и полетел назад к Богу. «Что, вынул душу?» спрашивает его Господь. – Нет, Господи! «Что ж так?» Ангел сказал: «у той бабы, Господи, есть два малых младенца; чем же они станут питаться?» Бог взял жезло, ударил в камень и разбил его надвое. «Полезай туда!» сказал Бог ангелу; ангел полез в трещину. «Что видишь там?» спросил Господь. – Вижу двух червячков. «Кто питает этих червячков, тот пропитал бы и двух малых младенцев!» И отнял Бог у ангела крылья и пустил его на землю на три года. Нанялся ангел в батраки у попа. Живет у него год и другой; раз послал его поп куда-то за делом. Идет батрак мимо церкви, остановился и давай бросать в нее каменья, а сам норовит, как бы прямо в крест попасть. Народу собралось много-много, и принялись все ругать его; чуть-чуть не прибили! Пошел батрак дальше, шел-шел, увидел кабак и давай на него Богу молиться. «Что за болван такой! говорят прохожие; на церковь каменья швыряет, а на кабак молится! мало бьют эдаких дураков!..» А батрак помолился и пошел дальше. Шел-шел, увидал нищего, и ну его ругать попрошайкою. Услыхали то люди прохожие и пошли к попу с жалобой: так и так, говорят, ходить твой батрак по улицам – только дурит, над святынею насмехается, над убогими ругается. Стал поп его допрашивать: «зачем де ты на церковь каменья бросал, на кабак Богу молился! Говорит ему батрак: «не на церковь бросал я каменья, не на кабак Богу молился! Шел я мимо церкви и увидел, что нечистая сила за грехи наши так и кружится над храмом Божьим, так и лепится на крест; вот я и стал шибать в нее каменьями. А мимо кабака идучи, увидел я много народу, пьют, гуляют, о смертном часе не думают; и помолился тут я Богу, чтоб не допускал православных до пьянства и смертной погибели». – А за что облаял убогого? «Какой то убогой! много есть у него денег, а все ходит по миру да сбирает милостину: только у прямых нищих хлеб отнимает. За то я назвал его попрошайкою» 1) [Вариант: Нанялся ангел у мужика три года работать; выработал три рубля, пошел на базар, накупил калачей и роздал нищим. Видит он: едут два мальчика, и упал лицом наземь, а после набрал камней и давай метать на избу. Вот стали его спрашивать: «скажи, человече, зачем ты лицом упал наземь?» – А затем, что ради этих мальчиков Бог отнял у меня ангельские крылья. «А зачем метал на избу каменья?» – За тем, что хозяева на ту пору обедали, и я отгонял от них дьявола].
Отжил батрак свои три года. Поп дает ему деньги, а он говорит: «нет, мне деньги не нужны; а ты лучше проводи меня». Пошел поп провожать его. Вот шли они, шли, долго шли. И дал Господь снова ангелу крылья; поднялся он от земли и улетел на небо. Тут только узнал поп, кто служил у него целых три года.
(Записана издателем в Воронежской губернии, Бобровском уезде).
27. Кумова кровать.
Жили-были мужик да баба, у них был сын. И так обедняли они, хоть по миру иди. Мужик думал-думал, что делать, как хлеба добывать? – и надумался: стал учиться колдовству, учился-учился и таки выучился с чертями водиться. Вот пришло ему время женить сына. «Дай, говорит он, пойду да сосватаю у своих приятелей-чертей». Пошел и сосватал за сына опившуюся девку, что возит у чертей воду с прочими опойцами. Дело сделали, по рукам ударили, начали пиво варить. Нечистые завели свата и жениха в богатые каменные хоромы свадьбу играть, и разослали позыватых звать гостей на пир, на веселье. Со всех сторон наехало видимо-невидимо чертей; собрались и начали пить, есть, веселиться. Сват с самим сатаной в переде 1) [Перед – передний угол, почетное место в избе (Опыт обл. великор. словаря, стр. 155)] сидит. Вот начали молодые дары дарить. Сатана много на отдарье положил казны и говорит свату: «ну, сватушка! подарил я молодого деньгами, подарю и слугою. Вишь, один мужик продал нам своего сына и росписку на том дал; коли хочешь, кум, – я тебе с сыном подарю эту росписку?» Кум бил ему челом, а сатана созвал всех чертей и спрашивает: у кого росписка? Указали на одного черта, а тот знай себе запирается, не хочет отдавать росписки. Сатана приказал его раздеть и бить за утайку железными прутьями. Как ни били, как ни колотили его – не могли ничего сделать, стоит на своем да и только. Сатана и крикнул: «тащите-ка его на кумову кровать!» Черт так напугался, что сейчас же достал росписку и отдал сатане, а сатана куму. Вот сват и спрашивает сатану: «какая это у вас кумова кровать, что даже черт напугался?» – «Да так, кум, простая!» – «Как, кум, простая? нет, смотри, не простая!» – «Ну для тебя, пожалуй, скажу; только ты никому не сказывай! Кровать эта сделана для нас, чертей, и для наших сродников, сватов, кумовьев; она вся огненная, на колесах, и кругом вертится». Сват убоялся, вскочил с места и давай Бог ноги. А сатана вслед ему говорит: «куда, кум, торопишься? посиди, побеседуй с нами. Да ведь не уйдешь от нас; пожалуй, и притащат милого!»
(Записана в Саратовской губернии. Из собрания В. И. Даля).
28. Грех и покаяние.
а. Жила-была старуха, у ней были один сын и одна дочь. Жили они в превеликой бедности. Вот раз как-то пошел сын в чистое поле посмотреть на озимые всходы; вышел и осмотрелся кругом: стоит недалече высокая гора, а на той горе на самом верху клубится густой дым. «Что за диво такое! думает он; уж давно стоит эта гора, никогда не видал на ней и малого дыма, а теперича, вишь, какой густой поднялся! Дай пойду, посмотрю на гору». Вот полез на гору, а она была крутая-крутая! – насилу взобрался на самой верх. Смотрите – а там стоит большой котел полон золота. «Это Господь клад послал на нашу бедность!» подумал парень, подошел к котлу, нагнулся и только хотел горсть набрать – как послышался голос: «не смей брать этих денег, а то худо будет!» Оглянулся он назад – никого не видно, и думает: верно мне почудилось! Опять нагнулся и только хотел набрать горсть из котла – как послышались те же самые слова. «Что такое? говорит он сам себе, никого нет, а голос слышу!» Думал-думал и решился в третий раз подойти к котлу. Опять нагнулся за золотом и опять раздался голос: «тебе сказано – не смей трогать! а коли хочешь получить это золото, так ступай домой и сделай наперед грех с родной матерью, сестрою и кумою. Тогда и приходи: все золото – твое будет!»
Воротился парень домой и крепко призадумался. Мать и спрашивает: «что с тобой? ишь ты какой невеселой!» Пристала к нему, и так и сяк подговаривается: сын не выдержал и признался про все, что с ним было. Старуха как услыхала, что он нашел большой клад, с того самого часу и зачала в мыслях держать, как бы ухитриться смутить сына да на грех навести. И в первой таки праздник позвала к себе куму, перемолвила с нею и с дочерью, и придумали они вместе напоить малого пьяным. Принесли вина и ну его подчивать, вот он выпил рюмку, выпил и другую, и третью, и напился до того, что совсем позабылся и сотворил грех со всеми тремя: с матерью, сестрою и кумою. Пьяному море по колена; а как проспался да вспомнил, какой грех-то сотворил, – так просто на свет не смотрел бы! «Ну, что же, сынок, говорит ему старуха, о чем тебе печалиться? ступай-ка на гору да таскай деньги в избу». Собрался парень, взошел на гору, смотрит: золото стоит в котле нетронуто, так и блестит! «Куда мне девать это золото? я бы теперь последнюю рубаху отдал, только б греха избыть» - И послышался голос: «ну, что еще думаешь? теперича не бойся, бери смело, все золото – твое!» Тяжело вздохнул парень, горько заплакал, не взял ни одной копейки и пошел, куда глаза глядят.
Идет себе да идет дорогою, и кто ни встретится – всякого спрашивает: не знает ли, как замолить ему грехи тяжкие? Нет, никто не может ему сказать, как замолить грехи тяжкие. И с страшного горя пустился он в разбой; всякого, кто только попадется на встречу, он допрашивает: как замолить ему перед Богом свои грехи? и если не скажет – тотчас убивает до смерти. Много загубил он душ, загубил и мать, и сестру, и куму, и всего – девяносто девять душ; а никто ему не сказал, как замолить грехи тяжкие. И пошел он в темный дремучий лес, ходил-ходил, и увидал избушку – такая малая, тесная, вся из дерну складена; а в этой избушке спасался скитник. Вошел в избушку; скитник и спрашивает: «откуда ты, доброй человек, и чего ищешь?» Разбойник рассказал ему. Скитник подумал и говорит: «много за тобою грехов, не могу наложить на тебя эпитимью!» - Коли не наложишь на меня эпитимьи, так и тебе не миновать смерти; я загубил девяносто девять душ, а с тобой ровно будет сто. Убил скитника и пошел дальше. Шел-шел и добрался до такого места, где спасался другой скитник, и рассказал ему про все. «Хорошо, говорит скитник, я наложу на тебя эпитимью, только можешь ли ты снести?» – Что знаешь, то и приказывай, хоть каменья грызть зубами – и то стану делать! – Взял скитник горелую головешку, повел разбойника на высокую гору, вырыл там яму и закопал в ней головешку. «Видишь, спрашивает он, озеро?» А озеро-то было внизу горы, с полверсты эдак. «Вижу», говорит разбойник. «Ну, ползай же к энтому озеру на коленках, носи оттудова ртом воду и поливай это самое место, где зарыта горелая головешка, и до тех таки пор поливай, покудова ни пустит она отростков и не вырастет от нее(я) яблоня. Вот когда вырастет от нее яблоня, зацветет да принесет сто яблоков, а ты тряхнешь ее, и все яблоки упадут с дерева наземь: тогда знай, что Господь простил тебе все твои грехи. Сказал скитник и пошел в свою келью спасаться по-прежнему. А разбойник стал на колена, пополз к озеру и набрал в рот воды, взлез на гору, полил головешку и опять пополз за водою. Долго, долго эдак он потрудился; прошло целых тридцать лет – и пробил он колонками дорогу, по которой ползал, в пояс глубины, и дала головешка отросток. Прошло еще семь лет – и выросла яблоня, расцвела и принесла сто яблоков. Тогда пришел к разбойнику скитник и увидел его худого да тощего: одни кости! «Ну, брат, тряси теперь яблоню». Тряхнул он дерево, и сразу осыпались все до единого яблоки; в ту ж минуту и сам он помер. Скитник вырыл яму и предал его земле честно.
b. Была вдова, у ней было двое детей: сын и дочь. Жили они в большой бедности. Вот мать и надумалась отдать своего сына в пастухи. В одно время пас он скотину в лесу. И привез туда колдун воз денег, вырыл яму, вывалил в нее деньги, забросал землею, и стал заклинать: «достаньтесь, мои деньги, тому, кто сотворит грех с родной матерью, с родной сестрою и с кумою!» Заклял и уехал. Пастух все это слышал; пригнал скотину на село и рассказал про этот клад своей матери. Крепко польстилась она на деньги; вот на утро нарядилась она так, что и признать ее нельзя, и пошла туда, где сын ее пас скотину; пришла и давай с ним играть. Играла-играла и навела его на грех... На другой день нарядила она свою дочь, послала в поле и наказала, что делать, И эта играла-играла с пастухом, и навела его на грех... Воротился сын домой. Вдова и говорит ему: «ступай, доставай клад!» – Ах, матушка, ведь я тебе сказывал, какой это клад: мне он не дается! «Небось, дастся! ведь ты сотворил грех и со мною, и с сестрою, а она тебе и сестра и кума вместе; ты с ней у соседа крестил». – Ах, матушка, матушка! до чего ты меня довела? не хочу теперь с вами жить, лучше пойду – куда глаза глядят! И только вышел сын за ворота и сделал шагов десять, как вдруг поднялся ветер, изба вспыхнула и в одну минуту сгорала вместе с его матерью и сестрою. Он еще пуще приуныл и подумал про себя: «стало быть, я великой грешник перед людьми и Богом!»
Шел он, шел, и попал в большой дремучий лес; увидал тропинку, пустился по этой тропинке и пришел к келье; начал стучаться, пустынник его и спрашивает: «кто там?» – Грешник, святый отче! «Подожди, молитву окончу». Окончил молитву, вышел из кельи и спрашивает: «куда Бог несет? и что надобно?» Рассказал ему странник. «Это грех великой! не ведаю, можно ли отмолить его; ступай-ка ты по этой дорожке и дойдешь до другой кельи – там живет пустынник старей меня вдвое; может, он тебе и скажет»... Пошел странник дальше и дальше, приходит к келье и опять стучится. Пустынник стоял тогда на молитве. «Кто там?» спрашивает он. – Грешник, святый отче! «Подожди, молитву окончу». Окончил молитву, вышел и спрашивает: что за грешник такой? Странник рассказал про все. «Коли хочешь отмаливать свои грехи, сказал ему пустынник, так пойдем со мною». Дал ему топор и повел к толстой березе: «свали-ка эту березу и разруби ее на три части». Тот свалил березу с корня и разрубил на три части. Пустынник зажег эти три бревна; вот они горели-горели, и остались только три малые головешки. «Закопай ты эти головешки в землю, и день и ночь поливай их водою!» сказал пустынник и ушел. Грешник зарыл три головешки в землю и начал поливать их и день, и ночь; год поливал, и другой, и третий, долго-долго трудился: две головешки уж пустили отростки, а третья нет как нет! Пришел к нему пустынник, видит: выросло две березки, и говорит: «Бог простил тебе два греха – с матерью и сестрою, а третьего – с кумою – ты еще не замолил у Господа. Вот тебе стадо черных овец, паси его да молись Богу до тех пор, пока ни станут все овцы белыми». Погнал грешник овец, пасет год, и другой, и третий, много молится, много трудов несет – только овцы все остаются черными.
Вот стал мимо его по заре ездить какой-то человек: едет себе и всякой раз распевает веселые песни. «Дай спрошу, думает грешник, что это за человек ездит?» Вышел на дорогу, подождал немножко и видит: подъезжает тот самой человек и поет песню. Он сейчас схватил его лошадь за узду, остановил и спрашивает: «кто ты таков и зачем поешь эдакие песни?» – Я разбойник, езжу по дорогам и убиваю людей; чем больше убью за ночь, тем веселее песню пою! Не утерпел пастух, размахнулся своей дубинкою и убил разбойника наповал. «Ах, что же я наделал? говорит он, одного греха не отмолил, а уж другой грех нажил!» Воротился к овцам, а они - все белые; пригнал овец к пустыннику и рассказал все, что с ним было. Пустынник и говорит: «это за тебя мир умолил Бога!»
(Обе из собрания В. И. Даля).
Примечание к 27 и 28.
Подробности, встречаемый в этих двух легендах, нередко соединяются в один рассказ: грешник, устрашенный тем огненным ложем, которое ожидает его по смерти и о котором упоминает первая легенда, предается покаянию и подвергает себя той трудной эпитимье, о которой читаем во второй легенде. Таковы редакции польская и литовская, на которые сейчас будет указано; но прежде приведем белорусский вариант.
Быу пан и пани. Гэтый пан ехау дарогой и заблудзиу у лесе. Заблудзиу у лесе и споткаусе (встретился) с чертом, и просе яго, каб йон показау яму дарогу. Той черт сказау яму: «дай мне на письме, што у дванадцать годоу оддаси мне то, чаго дома не покидау». Йон дау картачку (письмо, расписку). Приехау пан дамоу, аж яго жонка родзила сына. Ну, дык той пан узяуся за галаву, што у дванадцать лет треба аддаць сына у пекла (ад). Як пришло время, сын и каже: «я пайду у пекла, каб черт аддау мне тут картачку, што бацька дау яму». Узяу йон воды свящонай и ксеншку (книжку – здесь разумеется: евангелие) и приходзе до пекла, и зачау той вадой свянциць. Аж выходзе черт, пытаетца хто тут такий? Йон каже: «я иду по тую картачку, што ты узяу у бацьки». Дык яны и аддали яму, сказали: идзи сабе! Йон идзе дамоу праз (через) лес, аж у тым лесе стоиць хатка, а у тэй хатце разбойник. Пытаетца разбойник: «гдзе ты быу?» Йон кажець яму: «у пекле». Гэтой разбойник каже яму: «вернисе изноу у пекла, пытайсе там, што мне будзе, што я целый век усе людзей режу». Йон стау з' ним спиратца (спорить): «не пайду у пекла!». – Як ты не пайдзешь? я усих людзей бью дык и цебе забью, кали не пайдзешь. Ну, йон пашоу у пекла изноу и пытаетца, што гэтому разбойнику будзе, што йон людзей реже? Черти сказали яму: «як йон людзей реже, так и яго резаць будуць». Йон вернуусе с пекла, идзе до той хатци и кажець разбойнику: «як ты людзей резау, так и цебе резать будуць!» Дык йон просе выспавядаць яго. Той мальчик каже: «я не ксендз (священник) цебе спавядаць». – Кали не будзешь спавядаць, я цебе зарежу! Ну, йон зачау спавядаць яго. Разбойник каже, каб покуту (епитимья, покаяние) задау. Йон пашоу у лес з' ним, знашоу сухую яблыну и кажець: носи с своей хатци воду у губе (во рту) на коленях и поливай яе, аж поки яна ни отживець и будуць на ей яблыки; сколько ты душ забиу, сколько там будзе яблыков». Сказау и сам поехау дамоу до своего бацьки. Бацька оддау яго учитца; йон выучиуся и высвянциуся на ксендза (посвятился в попы). Едзе йон дамоу са школы праз той лес, идзе быу разбойник, и чуе – яблыки пахнуць, стау шукаць (искать), и нашоу тую яблыну, што показывау разбойнику за покуту поливаць, – аж под тэй яблыной ляжиць умерший разбойник. Йон узяу яго, павез с собой и сховау (схоронил) под церквой.
Г. Кулиш внес малороссийский вариант этой легенды в сказание о странствовании по тому свету. (Записки о южной Руси, т. I, стр. 309–311): Был гайдамака, долго грабил он народ, убивал старого и малого, а после одумался, пошел исповедаться; ни один поп не решился наложить на него очистительной эпитимьи. «Дали почув, що есть десь такий пип, що ще маленьким батько продав его нечистому, за то, що помог у дорози рирятовати воза с калюжи; так вин и в пекли вже буве... Иде, аж той пип и иде ему назустрич. Питаетця: чи ти був у пекли? – Був. – А чи бачив же ти там мою душу? – Бачив. – Що ж вона там робить? – Гад руками з ями до ями носить, а чорти остями ее поганяють». Стал каяться гайдамака, тридцать лет трудился он - и выросла яблоня, на ней все серебряные яблоки, а два золотых. Приехал поп. «Ну, каже, труси! Струснув гайдамака яблуню – уси серибни яблука обсипались, а двое золотих висить... – Оце ж твои два грехи висить, що ти отця и матерь убив!» Так и умер гайдамака, непрощенный в этих двух грехах, и мучится он на том свете горше всех других грешников: «усим буде колись пильга, а ему не буде!»
В польском народном рассказе - о разбойнике Мадее (Повести и предания народов славян. племени, изд. И. Боричевским, стр. 130–135) и в литовском о студенте, который ходил на небо и в ад (Litauische M?rchen, Spichworte, R?tsel und Lieder, gesammelt und ?bersetzt von August Schlecher, Weimar, 1857 г. стр. 75–79), покаяние грешника не остается неуслышанным, и Господь прощает ему все тяжкие преступления. Разбойника ожидала на том свете страшная постель: раскаленная решетка, вся из игл, острых ножей и бритв; снизу пылал неугасимый огонь, сверху капала горящая сера. Ужаснулся Мадей и обрек себя на трудное покаяние: воткнул в землю свою убийственную палицу и преклонил колена, с обетом – не сходить с места, пока не получить от Бога прощения. Прошло много, много времени: из палицы выросла яблоня, расцвела и дала обильные плоды. В один день проезжал мимо епископ; Мадей узнал в нем того самого мальчика, который некогда ходил в ад, и умолял его дать ему разрешение грехов. В то время, как исповедывал он свои старые грехи, – яблоки одно за другим срывались с дерева невидимою силою, превращались в белых голубей и уносились на небо. «Осталось только одно яблоко: то была душа отца Мадеева, которого он замучил страшным образом; но боялся признаться в беззаконии. Наконец Господь услышал исповедь сокрушенного сердца. Яблочко мгновенно превратилось в сизого голубя, который исчез вслед за другими. См. также Volkslieder der Wenden in der Ober-und Nieder-Lausitz ч. 2, стр. 176–8. Это предание о превращении душ, убитых Мадеем, в голубей тесно связано с древне-языческим представлением души человеческой в образе птицы, о чем подробнее смотри в статье моей, помещенной в приготовляемом г. Калачовым 3-м томе Архива историко-юридич. сведений о России 1) [В карманной книжке для любителей русской старины и словесности (Спб., 1832 г., изд. 2, стр. 294–345) народная легенда о кающемся разбойнике переделана г. Олиным в повесть, но весьма неудачно].
29. Горький пьяница.
Жил-был старик, да такой горькой пьяница, что и сказать нельзя. Вот забрался он как-то в кабак, упился зелена вина, и поплелся во хмелю домой, а путь-то лежал через реку, подошел к реке, не стал долго думать, скинул с себя сапоги, повесил на шею и побрел по воде; только дошел до средины – спотыкнулся о камень, упал в воду, да и поминай как звали!
Остался у него сын Петруша. Видит Петруша, что отец пропал без вести, потужил, поплакал, отслужил за упокой души панихиду и принялся хозяйничать. Раз в воскресный день пошел он в церковь Богу помолиться. Идет себе по дороге, а впереди его тащится баба: шла-шла, спотыкнулась о камешек и заругалась: «кой черт тебя под ноги сует!» Петруша услыхал такие речи и говорит: «здорово, тетка! куды путь держишь?» – В церковь, родимой, Богу молиться. «Как же тебе не грешно: идешь в церковь Богу молиться, а поминаешь нечистого! сама спотыкнулась, да на черта сваливаешь»... Ну, отслушал он обедню и пошел домой; шел-шел, и вдруг откуда ни возьмись – стал перед ним молодец, поклонился и говорит: «спасибо тебе, Петруша, на добром слове!» – Кто ты таков и за что благодарствуешь? спрашивает Петруша. «Я дьявол; а тебе благодарствую за то, что как спотыкнулась баба да облаяла меня понапрасну, так ты замолвил за меня доброе слово». И начал просить: «побывай де, Петруша, ко мне в гости; я тебя во как награжу! и сребром и златом, всем наделю!» – Хорошо, говорит Петруша, побываю. Дьявол рассказал ему про дорогу и пропал в одну минуту, а Петруша воротился домой.
На другой день собрался Петруша в гости к дьяволу; шел-шел, целых три дня шел, и пришел в большой лес, дремучий да темный – и неба не видать! А в том лесу стоял богатой дворец. Вот он вошел во дворец, и увидала его красная девица – выкрадена была нечистыми из одного села; увидела его и спрашивает: «зачем пожаловал сюда, доброй молодец? здесь черти живут, они тебя в клочки разорвут». Петруша рассказал ей, как и зачем попал в этот дворец. «Ну, смотри же, говорит ему красная девица, станет давать тебе дьявол золото и серебро – ты ничего не бери, а проси, чтоб подарил тебе того самого ледащего коня, на котором нечистые дрова и воду возят. Этот конь - твой отец; как шел он из кабака пьяной да упал в воду, черти тотчас подхватили его, сделали своей лошадью, да и возят теперь на нем дрова и воду!» Тут пришел тот самый молодец, что звал Петрушу в гости, и принялся угощать его всякими напитками и наедками. Пришло время отправляться Петруше домой. «Пойдем, сказал ему дьявол, я наделю тебя деньгами и славною лошадью, живо до дому доедешь». – Ничего мне не нужно, отвечал Петруша; а коли хочешь дарить – подари ту ледащую клячонку, на которой у вас дрова и воду возят. «Куда тебе эта кляча! скоро ли на ней до дому доберешься, она того и смотри околеет!» – Все равно, подари; окромя ее, другой не возьму. Отдал ему дьявол худую клячонку. Петруша взял и повел ее за узду. Только за ворота, а навстречу ему красная девица: «что, достал лошадь?» – Достал. «Ну, доброй молодец, как придешь под свою деревню - сними с себя крест, очерти кругом этой лошади три раза и повесь ей крест на голову». Петруша поклонился и отправился в путь; пришел под свою деревню и сделал все, что научила его эта девица: снял с себя медный крест, очертил кругом лошади три раза и повесил ей крест на голову. И вдруг лошади не стало, а на месте ее стоял перед Петрушею родной его отец. Посмотрел сын на отца, залился горючими слезами и повел его в свою избу; старик-ат три дня жил без говору, языком не владал. Ну, после стали они себе жить во всяком добре и счастии. Старик совсем позабыл про пьянство, и до самого последнего дня ни капли вина не пил.
(Из собрания В. И. Даля).
Примечание.
В народных стихах и легендах пьянству произносится строгое осуждение, как такому пороку, который потемняет человеку рассудок и вызывает его на всевозможные грехи и преступления. По свидетельству напечатанных нами легенд и лубочных картин пьяницы пойдут в муку вечную и вместе с сатаною будут гореть в неугасимом огне. «Некоторый человек пияница (читаем под одним лубочным изображением) пропился на кружале до нага и рече: не знаю, что пропить! аще бы был купец, продал бы душу свою. И приде к нему диавол во образе человеческом, и рече ему: что, человече, думаеши? – А то я думаю! не знаю, что с себя пропить! аще бы купец – продал бы душу свою. И даде диавол ему денег. Пияница сел и начал пити, не помышляше о душе своей. И приближися вечер. Тогда рече диавол: аще кто купит коня, подобает ему взяти и узду. А вы, сторонние люди! – свидетели: купил аз у сего человека душу, то подобает взяти мне и тело. И нападе на людей страх велий.
Диавол же взял пияницу и потащил во ад на муку вечную» 1) [См. легенду «Пустынник» (№ 21) и другую лубочн. картину: «О пиянстве сказать без примесу – от мастеровых вдался бесу»]. На опойцах черти возят на том свете дрова и воду (см. N° 27 «Кумова кровать»). Самая выдумка высиживать хлебное вино приписывается дьяволу. В сатирической «Повести о многоумном Хмелю» встречаем следующее предание: «В древнее время был человек, имя ему Ной, праведен во всех человеках; люди же тогда жили в великом согрешении. И восхотел Господь скверну человеческих дел очистить и сотворить потоп на земле. И послал к нему, Ною праведному, ангела своего, и повелел Ною сотворить ковчег. Ной же по ангелову благовестию созидал ковчег тринадцать месяцев, а жене своей не сказывал, куда ходит и что делает... Дьявол сказал жене Ноевой: жено! поведа мне, куда ходит Ной, муж твой? Она же сказала ему: крепок мой муж, не говорит мне своей тайны. Дьявол же сказал ей: жено! послушай меня, есть трава по рекам, вьется по деревьям; имя ей хмель. И ты ступай, нарви травы той цвету, упарь и уквась ее, и тем его напой, и он поведает тебе все, куда ходит и что делает. И сошел Ной с горы по обычаю, пищи ради, и сказал жене своей: жено! дай мне квасу; от работы своей сильно хочу испить. Жена же, налив чашу, подала ему. Ной выпил и похвалил, и сказал: нет ли еще? Жена дала ему еще две чаши. Испивши, Ной лег опочить; а жена начала его ласковыми словами спрашивать: куда, господине мой, ходишь и что творишь? Ной и рассказал ей все... На утро пошел в горы и увидел ковчег свой разорен, и стал плакать. И явился ему ангел Господень, и сказал ему: не велел я тебе поведать дела этого жене твоей; услышал про то дьявол и разорил твой ковчег» 2) [Русск. Вест. 1856 г., № 13, стр. 21–23 (статья г. Буслаева). Сличи с легендою о Ное Праведном (№ 14). См. также «Очерк литерат. истории старинных повестей и сказок, Пыпина», стр. 204–5]. В сборнике Боричевского (Народ. слав. рассказы, стр. 167–182) находим любопытный белорусский рассказ такого содержания: жил-был бедной мужик; взял он чуть ли не последнюю краюшку хлеба и поехал на пашню. Пока он работал, пришел черт и утащил краюшку. Захотелось мужику пообедать; хвать – а хлеба нету! «Чудное дело! сказал мужик; никого не видать, а краюшку кто-то унес. А, на здоровье ему! авось с голоду не умру». Пришел черт в пекло и рассказал обо всем набольшему дьяволу. Не понравилось сатане, что мужик не только не ругнул вора, а еще сказал ему на здоровье! И послал он назад черта: «ступай, заслужи мужикову краюшку!» Обернулся черт добрым человеком и пошел к мужику в работники; в сухое лето засеял ему целое болото – у других крестьян все солнцем сожгло, а у этого мужика уродился чудной хлеб; в мокрое, дождливое лето засеял по отлогим горам – у других все подмокло и пропало, а у этого мужика опять урожай на славу. Куда девать хлеб? Черт и принялся за работу: давай затирать да висиживать горькуху, и таки умудрился! После от него все переняли делать горькуху, и пошла она, окаянная, гулять по белому свету!
Подобный же рассказ о происхождении хлебного вина существует и между татарами Нижегородской губернии, с таким добавлением: приготовляя вино, черт подмешал туда сначала лисьей, потом волчьей, а наконец и свиной крови. От того если человек немного выпьете – голос бывает у него гладенький, слова масляные, так лисой на тебя и смотрит; а много выпьет – сделается у него свирепый, волчий нрав; а еще больше выпьет – и как раз очутится в грязи, словно боров.
Кроме того, поселяне наши от души верят, что нечистый всегда предстерегает пьяного и готов затащить его в болото или трущобу. Одному, например, мужику случилось поздним вечером ворочаться домой с веселой пирушки. Навстречу ему незнакомый. «Здоров будь!» – Здравствуй! – Слово за слово – «зайдем ко мне, говорит встречной; обогреемся и выпьем по чарке, по другой». – Отчего не выпить! Пришли. Взялся мужик за чарку, и только перекрестился – глядь! стоит по горло в омуте, в руках кол держит, а товарища как не бывало!
30. Крестный отец.
«В некотором царстве, в некотором государстве жил-был бедной мужик с женою; детей у них не было. Стали они просить Бога, чтобы дал им детище во младости на посмотрение, под старость на утешение, а по смерти на помин души. Создал им Господь детище. Обрадовался мужик, пошел к соседу и начал просить в кумовья: «пожалуй, говорит, приведи младенца в крещеную веру». Сосед отказался за тем, что мужик-то был оченно беден. Пошел он к другому, и тот отказался. Всю деревню исходил, никто к нему не йдет в кумовья. Что делать? пошел мужик в иную деревню. Идет путем-дорогою, и попадается ему на встречу незнакомый старец. «Здорово, добрый человек! куда идешь, куда путь держишь?» – Здорово, дедушка! дал мне Господь детище во младости на посмотрение, под старость на утешение, а по смерти на помин души, да вот прилучилось какое горе: человек я бедной, никто и не йдет ко мне - привести младенца в крещеную веру. «Возьми меня». Мужик несказанно тому обрадовался и благодарствовал старику. «Ну, говорит старец, ступай теперь к богатому купцу, проси дочь его в крес(т)ные матери». – Ах, нареченной кум! как мне к купцу идти, он мною побрезгает. «Не твоя печаль! ступай и проси. Да смотри, чтоб к завтраму, к утру, все было готово». Бедной мужик воротился домой, запрег лошадь и поехал в город к богатому купцу. «Что надыть?» спрашивает купец. – Да вот, господин купец! дал мне Господь детище во младости на посмотрение, под старость на утешение, а по смерти на помин души. Пожалуй, отпусти свою дочь в крес(т)ные. «А когда у тебя кстины (крестины)?» – Завтра утром. «Ну, хорошо; ступай с Богом, она придет».
На другой день поутру приехала кума, пришел и кум, и окстили младенца. Распрощались и пошли по своим местам. Стал младенец возрастать, да такой умной да доброй, всем соседям на зависть. Отдали его учиться грамоте; которые учатся лет по пяти, а он всю науку в год окончал, всех перегнал! Пришла святая неделя. Отслушал мальчик заутреню и раннюю обедню, сходил к крес(т)ной матери, похристосовался, воротился домой и спрашивает: «батюшка и матушка! где живет мой крес(т)ной, я бы к нему пошел, похристосовался?» – Любезный сын, говорят они, мы и сами не знаем; как окрестил он тебя – с той самой поры мы его и не видали, и ничего про него не слыхали. «Ну, батюшка и матушка! прощайте; пойду искать своего крес(т)наго». И пошел он, куда глаза глядят; шел-шел, вышел в чистое поле и повстречался ему старец. «Здравствуй! говорить старец, куда идешь, куда путь держишь?» – Здорово, дедушка! иду искать крес(т)наго. «Я твой крес(т)ной, говорит старик; пойдем со мною». А старик-то был сам Господь, и повел он своего крестника в царство небесное; привел и приказывает: «смотри, крестник! по всем палатам гуляй, не входи только в эту дверь». Сказал и ушел от него; остался мальчик один. Вот он ходил-ходил по всем палатам и вздумал себе: от чего так не велел мне крес(т)ной входить в эту комнату? дай пойду посмотрю – что там такое? Вошел и увидел там разбойника, а перед ним на коленях стоит человек; жалко ему стало того человека, ухватил он камень и убил разбойника. Вдруг является Господь. «Не послушал, говорит, ты моего приказания! Этот разбойник убил в свою жизнь девять человек, а ты его грехи теперь на себя снял; ступай же на землю и трудись, пока грехов своих не замолишь!» Указал ему Господь дорогу: «иди вот по этой дороге; будут тебе на пути два озера, по пояс глубины от берега до берега; смотри же не пей из них воды, а коли напьешься – на век погибнешь».
Пошел мальчик путем-дорогою; шел-шел и пришел к первому озеру. Стал переходить на другой берег, добрался уж до средины, и захотелось ему пить; такая жажда напала, что утерпеть не в моготу. Начал он молиться Богу, и вздумал помочить голову водою; помочил – и сделалось ему легче. Вышел он на другую сторону, глянул в воду и видит, что на голове у него волосы стали серебряные. Пустился дальше в путь-дорогу, пришел к другому озеру, стал перебираться на тот берег, добрался до средины, и опять напала на него жажда: так бы вот и испил! Начал он Богу молиться, и опять вздумал помочить голову водою; помочил – и сделалось ему гораздо полегче. Вышел на берег, глянул в воду и увидал на своей голове золотые волосы. Пустился дальше; шел-шел, пришел в большой город, купил на рынке воловий пузырь и надел его на голову; измарался весь грязью и замешался меж поденщиками! Пришел на рынок царский садовник, забрал всех поденщиков; одного его не берет на работу. «Что ж ты меня не возьмешь?» – Да ты кто? «Я – Иван Шолудивый, садовник». – Ну, коли ты садовник, мне таких и надо. И повел его прямо к царю в сад. Раздал всем поденщикам работу; остался один Иван Шолудивый. А у этого царя была любимая яблоня, и засохла тому лет уж десять; привел он его к этой яблоне и говорит: «вот тебе работа, привей эту яблоню». Иван Шолудивый взял ножик и привил яблоню; она сейчас принялась, расцвела и принесла такие же славные яблоки, какие и прежде давала. Как увидал то садовник – вздивовался; к вечеру рассчитал он всех поденщиков, а Ивана Шолудивого оставил при себе: «живи, брат, у меня; ты мне нужен!» Живет Иван Шолудивый у царя в саду, ни с кем дружбы не сводит, не гуляет, а все Богу молится. Раз поутру встал он рано и пошел прямо к колодезю, скинул с головы воловий пузырь и давай умываться; умылся и начал расчесывать свои золотые кудри. Увидала его из окна меньшая царевна и так полюбила, что и во сне и наяву – все его видит.
Вот собрались царевны, пришли к своему родителю и пали в ноги: «не прикажи, говорят, казнить; прикажи речь говорить». – Говорите, любезные дочери! «Милосливой батюшка! мы уже в совершенных летах, пора нам выходить замуж». – Ладно, говорит царь и разослал по веем царствам, по всем государствам, чтобы со всех сторон съезжались женихи: цари и царевичи, короли и королевичи, и могучие богатыри. Съехались женихи, пошел пир на весь мир 1) [Вар.: «пошел пир горою»]. Вот царь встал и говорит своей большой дочери: «ступай, дочь любезная! выбирай себе жениха». Выбрала большая царевна; после того пошла средняя царевна - и та выбрала себе жениха. «Ну, выбирай ты!» говорит царь меньшой царевне. Она взяла налила чарку водки и говорит: «кто эту чарку выпьет, тот и жених мой будет!» Поднесла чарку прямо к Ивану Шолудивому, поклонилась ему и подчует: «ну, нареченный супруг, кушай на здравие!» У царя ни пиво варить, ни вино курить, честным пирком да за свадебку. Повенчали царевен. Вот старшие сестры и смеются над меньшою: твой де муж как есть дурак! – «Вам что за нужда? отвечает царевна, вить не вам с дураком жить!
Жили они долго ли, коротко ли; напал на то царство сильный неприятель. Собрались старшие зятья и поехали сражаться. А Иван Шолудивый вышел в чистое поле, свистнул-крикнул своим богатырским голосом: «эй ты, сивка бурка! стань передо мною, как лист перед травою!» Откуда не взялся конь, стал перед ним как вкопанный. Надел он на себя платье богатырское, сел на коня, ударил по крутым бедрам, и понесся на неприятеля, словно сокол на гусей и лебедей, и стал побивать направо и налево. Только самого его ранили в левую руку; увидала то меньшая царевна, взяла платок и перевязала ему руку. Опять поехал Иван Шолудивый и перебил дочиста все войско неприятельское; воротился в царский сад, лег и заснул крепким сном. Увидала его царевна и спознала, кто таков богатырь был; сказала царю – тот так обрадовался, что на радостях отдал ему половину царства; и стали они себе жить-поживать, да добра наживать.
(Из собрания В. И. Даля)
Примечание.
Легенда эта распадается на две части. Вторая ее половина, содержащая в себе рассказ о садовнике Иван Шолудивом, есть не что иное, как вариант весьма распространенной в народе сказки, героем которой является Незнайко. Первая же половина носит чисто легендарный характер и составляет отдельное целое. – В собрании В. И. Даля находится апокрифическая:
Повесть о сыне крестном, како Господь крестил младенца убогого человека. 1) [Очевидно выписана из какого-нибудь рукописного сборника, но к сожалению сведений об этой рукописи не сообщено].
Бысть в некоторой стране, в городе Антоуре: живяше некий убогий человек во всяком убожестве, и по времени жена его роди сына... Рече жена мужу своему: «поди позови восприемника, кто б крестил чадо наше». Он же поиде звати кума по всему граду своему, и никто же к нему не идет; скудости ради гнушаются. Он же поиде в дом свой горько плакася, и встрете его некоторый муж лицем светел и во светлых ризах, к виде убогого плачуща и спросиша его: «чадо! что зло плачущи? повеждь ми; аз печаль твою излечу и на радость приложу». Той же рече ему: «како мне не плакати! родился у меня сын, не изыщу к себе – кто б был восприемником и крестил его; никто не иде, и скудости моей ради гнушаются мною». Той же пресветлый муж рече ему: «гряди, чадо, в церковь и вели священнику мало ждать; аз восприемником гряду и окрещу твоего детища». Убогий же поклонися ему до земли... Прииде тот светлый муж – нареченный кум, рече иерею: «отче святый! аз хощу восприемником быть и окрестить сего младенца». Прием от иерея благословение, и окрестиша младенца и даша священнику за крещение 4 златницы... Младенец той возроста и трех лет вопросиша родителя своего: «есть ли у меня отец крестный?» Мать его рече ему: «чадо! отец твой тако безумен: сотворил твое крещение, а отца твоего крестнаго в дом к себе не позвал и о имени его не поведал; и мы его по сие время не имам знати». Младенец же, слышав то, зело бысть печален. И прииде праздник Воскресение Господа нашего; той младенец прииде в церковь и ста в таком месте, иде же Спасителев образ; зрит на Господа нашего Иисуса Христа, моляся со слезами, и во уме своем помыслиша: «даждь ми, Господи! видети отца моего крестнаго; не с кем мне похристосоватися». Отпели утреню, и прииде ко младенцу муж зело велик и украшен лицем, аки солнце сияюще, и над ним много светлых и пресветлых юношей во святых ризах; и рече тот светлый муж младенцу: «сыне мой крестный, Христос воскресе!» И поцеловал младенца и даша ему два яйца. Младенец же отвеща: «воистинно воскресе!» Тако ж муж вопроша младенца: «знаеши ли ты отца твоего крестнаго?» Младенец рече ему: «от рождения своего не имам знати отца своего крестнаго». Рек ему светлый изрядный муж: «аз есмь отец твой крестный»... Младенец же прииде в дом свой и нача с родителями своими христосоватися, даде им по яйцу; и они на те два яйца смотря зело удивляхуся и между собою глаголаху: «таковых яиц во свете нет». И вопроша детища своего: «кто их тебе даде?» – Он же рече: «отец мой крестный даде мне». – Како тебе отца крестнаго знати?.. Младенец рече им с клятвою: «воистинно дал мне отец крестный». Егда младенец поиде к литургии и вниде в церковь, и ста в том же месте, зря на Спасителев образ, со слезами и со всяким умилением моляшеся, глаголаше: «Господи царю, творец мой! даждь ми видети дом отца моего крестнаго». Отпели литургию Божию, и виде младенец: церковное небо растворилось и много грядущих светлых и пресветлых юношей во златых ризах... И предстоящему народу никому невидимо взяша его на высоту и вознесоша даже до... девятого неба. И младенец ужасохся, и шестокрылати юноши рекоша ему: «чадо! не бойся, не опалим тя пламением; мы слуги отца твоего крестнаго». И введоша его в палату, и узре младенец, яко палата украшена, в ней же беседующе ангели и архангели, поюще песнь, пресвятую Троицу славяще. И введоша его во другую палату, и виде младенец, яко палата украшена лепотою паче первая, в ней же седяще пророцы и младенцы, хвалу Богу воздая. И введоша в третью палату, и та палата украшена паче всех седмерицею и содеяно в ней двенадцать престолов, украшены серебром, и златом, и драгим камением и жемчугом, и посреде един престол превыше всех, преодеян багряною червленною ризою, и перед ним стояще херувимы и серафимы и множество ангелов непрестанно славяща Господа и Спаса нашего Иисуса Христа. И виде на том престоле сидяща Господа нашего Иисуса Христа; на нем порфира царская, в руке держит скипетр, судит дела человеческие. Возста Господь с престола своего и рече: «поди, сыне мой крестный! то есть дом мой, еже ты желаешь видети; аз зде пребываю». И взя его за руку и посадил на престол; а сам изволил изыдти в иную палату. Младенец же одеяйся во порфиру царскую, и возложи на себя венец, и взем в руце скипетр; и нача ему ангели и архангели служити. И виде младенец все: кто на земле творит добрые дела и худые, и рай и муку, и кто за какие дела мучится, и нача судить дела человеческие:
1-й Суд.
Виде младенец на земле: некоторые разбойники и грабители подкопали под церковь, хотяше святую церковь ограбити, и рече: повели, Господи, церкви обрушитися и подавить грабителей. И того часу церковь подавила их без покаяния.
2-й Суд.
Той же младенец виде на земле: в некотором море плыша разбойницы, хотящее некоторую обитель разбитии, и рече: повели, Господи, разбойников потопить да не погубят святую обитель. Того часа корабль погрузишась в море, и грабители без покаяния потонуша.
3-й Суд.
Той же младенец виде на земле: у некоторого купца, богатого человека, во храмине жена его от мужа своего творяше блуд с прелюбодеями, и рече: повели, Господи, сей храмине обрушитися и подавити прелюбодеев. И того часа повалилась храмина, и с ними много неповинных без покаяния подавила.
4-й Суд.
Той же младенец виде на земле: в некотором граде люди творят много блуда и неправды без покаяния, и рече: повели, Господи, за беззаконие их сему граду провалитися сквозь землю. И того часа бысть так: погибоша множество неповинных без покаяния.
Господь же умилосердился над народом, не хотя создания своего без покаяния погубити, и внидоша во святую палату, и виде сына своего крестнаго седяща на престоле: в руцех держит скипетр, на нем порфира царская, судит дела человеческие. Господь рече ему; «сыне крестный! немилостиво судиши. Посидел ты на моем престоле четверть часа, и погубил ты без покаяния народу на земле три тьмы тысяч человек: аще б ты еще такоже время посидел на моем месте, и ты бы всего народу не оставил; всех бы погубил до конца без покаяния. Аз, Господь, творец всем человеком, не хощу смерти грешника и ожидаю покаяния»... И взыде Господь на престол свой, и прием от крестна сына порфиру царскую и венец и возложи на себя, и прием в руце - скипетр и сяде на престоле своем и нача судити дела человеческие. И повеле двум ангелом сына своего крестнаго снести с высоты небесныя... Тогда ангели его приняша и понесоша в дом родителя его. Родители же вопроша его: «где толикое время был еси после обедни?» Он поведаше: «аз был в доме отца моего крестнаго!» Они же не поняша ему веры: «чадо! неправду глаголешь; како тебе быти у отца твоего крестнаго! и мы его не знаем; ты же како знаеши дом его?» И рече им с клятвою: «воистинно я был у него!»
Легенда оканчивается так: мальчик ради душевного спасения покидает родительский дом, удаляется в непроходимые леса, и затворившись в пещере, день и ночь трудится Богу. По блаженной кончине, мощи труженника были прославлены даром исцеления больных, недужных и скорбных.
Народная немецкая сказка: «Der Schneider im Himmel» имеет близкую связь с этою апокрифическою повестью. Портной приходит к дверям рая и упрашивает апостола Петра впустить его на небо. Сначала тот не соглашается; но после – тронутый чувством сострадания – отворяет ему райские врата; портной должен тихо и смирно усесться в уголку за дверями, так чтобы Господь не заметил его присутствия и не разгневался. «Der Schneider gehorchte, als aber der heilige Petrus einmal zur Th?re hinaus trat, stand er auf, gieng voll Neugierde in alien Winkeln des Himmels herum und be-sah sich die Gelegenheit. Endlich kam er zu einem Platz, da standen viele sch?ne und k?stliche St?hle und in der Mitte ein ganz goldener Sessel, der mit gl?nzenden Edelsteinen besetzt war; er war auch viel h?her als die ?brigen St?hle, und ein goldener Fuss-schemel stand davor. Es war aber der Sessel, auf welchem der Herr sass, wenn er daheim war, und von welchem er alles sehen konnte, was auf Erden geschah». Портной сел на золотое кресло, взглянул на землю «und bemerkte eine alte h?ssliche Frau, die an einem Bach stand und wusch, und zwei Schleier heimlich bei Seite that. Der Schneider erz?rnte sich bei diesem Anblicke so sehr, dass er den goldenen Fuss-schemel ergriff und durch den Himmel auf die Erde hinab nach der alten Diebin warf... О du Schalk, sprach der Herr, wollt ich richten wie du richtest, wie meinst du dass es dir schon l?ngst ergangen w?re? ich h?tte schon lange keine St?hle, B?nke, Sessel, ja keine Ofengabel mehr hier gehabt, sondern alles nach den S?ndern hinabgeworfen. Fortan kannst du nicht mehr im Himmel bleiben, sondern musst wieder hinaus vor das Thor: da sieh zu wo du hinkommst. Hier soil niemand strafen, denn ich allein, der Herr». (Kinder und Hausm?rchen братьев Гриммов, ч. I. № 35). Есть также легенда о крестнице Пресвятой Девы; в прекрасном сборнике норвежских сказок (Norwegische Volksm?rchen, gesammelt von P. Albj?rnsen und J?rgen Moe. ч. I, № 8) находим одну под заглавием «Die Jungfrau Maria als Gevatterrinn». У одного бедного человека родилась дочь; долго искал и просил он, чтобы взялся кто-нибудь окрестить его ребенка; все знали, что он беден, и никто не соглашался. Тогда предстала ему прекрасная жена, в великолепном одеянии, и сама пожелала быть у него кумою. Она окрестила девочку и взяла ее с собою. Прошло много годов; девочка выросла и поумнела. Однажды крестная мать собралася в путь. «Ты можешь, сказала она крестнице, ходить по всему дому; не входи только в эти три комнаты». Любопытная девушка нарушила приказание, и заглянула в одну запретную комнату, но едва отворила она дверь, как вдруг улетела оттуда звезда. Воротясь домой, крестная мать хотела прогнать виновную, но девушка так горько плакала и так упрашивала, что она смягчилась и простила ее. Но и после того не выдержала крестница испытания, и заглянув во вторую запретную комнату, видела, как улетел оттуда месяц; и на этот раз ей удалось вымолить себе прощение. Наконец решилась она отворить дверь и в третью комнату, и только отворила, как улетело оттуда солнце. Тогда крестная сказала ей: «выбирай какое хочешь наказание: или будешь ты немою, но зато красивее всех женщин, или сохранишь дар слова, но сделаешься самою безобразною». Девушка выбрала первое. Немая – она должна была покинуть свой счастливый приют и искать себе другого пристанища. Долго шла она темным лесом, и когда настала ночь – влезла на дерево, возле которого протекал источник; села на его ветвях и крепко заснула. На другое утро рано пришла за водой служанка из королевского замка, и только хотела почерпнуть – глазам ее представился прекрасный образ девушки, отражавшийся в чистом зеркале источника. Это я! подумала она, бросила ведро, воротилась домой и сказала: «я слишком хороша, чтобы таскать воду!» Пошла другая служанка, и с нею случилось то же. Пошел сам королевич, желая узнать – в чем дело. Он увидел красавицу, взял ее во дворец и сделал своею женою. Когда родилось у них первое дитя, в то время невидимо явилась ее крестная: разрезала ребенку палец, вымазала родительнице его кровью рот и руки, а самого ребенка взяла с собою. Старая королева стала говорить своему сыну: «жена твоя ведьма! ты видишь – она пожрала свое собственное дитя», и настаивала, чтоб ее немедленно предать сожжению. Но принц так сильно любил свою подругу, что не в силах был расстаться с нею, и потому простил ее. То же самое случилось и со вторым его ребенком, и с третьим. Что могла сделать несчастная, обвиняемая в смерти своих детей? Она была нема, и ни одного слова не могла вымолвить в свое оправдание. Королевич приговорил наконец свою жену к страшной казни сожжения, и вот повели ее на костер... В ту самую минуту явилась ей крестная мать. «Я – Дева Мария, сказала она; и как тебе было тяжко лишаться своих детей, так мне было тяжко твое непослушание, когда ты выпустила звезду, месяц и солнце. Но теперь ты уж довольно наказана!» Тут возвратила она своей крестнице и дар слова и троих детей. С тех пор все они жили в радости и счастии.
Подобные же рассказы встречаются и у других народов: см. Volkslieder der Wenden in der Ober-und Nieder-Lausitz. ч. 2, стр. 179–181. Между валахскими сказками (Walachische M?rchen, herausgegeben von Arthur und Albert Schott, № 2) есть одна следующего содержания:
Жил бедный дровосек. С горя и нищеты думал он уже повеситься на дереве, как явился черт. «Что ты хочешь делать?» спросил нечистый. – Хочу повеситься, отвечал бедняк; я не в силах более таскать дрова. Черт обещал доставить ему много золота и серебра, если он обещает уступить ему то, что первое встретит его вечером при возвращении домой. Дровосек согласился. Когда подходил он ко своей избе, навстречу к нему выбежала девочка, его единственное дитя, и с радостью сказала: скорей, отец! посмотри, что за чудо сотворил Господь с нами: подстилка, насланная для козе, и клочки пряжи, брошенные наземь, – все превратилось в чистое золото». На другой день поутру повел дровосек свою дочь на то самое место, где являлся ему черт; там приказал ей дожидаться своего прихода и оставил ее одну. Девочка села на траве и прождала до вечера. Боязнь овладела ею, и она готова была заплакать; в то время явилась святая Дева Мария и спросила: кого она ждет? Потом прибавила: «о мое дитя! твой отец не воротится, он за богатство уступил тебя дьяволу, который возьмет тебя и унесет с собою». Горько заплакал в ужасе бедный ребенок. «Смотри, дочь моя! сказала Богоматерь, утешая девочку; я начерчу около тебя круг, за который ты не должна выходить. Когда я удалюсь, ад пошлет за тобою своих слуг, но будь мужественна – они тебе ничего не сделают». Затем Св. Дева начертила круг и исчезла. Тогда приблизились безобразные демоны, но все их усилия были напрасны: они не могли переступить таинственного круга; когда снова явилась Св. Дева, они ни минуты не могли вынести ее сияния и тотчас же рассеялись в разные стороны. Св. Дева взяла девочку за руку, привела в чудесный сад, среди которого стоял великолепный дом, и дала ей четыре ключа. «Этими ключами, сказала она, ты можешь отворить все двери и гулять по всем комнатам; только не входи, дитя мое! в ту комнату, что отпирается этим деревянным ключом». Но девочка нарушила заповедь, отворила дверь в запретную комнату и видела, как Богоматерь исцеляла раны своего божественного сына. В гневе изрекла Св. Дева: «да развернется земля и да поглотит неблагодарную!» – Нет, сказал Спаситель, пусть она заплатит за это другим наказанием. Св. Мария привела ее в мрачную пещеру, строго запретила ей произносить хоть единое слово, и удалилась. Долго жила она в этой пещере. Случилось однажды – охотился вблизи королевич, зашел нечаянно в пещеру и увидел девушку. На все вопросы его, она не отвечала ни слова: несмотря на то, пораженный ее красотою, королевич женился на ней. Через год она родила ему двух прелестных золотых малюток. Ночью, когда и мать и няня спали, пришла Св. Дева и унесла одного ребенка. Когда няня проснулась и увидела, что детская постелька пуста, она сильно испугалась королевского гнева; поймала гуся, вызолотила его, посадила на постель и донесла, что жена королевича – злая ведьма, что она родное свое дитя превратила в гуся. Король сильно разгневался на свою невестку и пришел к ней в комнату, чтобы разузнать все дело; но тщетно, он ничего не добился от несчастной матери, кроме слез. На следующую ночь Пречистая Дева взяла и другого ребенка; проснувшись, няня сделала то же, что и прежде. Тогда король созвал суд и приказал судить королевну. Решено было замуровать ее живою в каменную стену. Приговор был исполнен. Уже положили последний камень на ее голову, уже отчаянье проникло в ее измученную душу, – в то время явилась Пречистая Дева, возвратила ей детей, дала позволение говорить и наделила пищею. Целые три года пробыла королевна в каменной стене; наконец принц не мог долеe противиться своей любви, разрушил стену и нашел свою жену и детей. С тех пор они жили мирно и счастливо.
Пользуясь собранием В. И. Даля, приводим оттуда русский народный рассказ, в котором то же содержание передается почти с теми же подробностями и обстановкою:
Жил-был мужик; до того обеднял, что остался у него один сундук, и тот порожний. Что теперь делать? держит он в уме; есть нечего, купить не на что! Кажись, родную б дочь свою продал, да кому ее надобно? Только подумал, как вдруг входит в избу Пречистая Дева и говорит: «здравствуй, мужичок! продай мне свою дочь». Что за диво! подумал мужик, еще ни слова не говорил, а уж ей ведомо! «Отчего не продать! сказал он; купи – твоя будет». Взял мужик деньги и отдал дочь. Пресвятая Богородица привела ее в высокие хоромы и говорит: «оставайся здесь и живи с миром. Если соскучишься – вот тебе ключ, отопри эту дверь и ступай гулять: там тебе будет весело». Девочка отворила дверь и вошла в большой-большой сад: каких только цветов и деревьев в нем не было! Целый месяц пробыла здесь девочка и все не могла насмотреться, не могла нагуляться. Прошло много времени, и дала ей Пречистая Дева другой ключ: «будет скучно, – отопри эту дверь и полюбуйся на Божье создание». Отворила девочка другую дверь и увидела там многое множество разных птиц, точно со всего света сюда собраны. Век бы глядел на них – не нагляделся, век бы слушал их сладкое пение – не наслушался. Опять прошло много времени, и дает ей Пречистая Дева третий ключ: «будет скучно – ступай в эту дверь, полюбуйся на Божье создание». Отворила девочка третью дверь и увидала там многое множество разных зверей: все звери ласковые да красивые; стала она играть с ними и на их скачки, на их прыжки долго не могла налюбоваться. После отдала ей Пресвятая Богородица все ключи и говорит: «позволяю тебе везде ходить и все смотреть; только туда не ходи, где медный замок на двери висит». Вот девочка и стала про себя думать: «что это такое – везде я хожу, на все я смотрю, а там не была, где медный замок висит? Дай хоть немножко загляну!» И только чуть отворила дверь, как ударило оттуда пламя, и она едва успела убежать в сторону. «Где ты была, что видела?» стала спрашивать Пресвятая Дева. – Я нигде не была, ничего не видела, отвечала девочка. «Если ты не признаешься, я сделаю тебя и глухою и немою». - Я нигде не была, ничего не видела, повторила девочка. Пречистая Дева сделала ее глухою и немою и отвела в густой и темный лес.
Долго ходила она по лесу, притомилась, приустала, и залезла в дупло отдохнуть. На ту пору охотился тут царский сын; наехал он на дупло и увидел девочку. Засмотрелся на ее красоту, и стал расспрашивать: кто она и как сюда попала. Сколько ни спрашивал, она ни слова ему не промолвила. Тогда царевич велел своим людям взять ее с собою, и привез ее во дворец. Девочка выросла и крепко полюбилась царевичу: захотел он на ней жениться, сказал отцу и матери; они и говорят ему. «любезный сын! мы с тебя воли не снимаем; а совет наш такой: что за охота брать за себя немую? женись-ка лучше на царевне, али королевне». Но царевич так неотступно упрашивал, что делать нечего – и отец и мать согласились, и дали ему свое родительское на веки нерушимое благословение. У царя не пиво варить, не вино курить; веселым пирком да за свадебку, отпраздновали и стали жить в радости. Ровно через год родила молодая сына; но в ту же ночь, как скоро заснули все крепким сном, пришла Пречистая Дева, разбудила жену царевича и сказала: я разрешаю твой язык, признайся только, что видела ты в горнице, где висит медный замок?» – Я ничего не видала. Тогда Пречистая Дева сделала ее опять глухою и немою, взяла ее ребенка и унесла с собой. На утро спрашивает царевич о сыне; мамки и няньки переполошились, искали-искали, думали-думали, и ничего не нашли, ничего не придумали. Царь с царицею стали ему говорить, что жена его – злая ведьма, сама изгубила свое милое детище, и что следует казнить ее. Царевич начал слезно упрашивать своих родителей, и они сжалились на его слезы и простили невестку. Через год родила она другого сына; ночью явилась Пречистая Дева и унесла с собой и другого ребенка. Еще через год родился у царевича третий сын, и с ним случилось то же самое. Тогда царь сильно разгневался и приказал казнить царевичеву жену жестокою казнию. Повели ее казнить; уж все готово: и топор, и плаха! В то самое время явилась Пресвятая Богородица с тремя хорошенькими мальчиками и сказала: «признайся, что видела ты в горнице, где висит медный замок?» Тут только призналась царевичева жена, и святая Дева простила грешницу, разрешила ей язык и отдала детей. После того царевич стал со своею женою жить, да поживать, да добро наживать, а как умер его отец – он сделался царем, и правил народом долго и милостиво.
31. Кузнец и черт.
Жил-был кузнец, у него был сын лет шести, мальчик бойкой и разумной. Раз пошел старик в церковь, стал перед образом страшного суда, и видит: нарисован черт, да такой страшной – чорной, с рогами и с хвостом. «Ишь какой!» подумал он, «дай-ка я себе намалюю такого в кузнице». Вот и нанял маляра, и велел ему нарисовать на дверях кузницы черта точь в точь такого, какого видел в церкви. Нарисовал маляр. С той поры старик, как войдет в кузницу, всегда взглянет на черта и скажет: «здорово, земляк!» А после разведет в горне огонь и примется за работу. Жил эдак кузнец в ладу с чертом лет с десяток; потом заболел и помер. Стал сын его за хозяина, принялся за кузнечное дело; только не захотел он почитать черта, как почитал его старик. Придет ли поутру в кузницу – с ним никогда не поздоровается, а заместо ласкового слова возьмет самой что ни есть большой молот и огреет этим молотом черта прямо в лоб раза три, да потом и за работу. А как настанет у Бога праздник – сходит он в церковь, поставит святым по свечке; а к черту придет и плюнет в глаза. Прошли целые три года, а он все угощает нечистого каждое утро то молотом, то плевками. Терпел, терпел черт, да и вышел из терпения; не в моготу стало. «Полно, думает, принимать мне от него такое наругательство! дай ухитрюсь, да что-нибудь над ним сделаю».
Вот обернулся черт парнем и приходит в кузницу. «Здравствуй, дядя!» – Здорово. «А что, дядя, возьми меня к себе в ученье? буду тебе хоть уголя таскать да меха раздувать». Кузнец тому и рад: «отчего не взять! вдвоем все спорей...» Пошел черт в науку; пожил месяц и узнал кузнечное дело лучше самого хозяина: чего хозяин не сможет, то он сделает. Любо-дорого посмотреть! Кузнец уж так его полюбил, уж так им доволен, что и сказать нельзя. В другой раз сам не идет в кузницу – надеется на работника: он всем управит. Раз как-то не было хозяина дома, а в кузнице оставался один работник. Видит он – едет мимо старая барыня, высунул голову из дверей и давай кричать: «эй, господа! вы пожалуйте сюда; здесь новая работа открывается, старые в молодых переделываются». Барыня сейчас из коляски да в кузницу. «Чем ты это похваляешься? да вправду ли? да сумеешь ли?» спрашивает парня. – Не учиться нам стать! отвечает нечистой; коли б не умел, так и не вызывался бы. «А что стоит?» – спрашивает барыня. – Да всего пятьсот рублев. «Ну, вот тебе деньги, сделай из меня молодую». Нечистой взял деньги, посылает кучера на деревню: «ступай, говорит, притащи сюда два ушата молока»; а самое барыню схватил клещами за ноги, бросил в горн и сжег всю дочиста - только одни косточки и остались. Как принесли два ушата с молоком, он вылил их в кадушку, собрал все косточки и побросал в молоко. Глядь – минуты через три выходит из молока барыня: живая, да молодая, да красивая!
Села она в коляску и поехала домой; входит к барину, а тот уставил на нее глаза и не узнает своей жены. «Что глаза-то выпучил? говорит барыня. Видишь, я и молода, и статна; не хочу, чтоб у меня муж был старой! Сейчас же поезжай в кузницу, пускай и тебя перекуют в молодого... а то и знать тебя не хочу!», Нечего делать, поехал барин.
А тем временем кузнец воротился домой и пошел в кузницу; смотрит - нету работника; искал-искал его, спрашивал-спрашивал – нет как нет, и след простыл. Принялся один за работу, только молотом постукивает. Приезжает барин и прямо в кузницу: «сделай, говорит, из меня молодого». – В уме ли ты, барин? как сделать из тебя молодого? «Ну, там как знаешь!» – Я ничего не знаю. «Врешь, мошенник! коли переделали мою старуху, переделывайте и меня; а то мне житья от нее не будет...» – Да я твоей барыни и в глаза-то не видал. «Все равно твой работник видел. Если он сумел дело повершить, так ты, старой мастер, и подавно должен уметь. Ну, живей поворачивайся; не то быть худу: попробуешь у меня березовой бани». Принужден был кузнец переделывать барина. Расспросил потихоньку у кучера, как и что сделал работник его с барыней, и думает: куда не шло! стану то же делать; попаду на лад – хорошо, не попаду – все равно пропадать! Тотчас раздел барина до нага, схватил его клещами за ноги, сунул в горн и давай поддувать мехами; сжег всего в пепел. После того вынул кости, покидал в молоко, и ждет – скоро ли выскочит оттуда молодой барин. Ждет час, и другой – нет ничего; посмотрел в кадушку – одни косточки плавают, и те обгорелые... А барыня шлет послов в кузницу: скоро ли будет готов барин? Отвечает бедный кузнец, что барин приказал долго жить; поминайте, как звали! Как узнала барыня, что кузнец только сжег ее мужа, а молодым не сделал, сильно разгневалась, созвала своих верных слуг и велела тащить кузнеца на виселицу. Сказано сделано. Побежали слуги в кузницу, схватили его, связали и потащили на виселицу. Вдруг нагоняет их тот самой малой, что у кузнеца жил в работниках, и спрашивает: «куда ведут тебя, хозяин?» – Хотят повесить, отвечал кузнец, и рассказал все, что с ним сталося. «Ну, дядя! молвил нечистый, поклянись, что никогда не будешь бить меня своим молотом, а станешь ко мне такую же честь держать, какую твой отец держал, – и барин сейчас будет и жив и молод». Кузнец забожился, заклялся, что никогда не подымет на черта молота, а будет отдавать ему всякую почесть. Тут работник побежал в кузницу и наскоро воротился оттуда вместе с барином: «стой, кричит слугам, не вешайте! вот ваш барин!» Они сейчас развязали веревки и отпустили кузнеца на все на четыре стороны; с тех пор перестал кузнец плевать на черта и бить его молотом, работник его скрылся и больше на глаза не показывался, а барин с барыней стали жить да поживать, да добра наживать, и теперь еще живут, коли не умерли.