«Синтезированная» доктрина имела не только практическую, но и политическую направленность. В условиях конфронтации двух мировых систем и крушения колониальных империй она была призвана обосновать необходимость создания тесного торгового блока индустриальных стран и включения в этот блок развивающихся государств на началах «сотрудничества» седока и лошади.
      Основной изъян «синтезированной» концепции стал очевиден с выходом на авансцену освободившихся стран, борющихся за экономическую независимость, с обострением неравномерности развития среди самих промышленных стран, с расширением экономических связей между странами двух мировых систем.
      С развернутой критикой как кейнсианской, так и неоклассической мирохозяйственных теорий выступали не только многие экономисты развивающихся стран, но и видные теоретики либерально-реформистского направления в самих индустриальных государствах. Среди наиболее видных представителей этого критического направления – аргентинский экономист Р. Пребиш, шведский Г. Мюрдаль, английский Т. Балог, французский Ф. Перру. Основной их тезис состоял в том, что и неоклассическая, и кейнсианская доктрины игнорируют реальную структуру мирового хозяйства, а поэтому не в состоянии ни объяснить длительных процессов развития мирохозяйственной системы, ни служить основой для практических рекомендаций.
      В частности, Р. Пребиш подчеркивал, что капиталистическое мировое хозяйство имеет свои «центры» и свою «периферию», которые находятся отнюдь не в равном положении; этого не учитывают ни неоклассическая, ни кейнсианская теория 13 [Prebisch R. Commercial Policy in the Under-developed Countries // American Economic Review. 1959. № 2. P. 251 – 252]. По мнению нобелевского лауреата Г. Мюрдаля, основной порок традиционной теории состоит в том, что она игнорирует специфику взаимодействия социальных и экономических факторов в разных группах стран, разнородного по содержанию характера хозяйственных процессов. Согласно этой концепции, в силу различной роли государства в индустриальных и развивающихся странах их движение шло в противоположных направлениях, в результате чего в мировом хозяйстве сложилось «два класса наций». Противоречия на мировом рынке в области структуры торговли, цен, экспорта капитала, как подчеркивает Мюрдаль, углубляют пропасть между этими «классами наций» 14 [Myrdal G. Economic Theory and Under-developed Regions. L., 1967. P. 3, 13].
      Теоретические взгляды экономистов критического направления обобщил Т. Балог, в прошлом советник лейбористского премьер-министра Великобритании. По его мнению, необходимо с самого начала отбросить неоклассические постулаты о равенстве исходных позиций разных стран в мирохозяйственной системе, о свободной конкуренции между ними, об идентичности их внутренней экономической структуры. «...Торгующие партнеры... – пишет Балог, – являются неравными в том смысле, что они не одинаковы по своим возможностям начать новое развитие». Поэтому «предположения о данных ресурсах, об ограниченном числе товаров, о длительном сохранении полной занятости и равновесия в торговле неправильны». Технический прогресс в индустриальных странах направлен против сравнительного преимущества в торговле стран развивающихся. «...В динамических условиях это означает, что механизм, уравнивающий вознаграждение факторов, постулированный Олином и Самуэльсоном, может работать в обратном направлении» 15 [Balogh T. Unequal Partners. Vol. 1. Oxford, 1963. P. 10, 27, 38].
      В своих заметках по поводу первой сессии Конференции ООН по торговле и развитию (1964) Т. Балог, отметив как «неопровержимый факт», что огромное неравенство в международном распределении дохода еще более возрастает, делает следующий вывод: «Пока правила международной торговли и платежных отношений основываются на теории, вытекающей из фикции равного партнерства между странами малыми и большими, бедными и богатыми, отсталыми и динамичными, всякая попытка преодолеть неравенство в распределении дохода будет обречена на провал» 16 [Balogh T. The Economic of Poverty. L., 1966. P. Ill, 126].
      Как отмечалось выше, либерально-реформистские критики решительно отрицают главный вывод «синтезированной» теории о том, что при условии государственного регулирования занятости каждой отдельной страной можно добиться гармонии интересов всех государств и наибольшей общей выгоды посредством свободы международной торговли и передвижения капиталов. Эти критики обоснованно выдвигают требование преференциального режима в мировом капиталистическом хозяйстве для развивающихся стран, оказания им помощи со стороны индустриальных капиталистических держав капиталом и научно-техническим содействием через международные организации.
      Общий вывод либерально-реформистских теорий мирового хозяйства состоял в доказательстве принципиальной возможности и необходимости создания органа всемирного хозяйственного регулирования, некоего подобия всемирного правительства, которое, опираясь на всеобщую «международную солидарность» развитых и развивающихся стран, обеспечило бы всестороннее соблюдение интересов и гармоничное развитие разделения труда между ними.
     
      2. Концепции международной экономической интеграции* [В данном параграфе частично использован материал из книги Ю.В. Шишкова «Теории региональной капиталистической интеграции» (М., 1978). Однако за весь текст ответственность несет автор главы]
     
      Рассмотренные выше три основных течения в теориях мирового хозяйства получили специфическое преломление в концепциях международной интеграции. Мощный толчок последним дали начавшиеся в 50-е годы процессы формирования региональных экономических сообществ (Европейского экономического сообщества, Европейской ассоциации свободной торговли, Латиноамериканской ассоциации свободной торговли, Экономического сообщества государств Западной Африки, Ассоциации государств Юго-Восточной Азии и др.). Эти межгосударственные организации ставили задачу преодолеть тенденции к внутрирегиональной разобщенности национальных хозяйств. В Западной Европе, например, доля взаимного товарооборота в суммарной внешней торговле стран этого региона понижалась в течение четырех десятилетий – с 1913 по 1954 г. Пошлины, квоты, налоги, субсидии и другие барьеры отгораживали экономику отдельных стран друг от друга. В то же время было очевидно, что развитие хозяйственных связей внутри регионов способно дать всем участникам большой экономический выигрыш.
      В этой связи и была выдвинута задача создания «единого экономического пространства». Однако у представителей каждого течения имелось свое собственное представление о содержании этого понятия и о путях и методах достижения регионального экономического единства.
      Теоретики неоклассического и неолиберального направлений сосредоточили внимание на устранении препятствий для внутрирегиональной торговли и движения через границы факторов производства – труда и капитала. К этой группе следует отнести французских экономистов Ж. Рюэфа и М. Алле, немецких В. Рёпке и А. Предоля, американских Г. Джонсона и Дж. Вайнера и др. Так, по мнению немецкого экономиста В. Рёпке, под интеграцией следует понимать «такое положение вещей, когда между различными национальными хозяйствами возможны столь же свободные и выгодные торговые отношения, как и те, которые существуют внутри национального хозяйства» 17 [R?pke W. International Order and Economic Integration. Dortrecht, 1959. P. 223]. В работах этих экономистов было показано, что интеграционные меры порождают двойственный результат: внутрирегиональный обмен усиливается, тогда как обмен со странами вне региона может сократиться. Важно, однако, что сумма этих двух эффектов не нулевая, а положительная. Так что устранение барьеров углубляет разделение труда, кооперацию и расширяет рынок стран – участниц интеграции. В конечном счете это создает благоприятные условия для расширения торговли с третьими странами. Заметим, что неоклассики и неолибералы доказывают, что региональная интеграция имеет положительное значение не сама по себе, а как историческая ступень к ослаблению и отмене всех ограничений в международном движении товаров и факторов производства. Поэтому они категорически возражают против того, чтобы понижение или отмена барьеров внутри региона сопровождались абсолютным усилением таковых по отношению к остальному миру.
      Представители данного течения учитывают, что внутри каждой из интегрируемых стран имеет место разветвленная система государственного регулирования рынка. Значительные различия в этих системах создают искусственное неравенство относительной конкурентоспособности национальных фирм в разных отраслях. Поэтому данные экономисты считают, что интеграция предполагает «демонтаж» национальных систем государственного регулирования. Существенная оговорка, которую делают неолибералы, заключается в том, что интеграция требует наличия во всех странах активной государственной политики по формированию конкурентных рынков и социальной защите «слабых групп» населения.
      Кейнсианские концепции делают упор на необходимости увязки и гармонизации национальной бюджетной и кредитной политики с ориентацией на более полную занятость. Без подобной увязки и гармонизации товары и ресурсы из одних стран региона будут «приливать» в другие, возникнет значительная неравномерность развития и неравенство в распределении выигрышей и убытков от интеграции между государствами. Объектом координации должна быть и политика в области доходов. Теоретики интеграции, тяготеющие к данному направлению (француз А. Филлип, американцы Р. Купер и Дж. Пиндер и др.), считают явно недостаточной ту степень объединения, которую рекомендуют неоклассики. В то же время они выступают и против полного слияния, за сохранение определенной степени экономической самостоятельности за отдельными государствами. Согласно Дж. Пиндеру, наиболее интересный вопрос интеграции состоит в том, будет ли при этом роль правительства низведена до роли администрации американских штатов, «или же существует какое-то промежуточное положение между национальной независимостью и ролью штата в американской федеральной системе, когда страны-члены могут действовать совместно при достаточной решимости удовлетворять свои общие цели» 18 [Pinder J. Problems of European Integration // Economic Integration in Europe/Ed. by J.K. Denton. L., 1969. P. 145].
      Экономисты институционально-социологического направления полагают, что упор должен быть сделан на унификацию национальных социально-экономических институтов и на формирование региональных центров власти. Данное направление понимает национальную экономику как определенный организм со своими структурами, функциями и целями. При этом экономика тесно связана с социальной, политической системами и идеологией. Формирование «единого экономического пространства» с этой точки зрения – создание единого организма вместо нескольких. Для этого недостаточно отмены ограничений во взаимном обмене или координации государственной политики – необходимо значительно более тесное сращивание народнохозяйственных организмов, создание единых институтов, выражающих единство целей и принципов социально-экономической политики. К представителям данного направления относятся голландский экономист Я. Тинберген, французские экономисты А. Маршаль и Ф. Перру, английский П. Уайлз. «Современная интеграция, – писал А. Маршаль, – это интеграция национальных хозяйств, а не интеграция рынков, которая представляет собой лишь псевдоинтеграцию» 19 [Marchal A. L'Integration territoriale. P., 1965. P. 34]. Согласно А. Маршалю, интеграция означает «взаимопроникновение» национальных хозяйств. При этом должно возникнуть «пространство солидарности», обеспечивающее равенство шансов всем участникам.
      Сходную характеристику интеграции дает П. Уайлз: «Две страны являются интегрированными при условии ассимиляции их экономик. Это означает, что лица, занимающие одинаковое общественное положение, получают одни и те же реальные доходы. Ассимиляция далее предполагает идентичность хозяйственной структуры всего сообщества и равную обеспеченность факторами производства всех составных частей интегрированного пространства, чего не может дать один лишь рыночный механизм» 20 [D. Wiles P.G. The Political Economy of International Integration // Communist International Economics. N.Y.; Wash., 1968. P. 307]. Г. Киндлебергер подчеркивает, что при интеграции без специальных мер межгосударственного регулирования не обойтись 21 [Kindleberger Ch. P. Economic Integration via External Markets and Factors // International Trade and Finance. L., 1975]. Ян Тинберген еще в 1954 г. занял четкую позицию, заявив, что «проблема интеграции представляет собой часть более общей проблемы выработки оптимальной политики», причем такой политики, «которая выражает оптимум централизации» 22 [Tinbergen J. International Economic Integration. Amsterdam, 1954. P. 95, 50].
      Синтезированную, обобщающую концепцию региональной интеграции разработал американский экономист Б. Балаша. В ее основ – различие между интеграцией как процессом и как конечным состоянием, результатом. С этой точки зрения отдельные рассмотренные выше представления об интеграции могут быть охарактеризованы как ступени восхождения от ее простейших, начальных форм к более высоким и сложным.
     
      Ступени региональной экономической интеграции (модель Б. Балаши) 23 [См.: Шишков Ю.В. Теории региональной капиталистической интеграции. М., 1978. С. 72]
     
     

     
      В приведенной схеме первые три ступени интеграции в принципе соответствуют представлениям неоклассиков, которые выступают за минимизацию государственного вмешательства в экономику. Четвертая ступень составляет основу кейнсианских представлений об интеграции, а пятая включает меры, на которых особо настаивают институционалисты.
      При этом, разумеется, важно учитывать, что концепции интеграции, выдвигаемые отдельными авторами, могут нести на себе и отпечаток специфических национальных интересов, продиктованных положением страны в мировой экономике, внутренними отношениями. Так, ряд экономистов из Скандинавских стран длительное время отстаивали преимущества простейшей формы интеграции – зоны свободной торговли, которая давала этим странам наибольшую самостоятельность во внутренней и внешней экономической политике. До определенного времени эта самостоятельность по отношению к Европейскому сообществу была для них выгоднее, чем преимущества от вхождения в него.
      Тем не менее в целом экономическая интеграция в Западной Европе приближается в начале 90-х годов к завершающему этапу. Вся ее предыдущая история подтверждает тот вывод, что различные концепции отразили разные аспекты и ступени этого противоречивого процесса. Западные теоретики сосредоточили свое внимание на интеграции социально-экономических систем. Но это лишь предпосылка интеграции в самой производственной сфере, в производительных силах. Между тем это в конечном счете решающая сфера интеграции, требующая экономического анализа.
     
      3. Кризис мирохозяйственной системы в 70-х годах и поиски новых концепций
     
      Ввиду действия ряда технических и социальных факторов в первую послевоенную четверть века на Западе не было глубокого мирохозяйственного кризиса. Не последнюю роль сыграла здесь и кейнсианская стратегия международного макроэкономического регулирования. Благодаря ей удалось избежать хронических торговых и валютных конфликтов и освободить международный обмен от значительной части протекционистских барьеров.
      Однако в ходе сравнительно быстрого и неравномерного роста происходили качественные сдвиги, которые уже к началу 70-х годов обусловили неэффективность этой стратегии.
      Была достигнута принципиально новая общая ступень международной интеграции, на которой экономика большинства стран объективно из закрытой превращается в открытую. Это означает прежде всего, что международные связи из производной, определяемой переменной хозяйственного развития, превратились в его определяющий, решающий фактор. Осмысливая эту перемену, заместитель директора Французского института международных отношений А. Брессан писал: «Пришло время понять, что область международных отношений не может более быть ограничена совокупностью взаимодействий национальных хозяйств. Скорее теперь национальные хозяйства должны рассматриваться как продолжение глобальной и интегрированной системы с собственной логикой развития» 24 [Foreign Affairs. Spring. 1983. P. 746].
      Новой мощной силой стали транснациональные корпорации, превратившие значительную часть международного обмена во внутрифирменные операции.
      Вместо одного доминирующего мирохозяйственного центра – США – появились три центра, в число которых вошли Западная Европа и Япония.
      Произошел глубокий раскол в развивающемся мире, где выделились разнородные группы: нефтеэкспортирующих, индустриализирующихся, высокотехнологичных и стагнирующих стран.
      В итоге указанных и иных структурных сдвигов произошла фундаментальная деформация торговых и платежных балансов развитых стран, начала катастрофически нарастать задолженность Юга перед Севером.
      Французский ученый Г. Бурине отметил, что с 70-х годов процесс интеграции не только разрешал, но и рождал, накапливал проблемы: «За энтузиазмом, порожденным послевоенной интернационализацией, в условиях длительного устойчивого развития наступила, видимо, фаза определенного отступления. Этот сдвиг сопровождается изменением точки зрения: международная интеграция, которая рассматривалась промышленно развитыми странами исключительно как источник выгод, с начала 70-х годов служит причиной определенных издержек…» 25 [Цит. по: МЭМО. 1985. № 12. С. 89 – 90].
      Детонатором взрыва накапливавшихся подспудно противоречий послужил мировой энергетический кризис 1973–1974 гг. Он ускорил перестройку индустриальных структур, смещение центров международного разделения труда.
      По мнению упомянутого выше А. Брессана, именно процессы интеграции в мировом хозяйстве Запада, превращение закрытых национальных экономик в открытые обусловили кризис как кейнсианских, так и неоклассических (монетаристских) мирохозяйственных концепций и основанных на них рекомендаций. «Мы все еще стараемся преодолеть международный экономический кризис посредством национальной экономической политики. Модели закрытой национальной экономики продолжают во многом определять наши представления, и мы недоверчиво воспринимаем их провал, будь то кейнсианские или монетаристские концепции. Предложения, нацеленные на определенную координацию действий для обеспечения столь необходимого экономического подъема, порождают полемику и скептическое отношение, хотя национальное политическое руководство, очевидно, утратило контроль над их заботливо охраняемой экономической автономией» 26 [Foreign Affairs. Spring. 1983. P. 745].
      Другие западные экономисты полагают, что дело не только в превращении закрытых экономик в открытые, но и в принципиальных изменениях в самих механизмах накопления в мировом хозяйстве. По мнению бразильского экономиста С. Фуртадо, «структурные сдвиги, по всей вероятности, довлеют над процессом накопления, который определяет уровень экономической активности». Близкую точку зрения высказывает Р. Райх (глава отдела планирования федеральной торговой комиссии при бывшем президенте Дж. Картере): «Эрозия концепции свободной торговли наблюдается в США и среди американских торговых партнеров уже в течение десятилетия и связана с глубокими структурными изменениями мировой экономики» 27 [Ibid. P. 774 – 775].
      Общую глубокую неудовлетворенность сложившейся мирохозяйственной системой выразил в 1975 г. генеральный секретарь ООН Курт Вальдхайм: «Международная система экономических и торговых отношений, которая была создана 30 лет назад, ныне явно не отвечает потребностям мирового сообщества в целом. В прошлом этот порядок обвиняли в том, что он хорошо служит богатым и направлен против бедных. Теперь нельзя даже сказать, что он хорошо служит богатым. И это является дополнительным стимулом к созданию нового экономического порядка» 28 [Цит. по: Тинберген Ян. Пересмотр международного порядка. М., 1980. С. 29].
      С тех пор идея нового мирового экономического порядка, получила широкое распространение. Однако представители различных направлений западной мысли вкладывают в это понятие весьма неодинаковое содержание. Экономисты реформистского направления полагают, что новое содержание международным экономическим отношениям способно придать усиление регулирования в национальном и мирохозяйственном масштабе. Характерен в этом отношении коллективный доклад Римскому клубу, подготовленный в 1976 г. под руководством Я. Тинбергена, «Пересмотр международного порядка». В основу доклада положена идея международной ответственности за удовлетворение потребностей людей во всех странах: «...построение лучшего мира означает принятие обществом на себя обязанности обеспечить удовлетворение индивидуальных и коллективных потребностей людей и создание таких систем в мире в целом и в отдельных странах, чтобы возможности и средства использования этих возможностей были распределены гораздо более справедливо, чем сейчас» 29 [Там же].
      Доклад предполагает создание международных институтов, выполняющих функции наднационального правительства, и в связи с этим «добровольный отказ от государственного суверенитета в его сегодняшнем понимании» 30 [Там же. С. 111]. Необходим, по мнению авторов доклада, переход от «территориального толкования суверенитета» к «функциональному»; «в конечном счете мы должны стремиться к созданию децентрализованного планетарного суверенитета и сети сильных международных институтов, которые будут его осуществлять» 31 [Там же. С. 114].
      Стратегия, которую доклад предлагает для развитых стран, должна состоять в переходе от расточительства к экономии ресурсов, в контроле над технологическим развитием, разоружением, в переориентации образования. Иными словами, упор делается на сочетание определенной социальной и структурной политики.
      В докладе отмечалось: «Эффективное осуществление общественной власти невозможно без организации среднесрочного и долгосрочного планирования на различных уровнях. Необходимой составной частью деятельности по установлению справедливого общественного порядка служит подготовка национальных и международных индикативных планов или систем согласованных показателей» 32 [Там же. С. 97].
      Одним из авторов указанного доклада является известный американский экономист, специалист по валютным проблемам Р. Триффин. По его мнению, для поддержания международного платежного равновесия необходимо создать единый расчетный и резервный «центр национальных центральных банков». Центральные банки всех стран обязаны были бы держать все свои валютные резервы – за исключением скромных оборотных остатков – в форме депозитов в таком международном центре. Последний имел бы право выпускать особые деньги-обязательства, которые циркулировали бы в качестве платежного средства между национальными центральными банками. Сосредоточив у себя таким образом все национальные валютные резервы, регулируя выпуск обязательств и их распределение между странами, центр лишил бы отдельные страны самостоятельности в международных платежных отношениях, подчинив их единой дисциплине. Сторонники «централизации» указывают на то, что в современных условиях, когда все капиталистические страны тесно связаны друг с другом валютно-финансовыми отношениями, их право свободно распоряжаться своими валютными резервами уже превратилось в формальность: в частности, ни одной крупной капиталистической державе нельзя – под угрозой краха всей мировой валютной системы – осуществить конверсию (обмен) всей массы своих долларовых резервов в золото.
      Идея централизации всех валютных резервов (как и идея международного правительства) имеет много противников среди буржуазных экономистов самых разных стран, в том числе и США. Большинство из них ссылаются при этом на необходимость соблюдения государственного суверенитета в международных экономических отношениях. Так, П. Швейцер, директор Международного валютного фонда, являющегося для «централистов» как бы прообразом будущего центрального органа, считает идею объединения всех мировых резервов «политически неосуществимой», ибо «эта мера была бы равносильна созданию некоего сверхцентрального банка; странам пришлось бы отказаться от контроля за своими финансовыми резервами. Я был бы очень удивлен, – продолжает он, – если бы, например, конгресс США согласился передать Форт Нокс в МВФ» 33 [Цит. по: Политическое самообразование. 1969. № 3. С. 54].
      На рубеже 70 – 80-х годов борьба концепций завершилась победой (возможно, временной) сторонников неоконсерватизма и в сфере мирохозяйственных отношений. Внешнеэкономическая политика ведущих западных держав сдвинулась не в сторону централизованного международного регулирования, а, наоборот, в направлении дальнейшей либерализации. В экономическом послании Р. Рейгана конгрессу в 1982 г. говорилось: «Подход администрации США к проблемам мировой экономики основан на тех принципах, которые определяют ее внутреннюю программу: уверенность в превосходстве рыночных решений экономических проблем и упор на частную экономическую активность» 34 [Economic Report of the President. Wash., 1982. P. 167].
      Этот сдвиг произошел вовсе не потому, что экономисты неоклассического направления не видели или не признавали кризиса мирохозяйственной системы. Напротив, констатация кризиса служила им отправным пунктом в рассуждениях. Однако если кейнсианцы и институционалисты видели корни кризиса в анархической, неуправляемой международной интеграции, то неоклассики обвиняли в кризисе как раз кейнсианскую политику инфляционного расточительства, препятствующую оздоровлению мирового рынка, восстановлению равновесия торговых и платежных балансов. Еще в середине 60-х годов Г. Джонсон следующим образом обрисовал конфликт между сложившейся мирохозяйственной системой и интересами различных стран: в то время как США и Великобритания считают необходимым сохранить (с некоторыми поправками) сложившуюся систему, «группа "Общего рынка"... рассматривает существующие институты... как средство сохранения политического и экономического господства в мировых делах США или США и Великобритании... Слаборазвитые страны также относятся с подозрением и враждебностью к современным международным экономическим институтам... Они считают... что эти институты есть инструменты, предназначенные форсировать дальнейшее развитие уже развитых стран и затруднить либо вообще сделать невозможным их собственное экономическое развитие». И Джонсон делает обобщение: «Расхождения между этими нациями означают, что современная система международной экономической организации, построенная с такой осмотрительностью Бреттон-вудскими соглашениями, должна либо развиваться в новых направлениях, чтобы удовлетворить недовольных, либо подвергнуться риску дезинтеграции» 35 [Johnson H. Op. cit. P. 2 – 5].
      «Развитие в новых направлениях» означало разработку таких вариантов концепции открытой экономики, которые переносят упор на проблемы валютного и налогового регулирования.
      Монетаристский вариант концепции открытой экономики сводится к тому, что приток в банки страны иностранной валюты увеличивает «реальные кассовые остатки», т.е. предложение денег и спрос на товары. Но в итоге возрастает не производство (как предполагают кейнсианцы), а уровень цен на товары и услуги. Это удорожает и сокращает экспорт данной страны, выравнивает ее платежный баланс и, следовательно, снижает приток иностранной валюты. Так, согласно монетаристам, происходит саморегулирование открытой экономики, если этому не препятствует государственное вмешательство.
      В то же время в рамках монетаризма идут дебаты по вопросу о способах регулирования валютных курсов. По мнению М. Фридмена, «плавающие валютные курсы кажутся наиболее подходящим инструментом настройки в современных условиях» 36 [Readings in International Economics / Ed. by R. Caves, H. Johnson. L., 1968. P. 424]. В отличие от М. Фридмена ряд других теоретиков открытой экономики полагают, что автономные национальные хозяйства – это пройденный этап мирового хозяйства. Процессы интеграции привели к единой интернациональной экономике. Группа «глобальных монетаристов», прежде всего Р. Манделл и А. Лаффер, выступила за фиксированные валютные курсы (что, очевидно, приближало бы Запад к единой валюте).
      В целом можно сделать вывод, что послевоенная эволюция западных мирохозяйственных концепций отразила два фундаментальных сдвига, происшедших в мировом 'хозяйстве. В первое двадцатипятилетие это был переход ведущих государств Запада от экономической конфронтации к конкурентному сотрудничеству, кооперации в решении мирохозяйственных проблем, прежде всего проблем экономического роста. Это отразилось в преобладании кейнсианских доктрин международного регулирования, в широком распространении реформистских концепций перестройки мирохозяйственных связей, особенно между Севером и Югом. В последующий период борьба концепций проходила под воздействием результатов ускоренной региональной и глобальной интеграции национальных хозяйств и формирования глобального рынка, на авансцену вышли неоконсервативные концепции открытой экономики и саморегулирования. Но это вовсе не означает, что проблемы координации и регулирования сняты с повестки дня. Поиски теории, которая решала бы вопросы не только эффективности, но и занятости, международного социального баланса, продолжаются. Эти поиски отражают явно переходный характер современной мирохозяйственной системы, которая, по общему признанию, в ее нынешнем виде не способна содействовать решению острых глобальных проблем.
     
      Глава 9
     
      СОВРЕМЕННЫЕ ЗАПАДНЫЕ КОНЦЕПЦИИ
      ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ СТРАН «ТРЕТЬЕГО МИРА»
     
      Первоначально ученые развитых капиталистических стран весьма оптимистично оценивали возможности применения неоклассической и неокейнсианской теории для создания концепций развития освободившихся стран. В первые послевоенные годы считалось, что достаточно ввести дополнительные предпосылки и некоторые коэффициенты в традиционные модели, чтобы адекватно описать ситуацию, сложившуюся на периферии капиталистического мира. Поскольку предполагалось, что проблемы развивающихся стран аналогичны проблемам, которые в прошлом решали ныне развитые капиталистические державы, то был сделан вывод, что можно использовать основные положения классической и неоклассической политэкономии для анализа мелкобуржуазной среды, а кейнсианские и неокейнсианские модели – для исследования государственного капитализма. Большое влияние на становление современных западных концепций экономического роста оказала теория перехода к «самоподдерживающемуся росту», выдвинутая американским ученым Уолтом Уитменом Ростоу.
     
      1. Концепция перехода к «самоподдерживающемуся росту»
     
      Концепция перехода к «самоподдерживающемуся росту» была сформулирована У. Ростоу в 1956 г. Ее основная идея заключалась в обосновании перехода от традиционного общества к современному обществу западного типа 1 [Rostow W. The Take-off into Self-sustained Growth // The Economics of Underdevelopment. The 2nd Ed. L., 1960. P. 154– 186]. Развивая концепцию перехода к «самоподдерживающемуся росту», У. Ростоу позднее, в 1960 г., формулировал свою теорию стадий экономического роста 2 [Rostow W. W. The Stages of Economic Growth. A Non-communist Manifesto. Cambridge, 1960; Idem. The Process of Economic Growth. The 2nd Ed. Oxford, 1960. P. 307 –331], которая в 1963 г. стала предметом обсуждения на конференции, организованной Международной экономической ассоциацией 3 [The Economics of Take-off into Sustained Growth // Proceeding of a Conference Held by the International Economic Association / Ed. by W.W. Rostow. L., 1963]. В книге 1960 г. американский исследователь отмечает уже не три, а пять основных стадий роста: 1) традиционное общество (the traditional society), 2) период создания предпосылок для взлета (the preconditions for take-off), 3) взлет (the take-off), 4) движение к зрелости (the drive to maturity), 5) эпоху высокого массового потребления (the age of high mass consumption). Критерием выделения стадий служат преимущественно технико-экономические характеристики: уровень развития техники, отраслевая структура хозяйства, доля производственного накопления в национальном доходе, структура потребления и т.д.
      Для традиционного общества, считает У. Ростоу, характерно, что свыше 75% трудоспособного населения занято производством продовольствия. Национальный доход используется главным образом непроизводительно. Структура общества образует иерархию, в которой политическая власть принадлежит земельным собственникам или центральному правительству. Вторая стадия является переходной к взлету. В этот период происходят существенные изменения в трех непромышленных сферах: сельском хозяйстве, транспорте и внешней торговле. Третья стадия – взлет – охватывает сравнительно небольшой промежуток времени: два-три десятилетия. В это время растут темпы капиталовложений, заметно увеличивается выпуск продукции на душу населения, начинается быстрое внедрение новой техники в промышленность и Сельское хозяйство. Развитие первоначально охватывает небольшую группу отраслей (лидирующее звено) и лишь позднее распространяется на всю экономику в целом.
      Для того чтобы рост стал автоматическим, самоподдерживающимся, необходимо, во-первых, резкое увеличение доли производственных инвестиций (с 5% до как минимум 10%) в национальном доходе; во-вторых, стремительное развитие одного либо нескольких секторов промышленности и, наконец, в-третьих, победа сторонников модернизации экономики над защитниками традиционного общества. Возникновение новой институциональной структуры должно обеспечить, по мысли У. Ростоу, распространение первоначального импульса роста на всю экономическую систему (путем мобилизации капитала из внутренних источников, реинвестиции прибылей и т.д.) 4 [Rostow W. W. The Take-off into Self-sustained Growth. P. 164]. Период движения и зрелости характеризуется У. Ростоу как длительный этап технического прогресса: развивается процесс урбанизации, повышается доля квалифицированного труда, руководство промышленностью сосредоточивается в руках квалифицированных управляющих – менеджеров. В пятую эпоху высокого массового потребления осуществляется сдвиг предложения к спросу, от производства к потреблению.
      В своей более поздней работе «Политика и стадии роста» (1971) У. Ростоу добавляет шестую стадию поиска качества жизни, когда на первый план выдвигается духовное развитие человека 5 [Rostow W.W. Politics and the Stages of Growth. Cambridge, 1971. P. 230].
      Теория У. Ростоу представляет определенный шаг вперед по сравнению с технологическими теориями первой половины XX в. Она признает ведущую роль материального производства в развитии общества, его обусловленность прогрессом производительных сил, влияние на их развитие социальной среды. Вместе с тем эта концепция, претендующая на объяснение исторического процесса развития человечества, не свободна от существенных недостатков. Во-первых, она абстрагируется от системы производственных отношений – реального базиса, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка. Во-вторых, вольно или невольно искажается исторический процесс, так как абсолютизируется лишь один период развития – период подготовки и развертывания промышленной революции. Другие качественные этапы развитии производительных сил, в частности замена присваивающего хозяйства производящим (неолитическая революция) и индустриального общества – постиндустриальным (научно-техническая революция), явно недооцениваются. В-третьих, сама промышленная революция трактуется несколько односторонне. Автор выдвигает передний план главным образом социально-психологические характеристики, оставляя в тени всю гамму социально-экономических последствий, связанных с переходом от аграрного общества к индустриальному. И наконец, необходимо отметить довольно абстрактный характер количественных критериев, предложенных У. Ростоу для выделения стадий. В теории «самоподдерживающегося роста» большую логическую нагрузку несет тезис об удвоении доли производственных инвестиций в национальном доходе. Между тем он явно противоречит историческому опыту развитых капиталистических стран. Как справедливо заявил С. Кузнец, доля внутреннего накопления в национальном доходе перед стадией взлета во многих странах была заметно выше 5% (в США в 40 – 50-е годы XIX в. она составляла 15 – 20%, в Канаде в 1870 г. – 15, в 1890 г. – 15,5 и в 1900 г. – 13,5%), и удвоения ее в ходе взлета так и не произошло. Схема У. Ростоу, замечает С. Кузнец, скорее «могла бы соответствовать коммунистическим взлетам» 6 [6 Kuznets S. Notes on Take-off // The Economics of Take-off into Sustained Growth. P. 34, 41], поскольку в процессе «социалистической индустриализации» действительно произошло (хотя и на более высоком уровне) удвоение нормы производственного накопления. Однако, несмотря на логическую уязвимость и статистическую недоказанность, концепция перехода к «самоподдерживающемуся росту» оказала большое влияние на идеологов «третьего мира» и была использована в процессе создания теорий «большого толчка».
     
      2. Теории «большого толчка»
     
      Теории «большого толчка» стали своеобразным синтезом двух теоретических концепций западной послевоенной литературы: «порочного круга нищеты» и «самоподдерживающегося роста». Понятие «порочный круг нищеты» предложили впервые еще в 1949 – 1950 гг. Г. Зингер и Р. Пребиш. Концепция «порочного круга нищеты» возникла в связи с применением теории экономического равновесия для анализа слаборазвитых стран. Ученые попытались объяснить слаборазвитость определенным набором взаимосвязанных экономических и демографических факторов. В 50 – 60-е годы появились разнообразные варианты «порочных кругов нищеты». В основе их – соотношение между ростом населения и изменением экономических условий. Колебание связано с улучшением или с ухудшением среднедушевого уровня национального дохода. Повышение качества жизни обычно быстро «съедается» последующим ростом населения.
      Приведем в качестве примера теорию «квазистабильного равновесия» американского ученого Харви Лейбенстейна, в которой прирост продуктивности сельского хозяйства поглощается возросшим населением (см. рис. 1).
     
     

     
      Составлено по: Nurkse R. Problems of Capital Formation in Underdevelopment Countries. Oxford, 1955. P. 5.
     
      Другой разновидностью «порочных кругов нищеты» являются системы, объясняющие узость внутреннего рынка и (или) нехватку ресурсов для модернизации. Таковы, например, воззрения (см. рис. 2) американского ученого, профессора Колумбийского университета Рагнара Нурксе. Для «порочных кругов нищеты» характерен ряд недостатков. Прежде всего это вызвано тем, что в этих кругах причина сливается со следствием, и каждый последующий фактор не имеет строгой каузальной связи с предыдущим. Отсюда неполнота набора ограничивающих факторов и незавершенность цепей, которые в действительности представляют собой скорее не круг, а спираль.
      Анализ этих цепей как замкнутых кругов препятствует разделению связей на первичные и вторичные, обосновывает фатальную неизбежность внешнего толчка для выхода из состояния квазистабильного равновесия* [Развернутую критику «порочных кругов нищеты» см.: Сентэш Т. «Третий мир»: Проблемы развития. М., 1974. С. 96 – 109]. Неудивительно, что логическим продолжением теории «порочных кругов нищеты» стала концепция «большого толчка».
      Родоначальником этой теории является П. Розенштейн-Родан, сформулировавший ее еще в 1943 г. для слаборазвитых стран европейской периферии 7 [Rosenstein-Rodan P.N. Problems of Industrialization of Eastern and South-Eastern Europe // The Economics Journal. 1943. June – September]. В 50 – 60-е годы концепция «большого толчка» была использована западными учеными (Р. Нурксе, X. Лейбенстейном, А. Хиршманом, Г. Зингером и др.) для обоснования экономического роста освободившихся стран. В центре их исследований оказались проблемы первичной индустриализации, которые интерпретировались в духе неокейнсианства. Поэтому главное внимание уделялось роли автономных, обусловленных экономической политикой государства инвестиций в росте национального дохода. Ученые исходили из того, что для выхода освободившихся стран из состояния стагнации необходимо крупное вливание капитала, в результате которого начинается самоподдерживающийся рост. Мобилизовать эти ресурсы на добровольной основе представлялось нереальным, поэтому акцент делался на принудительные сбережения, образовавшиеся в результате кредитно-денежной и налоговой политики государства. Неэффективность институциональной системы могла быть компенсирована импортом капитала. Величина инъекции должна быть достаточной для начала необратимого движения; в противном случае возникает опасность, что она целиком уйдет на обеспечение текущих потребностей, сильно возросших вследствие демографического роста и (или) демонстрационного эффекта. «Минимальное критическое усилие», по мнению X. Лейбенстейна, должно быть таким, чтобы уровень инвестиций составил не менее 12 – 15% от национального дохода.
      Для теоретиков «большого толчка», как и для неокейнсианства в целом, характерно, таким образом, весьма критическое отношение к регулирующей способности рынка. Большинство из них рассматривают рынок скорее как статическую, чем динамическую, систему, которая в принципе не в состоянии вывести экономику развивающихся стран из «порочного круга нищеты», тем самым они не только воспользовались популярностью идеи «социалистического планирования», но и наполнили ее объективно-капиталистическим содержанием. Идея «большого толчка» возникла не без влияния и «плана Маршалла», сыгравшего огромную роль в возрождении послевоенной Западной Европы.
      Теория «большого толчка» импонировала как лидерам (так как называла нехватку капитала в качестве главной причины экономической и социальной отсталости развивающихся стран), так и более широким слоям населения стран «третьего мира» (порождая иллюзию быстрого достижения высот «общества всеобщего благоденствия»). Поскольку реализация программы экономического роста возлагалась на чиновников государства, с течением времени в «третьем мире» сложилась и социальная прослойка, заинтересованная в ее осуществлении, – государственно-бюрократическая буржуазия. Наконец, не следует сбрасывать со счетов и цели крупных корпораций развитых капиталистических стран, ищущих наиболее выгодные сферы приложения своего капитала. Все это предопределило не только высокий теоретический интерес к новой концепции, но и попытки ее практического воплощения в Азии, Африке и Латинской Америке.
      Рассмотрим основные разновидности теории «большого толчка».
      Рагнар Нурксе для преодоления стагнации предлагал «сбалансированный набор инвестиций» 8 [Nurkse R. Problems of Capital Formation in Under-developed Countries. Oxford, 1955; Idem. Equilibring and Growth in the World Economy. Cambridge, 1961]. При этом сама сбалансированность трактуется в категориях рыночного хозяйства как соответствие спроса и предложения. На начальном этапе этого соответствия нет. Однако синхронное приложение капитала к широкому кругу отраслей материального производства позволит не только добиться самоподдерживающегося роста, но и преодолеть узость рынка, типичную для большинства развивающихся стран. Предполагается, что государство займется созданием инфраструктуры, чем подготовит предпосылки для развертывания частного предпринимательства. Принудительные сбережения постепенно сменятся добровольными, автономные инвестиции – индуцированными. Все это создаст условия для действия механизма рынка.
      Идея сбалансированного набора инвестиций вызвала на Западе, однако, резкую критику. Реализация этого плана фактически привела бы к надстройке новой экономической системы над старой. Подобная концепция не учитывала и временного лага, поскольку при отсутствии центрального регулирующего органа инвестиции вряд ли бы совпали во времени и в пространстве. Несбалансированность в процессе осуществления предложенного плана стала бы фактором, замедляющим общие темпы роста. Поэтому некоторые авторы, и в частности американский исследователь Альберт Хиршман, предложили иной вариант концепции «большого толчка» 9 [Hirshman A.O. The Strategy of Economic Development. The 2nd Ed. New Haven, 1961]. Для реализации сбалансированного набора инвестиций, справедливо замечает он, нужно в огромных масштабах иметь капитал – тот самый фактор, который как раз отсутствует в «третьем мире»10 [Ibid. P. 50 – 54]. Поэтому он предлагает развивающимся странам концепцию несбалансированного роста, суть которой можно выразить в виде схемы (см. рис. 3).
     
     
     
      Рис. 3. А. Хиршман: несбалансированность экономики как стимул к инвестициям
      Составлено по: Hirshman A.O. The Strategy of Economic Development. New Haven, 1961. P. 62 – 75.
     
      В картине, нарисованной А. Хиршманом, больше реализма, чем в абстрактных теориях сбалансированного роста. Однако и она идеализирует отношения, существующие в развивающихся странах. Прежде всего слишком большая роль отводится рыночному механизму, который якобы остро и оперативно откликается на возникающие дефициты и малейшие изменения в политике государства. Между тем в развивающейся экономике все, что связано с развитием, не сглаживает, а, напротив, само постоянно порождает все новые и новые противоречия и дефициты. Возникающие многочисленные дисбалансы в этих условиях выступают не как стимул, а скорее как тормоз развития, усиливая до крайности ранее существующие диспропорции. В странах Южной Азии, пишет Г. Мюрдаль, «цены не реагируют на спрос и предложение; факторы производства, включая предпринимательскую деятельность, более специфичны и слабо, если вообще реагируют на экономические стимулы. Несовершенство рынка, невежество и иррациональность являются правилом. Степень диверсификации значительно меньше, а монополизации значительно больше, мобильность отсутствует или затруднена, комплементарность сильна и повсеместна. В таких условиях агрегирование скрывает больше, чем раскрывает» 11 [Мюрдаль Г. Современные проблемы «третьего мира». М., 1972. С. 638].
      Отметим, кроме того, идеализацию деятельности государства. Согласно Хиршману, оно заботится главным образом о поддержании высоких темпов развития общества. Между тем реально существующие в «третьем мире» бюрократические структуры преследуют, как известно, прежде всего свои собственные корыстные корпоративные интересы.
      Критика взглядов А. Хиршмана способствовала известной реабилитации и дальнейшему развитию первоначальной точки зрения. Ганс Зингер выдвинул концепцию «сбалансированного роста посредством несбалансированных: инвестиций» 12 [Singer H.W. International Development: Growth and Change. N.Y., 1964]. «Большой толчок» в промышленности, справедливо полагает он, невозможен без «большого толчка» в аграрной сфере. Поэтому он уделяет значительное внимание мероприятиям по подготовке собственно сбалансированного пути развития. Прежде всего необходимо увеличить продуктивность сельского хозяйства, повысить производительность труда в аграрных отраслях и стимулировать развитие традиционных экспортных производств. В дальнейшем же в ряде случаев целесообразно развитие импортозамещения и повышение абсорбционной способности общества путем развития своей собственной производственной и социальной инфраструктуры. Лишь этих условиях «большой толчок» достигнет цели. Мы видим, что даже для этой, наиболее развитой концепции характерна ориентация на внешние ресурсы. Дальнейшую разработку тема импорта капитала получила в рамках теории роста с двумя дефицитами.
     
      3. Модель экономического роста с двумя дефицитами
     
      Модель экономического роста с двумя дефицитами была разработана в 60 – 70-е годы группой американских исследователей – X. Ченери, М. Бруно, А. Страутом, П. Экстейном, Н. Картером и др. 13 [Chenery H., Bruno M. Development Alternatives in an Open Economy: The Case of Israel // The Economic Journal. 1962. March; Chenery H., Strati A. Foreign Assistance and Economic Development // The American Economic Review. 1966. September; Chenery H., Eckstein P. Development Alternatives for Latin America // Journal of Political Economy. 1970. July – August; Ченери Х., Картер Н. Внутренние и внешние аспекты планов и процесса экономического развития // Конференция по долгосрочному планированию и прогнозированию. Москва, 1972. Декабрь, и др.]. Она представляет из себя систему средне- и долгосрочных регрессивных моделей, в которых темп роста определяется в зависимости от дефицита внутренних (дефицит сбережений) либо внешних (торговый дефицит) ресурсов. Модель включает три основных элемента: во-первых, расчет необходимых ресурсов, получаемых как разность сбережений (S) и инвестиций (I); во-вторых, вычисление внешнеторгового дефицита: экспорт (E) минус импорт (M); в-третьих, определение абсорбционной (поглотительной) способности, понимаемой как максимальный объем капитальных ресурсов, которые развивающаяся страна способна производительно использовать в данный момент. Поэтому в статике модель можно записать следующим образом: Y?Q
     
     
      Объем иностранной помощи для обеспечения заданного целевого темпа роста определяется наибольшим из двух дефицитов. Помощь осуществляется не только для того, чтобы уменьшить внутренний и внешний дефициты, но и для того, чтобы с течением времени либо вообще отказаться от иностранной помощи, либо значительно снизить ее величину. Модель предполагает два периода, второй из которых включает в себя две альтернативные стадии (см. рис. 4).
      Проделанный X. Ченери и А. Страутом анализ 50 развивающихся стран показал, что средние темпы прироста сбережений составляли в 1957 – 1962 гг. 6 – 8%, а максимальные – 12 – 15%. Эти последние и были приняты в качестве абсорбционной способности стран "третьего мира". Максимальные темпы прироста сбережений обеспечивали при этом ежегодный темп прироста       

      Описанная выше модель в дальнейшем была значительно усовершенствована и широко применялась для определения размеров иностранной помощи в странах Азии и Латинской Америки. По принципу модели с двумя дефицитами в 70-е годы было составлено 30 моделей для ЮНКТАД и 10 для ЭСКАТО.
      Модель с двумя дефицитами есть дальнейшая конкретизация идеи «большого толчка». Она пытается проследить взаимосвязь между развитием внутреннего накопления и внешних источников финансирования. В то же время она обладает рядом существенных недостатков. Прежде всего эта модель явно недооценивает внутренние ресурсы развивающихся стран, что объективно ведет к завышению потребности в иностранной помощи и в конечном счете к стремительному росту внешнего долга. Теории экономического роста, как и модель с двумя дефицитами, были ориентированы на использование такого ограниченного в развивающихся странах фактора, как капитал, и явно не учитывали возможности использования такого относительно избыточного фактора, как труд. Это и определило справедливую критику неокейнсианского направления со стороны неоклассиков.
      Другим существенным недостатком этой модели является фактическое обоснование вмешательства кредиторов во внутренние дела стран-должников. В качестве третьего недостатка отметим весьма агрегированный (приблизительный) характер модели: в условиях недостатка, а главное, ненадежности статистической информации многие важные компоненты модели (прежде всего определение абсорбционной способности экономики развивающихся стран) носят весьма и весьма условный характер.
      Типичное для развитых стран Запада разочарование в 70-е годы в расточительных рецептах неокейнсианства не могло не отразиться и на западных концепциях экономического развития «третьего мира». В этих условиях на передний план стали выходить неоклассические рекомендации. Наибольшую популярность приобрела теория дуалистической экономики.
     
      4. Неоклассические рецепты развития дуалистической экономики
     
      Представители неоклассического направления предприняли попытку создать в противовес неокейнсианским теориям роста свою концепцию развития. Экономический рост в теориях кейнсианцев, утверждали они, представляет собой изменение лишь экономических параметров, не затрагивающее эволюцию институциональных условий, т.е. трактуется скорее как явление количественное, а не качественное. Условием экономического развития должна быть опора на местные ресурсы. В их использовании заинтересованы и предприниматели, и государство. Предпринимателям было выгодно нанимать дешевую рабочую силу при минимальных затратах дефицитного капитала, а государству нельзя было не считаться с демографическим взрывом при проведении эффективной политики в области занятости. Естественно, что теории роста, в центре внимания которых находилась проблема соотношения сбережений и инвестиций, должны были уступить теориям развития, анализировавшим равновесие между накоплением капитала и ростом населения 14 [Подробнее о различии между теориями роста и теориями развития см.: Bonne A. Studies in Economic Development. L., 1957; Iorgenson D. The Development of a Dual Economy // The Economic Journal. 1961. June. P. 310]* [Аналогичной точки зрения придерживаются и институционалисты. «Под развитием, – пишет Г. Мюрдаль, – все мы фактически понимаем движение вперед всей социальной системы» (Myrdal G. Asian Drama: An Inquiry into the Poverty of Nations. N.Y., 1968. P. 1868)].
      Это предполагает в свою очередь учет реального дуализма слаборазвитой экономики. Элементами дуализма, считают представители этого направления (В.А. Льюис, Дж. Фей, Г. Ранис, Д. Йоргенсон, С. Окава и др.), являются традиционный сельскохозяйственный и современный промышленный сектора. Традиционный сектор представляет слаборазвитую экономику в ее классическом варианте. Для него характерно квазистабильное равновесие, базирующееся на использовании примитивной технологии и местного опыта. Современный сектор возникает как своеобразная надстройка, анклав внутри традиционного общества. Для промышленности типичны высокие темпы НТП, быстрое развитие всех видов коммуникаций, тесная взаимосвязь с мировым рынком. Среднедушевой доход в этом секторе имеет тенденцию к росту. Сельскохозяйственный сектор в концепциях дуалистической экономики отождествляется с добуржуазными формами хозяйства, а промышленный – с капиталистическими.
      Нельзя сказать, что такое обобщение лишено каких-либо оснований, но оно верно лишь в самом первом приближении. Дело в том, что и промышленный, и сельскохозяйственный сектора далеко не однородны – и в том, и в другом существуют (хотя и в разных пропорциях) и капиталистические, и некапиталистические формы. К тому же это деление не учитывает обширную и быстро растущую в «третьем мире» сферу услуг.
      Разберем концепцию дуалистической экономики на примере теории профессора Принстонского университета Вильяма Артура Льюиса. Он считает, что его теория применима для тех стран, в которых «плотность населения высока, капитал дефицитен, а естественные ресурсы ограниченны» 15 [Lewis W.A. The Theory of Economic Growth. N.Y., 1959. P. 402]. К этим странам Льюис относит Индию, Пакистан, Египет и др. Он исходит из гипотезы о неограниченности предложения трудовых ресурсов, считая, что для неквалифицированной рабочей силы зарплату можно приравнять к прожиточному минимуму 16 [Ibid. P. 407]. Он полагает далее, что предложение труда при этой цене превышает спрос, а предельная производительность избыточного сельского населения равна нулю.
      Задача заключается в том, чтобы показать предпосылки и ход процесса перераспределения ресурсов – из аграрного сектора в промышленный. При этом необходимо решить две проблемы: во-первых, накопления (т.е. мобилизации сбережений и их превращения в инвестиции), во-вторых, .занятости (т.е. изъятия рабочей силы из трудоизбыточной сферы и перемещения в трудонедостаточную). Таким образом, капиталистическая индустриализация у В.А. Льюиса предстает как способ перераспределения ресурсов. В качестве регулирующего механизма выступает межсекторный рынок. При избытке рабочей силы в промышленности используются преимущественно трудоинтенсивные технологии и трудоемкие виды ресурсов. Это приводит к усилению оттока рабочей силы из сельского хозяйства в промышленность и в конечном счете к ликвидации избытка трудовых ресурсов. В результате – рост зарплаты и снижение изначально высокой нормы прибыли.
      Теория Льюиса, абсолютизируя рыночный механизм, вольно или невольно искажает действительные процессы, происходящие в «третьем мире». Упор на трудоемкие методы производства объективно способствует увековечению научно-технической отсталости, сохранению подчиненного положения развивающихся стран в международном разделении труда. Наибольшего эффекта, как показывает опыт, добиваются те страны, которые оптимально сочетают капиталоемкие и трудоемкие производства. Акцент на трудоемкие технологии дает выигрыш в краткосрочном плане. В долгосрочном же аспекте использование трудоинтенсивных производств вызывает резкий рост занятости и соответственно увеличение совокупного фонда зарплаты. Это приводит к значительному возрастанию спроса на потребительском рынке, галопирующей инфляции и обострению социальной напряженности.
      В.А. Льюис исходит из совершенно неправомерной предпосылки о постоянстве реальной зарплаты вплоть до полного исчезновения скрытой безработицы. Фактически он выступает сторонником теории рабочего фонда, совершенно абстрагируясь от типичной для развивающихся стран инфляции. Он полагает, что минимум зарплаты в сельском хозяйстве регулируется рынком, а не характерными для этой сферы традиционными институтами. Преувеличивая роль неквалифицированного труда, В.А. Льюис явно недооценивает значение квалифицированных кадров для осуществления капиталистической индустриализации.
      Трудно согласиться и с трактовкой неравенства доходов как предпосылки быстрого экономического роста. В.А.Льюис считает это неравенство фактором, ускоряющим буржуазное развитие, полагая, что предприниматели используют всю прибыль для капиталистической рационализации производства. Между тем не учитывается, что неравенство доходов в развивающихся странах и без того весьма велико, а значительная часть прибыли используется не как фактор накопления, а как доход, расходуемый на престижное потребление (демонстрационный эффект). Статистика, как известно, не подтверждает стимулирующего влияния неравенства в «третьем мире» на экономический рост.
      И наконец, следует отметить, что концепция дуалистической экономики явно идеализирует реально происходящие процессы урбанизации в «третьем мире». Темп роста городского населения здесь значительно опережает темпы роста хозяйственной деятельности, порождая гигантскую проблему занятости. Фактически происходит перелив трудовых ресурсов из традиционного аграрного в традиционный промышленный (ремесленный) сектор. Для всех развивающихся стран типично гигантское разбухание сферы услуг, которое порождает уродливые процессы деклассирования и пауперизации 17 [Подробнее см.: Процессы деклассирования в странах Востока. М., 1981; Нефабричный пролетариат и социальная эволюция стран зарубежного Востока. М., 1985; Низшие городские слои и социальная эволюция Востока. М., 1986; Город в формационном развитии Востока. М., 1990. Ч. II, III].
      Концепция В.А. Льюиса послужила основой для создания различных моделей дуалистической экономики, а ее автор (вместе с Теодором Шульцем) был отмечен позднее (в 1979 г.) Нобелевской премией за работы по экономике развивающихся стран. Первые модели дуалистической экономики были созданы Д. Йоргенсоном, Дж. Феем и Г. Ранисом 18 [Iorgenson D. Op. cit; Fei J., Ranis G. A Theory of Economic Development // The American Economic Review. 1961. September]. Кратко разберем эту группу моделей на примере модели Дж. Фея и Г. Раниса.
      Авторы используют следующие предпосылки для анализа сельскохозяйственного сектора: ограниченность земли, неизменность технологии, стабильно высокий темп роста населения (заданный экзогенно), постоянное ухудшение соотношения земли и труда, значительный излишек трудовых ресурсов. Тогда

      Модель Фея–Раниса состоит из трех стадий: натуральной, промежуточной и рыночной. На первой предельная производительность избыточной рабочей силы равна нулю, ее предложение (при ставках, равных «институциональной зарплате») не ограничено. Поскольку предельный продукт труда в сельском хозяйстве также равен нулю, то уменьшение аграрного населения не выражается на первых порах в сокращении сельскохозяйственного производства. Сокращение аграрного населения ведет к появлению сельскохозяйственного излишка. (Идею сельскохозяйственного излишка Дж. Фей и Г. Ранис явно заимствовали у физиократов.) Именно этот избыток и становится первоначальным источником индустриализации.
      Вторая, промежуточная стадия начинается тогда, когда рассасывается избыточное население. Это означает, что предельный продукт теперь больше нуля, но по-прежнему меньше уровня «институциональной зарплаты». Отток сельскохозяйственного населения в этих условиях способствует снижению уровня аграрного производства, что ведет к нехватке продуктов питания и соответственно вызывает рост цен на них. В этих условиях для привлечения дополнительных рабочих рук в промышленность необходимо уже повышать ставки Оплаты труда. Уровень зарплаты (вследствие роста предельной производительности труда) достигает институционального уровня и даже начинает его превышать. Это означает переход к третьей стадии.
      Третья, рыночная стадия наступает тогда, когда в сельском хозяйстве так же, как и в промышленности, заработная плата начинает определяться законом предельной производительности. Таким образом, дуализм ликвидируется, поскольку рост производительности труда и его оплата определяются в обеих сферах экономики одними и теми же законами. Наступает эпоха самоподдерживающегося роста. Математически это может быть выражено следующим образом:

К титульной странице
Вперед
Назад