Хотя в целом севернорусское жилище, вологодское в том числе, сохраняло общие черты, локальное своеобразие в нем оставалось. Вологодский этнограф Н. А. Иваницкий подметил разнообразные детали, которыми различалось крестьянское жилище в отдельных районах края. Русские здесь, по его мнению, были неодинаковы по нравам, обычаям, быту и по наружности. В болотистых местах Вологодского, Кадниковского и Тотемского уу. низкорослые, некрасивые, бедно одетые «плюгавые мужиченки», «лапотники», «чахлые бабы и дети» жили в серых низких, крытых соломой избах и «килейках». На востоке (Сольвычегодский, Устюгский уу.) рослые, красивые, бойкие устюжане и соляне (добывали соль) жили в «веселых», «красных» деревнях (избы их из сосны красноватого цвета)⁴⁷.

Другой местный этнограф А. А. Шустиков, описывая крестьянское жилище Вельского, Кадниковского и Тотемского уу., так же отмечал специфику в нем. В местности Тавреньга сохранялись дома «старинной архитектуры»: в «передках» (летние избы) окна небольшие, с наличниками, разрисованными по-разному - возле этих изб пристраивались сбоку зимовки. Но встречались и большие хоромы в 5-6 сажень по лицу, а двор — в 12 сажень. По переду избы было 6 окон, в них вставлены стекла. В хоромы входили через ворота, наверх вела лестница, от нее шла дверь в общую комнату — большую избу, из нее — в горницу или шоношу (в такой комнате жила обычно девица-невеста). В избе в переднем углу находилась полка-подоконник с иконами, стояли лавки, над ними висели полавошники, возле дверей налево размещалась печка, битая из глины (в ней — предпечье и печушки — углубления для просушки одежды), от нее поверху шли полати. В горнице печь клали из кирпича с лежанкой и ставили ее в задний угол. Горницу делили заборкой на половины, в заборку вделывали посудный шкаф, за заборкой устраивали место для спанья девицы или парня. Зимовки по сравнению с передками были низкими, пол их находился прямо на земле, печи в них — курные, окна прорубались маленькие⁴⁸.

В присухонских деревнях, по описанию местного исследователя Д. П. Осипова, существовали локальные различия в жилище. Среди крестьянских домов он нашел пять типов. Первый — клеть на стае — прототип зырянской лесной избушки, представлявшей собой квадратный сруб (5x7 аршин) на врытых в землю столбиках. Под клетью размещалось стойло для скота, справа от нее — повить (сеновал). Ставилось такое жилье «вне порядка» (улицы). Второй тип он назвал клеть с амбаром: изба на подклети, в которой вместо стаи был амбар. Внутренний план обоих типов жилища был севернорусским. Третий тип, выделенный Д.П. Осиповым, — изба-двойня (два отдельных сруба-клети под двухскатной крышей), в которой холодная горенка была прототипом клети на стае, а другая клеть была теплой. По его мнению, изба-двойня произошла от первых двух типов, сохраняя их старые черты. Четвертым типом являлась двухклетная изба-двойня с сенями между ними, с крыльцом по фасаду. Справа дома пристраивался зимник (скотская изба). Горница в ней выполняла роль зимней избы. Наконец, последний тип — пятистенки, в которых по середине врубалась капитальная стена, и дом состоял из двух половин, первая была большая изба с голбцем, вторая — небольшая горница с печью-лежанкой (она же была и светлицей) и служила спальней. В пятистенке обычно жили летом, а зимой находились в зимовке, пристроенной сбоку или сзади и стоявшей на подклети. И уж совсем поздно стали строить двухэтажные избы, напоминавшие дом, а не избу, с четырехскатной крышей, рубленную в лапу (без выпусков углов), но их здесь было мало⁴⁹.

На западе Вологодского края сооружали много просторных двухэтажных изб - двухстройных (в бывших олонецких уездах, в Белозерье). Не мало там было изб, состоящих из передней (для жилья) и задней (горница) половин. К ним пристраивались холодные боковушки, служившие летом жильем, зимой кладовыми⁵⁰.

Своеобразным был декор северного народного жилища — внешнее и внутреннее украшение дома. Наиболее распространилось украшение больших косящатых окон. К их рамам приделывались наличники - обкладка из досок с прямым карнизом. Сначала резной узор (трехгранно-выемчатым способом) наносился на карнизы, затем появился на всем окладе. На Севере распространилось украшение наличников в виде солнечной розетки. С применением способа накладной резьбы орнамент усложнился — появились узоры в виде геометрических фигур или их частей, растительные орнаменты и изображения птиц.

Резьбой нередко украшались крыльца, фронтоны изб, балконы, ворота усадеб. Особенно красивы были высокие крыльца с точеными столбиками и перильцами, крытые остроугольной формы крышами, а также с крышами в виде полубочек и бочек. У самых старых изб крыши крылец оставались резными — в чешую. Округлые концы выступающих слег и бревен крыши избы (охлупня, куриц, повалов, водоспусков) могли украшаться скульптурной резьбой. На концах охлупней-князьков (треугольных брусов на верху крыши) вырезались деревянные коньки, птицы и другие украшения (Вологодский, Грязовецкий, Кадниковский, Вельский, Кирилловский уу.). Если крыша была двускатной, то конек находился на одном конце князька, если четырехскатной — то на обоих его концах. Иногда коньки делали двухголовыми. На крышах построек в Грязовецком и Вельском уу. вместо конских голов вырубали головы птиц, а в Никольском у. — оленьи рога. Своеобразным было украшение всего князька в постройках Сольвычегодского у. Из железа вырезались фигурки-мужички, они скреплялись по головам проволокой и располагались вдоль князька⁵¹.

Резьба присутствовала и во внутреннем убранстве изб. Резные коньки можно было встретить на божницах, на верхней доске печного шестка, иногда к печке приделывали два резных конька. Коньки были и на оконечностях лавок. Резьбой украшали столы, стулья и различную домашнюю утварь (конские дуги, прялки, швейки и т.п.).

Кроме резных украшений, в декоре северной избы существовала и роспись. Расписывались и раскрашивались отдельные детали интерьера. К росписи стали прибегать с появлением белых изб. Разрисовывались опечки, припечные и подшесточные доски, перегородки комнат, лавки, шкафы, полки-грядки, брусья полатей, столы, божницы. Как правило, кистью наносился растительный узор, особенно древо жизни, реже изображения птиц и других животных (из последних часто — лев, по-местному, левушка в игривой позе), были изображения людей и даже жанровые сценки.

Росписью украшали дома и снаружи: либо красили фронтоны, карнизы, наличники, либо разрисовывали их узорами. Вологодские росписи по художественным особенностям были близки росписям архангельским, костромским и вятским⁵². Во всех них сохранялись архаические черты, свойственные росписи севернорусской зоны, а также связанные с местным искусством предшествующих времен — расписными печными изразцами, деревянной скульптурой, книжной миниатюрой⁵³.

***

Наряду с жильем, крестьяне возводили постройки производственного назначения. Основными из них были сельскохозяйственные постройки — овины, гумна, мельницы, амбары. Овины и гумна располагались у полей, пользоваться ими могло совместно несколько хозяйств. Ко второй половине XIX в. овины из земляных - ямных превращались в наземные - верховые. Овин представлял из себя два сруба, поставленные один над другим. Использовалась техника рубки в обло с остатком. В нижнем срубе на земле клали очаг-каменку, входная дверь в нем выполняла и роль поддувала. В этом срубе устраивали отверстие - пазух для прохода горячего воздух в верхнее помещение. Между срубами настилался бревенчатый пол - подовин. В верхнем срубе над полом высотой до одного метра приделывались колосники-жерди, между которыми оставалось свободное пространство. На них клали снопы вниз колосьями (если зерно затем шло на муку) или вверх — для зерна на посев. В этой части овина повыше пола прорубалось окно, через которое закладывали снопы для сушки (садили или выбрасывали высохшие снопы. На верху овина сооружалась двускатная крыша, через нее выходил дым. В земляных (ямных) овинах нижний сруб с каменкой был опущен в яму. Верховые были самыми распространенными на Русском Севере, и такой же конструкции овины сооружались в местах севернорусского продвижения на Урале и в Сибири ⁵⁴.

Гумна располагались рядом с овинами. Их стены, как правило, были сложены из полубревен в заплот, крыши крылись драницей или жердями и соломой. Пол гумна (глина) утрамбовывался и поливался водой. Здесь на долони в зимнее время молотили зерно вручную.

Для помола зерна существовали мельницы⁵⁵. В то время оставалось много водяных мельниц-мутовок: (для получения муки) и колотовок (для крупы), которые строились совместно двумя-тремя хозяйствами. В зависимости от потока воды реки, у которой стояла такая мельница, она могла иметь до двух-трех поставов. Поставы размещались в срубе, рубленном в обло с остатком. Основу постава составлял стояк {веретено), укрепленный в вертикальном положении, на нем насаживались лопасти в виде мутовки (кухонной принадлежности из ствола сосны с сучьями, использовавшейся для размешивания пищи, теста, сбивания масла). Нижний конец стояка был под полом в воде. Поток воды по желобу направлялся к лопастям стояка и приводил его в движение. Верхний конец стояка «шел» над полом к лавке, где устанавливались два каменных жернова, из которых верхний крепился на стояке и вращался вместе с ним над неподвижным нижним. Зерно поступало на жернова из висящего над ним короба {житника) через долбленое корыто, подвешенное между коробом и верхним жерновом. На жерновах вырубались насечки по размерам, необходимым для крупного или мелкого помола. Смолотая мука высыпалась во встроенный рядом с жерновами ларь.

В местах с развитым земледелием существовали колесные - пошвенные (почвенные) мельницы, обладавшие большей производительностью, нежели мутовки. Ставились они у воды с плотиной (наливные), имели много поставов и использовались для получения и муки, и крупы. Со второй половины XIX в. мельницы в вологодских деревнях были как водяные, так и ветряные⁵⁶.

Зерно и мука хранились в амбарах-срубах, поставленных либо на усадьбах, либо возле них. Иногда амбар совмещался с погребом (амбар на погребе), но в XIX в. это уже были разные постройки.

Из сельскохозяйственных сооружений известны еще рассадники, ставившиеся на огородах. В них проращивали семена и выращивали рассаду. Они были из бревен или из досок и приподнимались над землей. Внутрь рассадника насыпали землю, выросшую рассаду из него пересаживали в грунт на огороде.

Кроме построек сельскохозяйственного назначения, крестьяне возводили сооружения для своей кустарно-ремесленной и промысловой деятельности. На Вологодчине к ним, прежде всего, относятся кузницы, частые в юго-западных и северо-западных местах (Череповецкий, Устюженский и Кирилло-Белозерский край), где население издавна добывало руду и занималось кузнечным делом. По устройству кузницы не отличались от известных в других регионах страны.

В таежных местах Вологодской земли у охотников и рыболовов были хозяйственные сооружения соответствующего назначения. Охотники строили в лесу избушки, в которых жили во время охотничьего сезона, хранили добытую пушнину и продукты. Лесные избушки-истопки были срубными, низкими, с глинобитными печами, с дымоходами через окно в стене, без пола, с нарами вдоль стен для спанья, со входом из жердей вместо крыльца, на окнах — бычьи пузыри. Истопки были образцом примитивной жилой постройки. Сооружались на охотничьем становье и срубные кладовые-лабазы (щамъи)⁵⁷. Такие же избушки строили и рыбаки; от охотничьих они отличались тем, что ставились на столбах, приподнятыми над водой для безопасности от половодья.

Для севернорусских крестьянских хозяйств было характерно еще одно сооружение, нехозяйственного, а бытового назначения — баня. Ее имел почти каждый двор, а иногда одну баню строили несколько хозяев. Баня в жизни северных крестьян имела огромное значение, выполняя множество функций (кроме мытья и лечения, много обрядовых), «прошла» многовековую историю, стала севернорусской традицией и сохранилась до наших дней. Как постройка она была довольно простой: сруб с очагом-каменкой, на котором в котле нагревалась вода, имелся полок для паренья, стояли емкости с холодной водой и лавки, где мылись. Бани предшествующих веков топились по-черному, в XIX в. в Вологодской земле появились белые бани, ставшие затем самыми распространенными, о важной в жизни северных крестьян бане говорится в свадебном фольклоре, ибо в свадьбе баня играла определенную роль. В причетах невесты из Кадниковского уезда есть такие сведения о бане-паруше⁵⁸:

...тебя рубили, паруша,...

...Все полоцьки дубовые,

Потолоцьки кленовые,

Все лавоцьки дорожёные.

Каменка хрустальная.

Ушатицёк медненькой,...

Обруцьё железное,

Зацерпалка серебрянна!

Во тебе, тепла паруша,

Три окошка косесщеты,

На первом на окошецьке

Лежит брус мыла белово...

Как видно, у построенной в виде сруба с косящатыми окошками паруши был потолок, полки и лавки, сделанные из разных пород дерева, что имело смысл, когда на пару появлялся от них особый «дух», оказывающий профилактическое и лечебное воздействие.

Таким образом, в хозяйственных постройках, как и в жилых, все было продуманным до деталей, все строго отвечало своему назначению и стойко держалось (становилось традицией), пока не наступили кардинальные изменения в жизни крестьян и страны в целом.

Аналогичным с русским было жилище финноугорского населения в крае. Эти народы много веков жили в тесном соседстве в одинаковых условиях, поэтому многие стороны их быта имели немалое сходство, хотя и сохранили отдельные черты, свойственные культуре каждого народа. Так, при сравнении жилища русских и карел, принадлежавшего земледельческому населению, можно увидеть сходство, особенно в развитии хозяйственного двора, состоявшего у тех и других из хлевов для скота и сараев-сенников. Жилые помещения имели больше различий⁵⁹. У карел в Олонецком крае постройки отличались внушительными размерами, на них уходило много леса, но по своей структуре карельские усадьбы были такие же, как у русских: однорядная связь двора с домом, в двухэтажной избе жилым был низ, светлые горницы находились вверху; на высокий двор вел взъезд; но внутри избы русская печь иногда стояла «лицом» к двери (а не к окнам фасадной стены), от печи до стены, противоположной дверям, устраивались не лавки, а нары; в переднем углу так же, как у русских, помещался стол, над ним — иконы, но в начале XX в. можно было встретить расположение стола не в самом переднем углу, а между двумя окнами фасада. Если карелы строили одноэтажную избу, то ее высоко поднимали над землей.

Печи в карельских избах того времени были в основном черные, с трубами встречались редко. В полу устраивался вход в подполье-польница (ставень). Изба делилась на части занавеской. В дом вело крыльцо, но в карельском доме оно было плохо устроено. Недалеко от изб находились гумна (ригэ) и бани (байна)⁶⁰.

На востоке Вологодского края по соседству с русскими жили зыряне. Как отмечали исследователи, жилище у коми в XIX — начале XX в. было русское, только массивнее. Изба-кэрка представляла собой два сруба, покрытых двускатной тесовой крышей, с маленькими тремя окнами по лицу дома и четвертым вверху над голбцем между полатями и печкой. Это своеобразная черта зырянского жилища, и, пожалуй, в основном этим оно отличается от русского. Пол в избе делался из тесаных бревен, потолок — из целых бревен. На усадьбах были бани. Зырянский дом, как и у русских, уже в 1870-х гг. представлял собой избу-сени-избу, одна из которых была с черной печью, другая — без печи и полатей. Сзади дома находился двор: поветь со взъездом на нее и хлевами под ней. Отдельно от усадьбы стояли амбар, погреб. План избы был заимствован от русских⁶¹.

Именно постройки зырян и карел испытали гораздо большее влияние русской культуры жилища, чем устройство дома у других групп финноугорского населения (поволжских пермских финнов). Самым распространенным заимствованием и у карел, и у коми-зырян был севернорусский план избы однорядная ее связь с двором, наличие одинаковых построек на усадьбе. Северное жилище нередко называлось новгородским так как этот его тип распространился в бывших новгородских землях (Олонецкая, Архангельская, Вологодская губ.) и этот же тип был известен зырянам и карелам (как олонецким, так и архангельским)⁶².

Сельское жилище в 1920—1990-х гг.

Сильные изменения крестьянское жилище претерпело в советское время. После гражданской войны и разрухи в 1920-е гг. жилищное строительство оставалось без каких-либо значительных изменений видов и качества построек. Строили старыми способами и по типу традиционных изб, хотя более крепкие семьи старались усовершенствовать свое жилище⁶³. На Севере стали чаще крыть постройки дранкой, двускатные крыши заменялись на трехскатные с мезонином-мезиметом (светелкой), из которого был выход на балкон, в чем усматривается влияние городского строительства. У зажиточных крестьян дома были под железными крышами, сам дом ставился на кирпичный фундамент, стены избы обшивались тесом. Теперь уже становится повсеместным возведение пятистенок, в которых капитальной пятой стеной отделялись кухни от чистых горниц-зал. Число комнат увеличивалось, и тогда русская печь ставилась произвольно (преимущественно посередине избы).

Резные украшения дома все чаще стали краситься (в бело-красно-синий цвет), в росписи стали появляться главным образом геометрические узоры, звезды, стилизованные цветы-розы, райские птицы, львы, «чуждые местной природе»⁶⁴.

В присухонских деревнях при строительстве происходило переоборудование подклети (голбца, амбара) в жилой этаж, голбец устраивался на первом этаже, амбар ставился «на отлете» или во дворе. В этом же нижнем этаже жили зимой, наверху находилась чистая летняя изба (горница). Исчезали зимовки, особенно с их назначением скотной избы (где кормили скот). Скот еще содержали в нежилой подклети, где она сохранялась (Никольский у.).

Описанные дома внешне имели полугородской вид, без украшений, лишь мезиметы с балконами (буйхонами) украшались итальянскими окнами. Теперь входили в мезонин из сеней или из повети. Такие избы в 1920-е гг. встречались в Тотемском уезде по Сухоне и по Вологодскому тракту у крестьян средней зажиточности⁶⁵. Известен еще один тип дома в вологодских и тотемских деревнях той поры — срубные (в лапу), под трех - четырехскатной крышей, преимущественно одноэтажные, при них строился трехоконный флигель типа полумещанского дома. Такие постройки появились в пригородных деревнях. Внутри избы разделялись перегородками на  кухни (они же — передние) и комнаты (одна из них по фасаду — зало), была и комната-спальня. Стены обклеивались обоями. Лавок вдоль стен уже не было. В сенях, как и в прежних избах, находился чулан. Дворы в таких домах оставались без изменений: позади жилья, двухэтажные (двор и поветь)⁶⁶.

В жилище западных районов края той поры, по свидетельству очевидцев, еще сохранялись старые черты. Это были высокие избы с двускатными крышами, с резными князьками, но уже с расписными наличниками. Сохранялись еще на домах открытые галдареи (Череповецкий у.). Но и там появились дома городского типа⁶⁷.

В Вологодском у. в то время, по обследованиям врачей-гигиенистов, оставалось много 60-100-летних крестьянских домов, представлявших тип изба с двором под одной крышей. Сохранялись и черные избы с двухэтажными дворами — изба-сени-поветь (сенник), с хлевами под избами - подполицами, голбцами. Высота такой избы равнялась 2,8 м, первого этажа— 1,5 м. Крыльцо с улицы вело в сени, взъезд на поветь устраивался сзади двора. Попытка приспособить первый этаж этих изб под жилье началась уже во второй половине XIX в. В появлявшихся белых избах реже, чем раньше, устраивали полати, пол красили краской, печь ставили ближе к середине избы, вся изба делилась на помещения — кухня, столовая, прихожая, гостиная (спален еще не было). Появилась городская мебель, на окнах — занавески, стены часто обклеивались обоями⁶⁸.

Но, как видно, при всех новшествах в крестьянском жилище Разных вологодских районов сохранялись локальные черты.

С 1930-х гг., когда с коллективизацией кардинально менялась крестьянская жизнь в стране, происходили изменения во всей народной культуре. Что касается крестьянской архитектуры, то в ней можно усмотреть значительные перемены. Они, прежде всего, касались хозяйственного двора: произошло резкое сокращение его размеров, ибо основное хозяйство теперь велось в колхозах, а не на крестьянской усадьбе. Постепенно стали исчезать постройки для содержания скота, обмолота зерна, хранения орудий, транспорта, утвари. Сократилось число хлевов, амбаров, сараев. Многие дворы в те годы разбирались на дрова. Иногда летним и зимним жилищем стало служить одно помещение, разделение же его на ряд комнат участилось. Преобладающим оставалось жилище, состоявшее  из кухни и зала (горницы).

Жилищное строительство в деревнях, прерванное войной 1941-1945 гг., возобновилось в конце 1940-х — начале 1950-х гг. С тех пор и до наших дней крестьянское жилище настолько изменилось, что иногда даже не напоминает традиционное строительство. И, тем не менее, в современном жилище можно найти элементы и черты, формировавшиеся в далеком прошлом. Сохранность всего старого наблюдается в постройках первой половины XX в., но иногда оно, передаваясь от поколения к поколению, возникало и при новом строительстве. На Севере, как и во всем Нечерноземье, судя по этнографическим наблюдениям, из-за сильного оттока сельского населения в города в 1950-1980-е гг. новых домов строилось сравнительно немного, в основном в центральных усадьбах колхозов и совхозов, а мелкие селения в результате правительственных «реформ» уничтожались.

Сельское жилище в 1960-1970-е гг. усовершенствовалось⁶⁹: появлялись многоквартирные дома, сооруженные по заводским стандартам, правда, на Севере их было немного. Там по-прежнему преобладающим был одноквартирный индивидуальный дом, имевший дворовые постройки и приусадебный участок. При возведении домов использовались как усовершенствованные строительные приемы, так и рациональные навыки, опыт местного жилищного строительства, выработанные в течение многих веков. Это касается использования строительного материала. Рубленые дома из леса на Севере строят с помощью традиционных приемов обработки леса, возведения сруба и т.д. Сохраняется «высотность» северного жилища — оно приподнимается над землей, хотя прежних высоких подклетов теперь нет.

Крыши  домов нельзя различить по их конструкции и покрытию: прежде же двускатные крыши были наиболее распространены на постройках северных русских районов, четырехскатные — южных. Кровельным материалом везде стало железо, шифер, черепица, реже тес (в лесных районах Севера). Деревянный дом почти всегда обшивают тесом, тенденция окраски дома стала превалирующей.

На Севере, в Вологодском крае в том числе, дома по старинке украшают резьбой, как старой, выполненной прежними мастерами, так и новой; и в той, и в другой видно унаследование традиционных приемов.

Старинный внутренний план избы сохранился лишь в постройках далекой провинции и преимущественно не в новых домах. Развитие многоквартирности привело к нарушению планировки жилища. Усовершенствовалась и русская печь, к которой нередко пристраивали плиту или лежанку. Печь старого образца становилась ненужной, ибо хлеб стали печь сельские пекарни, корм скоту — готовили на колхозных фермах.

Таким образом, локальные и этнические черты крестьянского жилища все более стираются, а с ними исчезает граница региональных усадебных комплексов. Подводя итог рассмотрению севернорусского и вологодского жилища, можно дать следующую его характеристику. Становление и развитие этой культуры, как и любой другой ее формы, связано с историей заселения и хозяйственного освоения северных земель славяно-русским населением, в свою очередь, генетически связанного с новгородцами и ростово-суздальцами периода Древней Руси. В землях «новгородскою влияния» на Русском Севере преобладало жилище новгородского типа (севернорусского), отдельные среднерусские черты в нем были привнесены с низовским продвижением на Север. Для новгородского жилища была характерна срубная изба на высоком подклете-хоромы с деревянной двускатной крышей, двухъярусным крытым двором с бревенчатым взъездом в него, соединенным в один ряд с избой, с севернорусской планировкой избы, с голбцем (входом в подклет) в виде шкафа, наличие бани, повети и другие черты. Отчетливо в этом комплексе просматриваются и элементы, присущие постройкам низовских земель — низкие зимовки, соломенные крыши на хозяйственных постройках, двухрядная связь двора и дома, постановка пятистенков длинной стороной к улице, название сарая сенником (а не поветью), понижение подклета, наличие, правда, редко, открытого двора, отсутствие бань⁷⁰. Такие черты всего заметнее в постройках на территории от Никольска до Великого Устюга (Никольский и Великоустюжский уу.), а соломенное покрытие и четырехскатные крыши — в южных района Вологодчины (юг быв. Грязовецкого у.).

Таким образом, в вологодских землях можно выделить несколько зон, где формировались местные варианты жилища: 1) от северо-западного побережья Рыбинского водохранилища к западу за пределы Вологодчины до Волхова был распространен тип жилища, в котором жилая часть — это изба-сени, причем обе части дома стоят не одна за другой в ряд, а сени пристроены сбоку избы; 2) в районах от Вологды до Кириллова и Белозерска — классическое трехкамерное жилище: изба-сени-изба, то есть состоит из двух изб, сени располагаются между ними сзади них — хозяйственный двор; 3) в районе Вельска крестьянский дом — это изба-двойня (две избы вплотную друг к другу), сзади нее — сени и далее двухэтажный хозяйственный двор; 4) в присухонских местах от Тотьмы до Устюга снова вариант изба-сени-изба, в котором изба представляет собой пятистенок, что не обязательно для изб того же варианта от Вологды до Белозерска; 5) по Северной Двине и нижней Вычегде — опять вариант изба-двойня, сзади которой — коридор (сени) и затем хозяйственный двор.

Эти локальные варианты приспособлены к каждой природной зоне и в то же время имеют общее со всей русской культурой жилища. Такое наблюдение вытекает из рассмотрения жилища всей европейской части страны⁷¹. Происхождение же местных вариантов-ареалов связано с различной этноисторией населения районов, а не только с их различными природно-климатическими условиями.

¹ См. библиографические разделы в монографиях: Народы Европейской части СССР. М., 1964. Часть 1. Раздел — Русские; Русские: историко-этнографический атлас. М., 1967; Этнография восточных славян. Очерки традиционной культуры. М., 1987; Русские (серия «Народы и культуры»). М, 1997; 1999.

2 Чижикова Л. Н. Жилая, хозяйственная и общественная застройка // Русские (серия «Народы...»). С. 251.

3 Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА).Ф. 137. Оп. 1.Д. 15. Л. 52.

4 Громов Г. Г. Русское крестьянское жилище X - XVII вв. по письменным источникам // Вестник МГУ. История. 1965. № 6. С.44-45; Рабинович М. Г. Русское жилище в XVII - XVIII вв. // Древнее жилище народов Восточной Европы. М., 1975. С. 165; Чагин Г. Н. Жилые и хозяйственные постройки // На путях из земли Пермской в Сибирь. Очерки этнографии северноуральского крестьянства XVII - XX вв. М., 1989. С. 95.

5 Шенников А. А. Крестьянские усадьбы XVI - XVII вв. (Верхнее Поволжье, северо-западная и северная части Европейской России) // Архитектурное наследство. М., 1963. Т. 15. С. 90, 98.

6 РГАДА. Ф. 615. Оп. 1. Д. 10441. Л. 7; Ф. 21. Оп. 2. Д. 47. Л. 144-145; Ф. 281. Оп. 17. Д. 11181. Л. 1.

7 Бломквист Е. Э., Ганцкая О. А. Типы русского крестьянского жилища середины XIX — начала XX в. // Русские: историко-этнографический атлас... С. 153; Осипов Д. П. Крестьянская изба на севере России (Тотемский край). Тотьма, 1924. С. 9-10.

8 Чагин Г. Н. Указ. раб. С. 99.

9 Лавров В. П. Архитектура Русского Севера // Архитектура СССР. 1938. № 12. С. 70.

¹⁰ Маковецкий И. В. Архитектура русского народного жилища. Север и Верхнее Поволжье. М., 1962. С. 13-46.

¹¹ РГАДА. Ф. 214. Кн. 1522. Л. 30 об.

¹² Чагин Г. Н. Указ. раб. С. 102.

¹³ Там же. С. 107.

¹⁴ Вологодские губернские ведомости (далее — ВГВ). 1880. № 28. С. 1.

¹⁵ Кулжинский А. И. Описание города Белозерска 1678 г. // Известия Археологического общества (далее — Изв. АО). СПб. 1861. Т. 3. Вып. 1. С. 223.

¹⁶ Муромцев И. Н. Городок Рахлей // ВГВ. 1845. № 38. С.417.

¹⁷ История северного крестьянства // Архангельск, 1984. Т.1. С.360-363.

18 Подсчеты сделаны по архивным материалам: Государственный архив Архангельской обл. (далее — ГААО). Ф. 1. Оп. 2. Д.Д. 69, 75, 83, 87, 91, 94, 95, 135, 182-193,236; Ф. 114. Оп. 7. Т. 1. Д. 1;Т. 2. Д- 2; Т. 3. Д. 3; Т. 4. Д. 4; Ф. 396. Оп. 1. Д. 32-84.

¹⁹ Крестинин В. В. Исторический опыт о сельском старинном домостроительстве  двинского народа на Севере. СПб., 1785. С.37, 46

20 Чижикова Л. Н. Указ. раб. С. 258-260.

²¹ Лукомский Г. К. Вологда в ее старине. СПб., 1914. С. 38.

²² Там же. С. 223.

²³ Чижикова Л. Н. Указ. раб. С.257.

²⁴ Пушкарев И. Описание Вологодской губернии // Описание российской империи в историческом, географическом и статистическом отношении. СПб., 1846. Kh.IV. Раздел II. С. 32-33.

²⁵ Архив Русского Географического общества (далее — АРГО), Р. 24 Оп. 1.Д. 13. 1850 г.

²⁶ ВГВ. 1875. № 99. С. 9.

²⁷ Там же. 1866. № 31. С. 303, 305; 1854. № 33. С. 350; № 34. С. 360

²⁸ Там же. 1857. № 20. С. 428.

²⁹ АРГО. Р. 7. Оп. 1. Д. 62. Л. 30.

30 Там же. Р. 1. Оп. 1. Д. 49. Л. 7.

31 Там же. Р. 7. Оп. 1. Д. 73. Л. 10 об.

³² Архангельские губернские ведомости (далее — АГВ). 1852. № 22. С. 171-173.

33 АРГО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 105. Тетр. III. Л. 82-83 об.; Русские: историко-этнографический атлас... Карта 33.

34 АРГО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 105. Тетр. III. Л. 50-66; Галюн С. Ф. Медико-топографический очерк западной части Палемской волости Великоустюжского уезда. Вологда, 1904. С. 8, 14; Витов М. В. Этнография Русского Севера. М., 1997. Карты 1-2.

35 АРГО. Ф. 24. Оп. 1. Д.Д. 2, 105; Р. 25. Оп. 1. Д. 5.; Русские: историко-этнографический атлас... Карта 28; Берг Ф. Н. Нечто о древности типов деревянных построек и резьбы в Важском крае // Памятники древней письменности и искусства. СПб., 1882. С. 2-4; Грязнов П. Опыт сравнительного изучения гигиенических условий крестьянского быта и медико-топография Череповецкого уезда. СПб., 1880. С. 35, 53; Галюн С. Ф. Указ. раб. С. 8, 14; Россия. Полное географическое описание нашего отечества. СПб., 1900. С. 112-113; Витов М. В. Указ. раб. Карта 4.

³⁶ Шустиков А.  А. Тавреньга Вельского уезда // Живая старина (далее — ЖС). 1895. Вып. 2. С. 172.

37 АРГО. Ф. 24. Оп. 1. Д.Д. 2, 105; Р. 25. Оп. 1. Д. 5; Р. 7. Оп. 1. Д. 100. Л. 2.

³⁸ Государственный архив Вологодской обл. (далее — ГАВО). Ф. 652. Оп. 1. Д. 122. Л. 2; Ф. 4389. Оп. 1. Д. 147. Л. 15; АРГО. Ф. 24. Оп-1. Д. 105. Л. 89 об.-90 об.

₃₉ ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1.Д. 147. Л. 15,31.

40 Русские: историко-этнографический атлас... Карта 37.

41 Едемский М. Б. О крестьянских постройках на севере России // ЖС. 1913. Вып. 1-2. С. 30-35; Иваницкий Н. Сольвычегодский крестьянин, его обстановка, жизнь и деятельность // ЖС. 1898. Вып.1. С. 16; Осипов Д. П. Указ. раб. С. 4-18; Берг Ф. Н. Указ. раб. С. 2-6; Витов М. В. Указ. раб. Карты 21-30; Диалектологический сборник. Вып. II. Вологда, 1941-1942. С. 25.

42 Довольно полное описание строительных приемов и конструкций построек содержится в указанном исследовании М. В. Витова, в котором помещен картографический и табличный материал с подсчетами наличия тех или иных признаков жилища, в частности высоты срубов жилья, двора, подклетов, окон; самцовой конструкции крыши; типов входа в подполье; наличия полатей и потолка; видов плетней усадьбы.

43 Витов М. В. Указ. раб. Карта 6.

44 ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1.Д. 147. Л. 4, 15.

45 Абрамов Ф. А. Собр. соч. Л., 1991. Т. 3. С. 209.

46 ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1.Д. 147. Л. 4, 15.

⁴⁷ Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии Вологодской губернии // Зив. Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (далее — ОЛЕАЭ). М., 1890. Т. LXIX. Тр. Этн. отд. Т. XI. Вып. I-III. С. 31.

48 Шустиков А. А. Указ. раб. С. 172, 359-360.

⁴⁹ Осипов Д. П. Указ. раб. С. 1-20.

50 Россия... С. 112.

⁵¹ Суворов Н. И. О коньках на крестьянских крышах в некоторых местах Вологодской и Новгородской губерний // Изв. АО. СПб., 1863. Т. IV. Вып. 2. С. 170; Берг Ф. Н. Указ. раб. С. 3-4.

⁵² Барадулин В. А. Уральская народная живопись по дереву, бересте и металлу. Свердловск, 1982. С. 10-13, 43.

⁵³ Чагин Г. Н. Указ. раб. С. 135.

⁵⁴ Сабурова A. M. Сельскохозяйственные постройки для обработки и хранения зерна // Русские: историко-этнографический атлас... С 99-104.

⁵⁵ Чагин Г. Н. Указ. раб. С. 136-137.

⁵⁶ Иваницкий Н. А. Материалы... С. 13.

⁵⁷ Шустиков А. А. Указ. раб. С. 174.

⁵⁸ ГАВО. Ф. 4389. Оп. 1.Д. 147. Л. 11-11 об.

59 Романов К. К. Жилой дом в Заонежье // Искусство Севера. Л., 1927. Т. 1.С. 3-7.

⁶⁰ Круковский М. А. Олонецкий край. Путевые очерки. СПб., 1904 С. 46—48; Дмитриевская. Е. Русские крестьяне Олонецкой губернии // Зап. РГО. Отд. этн. СПб., 1873. Т. III. С. 161; Россия... С. 112.

⁶¹ АРГО. Р. 25. Оп. 1. Д. 5. Л. 3-3 об; Ф. 24. Оп. 1. Д. 105. Л. 3 об.-7 об 113-115; Валков H. Д. Удорский край. Этнографический очерк // Вологодский сборник. Т. 1. Вологда, 1879. С. 25—26; Попов К. Зыряне и зырянский край // Изв. ОЛЕАЭ. М., 1874. Тр. Этн. отд. Кн. 3. Вып. 3. С. 12, 61.

⁶² Харузин Н. Н. Очерк истории развития жилища у финнов // Этнографическое обозрение (далее — ЭО). 1895. Кн. 25. № 2. С. 54-96.

63 Чижикова Л. Н. Указ. раб. С. 286; Сафъянова А. В. Народное крестьянское жилище Вологодской области // Фольклор и этнография Русского Севера. Л., 1973. С. 61-66.

⁶⁴ Осипов Д. П. Указ. раб. С. 15-16.

65 Там же. С. 16-17.

66 Там же. С. 18-19.

⁶⁷ Герасимов М. О говоре крестьян южной части Череповецкого уезда Новгородской губернии // ЖС. 1893. Вып. III. С. 389.

68 Синкевич Г. П. Крестьянская изба Вологодского уезда // Социальная гигиена. М.;Л., 1926. № 7. С. 77-86.

⁶⁹ Чижикова Л. Н. Указ. раб. С. 290-294; Сафьянова А. В. Указ. раб. С.64-66.

⁷⁰ Русские: историко-этнографический атлас... С. 158.

⁷¹ Там же. Карты 26, 28, 33, 37.

ОЧЕРК 4

СЕВЕРНЫЙ КРЕСТЬЯНСКИЙ НАРЯД

Развитие северного комплекса народной одежды (XII — XVIII вв.)

Многочисленными археологическими и этнографическими исследованиями доказано, что формирование основных элементов русского народного костюма, известного по материалам XIX — начала XX в., относится ко времени существования восточнославянского единства и Киевской Руси¹. К XIV в., когда произошло разделение восточных славян на три ветви, и сформировался сам русский народ, его одежда оставалась такой же, какой она сложилась в предыдущую эпоху². Правда, судить о ней можно лишь ретроспективно при рассмотрении костюма более поздних времен, поскольку данные о нем скудны и фрагментарны.

О севернорусской одежде ранней поры известно очень мало. По-видимому, как и у всех славян-земледельцев, одежда северян, обувь, головные уборы изготовлялись из материалов, производимых в своем хозяйстве, — из растительных волокон, кожи, меха и шерсти домашних животных и в незначительной степени меха диких зверей (у охотников). По археологическим данным, для изготовления одежды употреблялись ткани, особенно шерстяные, однако очень рано в XI - XII вв. славянам стали известны лен и конопля, и у них появились ткани из волокон этих растений (Новгородская земля)³.

Самые ранние археологические известия о северном костюме (в частности в Белозерье) относятся к древнему периоду — II половины I тыс. — началу II тыс. н. э. и содержат данные о женском и мужском уборе не славянского, а финноугорского населения — веси. Славяне еще только начали проникать на эту территорию и не оставили следа в находках той поры. Характер вещей племени веси свидетельствует о том, что весь была «связующим звеном» между прибалтийскими, поволжскими и камско-вычегодскими финнами. Именно на земле белозерской веси находился центр «финской непрерывности» — Прибалтика-Приладожье-Белозерье-Волго-Окское междуречье-Прикамье Появление вещей другого происхождения стало заметным при последующей славянской колонизации Севера⁴.

Более поздние находки X - XII вв. дают основание судить о славянском производстве тканей для одежды. Распространение найденных в раскопках шиферных пряслиц на всей территории Древней Руси (на Русском Севере — в XII — XIII вв.) говорит о существовании прядения и ткачества. И снова эти вещи в вологодских землях найдены в основном в Белозерско-Шекснинском районе (еще в начале X - XI вв.). В большом числе они известны по Кеме, на Волоке Словенском, по Шексне, на р. Юг, а единичные — в Вологде, на селище Гостинском в верховьях Северной Двины и на Выми⁵. Нужно заметить, что находки вещей, в том числе относящихся к элементам костюма — тканям, украшениям и предметам для их производства — пряслицам, тяготеют к водно-волоковым магистралям — путям проникновения славян на Север (особенно по Шексне, Сухоне, Сев. Двине, Вычегде, Выми)⁶. Таким образом, археологический материал — древние вещевые находки, как и другие источники, подтверждают известный ход местной этнической истории.

Полные описания севернорусского костюма появляются в различных исторических документах XVI - XVII вв. Так, об одежде крестьян Великоустюжского края содержатся данные в материалах «Русской исторической библиотеки» (т.т. XII, XIV, XV); в документах по Устюжской епархии, подаваемых по случаю грабежей, — в «явках» с перечнем украденного имущества; в закладных, вкладных, в завещаниях и т.п. Встречаются данные о великоустюжском наряде и в расходных книгах монастырских вотчин («Акты Великоустюжского Михайло-Архангельского монастыря»); в описаниях, помещенных в «Чтениях в обществе истории и древностей российских» (М., 1872. Кн. XII). В них есть указания, прежде всего, на ткани, из которых шилась одежда. Это были домашнего производства сукна, холсты (льняные, пеньковые, бумажные), использовали и крашенины, а среди них и ту, что шла на изготовление холста-пестряди (в полоску, в клетку). Применяли и холст с набивным узором — выбойку, шерстяную некрашенную ткань — сермягу, шерстяную и полушерстяную с льняной или пеньковой основой сукманину. Известны были разновидности сукна — летчина, настрафиль. На рынках приобретали восточные ткани: атлас (с глянцем), объяръ (с золотыми и серебряными узорами), хамъян (для подпушки, обшивки одежд), дороги (полосатая камчатая ткань), тафта, зендень, китайка (разновидности шелка), бархат (с ворсом), трип (шерстяная ворсистая ткань). Привозными были хлопчатобумажные миткаль, киндяк (желтый, кубовой), кумач (красный), мухояръ (бухарская бумажная с шелком или шерстью), бумазея (ворсистая). Цвета тканей были разные, но любили черевчатые, лазоревые, зеленые. Использовали в одежде мех и кожу⁷.

Костюм устюжанок, описанный в этих материалах, состоял из нижней рубахи-исподки, туникообразной, с перегнутым на плечах полотнищем, длиной до ступней. По описанию путешественника-голландца Корнелия де-Бруина, рукава этих рубах были «до того широки и собраны в складки», что на них уходило до 16-17 аршин полотна⁸.Кроме исподниц, носили верхние рубахи — кошули, верхницы, навершники. Поверх рубахи надевали сарафан, он был с рукавами и без них. Это была накладная (через голову) или распашная (с застежкой спереди) одежда. Разные по времени происхождения виды сарафана могли сосуществовать: более ранний глухой сарафан (шушун, сушпан, сукман) и появившийся позже него косоклинный распашной (ферязь, саян, шубка) — с разрезом спереди и на пуговицах, с клиньями, с широкими проймами, мог быть на подкладке, а зимой на меху. Были и холодные сарафаны без меха — шупка. Поверх сорочки и сарафана могли надевать легкий с рукавами летник. Уличной и мужской, и женской одеждой была однорядка, шерстяная, распашная, без воротника, с длинными рукавами и прорехами для рук у пройм. У женщин были опашни, свободного покроя из шелка, на подкладке, с рукавами, носившиеся внакидку. Верхнее платье у крестьянок было одинаковое с мужским: накидки — сукни на подкладке, япанчи (безрукавые шубейки). Женские шубки шились из соболя, овчины, белки, покрывались тканью (кошули). На головах девушки-устюжанки носили короны или перевязки, украшенные жемчугом и бисером, а женщины — волосники (сетки с околышами), подубрусники (чепцы). Поверх этих уборов зимой надевали меховые шапки. Обувью женщинам служили башмаки и очень редко — сапоги из цветной кожи, вышитые жемчугом.

Мужчины-устюжане носили рубахи, которые и в XVII в. оставались еще туникообразными и без ворота, поверх нижней рубахи надевали верхницу с подшивкой- подоплекой, которая спускалась спереди и сзади треугольным выступом; рубахи носились навыпуск, подпоясывались поясами⁹. Нательные мужские порты шились из холста-крашенины, подвязывались шнурком (гашником), поверх них зимой надевали штаны из сукманины. На рубаху надевали зипун (вид куртки), на него кафтан. Существовали местные его разновидности, шились из сукна, а полукафтанья из тафты и бумазеи, зимой на меху. Из головных уборов той поры известны были меховые шапки треухи (с тремя лопастями). Обувью крестьянам служили сапоги с короткими голенищами, башмаки — моршни, коты, поршни, доходившие до голени и повязывавшиеся оборами поверх онучей. Рабочей обувью были лапти и уледи (меховые сапоги).

Древние элементы местного костюма, и мужского, и женского, частично сохранились в крестьянской одежде конца XIX — начала XX в. в районах Устюга, Сольвычегодска и в верхнедвинских деревнях, но в основном уже в первой половине XIX в. не было полного комплекта одежды, известного в XVII в.¹⁰

Аналогичные данные по народному костюму находим в «Известиях Археологического общества», поместивших на своих страницах документы и материалы, собранные вологодским историком Н. И. Суворовым. В них имеются описания костюмов XVII в. богатого посадского человека из Вологды, крестьянина и вологодского архиепископа.

Костюм богатого горожанина Ивана Скрябина, судя по этим описаниям, отличался от простонародного лишь разнообразием и использованием дорогих матералов. У этого горожанина хранились «бумазея разных цветов, четыре кумача черчатые, сукна одинцовово зеленово половина целая, ...яренку мурам зеленово, ...девять лап волчьих на рукавишное дело ...»11. Его костюм составляли «...полукафтанье... у него тринадцать пуговиц серебряных, решетчатое дело,... кафтан кострожной темно-серой с нашивкой шелковой, кошуля заячинная под вишневым кумачем, полукафтанье суконное... кафтанишко суконное... две шапки... у обеих тульи собольи, у одной окол лисей, у другой с пухом... Шапка мужская вершок белой суконной испод и окол соболей... другая шапка вершок черчатой суконной испод овчинка ординская... штаны полотно астрадамское...»¹². В этом описании указана в основном верхняя одежда — кафтан, кошуля, полукафтанье и некоторые головные уборы — разного вида шапки.

Богаче и разнообразнее был наряд богатой горожанки, описание которого приведено в этих же материалах. Судя по нему, верхнюю одежду жительницы города составляла «...однорятка женская сукно карамзин малиновый цвет, у ней двенадцать пуговиц серебрянных большие сканное дело, плетень золотной, да однорятка женская ж вишневая, пуговицы оловянные... шубка дорогильная, желтая, нашивка шелковая с золотом, круживо мишурное с пухом у него ж четыре пуговицы серебрянные, шушун суконный черчатой, нашивка шелковая с золотом, круживо мишурное с пухом, у него ж десять пуговиц серебрянных... шубка киндяшная, черчатая, с пухом... юфть кож красных... Кошуля заячинная... другая овчинная... два кафтана шубные нагольные... шушун суконный... воротовой... сукно анбургское зипун сермяжный, япанча белая валеная — ожерелье жемчужное... перевязка жемчужная. Шапка женская пух бобровый вершек золотной на вершке круживо и опутины жемчужные...»¹³. В этом описании перечислена женская нагрудная и верхняя (мужская и женская) одежда, указаны разнообразные украшения костюма, а из головных уборов — перевязка и шапка.

Еще богаче была одежда архиепископа, на которую шли дорогие материалы — «тавта двоеличная», песцы на шубу, «сафьян лазоревый» на сапоги, а из более простых тканей шились «свиточки» (из «суконци черного»), подкладка под рясу (из холста-«крашенины») 14.

В описании и мужского, и женского наряда не говорится о том, как сшита та или иная вещь, ее покрой не известен, а между тем этот признак народного костюма оставался устойчивым на протяжении веков, играл знаковую роль, становился традиционным и воспроизводился всегда, когда шился тот или иной предмет одежды. Последнее относится и к крестьянскому костюму, дольше всех сохранявшему традиционные черты. Этому находим подтверждение в описании «старинного крестьянского имения» XVII в. — порты (одежды) и украшений: «Над воротами в клети подголовок, а в нем оклады образов... женская цепочка ... с крестом... два портища пуговиц серебрянных мужских незолоченых... да портище женское серебряное ж... серьги да чюсы женские с жемчуги, чюсы золоченые... десять персней женских серебряных... кокошник женский жемчужный... В чюлане кафтан холодной кострешной пуговицы обшиты шелком; шуба овчинная крыта крашениной у нее двенадцать пуговиц медных... шубка женская под крашениной, испод заечинной воротовой у нее две пуговицы оловянные; шубка кумашная холодная, уложена холстом, пуговицы оловянные мелкие; треух — испод лапки куньи, покрыт китайкой красный, обложен пухом бобровым. Да лоскутье исподенка белья... пряжи льняной... чюлки вязаные из шерсти овечьей... четыре овчины деланые перенишко да две подушки... Кафтан сукна одинцовово васильковый... подложен холстом, полы и кругом подложен кумачем, пуговицы шелковые... два очелья новые кокошников... местами шито золотом, кокошник дирчатой, восемьнадцать очелий убрусных... скуфья суконная... шапка вершок суконный испод и околыш куней... портки ребячьи пестрядиновые»¹⁵. Как видно, элементы одежды те же, что и у городского костюма: из верхней одежды — кафтаны (мужской и женский), шубки, скуфъя, из нижнего белья — исподенки льняные (рубахи), из головных уборов — мужские треух и шапка-вершок, женские очелья, кокошник, шерстяные чулки, детские портки (штаны). Сведения о покрое отдельных вещей и в этом описании отсутствуют.

Такой примерно была одежда на всем Севере, лишь в некоторых местах на ее изготовление шло много меха (в северных таежных районах у промыслового охотничьего населения). Меховая одежда изготовлялась и продавалась в центральных и северо-восточных вологодских районах (Устюг, Сольвычегодск). В XVII в. на рынках этих городов можно было увидеть «собольи околы, исподы, подскоры, собольи шубы и кафтаны, шапки-треухи, рукавицы»^1б.

По документам XVI - XVII вв. известна и рабочая одежда крестьян, состоявшая в основном из тех же предметов, что и обыденная, но имевшая различные локальные особенности в зависимости от того, на каких работах в той или другой местности она применялась. Ее разнообразие отражалось в многочисленных названиях, бытовавших у крестьян и ставших этнотерминами. Так, например, рабочие рукавицы у севернорусских крестьян - «вологоцкие рукавицы дубленые на страду» (овчинные), «ловецкие рукавицы» (на охоте) имели 37 вариантов названий: среди них — рукавицы, вязанцы, голицы (общерусск.); варенги (Устюг, Тотьма, Сольвычегодск, Вага); суконные 0ачеги (севернорусск.); нижние рукавицы-исподки (названы, как и нательные рубахи — олонецк., устюг., сольвычегодск, важск. и до Зауралья) и т.д.¹⁷

Из приведенных кратких описаний видно, что уже в этот ранний период существовало большое разнообразие народного костюма, а, следовательно, были известны и многочисленные наименования отдельных его элементов, что удается проследить по более поздним свидетельствам. Только по одним наименованиям рукавиц, если их «положить» на картографическую основу, можно уловить существование ареалов на территории Севера, точно так же как и по распространенному там всему комплексу одежды.

В целом, одежда в XVI - XVII вв., сохраняя общерусские черты, шла в своем развитии по пути дифференциации. Это относится и к севернорусскому костюму. Существовали его локальные варианты, в них прослеживались социальные различия, выражавшиеся не только в применении определенных материалов для изготовления, но и отличавшиеся характером — убранством, иногда покроем, составом отдельных частей. Крестьянская одежда сохраняла традиционность, обладая устойчивостью форм, ярко выраженным своеобразием, так называемой этнической спецификой. Иногда в костюмном комплексе наличествовали некоторые архаические виды крестьянской одежды, он был недорогой, нарядность была присуща праздничному костюму. Но со временем одежда сельских жителей стала испытывать влияние городской культуры 18. В XVIII - XIX вв. шел далее процесс социальной дифференциации костюма. Городская одежда все более уходила от традиционных норм, крестьянская же еще долго сохраняла свою устойчивость, хотя и в ней появлялись различные новшества.

Севернорусский костюм XIX — начала XX века

О севернорусском костюме этого периода есть многочисленные свидетельства в материалах, описаниях и этнографических обследованиях народной культуры северян. Как и в предшествующее время, в домашнем хозяйстве производились ткани и другие материалы, которые шли на изготовление одежды. Основными из них были холст, сукно, полусукно. Холст получали из волокон льна и конопли: хрящем называли грубый холст, портном — холст средних и лучших сортов. Суки изготавливали из шерстяных овечьих ниток, а полусукно на основе льняной или конопляной пряжи с шерстью. Сукно было сермяжным, (грубое) и пониточным (средних сортов) Обработка растительных волокон и шерсти, прядение и ткачество, были однотипными на всем Севере: сходны: орудия труда и их терминология. Холсты были однотонными и узорными - пестрядинными в полоску и клетку. Пестрядь отличалась сочетанием красного, зеленого, желтого и синего цветов. Крестьяне использовали природные красители — от настоя коры ольхи, ивы, березы, травы зеленицы и даже настоя железных предметов. Процесс крашения природными красителями был длительный, требовал паренья пряжи в русской печи. С конца XIX в. этот процесс ускорился с применением анилиновых красок. Сотканные шерстяные ткани обрабатывали еще дополнительно: их замачивали в кипятке и мяли, пока они не становились мягкими, и шерстяная пряжа равномерно не затягивала холщовую основу. Обработка кожи, меха и производство тканей существовали повсеместно в вологодских и олонецких деревнях. Производство сукманины и ее реализация были статьями дохода крестьян, особенно в Устюгском, Сольвычегодском, Яренском уу.¹⁹

Еще с XVII в. крестьяне производили набивные ткани. Способ набивки рано вышел из домашнего производства, в отличие от ткачества, и сосредоточился в ремесленных мастерских-красильнях: (синилънях). Последние были нередки в волостных центрах и в начале XX в. Ткани- набойки шли на праздничную одежду. Их рисунки и расцветка были одинаковыми на всем Русском Севере ²⁰. В различных исследованиях высказывалось мнение, что Русскому Северу не присуще многоцветье и яркость красок тканей (южнорусская черта), что основными цветами там были красный и белый. Если же встречалось многоцветье, то его относили к «нерусским истокам» на Севере. Но, как было выяснено, существовали «гнезда» северного многоцветья, и именно в пределах вологодских земель, особенно в Великом Устюге и прилегающих к нему районах. Из других земель к этому ареалу можно отнести архангельский Приозерный (сельсоветы Архангельский и Чурьега) и Каргопольский (Ошевенский сельсовет) районы. Происхождение мноцветья в северном ткачестве Г.С. Маслова отнесла к позднему времени, когда русское население здесь сформировалось окончательно и стало превалирующим во всех районах, то есть эта черта не могла быть древним «нерусским истоком»²¹.

Кроме тканей своего производства, на Русском Севере издавна распространялись привозные ткани, даже заграничные. С XVI - XVII вв. иностранные купцы имели свои «резиденции» в Архангельске, Вологде, Великом Устюге и через рынки этих городов шли их товары, в том числе и ткани. Для шитья одежды здесь рано начали применять шелковые атлас, тафту, камку, хлопчатобумажные киндяк, зеньдень, кумач, шерстяные — амбургское (гамбургское) сукно, мухояр, летчины и др. Эти ткани шли как на одежду горожан, так и на костюм зажиточных крестьян близгородских селений. Крестьяне широко использовали, особенно со второй половины XIX в. фабричные ситец, сатин, сукно, батист, миткаль, китайку, кисею, грезет. Они покупали не только ткани, но и фабричную пряжу и применяли ее в домашнем производстве праздничной одежды и нарядных поясов.

Помимо производства тканей, на Севере существовали различные ремесла по изготовлению украшений для костюма. Само узорное ткачество можно отнести к таким ремеслам, а также широко распространенный в северных деревнях кушачий промысел (из вологодских районов — особенно в Красноборске Сольвычегодского у.). Наряду с ними, широко бытовала вышивка на различных изделиях. Ткачество и вышивание было постоянным занятием женщин и девушек в зимний период. Крестьянки некоторых вологодских районов вышивали золотыми нитками — золотое шитье. «Мастерские» золотого шитья издавна существовали в Сольвычегодске в имении Строгановых, в деревнях по Сухоне (Тотемский, Устюгский уу.), где в крестьянских избах и монастырских кельях шили золотом пелены, покровы, плащаницы, украшения для крестьянской и городской одежды и головных уборов²².

Костюм северян в XIX в. сохранял свои единые для всех мест традиционные формы, многие из которых вели свое начало с глубокой древности. В то же время северная одежда отличалась местным разнообразием видов, сложившихся в процессе исторического развития населения отдельных регионов. В ней подчас были уловимы сочетания различных элементов, которые были свойственны костюму разных местностей или групп народа. «Не обошли стороной» народную и новые веяния в социально-экономическом развитии русской деревни, особенно второй половины XIX — начала XX в. Это привело не только к использованию фабричных материалов, но и к сочетаниям нового и старого, как во всем крестьянском быту, так и в отдельных формах народной культуры, в одежде в том числе.

Севернорусский комплекс женской одежды, каким он стал известен по материалам XIX в., составляли рубахи, сарафаны передники, высокие головные уборы, нагрудная одежда (душегреи и др.) ²³. Нательная рубаха из белого холста-исподка состояла из двух частей: верхней — рукавов и нижней — становины (или: верхней — воротушки и нижней — подставы, станушки — Белозерский, Грязовецкий уу.). Если ранние формы рубахи, известные с XVI — XVII вв., имели туникообразный покрой, прямые рукава со скошенными клиньями и прямоугольными вставками-ластовицами, то в XIX в. стан рубахи сшивали из нескольких продольных полотнищ, она имела наплечные прямые вставки-полики (наплечники — Великоустюжский у.), пришитые по утку, или цельный безполиковый рукав, а также сборки у ворота. Еще более поздний вариант северной рубахи имел так называемые слитные полики, выкраиваемые вместе с рукавами. Но это уже достигалось путем кроя из широкой покупной ткани, а не из домашнего холста. Девичьи рубахи конца XIX — начала XX в. могли иметь кокетку без прорези спереди. Этот вариант рубахи «пришел» в деревню из города (северо-запад и северо-восток Вологодчины). Обычно рубахи богато украшались. Вышивку или тканый узор наносили на плечевые полики (наплечники), подолы, кокетки (Сольвычегодский, Белозерский, Вытегорский, Тотемский, Устюгский, Череповецкий уу.). Рукава у запястья собирали в сборку, а иногда пришивали к ним оборку (Устьсысольский, Кадниковский уу.), рукава с обшлагами оставались у рубах пожилых женщин. В начале XX в. рукава нередко шились из ситца, а станина — из домотканины (Сольвычегодский, Белозерский, Вытегорский, Череповецкий, Устьсысольский уу.). Известен еще вариант рабочей женской рубахи у населения Устьсысольского у. — дудник, который шился как длинная мужская рубаха из грубого желтого сукна.

В Вологодском крае можно выделить разные типы рубах, существовавшие во второй половине XIX — начале XX в.²⁴: 1) с прямыми поликами (северо-запад - Вытегра и Вельск), 2) с цельным рукавом (запад — Череповец, Кириллов; центр — Вологда, Кадников, Вельск, Тотьма; юго-восток — Никольск), 3) с кокеткой (северо-запад — Кириллов-Белозерье; юго-запад — Устюжна, Череповец, центр — Кадников; северо-восток — Великий Устюг), 4) с круглой вставкой у ворота (северо-запад — Кириллов, Белозерск).

Рубаху с прямыми поликами, пришитыми по утку, на Севере носили с сарафаном. Этот комплекс одежды стал общерусским. Сарафан, появившийся еще в древнерусское время как одежда феодальной знати, постепенно распространился у всех слоев населения. В петровское время с переходом знати к западноевропейским формам одежды сарафан продолжал быть принадлежностью убора крестьян и части горожан. Его носили и на Севере, и в средней полосе России, и на юге. В течение XVII - XIX вв. появлялись различные его модификации, иногда существовавшие одновременно, а в XIX — начале XX в. отдельные его виды различались по покрою, ткани, расцветке, названиям ²⁵. На Севере в XIX и еще встречался архаический вид сарафана — глухой, сшитый из шерстяной домотканины белого или темного цвета, с цельным центральным полотнищем, перегнутым на плечах. Он назывался шушуном (Череповецкий, Каргопольский, Устьсысольский уу.), сушуном (Белозерский у.), шушпаном (Кадниковский, Вельский уу.) и был частью костюма старых женщин, иногда девиц. Древний шушун существовал еще в новгородское время и распространился во многих землях новгородского влияния. Сохранялись в XIX в. свадебные и праздничные шушуны-атласники у крестьянок Кадниковского и Устюженского уу.: «...на ее могучих плечах дорогой-от атласничек»²⁶.

Глухой сарафан уступил место косоклинному, широкому, распашному, просуществовавшему до середины XIX в., когда он почти повсеместно стал вытесняться круглым или московским, сарафаном, прямого покроя из нескольких полотнищ (до 5-6 — у сарафанов из вельских, устюгских, устьсысольских деревень), на лямках или с лифом, (камышники, нарушники — в Вельском и Кадниковском уу., накапники — в Кадниковском, нарукавники, саженки — в Белозерском27. Северные сарафаны имели разные названия в зависимости от материала, расцветок, покроя: пестрядинники (Вытегорский, Каргопольский уу.), крашенинники (Тотемский), с намышниками (Вельский, Кадниковский), ситцевик (Каргопольский), набивник (Каргопольский).

Если повседневные сарафаны были шерстяными или холщевыми, то праздничные шились из дорогих шелковых или ситцевых тканей и богато украшались парчовыми лентами, позументами, иногда пуговицами (олонецкие, череповецкие, белозерские, кирилловские, вельские, кадниковские). О праздничных нарядах вспоминали деревенские жители-герои повести Ф. Абрамова «Мамониха»: «...в старом-престаром сарафанишке аглицкого ситца, какой, бывало, надевала ко великим праздникам»²⁸. О нарядных сарафанах есть упоминания и в местном фольклоре. В игровой песне крестьян Кадниковского уезда говорилось 29:

Сошьем Дуне сарафан...

Сарафанцик со пером,

Со широким кружевом...

Коробейкю запирай,

По праздницькям надевай.

К титульной странице
Вперед
Назад