ЧАСТЬ II. СТИХИ
     
     
      Vade, sed incukns... [103] [Иди, хоть и неприбранная... (лат.)]
     
     
      К ДРУЗЬЯМ
     
                Вот список мой стихов,
      Который дружеству быть может драгоценен.
           Я добрым гением уверен,
           Что в сем Дедале рифм и слов
                Недостает искусства:
      Но дружество найдет мои, в замену, чувства,
           Историю моих страстей,
           Ума и сердца заблужденья,
      Заботы, суеты, печали прежних дней
           И легкокрилы наслажденья;
           Как в жизни падал, как вставал,
           Как вовсе умирал для света,
      Как снова мой челнок фортуне поверял...
                И словом, весь журнал
      Здесь дружество найдет беспечного Поэта,
                Найдет и молвит так:
           "Наш друг был часто легковерен;
      Был ветрен в Пафосе; на Пинде был чудак;
      Но дружбе он зато всегда остался верен;
      Стихами никому из нас не докучал
           (А на Парнасе это чудо!)
           И жил так точно, как писал...
                Ни хорошо, ни худо!"
     
     
      ЭЛЕГИИ
     
     
      НАДЕЖДА
     
      Мой дух! доверенность к Творцу!
      Мужайся; будь в терпеньи камень.
      Не он ли к лучшему концу
      Меня провел сквозь бранный пламень?
      На поле смерти чья рука
      Меня таинственно спасала,
      И жадный крови меч врага,
      И град свинцовый отражала?
      Кто, кто мне силу дал сносить
      Труды, и глад, и непогоду,
      И силу - в бедстве сохранить
      Души возвышенной свободу?
      Кто вел меня от юных дней
      К добру стезею потаенной
      И в буре пламенных страстей
      Мой был Вожатай неизменной?
     
      Он! Он! Его все дар благой!
      Он нам источник чувств высоких,
      Любви к изящному прямой
      И мыслей чистых и глубоких!
      Все дар его, и краше всех
      Даров - надежда лучшей жизни!
      Когда ж узрю спокойный брег,
      Страну желанную отчизны?
      Когда струей небесных благ
      Я утолю любви желанье,
      Земную ризу брошу в прах
      И обновлю существованье?
     
     
      НА РАЗВАЛИНАХ ЗАМКА В ШВЕЦИИ
     
      Уже светило дня на западе горит
           И тихо погрузилось в волны!..
      Задумчиво луна сквозь тонкий пар глядит
           На хляби и брега безмолвны.
      И все в глубоком сне поморие кругом.
      Лишь изредка рыбарь к товарищам взывает,
      Лишь эхо глас его протяжно повторяет
                     В безмолвии ночном.
     
      Я здесь, на сих скалах, висящих над водой,
           В священном сумраке дубравы
      Задумчиво брожу и вижу пред собой
           Следы протекших лет и славы:
      Обломки, грозный вал, поросший злаком ров,
      Столбы - и ветхий мост с чугунными цепями,
      Твердыни мшистые с гранитными зубцами
                     И длинный ряд гробов.
     
      Все тихо: мертвый сон в обители глухой.
           Но здесь живет воспоминанье:
      И путник, опершись на камень гробовой,
           Вкушает сладкое мечтанье.
      Там, там, где вьется плющ по лестнице крутой
      И ветр колышет стебль иссохшия полыни,
      Где месяц серебрил угрюмые твердыни
                     Над спящею водой, -
     
      Там воин некогда,  Одена храбрый внук,
           В боях приморских поседелый,
      Готовил сына в брань, и стрел пернатых пук,
           Броню заветну, меч тяжелый
      Он юноше вручил израненной рукой
      И громко восклицал, подъяв дрожащи длани:
      "Тебе он обречен, о бог, властитель брани,
                     Всегда и всюду твой!
     
      А ты, мой сын, клянись мечом своих отцов
           И Гелы клятвою кровавой
      На западных струях быть ужасом врагов
           Иль пасть, как предки пали, с славой!"
      И пылкий юноша меч прадедов лобзал,
      И к персям прижимал родительские длани,
      И в радости, как конь при звуке новой брани,
                     Кипел и трепетал.
     
      Война, война врагам отаческой земли! -
           Суда наутро восшумели.
      Запенились моря, и быстры корабли
           На крыльях бури полетели!
      В долинах Нейстрия раздался браней гром,
      Туманный Альбион из края в край пылает,
      И Гела день и ночь в Валкалу провождает
                     Погибших бледный сонм.
     
      Ах, юноша! спеши к отеческим брегам,
           Назад лети с добычей бранной;
      Уж веет кроткий ветр вослед твоим судам,
           Герой, победою избранный!
      Уж скальды пиршество готовят на холмах.
      Зри: дубы в пламени, в сосудах мед сверкает,
      И вестник радости отцам провозглашает
                     Победы на морях.
     
      Здесь, в мирной пристани, с денницей золотой
           Тебя невеста ожидает,
      К тебе, о юноша, слезами и мольбой
           Богов на милость преклоняет...
      Но вот в тумане там, как стая лебедей,
      Белеют корабли, несомые волнами;
      О, вей, попутный ветр, вей тихими устами
                     В ветрила кораблей!
     
      Суда у берегов, на них уже герой
           С добычей жен иноплеменных;
      К нему спешит отец с невестою младой
           И лики скальдов вдохновенных.
      Красавица стоит, безмолвствуя, в слезах,
      Едва на жениха взглянуть украдкой смеет,
      Потупя ясный взор, краснеет и бледнеет,
                    Как месяц в небесах...
     
      И там, где камней ряд, седым одетый мхом,
           Помост обрушенный являет,
      Повременно сова в безмолвии ночном
           Пустыню криком оглашает, -
      Там чаши радости стучали по столам,
      Там. храбрые кругом! с друзьями ликовали,
      Там- скальды пел-и брань, и персты их летали
                     По пламенным струнам.
     
      Там пели звук мечей и свист пернатых стрел,
           И треск щитов, и гром ударов,
      Кипящу брань среди опустошенных сел
           И грады в зареве пожаров;
      Там старцы жадный слух склоняли к песне сей,
      Сосуды полные в десницах их дрожали,
      И гордые сердца с восторгом вспоминали
                     О славе юных дней.
     
      Но все покрыто здесь угрюмой ночи мглой,
           Все время в прах преобратило!
      Где прежде скальд гремел на арфе золотой,
           Там ветер свищет лишь уныло!
      Где храбрый ликовал с дружиною своей,
      Где жертвовал вином отцу и богу брани,
      Там дремлют, притаясь, две трепетные лани
                     До утренних лучей.
     
      Где ж вы, о сильные, вы, галлов бич и страх,
           Земель полнощных исполины,
      Роальда спутники, на бренных челноках
           Протекши дальние пучины?
      Где вы, отважные толпы богатырей,
      Вы, дикие сыны и брани и свободы,
      Возникшие в снегах, средь ужасов природы,
                     Средь копий, средь мечей?
     
      Погибли сильные! Но странник в сих местах
           Не тщетно камни вопрошает
      И руны тайные, преданья на скалах
           Угрюмой древности, читает.
      Оратай ближних сел, склонясь на посох свой,
      Гласит ему: "Смотри, о сын иноплеменный,
      Здесь тлеют праотцев останки драгоценны:
                     Почти их гроб святой!"
     
     
      ЭЛЕГИЯ ИЗ ТИБУЛЛА
     
      Вольный перевод
     
      Мессала! Без меня ты мчишься по волнам
      С орлами римскими к восточным берегам;
      А я, в Феакии оставленный друзьями,
      Их заклинаю всем, и дружбой, и богами,
      Тибулла не забыть в далекой стороне!
      Здесь Парка бледная конец готовит мне,
      Здесь жизнь мою прервет безжалостной рукою...
      Неумолимая! Нет матери со мною!
      Кто будет принимать мой пепел от костра?
      Кто будет без тебя, о милая сестра,
      За гробом следовать в одежде погребальной
      И миро изливать над урною печальной?
      Нет друга моего, нет Делии со мной, -
      Она и в самый час разлуки роковой
      Обряды тайные и чары совершала:
      В священном ужасе бессмертных вопрошала -
      И жребий счастливый нам отрок вынимал.
      Что пользы от того? Час гибельный настал,
      И снова Делия, печальна и уныла,
      Слезами полный взор невольно обратила
      На дальний путь. Я сам, лишенный скорбью сил,
      "Утешься", - Делии сквозь слезы говорил;
      "Утешься!" - и еще с невольным трепетаньем
      Печальную лобзал последним лобызаньем.
      Казалось, некий бог меня остановлял:
      То ворон мне беду внезапно предвещал,
      То в день, отцу богов Сатурну посвященный,
      Я слышал гром глухой за рощей отдаленной.
      О вы, которые умеете любить,
      Страшитеся любовь разлукой прогневить!
      Но, Делия, к чему Изиде приношенья,
      Сии в ночи глухой протяжны песнопенья
      И волхвованье жриц, и меди звучный стон?
      К чему, о Делия, в безбрачном ложе сон
      И очищения священною водою?
      Все тщетно, милая, Тибулла нет с тобою.
      Богиня грозная! Спаси его от бед,
      И снова Делия мастики принесет,
      Украсит дивный храм весенними цветами
      И с распущенными по ветру волосами,
      Как дева чистая, во ткань облечена,
      Воссядет на помост: и звезды, и луна,
      До восхождения румяныя Авроры,
      Услышат глас ее и жриц фарийских хоры.
      Отдай, богиня, мне родимые поля,
      Отдай знакомый шум домашнего ручья,
      Отдай мне Делию: и вам дары богаты
      Я в жертву принесу, о Лары и Пенаты!
     
      Зачем мы не живем в златые времена?
      Тогда беспечные народов племена
      Путей среди лесов и гор не пролагали
      И ралом никогда полей не раздирали;
      Тогда не мчалась ель на легких парусах,
      Несома ветрами в лазоревых морях,
      И кормчий не дерзал по хлябям разъяренным
      С сидонским багрецом и с золотом бесценным
      На утлом корабле скитаться здесь и там.
      Дебелый вол бродил свободно по лугам.
      Топтал душистый злак и спал в тени зеленой;
      Конь борзый не кропил узды кровавой пеной;
      Не зрели на полях столпов и рубежей,
      И кущи сельские стояли без дверей;
      Мед капал из дубов янтарною слезою;
      В сосуды молоко обильною струею
      Лилося из сосцов питающих овец -
      О мирны пастыри, в невинности сердец
      Беспечно жившие среди пустынь безмолвных!
      При вас, на пагубу друзей единокровных,
      На наковальне млат не исковал мечей,
      И ратник не гремел оружьем средь полей.
      О век Юпитеров! О времена несчастны!
      Война, везде война, и глад, и мор ужасный,
      Повсюду рыщет смерть, на суше, на водах...
      Но ты, держащий гром и молнию в руках!
      Будь мирному певцу Тибуллу благосклонен,
      Ни словом, ни душой я не был вероломен;
      Я с трепетом богов отчизны обожал,
      И если мой конец безвременный настал, -
      Пусть камень обо мне прохожим возвещает:
      "Тибулл, Мессалы друг, здесь с миром почивает".
      Единственный мой бог и сердца властелин,
      Я был твоим жрецом, Киприды милый сын!
      До гроба я носил твои оковы нежны,
      И ты, Амур, меня в жилища безмятежны,
      В Элизий проведешь таинственной стезей,
      Туда, где вечный май меж рощей и полей,
      Где расцветает нард и киннамона лозы
      И воздух напоен благоуханьем розы;
      Там слышно пенье птиц и шум биющих вод;
      Там девы юные, сплетяся в хоровод,
      Мелькают меж древес, как легки привиденья;
      И тот, кого постиг, в минуту упоенья,
      В объятиях любви, неумолимый рок,
      Тот носит на челе из свежих мирт венок.
      А там, внутри земли, во пропастях ужасных
      Жилище вечное преступников несчастных,
      Там реки пламенны сверкают по пескам,
      Мегера страшная и Тизифона там
      С челом, опутанным шипящими змиями,
      Бегут на дикий брег за бледными тенями.
      Где скрыться? Адский пес лежит у медных врат,
      Рыкает зев его... и рой теней назад!..
      Богами ввержены во пропасти бездонны,
      Ужасный Энкелад и Тифий преогромный
      Питает жадных птиц утробою своей.
      Там хищный Иксион, окованный змией,
      На быстром колесе вертится бесконечно;
      Там в жажде пламенной Тантал бесчеловечный
      Над хладною рекой сгорает и дрожит...
      Всё тщетно! вспять вода коварная бежит,
      И черпают ее напрасно Данаиды,
      Все жертвы вечные карающей Киприды.
      Пусть там страдает тот, кто рушил наш покой
      И разлучил меня, о Делия, с тобой!
      Но ты, мне верная, друг милой и бесценной,
      И в мирной хижине, от взоров сокровенной,
      С наперсницей любви, с подругою твоей,
      На миг не покидай домашних алтарей.
      При шуме зимних вьюг, под сенью безопасной,
      Подруга в темну ночь зажжет светильник ясной
      И, тихо вретено кружа в руке своей,
      Расскажет повести и были старых дней.
      А ты, склоняя слух на сладки небылицы,
      Забудешься, мой друг, и томные зеницы
      Закроет тихий сон, и пряслица из рук
      Падет... и у дверей предстанет твой супруг,
      Как небом посланный внезапно добрый гений.
      Беги навстречу мне, беги из мирной сени,
      В прелестной наготе явись моим очам:
      Власы развеяны небрежно по плечам,
      Вся грудь лилейная и ноги обнаженны...
      Когда ж Аврора нам, когда сей день блаженный
      На розовых конях, в блистаньи принесет
      И Делию Тибулл в восторге обоймет?
     
     
      ВОСПОМИНАНИЕ
     
      Мечты! - повсюду вы меня сопровождали
      И мрачный жизни путь цветами устилали!
      Как сладко я мечтал на Гейльсбергских полях,
           Когда весь стан дремал в покое
      И ратник, опершись на копие стальное,
      Смотрел в туманну даль! Луна на небесах
           Во всем величии блистала
      И низкий мой шалаш сквозь ветви освещала;
      Аль светлый чуть струю ленивую катил
      И в зеркальных водах являл весь стан и рощи;
      Едва дымился огнь в часы туманной нощи
      Близ кущи ратника, который сном почил.
      О Гейльсбергски поля! О холмы возвышенны!
      Где столько раз в ночи, луною освещенный,
      Я в думу погружен, о родине мечтал;
      О Гейльсбергски поля! В то время я не знал,
      Что трупы ратников устелют ваши нивы,
      Что медной челюстью гром грянет с сих холмов,
           Что я, мечтатель ваш счастливый,
           На смерть летя против врагов,
           Рукой закрыв тяжелу рану,
      Едва ли на заре сей жизни не увяну -
      И буря дней моих исчезла как мечта!..
           Осталось мрачно вспоминанье...
      Между протекшего есть вечная черта:
           Нас сближит с ним одно мечтанье,
      Да оживлю теперь я в памяти своей
           Сию ужасную минуту,
           Когда, болезнь вкушая люту
           И видя сто смертей,
      Боялся умереть не в родине моей!
      Но небо, вняв моим молениям усердным,
           Взглянуло оком милосердным:
      Я, Неман переплыв, узрел желанный край,
           И, землю лобызав с слезами,
      Сказал: "Блажен стократ, кто с сельскими богами,
      Спокойный домосед, земной вкушает рай
      И, шага не ступя за хижину убогу,
           К себе богиню быстроногу
           В молитвах не зовет!
           Не слеп ко славе он любовью,
      Не жертвует своим спокойствием и кровью:
      Могилу зрит свою и тихо смерти ждет".
     
     
      ВОСПОМИНАНИЯ
      Отрывок
     
      ......................................................
      Я чувствую, мой дар в поэзии погас,
      И муза пламенник небесный потушила;
           Печальна опытность открыла
           Пустыню новую для глаз,
      Туда влечет меня осиротелый гений,
      В поля бесплодные, в непроходимы сени,
           Где счастья нет следов,
      Ни тайных радостей, неизъяснимых снов,
      Любимцам Фебовым от юности известных,
      Ни дружбы, ни любви, ни песней муз прелестных,
      Которые всегда душевну скорбь мою,
      Как Лотос, силою волшебной врачевали.
           Нет, нет! себя не узнаю
           Под новым бременем печали'
      Как странник, брошенный на брег из ярых волн,
      Встает и с ужасом разбитый видит челн,
      Рукою трепетной он мраки вопрошает,
           Ногой скользит над пропастями он,
           И ветер буйный развевает
      Молений глас его, рыдания и стон...
      На крае гибели так я зову в спасенье
      Тебя, последняя надежда, утешенье!
           Тебя, последний сердца друг!
           Средь бурей жизни и недуг
      Хранитель ангел мой, оставленный мне богом!..
      Твой образ я таил в душе моей залогом
      Всего прекрасного... и благости творца. -
      Я с именем твоим летел под знамя брани
           Искать иль славы, иль конца;
      В минуты страшные чистейши сердца дани
      Тебе я приносил на Марсовых полях;
      И в мире, и в войне, во всех земных краях,
      Твой образ следовал с любовию за мною,
      С печальным странником он неразлучен стал.
      Как часто в тишине, весь занятый тобою,
      В лесах, где Жувизи гордится над рекою,
      И Сейна по цветам льет сребреный кристалл,
      Как часто средь толпы и шумной, и беспечной,
      В столице роскоши, среди прелестных жен
           Я пенье забывал волшебное сирен
           И о тебе одной мечтал в тоске сердечной.
           Я имя милое твердил
           В прохладных рощах Альбиона,
      И эхо называть прекрасную учил
      В цветущих пажитях Ричмона.
      Места прелестные и в дикости своей, -
      О камни Швеции, пустыни скандинавов,
      Обитель древняя и доблести и нравов!
      Ты слышала обет и глас любви моей,
      Ты часто странника задумчивость питала,
      Когда румяная денница отражала
      И дальние скалы гранитных берегов,
      И села пахарей, и кущи рыбаков,
           Сквозь тонки, утренни туманы,
      На зеркальных водах пустынной Троллетаны.
      ............................................................
     
     
      ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
     
      Как ландыш под серпом убийственным жнеца
           Склоняет голову и вянет,
      Так я в болезни ждал безвременно конца
           И думал: Парки час настанет.
      Уж очи покрывал Эреба мрак густой,
           Уж сердце медленнее билось:
      Я вянул, исчезал, и жизни молодой,
           Казалось, солнце закатилось.
      Но ты приближилась, о жизнь души моей,
           И алых уст твоих дыханье,
      И слезы пламенем сверкающих очей,
           И поцелуев сочетанье,
      И вздохи страстные, и сила милых слов
           Меня из области печали,
      От Орковых полей, от Леты берегов,
           Для сладострастия призвали.
      Ты снова жизнь даешь; она твой дар благой,
           Тобой дышать до гроба стану.
      Мне сладок будет час и муки роковой:
           Я от любви теперь увяну.
     
     
      МЩЕНИЕ
     
      Из Парни
     
           Неверный друг и вечно милый!
                Зарю моих счастливых дней
      И слезы радости, и клятвы легкокрилы -
      Всё время унесло с любовию твоей!
                И всё погибло невозвратно,
      Как сладкая мечта, как утром сон приятной
      Но всё любовью здесь исполнено моей
      И клятвы страшные твои напоминает.
      Их помнят и леса, их помнит и ручей,
      И эхо томное их часто повторяет.
      Взгляни: здесь в первый раз я встретился с тобой,
      Ты здесь, подобная лилее белоснежной,
      Взлелеянной в садах Авророй и весной,
                Под сенью безмятежной,
      Цвела невинностью близ матери твоей.
      Вот здесь я в первый раз вкусил надежды сладость;
      Здесь жертвы приносил у мирных алтарей.
           Когда твою грозила младость
      Болезнь жестокая во цвете погубить,
      Здесь клялся, милый друг, тебя не пережить!
      Но с новой прелестью ты к жизни воскресала
      И в первый раз - люблю, краснеяся, сказала
      (Тому сей дикий бор немой свидетель был).
      Твоя рука в моей то млела, то пылала,
      И первый поцелуй с душою душу слил.
      Там взор потупленный назначил мне свиданье
      В зеленом сумраке развесистых древес,
      Где льется в воздухе сирен благоуханье
      И облако цветов скрывает свод небес;
      Там ночь ненастная спустила покрывало,
      И страшно загремел над нами ярый гром;
      Всё небо в пламени зарделося кругом,
           И в роще сумрачной сверкало.
      Напрасно! ты была в объятиях моих,
      И к новым радостям ты воскресала в них!
      О пламенный восторг! О страсти упоенье!
      О сладострастие... себя всего забвенье!
      С ее любовию утраченны навек!
      Вы будете всегда изменнице упрек.
                Воспоминанье ваше,
      От времени еще прелестнее и краше,
      Ее преступное блаженство помрачит
      И сердцу за меня коварному отметит
      Неизлечимою, жестокою тоскою.
      Так! всюду образ мой увидишь пред собою,
      Не в виде прежнего любовника в цепях,
      Который с нежностью сквозь слезы упрекает
                И жребий с трепетом читает
                     В твоих потупленных очах.
      Нет, в лютой ревности карая преступленье,
      Явлюсь, как бледное в полуночь привиденье,
      И всюду следовать я буду за тобой:
      В безмолвии лесов, в полях уединенных,
      В веселых пиршествах, тобой одушевленных,
      Где юность пылкая и взор считает твой.
      В глазах соперника, на ложе Гименея -
      Ты будешь с ужасом о клятвах вспоминать;
                При имени моем бледнея,
                     Невольно трепетать.
      Когда ж безвременно, с полей кровавой битвы,
      К Коциту позовет меня судьбины глас,
      Скажу: "Будь счастлива" в последний жизни час,
      И тщетны будут все любовника молитвы!
     
     
      ПРИВИДЕНИЕ
     
      Из Парни
     
      Посмотрите! в двадцать лет
      Бледность щеки покрывает;
      С утром вянет жизни цвет;
      Парка дни мои считает
      И отсрочки не дает.
      Что же медлить! Ведь Зевеса
      Плач и стон не укротит.
      Смерти мрачной занавеса
      Упадет - и я забыт!
      Я забыт... но из могилы,
      Если можно воскресать,
      Я не стану, друг мой милый,
      Как мертвец тебя пугать.
      В час полуночных явлений
      Я не стану в виде тени,
      То внезапу, то тишком,
      С воплем в твой являться дом.
      Нет, по смерти невидимкой
      Буду вкруг тебя летать;
      На груди твоей под дымкой
      Тайны прелести лобзать;
      Стану всюду развевать
      Легким уст прикосновеньем,
      Как зефира дуновеньем,
      От каштановых волос
      Тонкий запах свежих роз.
      Если лилия листами
      Ко груди твоей прильнет,
      Если яркими лучами
      В камельке огонь блеснет,
      Если пламень потаенный
      По ланитам пробежал,
      Если пояс сокровенный
      Развязался и упал, -
      Улыбнися, друг бесценный,
      Это я! - Когда же ты,
      Сном закрыв прелестны очи,
      Обнажишь во мраке ночи
      Роз и лилий красоты,
      Я вздохну... и глас мой томный,
      Арфы голосу подобный,
      Тихо в воздухе умрет.
      Если ж легкими крилами
      Сон глаза твои сомкнет,
      Я невидимо с мечтами
      Стану плавать над тобой.
      Сон твой, Хлоя, будет долог...
      Но когда блеснет сквозь полог
      Луч денницы золотой,
      Ты проснешься... о блаженство!
      Я увижу совершенство...
      Тайны прелести красот,
      Где сам пламенный Эрот
      Оттенил рукой своею
      Розой девственну лилею.
      Всё опять в моих глазах!
      Все покровы исчезают;
      Час блаженнейший!.. Но ах!
      Мертвые не воскресают.
     
     
      ТИБУЛЛОВА ЭЛЕГИЯ III
     
      Из III книги
     
      Напрасно осыпал я жертвенник цветами,
      Напрасно фимиам курил пред алтарями;
      Напрасно: Делии еще с Тибуллом нет.
      Бессмертны! слышали вы скромный мой обет!
      Молил ли вас когда о почестях и злате?
      Желал ли обитать во мраморной палате?
      К чему мне пажитей обширная земля,
      Златыми класами венчанные поля
      И стадо кобылиц, рабами охранение?
      О бедности молил, с тобою разделенной!
      Молил, чтоб смерть меня застала - при тебе,
      Хоть нища, но с тобой!.. К чему желать себе
      Богатства Азии или волов дебелых?
      Ужели более мы дней сочтем веселых
      В садах и в храминах, где дивный ряд столбов
      Иссечен хитростью наемных пришлецов;
      Где все один порфир Тенера и Кариста,
      Помосты мраморны и урны злата чиста;
      Луга пространные, где силою трудов
      Легла священна тень от кедровых лесов?
      К чему эритрские жемчужины бесценны
      И руны Тирские, багрянцем напоенны?
      В богатстве ль счастие? В нем призрак,
      тщетный вид!
      Мудрец от Лар своих за златом не бежит;
      Колен пред случаем вовек не преклоняет
      И в хижине своей с фортуной обитает!
      И бедность, Делия, мне радостна с тобой!
      Тот кров соломенный, Тибуллу золотой,
      Под коим, сопряжен любовию с тобою,
      Стократ благословен!.. Но если предо мною
      Бессмертные весов судьбы не преклонят -
      Утешит ли тогда сей Рим, сей пышный град?
      Ах! нет! - и золото блестящего Пактола,
      И громкий славы шум, и самый блеск престола
      Без Делии - ничто, а с ней и куща - храм,
      Безвестность, нищета завидны небесам!
      О дочь Сатурнова! услышь мое моленье!
      И ты, любови мать! Когда же Парк сужденье,
      Когда суровых сестр противно вретено
      И Делией владеть Тибуллу не дано,
      Пускай теперь сойду во области Плутона,
      Где блата топкие и воды Ахерона
      Широкой цепию вкруг ада облежат,
      Где беспробудным сном печальны тени спят.
     
     
      МОЙ ГЕНИЙ
     
      О, память сердца! ты сильней
      Рассудка памяти печальной
      И часто сладостью своей
      Меня в стране пленяешь дальней.
      Я помню голос милых слов,
      Я помню очи голубые,
      Я помню локоны златые
      Небрежно вьющихся власов.
      Моей пастушки несравненной
      Я помню весь наряд простой,
      И образ милой, незабвенной
      Повсюду странствует со мной.
      Хранитель гений мой - любовью
      В утеху дан разлуке он:
      Засну ль? приникнет к изголовью
      И усладит печальный сон.
     
     
      ДРУЖЕСТВО
     
      Блажен, кто друга здесь по сердцу обретает,
      Кто любит и любим чувствительной душой!
      Тезей на берегах Коцита не страдает,
      С ним друг его души, с ним верный Пирифой.
      Атридов сын в цепях, но зависти достоин!
      С ним друг его Пилад... под лезвеем мечей.
      А ты, младый Ахилл, великодушный воин,
      Бессмертный образец героев и друзей!
      Ты дружбою велик, ты ей дышал одною!
      И, друга смерть отметив бестрепетной рукою,
      Счастлив! ты мертв упал на гибельный трофей!
     
     
      ТЕНЬ ДРУГА
     
      Sunt aliquid manes: letum
      non omnia finit;
      Luridaque evictos effugit
      umbra rogos.
      Propert [104] ["Души усопших - не призрак: смертью не все кончается; // Бледная тень ускользает, победив костер." Пpoпep<ций> (лат.)]
     
      Я берег покидал туманный Альбиона:
      Казалось, он в волнах свинцовых утопал.
           За кораблем вилася Гальциона,
      И тихий глас ее пловцов увеселял.
           Вечерний ветр, валов плесканье,
      Однообразный шум и трепет парусов,
           И кормчего на палубе взыванье
      Ко страже, дремлющей под говором валов, -
           Всё сладкую задумчивость питало.
      Как очарованный, у мачты я стоял
           И сквозь туман и ночи покрывало
      Светила Севера любезного искал.
           Вся мысль моя была в воспоминанье
      Под небом сладостным отеческой земли,
           Но ветров шум и моря колыханье
      На вежды томное забвенье навели.
           Мечты сменялися мечтами,
      И вдруг... то был ли сон?., предстал товарищ мне,
           Погибший в роковом огне
      Завидной смертию над Плейсскими струями.
           Но вид не страшен был; чело
           Глубоких ран не сохраняло,
      Как утро майское, веселием цвело
      И все небесное душе напоминало.
      "Ты ль это, милый друг, товарищ лучших дней!
      Ты ль это? - я вскричал, - о воин вечно милый!
      Не я ли над твоей безвременной могилой,
      При страшном зареве Беллониных огней,
           Не я ли с верными друзьями
      Мечом на дереве твой подвиг начертал
      И тень в небесную отчизну провождал
           С мольбой, рыданьем и слезами?
      Тень незабвенного! ответствуй, милый брат!
      Или протекшее все было сон, мечтанье;
      Всё, всё, и бледный труп, могила и обряд,
      Свершенный дружбою в твое воспоминанье?
      О! молви слово мне! пускай знакомый звук
           Еще мой жадный слух ласкает,
      Пускай рука моя, о незабвенный друг!
           Твою с любовию сжимает..."
      И я летел к нему... Но горний дух исчез
      В бездонной синеве безоблачных небес,
      Как дым, как метеор, как призрак полуночи,
           И сон покинул очи.
     
      Всё спало вкруг меня под кровом тишины.
      Стихии грозные казалися безмолвны.
      При свете облаком подернутой луны
      Чуть веял ветерок, едва сверкали волны,
      Но сладостный покой бежал моих очей,
           И всё душа за призраком летела,
      Все гостя горнего остановить хотела:
      Тебя, о милый брат! о лучший из друзей!
     
     
      ТИБУАЛОВА ЭЛЕГИЯ XI
     
      Из I книги
      Вольный перевод
     
      Кто первый изострил железный меч и стрелы?
      Жестокий! он изгнал в безвестные пределы
      Мир сладостный и в ад открыл обширный путь!
      Но он виновен ли, что мы на ближних грудь
      За золото, за прах железо устремляем,
      А не чудовищей им диких поражаем?
      Когда на пиршествах стоял сосуд святой
      Из буковой коры меж утвари простой
      И стол был отягчен избытком сельских брашен, -
      Тогда не знали мы щитов и твердых башен,
      И пастырь близ овец спокойно засыпал;
      Тогда бы дни мои я радостьми считал!
      Тогда б не чувствовал невольно трепетанье
      При гласе бранных труб! О тщетное мечтанье!
      Я с Марсом на войне; быть может, лук тугой
      Натянут на меня пернатою стрелой...
      О боги! сей удар вы мимо пронесите,
      Вы, Лары отчески, от гибели спасите!
      О вы, хранившие меня в тени своей,
      В беспечности златой от колыбельных дней,
      Не постыдитеся, что лик богов священный,
      Иссеченный из пня и пылью покровенный,
      В жилище праотцев уединен стоит!
      Не знали смертные ни злобы, ни обид,
      Ни клятв нарушенных, ни почестей, ни злата.
      Когда священный лик домашнего пената
      Еще скудельный был на пепелище их!
      Он благодатен нам, когда из чаш простых
      Мы учиним пред ним обильны возлиянья
      Иль на чело его, в знак мирного венчанья,
      Возложим мы венки из миртов и лилей;
      Он благодатен нам, сей мирный бог полей,
      Когда на празднествах, в дни майские веселы,
      С толпою чад своих, оратай престарелый
      Опресноки ему священны принесет,
      А девы красные - из улья чистый мед.
      Спасите ж вы меня, отеческие боги,
      От копий, от мечей! Вам дар несу убогий:
      Кошницу полную Церериных даров,
      А в жертву - сей овен, краса моих лугов.
      Я сам, увенчанный и в ризы облаченный,
      Явлюсь наутрие пред ваш алтарь священный.
      Пускай, скажу, в полях неистовый герой,
      Обрызган кровию, выигрывает бой;
      А мне - пусть благости сей буду я достоин -
      О подвигах своих расскажет древний воин,
      Товарищ юности; и, сидя за столом,
      Мне лагерь начертит веселых чаш вином.
      Почто же вызывать нам смерть из царства тени,
      Когда в подземный дом везде равны ступени?1
      Она, как тать в ночи, невидимой стопой,
      Но быстро гонится, и всюду за тобой!
      И низведет тебя в те мрачные вертепы,
      Где лает адский пес, где фурии свирепы
      И кормчий в челноке на Стиксовых водах.
      Там теней бледный полк толпится на брегах,
      Власы обожжены и впалы их ланиты!..
      Хвала, хвала тебе, оратай домовитый!
      Твой вечереет век средь счастливой семьи;
      Ты сам, в тени дубрав, пасешь стада свои;
      Супруга между тем трапезу учреждает,
      Для омовенья ног сосуды нагревает
      С кристальною водой. О боги! если б я
      Узрел еще мои родительски поля!
      У светлого огня, с подругою младою,
      Я б юность вспомянул за чашей круговою,
      И были, и дела давно протекших дней!

      Сын неба! светлый Мир! ты сам среди полей
      Вола дебелого ярмом отягощаешь!
      Ты благодать свою на нивы проливаешь,
      И в отческий сосуд, наследие сынов,
      Лиешь багряный сок из Вакховых даров.
      В дни мира острый плуг и заступ нам священны,
      А меч, кровавый меч, и шлемы оперенны
      Снедает ржавчина безмолвно на стенах.
      Оратай из лесу там едет на волах
      С женою и с детьми, вином развеселенный!
      Дни мира, вы любви игривой драгоценны!
      Под знаменем ее воюем с красотой.
      Ты плачешь, Ливия? Но победитель твой,
      Смотри! - у ног твоих колена преклоняет.
      Любовь коварная украдкой подступает,
      И вот уже средь вас, размолвивших, сидит!
      Пусть молния богов бесщадно поразит
      Того, кто красоту обидел на сраженьи!
      Но счастлив, если мог в минутном исступленьи
      Венок на волосах каштановых измять
      И пояс невзначай у девы развязать!
      Счастлив, трикрат счастлив, когда твои угрозы
      Исторгли из очей любви бесценны слезы!
      А ты, взлелеянный средь копий и мечей,
      Беги, кровавый Марс, от наших олтарей!
     
     
      ВЕСЕЛЫЙ ЧАС
     
      Вы, други, вы опять со мною
      Под тенью тополей густою,
      С златыми чашами в руках,
      С любовью, с дружбой на устах!

           Други! сядьте и внемлите
           Музы ласковой совет.
           Вы счастливо жить хотите
           На заре весенних лет?
           Отгоните призрак славы!
           Для веселья и забавы
           Сейте розы на пути:
           Скажем юности: лети!
           Жизнью дай лишь насладиться,
           Полной чашей радость пить;
           Ах! не долго веселиться
           И не веки в счастье жить!

      Но вы, о други, вы со мною
      Под тенью тополей густою,
      С златыми чашами в руках,
      С любовью, с дружбой на устах.

           Станем, други, наслаждаться,
           Станем розами венчаться;
           Лиза! сладко пить с тобой,
           С нимфой резвой и живой!
           Ах! обнимемся руками,
           Съединим уста с устами,
           Души в пламени сольем,
           То воскреснем, то умрем!..

      Вы ль, други милые, со мною,
      Под тенью тополей густою,
      С златыми чашами в руках,
      С любовью, с дружбой на устах?

           Я, любовью упоенный,
           Вас забыл, мои друзья,
           Как сквозь облак вижу темный
           Чаши золотой края!..
           Лиза розою пылает,
           Грудь любовию полна,
           Улыбаясь, наливает
           Чашу светлого вина.
           Мы потопим горесть нашу,
           Други! в эту полну чашу,
           Выпьем разом и до дна
           Море светлого вина!

      Друзья! уж месяц над рекою,
      Почили рощи сладким сном:
      Но нам ли здесь искать покою
      С любовью, с дружбой и вином?
      О радость! радость! Вакх веселой
      Толпу утех сзывает к нам;
      А тут в одежде легкой, белой
      Эрато гимн поет друзьям:
      "Часы крилаты! не летите,
      И счастье мигом хоть продлите!"
      Увы! бегут счастливы дни,
      Бегут, летят стрелой они!
      Ни лень, ни счастья наслажденья
      Не могут их сдержать стремленья,
      И время сильною рукой
      Погубит радость и покой,
      Луга веселые зелены,
      Ручьи кристальные и сад,
      Где мшисты дубы, древни клены
      Сплетают вечну тень прохлад;
      Ужель вас зреть не буду боле?
      Ужели там, на ратном поле,
      Судил мне рок сном вечным спать?
      Свирель и чаша золотая
      Там будут в прахе истлевать;
      Покроет их трава густая,
      Покроет, и ничьей слезой
      Забвенный прах не окропится...
      Заране должно ли крушиться?
      Умру, и все умрет со мной!..
      Но вы еще, друзья, со мною
      Под тенью тополей густою,
      С златыми чашами в руках,
      С любовью, с дружбой на устах.
     
     
      В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ N.
     
           О ты, которая была
           Утех и радостей душою!
           Как роза некогда цвела
           Небесной красотою;
      Теперь оставлена, печальна и одна,
           Сидя смиренно у окна,
      Без песней, без похвал встречаешь день рожденья;
      Прими от дружества сердечны сожаленья,
           Прими и сердце успокой.
      Что потеряла ты? Льстецов бездушных рой,
      Пугалищей ума, достоинства и нравов,
      Судей безжалостных, докучливых нахалов.
      Один был нежный друг... и он еще с тобой!
     
     
      ПРОБУЖДЕНИЕ
     
      Зефир последний свеял сон
      С ресниц, окованных мечтами,
      Но я - не к счастью пробужден
      Зефира тихими крилами.
      Ни сладость розовых лучей
      Предтечи утреннего Феба,
      Ни кроткий блеск лазури неба,
      Ни запах, веющий с полей,
      Ни быстрый лет коня ретива
      По скату бархатных лугов,
      И гончих лай, и звон рогов
      Вокруг пустынного залива -
      Ничто души не веселит,
      Души, встревоженной мечтами,
      И гордый ум не победит
      Любви - холодными словами.
     
     
      РАЗЛУКА
     
      Напрасно покидал страну моих отцов,
           Друзей души, блестящие искусства
      И в шуме грозных битв, под тению шатров
      Старался усыпить встревоженные чувства.
      Ах! небо чуждое не лечит сердца ран!
                Напрасно я скитался
           Из края в край, и грозный океан
                За мной роптал и волновался;
      Напрасно от брегов пленительных Невы
                Отторженный судьбою,
      Я снова посещал развалины Москвы,
      Москвы, где я дышал свободою прямою!
      Напрасно я спешил от северных степей,
                Холодным солнцем освещенных,
      В страну, где Тирас бьет излучистой струей,
      Сверкая между гор, Церерой позлащенных,
      И древние поит народов племена.
      Напрасно: всюду мысль преследует одна
                О милой, сердцу незабвенной,
                Которой имя мне священно,
      Которой взор один лазоревых очей
      Все - неба на земле блаженства отверзает,
      И слово, звук один, прелестный звук речей,
                Меня мертвит и оживляет.
     
     
      ТАВРИДА
     
      Друг милый, ангел мой! сокроемся туда,
      Где волны кроткие Тавриду омывают
      И Фебовы лучи с любовью озаряют
      Им древней Греции священные места.
           Мы там, отверженные роком,
      Равны несчастием, любовию равны,
      Под небом сладостным полуденной страны
      Забудем слезы лить о жребии жестоком;
      Забудем имена Фортуны и честей.
      В прохладе ясеней, шумящих над лугами,
      Где кони дикие стремятся табунами
      На шум студеных струй, кипящих под землей,
      Где путник с радостью от зноя отдыхает
      Под говором древес, пустынных птиц и вод;
      Там, там нас хижина простая ожидает.
      Домашний ключ, цветы и сельский огород.
      Последние дары Фортуны благосклонной.
      Вас пламенны сердца приветствуют стократ!
      Вы краше для любви и мраморных палат
           Пальмиры Севера огромной!
      Весна ли красная блистает средь полей,
      Иль лето знойное палит иссохши злаки,
      Иль, урну хладную вращая, Водолей
      Валит шумящий дождь, седый туман и мраки, -
      О радость! Ты со мной встречаешь солнца свет
      И, ложе счастия с денницей покидая,
      Румяна и свежа, как роза полевая,
      Со мною делишь труд, заботы и обед.
      Со мной в час вечера, под кровом тихой ночи
      Со мной, всегда со мной; твои прелестны очи
      Я вижу, голос твой я слышу, и рука
           В твоей покоится всечасно.
      Я с жаждою ловлю дыханье сладострастно
           Румяных уст, и если хоть слегка
      Летающий Зефир власы твои развеет
      И взору обнажит снегам подобну грудь,
           Твой друг не смеет и вздохнуть:
      Потупя взор, дивится и немеет.
     
     
      СУДЬБА ОДИССЕЯ
     
      Средь ужасов земли и ужасов морей
      Блуждая, бедствуя, искал своей
      Итаки Богобоязненный страдалец Одиссей;
      Стопой бестрепетной сходил Аида в мраки;
      Харибды яростной, подводной Сциллы стон
           Не потрясли души высокой.
      Казалось, победил терпеньем рок жестокой
      И чашу горести до капли выпил он;
      Казалось, небеса карать его устали
           И тихо сонного домчали
      До милых родины давно желанных скал.
      Проснулся он: и что ж? отчизны не познал.
     
     
      ПОСЛЕДНЯЯ ВЕСНА
     
      В полях блистает Май веселый!
      Ручей свободно зажурчал,
      И яркий голос Филомелы
      Угрюмый бор очаровал:
      Всё новой жизни пьет дыханье!
      Певец любви, лишь ты уныл!
      Ты смерти верной предвещанье
      В печальном сердце заключил;
      Ты бродишь слабыми стопами
      В последний раз среди полей,
      Прощаясь с ними и с лесами
      Пустынной родины твоей.
      "Простите, рощи и долины,
      Родные реки и поля!
      Весна пришла, и час кончины
      Неотразимой вижу я!
      Так! Эпидавра прорицанье
      Вещало мне: "В последний раз
      Услышишь горлиц воркованье
      И Гальционы тихий глас;
      Зазеленеют гибки лозы,
      Поля оденутся в цветы,
      Там первые увидишь розы
      И с ними вдруг увянешь ты.
      Уж близок час... Цветочки милы,
      К чему так рано увядать?
      Закройте памятник унылый,
      Где прах мой будет истлевать;
      Закройте путь к нему собою
      От взоров дружбы навсегда.
      Но если Делия с тоскою
      К нему приближится, тогда
      Исполните благоуханьем
      Вокруг пустынный небосклон
      И томным листьев трепетаньем
      Мой сладко очаруйте сон!"
      В полях цветы не увядали,
      И Гальционы в тихой час
      Стенанья рощи повторяли;
      А бедный юноша... погас!
      И дружба слез не уронила
      На прах любимца своего;
      И Делия не посетила
      Пустынный памятник его,
      Лишь пастырь в тихий час денницы,
      Как в поле стадо выгонял,
      Унылой песнью возмущал
      Молчанье мертвое гробницы.
     
     
      К Г<НЕДИ>ЧУ
     
      Только дружба обещает
      Мне бессмертия венок;
      Он приметно увядает,
      Как от зноя василек.
      Мне оставить ли для славы
      Скромную стезю забавы? -
      Путь к забавам проложен,
      К славе тесен и мудрен!
      Мне ль за призраком гоняться,
      Лавры с скукой собирать?
      Я умею наслаждаться,
      Как ребенок всем играть,
      И счастлив!.. Досель цветами
      Путь ко счастью устилал,
      Пел, мечтал, подчас стихами
      Горесть сердца услаждал.
      Пел от лени и досуга;
      Муза мне была подруга;
      Не был ей порабощен.
      А теперь - весна, как сон
      Легкокрылый, исчезает
      И с собою увлекает
      Прелесть песней и мечты!
      Нежны мирты и цветы,
      Чем прелестницы венчали
      Юного певца, - завяли!
      Ах! ужели наградит
      Слава счастия утрату
      И ко дней моих закату
      Как нарочно прилетит?
     
     
      К Д<АШКО>ВУ
     
      Мой друг! я видел море зла
      И неба мстительного кары;
      Врагов неистовых дела,
      Войну и гибельны пожары.
      Я видел сонмы богачей,
      Бегущих в рубищах надранных;
      Я видел бледных матерей,
      Из милой родины изгнанных!
      Я на распутье видел их,
      Как, к персям чад прижав грудных,
      Они в отчаяньи рыдали
      И с новым трепетом взирали
      На небо рдяное кругом.
      Трикраты с ужасом потом
      Бродил в Москве опустошенной,
      Среди развалин и могил;
      Трикраты прах ее священной
      Слезами скорби омочил.
      И там - где зданья величавы
      И башни древние царей,
      Свидетели протекшей славы
      И новой славы наших дней;
      И там - где с миром почивали
      Останки иноков святых
      И мимо веки протекали,
      Святыни не касаясь их;
      И там, - где роскоши рукою,
      Дней мира и трудов плоды,
      Пред златоглавою Москвою
      Воздвиглись храмы и сады, -
      Лишь угли, прах и камней горы,
      Лишь груды тел кругом реки,
      Лишь нищих бледные полки
      Везде мои встречали взоры!..
      А ты, мой друг, товарищ мой,
      Велишь мне петь любовь и радость,
      Беспечность, счастье и покой
      И шумную за чашей младость!
      Среди военных непогод,
      При страшном зареве столицы,
      На голос мирныя цевницы
      Сзывать пастушек в хоровод!
      Мне петь коварные забавы
      Армид и ветреных Цирцей
      Среди могил моих друзей,
      Утраченных на поле славы!..
      Нет, нет! талант погибни мой
      И лира, дружбе драгоценна,
      Когда ты будешь мной забвенна,
      Москва, отчизны край златой!
      Нет, нет! пока на поле чести
      За древний град моих отцов
      Не понесу я в жертву мести
      И жизнь, и к родине любовь;
      Пока с израненным героем,
      Кому известен к славе путь,
      Три раза не поставлю грудь
      Перед врагов сомкнутым строем, -
      Мой друг, дотоле будут мне
      Все чужды Музы и Хариты,
      Венки, рукой любови свиты,
      И радость шумная в вине!
     
     
      ИСТОЧНИК
     
      Буря умолкла, и в ясной лазури
      Солнце явилось на западе нам;
      Мутный источник, след яростной бури,
      С ревом и шумом бежит по полям!
      Зафна! Приближься: для девы невинной
      Пальмы под тенью здесь роза цветет;
      Падая с камня, источник пустынной
      С ревом и пеной сквозь дебри течет!
     
      Дебри ты, Зафна, собой озарила!
      Сладко с тобою в пустынных краях!
      Песни любови ты мне повторила;
      Ветер унес их на тихих крылах!
      Голос твой, Зафна, как утра дыханье,
      Сладостно шепчет, несясь по цветам:
      "Тише, источник! Прерви волнованье,
      С ревом и с пеной стремясь по полям!"
     
      Голос твой, Зафна, в душе отозвался;
      Вижу улыбку и радость в очах!..
      Дева любви! - як тебе прикасался,
      С медом пил розы на влажных устах!
      Зафна краснеет?.. О друг мой невинной,
      Тихо прижмися устами к устам!..
      Будь же ты скромен, источник пустынной,
      С ревом и с шумом стремясь по полям!
     
      Чувствую персей твоих волнованье,
      Сердца биенье и слезы в очах;
      Сладостно девы стыдливой роптанье!
      Зафна, о Зафна!.. смотри... там, в водах,
      Быстро несется цветок розмаринный;
      Воды умчались - цветочка уж нет!
      Время быстрее, чем ток сей пустынный,
      С ревом который сквозь дебри течет!
     
      Время погубит и прелесть, и младость!..
      Ты улыбнулась, о дева любви!
      Чувствуешь в сердце томленье и сладость,
      Сильны восторги и пламень в крови!..
      Зафна, о Зафна! - там голубь невинной
      С страстной подругой завидуют нам...
      Вздохи любови - источник пустынной
      С ревом и с шумом умчит по полям!
     
     
      НА СМЕРТЬ СУПРУГИ  Ф. Ф. К<ОКОШКИ>НА
     
      Nell'eta sua piu Bella, e piu fiorita...
      ...E viva, e bella al ciel salita.
      Petrarca [105] ["В своем самом прекрасном, самом цветущем возрасте... // ...И живой, и прекрасной на небо взошла." Петрарка (ит.).]
     
      Нет подруги нежной, нет прелестной Лилы!
                Все осиротело!
      Плачь, любовь и дружба, плачь, Гимен унылый!
                Счастье улетело!
     
      Дружба! ты всечасно радости цветами
                Жизнь ее дарила;
      Ты свою богиню с воплем и слезами
                В землю положила.
     
      Ты печальны тисы, кипарисны лозы
                Насади вкруг урны!
      Пусть приносит юность в дар чистейший слезы
                И цветы лазурны!
     
      Все вокруг уныло! Чуть Зефир весенний
                Памятник лобзает;
      Здесь, в жилище плача, тихий смерти гений
                Розу обрывает.
     
      Здесь Гимен, прикован, бледный и безгласный,
                Вечною тоскою,
      Гасит у гробницы свой светильник ясный
                Трепетной рукою!
     
     
      ПЛЕННЫЙ
     
      В местах, где Рона протекает
           По бархатным лугам,
      Где мирт душистый расцветает,
           Склонясь к ее водам,
      Где на горах роскошно зреет
           Янтарный виноград,
      Златый лимон на солнце рдеет
           И яворы шумят, -
     
      В часы вечерния прохлады
           Любуяся рекой,
      Стоял, склоня на Рону взгляды
           С глубокою тоской,
      Добыча брани, русской пленный,
           Придонских честь сынов,
      С полей победы похищенный
           Один толпой врагов.
     
      "Шуми, - он пел, - волнами, Рона,
           И жатвы орошай,
      Но плеском волн - родного Дона
           Мне шум напоминай!
      Я в праздности теряю время,
           Душою в людстве сир;
      Мне жизнь - не жизнь, без славы - бремя,
           И пуст прекрасный мир!
     
      Весна вокруг живит природу,
           Яснеет солнца свет,
      Все славит счастье и свободу,
           Но мне свободы нет!
      Шуми, шуми волнами, Рона,
           И мне воспоминай
      На берегах родного Дона
           Отчизны милый край!
     
      Здесь прелесть - сельские девицы!
           Их взор огнем горит
      И сквозь потупленны ресницы
           Мне радости сулит.
      Какие радости в чужбине?
           Они в родных краях;
      Они цветут в моей пустыне,
           И в дебрях, и в снегах.
     
      Отдайте ж мне мою свободу!
           Отдайте край отцов,
      Отчизны вьюги, непогоду,
           На родине мой кров,
      Покрытый в зиму ярким снегом!
           Ах! дайте мне коня;
      Туда помчит он быстрым бегом
           И день и ночь меня!
     
      На родину, в сей терем древний,
           Где ждет меня краса
      И под окном в часы вечерни
           Глядит на небеса;
      О друге тайно помышляет...
           Иль робкою рукой
      Коня ретивого ласкает,
           Тебя, соратник мой!
     
      Шуми, шуми волнами, Рона,
           И жатвы орошай;
      Но плеском волн - родного Дона
           Мне шум напоминай!
      О ветры, с полночи летите
           От родины моей,
      Вы, звезды севера, горите
           Изгнаннику светлей!" -
     
      Так пел наш пленник одинокой
           В виду Лионских стен,
      Где юноше судьбой жестокой
           Назначен долгий плен,
      Он пел - у ног сверкала Рона,
           В ней месяц трепетал,
      И на златых верхах Лиона
           Луч солнца догорал.
     
     
      ГЕЗИОД И ОМИР, СОПЕРНИКИ
      Посвящено А<лексею> Н<иколаевичу>
      О<ленину>, любителю древности
     
      Народы, как волны, в Халкиду текли,
           Народы счастливой Эллады!
      Там сильный владыка, над прахом отца
           Оконча печальны обряды,
      Ристалище славы бойцам отверзал.
           Три раза с румяной денницей
      Бойцы выступали с бойцами на бой;
           Три раза стремили возницы
      Коней легконогих по звонким полям;
           И трижды владетель Халкиды
      Достойным оливны венки раздавал,
           Но солнце на лоно Фетиды
      Склонялось, и новый готовился бой. -
           Очистите поле, возницы!
      Спешите! Залейте студеной струей
           Пылающи оси и спицы;
      Коней отрешите от тягостных уз
           И в стойлы прохладны ведите;
      Вы, пылью и потом покрыты бойцы,
           При пламени светлом вздохните.
      Внемлите, народы, Эллады сыны,
           Высокие песни внемлите!
     
      Пройдя из края в край гостеприимный мир,
      Летами древними и роком удрученный,
           Здесь песней царь, Омир,
      И юный Гезиод, Каменам драгоценный,
           Вступают в славный бой.
      Колебля маслину священную рукой,
      Певец Аскреи гимн высокой начинает
      (Он с лирой никогда свой глас не сочетает):
     
      Гезиод

      Безвестный юноша, с стадами я бродил
      Под тенью пальмовой близ чистой Ипокрены;
      Там пастыря нашли прелестные Камены,
      И я в обитель их священную вступил.
     
      Омир

      Мне снилось в юности: орел-громометатель
      От Мелеса меня играючи унес
           На край земли, на край небес,
      Вещая: ты земли и неба обладатель.
     
      Гезиод

      Там лавры хижину простую осенят,
      В пустынях процветут Темпейские долины,
      Куда вы бросите свой благотворный взгляд,
      О нежны дочери суровой Мнемозины!
     
      Омир

      Хвала отцу богов! Как ясный свод небес
      Над царством высится плачевного Эреба,
      Как радостный Олимп стоит превыше неба, -
      Так выше всех богов властитель их, Зевес!..
     
      Гезиод

      В священном сумраке, в сиянии Дианы,
      Вы, Музы, любите сплетаться в хоровод
      Или, торжественный в Олимп свершая ход,
      С бессмертными вкушать напиток Гебы рьяный...
     
      Омир

      Не знает смерти он: кровь алая тельцов
      Не брызнет под ножом над Зевсовой гробницей;
      И кони бурные со звонкой колесницей
      Пред ней не будут прах крутить до облаков.
     
      Гезиод

      А мы, все смертные, все Паркам обреченны,
      Увидим области подземного Царя,
      И реки спящие, Тенаром заключенны,
      Не льющи дань свою в бездонные моря.
     
      Омир

      Я приближаюся к мете сей неизбежной.
      Внемли, о юноша! Ты пел Труды и Дни...
      Для старца ветхого уж кончились они!
     
      Гезиод

      Сын дивный Мелеса! И лебедь белоснежной
      На синем Стримоне, провидя страшный час,
      Не слаще твоего поет в последний раз!
      Твой гений проницал в Олимп: и вечны боги
      Отверзли для тебя заоблачны чертоги.
      И что ж? В юдоли сей страдалец искони,
      Ты роком обречен в печалях кончить дни.
      Певец божественный, скитаяся, как нищий,
      В печальном рубище, без крова и без пищи,
      Слепец всевидящий! ты будешь проклинать
      И день, когда на свет тебя родила мать!
     
      Омир

      Твой глас подобится амврозии небесной,
      Что Геба юная сапфирной чашей льет.
      Певец! в устах твоих поэзии прелестной
      Сладчайший Ольмия благоухает мед.
      197
     
      Но... Муз любимый жрец!..
                               страшись руки злодейской,
      Страшись любви, страшись Эвбеи берегов;
      Твой близок час: увы! тебя Зевес Немейской
      Как жертву славную готовит для врагов.

           Умолкли. Облако печали
      Покрыло очи их... народ рукоплескал.
      Но снова сладкий бой поэты начинали
           При шуме радостных похвал.
      Омир, возвыся глас, воспел народов брани,
      Народов, гибнущих по прихоти царей;
      Приама древнего, с мольбой несуща дани
      Убийце грозному и кровных, и детей;
      Мольбу смиренную и быструю Обиду,
      Харит и легких Ор и страшную Эгиду,
      Нептуна области, Олимп и дикий Ад.
      А юный Гезиод, взлелеянный Парнасом,
      С чудесной прелестью воспел веселым гласом
      Весну зеленую, сопутницу Гиад:
      Как Феб торжественно вселенну обтекает,
      Как дни и месяцы родятся в небесах;
      Как нивой золотой Церера награждает
      Труды годичные оратая в полях;
      Заботы сладкие при сборе винограда;
      Тебя, желанный Мир, лелеятель долин,
      Благословенных сел, и пастырей, и стада,
      Он пел. И слабый царь, Халкиды властелин,
      От самой юности воспитанный средь мира,
      Презрел высокий гимн бессмертного Омира
      И пальму первенства сопернику вручил.
      Счастливый Гезиод в награду получил
      За песни, мирною Каменей вдохновенны,
      Сосуды сребряны, треножник позлащенный
      И черного овна, красу веселых стад.
      За ним, пред ним сыны ахейские, как волны,
      На край ристалища обширного спешат,
      Где победитель сам, благоговенья полный,
      При возлияниях, овна младую кровь
      Довременно богам подземным посвящает,
      И Музам светлые сосуды предлагает,
      Как дар, усердный дар певца, за их любовь.
      До самой старости преследуемый роком,
      Но духом царь, не раб разгневанной судьбы,
      Омир скрывается от суетной толпы,
      Снедая грусть свою в молчании глубоком.
      Рожденный в Самосе убогий сирота
      Слепца из края в край, как сын усердный, водит,
      Он с ним пристанища в Элладе не находит;
      И где найдут его талант и нищета?
     
     
      К ДРУГУ
     
      Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?
           Где постоянно жизни счастье?
      Мы область призраков обманчивых прошли,
           Мы пили чашу сладострастья:
     
      Но где минутный шум веселья и пиров?
           В вине потопленные чаши?
      Где мудрость светская сияющих умов?
           Где твой Фалерн и розы наши?
     
      Где дом твой, счастья дом?.. Он в буре бед исчез,
           И место поросло крапивой.
      Но я узнал его: я сердца дань принес
           На прах его красноречивой.
     
      На нем, когда окрест замолкнет шум градской
           И яркий Веспер засияет
      На темном севере, - твой друг в тиши ночной
           В душе задумчивость питает.
     
      От самой юности служитель олтарей
           Богини неги и прохлады,
      От пресыщения, от пламенных страстей
           Я сердцу в ней ищу отрады.
     
      Поверишь ли? Я здесь, на пепле храмин сих,
           Венок веселия слагаю
      И часто в горести, в волненьи чувств моих,
           Потупя взоры, восклицаю:
     
      Минутны странники, мы ходим по гробам,
           Все дни утратами считаем;
      На крыльях радости летим к своим друзьям, -
           И что ж? их урны обнимаем.
     
      Скажи, давно ли здесь, в кругу твоих друзей,
           Сияла Лила красотою?
      Благие небеса, казалось, дали ей
           Все счастье смертной под луною:
     
      Нрав тихий ангела, дар слова, тонкий вкус,
           Любви и очи и ланиты;
      Чело открытое одной из важных Муз
           И прелесть - девственной Хариты.
     
      Ты сам, забыв и свет и тщетный шум пиров,
           Ее беседой наслаждался
      И в тихой радости, как путник средь песков,
           Прелестным цветом любовался.
     
      Цветок (увы!) исчез, как сладкая мечта!
           Она в страданиях почила
      И, с миром в страшный час прощаясь навсегда,
           На друге взор остановила.
     
      Но, дружба, может быть, ее забыла ты!..
           Веселье слезы осушило,
      И тень чистейшую дыханье клеветы
           На лоне мира возмутило.
     
      Так все здесь суетно в обители сует!
           Приязнь и дружество непрочно! -
      Но где, скажи, мой друг, прямой сияет свет?
           Что вечно, чисто, непорочно?
     
      Напрасно вопрошал я опытность веков
           И Клии мрачные скрижали,
      Напрасно вопрошал всех мира мудрецов:
           Они безмолвьем отвечали.
     
      Как в воздухе перо кружится здесь и там,
           Как в вихре тонкий прах летает,
      Как судно без руля стремится по волнам
           И вечно пристани не знает, -
     
      Так ум мой посреди сомнений погибал.
           Все жизни прелести затмились:
      Мой Гений в горести светильник погашал,
           И Музы светлые сокрылись.
     
      Я с страхом вопросил глас совести моей...
           И мрак исчез, прозрели вежды:
      И вера пролила спасительный елей
           В лампаду чистую Надежды.
     
      Ко гробу путь мой весь как солнцем озарен:
           Ногой надежною ступаю
      И, с ризы странника свергая прах и тлен,
           В мир лучший духом возлетаю.
     
     
      МЕЧТА
     
      Подруга нежных Муз, посланница небес,
      Источник сладких дум и сердцу милых слез,
      Где ты скрываешься, Мечта, моя богиня?
      Где тот счастливый край, та мирная пустыня,
      К которым ты стремишь таинственный полет?
      Иль дебри любишь ты, сих грозных скал хребет,
      Где ветр порывистый и бури шум внимаешь?
      Иль в Муромских лесах задумчиво блуждаешь,
      Когда на западе зари мерцает луч
      И хладная луна выходит из-за туч?
      Или, влекомая чудесным обаяньем
      В места, где дышит все любви очарованьем,
      Под тенью яворов ты бродишь по холмам,
      Студеной пеною Воклюза орошенным?
      Явись, богиня, мне, и с трепетом священным
           Коснуся я струнам,
           Тобой одушевленным!
      Явися! ждет тебя задумчивый пиит,
      В безмолвии ночном сидящий у лампады;
      Явись и дай вкусить сердечныя отрады!
      Любимца твоего, любимца Аонид,
      И горесть сладостна бывает:
           Он в горести - мечтает.
     
      То вдруг он пренесен во Сельмские леса,
           Где ветр шумит, ревет гроза,
      Где тень Оскарова, одетая туманом,
      По небу стелется над пенным океаном;
           То с чашей радости в руках
      Он с бардами поет: и месяц в облаках,
      И Кромлы шумный лес безмолвно им внимает,
      И эхо по горам песнь звучну повторяет.
           Или в полночный час
           Он слышит Скальдов глас,
           Прерывистый и томный.
           Зрит: юноши безмолвны,
      Склоняся на щиты, стоят кругом костров,
           Зажженных в поле брани;
           И древний Царь певцов
           Простер на арфу длани.
      Могилу указав, где вождь героев спит,
           "Чья тень, чья тень, - гласит
           В священном исступленьи, -
      Там с девами плывет в туманных облаках?
      Се ты, младый Иснель, иноплеменных страх,
           Днесь падший на сраженьи!
           Мир, мир тебе, герой!
           Твоей секирою стальной
           Пришельцы гордые разбиты!
           Но сам ты пал на грудах тел,
           Пал, витязь знаменитый,
           Под тучей вражьих стрел!..
      Ты пал! И над тобой посланницы небесны,
           Валкирии прелестны,
      На белых, как снега Биармии, конях,
           С златыми копьями в руках,
           В безмолвии спустились!
      Коснулись до зениц копьем своим, и вновь
           Глаза твои открылись!
           Течет по жилам кровь
           Чистейшего эфира;
           И ты, бесплотный дух,
           В страны безвестны мира
           Летишь стрелой... и вдруг -
      Открылись пред тобой те радужны чертоги,
      Где уготовали для сонма храбрых боги
           Любовь и вечный пир.
      При шуме горних вод и тихоструйных лир,
           Среди полян и свежих сеней,
      Ты будешь поражать там скачущих еленей
           И златорогих серн". -
           Склонясь на злачный дерн
           С дружиною младою,
           Там снова с арфой золотою
           В восторге Скальд поет
           О славе древних лет;
           Поет, и храбрых очи,
           Как звезды тихой ночи,
           Утехою блестят. -
           Но вечер притекает,
           Час неги и прохлад,
           Глас Скальда замолкает.
           Замолк - и храбрых сонм
           Идет в Оденов дом,
           Где дочери Веристы,
           Власы свои душисты
           Раскинув по плечам,
           Прелестницы младые,
           Всегда полунагие,
           На пиршества гостям
           Обильны яствы носят
           И пить умильно просят
           Из чаши сладкий мед. -
           Так древний Скальд поет,
           Лесов и дебрей сын угрюмый:
      Он счастлив, погрузясь о счастьи в сладки думы!
     
      О сладкая Мечта! о неба дар благой!
      Средь дебрей каменных, средь ужасов природы,
      Где плещут о скалы Ботнические воды,
      В краях изгнанников... я счастлив был тобой.
      Я счастлив был, когда в моем уединеньи
      Над кущей рыбаря, в час полночи немой,
           Раздастся ветров свист и вой
      И в кровлю застучит и град, и дождь осенний.
           Тогда на крылиях Мечты
           Летал я в поднебесной;
      Или, забывшися на лоне красоты,
           Я сон вкушал прелестной
      И, счастлив наяву, был счастлив и в мечтах!
     
      Волшебница моя! дары твои бесценны
           И старцу в лета охлажденны,
      С котомкой нищему и узнику в цепях.
      Заклепы страшные с замками на дверях,
      Соломы жесткий пук, свет бледный пепелища,
      Изглоданный сухарь, мышей тюремных пища,
           Сосуды глиняны с водой,
           Все, все украшено тобой!..
      Кто сердцем прав, того ты ввек не покидаешь;
           За ним во все страны летаешь,
      И счастием даришь любимца своего.
      Пусть миром позабыт! что нужды для него?
      Но с ним задумчивость в день пасмурный, осенний,
                На мирном ложе сна
                В уединенной сени
                Беседует одна.
      О тайных слез неизъяснима сладость!
      Что пред тобой сердец холодных радость,
           Веселий шум и блеск честей
      Тому, кто ничего не ищет под луною,
           Тому, кто сопряжен душою
      С могилою давно утраченных друзей!
     
           Кто в жизни не любил?
           Кто раз не забывался,
           Любя, мечтам не предавался,
           И счастья в них не находил?
           Кто в час глубокой ночи,
      Когда невольно сон смыкает томны очи,
      Всю сладость не вкусил обманчивой Мечты?
           Теперь, любовник, ты
      На ложе роскоши, с подругой боязливой,
      Ей шепчешь о любви и пламенной рукой
      Снимаешь со груди ее покров стыдливой;
      Теперь блаженствуешь, и счастлив ты - Мечтой!
      Ночь сладострастия тебе дает призраки,
      И нектаром любви кропит ленивы маки.
     
      Мечтание - душа поэтов и стихов.
           И едкость сильная веков
      Не может прелестей лишить Анакреона;
      Любовь еще горит во пламенных мечтах
                Любовницы Фаона;
           А ты, лежащий на цветах
                Меж Нимф и сельских Граций,
           Певец веселия, Гораций!
                Ты сладостно мечтал,
      Мечтал среди пиров и шумных и веселых
      И смерть угрюмую цветами увенчал!
      Как часто в Тибуре, в сих рощах устарелых,
           На скате бархатных лугов,
      В счастливом Тибуре, в твоем уединеньи,
      Ты ждал Глицерию, и в сладостном забвеньи
      Томимый негою на ложе из цветов,
      При воскурении мастик благоуханных,
                При пляске Нимф венчанных,
                Сплетенных в хоровод,
                При отдаленном шуме
                В лугах журчащих вод,
                Безмолвен в сладкой думе
                Мечтал... и вдруг Мечтой
                Восторжен сладострастной,
      У ног Глицерин стыдливой и прекрасной
                Победу пел любви
                Над юностью беспечной,
                И первый жар в крови,
                И первый вздох сердечной.
                Счастливец! воспевал
                Цитерския забавы,
                И все заботы славы
                Ты ветрам отдавал!
     
           Ужели в истинах печальных
      Угрюмых стоиков и скучных мудрецов,
           Сидящих в платьях погребальных
           Между обломков и гробов,
           Найдем мы жизни нашей сладость?
                От них, я вижу, радость
      Летит, как бабочка от терновых кустов,
                Для них нет прелести и в прелестях природы;
      Им девы не поют, сплетяся в хороводы;
      Для них, как для слепцов,
      Весна без радости и лето без цветов...
      Увы! но с юностью исчезнут и мечтанья,
           Исчезнут Граций лобызанья,
      Надежда изменит - и рой крылатых снов.
           Увы! там нет уже цветов,
      Где тусклый опытность светильник зажигает
      И время старости могилу открывает.

      Но ты - пребудь верна, живи еще со мной!
           Ни свет, ни славы блеск пустой,
      Ничто даров твоих для сердца не заменит!
      Пусть дорого глупец сует блистанье ценит,
      Лобзая прах златый у мраморных палат,
           Но я и счастлив и богат,
      Когда снискал себе свободу и спокойство,
      А от сует ушел забвения тропой!
           Пусть будет навсегда со мной
           Завидное поэтов свойство:
      Блаженство находить в убожестве - Мечтой!
           Их сердцу малость драгоценна.
           Как пчелка, медом отягченна,
           Летает с травки на цветок,
           Считая морем - ручеек;
      Так хижину свою поэт дворцом считает,
           И счастлив - он мечтает!
     
     

К титульной странице
Вперед
Назад