тельно Бормана, признал его нацистским преступником и за
очно приговорил к повешению? Ведь для советской стороны
в это время уже не было смысла засекречивать и далее Бор
мана. Напротив, его следовало объявить героем, крупнейшим
разведчиком всех времён и народов. Подобные вопросы мож
но задавать бесконечно, но на них никакого ответа быть не
может. Совершенно очевидно, что Борман являлся идейно
убеждённым нацистом, это доказывает его деятельность по
укреплению и совершенствованию НСДАП. Это было делом
его жизни. Борман служил партии ревностно, с энтузиазмом.
Единственным человеком около Гитлера, оставшимся
в определённой мере вне идеологии и бывшим достаточно
аполитичным, являлся Генрих Мюллер. Вот кто мог до
вольно легко сменить хозяина при условии, что новый хозя
ин сохранит ему жизнь и достойно оценит его профессио
нальное умение.
Мюллер, как никто, умел маскироваться. И не исклю
чено, что, зная, как не любят верхи Бормана, чтобы отвести
от себя малейшее подозрение, подбросил какой-то «лёгкий»
компромат на него и Гелену, и кому-то из советских деятелей
не самого высшего ранга (например, Еременко), чтобы при
малейшем подозрении всё свалить на Бормана. Конечно, это
не доказательство, но логическое предположение (откуда
могли распространяться «подозрения» на Бормана). И глав
ный мой довод: контакт с советской стороной, включая само
го Сталина, мог «технически» осуществить только один че
ловек из окружения Гитлера - только Мюллер. Любое, самое
высокое лицо из нацистской верхушки, в том числе и Борман,
вступив в контакт с советской стороной, неминуемо со вре
менем было бы разоблачено гестапо, любые шифровки, даже
самые конспиративные, в течение нескольких месяцев, мак
46