К концу XIX в. укрупнение поселений шло повсеместно, малодворность их стала относительной. Многие старые села и деревни (выполнявшие функции сел) насчитывали по нескольку сотен жителей: с. Кубенское— 1008 чел., с. Коровничье (Прилуки)— 840 чел., д. Вочтога— 579, с. Устье — 598, д. Нигино— 573, д. Рослятино— 505 и др.; в Тотемском у. таких сел, деревень и слобод, в основном древнего происхождения, было 10, в Устьсысольском — 27, в Яренском — 12 ¹⁵.

В течение XIX в. деревни оставались преобладающим типом селений. В конце века в юго-восточных районах началось новое освоение земель, продолжавшееся и в начале XX в., и там стали возникать починки и выселки. Особенно это характерно для Никольского у., в котором соотношение старых деревень и новых починков составило: 50,4 и 38, 2%^1б.

В XIX в. шло не только укрупнение северных деревень, но и менялся характер деревенского землепользования в связи с общими изменениями в землевладении и в сословной структуре населения. Существование деревень государственных, экономических (бывших монастырских и церковных), удельных (бывших дворцовых), различных владельческих (дворянских, купеческих, и далее мещанских и крестьянских) в первой половине XIX в. — свидетельство наличия разного вида землевладения, а в связи с этим и разнообразия в сословном составе населения. Крестьяне всех этих деревень еще не стали единым сословием государственных крестьян, к чему привело лишь послереформенное развитие второй половины XIX в. Для поземельных отношений было характерно разграничение надельного землепользования крестьян и казенного землевладения, а, также почти повсеместное прекращение обычно-правовых крестьянских норм в землепользовании. В земледельческом отношении деревни к тому времени стали сплошной зоной трехполья с сохранением лишь отдельных элементов подсеки и перелога, с порайонной специализацией в хозяйстве (определенным соотношением земледелия, животноводства, промыслов и других занятий).

В то время северные деревни были различны. Прежде всего, эти различия определялись степенью зажиточности, хозяйственным направлением (земледельческим или промысловым), а, следовательно, теми функциями, которые выполняли деревни как типы поселений. Так, богатые земледельческие деревни, а часть их была центрами производства товарного хлеба еще в XVII в. и продолжала в какой-то степени быть таковыми и в XIX в., нередко по своим функциям приближались к селам — волостным и торговым центрам, где проходили крупные торгово-ярмарочные мероприятия и сделки, и которые посещались не только местными купцами и торговцами, но и приезжими, и даже иностранцами. Такой деревней была Кокшеньга, а также д. Бекетовская на Вожеге, в которой «жили побогаче», находилось два торговых дома, проходила ярмарка в «торговых палатках» на берегу реки¹⁷.

От обычных земледельческих деревень сильно отличались промысловые деревни. Еще в XII — XIII вв. в начале заселения Севера возник тип промыслово-торгового поселения — новгородские фактории — Тотьма, Нюксеница, Брусенец, немого позднее — Тарножский Городок. У промысловых деревень в вологодских землях можно отметить их специфические черты. Если обычно на Севере промысловые деревни были охотничье-рыболовческими становищами с небольшим количеством дворов, то у вологодских была и еще одна направленность в хозяйстве. Это были деревни солеваров, возникшие здесь в древности и обслуживавшие соледобывающий промысел. В Сольвычегодском у. у Соляного оз. с XVI в. были заведены солеварницы вотчинниками Строгановыми. Такое же селение находилось в Леденгском Усолье (Тотемский у.), оно возникло в XVII в. и было во владении купеческого гостя Василия Ивановича Грудцина из Устюга. В селении находилось «четыре трубы с расолом, да 9 варниц, усадебного места по обе стороны Леденги 5 дес. У тех варниц 36 изб, а в них живут работные люди... 152 чел.». Кроме того, в нем находилась церковь и двор Грудцина «для приезду», а в его отсутствие «живут в нем приказные люди», еще есть «скотский двор и мельницы, сенные покосы, лес и небольшая запашка...» Такими же своеобразными были деревни в западных районах, особенно в Устюженско-Череповецком крае, население которых с древности занималось добычей болотных руд и железоделательным промыслом. В них у жилых изб находились горны, кузницы и мастерские¹⁸.

Особенностями отличались и деревни на торговых и речных путях, выполнявшие транспортные функции, население которых мало занималось земледелием. Такими были некоторые деревни по Сухоне. С XVII в. они стали перевалочными пунктами в Сибирь и обслуживали речные пути. Во многих из них и в XIX в., как например, в Брусенце осуществлялась перевозка грузов и содержание транспорта. В притрактовых деревнях, приобретавших транспортные функции, заводились постоялые дворы, земские почтовые станции («обувательские» станции). Они находились на тракте Устюжна — Череповец — Петербург в Вологодском у. (д. Марково Благовещенской вол.), в д. Шириханово в Вельскому., в д. Хмелевская (Бережок) в Кадниковскому., два постоялых двора в притрактовых деревнях были и в Грязовецком у. В 1890 г. только в Вологодском у. было 1033 земских станций. Перевалочными пунктами в глухих лесных волоках были мелкие «лесные избушки». Такие избушки-истопки находились на пути из Вельского у. в олонецкую д. Мехреньгу. Многие из них в Каргополье использовались летом в сенокос, а зимой на лесозаготовках¹⁹.

Наконец, от обычных деревень, где жили государственные крестьяне, отличались владельческие деревни. В ранние периоды истории это были селения княжеско-боярские, затем помещичьи. В одном только Устьянском крае (Кадниковский у.) в XVII - XVIII вв. находились деревни нескольких десятков владельцев. В XIX в., особенно после реформы, некоторые деревни стали владениями мещан, купцов и даже крестьян (купленные на основании прав по реформе 1861 г.). Владения крестьян появились в бывших помещичьих или казенных имениях. По данным 1897 г., много их было в Грязовецком у.; в Кадниковском — в с. Покровском находились владения крестьянки A. .M. Беззаботовой и вдовы священника Е. И. Поповой (Замошская вол.), а в Стрелицкой вол. — усадьба крестьянина И. К. Кондакова. В Сольвычегодском у. в Метлинской вол. — такая же усадьба Борок крестьянина М. И. Ушакова; много крестьянских владений появилось и в Тотемском у. Владельческими были и деревни Удельного ведомства (бывшие дворцовые) в северных и северо-западных районах края. Ряд деревень оставались помещичьими и ничем не отличались от здешних помещичьих сел и селец²⁰.

Разновидностями деревень являлись починки. Это вновь возникшие поселения, и в отличие от первых, там не было полного комплекса угодий. Внешний вид починков не отличался от деревень и со временем они разрастались в многодворные селения. Освоение Севера происходило путем образования починков. Особенно они характерны для начальных его этапов. В дальнейшем причиной появления починков становился естественный рост населения, земельное утеснение. Количество починков могло служить определителем степени освоения района в тот или иной период. К XVIII в. их число в основных районах Севера не превышало числа деревень, Лишь в окраинных местах и позднее возникали новые селения в виде починков. Это происходило в отвоеванных у леса участках. Не случайно слово починки этимологически связано с подсечно-огневым земледелием²¹.

В XVII в. были известны починки — временные селения, возникшие на дальних от деревень угодьях, обрабатывавшихся при «отъезде» на них {отъезжие пашни). Тогда появлялись починки и во вновь осваиваемых лесных участках, в заброшенных пустошах²².

Когда с течением времени в починках разрабатывался комплекс угодий, они становились деревнями, и это был показатель, что освоение земель завершилось. К XVIII в. такой процесс для основной территории Севера был окончен. В Вологодском крае он продолжался в XIX — начале XX в.: тогда в Пушемско-Моломской казенной даче в Никольском у. возникло более тысячи починков. В отличие от старых деревень-метрополий вновь заселенные починки, по-местному, назывались колониями. По сравнению с деревнями они были немногодворными (от 1 до 9 дв.), но во второй половине XIX в. быстро превращались в деревни и по разработанности угодий, и по населенности²³.

Северные починки имели еще одно значение. По ревизским сказкам XVIII в., этот термин употреблялся в значении «волость» — Ляменгские починки, Луптенгские починки — в местах, где шло освоение земель и происходило массовое образование починков. В XIX в. это значение починков полностью утратилось, их вытеснил термин «волость», употреблявшийся повсеместно для обозначения целой округи селений. Наряду с починками существовали выселки, выставки, относные дворы. Эти селения, находившиеся на землях деревень и вблизи них, откуда они вышли группами, «чтобы не нарушался общинный строй», то есть землепользование. В середине XIX в. на юго-западе губернии было много выселков в 1-3 дв. из-за нехватки земли в старых деревнях. В местах с промысловыми занятиями населения за выселками сохранилось значение одиночных изб на отставе — ганъища или кильи в Сольвычегодском у. с бобыльским населением. В конце XIX в. из выставок переходили жить обратно в деревни, сохраняя лишь в топонимах упоминание о себе: д. Чурпинская (Истоминский Выселок) в Вельском у., д. Высокуша (Заполъский Выселок) и т.п.²⁴

К таким типам селений примыкали и хутора, ибо имели общее с деревнями землепользование в отличие от хуторов столыпинского времени. В вологодских говорах хутор — это починок-пашня или пожня; близкое к этому значению «вновь распаханная целина» в ростово-ярославских говорах. Такое значение хутора «пришло» в вологодские земли с юга — с верхней Волги ²⁵.

Древним типом сельских поселений являлись села, известные с X в. Села Севера становились центрами волостных общин после уничтожения боярского землевладения Москвой. С сельскохозяйственной стороны они мало отличались от деревень. Во второй половине XVII в. в них развивалась торговля и¹ ремесла, но это не обязательный признак села. Основными функциями северных сел к XIX в. стали функции центров волостных (административных), религиозных (церкви и приходы), торгово-ремесленных (склады, магазины, лавки, ярмарки, базары, мастерские, заведения по обработке продукции) культурных (школы). Села были многодворнее и населеннее деревень, принадлежавших к данной волости. Земледелием в них так же занимались, как и в обычных деревнях, и комплекс угодий в них так же наличествовал. Примером типичных северных сел могут быть села в вологодских землях, описания которых сохранили источники²⁶. В с. Брусенец Тотемского у. находилась церковь на бывшем кургане у пустыни Савватиевской (Городок), здесь же ярмарка, дегтярный завод торговца Коровина. В с. Пономаревское Вельского у. — волостное правление, земское училище, фельдшерский пункт, церковь, торговые лавки. В с. Кубенское Вологодского у. — полицейское управление; по четвергам происходила ярмарка. В усадьбе с. Спаского того же уезда был винокуренный завод и винные склады. В вельских селах Воскресенском и Бестужеве были построены торговые ряды, а в последнем они были крытые, с галереей. Большое зажиточное с. Новленское на Кубенском оз. в Вологодском у, имело постоянные торги, земскую школу, здесь по торговым дням раз в неделю происходили общественные сходы и размещались они в шести трактирах, находившихся в селе. Местные раскольники называли эти трактиры Москва, Петербург, Крым и т.п. Примечательными были села в Кадниковском у. Шаталово на Сухоне по прозвищу от соседей Пьяное имело на противоположном берегу церковь с домами причта (Поповка), вокруг нее — лес и церковные покосы, в селе находилось волостное правление, школа, четыре дома купцов, лавки, лесничество, земская станция, больница, а с. Кремнево (Кремлево) имело мельницы, там к началу 1920-х гг. разместилась немецкая лесопромышленная фирма «Вальгоф». До 1864 г. Кадников был промысловым селом со слободами. В кадниковском с. Устье были почта, телеграф, сберкасса, народный дом, библиотека, волостное правление, отделение попечительства трезвости, три школы, лечебница, богадельня. В Череповецком у. с. Федосеево (основа будущего Череповца) развивалось как торгово-ремесленное село со складами и магазинами, с довольно состоятельными жителями. В череповецких селах обязательными были церкви, а значит, они были приходскими центрами.

На Кулое с. Карьеполь походило на обычную деревню: в нем насчитывалось 34 двора, церковь, 19 бань, 8 овинов с гумнами, 13 без гумен, 40 амбаров. А немногочисленные села в Каргополье, как например, с. Река на Чурьеге по обе стороны Ошевенского тракта, были очень населенными: в селе насчитывалось до тысячи дворов, многие жители его занимались промыслом (кожевники). Значительным также было в Тотемском у. с. Шуйское на Сухоне, по обеим ее сторонам, жители которого торговали, а в селе была речная пристань для судов, лавки, у некоторых крестьян — «заводы» и пильная мельница. К нему примыкало с. Векшеньга с двумя церквями и постоянной ярмаркой.

На Севере были и села — помещичьи имения в местах дворянского землевладения. Они менее многочисленны, чем села с государственным землевладением. Помещичьи села не всегда были волостными центрами. В них обязательной была усадьба помещика, дом управляющего, избы помещичьих крестьян и дворовых, различные хозяйственные «заведения» и постройки. Типичной была усадьба в с. Даниловском Устюженского у.: в нем, кроме помещичьей усадьбы с парком, была церковь и земская школа. В Углецкой вол. уезда князю С. Шелеспанскому принадлежали села Покровское и Жилино и 10 деревень. В 1869 г. в Вологодском у., была 201 помещичья усадьба, в Грязовецком — 134, Кадниковском — 86, Никольском — 2 (всего 423). Кроме помещичьих, остальных сел насчитывалось 301²⁷.

Сохранялись и села, принадлежавшие монастырям и церквям (с. Фешево в Устюгском у., с. Никольское в Кичменьгской вол. уезда), в которых жило зависимое от них население — половники. После секуляризации монастырских и церковных имуществ в 1764 г. такие села становились экономическими (позднее государственными) и развивались как селения казенных крестьян, отличаясь от обычных деревень наличием церквей, ярмарок, торжков, то есть выполняли функции приходских и торговых центров.

Конец XIX в. застает северные села в нескольких значениях: 1) села, не отличавшиеся по функциям от деревень, 2) села — центры религиозные, торговые, культурные, административные. Особенно характерными для жителей сел этого периода становятся их торговые занятия²⁸.

Увеличению числа невладельческих сел на Севере к концу XIX в. способствовало превращение в них других типов селений — деревень, слобод, погостов. Точно так же некоторые села сами превращались в другие селения, а о прежнем их существовании в качестве сел свидетельствуют лишь названия деревень (д. Село в Каргополье). Некоторые села дали начало городам: с. Грязовлецы — Грязовцу (на лечебных грязеисточниках), с. Федосьево — Череповцу и др.

Еще одно значение села сохранялось до конца XIX в. В северо-западных вологодских районах селом называли совокупность деревень (древние гнезда селений)²⁹.

Разновидностью сел являлись сельца. Это владельческие селения, не ставшие центрами приходов, недоразвившиеся села. Такими были в Белозерскому, в 1880г. помещичье сельцо Остарьево и сельцо, «что ныне д. Остюмина» с двором владельца. Правда, на Севере и не все села были церковными приходами. Здесь сельцо, как и село, было волостным центром, иногда и приходским, как Устье Городищенское Богоявленское сельцо (Устюгский у.) или бывшее монастырское сельцо Никольское в Кичменьгской вол. В XIX в. сельца приобрели черты деревень государственных крестьян. Даже помещичьи сельца становились деревнями, а к концу XIX в. по данному крестьянам праву покупать земли ряд селец стал их владениями. Всего в губернии к середине XIX в. было 382 сельца, из них 226 — в Вологодском у., 130 — в Грязовецком, 24 — в Кадниковском, 2 — в Никольском, то есть там, где существовало частное землевладение³⁰.

Древним типом селений, сохранившемся и в XIX в., были погосты, известные с X в. Тогда эти опорные пункты князей, по данным археологии, были неукрепленными поселениями, что свидетельствовало о мирном характере продвижения славян по северным землям. В XVI в. они стали административными округами, центры которых также назывались погостами (погост-округ и погост-место). Территория погоста Севера и волости в Центре государства совпадали с общинными территориями. Со временем на погостскую систему наслоилось приходское деление (на погостах ставились церкви). Тогда северные погосты стали не только административными, но и церковно-приходскими центрами, а с развитием мирского самоуправления — и центрами общин. В центральных районах России погосты уступили свое значение приходского и волостного центра владельческим селам. На Севере же погосты, как правило, не были владельческими, за исключением, например, Троицкого погоста в Вохомской вол. и Здвиженского в Черном стане Устюгского у. в XVII - XVIII вв.: первый был владением посадских людей из Устюга, второй — епископа, в обоих жили половники. Похожим на них был погост Николо-Чудотворский на Леже, принадлежавший вологодскому архиерею в XVII в., а в нем находились дома священника и бобылей. Такие селения были аналогичны владельческим деревням Севера³¹.

В XIX в. пути развития погостов были слещующие. Они обрастали дворами крестьян и превращались в деревни, села, реже — в города; в основном шло поглощение погостов селами. Примером этого служит череповецкое с. Улом, образовавшееся из старого погоста, в нем находилась церковь, при которой жил причт, волостное правление, еженедельный торжок. Из погоста с семью приселками образовался г. Устюжна Железнопольская, охватившая 70 крестьянских и бобыльских дворов. Селом стал Княжпогост (владение боярского времени) в 60 дв. На месте древнего Городка был Турьинский погост с 80 крестьянскими дворами. Другой путь развития погостов в XIX в. — они оставались местами, где находились церкви. (возможно кладбища при них), и становились волостными центрами. Последнее происходило чаще с погостами древнего времени. Такими оставались погосты в Грязовецком у. в Углецком приходе, где жило духовенство; два погоста — Верхний и Нижний на Кулое с двумя дворами причта, к которым примыкало с. Карьеполь. В 1862 г. в Вологодской губ. было 616 погостов, из них в Вологодском у. — 101, в Грязовецком— 68, в Кадниковскому — 86, в Вельском — 48, Тотемском — 75, Никольском — 52, Устюгском — 67, Сольвычегодском — 54, Яренском — 28, Устьсысольском — 37 ³².

Во второй половине XIX в., когда сельские общины-волости дробились на сельские общества (свое в каждом селении), многие из погостов выполняли функции сел как центров общества. Погосты в таком значении ничем не отличались от крупных сел, лишь погосты — приходские центры оставались селениями, где жило приходское духовенство.

Со множеством значений на Севере оставался в XIX в. еще один тип поселений — слободы. Возникшие в княжеско-боярский период, они становились в основном торгово-ремесленными селениями, частично земледельческими. В XIV в., кроме таких, были и слободы-территории (округа), позднее превратившиеся в станы и волости. В XVII в. выделялись слободы - безземельные деревни. Характер сторожевых пунктов был у слобод в северо-восточных районах Севера в XV в. Таким образом, в разное время и в разных местах слободы выполняли различные функции. Были их разновидности земледельческие и промысловые. Ими назывались как отдельные пункты, так и целые округа, объединявшие не сколько селений. Северные слободы XVII в. чаще были земледельческими или военными — «черные и стрелецкие слободы». В XVIII в. они известны: 1) в значении волости-округа (Никольская Слобода в Устюгском у. с 28 деревнями, 9 по чинками, 92 крестьянскими дворами, 397 чел. муж. п.; 2) в значении земледельческого селения («у Городка Брусенка на берегу слобода в Брусенской вол.» с 3-мя дворами и 8-мью крестьянами в начале XVIII в., со 193 чел. в конце его, или слободка Рукавишниково в Устюгском у. в Быкокурском стане с 4 дв. и 17 крестьянами). Такие слободы не отличались от деревень³³.

Развитие слобод в XIX в. идет по нескольким направлениям³⁴. Часть их становится пригородными слободами с торгово-ремесленным населением. Примечательной была подмонастырская Ферапонтова Слобода на большой дороге у Кириллова, имевшая тесные связи с городом и окрестными помещичьими усадьбами. Ее жители занимались в основное земледелием и большой торговлей, в ней происходили волостные сходы. Другой вид слобод в XIX в. — это слободы с ямщицким населением, выполнявшие транспортные функции Такой была Ямская слобода (со станцией на тракте) } с. Шуйского, из которой переправлялись в Сибирь. Ямскими стали бывшие ямы (позднее превратились в деревни) — Ям Бобровский на Сухоне, Ягрышский и Евденецкий на Двине (Устюгский у.). Третьим путем для слобод было их превращение в деревни, а о прежнем их существовании упоминалось лишь в названиях таких деревень: Солдатская Слобода к Выгонной улице в Никольске (остатки стрелецкой слободы) или бывший погост, ставший слободой, а затем деревней — д. Кадникова (Погостинская Слобода). Редким путем для слобод было их превращение в города: слобода в устье Сысолы превратилась в г. Устьсысольск.

Северная топонимия сохранила упоминания об исчезнувших типах селений — печищах, займищах, селищах, острогах, городках, городищах, посадах³⁵. С XVII в. слова «селище», «займище», «дворище» употреблялись в значении заброшенные селения. В XVIII - XIX вв. эти бывшие селения заселялись вновь и становились деревнями, или их «припускали в пашню» к жилым деревням, о чем свидетельствуют названия таких деревень: «Займище припущено в пашню к д. Марково Благовещенской вол.» (Вологодский у.), «Займище Черное, что была пустошь на Вохтуге», «Займище, что был починок» в Никольском у. С точки зрения ложной этимологии жители Никольского у. объясняли происхождение печищ-селений периода долевого землевладения на Севере как «жильё с печью». Печища возникали на начальном этапе заселения Севера в местах, где в древности жила летописная чудь. В Кремлевской вол. Кадниковского у. известно печище Чуиха того периода. Такими же древними были печища и в Явенгской вол. уезда. С течением веков они стали деревнями. В северо-восточных районах Севера во второй половине XIX в. займищами (заимками) стали обозначать не типы селений, а виды пользования угодьями, в частности сенокосами, которое от односемейного (заимочного) пользования, правда временного в течение 40 лет, переходило к общинному и поступало в переделы.

Деревнями по прошествии веков стали чудские и славянские городища. Их топография до сих пор совпадает с топографией XI - XII вв. Сторожевыми пунктами, как и военные слободы, были исчезнувшие остроги. Их описания сохранили всевозможные источники. В 1602 г. существовал на Усть-Усолке острог — «тын стоячей на иглах, а на острове рубленные террасы, насыпанные землей, на берегу башня и ворота проезжие... около острогу ров, изо рву к острогу осыпь». Здесь находился «государев зелейный двор» (оружейный). Такой же острог был на р. Лале, с башнями, валом, рвом, воротами, превратившийся затем в г. Лальск. Острог на Усть-Ижме с валом и рвом стал г. Устюжной Железнопольской. Десять сторожевых острогов сохранялось в XIX в. в Тотемском у. 36

Военными укрепленными селениями были и древние городки. Все они на Севере были основаны новгородцами, ставившими их для защиты от нападений. Их было множество по берегам северных рек: городки Орлец и Подосиновский на Пушме и Юге, Кичменьгский Городок, Тарножский Городок, Брусяной, Шуйский и Спасский (Тотемский у.), Чернигов Городок на месте Сольвычегодска, Халезский Городок (Никольский у.), Ивасский Городок на Кокшеньге и т.д. Судьба городков была аналогичной судьбе других древних типов селений: все они стали либо деревнями, либо селами, либо городами³⁷.

Такими же, превратившимися в другие типы селений, были старинные северные посады; часть их стала городами — Верховажский посад (Вельск) с гостинным двором, с заводами (производство скипидара и сажи). Другие стали селами (посад Чаронда в XVII в., село с середины XVIII в.), или деревнями (д. Сретенский пустой посад в Черновской вол. Устюгского у. в середине XIX в. имела 20 дв., 132 чел.)³⁸.

Редкими стали в XIX в. в сельской местности типы селений, выполнявшие религиозные функции. Мало оставалось монастырей — всего 15 в середине века (в Вологодском, Кадниковском уу., исчезли в Вельском, Никольском, Устьсысольском, Яренском). Более распространенными были пустыни, некоторые возникали вновь при заселении новых мест. В 1859 г. известны две пустыни в Кадниковском у., две в Тотемском, одна в Устьсысольском, одна в Никольском ³⁹.

Со старообрядческим населением было связано существование скитов. Селения раскольников возникали на лесных полянах (Лежская вол. Вологодского у.) или около рек и озер, где ставилось несколько келий, и разрабатывались угодья. Издавна были известны Александро-Куштский скит на р. Куште в Кадниковском у., Чаженгский — в Каргополье (1710-1838 гг.), Поремский и Филаретов близ Иван-озера, а за Кемью рекой к Онежскому озеру было много пустынь и скитов, где в кельях «жили девки лет 35-ти, давшие обет безбрачия»⁴⁰.

Самостоятельными, отдельными от деревень, в XIX в. были такие типы селений, как пристани, некоторые заводы и фабрики. Пристани Ношульская и Быковская находились на путях из Вятки и Костромы на р. Юг и Лузу, возле них были выселки в 2-10 дворов, а в Быковской еще находились конторы, амбары и склады, там занимались судостроением и было приписано туда 3000 душ крестьян из Устюгского и Устьсысольского уу. Солеваренный завод вологодского купца Витушечникова — Сереговский (у с. Сереговская Гора возле Яренска) имел 10 варниц, 9 амбаров для соли, здесь жили заводские люди и половники — 939 душ обоего пола, при заводе были пашни и сенокосы — 6065 дес. Были заводы и у крестьян: в Кулибарове (Рослятинская вол. Тотемского у.) завод дегтярный находился у одного крестьянина, имевшего в селе еще лавку. Семь таких заведений были в середине века в вологодских уездах: 3 — в Устьсысольском, 2 — в Тотемском, 1 — в Кадниковском, 1 — в Вологодском, да еще две небольшие фабрики в Вологодском и Вельском уу.⁴¹.

В целом, на Вологодской земле по типам поселений выделяются ареалы. На юго-западе и юге (Грязовецкий, часть Вологодского, Кадниковского, Вельского, Тотемского уу.), близким к центральным губерниям России, деревни были довольно крупных размеров и, кроме крестьянских селений, в них существовали помещичьи усадьбы. В средней части губернии (Тотемский, Никольский, Вельский, Устюгский уу.) деревни, располагаясь по берегам крупных рек, представляли собой селения государственных крестьян, частично — крестьян Удела и незначительного числа помещичьих крестьян в Тотемском и Никольском уу. (до 1000 чел.). В северо-восточных районах (Сольвычегодский, Яренский, Устьсысольский уу.) селения были несколько другой хозяйственной направленности, там большую долю, чем земледельческие, составляли промысловые селения. Наличие таких ареалов соответствует и выше приведенным ареалам по типам заселения в крае.

Ряд изменений претерпели типы сельских поселений после 1917 г. Основными из них всегда были деревни. Прекратилось появление починков в неосвоенных местах. Они оставались лишь в юго-восточных районах, возникнув еще в начале XX в. и не став деревнями. Починки уступили место другим типам — выселкам, хуторам. Выселки после 1917 г. возникали на бывших помещичьих землях. В 1926 г. выселков и хуторов только в Вологодском у. насчитывалось 452. Декретом о земле 1918 г. устанавливалась разная форма землепользования по желанию крестьян: подворная, хуторская, общинная, артельная. Хутора стали предпочтительными в 1920-е гг. в некоторых местах Вологодского и Грязовецкого уу., т.к. позволяли крестьянам при пахоте перейти на широкие полосы, применять сельхозмашины и обратиться к травополью. В это же время в Каргополье в одной только Хотеновской вол. возникло 23 хутора, а в местах, близких к ветлужско-вятским, хутора занимали всего 0,1% земельного фонда. При нэпе начался выход на хутора в присухонских деревнях Тотемского у. В Усть-Печеньгской вол. у д. Нефедовской возникло два хуторских участка, где разрабатывали землю вышедшие из деревни 11 дворохозяев. Если в столыпинское время в вологодских районах хуторов было мало, то в 1920-е гг. они стали заметными: на юго-востоке они составили 26,4% всех типов селений. Они принципиально отличались от столыпинских хуторов; последние в этом крае возникали за счет внешних переселений, после 1918 г.— путем выхода из общин местных крестьян⁴².

К тому времени в Вологодском крае еще оставались погосты и за ними сохранялись лишь функции центров округов, но таких были уже единицы, и религиозных центров (церкви с кладбищами). Роль погоста как территориального и приходского центра постепенно отмирала, окончательно перейдя к селам. Последняя функция сельского погоста — церковь с кладбищем была ликвидирована во время коллективизации ⁴³.

Коллективизация и последующая индустриализация кардинально нарушили сельскую жизнь и были началом трагического процесса «раскрестьянивания», уничтожения всех хозяйственных и нравственных традиций, живших в сельской среде и передававшихся из поколения в поколение. Значительная убыль населения с 1930-х гг. при раскулачивании привела к началу чуть ли не массового уничтожения деревень. Из одних только юго-восточных районов Вологодчины под видом кулаков было сослано много жителей севернее на Печору⁴⁴. Затем в военные 1940-е гг. и после войны в 1950-1970-е гг. прекратили существование многие деревни в результате сильной миграции сельского населения в города. Если в 1937 г. в Вологодской губ. было 18837 селений (12 тыс. из них — деревни), то к 1950-м гг. еще 9/10 их оставались деревнями, и в них проживало 7/10 сельского населения, а к 1973 г. сельских поселений было 9950 (702 из них — крупных — по 1000 и более чел.), в которых жило 62% сельчан; 1610 селений были средними — по 30-100 чел (23% населения), 5084 — мелкие до 30 чел и в них — 15% населения. В 1987 г. в области осталось 7396 селений. Сократили их число в 1960-х гг. укрупнение колхозов, а впоследствии «политика ликвидации неперспективных деревень», приведшая окончательно к деградации и сельского хозяйства, и русской деревни, особенно в северном Нечерноземье⁴⁵.

За советский период произошло возникновение некоторых новых типов селений, главным образом несельскохозяйственных, а поселков, связанных с торфодобычей, с промышленностью, с разработкой карьеров и т.п. Но от прежних веков остались мелконаселенность в целом по территории области (до 51 чел. на деревню в 1966 г.) и «густота» населения в ее центре. Достаточно населенными были и некоторые села, бывшие центрами районов, сельсоветов, как например, с. Усть-Алексеевское (Великоустюжский р-н) с 470 дворами и с окрестными деревнями в 1-9 дв., или села по старым трактам: самое старое из них Тудозерский погост с XII в. (Вытегорский р-н) на пути Вологда — Пудож, с 260 жителями⁴⁶.

До сих пор остаются в области ареалы различных видов селений, возникшие много веков назад — центральный, западный, восточный. В центральном (Междуреченский, Сокольский, Усть-Кубенский, Вожегодский, Вологодский, Ха-ровский, Шекснинский, Грязовецкий, Сямженский р-ны) древние поселения составляют 63% их общего числа. Из них лишь в Вологодском р-не таких поселений 47,6%, т.к. здесь с середины XVII в. из-за близости к городу дворяне основали много своих имений. В западном и восточном ареалах также значительным оставалось раннее заселение: в первом 57,2% деревень, во втором — 54,2%. Наиболее ранними являются Деревни в Устюженском и Кирилловском р-нах на западе, в Тотемском и Тарножском — на востоке (более 70%). Всего по области сохранилось древних поселений 59,4%⁴⁷.

Центральная вологодская зона охватила 9 современных районов (территорию бывшего Вологодского у. с XVI в. до 1780 г.), в одном из них — Вожегодском — находится часть территории бывшего Белозерского у. XVI - XVII вв. Массовые сведения об этой территории имеются с XVII в., а об отдельных деревнях — с XV - XVI вв.

В западной зоне находились три древние славянорусские земли — часть Белозерского княжества XIII в. (Белозерье, Шексна, Кубеноозерье), часть Заонежской половины Обонежской пятины Новгородской земли (Вытегорский р-н), часть Угличской, Пошехонской, Новгородской, Белозерской земель (бывших уездов) в Устюжно-Железнопольском р-не. Полные сведения о них имеются с XV в. О восточной зоне массовые сведения сохранились с начала XVII в., но отдельные появились еще в XII - XIV вв., заселение ее шло и в XIX - XX вв.

Не меньшее разнообразие и этнотерриториальную специфику сельских поселений можно выявить при рассмотрении их планировочных форм. Эти формы, как и другие стороны поселений, в своем развитии проходили ряд стадий и претерпевали изменения. Сельские поселения Русского Севера до XVIII в. были малодворными и не имели планов. В дальнейшем с естественным ростом населения, под воздействием социально-экономических явлений размеры селений увеличивались и выделялись их формы. Северные селения приобрели несколько видов плана: 1) линейные с вариантами — рядовые, уличные, 2) без плана (скученные, беспорядочные, бесплановые), 3) переходные виды от одной планировки к другой (от беспорядочной или рядовой к уличной), 4) сложные виды, при которых наличествует несколько видов плана у одного селения (беспорядочные и уличные, рядовые и уличные, улично-квартальные и т.п.).

Самые простые виды планировок — рядовые и беспорядочные. По времени для Русского Севера наиболее ранними являются рядовые планировки, когда один или несколько порядков домов располагались вдоль речного или озерного берега (реже дороги) так, что каждый последующий ряд домов своими фасадами обращался к «задам» предыдущего, а все вместе «смотрели» на реку или озеро.

Этнографические описания дают возможность понять принцип рядового плана деревень⁴⁸. Так, в бывшем Устюгском у. в конце XIX — начале XX в. отмечались деревни односторонки, когда дома ставились в одну линию по дороге или по реке. В Вологодскому, существовало неправильное расположение крестьянских усадеб в один ряд и уступами так, что избы стояли узкой стороной на улицу. В Вельском у. наблюдалось расположение деревень прямыми рядами или уступами по одну сторону реки (дороги): «ряды неправильные, избы узкой стороной (летние избы — И. В.) выходили на улицу». В Кадниковском у. деревни имели вид правильных и неправильных рядов и уступов в одну линию. В Грязовецком — также односторонки состояли из неправильных рядов по одной стороне реки или дороги. В сольвычегодских рядовых деревнях каждый ряд изб «смотрел в затылок» другому ряду. В западной и северной частях вологодских земель такое расположение деревень встречалось очень часто.

Среди селений рядового плана существовали разновидности: 1) один или несколько порядков стояли вдоль рек или озер, и дворы в них были ориентированы на реку или озеро, 2) ряды расположены перпендикулярно реке и идут вдоль трактов, фасады обращены на дорогу, 3) ряды расположены одновременно и вдоль реки, и вдоль дороги, когда их направления совпадают.

Происхождение поселений с рядовой формой на Севере связывают со временем его славянского заселения. Наиболее они распространены в местах новгородского освоения (по Ваге, в Заонежье, в Архангельской, Новгородской обл.). Эта форма селений древнее уличной, но с увеличением числа дворов превращалась в уличную. Рядовой план сохранили некоторые вологодские деревни до настоящего времени, и даже не в местах крупных речных и озерных побережий. Так, в Великоустюжском р-не несколько деревень у с. Усть-Алексеевского имеют такой план. В Вожегодском р-не дд. Боярская и Бекетовская по Вожеге, Нижняя в Тордоксе, Гашкова — рядового плана⁴⁹.

Так же, как и рядовые деревни, немногочисленными остаются до сих пор селения без плана⁵⁰. Возникновение таких деревень в местах славянского заселения относят ко времени, когда при слабой заселенности был возможен свободный захват земли, и дворы ставились, по выражению северных жителей, «бороной» (как кому захочется). На водоразделах также возникали деревни с дворами, поставленными без плана и повернутыми фасадами в разные стороны. Иногда можно уловить стремление ориентировать избы на «теплую сторону» — на юг или восток. Волоки-водоразделы, где проходили еще древние пути, застраивались селениями редко, хотя такие дороги использовались и в XIX - XX вв. В раннее время селения без плана были по всей Вологодчине. По описаниям середины XIX в., в Никольскому, дома стояли «камницей» (как печъ-камница), в тесноте и беспорядке. В деревнях уезда еще и в конце XIX в. «улицы были кривые, и направление их едва заметно». В сольвычегодских деревнях «в расположении усадеб господствовал полный беспорядок» (Ильинско-Подомская, Гавриловская, Никольская вол.). План с. Шаталово (Пьяное) в Кадниковском у. местные жители называли «кавардак» («безпланово»). В Череповецком у. неправильные планировки селений отмечались повсеместно, особенно в Уломе, в Пригородном и Андомском р-нах Кичменьгско-Городецкая вол. Устюгского у. отличалась беспорядочными деревнями с дворами, поставленными на юг (дд. Конищево и Волково на Шонге, Ласкино на Юге и др.). Чуть западнее их рослятинские деревни были поставлены «бороной» (дд. Будьково, Заборье и др.). В овражистой местности по Кокшеньге деревенские избы «поворачивали» в разные стороны. На Вожеге старые деревни с беспорядочным расположением усадеб перестроились, лишь в отдельных своих частях сохранили такой план: дд. Баркановская, Мигуевская, Вершина и др. Каргопольские, вытегорские, белозерские, кирилловские, устюгские селения были аналогичны перечисленным выше по своим планировкам.

С течением времени планы деревень усложнялись и приобретали чаще всего уличный вид⁵¹. Этому способствовало два момента: развитие сухопутных дорог, прокладываемых через селения, и проекты Министерства госимуществ по перепланировке деревень с 1840-х гг. Самыми многочисленными такие формы селений остаются и до сих пор. Целесообразность уличного плана очень скоро поняли крестьяне и довольно охотно переходили к перепланировке по проектам. Жилые строения ставились на расстоянии друг от друга, амбары, бани, овины выносились отдельно от домов, колодцы строили по линии дворов; всем этим достигались и противопожарные меры. Долгое время улицы в деревнях имели неприглядный вид, ибо не всегда соблюдался строгий план. Но в целом «обыкновенными становились деревенские улицы в Никольском, Устюгском, Вологодском и Кадниковском уу.: дома в них ставили окнами «встреча на встречу». Такими же стали пришекснинские (в бывш. Череповецком у.), грязовецкие (по Комеле), кирилловские деревни.

По планам деревень и расположениям в них «заведений» можно определить, какую функцию выполняло то или иное селение. По тракту Сольвычегодск — Вологда в них находились пристанционные дома. Пустыни, монастыри возле селений также определяли их назначение. В крупных селах появлялись торговые площади, и дома «выходили» на эти площади (кокшеньгские торговые села). В Каргополье по старым трактам и вдоль проложенной в конце XIX в. железной дороги появлялись придорожные деревни со специальными строениями в них.

Судя по анкетным описаниям Русского Географического общества в 1920-х гг., уличные формы поселений в вологодских уездах были распространены в подавляющем числе. По санитарному обследованию 1926 г., также отмечалась уличная планировка как преимущественная: дома стояли прямой или ломаной линией, от улиц шли проулки к выгонам, колодцы находились близ изб⁵².

Среди уличных деревень существовали разновидности. При возникновении селений путем слияния нескольких деревень разросшаяся улица приобретала концы, каждый из которых отличался своим наименованием. В деревнях на перекрестках дорог улицы приобретали вид креста — крестовики.

Распространение уличных деревень на Севере относится к довольно позднему времени, в основном к середине XIX в., но для некоторых районов такой план был характерен уже в XVIII — начале XIX в. Это относится к местам, где были рано проложены дороги, особенно через водоразделы верхнедвинских и верхневолжских рек⁵³.

Существовали у северных селений и более сложные планы⁵⁴. Переходные формы можно было наблюдать, когда деревни перестраивались от рядовой к уличной (с ростом числа дворов возникал еще ряд, который ставился напротив первого и обращался фасадами на него) или от беспорядочной к уличной (когда постепенно дворы, стоящие без плана, перестраивались в улицу). Другой вид сложной планировки — сочетание несколько ее видов в одном плане — приобрели грязовецкие деревни (улично-рядовые, квартально-уличные), пришекснинские (беспорядочно-рядовые, беспорядочно-улично-круговые), никольские (беспорядочно-улично-рядовые), устюгские (квартально-улично-рядовые). Какие бы планировки не имели селения, в них всегда отводились отдельные места или имелись сооружения, которые определяли многое в жизни деревень. К таким местам и строениям, прежде всего, относились места религиозного поклонения и почитания и храмы⁵⁵. Часовни и церкви часто были центрами, вокруг которых возникало само селение. С ними связаны и остатки архаического кругового плана, почти переставшего существовать в самостоятельном виде. Часовни воздвигались не только в поселениях, но и в лесах, и по дорогам. Для церквей выбирали самое высокое и видное место, иногда их ставили на древних городищах, курганах или высоких берегах рек.

С далеких языческих времен оставались в деревнях священные места, которым поклонялись довольно долго. Это были рощи, отдельные деревья, родники, у многих из них ставились обетные кресты. Места около часовен и церквей предназначались не только для сборов молящихся, иногда возле них устраивались торговые ряды, лавки, там проходили базары и ярмарки, общинные сходы и праздничные гулянья.

В планировках поселений были некоторые особенности, говорившие об отдельных их признаках⁵⁶. Некоторыми чертами отличались друг от друга крестьянские и помещичьи селения. В последних находились барские усадьбы, дворы управляющих и дворни, хозяйственные «заведения» (конюшни, псарни, масляные, дегтярные заводы и т.п.), а также аллеи, парки, искусственные пруды, рощи. Таким было с. Куркино в Вологодском у., принадлежавшее Резановым-Андреевым, с барским садом, с трехярусным водоемом.

Планировки же древних посадов, наоборот, мало отличались от планов местных торговых сел. Посад Верховажский имел шесть улиц (Архангельская, Московская, Соборная набережная, Мещанская, Благовещенская, Слободка-предместье), торговые ряды, склады, пристань, 104 двора, в том числе 5 крестьянских, и стоял посад у двух сплавных рек.

Особенности имели селения при конфессиональных различиях жителей. К таковым относятся старообрядческие пустыни, кельи, кельи, скиты. В Вологодском крае они существовали в северо-западных его пределах, на Кокшеньге, на северо-востоке и юге. Планы таких селений отличались простотой.

Иногда выступали местные отличия, связанные с этническим составом населения и с этнотрадицией. Финноугорское население Севера, по мнению исследователей, основывало свои деревни без всякого плана. Их беспорядочное расположение возникало при разделениях одного двора от другого полями, а поскольку не было связи дворов между собой, то фасады изб обычно были обращены не на улицы, а во внутренние дворы. С течением времени, при жизни в тесном соседстве с русскими, селения зырян, вепсов, карел приобретали сходство с деревнями русских крестьян, а иногда сохраняли свою специфику (неправильные ряды-улицы, скученность или разбросанность строений, и, как правило, безплановость).

По особенным признакам вологодских деревень можно выделить зональное распределение их форм. В целом в губернии строения в селениях долго сохраняли свое тесное расположение, почти не было огородов, амбары ставили скученно на окраинах из-за опасности пожаров. Но в отдельных районах были и свои особенности. На юго-западе селения стояли «ни по дорогам, ни по рекам, но избы густо, и было мало леса, часты церкви». Улицы узкие, кривые, обыкновенной была деревня в одну улицу небольшой длины, концы ее приобретали округлые очертания, за жильем находились мельницы (клетушки на пирамидообразных срубах), колодцы. В средней части губернии (Кадниковский, Вельский, Тотемский, Устюгский, запад Никольского у.) деревни стояли неправильно, тесно, в них сооружались водяные мельницы, лучшие избы строились на севере Кадниковского у., где много леса, в остальных — вельских и тотемских деревнях — избы теснились так близко друг к другу, что были препятствием для устройства огородов. На северо-востоке губернии деревни располагались прерывисто, редко, но были крупными, между избами находились поля и сенокосы⁵⁷.

Таким образом, в планировочных формах отразилось многовековое развитие селений. Для северных деревень был характерен переход от однодворок к планам беспорядочным и, рядовым, затем к уличным и к планам сложного типа. Это общий путь развития форм поселений, но в ряде случаев превращение одних форм в другие происходило раньше, в других — позже. Несомненна связь планировок с физико-географическими условиями территорий, их зависимость от социально-экономических процессов (хозяйственной дифференциации районов, создания общерыночных связей, проложения путей сообщения, развития общинного и других видов землепользования, естественного роста населения, истории крестьянской семьи и семейных разделов). Этнические традиции определялись также географической средой и социальными условиями. Они играли малую роль в развитии тех или иных форм селений. Свидетельством этого является наличие одинаковых видов плана у финноязычного населения и русских Севера, живших в одинаковых экономических и природных условиях.

В XIX - XX вв. сохранялось на Севере древнее гнездовое расположение селений, определявшее тип северного расселения. Такое расположение оставалось в местах первоначального новгородского продвижения, а в вологодских районах — на северо-западе, по верховьям Ваги и ее притокам, на северо-востоке⁵⁸. Гнезда деревень, встречавшиеся в губернии, вологодский этнограф Н. И. Иваницкий определил как «группу сконцентрированных деревень», назвав ее улусом; один от другого улусы отделялись волоками-лесами. Описания такого расселения часты по Вельскому, Тотемскому, Вытегорскому, Кирилловскому у. XIX — начала XX в.

Вытегорская Моша, целая местность на 100 верст, граничащая с Вельским у., представляла собой два гнезда по берегам рек и озер, разделенные лесными волоками. Гнездо Тавренъга в Вельском у. состояло из нескольких деревень, а его центр находился в с. Пономаренском. Вытегорская Мехреньга объединяла 13 деревень (Пал, Гришинская и др.), которые располагались «с поля на поле» по высоким берегам Еменьги и озера в расстоянии до одной версты друг от друга. Моша и Мехреньга, тяготевшие к остальным олонецким местам, назывались, по-местному, селом и означали совокупность деревень, раскинутых на десятки верст.

Долгое время гнезда существовали в Лаче-Вожегодском крае, а их названия сохранились до настоящего времени. В Чаронде (на Вожеозере) гнезда составляли деревни с удобными землями среди болот и лесов: Печеньга за Еломским озером; севернее — по р. Чепце; местность Кируга — на череповецком берегу озера (принадлежала Череповецкому у.); а на вологодском берегу — местность Тордокса по р. Тордоксе; местность Вожга — по Вожеге; Пунема и Калитино — на юго-восточном берегу озера. К эти местам примыкали гнезда по рекам — Середка, Бор, Свидъ, Ковжа, Ноколо, Пилъма в Хотеновской вол. Каргопольского у.

Гнездовое расселение во многих местах было вызвано освоением земель, удобных для земледелия, семьями родственников или складников (совладельцев) еще в XVI - XVII вв. В Сольвычегодском у. гнезда превратились в группы небольших селений, составлявших целые общества. Так расселялись из-за недостатка хороших почв для пашен и лугов. Зависимость гнезд от расположения пригодных для земледелия земель чувствуется в тарножско-нюксенских местах и по правому берегу Сухоны. Почти все местные гнезда находились по берегам рек. При заселении холмов, возвышенностей (сележный тип) гнезда были окружены полями и лугами (Маркушевский и Раменский сельсоветы Тарножского р-на) или тяготели к колодцам и источникам (Бабушкинский р-н)⁵⁹.

С течением времени отдельные гнезда разрастались и исчезали, превращаясь в сплошное расселение по берегам рек и озер, по дорогам. Но еще в начале XX в. 23 деревни в Вожеозерском крае стояли «в куче, по нескольку, без разрыва» (Тимино), тогда как по реке Вожеге уже не было такой скученности. Отсутствие гнезд в это позднее время было характерно для расселения по pp. Югу, Варже, Лузе и др.: произошло их рассредоточение вдоль рек. Одно из гнезд — Шемокса (Ше-могодская вол. Устюгского у., центр известного берестяного промысла) было известно здесь с XVII в. В то время, вероятно, существовали гнезда по рекам Шарденьге, Варже, Ерге, Яхреньге, Шолге и др., но они были редки и в XVII - XVIII вв. По-видимому, эти гнезда давно слились и превратились в равномерное заселение берегов рек. Существующая традиция у устюгского населения называть деревни собирательными именами (на -ата, -ята) относится к названиям единичных деревень, а не гнезд и наблюдается здесь и в более позднее время, нежели возникновение первоначального гнездового расселения. Названия деревень в Никольском у. в конце XIX в. — Корнилята, Денисята, Микулята, Ермаковщина, Хомяковщина — говорят о том, что в каждой жило одно обширное семейство⁶⁰.

Гнезда деревень конца XIX — начала XX в. уже не имели ничего общего, кроме своих названий, с древними гнездами, совпадавшими с волостями. Еще в северо-западных районах Вологодчины, в старых новгородских землях, были уловимы архаические гнезда. Их было несколько в Вожегодском крае: Тордокса, Вожга, Подчевары, Огибалово, Чужга, Тигино, Пунема и Липник. Но и там расселение родственных семей стало сосредотачиваться не по всей деревне или гнезду, а в определенных местах, отдельных концах разросшихся со временем деревень, образуя расселение однофамильцев, находящихся в дальнем родстве. Иногда жители гнезд сохраняли свои прозвища, и даже целые волостные прозвания. Однофамильные семьи населяли деревни повсеместно. Даже в небольших селениях из 2-3 дворов, сравнительно позднего происхождения, сохранялось единство рода (от одного предка), но при этом у каждой семьи прозвища были различны. В больших же селениях, возникших еще в удельный период истории, сознание единства рода за давностью утратилось, однако и там было «происхождение от одного предка»: прозвища жителей переходили по наследству к каждому новому поколению (Кадниковский у.). То же было и в тотемских деревнях.

В поздних названиях концов селений редко сохранялись имена старожилов и однофамильцев, и уж совсем редко помнили происхождение от первых насельников-новгородцев. Об этом говорили лишь фамилии жителей: Новгородцевы на Анданге (там в древности были починки новгородцев), от них же произошли Осколовы в Яренском у. в Цилибинской вол. около Устьсысольска, Титовы в Титовском грэзде (д. Титовых) и в Ганя грэзде (д. Гаврилова). Точно так же с переселениями с запада связывали происхождение польских фамилий. В Тавреньге Вельского у во многих деревнях у жителей польские фамилии. Предки Пинаевских, Симановских, Никопольских в д. Зеленой были сосланы из Польши. Их звали Марковичи, Марковцы, а здесь им дали новое прозвище — «землеробы» («удобряли и холили землю»). В поздних прозвищах, да и в названиях концов не было связи с ним происхождением жителей от общего предка. Теперь них отражались другие стороны жизни. Все чаще появлялись названия улиц по месту расположения в деревнях⁰¹.

Анализ фамильного состава современных жителей целых районов, а не только отдельных селений, свидетельствует о многом в истории земель. Так, по распространению вологодских фамилий можно выделить ареалы, в которых отразились разновременные волны переселений^б2. 1) На северо-западе (Вытегра) — нет «лидирующей» фамилии, много локальных (в т.ч. архаичных), встречаются карельские фамилии у русского населения. 2) На севере Белозерья — частота фамилий с формантом -ичев и частота— от канонических имен, в то же время чувствуется по фамилиям связь с западными областями («литвой» по местному, скорее — белорусских и смоленских выходцев в Литву), но здесь переселения с запада — уже вторичные из соседних русских губерний. 3) На юго-западе — частота черт фамилий из северного Поволжья и особенностей новгородско-псковских канонических фамилий. 4) В центре (от Череповца до Грязовца и Вологды) — преобладание фамилии Смирнов и других из северного Поволжья. 5) На северо-востоке — фамилии Попов, Кузнецов, наибольшая частота по сравнению со всеми районами фамилий на -ский, много других северодвинских черт, наличие фамилий на -их, -ых. 6) На юго-востоке — черты фамилий те же, что и выделенные в пятом ареале, но меньшие в численном выражении. Внутри этих крупных ареалов выделяются более мелкие. В восьми восточных районах, в Верховажье и Тотьме, по фамилиям прослеживаются пути миграций с Северной Двины на Урал. В центральных, западных и южных местах (Вологда, Чагодоща, Грязовец, Воже-край, Череповец) — преобладание фамилии Смирнов, «пришедшей» из Ярославля и Костромы. Можно отметить еще некоторые локальные особенности. Так, фамилии на -ский насчитывают на северо-востоке до 8-12% всех фамилий, а на юго-западе только 1%. Здесь проходит граница между двумя разными в социально-экономическом отношении территориями («межа крепостничества»), и аграрный строй и фамилии сельских жителей принадлежали двум разным социальным общностям. Еще одну особенность можно отметить по местным фамилиям. Граница соперничества в глубокой древности Новгорода и Москвы прошла по Вологодчине. Она различима как по топонимам ручей — ключ (ручей — новгородский, ключ — московский), так и по фамилиям: новгородские Чекшин (от «стараться») и Чурин (от «песок»). Так же прослеживается связь фамилий по Ваге — Югу от Шенкурска до Никольска. Здесь «пересеклись два потока» фамилий с северо-запада и с юга.

¹ Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. XXXI. М., 1968. С. 93; Гос. архив Вологодской обл. (далее — ГАВО). Ф. 883. Оп. 1. Д. 200. Л. 19; Ф. 652. Оп. 1. Д. 31. Л. 2-3.

2 Макарий, архимандрит. Описание Ферапонтовской волости. СПб., 1854. С. 3; Воронов П. Верховажский Посад (Вельского уезда) // Вестник РГО. 1860. Ч. 29. С. 122; Вологодский гос. музей-заповедник (далее — ВГМЗ). Ф. Вологодского общества изучения Северного края (далее — ВОЙСК). Д. 60. Л. 2; ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1.Д. 157. Л. 3.

³ Шустиков А. А. Плоды досуга. Ярославль, 1900. С. 191; Архив Русского Географического общества (далее — АРГО). Р. 1. Оп. 1. Д. 24. Л. 2 об.; Р. 7. Оп. 1. Д. 38. Л. 37 об.; Вологодские епархиальные ведомости (далее — ВЕВ). 1904. № 16. С. 432; ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1. Д. 157. Л. 5; Вологодские губернские ведомости (далее — ВГВ). 1854. № 34. С. 360, 370.

⁴ Архив Ин-та этнологии и антропологии РАН (далее — АИЭА). Восточнославянская экспедиция Вологодский отряд (далее — ВЭ ВО) 1987. Д. 8710. Л. 6; ВГВ. 1865. № 46. С. 435; ГАВО. Ф. 652. Оп. 1. Д. 122. Л. 1-1 об.

5 ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1 Д. 164. Л. 7; Д. 146. Л. 5, 7; Грязнов П. Опыт сравнительного изучения гигиенических условий крестьянского быта и медико-география Череповецкого уезда. СПб., 1880. С. 35; Соскин А. И. История г. Соли Вычегодской древних и нынешних времен // ВЕВ. 1881. № 14-24. С. 305; 1882. № 1-20. С. 120.

⁶ Кен А. Агрономическое путешествие по некоторым уездам Вологодской губернии в 1854 г. // Журнал Министерства преимуществ (далее — ЖМГИ). 1856. Кн. 2. Ч. 59. Июнь. С. 262; Шустиков А. Л. Тавреньга Вельского уезда // Живая старина (далее — ЖС). 1895. Вып. II. С. 173.

⁷ ГАВО. Коллекция карт, планов, чертежей. Папки №№ 20-38 (Тотемский, Устюгский, Никольский уу.); ВГВ. 1848. № 36. С. 406; 1845. №38. С. 417; №17. С. 174, 1875. №99. С. 9; 1895. №30 С. 8 ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1. Д. 146. Л. 12.

8 АИЭА. ВЭ Вологодско-Костромской (далее В-КО) отряд 1972 г. Д. 3978. Л. 4; Осипов Д. П. Крестьянская изба на севере России (Тотемский край). Тотьма, 1924. С. 1; Власова И. В. Сельское расселение в Устюжском крае в XVIII - первой четверти XX в. М., 1976. С. 27; Российский Этнографический музей (далее — РЭМ). Ф. 7. Оп. 1. Д. 297. Л. 1 об.; Ивановский М. И. Вятско-Ветлужский край. М., Л., 1929. С. 20.

9 ГАВО. Ф. 883. Оп. 1. Д. 200. Л. 15, 50 об., 65 об., 72 об.-81, 107-112 об.; Ф- 17. Оп. 1. Д. 295. Л. 3; АИЭА. Северный отряд Комплексной экспедиции (далее — СО КЭ). 1966 г. Д. 2387. Л. 22.

10 Услар П. К. Вологодская губерния // Военно-статистическое обозрение Российской империи. Т. II. Ч. III. СПб., 1850. С. 142, 145.

11 Подробно о формировании деревень как типов поселений см.: Витов М. В. Историко-географические очерки Заонежья XVI - XVII вв. М., 1962. С. 98; Колесников П. А. Северная деревня в XV — середине XIX в. Вологда, 1976. С. 73; Власова И. В. Сельское расселение... С. 74.

12 Щербина Ф. Сольвычегодская земельная община // Отечественные записки. 1879. Т. CCXL. № 7. С. 70; ГАВО. Ф. 652. Оп. 1. Д. 101. Л. 27; Власова И. В. Сельское расселение... С. 91, 95.

13 Либликман Ф. Из быта Лежи // Север. 1928. № 7-8. С. 247; Олонецкий сб. Вып. III. Петрозаводск, 1894-. С. 524-525; Шустиков А. А. Тавреньга... С. 59; ВГМЗ. Ф. ВОИСК. Д. 57. Л. 2; Пушкарев И. Описание Российской империи в историческом, географическом и статистическом отношении. Т. I. Кн. I — Новгородская губерния. СПб., 1844. С. 115, 127, 137, 140.

14 Иловайский И. Б. Население государственной деревни Вологодской губернии во второй трети XIX в. // Социально-демографические I аспекты истории северного крестьянства (XVII - XIX вв.). Сыктывкар, 1985. С. 23-24.

15 Первая Всеобщая перепись населения 1897 г. Т. 7 — Вологодская губ. Тетр. 1. СПб., 1901. С. 8-19.

16 Власова И. В. Сельское расселение... С. 92-94.

17 ГАВО. Ф. 652. Оп. 1. Д. 122. Л. 1; АИЭА. ВЭ ВО 1986 г. Д. 8334. Л. 6

18 Макаров И. С. Пушной рынок Соли Вычегодской в XVII в. // Исторические записки. 1945. Кн. 14. С. 149; Богословский М. М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII в. Т. I. M., 1906. С 109; Ильинский Н. Село Леденгское Тогемского уезда // Русский экскурсант. Ярославль, 1916. № 7. С. 27.

19. Скворцов Л. Бережнослободская волость Тотемского уезда // Вологодский сб. Т. 2. Вологда, 1881. С. 25; Списки населенных мест  Российской  империи. Т. 7 — Вологодская губ. СПб., 1866. С. 444; Козловский Н. П. Селения Вологодского уезда в санитарно-статистическом отношении за 1873-1883 гг. // Вологодский сб. Т. V. Вологда, 1887. С. 234; Шустиков А. А. Тавреньга... С. 173-174; РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 276. Л. 1; ГАВО. Ф. 883. Оп. 1 Д. 230 Л. 19.

20 РГИА. Ф. 1290. Оп. 11. Д. 327. Л. 247-988; Шевырев С. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь в 1847 г. Ч. 1 М., 1850. С. 115.

²¹ Чайкина Ю. И. Из истории слов «починок» и «хутор» // Ученые записки (далее — Уч. зап.) ЛГПИ. Т. 370. Л., 1969. С. 170.

22 ГАВО. Ф. 883. Оп. 1. Д. 200. Л. 2, 7 об., 50 об., 90.

²³ Власова И. В. Сельское расселение... С. 94; Потанин Г. Н. Этнографические заметки по пути от г. Никольска до г. Тотьмы // ЖС.» 1899. Вып. I—II. С. 46.

24 Антипов В. К вопросу об общине // ЖС. 1903. Вып. I—II. С. 249; Услар П. К. Указ. раб. С. 292; Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии Вологодской губернии // Известия Общества любителей естествознания, антропологии, этнографии (далее — Изв. ОЛЕАЭ). Т. LXIX. Тр. Этногр. отд. Т. XI. Вып. I-II. М., 1890. С. 11; РГИА. Ф. 1290. Оп. 11. Д. 327. Л. 17-29.

25 Чайкина Ю. И. Указ раб. С. 177.

²⁶ РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 128. Л. 15; Д. 338. Л. 3; Едемский М. Б. 0 крестьянских постройках на севере России // ЖС. 1913. Вып. I-II. С. 104; ГАВО. Ф. 652. Оп. 1. Д. 62. Л. 1 об.; Ф. 4389. Оп. 1. Д. 146. Л. 26; Ф. 883. Оп. 1. Д. 214. Л. 1; Шустиков А. А. Плоды... С. 191-197; Бланк А. С., Катанников А. В. Череповец. Сев.-зап. кн. изд. 1966. С. 11; Грязнов П. Опыт... С. 34; АРГО. Р. 1. Оп. 1. Д. 24. Л. 4 об.; Пятунин П. Каргопольщина в прошлом и настоящем. Каргополь, 1924. С. 35; ВГВ. 1845. № 12. С. 12-13.

²⁷ РГИА. Ф. 1290. Оп. 11. Д. 29. Л. 3; Списки населенных мест... С. 444.

²⁸ РГИА. Ф. 1290. Оп. 11. Д. 365; АИЭА. СО КЭ 1966. Д. 2387. Л. 2-9; ГАВО. Ф. 883. On. 1, Д. 214. Л. 62; Макарий, арх. Описание... С. 4; Воронов П. Исторический взгляд на важско-двинских удельных крестьян // Этнографический сб. Вып. V. СПб., 1862. С. 12-13; РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 693. Л. 6; ВЕВ. 1881. № 14-24. С. 308.

29 Россия. Т. 3. СПб., 1900. С. 113.

30 РГИА. Ф. 1350. Оп. 306. Д. 3. Л. 49 об., 117 об.; Д. 5. Л. 185; Ф. 1290. Оп. 11. Д. 327. Л. 58-76; Веселовский С. Б. Село и деревня в северо-восточной Руси в XIV-XVI вв. М.; Л., 1936. С. 12; Списки населённых мест... С. 444.

³¹ Макаров Н. А. Русский Север: таинственное средневековье. М., 1993. С. 170; ГАВО. Ф. 883. Оп. 1. Д. 200. Л. 51.

³² Арсеньев Ф. А. От Шексны до Кубанского озера. Б/м. Б/г. С. 93; Токмаков И. Ф. Историко-статистическое и археологическое описание г. Устюжна с уездом Новгородской губ. М., 1897. С. 4; арго. Р. 7. Оп. 1. Д. 34. Л. 41 об.; Д. 106. Л. 12 об.; Р. 1. об. 1. Д. 24. Л. 2 об.; ВЕВ. 1904. № 16. С. 433.

33 Материалы для истории делопроизводства Поместного приказа по Вологодской губ. в XVII в. Вып. I. СПб., 1906.; Зап. Академии наук по ист.-филол. отд. Т. IX. № 1. 1906. С. 331; Власова И. В. Сельское расселение... С. 81.

34 Первая Всеобщая перепись... Т. 7. С. 0-1; Т. 26. С. 0; Макарий, арх. Описание... С. 17; ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1. Д. 206. Л. 44 об.; РГИА. Ф. 1290. Оп. 11. Д. 326. Л. 5-218 об.; ВЕВ. 1881. № 14-24. С. 308.

35 Максимов С. В. Обитель и житель // Древняя и новая Россия. 1876. Т. 2. С. 203; ГАВО. Ф. 883. Оп. 1. Д. 200. Л. 90; АИЭА. СО КЭ 1966. Д. 2387. Л. 33; Потанин. Г. Н. Этнографические заметки... С. 227; Щербина Ф. Сольвычегодская земельная община... С. 64.

36 Макаров Н. А. О некоторых комплексах середины — третьей четверти I тыс. н.э. в юго-восточном Прионежье и на р. Сухоне // Краткие сообщения Ин-та археологии (далее — КСИА). 1986. Вып. 183. С. 30-31; Тухтина Н. В. Об этническом составе населения бассейна р. Шексны в Х - ХП вв. // Археологический сборник. ТР. ГИМ. Вып. 40. М., 1966. С. 121; Списки населенных мест... Т. 7. С. 444; ВЕВ. 1882. № 1-4, 10, 20. С. 91-92; АПАН. Ф. 3. Оп. 10-6. 1761 г. Д. 27. Л. 2; Д. 20. Л. 2 об.

37 Шустиков А. А. Тавреньга... С. 176; ВЕВ. 1899. № 20. С. 493; 1905. № 10. С. 272; ВГВ. 1845. № 38. С. 417; 1847. № 37. С. 366; 1845. № 11. С. 116; № 38. С. 417; 1848. № 36. С. 407; АРГО. Р. 7. Оп. 1. Д. 19. Л. 1-10 об.

³⁸ Списки населенных мест... Т. 7. С. 188, 444; АРГО. Р. 7. Оп. 1. Д. 12. Л. 6 об.-7.

³⁹ Списки населенных мест... Т. 7. С. 444; ВЕВ. 1899. № 19 С. 455; № 20. С. 493; 1905. № 13. С. 258; АРГО. Р. 24. Оп. 1. Д. 13. Л. 2.

40 Север. 1923. № 3-4. С. 220; 1928. № 7-8. С. 248; АРГО. Р. 1. Оп. 1. Д. 34. Л. 1-1 об.

41 Списки населенных мест... Т. 7. С. 444; ВГВ. 1860. № 45. С. 314; АРГО. Р. 7. Оп. 1. Д. 19. Л. 11 об.; АИЭА. СО КЭ 1966. Д. 2387. Л. 12.

⁴² Веселовская В. И. География населения и населённых пунктов Вологодского района // Уч. зап. ВГПИ. Т. 29. Естеств.-географ. Вологда, 1966. С. 273; Анфимов А. М. Российская деревня в годы первой мировой войны. М., 1962. С. 191-219; Север. 1928. № 7-8. Вологда. С. 96; ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1. Д. 157. Л. 10 об.-11; Власова И. В. Сельское расселение... С. 100.

⁴³ АПАН. Ф. 135. Оп. 3. Д. 186, 190, 192, 197, 200.

44 АИЭА. ВЭ ВО 1987 г. Д. 8710. Л. 9.

45 Родословие вологодской деревни. Вологда, 1990. С. 33; МинеевВ. А. Вологодская область // Изв. ВГО. Т. 83. Вып. 4. М., 1951. С. 376.

⁴⁶ Веселовская В. И. География... С. 274-276; АИЭА. ВЭ ВО 1987 Г. Д. 8710. Л. 7.

⁴⁷ Родословие... С. 11.

⁴⁸ АРГО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 105. Тетр. III. Л. 49 об., 76, 81 об., 89 об., 95 136; Д. 2. Л. 1.

⁴⁹ Бломквист Е. Э. Крестьянские постройки русских, украинцев и  белорусов // Восточнославянский этнографический сборник. М., 1956. С. 47; Витов М. В. Историко-географические очерки… С. 146; АИЭА. Первая Северовеликорусская экспедиция (далее — I СВЭ) 1948 г.; ВЭ ВО 1987 г. Д. 8710. Л. 10; ВО 1986 г. Д 8334 Л. 7.

50 АИЭА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 101. 1966 г.; СО КЭ 1966 г. Д. 2387. Л. 21-21 об.; ВЭ ВО 1986 г. Д. 8334. Л. 8; АРГО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 105. Тетр. III. Л. 10, 49, 100 об., 136 об.; ВГВ. 1859. № 12. С. 89; Потанин Г. Н. Этнографические заметки... С. 26; Грязнов П. Опыт... С. 42; Архив кафедры этнографии истфака МГУ Северная экспедиция 1957 г. (далее — АЭ МГУ СЭ); Едемский М. Б. О крестьянских постройках... С. 100; Тр. ГИМ. Вып. XXIII. М., 1953. С. 98; ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1. Д. 164. Л. 8; Ф. 20. Оп. 3. Д. 127. Л. 1; И.Р. Лесные люди // Изв. Общества изучения Олонецкой губ. 1916. № 1-2. С. 39; Иваницкий Н. А. Материалы... С. 12; его же. Сольвычегодский крестьянин // ЖС. 1898. Вып. 1. С. 7.

⁵¹ Титов В. О старинном расположении домов в северных краях России в сравнении с нынешним // Маяк. 1842. Т. 5. Кн. IX. СПб. Смесь. С. 4-5; АИЭА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 101; СО КЭ. 1966 г. Д. 2387 Л. 36; Д. 4374. Л. 23; ВО. 1987 г. Д. 8710. Л. 10; ГАВО. Ф. 883. Оп. 1. Д. 214. Л. 1 об.; Ф. 20. Оп. 3. Д. 75. Л. 98, 126; АРГО. Р. 24. Оп. 1. Д. 13. Л. 1; АЭ МГУ. СЭ 1956-1957 гг.; Вологодский сборник. Т. IV. Вологда, 1885. С. 236: Иваницкий Н. А. Материалы... С. 12; Дементьев В. Великое Устье. М., 1972, С. 130; ВГВ. 1845. № 17. С. 174-177; 1866. № 31. С. 303; Едемский М. Б. О крестьянских постройках... С. 98; Тр. ГИМ. Вып. XXIII... С. 98.

52 АИЭА. СО КЭ 1966 г. Д. 2387. Л. 8; ВЭ ВКО 1972 г. Д. 3978. Л. 15; Д. 2871. Л. 46 об., 49; РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 338. Л. 2; АРГО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 105. Тетр. IX. Л. 2; Тетр. III. Л. 23, 49 об., 95, 136; Тетр. I. Л. 10 об., 88; Тетр. V. Л. 90; Д. 2. Л. 17; ВГВ. 1866. № 31. С. 303; Синкевич Г. П. Крестьянская изба Вологодского уезда // Социальная гигиена. М.;Л., 1926. С. 77.

⁵³ Власова И. В. Сельское расселение... С. 104; Музей деревянного зодчества Вологодской обл. Проект реставрации. Т. IV. Кн. I. М., 1983. С. 23.

54 ГАВО. Коллекция карт... П. 23. № 338, 344; П. 31. № 594; П. 32 № 627; Ф. 20. Оп. 3. Д. 75-98; АЭ МГУ. СЭ 1956-1957 гг.; АИЭА СО КЭ 1966 г. Д. 4374. Л. 24, 26; ВЭ ВО 1987 г. Д. 8710. Л. 10.

⁵⁵ ВГВ. 1845. № 11. С. 116; 1849. № 45. С. 452; АИЭА. ВЭ ВО 1986 г Д. 8334. Л. 6,8; ВЭ ВКО 1972 г. Д. 2871. Л. 47; Попов Н. Народные предания жителей Вологодской губернии Кадниковского уезда // ЖС. Вып. III. 1903. С. 384; АРГО. Р. 7. Д. 73. Л. 10 об.; РЭМ. Ф. 7. Оп. 1 Д. 276.Л. 4; ГАВО. Ф. 652. Оп. 1. Д. 48. Л. 1; Ф. 883. Оп. 1. Д. 214. Л. 2-3 об.; Чекалов А. К. По реке Кокшеньге. М., 1973. С. 23, 29; Гун Г. П. Каргопольский озерный край. М., 1984. С. 80, 111.

56 Андреевский Л. И. Образование и воспитание в барской семье Вологодской губернии в начале XX в. // Север. 1928. № 7-8. С. 17; Воронов П. Верховажский посад... С. 126; Дружинин В. Г. Старообрядческая колонизация Севера // Очерки по истории колонизации Севера. Вып. 1. Пг., 1922. С. 75; Олонецкий край... С. 6-7; Харузин Н. Н. Очерк истории развития жилища у финнов. М., 1895. С. 36; Смирнов И. Н. Вотяки. Историко-этнографический очерк. Казань 1890. С. 92.

57 Пушкарев И. Описание Вологодской губ. // Описание Российской империи... Кн. IV. СПб., 1846. Отд. II. С. 34; Ардашев В. Д. Описание Устюжского уезда и городов Устюга и Лальска // ЖМВД. 1857. Ч. 24. № 5. С. 61-62; Услар П. К. Вологодская губерния... С. 291-293.

58 Иваницкий Н. А. Материалы... С. 12; Шустиков А. А. По деревням Олонецкого края // Изв. ВОИСК. 1915. Вып. II. С. 92-94, 110, 114; его же. Тавреньга... С. 171-172; И. Р. Лесные люди... С. 39; Россия... С. 113; Кучин Л. А. Имущественная дифференциация рыбацких хозяйств Чарондского рыболовного района. Череповец, 1930. С. 16; Кристин Л. И. Экономика и организация крестьянского хозяйства в районе Лаче-Кубенского водного пути // Север. 1928. № 7-8. С. 94.

⁵⁹ ГАВО.Ф. 652. Оп. 1. Д. 101. Л. 27; Музей деревянного зодчества... С. 13-16.

⁶⁰ ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1. Д. 146. Л. 8, 12; АИЭА. ВЭ ВО 1987 г. Д. 8710. Л. 10-11; Потанин Г. Н. Никольский уезд и его жители // Древняя и новая Россия. 1876. Т. 3. № 10. СПб. С. 151.

К титульной странице
Вперед
Назад