обыске нашли у латыша партийный билет, десятирубле
вые золотые и замшевый мешочек с бриллиантами. Ко
мандир полка приказал латыша расстрелять. Офицер, при
ведший пленного, заикнулся, что, быть может, его следует
отправить в штаб корпуса для дополнительного опроса.
—Авы забыли, —обрезал его командир, —как прошлый
раз трое таких молодцов вырвали винтовки у конвойных и
их перекололи? Да и откуда я возьму людей рассылать с
пленными?
Клатышу подошли солдаты.
—Ну, идем, —сказал один из них.
Латыш повернулся и увидел офицера, взявшего его в
плен. Латыш быстро засучил левый рукав куртки и снял с
руки браслет с золотыми часами. Он повернулся к офицеру
и сказал:
—Возьмите себе на память. Пусть владеет моими часами
офицер, а не эти, —латыш указал пальцем на солдата, —
переметные сумы. Сегодня они у вас, а завтра у нас...
—Нечего разговаривать, —крикнул командир. —Марш!
— Виноват, господин полковник, — сказал латыш. —
Прошу вас только, чтобы меня расстреляли, как солдата, а
не в затылок.
В это время офицер протянул командиру подаренные
часы.
—Господин полковник, посмотрите, а какая надпись на
часах.
На задней крышке часов было выгравировано: «Лучше
му солдату Красной армии —Лев Троцкий».
Командир прочел надпись вслух и посмотрел латышу
прямо в глаза. Тот выдержал взгляд.
—Так вот ты какой, братец, —протянул полковник. —
Хорошо, твою просьбу исполню. Прикажите, —обратился
он к своему адъютанту.
Латыша окружили три солдата и вместе с унтер-офице
ром повели его на задворки.
—Эй, —крикнул унтер-офицер, —лопату принесите!
—Ишь ты, латышская морда, —ворчал один конвоир. —
Отъелся на русских хлебах, да еще ругаешься переметны
ми сумами. Бога бы лучше вспомнил перед смертью.