Путешествие четвертое 

В родословия малых родин 

У большинства людей чувство родины в обширном смысле - 
родной страны, отчизны - дополняется еще чувством родины малой, 
первоначальной, родины в смысле родных мест, отчих краев, 
района, города или деревушки. 
Эта малая родина со своим особым обликом, 
со своей - пусть самой скромной и непритязательной - красотой 
предстает человеку в детстве, 
в пору памятных на всю жизнь впечатлений ребяческой души, 
а с нею, этой отдельной и личной родиной, 
он приходит с годами к той большой родине, 
что обнимает все малые и в великом целом своем - для всех одна.

 Александр Твардовский 

Круг нравственной оседлости очень широк - 
это приверженность к своей семье, к своему дому, селу, городу, стране. 

Д. С. Лихачев

Весна. Городской парк. В птичьем царстве по-весеннему хлопотно и шумно. Старая липа. Рядом с ней скамья, на спинке которой сидит воробей. Выглядит необычно. Нет присущей этой всюду живущей птице суетливости. Он взъерошен, будто готовится к бою. И вдруг с криком бросается навстречу другому воробью, подлетевшему к липе. Идет довольно громкий "разговор". Невдалеке, в кустах еще не распустившейся сирени, сидят две воробьихи, ожидая, за кем окажется победа. Преимущества оказались на стороне первого. Побежденный улетел, за ним и его подруга. А пара, выбравшая дупло для гнезда, начала решать свои весенние проблемы. Я знал о дупле в развилке трехстволья дерева, но не думал, что его кто-то из птиц выберет для гнезда в 82 этом относительно людном месте. Но воробьи-горожане не боялись людей. Более получаса наблюдал за строительством. Воробей, если не было прохожих, усаживался на скамье или на ветке дерева, отбивая попытки других захватить дупло. Воробьиха собирала строительный материал и устраивала гнездо. Имея цель помочь ей, собрал несколько сухих листочков и соломинок, положил их на скамью и отошел метров на пятнадцать. Воробьиха заметила и перенесла в дупло, оставив часть забракованного ею материала...

Стоял и думал: "Не только люди, но и все птицы и звери строят дома - гнезда, норы, берлоги. Целые гнездовья, лежбища, колонии пернатых и морских животных на островах в океанах, в плавнях, в заповедниках. Веками накопленный опыт, инстинкт заложили и им генную память о наиболее благоприятных местах, природных условиях и материале для устройства дома и выполнения главного предназначения любви и жизни - вывести новое поколение. Кукушка - исключение. Особенно печально, если ее пример имеет место среди людей... И с каким мастерством птицы и животные устраивают свои временные и постоянные поселения! Плотины и "дома" бобров удивляют высоким уровнем инженерного искусства. Черепаха и улитка передвигаются вместе со своими "домами". Поражает соразмерность архитектурных конструкций и изящество домика улитки, а орнаментальный рисунок на поверхности панциря черепахи является образцом естественной орнаментальной графики.

Все в природе сбалансировано. И достаточно человеку нарушить соразмерность, как все больше возникает опасность для жизни самих людей. Академик Д. С. Лихачев вот уже ряд лет говорит о наличии экологии биологической и экологии культурной, или нравственной. Убить человека физически может несоблюдение законов биологической экологии, убить человека нравственно - несоблюдение культурной. И нет между ними пропасти, как нет четко обозначенной границы между природой и культурой, между природой и культурой строительства сельских и городских поселений. Все города и деревни имеют свое начало, свое родословие, как и люди, их строившие.

Истоки многопоколенной истории деревень

Откуда есть пошли они?

Древнейшая русская летопись начинается так: "Се повесть временных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжить и откуда Русская земля стала есть". С тех пор, как была определена цель написания древнейшей летописи, прошло почти восемь столетий. И все это время шли и идут поиски ответа на поставленный летописцем Нестором вопрос. Каждое новое столетие, а в XX веке - каждое десятилетие являют свидетельство взрывного интереса к истории, которую в древности называли "наставницей жизни".

"Откуда есть пошло" злое и доброе, дурное и хорошее, что делать, чтобы человечество "стало есть" таким, каким его видели в мечтах и делах своих лучшие представители всех поколений людей? Вечные поиски Правды Истории! Это относится не только к изучению и пониманию глобальных проблем прошлого и настоящего, не только к изучению "общего" в истории, но и "отдельного", то есть местных особенностей исторического процесса. В современной жизни среди многих проблем прямо вопиют вопросы о судьбах и перспективах жизни села и сельского населения, о возвращении долгов деревне. Каждая из проблем многоаспектна. Нужно при разработке программы внимательнее отнестись к историческому опыту, к "заветам предков к потомству" (Н. М. Карамзин).

В исторической литературе встречаются неоднозначные ответы на вопрос: "откуда есть пошла" славяно-русская деревня, кто и как "первее начал ее строить" - народ, бояре, князья или монастыри? Более позднее, чем в центре страны, заселение славянами Европейского Севера и сохранившиеся от этого времени не только археологические, но и письменные источники предоставляют нам материал для реконструкции строительства деревень в лесной части страны.

В дореволюционной историографии преобладало признание приоритета в заселении и хозяйственно-культурном освоении Европейского Севера за новгородской боярщиной, князьями и монастырями. Сейчас, когда получила более широкое развитие археология, введен в науку обширный пласт документальных письменных источников, имеется возможность утверждать о первоначальном многовековом периоде народной славянской колонизации, о заселении и освоении края сперва народными массами. Причем этот процесс, как утверждают некоторые археологи, начался раньше IX века, чуть ли не в конце V - начале VI века. Отнюдь не отрицая роль и значение боярско-княжеской и монастырской колонизации, нельзя игнорировать и тот факт, что в действительности первоначально сюда пришел народ, и уже за народом "вдогонку" двигались вышеназванные колонизационные потоки. Установлено, что фактически еще до XI века основным поставщиком на новгородский рынок "мягкой рухляди" (мехов лесных зверей, кож и других товаров) были непосредственно сами чудские племена и поселившиеся здесь славяне. Вероятно, только в XI-XII веках новгородские бояре стали сами посылать купцов и наемные дружины в земли за мехами, а затем и прикупать их у местных общин и захватывать огромные территории, брать с населения дань, закрепощать чудско-славянских земледельцев и охотников. Как известно, даннические отношения здесь были установлены уже киевскими князьями, а Белоозеро, упоминаемое в летописи под 862 годом, первоначально политически тяготело к Новгороду, в XI веке - к Киеву, а в XIII веке тесно связано с Ростово-Суздальским княжеством. Остальная территория Европейского Севера (аборигены и славяне) несколько столетий не имела государственности.

Итак, от начала народной колонизации до появления бояр и княжеских ратей прошло здесь более трех-четырех столетий, а до возникновения монастырей и того больше. Известно, что первые два монастыря появились в Вологодской области только в XIII веке, да и то в городах. ("Русское православие: вехи истории". М., 1989. С. 506, 510). Все это дает основание утверждать с полной определенностью: "первее" начали строить деревни бежавшие сюда смерды и другие категории крестьян, попадавших в Новгородской земле и в Ростово-Суздальском княжестве в феодальную зависимость. В экстремальных условиях края они могли строить деревни, лишь объединяя трудовой вклад каждой семьи новых жителей, создавать деревенские, а затем и волостные общины.

Несколько слов о географии расселения деревень.

В X-XV вв. размещение сельских поселений отличалось неравномерностью. Даже во второй половине XV столетия в княжествах Руси более заселенными были районы с плодородной почвой, наличием ополий (возвышенных равнин с плодородными серыми лесными почвами, встречающимися на юге подзоны смешанных лесов Европейской части России), разряженных лесов с отсутствием болот. Это Волжско-Подольская возвышенность, Среднее Поднестровье, Ополья у Суздаля, Переяславля, Ростова, Димитрова, Костромы. Между этими по тому времени довольно плотно заселенными областями лежали обширные территории, покрытые лесами и болотами с малым числом населенных пунктов и населения. К таким пространствам относятся обширные полесья - равнинные территории с распространением древнеаллювиальных и позднеледниковых отложений, главным образом песков в окраинной полосе материкового обледенения Европы. В Европейской части - это Полесская низменность на юге Белоруссии, севере Украины и западе России, в бассейне рек Припяти, среднего Днепра и Десны, со значительной заболоченностью, наличием множества озер; здесь около 1/3 занято лесами, главным образом сосновыми. Аналогична и Мещерская низменность - равнина между Клязьмой на севере, Москвой-рекой на юге, Судогой и Колпью на востоке. Здесь смешанные леса, на песках сосновые боры, много болот и озер1.

С конца XVI века стала использоваться и огромная, площадью около 10 млн. кв. км, территория Сибири с ее разнообразием природных зон.

Названные различия определяли и типы заселений. Первоначально на всей территории страны селения, как правило, размещались вблизи рек, озер, ручьев. Почвы долин, обогащенные речными наносами, часто более плодородны, чем районы междуречий; долины имеют заливные луга с богато разнообразным травостоем, способствующим развитию животноводства и получению высокопродуктивной молочной продукции. Например, Присухонская долина Вологодской области позволила получать от коров такое молоко, из которого вырабатывается особый сорт масла - вологодское, в прошлом называвшееся парижским. Авторы работ, посвященных поселениям Древней Руси, отмечают, что подавляющее большинство поселений были однорядными или двурядными и тянулись вдоль берега реки или озера2. Жители старались ставить деревни на более высоких участках прибрежья, что облегчало санитарно-бытовые условия жизни (движение воздуха, близость реки и озера как транспортных путей и рыбных ресурсов). Безусловно, что в начальный период заселения мигранты выбирали, особенно в лесистых зонах, наиболее природно пригодные места для поселения, где лес подходил к самому берегу рек и озер.

В. П. Семенов-Тян-Шанский, выделяя северный тип заселения, назвал его "по преимуществу промысловым". В этом много справедливого, но необходимо добавить, что как ни велика была роль промысловой деятельности в судьбе северного крестьянина, однако основой жизни его все же становилось земледелие, несмотря на суровые и малопригодные условия для такого занятия. Ведь земли-то эти в первую очередь заселялись крестьянством. И, придя сюда, крестьянин-переселенец выбирал место, не только удобное для поселения и промысловой деятельности, но в первую очередь - для пашни и животноводства.

Сформировавшиеся до появления славян на базе угро-финской языковой общности племена коми-зырян и коми-пермяков, карел также селились по берегам рек, где удобнее было выбирать места для подсечно-огневого, а затем и пашенного земледелия. Зацепившись за приречный или приозерный участок, как новгородский, так и ростово-суздальский крестьянин начинал постепенно, шаг за шагом, поистине неимоверным трудом отвоевывать у подступавшего к самой реке леса новые участки для нужд своего хозяйства.

Так было и позже, когда северный поморский крестьянин заселял и осваивал Приуралье и Сибирь. И там "под пашню выбирали места по склонам речных террас и прибрежные луговые земли. И так как в XVII в. в Сибири земельные ресурсы были еще неисчерпаемы, то при выборе новых мест поселения от рек уходили очень редко"3. "В силу того, что сибирское земледелие развивалось в XVII в. в лесной или реже в лесостепной полосе, подыскивали свободные от лесных зарослей поляны (елани), чтобы освободиться или по крайней мере уменьшить необходимость трудоемкой расчистки леса под пашню".

Такая закономерность в выборе мест под поселения отмечается и современными финскими учеными, изучающими заселение и земледельческое освоение Финляндии.

Необходимо иметь в виду, что большинство рек Европейского Севера течет с юга на север, поэтому их долины как бы отеплялись водами этих рек. Поэтому места для поселения и хлебопашества выбирались на южных склонах к реке, чтобы стена вековых лесов давала бы преграду от холодных северных ветров. Обратим внимание на расположение старинных поселений вдоль реки Сухоны, которая течет в северо-восточном, а на некоторых участках и в восточном направлении. Дороватка, Кожухово, Черепаниха, Доможирово, Усть-Печенгское, Тотьма, Медведово, Коченьга, Нюксеница, Великий Устюг и многие другие поселения, возникшие в ХII-XVI вв. и ныне существующие, расположены по левому берегу реки Сухоны. Примерно до 75 процентов всех поселений XVI-XVII вв. вдоль этой реки располагались на "ходучей" ее стороне (так в XVII веке называли левый берег в отличие от правого, менее заселенного берега Сухоны, называвшегося тогда "диким", "глухим"6.

Поселения, которые возникали на "дикой" стороне Сухоны, чаще всего располагались в устьях ее правых притоков (Шуйское, Брусенец, Б. Сельменга, Бобровское, Вострое, Полдарса). Бывшая Царевская волость Тотемского уезда занимала среднее течение р. Царевы и верхнее течение ее притока Тафты. Направление течения этих рек - почти точно с запада на восток. Поэтому из 54 деревень, построенных здесь, более 30 расположены на левом берегу этих двух рек. Северная Двина от Котласа до Архангельска течет почти в северо-западном направлении. Здесь уже более благоприятные условия для первых поселений были преимущественно по правому берегу. Но на участках, где река направляла свои воды прямо на север, селились и по левому берегу. Прибрежные селения обычно стояли на более высоком берегу, не заливаемом водой. Здесь господствовал рядовой тип планировки, когда деревня состояла из одного или нескольких рядов изб, фасадами обращенных к реке.

Народный характер славянского заселения определил мирный характер межнациональных, социально-экономических отношений. С этим считалось и правительство. Даже позже, в XVII-XVIII вв., царское законодательство не делило северное крестьянство по национальностям, а обращалось с указами и распоряжениями вообще к мирам черносошных городов и уездов. Мирный характер взаимоотношений славян и местного населения содействовал взаимовлиянию культуры строительства деревень, архитектурного характера жилых и хозяйственных построек.

Древнейший пласт северных деревень

В лесной части Европейской России древнейший пласт русских деревень определился временем от начала заселения и строительства деревень славянами до завершения обживания приречно-приозерных участков. В центральных лесных районах страны этот период в основном завершился в XV-XVI веках, а на Русском Севере - к середине XVII столетия8.

Совершим путешествие по местам первоначального периода заселения края. В начале XIII века здесь еще редкие поселения, рождающиеся по берегам рек и озер. Часть их уже вошла в состав различных удельных княжеств. Белоозеро - уже значительный ремесленный центр Белозерского княжества, удел молодого князя Глеба Васильковича. К югу, на границе с Новгородской землей, в устье речки Ижины, впадающей в Мологу у древнего городища, строится Юстюг Железный - будущий центр металлообработки и оружейного дела, известный под именем Устюжна Железопольская, входившая в Угличский уезд, о котором первое письменное упоминание мы находим в летописях за 1252 год. К северу от этого посада тянутся леса и болота с болотной железной рудой, которую уже в это время добывали крестьяне - плавили сыродутное железо. Значит, в районе, издревле названном Железным полем, мы встречаем и наиболее древние славянские деревни и поселения здесь жившего племени весь.

В Вычегодско-Вымской летописи читаем: "1178 год. Всеволод заложи на усти Юга реки град Гледени... 1212 год. Князь ростовский Константин Всеволодович заложил град Устюг Великий за четыре стадии от Гледена и детинец, и церкви устроил в нем". В составе Новгородской феодальной республики были: упоминаемый под 1147 годом город Вологда, Посухонье, Заонежские погосты, Подвинье. Возникают вотчины новгородской боярщины. Отмечаются погосты - места сбора дани.

От XII века сохранился документ, в котором перечисляются такие погосты, на месте которых строились и деревни. Это Устав 1137 года новгородского князя Святослава Ольговича, в котором определено право новгородского митрополита получать "десятину" - Десятую часть собираемой в Заволочье дани. Вот текст Устава: "...Уставил я святой Софии, пусть берет епископ за десятину от вир и продаж - 100 гривен новых кун... В Онеге на Волдутове погосте - 2 сорочка, на Тудорове погосте - 2 сорочка,... у Чудина - полсорочка, в Лигуе - с даром 2, в Вавдите - с даром 2, в Вели - 2, в Векшензе - 2... В Тошме сорочек...". Почти все названные погосты сохранились в названиях возникших поселений: Вель - это, вероятно, Вельск; археологи у ныне живущей деревни Тудозерский погост Вытегорского района Вологодской области находят памятники того времени; Векшенза дала также сейчас живущую древнейшую деревню края Воробьево (в документах XVII-XVIII вв. значится под двумя наименованиями: "Векшенаг, а Воробьево то ж"); Тошма локализуется одними исследователями в Устье р. Старой Тотьмы, от которой и название г. Тотьмы, другими - по р. Толшме.

Обратимся к XIII веку, когда Русь оказалась под монголо-татарским игом.

Начала меняться и география сельских поселений: обезлюдели районы, близкие к Золотой Орде, плотнее стали заселяться местности между Волгой и Клязьмой, усилилась миграция славянорусского населения на Европейский Север, в район, куда не дошли орды Батыя.

Вологодское проблемное объединение по аграрной истории Европейского Севера и Северное отделение Археографической комиссии Академии наук уже в 70-е годы задались целью изучить историю строительства северных деревень по данным писцовых и переписных книг. Опубликовано по Вологодской и Архангельской областям более 20 тыс. названий поселений XVI-XVII веков10. В 80-х годах начали проводить анкетирование живущих деревень. В целом вплотную подошли к изучению их родословия. В 1990 году вышла книга "Родословие вологодской деревни" - первая попытка выделить пласт древнейших поселений, о которых автор нашел первые письменные упоминания11. Из общего, числа взятых для исследования 8665 деревень удалось датировать 5153. Безусловно, что это лишь начало дальнейших исследований. Дан импульс к дальнейшим поискам историкам, краеведам, всем, интересующимся генеалогией своих малых родин и фамилий.

В подобного рода поисках весьма важно выяснить динамику сельского строительства. На основании детального изучения писцовых документов по всем северным уездам удалось более полно определить число деревень на период первой четверти XVII в. Так как Русский Север осваивался не одновременно и имел некоторые внутрирегиональные природно-экономические особенности, то возникла необходимость выделения пяти групп северных (по терминологии того времени - поморских) уездов: см. табл. 1.

Таблица 1

КОЛИЧЕСТВО СЕЛЬСКИХ ПОСЕЛЕНИЙ И ДВОРОВ 
В ПОМОРСКИХ УЕЗДАХ РОССИИ В 20-е ГОДЫ XVII ВЕКА

Примечания к таблице: Центральное Поморье - Вологодский, Тотемский, Сольвычегодский, Двинский, Важский уезды, Устьянские волости и Турчасовский стан Каргопольского уезда; Северо-Западное - Кольский, Каргопольский уезды, Чаронда, Заонежские погосты; Северо-Восточное - Кеврольский, Мезенский, Яренский, Пустозерский; Вятские уезды - Хлыновский, Орловский, Котельничский, Слободской, Шестаковский; Приуральские - Чердынский и Соликамский.

В таблице показаны все типы сельских поселений всех категорий северного крестьянства того времени (черносошных, дворцовых, монастырских, церковных, поместно-вотчинных). В первый ее раздел включены все "живущие" селения, в которых имелись жилые дворы. Во второй - число дворов в этих деревнях, в третий и четвертый - все виды пустующих, бездворных селений и безлюдных дворов. Всего, по имеющимся в нашем распоряжении источникам, учтено 22 226 селений. Среди них деревень, сел, селец, слобод, погостов-мест - 20 042, или 90,1 процента. Причем абсолютно преобладала деревня; сел, селец и слободок в общем числе - всего 3,3 процента, погостов-мест с дворами церковного причта у церквей - 2,6 процента (надо отличать погост-место от погоста-округи; последние рассматривались в качестве административных структур и имели распространение прежде всего в Заонежье). Починки, займища и выставки - это обычно вновь возникшие поселения между писцовыми описаниями, которые затем вносились в книги как деревни. Были случаи сохранения за починком и названия "Починок". Пустоши в источниках - это запустевшие деревни.

Количество починков, займищ и выставок характеризует ход и степень заселения и строительства поселений. Так, в Вологодском уезде их всего 9, что дает основание считать первый этап заселения Завершенным к началу XVII века. В остальных районах Центрального, Северо-Западного и Северо-Восточного Поморья, судя по числу вновь возникающих селений, процесс освоения приречно-приозерных мест был также близок к завершению. В Вятской земле и в старинных приуральских уездах количество новых селений велико, что говорит о незавершенности обозначенного процесса.

Вернемся еще раз к пустошам. Причины их запустения были различными. Массовое запустение в Российском государстве началось в 70-80-е годы XVI века и продолжалось в начале следующего столетия, в годы социальных потрясений и иностранной интервенции. Историк Ю. В. Готье, анализировавший состояние Замосковного края - центральных уездов страны - на примере вотчин Троицкого монастыря, имевших место в 18 уездах, показал ужасающее состояние сельского хозяйства в первой четверти XVII века. По материалам описаний, в этих вотчинах жилых деревень осталось только 720, а запустевших - 1846 (28,1 и 71,9 процента)12. На Севере наибольшему разорению подверглись Вологодский и Тотемский уезды, в которых число запустевших поселений составило 42,9 процента в первом и 34 процента во втором. В остальных уездах запустение не было столь массовым, доля запустевших деревень колебалось от 8 процентов в Устьянских волостях до 12 процентов в Мезенском уезде.

Коль пустоши - запустевшие деревни, то это дает возможность определить число всех жилых поселений в предкризисные 70-80-е годы XVI века. Приближенные показатели получим, приплюсовав к числу жилых деревень в 20-е годы XVII века количество всех видов пустошей - 6210, получим 28 436.

Еще одна особенность в родословии сельских поселений - это "припуск в пашню", то есть укрупнение деревень за счет запустевших. Как и в людской родословной, отсутствие сыновей обрывает фамилию, так и припущенное в пашню или просто включившееся в более крупное селение теряет свое имя или дает двойное название укрупненному.

Прав ли был Соловьев?

Дальнейшее изложение необходимо предварить выяснением взглядов историков на вопрос, который имеет не только исторический интерес, но и важное значение для правильного решения судьбы многочисленных сельских "малых родин". Это вопрос о степени устойчивости северных деревень (а в более ранний период и для селений всей лесной части страны) как очагов земледелия, об укрупнении малодворных деревень. С. М. Соловьев, обосновывая свое понимание истории России как истории страны, которая непрерывно колонизируется, писал: "Народонаселение движется:... от такой расходчивости, расплывчатости, привычки уходить при первом неудобстве происходила полуоседлость, отсутствие привязанности к одному месту..."13. Другие историки еще категоричнее стали приписывать русскому крестьянству этакую извечную любовь к бродяжничеству, особенно якобы характерную для северного крестьянства.

Так, в одной из дореволюционных работ читаем: "Пермяки охотно сменяют места поселений. Некоторые пермяки сменяют места поселения по два и по три раза в продолжении жизни, другие же из-за страсти к переходам сменяют их до 8 и 10"14. В работе И. П. Щекотова говорится: "Забрасывание под заросль новин, с которых снимают только по одному урожаю, было довольно обычным явлением, когда жители Севера вели полуоседлую жизнь"15. При этом ссылались на факт непрерывной миграции и наличие большого числа пустошей. Такого рода ошибочные взгляды рождались из-за незнания многих источников, объясняющих причины миграции и запустения деревень. Конечно, миграция и пустота наличествовали. Но не из любви к бродяжничеству, а из стремления избежать гнета все возраставшей феодальной эксплуатации. Бросать с таким трудом отвоеванный у вековой тайги участок угодий лишь из любви к смене места жительства - это нонсенс. Правительство того времени реалистичнее понимало причины образования пустоты. Актовый материал и документы приказной администрации XV-XVII веков как раз отмечают совсем другие причины. Например, в наказах писцам предписывалось выяснить, "сколь давно и отчего запустели... от войны ль или от податей, или от воевод и приказных людей, или от волостных старост и от богатых мужиков, или от насильства сторонних людей". Нами процитирована выдержка из наказа писцам, получившим в 1629 году задание описать Устьрецкие волости Новгородского уезда. Но это же мы находим в наказах и писцам всех северных уездов. И ни в одном из них не ссылаются на приверженность крестьян к кочевому образу жизни, а дается задание выяснить реальные причины пустоты и бегства. Так, давая в 1645 году наказ провести подробное описание Сольвычегодского уезда, сильно запустевшего после письма 1625 года, от составителей требуют выяснить, не образовалась ли пустота "от Строгановых и от горланов насильства"16. Приказы, ведавшие северными уездами, прекрасно понимали, что крестьянин без особой нужды не бросит свою деревню и с таким трудом разработанную землю.

Устойчивость северной деревни как очага земледелия и кустарной промысловой деятельности подтверждается источниками о времени возникновения селений и длительностью их жизни. Попытаемся выяснить время возникновения учтенных в первой четверти XVII века деревень. Актовый материал о хозяйственной деятельности монастырей, окладные книги северных уездов, различные челобитные и спорные дела крестьянских миров и отдельных землепользователей - это, безусловно, достоверные для такой цели документы. Не отказываясь от них, мы за основу возьмем лишь писцовые и переписные книги.

На основании работы историка М. В. Витова, пользовавшегося названными документами, прослежена судьба поселений Заонежья (ныне Карелия) с 1496 года до конца XVIII века. Устойчивость очевидна. За три столетия 86,9 процента из числа жителей, учтенных в XV веке, удержались и прочно устояли перед всеми невзгодами, к тому же в районе, подвергавшемся военным нашествиям соседних государств17. Такого рода выводы подтверждены многими исследователями.

Важно иметь в виду, что исчезали деревни и в годы земледельческого освоения приречно-приозерной территории. Вот, например, как отражено это в писцовой книге Яренского уезда 1585-1586 гг.: "...дер. Софроновская, во дворе Софронко Дмитриев, середней; дер. Огафоновская, дворы врозни, во дворе Трофимко Игнатьев, молотчей, во дворе Ивашко Тимофеев, молотчей; дер. Петровская, да к ней же припущен починок Фроловский" (далее отмечается, что в починке несколько дворов, в том числе двор, где обитает, вероятно, его основатель Ивашко Фролов.

Пройдемся по этим деревням. В первой всего один двор. По имущественному положению отнесен к группе "середних" (зажиточные составляли группу "лучших", бедные - "молотчих", позже, по мере усиления имущественного неравенства, были "худые", бобыли, нищие). Особый интерес представляет вторая, которая хоть и названа деревней, но дворы (вероятно, бывшие однодворные деревни) все еще стоят "врозь". А третья деревня уже укрупнилась за счет "припущенного" в общую пашню починка. По подсчетам Н. П. Воскобойниковой, в Яренском уезде число деревень с одним двором в 1585 году составило 27,6 процента, с двумя-четырьмя - 52,4 процента. В 1720 году удельный вес однодворных снизился до 19,9 процента, по второй группе - до 45,8 процента.

К середине XVI века среднее количество дворов на деревню в целом на Европейском Севере составляло около 2,8. В приуральских уездах, где массовое возникновение новых селений происходит уже в иной социально-экономической обстановке, дворность деревень в 2-3 раза выше. Примерно в 2 раза возрастает средняя дворность северной деревни к 80-м годам XVII века, причем наиболее высокие темпы укрупнения селений падают на 30-70-е годы. Наиболее мелкодворные деревни были в уездах Вятской земли. Признанный историками однодворный характер начального периода строительства деревень косвенно и документально подтверждает тот факт, что уже в XV-XVI веках начался процесс укрупнения.

По мере освоения удобных мест под новые селения с пашнями все большую ценность представляли пустоши, которые волости и волостные общины сдавали "охочим людям" в оброчное льготное владение с последующим включением в тягло. Вот пример: крестьянин Толшемской волости Тотемского уезда Агей Дмитриев в 1658 году взял на оброк "промеж деревенскими отхожими пашнями и с сенными покосы трех деревень порозшее лесом порослое место на горе и на пенниках", поставил там избу, клеть, овин. В 1672 году он продал это займище своему брату Павлу, который в 1678 году обратился с просьбой к писцам перевести пользование той "пашнишко, которая вновь распахана, и сенной росчистки и дворовой постройки". Писцы дали ему льготу еще на два года, но с условием "дворы и хоромы совсем построить и поля распахать". (РГАДА- Ф- 1209. К-484. Л. 972 об. - 975).

Итак, укрупнение как спонтанный процесс начался уже в первый период заселения Европейского Севера.

Стоят деревни на ключах

Земля отцов и дедов, та земля,
Где кустики ольховые в межполье,
Дала мне все, ничем не обделя:
Ни радостью, ни гордостью, ни болью.

А. Романов

Земля отцов и дедов, малая родина наша, разве можно забыть тебя? Где бы ни располагалась, но там родились мы, родились наши отцы и деды, там истоки нашей фамилии. Стоят деревни на ключах, по берегам рек и озер, стоят издревле, по много столетий. А об иных, что стояли у ключей, лишь глухие воспоминания, ибо не стало их...

В ходе работы над родословием нами выявлено 5153 древнейшие деревни. Сколько грозовых бурь пронеслось над ними, но большинство устояло. Прочно вросли они в жизнь. И даже по много лет заброшенные, именно они в первую очередь начинают возрождаться. Их сыновья возвращаются в отчий дом. Не одинакова судьба деревень Нечерноземья России. Одни станут крупными хозяйственно-культурными центрами, другие останутся жить как семейные фермы, центры дачных массивов. Многие останутся лишь в памяти людей, в родословной тех, кто родился в них.

В опубликованной книге18 список всех древнейших деревень дан по каждому району современного административного деления по следующей форме:

Таблица 2

Тарногский район

* Звездочкой отмечены деревни, запустевшие в период с 1979 по 1990 г.

В Верхнеспасском сельсовете у двух деревень удалось найти первое письменное упоминание, относящееся к 1393 году, у 9 деревень - к XV веку, у 12 - к XVII веку. Даже спустя несколько столетий в народной памяти сохранились первые (а иногда и не по одному) названия деревень. Упоминаемый ранее учитель и чистой души краевед Андрей Андреевич Угрюмов составил списки деревень Тарногского района, включившие как официальные названия, так и народные, бытующие и по сей день. В 1980 году живущих было 286 селений, из них наряду с официальным сохранили одно народное именование 170 деревень, два - 7, три - 4 и четыре - 1, а всего - 182, или 63,6 процента от общего числа. Несколько конкретных примеров. Деревня Тюрдинская, найденная мною в документах 1623 года как "Тординская, а Угольная то ж", и сейчас сохраняет в памяти оба имени. Числившаяся в начале XVII века как уже старая деревня Мичуровская имеет еще четыре народных названия: Мохлевская, Княжая, Веретья, Край.

В таблице 3 показан удельный вес древнейшего пласта деревень Вологодской области. Он велик. К числу всех селений, взятых для розыска, их оказалось 59,4 процента; по центральной группе еще выше - 63 процента. В Междуреченском районе этой группы - 76,3, в Усть-Кубинском - 78,3 процента. Сохранение в Вологодском районе значительного числа более поздних деревень можно объяснить как строительством деревень дворянами, принявшим бурный характер уже с середины XVII века, так и близостью к городу. Западная и восточная группы районов также рано заселялись. Лишь скудность источников определила более низкие показатели выявленного числа древних деревень, важно, что и здесь такая же устойчивость ранних деревень. По Вытегорскому району, где учтены селения только до начала XVII века, таковые составили 46,4 процента, по Кирилловскому району - 70,6, по Устюженскому - 72,8, по Тотемскому - 71,9, по Тарногскому - 77,2 процента.

Примечательны показатели трех срезов: 339 деревень, упоминаемых в XII-XV веках, дожили до 80-х годов XX столетия, от XVI века сохранилось 834 деревни, а всего - 1173, или 22,8 процента от числа всех древних селений. Думается, что их значительно больше, что и покажут дальнейшие поиски первых упоминаний в письменных источниках. К тому же, например, большинство деревень, упомянутых в писцовых книгах начала XVII века, были старинными деревнями, возникшими в предыдущие столетия19.

Tаблица 3 

УДЕЛЬНЫЙ ВЕС ДРЕВНЕЙШИХ ДЕРЕВЕНЬ 
(на 1 января 1973 года)

К титульной странице
Вперед
Назад