НИНА КАРТАШЕВА

В нашей конституции канонизирован ленинский декрет об отделении церкви от государства и школы – трогательная для антикоммунистического режима деталь! Однако отделить народ от святынь невозможно. Те интеллектуалы, которые считают, что практические дела можно «окончательно» решить вне церкви, заблуждаются. Они никак не хотят понять и принять простой и гениальный евангельский постулат: «А все остальное приложится». Неужели история их так ничему и не научила?
Заблуждаются и те, которые тешат себя иллюзией «самостоятельного» общения с Богом, вне церкви. По словам Самого Господа, таковые «не имеют ничего общего со Мною». Святые Отцы заметили: «Для кого церковь – не Мать, для того Бог – не Отец».
К счастью, современная русская поэзия в большинстве своем создается верующими авторами. Православная лирика рассматривается отечественным литературоведением не просто как возрождающаяся традиция духовной поэзии, а как оригинальный литературный феномен, как новаторское явление литературного процесса рубежа XX-XXI веков [29].
Истинная поэзия всегда духовна. Но в последнее время этот термин все чаще употребляется применительно к стихотворениям с религиозной тематикой, трактуя ее не в меру широко.
Русские духовные стихи получили наибольшее распространение в 15-16 веках. Они имели «религиозное содержание, заимствованное из Библии, Житий святых и других церковных источников, с примесью разных посторонних элементов» [14]. Наиболее популярными были стихотворения о Страстях Господних и страданиях Лазаря, о Богоматери, о приближении антихристова века и Страшного Суда. Их пели бродячие калеки или «калики перехожие».
Современному же оседлому, обладающему отменным здоровьем стихотворцу достаточно только несколько раз упомянуть Имя Божие, как его тут же зачисляют в легион пишущих на «религиозную тему». Сейчас, кажется уже все поэты «дружно взывают к Господу, благо снят такой долгий запрет» [72]. Справедливости ради надо сказать, что русские поэты и в советское время обращались к Библии (А. Тарковский, И. Бродский, Д. Самойлов, О. Чухонцев, В. Соколов, Н. Тряпкин, Н. Рубцов, Ю. Кузнецов).
Современную духовную поэзию можно разделить на три группы. Первая, самая многочисленная и словоохотливая, отличается необыкновенной оперативностью, быстротой мышления и инициативностью…

Раньше они воспевали КАМАЗ,
Лихо строчили про БАМ.
Ныне советский поэт-богомаз
Бодро вторгается в храм.
(Сергей Воробьев) [18]

Духовная поэзия – необычайно сложная и деликатная область русской литературы. Вступающему в нее необходимо преодолеть три основных пре-пятствия: 1) Филологическое (проблема соединения церковного и литературного языка, особенно в семантическом отношении); 2) религиозное (проблема обновленчества) и 3) личностное (проблема духовного роста, степени постижения Бога). «Вот почему,  пишет А. Архангельский,  профессионалы отступают перед величием и непосильностью задачи… А дилетанты ничего не страшатся – ибо они не чувствуют, не слышат страшного безмолвия своих слов».
Анатолий Пикач заметил, что для целой ветви поэзии «характерны на сегодня… слияние политического и религиозного пафоса» [72]. Многие лирики просто не понимают сущности религии, они считают ее разновидность идеологии: «Спаси, Христос! Кругом одна измена…» (В. Костров). А ведь Иисус Христос был послан не для того, чтобы развязывать чьи-либо политические или идеологические узлы, а спасать весь род человеческий.
Есть, к счастью, у нас лирики, умеющие говорить о высоком без наивного восторга и без досадной для читателя напыщенности. Они составляют вторую группу поэтов (это покойный Юрий Кузнецов, о творчестве которого нужно говорить отдельно, Нина Карташева, Николай Рачков, Инна Лиснянская, Новелла Матвеева, Глеб Горбовский, Денис Коротаев, Владимир Скиф, Татьяна Смертина, Юрий Лощиц, Мария Аввакумова, Олеся Николаева, Светлана Кекова, Надежда Веселовская и др.) Литературовед Наталья Гордиенко считает, что их лирика относится к творчеству православно-созерцательного типа, которое «создается приверженцами православной традиции, но не ревнителями, а участливыми наблюдателями и созерцателями ее; их жизнь протекает не внутри церковной традиции, а вне ее, хотя и в согласии с основными духовными импульсами, порождаемыми ею. Данный вариант духовной лирики сопровождается сложной мировоззренческой эволюцией, мотивами исканий и сомнений, борьбы веры и неверия при безусловной устремленности к высшему началу, тяготеет к индивидуально-авторскому преломлению духовной традиции, а не к всецелому, канонически строгому, всепроникающему погружению в нее как в единственно возможный способ духовно-телесного существования» [29].
Таков, например, Николай Рачков, обладающий чистым и умиротворенным голосом:

В надзвёздном царственном эфире,
Где дух на троне, а не плоть,
Один, один безгрешный в мире
Всемилостивый наш Господь.
В руках, как дивное сказанье,
Наполненная по края,
Сияет чаша со слезами,
И это Родина моя.

Новелла Матвеева более эмоциональна, она живо откликается на события и факты, которые имеют внутренний, сакральный смысл. Когда Анатолий Чубайс, один из вождей и идеологов наших либералов, заявил о своей ненависти к Ф.М. Достоевскому – тут же появилось и стихотворение поэтессы:

Ганечка Иволгин грянулся в обморок, но –
В пламя камина за кипой деньжищ не полез.
Гордый. А эти полезли бы. Им всё равно.
Помнишь, в начале тупых девяностых годов
Эти – полезли. А кто и сегодня готов…
Странная «гордость» однако у этих скотов!
И к Достоевскому – странный у них интерес…
(«Новые типы»)

Матвеева понимает: зло сидит не только в собственной личности, оно вообще персонифицировано, и борьбу с ним вести необходимо – как внутреннюю, так и внешнюю:

Все грешны. Всех уравнять бы,
Кажись, по общему сходству?
Но кто-то грех ненавидит,
А кто-то – рад греховодству.

Самая заметная поэтесса, сражающаяся и сегодня на «внешних рубе-жах», - Нина Карташева.
Печататься она стала в 1990 году, первая публикация была в девятом номере журнала «Наш современник». «Это еще были такие времена,  рассказывает Карташева,  когда слово «Бог» писали с маленькой буквы, а слово «Воскресение» было известно только, как день недели.
Потом был разрушен коммунистический режим. Все смешалось, и в этом смешении могли разобраться только посвященные. А бывшие советские атеистически воспитанные люди поверили во все: и в экстрасенса Кашпировского, и в НЛО... И вот тогда я, опять же почти помимо моей воли, решила, то есть не решила, а Бог привел, нести мое простое православное слово людям - и я вышла на это служение. И жить мне стало гораздо труднее и страшнее. Но я благодарна Богу, если хоть один человек, читая мои стихи, открыл для себя мир Божьего чуда, молитвы и радости православной веры.
В России ныне царствует власть денег, деньги в чужих руках. Русские вновь унижены и обобраны, русских все меньше, в России поселяются кавказцы, среднеазиаты, неудивительно, что их становится больше и больше, для них другие условия. И они сплочены, помогают своим. Русские должны также помогать своим, где бы они ни были, мы кровные сродники» [19].

Помогите тому, кто слабее.
Русский русского да не покинет,
И в беде своего пожалеет,
Не забудет и не отринет. [45]

«Нина, как Вы, будучи православной христианкой, относитесь к Ва-шему поэтическому дару?
На этот вопрос ответить и просто, и сложно. Понять меня сможет только верующий человек. Талант у всех от Бога. Но этим талантом во чтобы то ни стало старается завладеть противобог, за талантливым человеком ходит не один бес, а семеро, бороться с ними очень тяжело, если нет помощи Бога и Его светлых ангелов. А к Богу обращаться не все таланты хотят. Поэтому в ХХ веке, и ныне, так мало духовных поэтов и писателей, стихотворцев я не считаю, даже если они и пишут православно, но бездарно. Бог одаряет одного из тысячи. Конечно, сатана тут же платит гонорар долларами и рублями, если поэты служат ему, воспевая измену, жестокость и прочие прелести. Бог же с платой, хоть и медлит, но уж Его награда не сравнится с долларами, ибо это красота и жизнь, свет и любовь. Только в них судьба России. Тогда и хлеб насущный приложится.
Время сейчас гораздо страшнее и коварнее советского. Сказано: не бойтесь убивающих тело, бойтесь убивающих душу. С телом уже расправились, теперь враги рода человеческого покусились на душу.
- Что Вы думаете о положении православной веры и Церкви в современной России?
- К Церкви сейчас у власть и деньги имущих отношение лояльное, но им нужна церковь смирившихся перед ними. Из рабов Божиих сделать рабов себе, используя наши самые прекрасные христианские качества: смирение, терпение. Поэтому в народе появилось непротивление злу, теплохладность. Уже нет того горячего подъема, который был в 1990-95 гг. Для Церкви лучше гонители, чем растлители» [19].

Теперь не жди свободы в слове,
Статья за то, что мы без прав.
Законы стряпчие готовят,
Законы Божии поправ.
Неужто я была в гордыне,
Когда воспела русский стан?
Кругом и трусость, и обман.
Вождя не вижу в русском стане,
Терпенье и бесплатный труд.
С двойным гражданством россияне
За экстремизм меня сметут.
Но все же я смиренным слогом
Напомню русским об одном:
Смиряться надо перед Богом,
Но не смиряться перед злом.

Бороться со злом – вот нравственное кредо Нины Карташевой: «Даже наши лучшие православные христианские качества враги Божии и враги России стараются приспособить к себе. Нас, рабов Божиих, они хотят превратить в рабов для себя: "Смиряйтесь, терпите!". Но, дорогие мои, смиряться мы должны перед Богом; перед врагами смиряться - сугубый грех. Любить их можно, но смиряться, позволять им делать бесчинства - это грех. Наступили те времена, когда компромиссы уже неприемлемы, уже нельзя ладить. Середины между злом и добром не может быть» [43].
О предназначении поэта Нина Карташева говорит кротко, но твердо: «Что делать мне, если у меня ни власти, ни денег, ни оружия? У меня только слово, стихи. Но и этим малым я стараюсь помочь. Иду в школы, институты, детские дома и воинские части, когда мне это начальство разрешает, чаще под благовидным предлогом отказывают. Но ведь как важно сейчас, когда оплеваны с высоких трибун все русские идеалы, открыть детям красоту подвига, веру в Бога, честь и славу наших великих предков, целомудрие и кротость русских жен и дев. Спасем детей - спасем Родину» [43].
Патриотическая деятельность поэтессы вызвала ожесточение в извест-ных кругах. На семью Нины Карташевой было совершено покушение. Этот случай стал известен русским людям. «Благодарю Вас за дружеское внимание к моей судьбе и моему творчеству. – Откликнулась поэтесса. - Я признательна Вам за беспокойство обо мне в связи с этим ужасным нападением. Я жива. У нас ничего не украли, не разгромили. Пострадал только муж, ему перебили руку и разбили голову. Но он уже выздоровел, работает.
Причины нападения, совершенного на нас 10 августа, мне не понятны, хотя и не удивительны: в наше время в России, как на войне, могут убить и без причины, и за кусок хлеба, и за стихи. Ни я, ни мой муж (простой строитель) коммерцией, «крутой» политикой и прочими криминальными делами никогда не занимались и абсолютно не способны к этому. Явных врагов у нас нет, зла мы никому никогда не делали, долгов тоже никогда не было, живем скромно и тихо 26 лет в Подмосковье в научном городке Менделеево» [43].
Поразительно, но еще в начале 90-х годов, когда поэтессу широко публиковали в патриотической периодике, ей угрожали, и Карташева предсказала:

– «Придем с ножом и грабежом,
И кружева твои разденем,
Убьем тебя и труп сожжем,
И пепел во поле развеем!
За что?! – За то, что ты жива
За то, что мыслишь и страдаешь,
Что запрещенные слова
По-русски чисто называешь».

Свои программные идеи Нина Карташева высказывает как всегда откровенно: «Приход к власти национального русского лидера возможен только в случае перелома в самой власти. А народ устал. России нужен, пожалуй, пиночетовский вариант, все другие, более мягкие варианты невозможны, потому что упущено время. Только здоровый русский Национализм спасет Родину. Национальный Вождь и его правительство – потом, возможно, теократическое, православное правление для укрепления духа нации – и только потом, если Бог даст, самодержавный, а не кукольный Царь. Пока у нас ни Государя, ни государства. Ни само-державия, ни православия? А Народность? Наш Народ уже добивают. Разброд и шатания по партиям и блокам. Только национальная идея нас спасет. Русского национализма не надо бояться, будет хорошо русским – будет хорошо всем народам России. Добьют русских – свалят древо, с которого сами кормятся»[43]. Эти мысли перекликаются с программными заявлениями Валентина Распутина: «Национальную идею искать не надо, она лежит на виду. Это правительство наших, а не чужих национальных интересов, восстановление и защита традиционных ценностей, изгнание в шею всех, кто развращает и дурачит народ, опора на русское имя, которое таит в себе огромную, сейчас отвергаемую силу, одинаковое госу-дарственное тягло для всех субъектов Федерации. Это покончить с обезьяньим подражательством чужому образу жизни, остановить нашествие иноземной уродливой «культуры», создать порядок, который бы шёл по направлению нашего исторического и духовного строения, а не коверкал его» [118].
В отличие от «среднерусской» светской лирики (на самом деле атеистов среди подлинных русских патриотов очень мало), Нина Карташева призывает к действию, к сопротивлению:

В беспамятстве время от крови и слез,
Бесчинствуют новые тати...
Великомученик-великоросс
И всякий народ! Вставайте.

Ее не останавливают ни наветы врагов, ни зависть друзей:

Коричневым и красным метят нас,
Но мы убелены самой Россией.
Но мы опять страданья пересилим,
И не опустим рук, и не закроем глаз.
Держитесь! Скоро грянет грозный час.
(«Держитесь, братья. Это лишь начало…»)

Нина Карташева осознает, что самые главные недруги России сидят в Кремле:

От Бога за убийство отлученные,
Отец ваш дьявол. Он всегда за вас.
Вокруг него одной семьей сплоченные,
Вы дружно выполняете приказ.
Я не о нации. Ведь вы разноплеменные.
Я не о старом. Вы воспели грех.
Вы не из древних. Слишком современные.
Но древнее клеймо на вас на всех.
Теперь не вы, а к вам идут с поклонами.
Напрасен труд, вас лучше не проси.
Пугаете самих себя погромами
Среди разгрома нового Руси.
Уехали бы вы без возвращения,
Освободили бы наш древний русский Кремль
За это мы вам вымолим прощение.
Езжайте с миром. Только насовсем.
О врагах в стихах поэтессы сказано предельно конкретно:
Нерусские Россией правят,
И во главе ее враги.
Поэтесса не видит в наших лидерах православных, она знает, что судить надо не по словам, а по делам:
Не верьте этим господам,
Хоть крест они теперь целуют,
И строят храм, но стыд и срам,
Рубли сиротские воруют.
А Бог не жертвы просит, нет!
Он милости от сердца хочет,
Не толковать Его Завет,
А исполнять. И не порочить.
А эти господа всегда,
Еще товарищами были,
Героев славили труда,
Но сами по труду не жили.
Исчезнут снова, яко дым.
Ложь не исправить новой ложью.
Не приспособить Церковь к ним,
Она еще покуда Божья.
Не случайно в ее поэзии говорится о народном ополчении:
Нет, я люблю не битву, а уют,
Детей, наряды, музыку, природу.
Да только жить спокойно не дают,
Конец готовят Русскому Народу.
Но за уют я не пойду в полон,
Напрасно ворон надо мною кружит.
Как испокон я встала у икон,
Сняла кольцо, чтоб ты купил оружье.

Земная брань – отражение битвы небесной. Кондопога, Манежка, Сагра – ее зримые вехи. Нина Карташева предчувствует победу, в грохоте «окаянных дней» она слышит горний голос:
Там у Бога обителей много,
Здесь в России нет места для нас,
Гонят Русских с родного порога,
Спущен с гор иудеем «кавказ».
Богородица очи открыла:
«У Христа вы остались одни.
Только русская вера и сила
Победит окаянные дни».

Поэтесса не боится смерти, она знает, что правду уничтожить невозможно:

Как все продумано, как злобно отработано
В глубинах опрокинутых систем.
Всё роздано чужим, всё наше продано,
И в спину нож: НЕТ РУССКИХ - НЕТ ПРОБЛЕМ.
Мне больно, я кричу, пытаюсь вырваться,
Захлёбываюсь в собственной крови.
Крест перевёрнут вниз: «А ну, не рыпаться!
Пиши стишки о счастье и любви!
И запиши: с законом ознакомлена,
И распишись: о тайном промолчишь.
Сопротивляться больше не позволено.
Ты! Экстремистка! Ты еще кричишь?»
Я падаю убитая, безмолвная,
Чтоб встать за Русь уже на Божий Суд,
Где воинство Христа сверкнёт, как молния,
И гром нагрянет: РУССКИЕ ИДУТ!
Нина Карташева обращается к нам со словами, наполненными муже-ством и внутренней нравственной силой:
Открытый бой и тайный бой идёт,
Не уроните ж доблести и Чести.
Встать - и вперёд! Россия не умрёт.
А если и умрёт, то с нами вместе…
Откликнемся ли мы на этот призыв?

ИЕРОМОНАХ РОМАН

В современной духовной поэзии есть православные поэты, искренне и глубоко верующие и понимающие, что «духовный стих по своему религиоз-ному содержанию стоит вне текущих мелочей действительности» [14]. Они составляют третью ее группу. Творчество этих авторов, «живущих внутри духовной традиции, иначе можно назвать православно-воцерковлённой поэзией. Доминантой их мировоззрения является не просто религиозное, но церковное сознание, воссоздание самой реальности Церкви как высшей ценности бытия. Характерные особенности православно-воцерковлённого типа поэзии – внутренняя причастность к литургической традиции, духовной практике молитвы, опыту отцов Церкви, использование иконического пространства и литургического времени» [29].
Это иеромонах Роман (Матюшин), А. Васильев, М. Дьяконова, священник Дмитрий Дудко, священник Андрей Кононов, священник Андрей Логвинов, диакон Владимир Нежданов и др. Веру они ставят выше искусства:

Когда этот воздух заполнится серой
И страшною правдой заменится ложь,
Безверие наше закончится верой,
Искусством, художник, тогда не тревожь.
Пространство и время свернутся, как свиток,
В котором искусство – ковровый искус
Из тонких, как нервы, изотканный ниток,
Что в левую руку возьмет Иисус.
(А. Васильев)

Васильев, вероятно, говорит здесь не о литературе, а о беллетристике, пленяющей изяществом, красивым обманом, воспевающей страсть. Но как тут быть? – Ведь, по мнению Вл. Артемова, «поэзия без страсти потеряет многое» [4]. Налицо смешение понятий. Страсть чаще всего – привычка к греху, наслаждение им, любовь же – не только отношения полов, это благородное чувство имеет всеобщий характер, мы просто забыли о первоначальном значении этого слова. В древнерусской литературе и русской классике 19 века этика и эстетика всегда были неразрывно связаны, этико-эстетическая целостность художественного произведения была важнейшей приметой единства формы и содержания. Если же говорить не о беллетристике, а о великой традиции русской литературы, проповеднической по своему характеру (Д. С. Лихачев), то она способна помочь человеку на путях постижения истины. Поэтов третьей группы объединяет нечто большее: Православная София – мудрость и полнота религиозного чувства. Различие стилей – не показатель, объединяют их идейно-эстетические и тематические координаты.

Так, священник Андрей Логвинов опровергает неверное представление о смирении:

Идёт война, и на войне
Неслыханное к нам вторженье.
А мы как люди – не в цене,
Нас бьют всерьёз, на пораженье.
Тогда – не справилась Орда
С высокой духом Русью древней.
Теперь – разорены деревни,
Содомом стали города.
А где ж защитники – князья,
Вожди, герои, полководцы?
У них свой бизнес, им нельзя,
Их закупили инородцы.
И хоть кресты пронзают высь
И купола блестят в столице,
Кто должен день и ночь молиться –
До сладкой жизни дорвались.
Идёт война, и на войне
Кругом разгром и пораженье.
Но разве умер Бог во мне?!
Но разве умер Бог во мне?!
Но разве умер Бог во мне!!! –
Он подымает на сраженье.

Поэт связывает воедино духовную борьбу и внешнее действие, борьбу со злом и его носителями.
Наиболее известный и оригинальный поэт этой группы – иеромонах Роман.
Монашеская жизнь для людей, далеких от нее, либо тайна за семью пе-чатями, либо расхожее убеждение, еще более далекое от подлинного ее содержания. Все ограничивается внешней «картинкой»: высокие монастырские стены, черные одежды, войлочные боты марки «Прощай, молодость!», взгляд «не от мира сего» и… и, пожалуй, все. – Да, еще послушание, смирение и еще раз смирение…
Может быть, поэтому не все поняли и приняли поэзию иеромонаха Ро-мана начала ХХI века – смиренный молитвотворец превратился в певца-обличителя пороков и грехов наших.
А ведь монах – прежде всего духовный воин. Видно, настал час иного монашеского подвига: воинствующего ревнителя веры, разящего врагов словом правды.
Жизнь будущего отца Романа (в миру Александра Ивановича Матюшина) не предполагала столь резкой смены координат: он родился в 1954 году в селе Рябчевск Трубчевского района Брянской области. «Отец  потомственный крестьянин; мать  учительница, в старости  монахиня Зосима. С 1972 иеромонах Роман учился на филологическом факультете Калмыцкого государственного университета, отказался от выпускных экзаменов, работал плотником, рабочим силикатного завода, художественным руководителем во Дворце культуры, учителем музыки в школе. Вехой духовного становления стал 1980, уход в Вильнюсский Свято-Духов монастырь, в 1981  в Псково-Печерский. Рукоположен в 1983. Служил в приходах Псковской епархии (пос. Кярово, г. Каменец), с 1993 удалился в скит Ветрово. Стихи писал с ранних лет, первая публикация  в районной газете. Зов к монашескому уединению прозвучал еще в юности» [50].
Отшельничество иеромонаха Романа непостижимым образом соединило его с нами – стихи были услышаны страдающей Россией. Путь от молитвы к исповеди, а от нее – к проповеди и снова к молитве – стал судьбой миллионов православных.
Нераздельность веры и России (Престола Божия) – непреложный закон для иеромонаха Романа:

Любите Родину! Она у нас одна.
В благословенье Господом дана.
У Царственной отнюдь не царский вид,
Но Истину, как некогда хранит.
И пусть себе гогочущие скачут,
Нам Сказано: - Блаженны те, кто плачут.
А значит, есть Надежда и в кручине!
О, Родина! Души моей Святыня!
( 29 – 30 сентября 2003 г. скит Ветрово) [83]

Говоря словами Ю. Кузнецова, «мир рухнет в ад», если случится невозможное:

И если вдруг тебя погубят,
то и самим врагам не жить:
Вселенная могилой будет –
Иначе не похоронить.
(«Россия!») [84]

Отшельник, который сложил множество стихов и песен «для попеченья о запущенной русской душе», как сказал об иеромонахе Романе Валентин Распутин в рассказе «Больница», выслушал в свой адрес немало упреков, но чаще всего этот: «Не монашеское это дело, писать стихи». Ответом всем сомневающимся может стать следующий факт: отец Роман создал свои произведения первой половины 1990-х годов по благословению Митрополита Иоанна (Ленинградского/Санкт-Петербургского и Ладожского). Книга его стихов «Русский куколь» издана по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II [58]. Молитвенность, «уединенная сосредоточенность, самоуглубленность лирического героя поэзии о. Романа сочетается с активной социальной позицией – например, в гражданских стихах о России, с потребностью в прямом, проповедническом по существу обращении к миру. В этом смысле песнопениям и стихам о.Романа близко то проповедническое начало, которое было коренным свойством отечественной литературы и культуры. Наследуя через века древний жанр духовной проповеди и поучения, поэт-певец творчески использует его, обращаясь к современному человеку» [68]. В январе 2011 года иеромонах Роман опубликовал рассказ «С того света», в котором дал свою оценку событиям на Манежной площади: «Пост подходит к концу, казалось бы, радоваться надо приближающемуся Рождеству. Да вот узнал о декабрьских событиях, и душа закровоточила: то ли страна уже летит в пропасть, то ли в безвыходнейшем тупике. Кругом корыстолюбие, лукавство, обман. С ног до головы покрылись нравственной проказой, да ещё, ко всем прочим напастям, ветхозаветный плен. А грозовые тучи всё собираются и собираются, готовя народу величайшие потрясения. И по человеческому разумению - нет ни единой возможности выкарабкаться из трясинного тупика. Ни единой! Несколько дней душу постоянно саднило покаянным воплем: - Господи, спаси ны, погибаем! И Господь вразумил! И как же вразумил!.. Нет поражения во Христе!» [90].
Мистическая подоплека всего происходящего с нами была раскрыта иеромонахом в статье «За равноправие!», посвященной холокосту. Ряд изданий, которым батюшка предлагал эту статью, отказались от ее публикации. В Интернете же текст, написанный еще в 2006 году, появился на сайте «Русской народной линии» только в апреле 2010-го. Нет смысла приводить статью полностью, но некоторые выборки из нее процитировать необходимо:
- «Греческое слово «холокост» означает жертвоприношение у древних евреев, при котором жертва полностью пожиралась огнём. Как поясняет Р.Гароди, термин «холокост» «выражает желание сделать преступления, со-вершенные против евреев, исключением истории, потому что страданиям и смерти придаётся сакральный характер».
- «Миф о холокосте превратили в неприкосновенный идол. Эдакая раздутая золотая дубина, могущая карать и доить. Страшно сказать, на какую высоту вознесли этот идол. Сбылась мечта Люцифера, мечтавшего поставить свой престол выше Божьего. Сам не смог - служащие ему потрудились. Вдумайтесь! Можно сомневаться в бытии Бога, даже быть безбожником - никто тебя не осудит, никаких прав не лишит тебя лукавое общество. Но засомневайся в холокосте или скажи, что его не было - в Австрии и Германии тебя посадят, превратят в изгоя. И не ведают австро-немецкие пресмыкатели, что они проповедуют обыкновенный фашизм: всё та же забота об одной нации, исключительные права - одной нации, чем не оборотная сторона фашистской медали?»
- «Никто же не отрицает страдание народов, в том числе и еврейского. Склоняю голову перед страданиями русских, украинцев, белорусов, сербов (народов, наиболее пострадавших от фашизма), и, конечно же, не радуюсь скорби евреев. Но признавать их страдания особыми, утверждать, что «лишения и страдания Христа несопоставимы» со страданиями евреев во Второй мировой войне - равносильно отречению от Христа, к чему и призывает идол холокоста».
- «Почитайте объективную книгу швейцарца Юргена Графа «Миф о холокосте» - узнаете правду о судьбе евреев во Второй мировой войне. Не было никакого еврейского холокоста. В поисках газовых камер я специально ездил в Освенцим - нет их там (ну не называть же газовыми камерами помещения с оштукатуренными стенами, без труб для отвода газа, куда помещали заключённых для уничтожения вшей). И знаете, что меня поразило? Крытые черепицей добротные здания, мраморные унитазы и умывальники! И это в то время! (Освенциму бы условия Соловков - кричали бы о Тройном холокосте). Очень возмутила ложь устроителей выставки еврейского страдания - в отдельных комнатах до потолка навалены волосы. Горы волос! Когда же я присмотрелся - увидел дощатый настил, идущий от подоконников до потолка (даже не от пола!) и чуть прикрытые волосами доски, стало противно, как будто попал на рынок, где торгуют страданиями».
- «Библия повествует, как поступали израильтяне с покорёнными народами - сжигали целые города и всё, что в них - мужчин, женщин, стариков, детей, скот, одежду - всё предавали огню. Вот он настоящий еврейский холокост, правда, евреи были не жертвами, а палачами. И хоть раз евреи повинились за свои исторические злодеяния? Нет, они гордятся этими зверствами, превратив погромы в национальные праздники. И куда там Гитлеру!»
- «Всем известно, как в годы оккупации католические и православные священники давали приходившим иудеям справки о крещении. А ведь даже страшно представить, чтобы христианин купил себе жизнь ценою отречения (пусть даже внешнего) от Христа!»
- «Зачумлённая жидовской пропагандой преподаватель из Москвы доказывала мне, что немцы уничтожали евреев именно за то, что они были евреи, а русских и прочих уничтожали просто так. Хорошенькое утешение родственникам уничтоженных русских - сожженных заживо или расстрелянных!»
- «Было бы глупо надеяться, что меня услышат заткнувшие уши своей исключительностью. Если и услышат - истолкуют превратно. Безумие - выходить одному на битву. Но это честнее, чем в отдалении наблюдать, как моё Отечество ведут на заклание. Я исполнил гражданский долг, чиста моя сыновняя совесть. Не призываю к ненависти и насилию, прошу одного: Прозрите, люди! Увидьте мир в истинном свете. Не называйте чёрное белым, не идите в стойло! Долой фашизм!» [88].
Кстати, в том же 2010 году вышел журнальный вариант, а в 2011-м – книга Станислава
Куняева «Жрецы и жертвы Холокоста», поразившая многих творческой страстностью, интеллектуальной мощью и ясностью мысли. Публицистическое исследование известного писателя, так же, как и статья иеромонаха Романа, направлено против сионизма – страшного явления в новейшей истории человечества. Его жертвами стали миллионы людей: еврейский народ, втянутый в бесконечную войну на Ближнем Востоке, палестинцы, защищающие себя от истребления, и наконец, «просвещенные» народы Европы, склонившие головы перед этим идолом нового времени.
Сионисты цинично спекулируют на еврейских жертвах Второй Мировой войны, навязывая всем мысль об «исключительности» этой трагедии, почему-то дающей право «избранному» народу (а точнее – им самим) на всеобъемлющее превосходство.
Кстати, сами «специалисты» по истории Холокоста до сих пор не при-шли к согласию о том, сколько же евреев погибло во время войны: шесть миллионов, четыре или еще меньше? Но цифры тут – не главное (мы потеряли 27 миллионов, но не делаем из этого факта вселенской трагедии), главное в ином – какова же цель этой беззастенчивой политической спекуляции, какие трофеи хотят получить сионисты по результатам современной мировой, но уже иной, идеологической войны?
Станислав Куняев стремится обнажить религиозные, политические, конспирологические и даже психологические корни этого явления, ставшего для западного мира чуть ли не новой религией, тщательно оберегаемой «священной коровой» демократии - любое научное исследование этого вопроса, посягающего на созданный миф, объявляется уголовным преступлением. Ст. Куняев совершенно справедливо считает, что Холокост – это фундамент новейшего европейского тоталитаризма. На нем выстроена вся конструкция так называемых «прав человека», столкнувшего Запад в яму «просвещенного» расизма, согласно которому все народы равны, но есть один самый многострадальный народ, который «всех равнее».
Стремление ушлых политиков переписать историю Второй Мировой войны объясняется их внутренним убеждением о расовом превосходстве над остальными народами. Золотая мечта не только чужих, но и наших «либералов»: А. Гербер, А. Асмолова, Б. Сарнова и других – объявить русский народ поджигателем войны, а советский режим приравнять к фашистскому, в 2009 году сбылась. Европа лягнула больного медведя. Но медведь болен не смертельно…
К сожалению, некоторые наши действующие политики, не зная сути происходящего, вольно или невольно поддерживают эту линию. Вот что пи-шет, например, Валентина Матвиенко: «Исторический смысл запоздалого признания Россией места Холокоста в истории цивилизации означает, что отныне Россия входит в общий ряд цивилизованных стран, для которых эта катастрофа воспринимается как общечеловеческая, а не только национальная трагедия». К счастью, наш народ прекрасно осведомлен, в отличие от В. Матвиенко, о «прелестях» западной цивилизации, горой встающей на защиту геев, лесбиянок и фарисействующих сионистов. Отношение к палестинцам, православным сербам и русским как к недочеловекам (обстрел Белграда ракетами с надписями «С Пасхой!» мы не забудем вовек!) как раз и вытекает из того факта, что христианство в Европе практически погибло, а его место занял «новый мировой порядок» - демократический идол, поразительно похожий на Яхве.
Наш народ терпим и доверчив. Мы искренне считаем, что все нации равноправны. Сионисты же думают иначе. Их цель – сломить наш дух, нашу традицию справедливости, лишить нас веры в Бога и в себя. Мы должны помнить об этом.
Сионизм всех своих обличителей объявляет антисемитами, но после книги А. Солженицына «Двести лет вместе» вопрос о русском «антисемитиз-ме» должен быть снят. Невозможно вспомнить ни одного еврейского погрома в России почти за сто лет! Уж как в народе ненавидят Чубайса – а хоть волосок с его головы слетел? Оплеуху получил только Горбачев. Русский, к нашему позору…
Мы живем не в Израиле, а в России. И простые евреи прекрасно пони-мают, что сильная Россия – их защитница. Однако нашего соплеменника об-винят в расизме и антисемитизме автоматически, сразу – лишь только он рискнет назвать себя русским. И тут никакие ухищрения, никакие уверения и заигрывания не проходят. Уж если Виктору Астафьеву, единственному из великих русских писателей перешедшему в стан «демократов», посмертно припомнили «стойкий антисемитизм» (К. Азадовский), то что уж говорить об остальных.
В этом свете совершенно иной смысл приобретают следующие строки поэта:

Я мечтаю поехать (простите монаху мечтанья)
В необъятную даль по Великой и скорбной стране.
И устрою себе, может быть, напоследок, свиданье
С дорогою Отчизной, что видится пленницей мне [87].

Монах обязан говорить слово правды, в этом он подражает Самому Иисусу Христу:

И подымался ненавистник лжи,
И шёл к царям с великим дерзновеньем,
И говорил - что Бог ему вложил,
И врачевал глаголом отпаденье.
(«Когда народ ступал от Света в тьму…») [87]

«Мы живём в поразительное время: время великих открытий, великого вырождения, великой лжи - в последнее время! – Говорит иеромонах Роман. - Пир у края пропасти захватил всех и вся! Жажда чести, власти, богатства завладела умами и сердцами! Государствами управляют те, кому без грима можно работать в цирке, но клоунада политическая оплачивается больше, и потому шуты с цирковой арены ринулись на арену политическую. Излукавившиеся правдолюбцы, клеймя расизм, без зазрения совести заявляют о «золотом миллиарде», обвиняя фашистов за убийства, поощряют убийства во чреве! Ратуя на словах за здоровье нации, с юных лет навязывают алкоголь, табак, в школах внедряют уроки разврата! Целые народы превращены в телезрителей, фанатов и интернетовских праздношатаек. И стар, и мал кинулись на развлечения! Спорт объявлен национальной идеей!»... [86].

Хвалятся общим домом,
Сами живут с охраной,
Пахнущие Содомом
Поводыри баранов.
(«Люди забыли Бога!») [87].

Православная душа иеромонаха Романа – это одновременно и душа патриота: «Патриотизм - слово святое, ибо этим словом прославляется верность Родине. Измена же осуждена еще в раю» [69]. И поэтому его духовная поэзия – в самом высшем смысле поэзия патриотическая:

Вожди живут себе в угоду,
Во власти полный паралич.
Мы перестали быть народом -
И засвистел кавказский бич.
Его старательно сплетали
При одобрении властей.
Уж как на Русь не клеветали
Искариоты всех мастей!
Разбой телесный и духовный!
В верхах измена и обман!
Но словоблудит вождь верховный
О процветанье россиян.
Иван да Марья - недруг знает -
Хребет страны, её душа!
Когда хребет переломают,
Тогда и рёбра сокрушат.
И что? Мостить страну гробами,
Наполнив ненавистью грудь?
Нас подло сталкивают лбами,
Антихристу готовя путь.
Мир подвела к последней грани
Лапсердако́вая напа́сть.
Русь обрекла на вымиранье
Олигархическая власть.
(«На грани») [89]

«В чем на Ваш взгляд заключается русская национальная идея (идея возрождения нашей многострадальной Родины)?
В воцерковлении. Потому что без возрождения души Родина не возродится. Не коттеджи и иномарки принесли славу России, а русская православная душа, собравшая раздробленные земли, создавшая величайшее духовное богатство. А без души любое тело мертво. Как его ни румянь, как ни забрасывай цветами - покойник есть покойник».
(Из беседы редактора «Трубчевской газеты» Натальи Соболевой
с иеромонахом Романом) [69].
Все империи рушились от падения нравов, от идолопоклонства и забвения духовных начал. Господь выгнал из храма торгующих и менял (банкиров), а мы наш общий храм – Россию - сделали вертепом разбойников. Уже и Патриарх говорит о «духовной агрессии»… Дело обстоит именно так: сумеем ли мы сохранить свою веру, национальные ценности, или погибнем под напором чуждой западной цивилизации?
Легкой жизни в ближайшие годы не будет (А. Солженицын незадолго до кончины заметил: «Праздников не ждите»), но разброд заканчивается. Мы обманулись, но не обмануты. Мы согрешили, но есть еще время для исправления. И пока не будет в русском народе подлинного покаяния – перед Богом, а не другими народами – о наших и только наших грехах: убитых во чреве и брошенных детях, воровстве, пьянстве – не будет и спасения.
Россия собирается, освобождается от мифов. Единственный миф: Россия вымирает – стал трагической реальностью, но и он преодолим. На войне как на войне – будем воевать не числом, а умением.
Сила рождается в немощи. Появится и национальный лидер – только когда созреет само общество, когда атмосфера станет грозовой. Надо искать правду в народе, в церкви, в обычных приходах, скрепляющих собой духовное пространство Руси.
«Россия гибнет», - говорят иные, но она не гибнет, она больна. Но эта болезнь – не к смерти.

далее
назад
к титульной странице