Мудров советовал своим слушателям в истории болезни «...написать все, написать в порядке, писать ежедневно и ежедневно проверять ход болезни с лечением, а лечение с предвидением. Сие-то составляет историю болезни или клиническую записку каждого больного».
«История болезни должна иметь достоинство точного повествования о случившемся происшествии, поэтому она должна быть справедливой. В ней подлежат описанию лишь достоверные факты... а небывалых выдумывать не должно - для оправдания своего лечения, либо для утверждения какого-нибудь умозрения или системы».
В истории болезни основные факты, из которых вытекает весь план лечения, должны быть изложены прежде всего и наиболее полно.
Мудров с первых же дней своей врачебной деятельности как в больнице, так и на дому вел истории болезни своих больных. Эти истории болезни облегчали ему диагностику и лечение. Мудров собрал у себя ценный архив историй болезни, хранил их у себя, дорожил ими не менее чем редкостными книгами. В течение 22-летней врачебной деятельности он собрал более 20 тысяч историй болезни, которые составили около 40 томов. К сожалению, эти истории болезни не были использованы ни Мудровым, ни его учениками для научных целей. С гордостью сообщает Мудров своим слушателям, что кроме больничных клинических книг, писанных его учениками, он располагает историями болезни всех пользованных им больных: «Все написаны моей рукой, - говорил он, - писаны не дома, но при самых постелях больных. Число одних фамилий простирается за тысячу. В одной фамилии бывает много больных, и один больной бывает много раз болен. Сей архив расположен азбучным порядком, для каждой буквы назначена особенная книга, в которой в одну минуту можно найти описание болезней каждого и все рецепты. Сие сокровище для меня дороже всей моей библиотеки. Печатные книги везде можно найти, а историй болезни нигде.
В 1812 году все книги, составлявшие мое богатство и ученую роскошь, оставались здесь на расхищение неприятелю; но сей архив везде был со мною».
Все заболевания по их исходам Мудров делил на четыре группы:
1) излечимые,
2) неизлечимые,
3) полезные для поддержания общего здоровья и
4) угрожающие здоровью и жизни.
С его точки зрения, все лекарства действуют, возбуждая или ослабляя, но при любом способе лечения всегда необходимо учитывать особенности данного случая и тщательно взвешивать все показания и противопоказания.
При лечении больных Мудров выбирал всегда простые медикаментозные средства. Он не признавал и всячески боролся против употребления сложных лекарственных смесей, которые в то время имели широкое распространение. Современник Мудрова, крупный клиницист Виллие дошел до того, что назначал сложнейшие лекарственные смеси, содержащие от 10 до 25 средств.
Мудров был противником рутины и шаблона. Он рекомендовал проводить индивидуализированное лечение и в каждом отдельном случае исходить из особенностей пола, возраста, быта, привычек и т. д. «Одно лечение прилично мужчинам, - писал он, - а другое женщинам, которые чувствительнее и слабее первых. Одно лечение потребно младенцу, другое мужу, третье старцу; одно девице, другое матери, третье женщине преклонных лет. Убавление питательных соков нужно людям, имеющим крепкие мышцы, прибавление же людям сухощавым и слабым. Бедным покой, добрая пища и средства крепительные; богатым труд, воздержание, средства очищающие».
Мудров учил, что лечить надо не болезнь, а больного. То, что в настоящее время является общепризнанным современными советскими врачами, впервые было достаточно обосновано Мудровым, а в дальнейшем его последователем Г. А. Захарьиным.
«Не должно лечить болезни по одному только ее имени, - писал Мудров, - не должно лечить и самой болезни, для которой часто мы и названия не находим, не должно лечить и причин болезни, которые часто ни нам, ни больному, ни окружающим его неизвестны, а должно лечить самого больного, его состав, его органы, его силы... Вот вам вся тайна моего лечения».
И далее: «Поверьте же, что врачевание не состоит ни в лечении болезни, ни в лечении причин... Врачевание состоит в лечении самого больного. Вот вся тайна моего искусства, каково оно и есть. Вот весь плод двадцатипятилетних трудов моих при постелях больных».
Указание Мудрова, что следует лечить не причину болезни, а самого больного, конечно, не означало отказа от причинной терапии. В данном случае Мудров лишь предупреждал своих слушателей, чтобы они, исследуя причины, не забыли и следствия. Это утверждение еще раз подчеркивает его стремление к индивидуализации лечения.
В устах Мудрова утверждение, что лечить надо не причину болезни, а больного, имело еще и другое значение. В его время этиология большинства болезней была неизвестна.
В тех условиях призыв «лечить причину» привел бы к бездействию врача у постели больного, в го время как разумная симптоматическая терапия даже при нераспознанном заболевании нередко давала хороший результат и до сих пор применяется современными терапевтами с большим успехом. Кроме того, причина и следствие могут меняться местами, следствие может стать причиной и наоборот, что доказывал Мудров весьма демонстративно. Так, например, после пулевого ранения легких и извлечения пули казалось бы причина страдания (пуля) устранена, однако вызванное пулевым ранением следствие само становится причиной болезненного процесса.
Указание Мудрова о необходимости лечить больного «во всех отношениях», а не только причину, не следует понимать как игнорирование внешних факторов, которые в конечном счете обусловливают возникновение болезни и ликвидация которых путем создания необходимых гигиенических условий может сыграть решающую роль в снижении и прекращении заболеваемости.
Выступая против рутинных способов лечения, он внушал своим слушателям правильную мысль, что нередко лекарственное вещество, показанное при известном заболевании, может оказаться вредным для больного, если лечащий врач не принимает во внимание особенности организма. «В способе лечения, - писал Мудров, - можно поступать так, что для болезни будет весьма полезно, а для больного вредно. Одна и та же болезнь, но у двух различных больных, требует весьма разнообразного врачевания».
Способы лечения, описанные в «простонародных лечебниках», редко приносили пользу больным, так как при этом не учитывались особенности больного организма. «Терапия учит основательному лечению самой болезни, а врачебное искусство, практика или клиника, учит лечить собственно самого больного... иное, наука, иное искусство, - пишет Мудров, - иное знать, иное уметь».
Мудров немало потрудился над упорядочением ведения больных частно практикующими врачами. Он учил врачей исследовать больных всесторонне в домашних условиях и для лечения применять все существующие, в том числе и новейшие способы лечения. Он отказался (и рекомендовал следовать своему примеру всем врачам) от многих эмпирических способов тогдашних врачей-практиков. В частности, он значительно сократил применение ртути, которая рассматривалась как панацея и назначалась при многих заболеваниях.
Мудров никогда не прописывал лекарств в тех случаях, когда в них не было надобности, что причиняло ему массу неприятностей. Немало было у него столкновений на этой почве с пациентами, рассуждавшими так: раз не прописано лекарство, следовательно, и не назначено лечения.
Мудров в своей практике широко применял кровопускание, придавал ему большое лечебное значение. По словам современников, с помощью кровопусканий и кровоизвлечений он творил буквально чудеса. Вообще же в период врачебной деятельности Мудрова, с легкой руки многих горячих последователей этого метода на Западе, в России попусту было пролито немало крови, так как показания для кровопускания были чрезмерно расширены и оно применялось почти при всех заболеваниях, повторно и в массивных дозах. О распространенности этого метода на Западе свидетельствует то, что во Францию в 1819 г. было ввезено около 300 тысяч пиявок, а в 1829 г. - 33 миллиона.
Частые и неумеренные кровопускания действовали губительно не только на ослабленных больных, но даже на здоровых людей. Мудров решительно выступал против чрезмерного увлечения слабительными, рвотными и необоснованными, широко применяющимися кровопусканиями, которые применялись по пустяковым случаям даже в армейской практике: «Кровопускания, рвотные, слабительные и истовые при малых болезненных припадках и при начале болезней могут быть вредны; от них незначащая болезнь может сделаться важной; а в больших болезнях надобно беречь соки и кровь, чтобы больного достало до совершения болезни. Да и болезни нынешнего времени суть порождения истощения» («Слово о пользе гигиены и т. д.»).
Мудров стремился научно обосновать показания к кровопусканиям и достиг в этой области больших успехов. Кровопускания стали его излюбленным средством при ряде заболеваний. О его увлечении кровопусканиями можно судить хотя бы по тому, что он еще в 1815 г. заказал и постоянно носил сердоликовый перстень, на котором была выгравирована пиявка.
Мудров не ограничивался назначением тех или иных лечебных средств, но одновременно с назначением давал точнейшие указания о способе и сроках их применения, «...пустить кровь: откуда, сколько, когда и для чего? Поставить горчичники, хреновники, шпанские мухи: где, каким образом и до какого действия? Трения, бани, ванны простые или лекарственные, обмывание лица, рук, ног, всего тела водою, уксусом, вином простым и виноградным; долго ли, с какими предосторожностями против простуды и чьими руками делать?». Кровопускание, пиявки, банки, шпанские мушки, горчичники или хреновники широко применялись им в повседневной практике.
Придавая большое значение медикаментозной терапии, он все же с первых дней своей врачебной деятельности был сторонником комплексной терапии. Мудров рекомендовал своим слушателям не видеть в медикаментозной терапии панацеи и использовать для лечения больных все природные средства: «Так быв вся всем - ты достигнешь, - писал он, - может быть, и до той премудрости, что не будешь здравия полагать в одних только аптекарских стклянках. Твоя аптека будет вся природа на службу тебе и твоим больным».
Этих принципов он придерживался всю жизнь. В 1812 г. в физико-медицинском обществе он сделал сообщение на тему: «Рассуждение о средствах, везде находящихся, которыми в трудных обстоятельствах при недостатке аптекарских лекарств и лекарей должно помогать больному солдату».
Мудров уделял большое внимание лечению плохо обеспеченных слоев населения, которым были недоступны дорогие медикаментозные средства («Медицина бедных и ремесленников»). Для лечения их он рекомендовал пользоваться теми средствами, которые дает сама природа - сажа, травы, коренья, холодная и теплая вода, огонь, воздух, земля, пища, «ибо бедность их не позволяет покупать лекарств из аптеки».
Он придавал большое значение лечебному питанию, но не следовал указаниям иностранных врачей и диэту приспосабливал применительно к обычаям и особенностям русского быта.
Пациенты Мудрова строго выполняли его диэтетические предписания и, желая проверить, насколько пища, изготовленная ими, отвечает требованиям Мудрова, присылали ему на проверку приготовленные дома блюда, что причиняло ему немало хлопот. Страхов рассказывал, со слов Мудрова, что как только он садился дома за стол «...нанесут к нему горшочков, мисочек, чашечек и всяких других посудин, которая со щами, которая с варенцом, то с ветчиной, либо с солониной, либо с душеной рыбой, либо с душеными грибами и проч. и бывало таких посылок до 7-10».
Мудров весьма охотно применял физические способы лечения, особенно водолечение, и придавал большое значение гигиенической обстановке, больного. Из гигиенических мер почетное место у него занимали: баня, ванна, чистый воздух, движение или покой, сон или бодрствование, чистота постели, ее жесткость или мягкость, смена простынь, подушек, одеял и т. д.
Психическому воздействию на больного и созданию для него благоприятной моральной обстановки Мудров придавал исключительно большое значение. В этом отношении он по праву может считаться основоположником психотерапии в отечественной медицине.
Он полагал, что образованный врач должен владеть искусством психотерапии и уметь успокоить больного от чрезмерных волнений, так как «... больные, страдая и отчаиваясь, тем самым себя лишают жизни, и от одного страха смерти умирают».
О пользе психического воздействия Мудров высказывался так: «Зная взаимные друг на друга действия души и тела, долгом почитаю заметить, что есть душевные лекарства, которые врачуют тело. Оне почерпаются из науки мудрости, чаще из психологии. Сим искусством печального утешишь, сердитого умягчишь, нетерпеливого успокоишь, бешеного остановишь, дерзкого испугаешь, робкого сделаешь смелым, скрытного откровенным, отчаянного благонадежным. Сим искусством сообщается больным та твердость духа, которая побеждает телесные боли, тоску, метание и которая самые болезни тогда покоряет воле больного».
Мудров заботился о душевном покое и отвлечении больного от домашних и житейских печалей, «кои сами по себе есть болезни». В понимании роли и значения психического воздействия Мудров опередил своих современников на целую эпоху.
Учение о психическом воздействии на больного в дальнейшем было развито его последователем Г. А. Захарьиным.
Мудров придавал чрезвычайно большое значение физическому труду и считал, что он является не только нравственной обязанностью, но и условием сохранения и укрепления здоровья. Людям, проводившим время в безделии, он советовал, в интересах сохранения здоровья, прежде всего взяться за труд. «Это отвечало в одинаковой мере, - писал Колосов, - как медицинскому, так и моральному убеждению Мудрова».
Мудров всегда относился с большой симпатией к трудовому народу, укорял богатых в праздности, лени, в бездельничании, считая это настолько же пагубным для здоровья, как нищета и чрезмерное напряжение физических сил.
Говоря о действии лекарственных веществ на бедных и богатых, он был убежден в том, что «... богатым помогает продолжительное употребление лекарств дорогих, а бедным малозначущее пособие приносит скорую помощь. Причины сего различия - лакомство и беспутство первых, и простая пища и трудолюбие последних».
Сам Мудров, даже став состоятельным человеком, вел аскетический образ жизни, и трудолюбие было его отличительной чертой.
Предвидение исхода заболевания Мудров считал одной из важнейших и ответственных обязанностей врача. «Сие предвидение о болезни полезно для врача, нужно для больного, а для домашних необходимо». Врач заинтересован в прогнозе по многим соображениям; правильное предвидение обогащает опыт врача и вооружает его необходимыми знаниями для будущей практической деятельности. «Сие предвидение о исходе болезни нужно для больного, дабы врач мог либо успокоить напрасно мятущийся дух его, либо хитро поколебать безвременное его спокойствие:,, заставить подумать... об устроении родных и домашних».
Правильное предсказание спасает врача от упреков со стороны родных больного, а иногда украшает имя лечащего в случаях правильно поставленного диагноза. Мудров предупреждал своих слушателей, что во врачебном искусстве нет ничего труднее правильного предсказания, так как требует тонкости, осторожности, благоразумия и мудрости. Нельзя молчать при опасном положении больного, хотя объявление страшного приговора окружающим не всегда безопасно как для врача, так и для родственников.
Для правильного прогноза болезни решающая роль, по словам Мудрова, принадлежит основательному изучению семиотики и динамическому наблюдению за течением заболевания. «Кто хочет успеть в сей науке предвидения, коей нет труднее, полезнее и славнее для врача, тот имеет для сего два средства: первое изучение семиотики или науки о знаках, о днях хороших и дурных, о числе клиническом, о переломах и проч. Второе есть ежедневное наблюдение перемен при постеле больного. Сие простое замечание без всякой науки соделало священнослужителей, матерей, нянек, сиделок и сторожей больничных предвещателями жизни и смерти. Умный врач, т. е. всегда чувствующий малость своих познаний и опытов, никогда замечаний их не презрит, но паче воспользуется ими».
Мудров был первым отечественным терапевтом-гигиенистом. «Предохранительную» медицину он ставил во главу всех терапевтических мероприятий и справедливо считал, что залогом успешной борьбы с заболеванием являются не только лечебные мероприятия, но также разумная гигиена и меры, предупреждающие возникновение болезни. Важнейшей и благородной задачей врачей он считал: «Взять на свои руки людей здоровых, предохранить их от болезней наследственных или угрожающих, предписывать им. надлежащий образ жизни есть честно и для врача покойно. Ибо легче предохранить от болезней, нежели их лечить. И в сем состоит первая его обязанность». Мудров считал, что врач должен не только лечить больных, но и предохранять здоровых от заболеваний - «как больных надо пользовать для излечения болезней, так и здоровых должно брать на свои руки для предохранения от болезней».
Придавая огромное значение гигиенической обстановке, он считал, что в создании необходимых условий для быстрейшего восстановления здоровья, кроме врача - этого деятельного помощника больного - должны принимать активное участие сам больной и обслуживающие его лица. Последние во многих случаях могут сыграть решающую роль в исходе заболевания, если точно будут выполнять гигиенические и лечебные предписания лечащего врача, для чего следует «...внушить предстоящим, чтобы содержали в исправности все нужное для помощи больному, как-то: пищу, питье, услугу и все вещи его окружающие, т. е. воздух, комнату, белье, одежду, словом - все привести в согласное действие противоупорствовать болезни».
Благодаря своим глубоким познаниям в естественных науках, прогрессивному направлению в медицине, новаторству и реформам в области лечебной медицины и проницательному клиническому уму, Мудров заслуженно считался лучшим клиницистом-терапевтом первой четверти XIX столетия. Такой строгий критик, как Н. И. Пирогов, в своем «Дневнике старого врача», описывая косность многих профессоров медицинского факультета Московского университета, особо выделял М. Я. Мудрова и замечал, что «Мудров едва ли не был единственным исключением из профессоров».
О популярности и авторитете Мудрова как клинициста упоминает Л. Н. Толстой в своем бессмертном произведении «Война и мир»: «Как бы переносил граф (Ростов) болезнь своей любимой дочери... ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, что Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял и Мудров еще лучше определил болезнь». Такая оценка, ставящая Мудрова выше современных крупных специалистов-иностранцев, тем значительнее, что она относится к периоду 1812 г., когда только начал развиваться его блестящий талант клинициста.
Глава III
МУДРОВ КАК РЕФОРМАТОР МЕДИЦИНСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ И ПЕДАГОГ
Выше были приведены многочисленные данные о существенных недостатках медицинского образования в годы учебы Мудрова. Медицинский факультет Московского университета в этом отношении не представлял исключения. Пирогов с горечью отмечает, что многие профессора свои лекции читали по устаревшим руководствам, в то время как у некоторых студентов имелись более современные учебные пособия. Демонстрационный материал на лекциях плохо подготовлялся. Например, на лекциях по химии студентам читалось изготовление термометров, а в аудитории сидели лица, которые в жизни ни разу не видели и не держали в руках градусника; физиология преподавалась по книге Ленгосеека на латинском языке. Как писал Пирогов, студенты могли окончить медицинский факультет, не сделав ни одной операции, ни одного кровопускания, ни одной экстракции зуба и не видев производства операции даже на трупе.
Бывший попечитель Казанского университета мракобес М. Л. Магницкий так наставлял профессуру: «Благоразумное преподавание политического права должно показать, что правление монархическое установлено самим Богом и, законодательство, в сем порядке установленное, есть выражение воли Вышняго». Он же, на правах члена главного правления училищ, требовал, чтобы цензура обращала особое внимание на содержание медицинских книг, где рассуждения о взаимном влиянии телесных и психических факторов дают обильный материал для утверждения материализма. Магницкий запретил использовать трупы для анатомических препаратов, и преподавание анатомии проходило без практических занятий на трупах.
В 1804 г. в связи с выходом нового университетского устава преподавание на медицинском факультете Московского университета несколько улучшилось. Согласно параграфу 6 Устава, в университете открывались хирургический, клинический и повивальный институты.
В 1805 г. на Никитской улице, позади главного университетского корпуса, был открыт Клинический институт на шесть коек «для страдающих хроническими заболеваниями», а при институте в том же году - глазная больница.
Тем не менее, преподавание акушерства было поставлено далеко не удовлетворительно. Так, например, В. М. Рихтер, профессор, читавший курс акушерства, обучал операциям лишь на словах, но рожениц никто из студентов не видел и, по словам Мудрова, они «учились танцевать, не видав, как танцуют».
Лишь в 1806 г. был создан Повивальный институт, вначале на три койки. Однако он был настолько неблагоустроен, что не удовлетворял ни научным, ни учебным требованиям кафедры. Преподавание остальных дисциплин, в частности терапии и хирургии, также страдало существенными недостатками и в основном, даже после выхода устава 1804 г., носило «демонстративный» характер. Практических занятий не было, курация больных не практиковалась, патологическая анатомия была не самостоятельным предметом, а преподавалась лишь в качестве предисловия к нормальной анатомии, не было связи между клинической и патологической анатомией. Медицинский факультет не имел своих клиник, и студенты, бегая по больницам, теряли много времени. Кафедры не обеспечивались препаратами, наглядными учебными пособиями. Все это значительно снижало эффективность преподавания. Мудров задался целью коренным образом реформировать постановку преподавания и поднять его на должный уровень. В это время попечитель Московского университета Муравьев обратился ко всем профессорам, в том числе и к Мудрову, с просьбой изложить свои соображения о проведении необходимых реформ в преподавании.
В ответ Мудров представил обширный доклад, в котором изложил свои взгляды по поводу коренных реформ в области преподавания.
В своем проекте реформы медицинского образования Мудров настаивал на немедленном введении практических занятий как одного из важнейших факторов повышения качества подготовки врачей. Каждый профессор, заинтересованный в эффективности преподавания своего предмета, должен привлекать студентов к практическим работам в лабораториях, перевязочных, операционных. Этот путь подготовки врачей, по мнению Мудрова, был наиболее правильным, так как преподавание, построенное на одном красноречии, без практических навыков и наблюдений, не может создать такого врача, в котором нуждается страна. Свои взгляды на задачи преподавания Мудров изложил в письме к Муравьеву еще в 1807 г. незадолго до возвращения из-за границы. «Чем же могу я блеснуть при начале моего служения в университете? Велеречием? - обыкновенное прибежище белоручек. Сочинениями? - нет пользы в собранных правилах без собственной опытности в искусстве, которое есть результат долговременных опытов, наблюдений и работ. Удачею в городской практике? Верное средство быть полезным себе, а не учащимся. Препаратами анатомическими, клиникою в госпитале, препаратами патологическими и упражнениями в операциях ручных, перевязочных, инструментальных? Вот предметы, с коих я начинать должен. Но, не имея ничего готового, я должен положить начало самим начинаниям. И я робею, смотря на сие поле трудов, для коих я недовлителен».
Кафедра, где должно формироваться медицинское мышление, Мудровым рассматривалась не как школа декламации, но место исторического повествования, ибо профессор более художник, нежели вития. Нож его животный резец, препараты анатомические и патологические предметы его».
Он останавливался на значении каждого предмета в отдельности и методах его преподавания. Так, например, он писал, что в учебный план медицинских факультетов необходимо включить, помимо нормальной, также и патологическую анатомию, поскольку основательное знание этих предметов имеет большое значение для врачевания и оперативной помощи, он настаивал также на включении в учебный план и сравнительной анатомии. Кроме того, он считал необходимым создать при указанных кафедрах хорошо оборудованные кабинеты для практических занятий с одновременной активизацией учащихся, которых «следует упражнять в преподавании везде artis, демонстрировать приготовленные части и, ежели преподавателю угодно, учить художеству делать препараты, коих достоинство назидательность, долговечность и красота».
Занимаясь в начале своей деятельности хирургией и посланный за границу для усовершенствования в этой области, он высказывал своеобразные взгляды на значение и преподавание указанного предмета, основываясь, по-видимому, на несовершенстве хирургической техники. Сомневаясь в долговечности хирургии, как самостоятельной дисциплины, он предлагал резко ограничивать хирургическое вмешательство. Мудров писал, что «патология наружных болезней до сих пор покрыта мраком невежества... Где не действует химия животной экономии, там мы употребляем огонь и железо. Операции суть молчащие упреки нашему невежеству. Они будут совершаться тем реже, к утешению человечества, чем пристальнее мы будем исследовать ход раздражителей натуры». Но он все же настаивал на хорошей организации преподавания этого предмета во избежание излишних жертв среди больных, попадающих под нож хирурга. Помимо включения в план преподавания оперативной хирургии, Мудров считал необходимым, чтобы учащиеся не только видели операцию и были безмолвными зрителями, но чтобы сами сделались творцами и судьями этих операций, их надо систематически обучать перевязкам на фантомах и живых людях и операциям сначала на трупах, а потом и на больных.
Для решительного улучшения преподавания клинических дисциплин он рекомендовал организовать при университете госпитальные клиники, чтобы учащиеся «не теряли невозвратно время, бегая по больницам». Придавая большое значение научным обществам, которые в его годы имелись в западноевропейских университетских городах, он предлагал создать такие же общества и в России. «Книги, футляры просвещения, излагают только оттенки света, люди, одаренные талантом и прилежностью, распространяют оное (просвещение) изустным сообщением главных идей, на коих основаны все их знания, и примерами их трудов возбуждают соревнование. К возбуждению духа и преодолению ложного стыда и робости нет ничего более полезнее публичных заседаний». Взгляды на задачи медицинского образования, высказанные Мудровым более 140 лет назад, не потеряли своего значения и до настоящего времени. Еще в годы молодости Мудров правильно понимал необходимость обязательного сочетания преподавания теории с практическими навыками, приобретаемыми в лабораториях, кабинетах, клиниках, операционных и перевязочных.
Все это характеризует Мудрова как новатора, ставшего на путь смелой и решительной критики существовавших тогда методов преподавания.
В своем письме к Муравьеву, как бы оправдываясь за свою критику, он замечает мимоходом, что «мог избрать один из двух путей: или представить гладкий, но ложный отчет, или замарать себя пятном дерзости, злословия и неблагодарности; но избрал последнее, желая лучше некогда подвергнуть себя негодованию, чем для собственной корысти, но к вреду общества покрыть истину ласкательством. Нельзя молчать о недостатках, ибо они причины несчастия многих, мне больно, что я говорил не к чести моих соотечественников. А я стократно желал бы быть органом их славы».
Мудров был первым русским клиницистом, признавшим необходимость тесной связи между клиникой и патологической анатомией значительно раньше, чем это было сделано иностранными учеными. Мудров придавал огромное значение вскрытию трупов и последующему разбору данных вскрытий, так как считал, что это должно способствовать прогрессу медицины и принесет большую пользу врачам. В то время вскрытия трупов практиковались крайне редко как в клиниках, так в больницах и госпиталях. В свете изложенного становится очевидной та большая роль, которую сыграл Мудров в деле пропаганды пользы патологической анатомии и вскрытий.
Н. И. Пирогов с исключительной теплотой и благодарностью отмечает, что под влиянием Мудрова у него развился интерес к изучению патологической анатомии и к вскрытиям: «Он много мне принес пользы тем, что беспрестанно толковал о необходимости учиться патологической анатомии, о вскрытии трупов и поселил во мне желание познакомиться с этой terra incognita».
Мудров особое внимание уделял преподаванию патологической анатомии, посещал анатомический театр, собственноручно вскрывал трупы и всячески старался возбудить интерес слушателей к этой новой дисциплине.
В первые годы своей профессорской деятельности Мудров много времени посвящал практическим занятиям и разбору больных со студентами. Он принимал больных и «давал советы бедным людям и ремесленникам в присутствии учащихся, чтобы приучить сих последних к распознаванию, определению и лечению болезней, где можно домашними средствами» (Колосов). В последующие годы практические занятия по разбору больных проводили его помощники. Сам лее он читал клинический курс лекций. Его помощники, кроме проведения практических занятий, читали отдельные теоретические дисциплины. Так, например, в 1813/1814 г. Ризенко читал патологию и общую терапию, а с 1814 по 1830 г. экстраординарный профессор В. И. Ромодановский - общую патологию и общую терапию.
В течение всей своей профессорской деятельности Мудров стремился, чтобы его студенты стали образованными и годными для практической деятельности врачами. Он воспитывал их в духе честности, добросовестности и бескорыстного служения нуждам своего народа. Студенты относились к нему с большим уважением и любовью, ценили его как передового деятеля отечественной медицинской науки и как человека, обладающего высоконравственными качествами.
Свои лекции Мудров излагал ясно и просто; он увлекал студентов не только глубоким содержанием своих лекций, но и красотой речи, так как пользовался художественными сравнениями и афоризмами.
Прогрессивные воззрения, блестящие педагогические способности и красноречие - все это способствовало тому, что Мудров вскоре занял первое место среди профессоров Московского университета.
Пирогов в «Дневнике старого врача» описывает тот огромный и вполне заслуженный успех, какой имели лекции Мудрова. - «Ну, братцы, угостил сегодня Матвей Яковлевич! - А что?
- Да надо ручки и ножки расцеловать за сегодняшнюю лекцию. - Недаром сказал: «Запишите себе от слова до слова, что я вам говорю, этого вы никогда не услышите.
- Теперь уже, братцы, Франков, и Петра и Иосифа, по боку; теперь подавай Пинеля, Биша, Бруссе!
- А в клинике-то, в клинике, как Мудров отделал старье! Про тифозного-то что сказал: - «Вот, - говорит, - смотрите, он уже почти на ногах, после того, как мы поставили слишком 80 пиявиц к животу; а пропиши я ему по-прежнему валериану да арнику, он уже давно был бы на столе».
- Да, Матвей Яковлевич молодец, гений! Чудо, не профессор! Читает божественно!»
Глава IV
МУДРОВ О НРАВСТВЕННОМ ОБЛИКЕ РУССКОГО ВРАЧА
Ко времени нашествия Наполеона на Россию количество русских врачей было невелико; миллионная армия имела в своем составе не более 500 врачей. Медицинскую помощь гражданскому населению, главным образом имущим классам, оказывали частнопрактикующие врачи, большей частью иностранцы. Атенгофер писал, что некоторые дворянские семьи имели своего домашнего медика, а иные содержали даже двух лекарей, одного для господ, а другого для слуг. Гранвиль в книге «Состояние медицины в Петербурге» писал, что в 20-х годах в Петербурге было около 300 медиков, преимущественно иностранцев, которые главным образом обслуживали дворян и чиновников. Среди приехавших в Россию иностранных врачей было много таких, которые на свою специальность смотрели как на источник наживы; они занимались надувательством с целью обогащения и устройства своего личного благополучия.
Подобное поведение иностранных врачей бросало тень и на русских врачей. Общественное положение последних было более чем незавидно. Не пользуясь авторитетом, они часто терпели издевательства и унижение со стороны московских вельмож и толстосумов. Столь бесправное положение врачей в обществе объяснялось пренебрежительным отношением к ним господствующих классов, которые третировали и угнетали русских врачей.
Мудров поставил перед собой задачу поднять престиж русского врача, вывести его из бесправного состояния и воспитать в духе гуманизма, честности, бескорыстия и преданности интересам своей Родины. В связи с этим представляет интерес его речь, произнесенная 15 октября 1813 г. на торжественном заседании по поводу обновления медицинского факультета Московского университета после изгнания из пределов России наполеоновских полчищ («Слово о благочестии и нравственных качествах Гиппократова врача»). В этой речи Мудров освещает самоотверженное поведение питомцев и профессоров Московского университета, которые в столь грозные и славные для родины дни «в едином порыве своей грудью преградили путь к сердцу России». «Когда неистовый враг наш внес с собою в сердце России оружие и пламя, тогда замолкли науки и искусства в нашем святилище, в то время мы в ужасе бежали с полей московских; огонь пожирал учебные заведения, блистательные кабинеты, богатые библиотеки и хранилища учебных обществ. Казалось, что с пожаром Университета и его заведений сгорели и самые науки и разрушились памятники учености. Но нет! Науки... пошли с нами странствовать по всей России. Большая же часть воспитанников Московского университета, оставя мирные науки и искусства, подняла оружие во спасение Отечества... Наш же медицинский факультет совершенно закрылся за лишением профессоров и студентов, или лучше покрыл себя славой и доблестями. Одни пошли на поле брани, другие поехали сопровождать раненых, на брани Бородинской уязвленных. Профессор публичный, ординарный, доктор Грузинов, оставив кафедру анатомии, вступил в Московское ополчение. Он умер на полях литовских... Профессор публичный, ординарный, доктор Реннер, оставив кафедру ветеринарной науки, вступил в козацкие полки». Другие питомцы и профессора, находясь в глубине страны, продолжали работать на научном поприще, и все, без единого исключения, своим самоотверженным поведением покрыли славой имя старейшего и первого в России университета. Героическое и самоотверженное поведение слушателей Московского университета должно послужить образцом и для всех последующих поколений врачей.
Русские врачи в суровых условиях войны 1812 г. и при слабой организации медико-санитарного обеспечения армии с честью выполнили тяжелую работу, выпавшую на их долю. Благоприятные отзывы о них, данные главнокомандующими армиями, вынудили Александра I в манифесте, изданном по случаю победоносного окончания войны и изгнания врага, отметить самоотверженную и полезную деятельность медицинского персонала. По окончании войны отношение общества к русским врачам в значительной степени улучшилось. Но необходимо было закрепить авторитет русских врачей путем повышения качества их подготовки и воспитания в духе истинного гуманизма и любви к народу. В своем обращении к студентам медицинского факультета Мудров говорил: «Теперь к Вам я обращаюсь, новые воспитанники целебной науки. Я уверен, что Вы восхищаетесь вместе со мной блистательным примером студентов, Вам предшествовавших... А чтобы сделать Вас некогда достойными сего важного служения... я предприемлю беседовать с Вами о нравственных качествах врача, и в особенности о его благочестии».
Перед своими слушателями Мудров в первую очередь ставил весьма важный в принципиальном отношении вопрос о врачебном призвании. В то время было распространено мнение, что врачебная наука и искусство являются лишь уделом немногих избранных лиц, одаренных врожденным призванием к медицинской деятельности.
Взгляд на врачебную профессию как священную, а на врачей, как носителей сверхъестественных свойств брал свое начало с древних времен, и Мудров ставил вопрос, всякий ли человек способен познать медицину или для этого требуются особые качества. Он считал, что врачом может быть всякий человек, обладающий способностью к изучению медицинских наук, имеющий необходимые условия для учения и стремящийся овладеть своей профессией. «Таковых только людей, - писал Мудров, - имевших все потребности для изучения медицины и имеющих истинное познание оной и именем и делом, медиками почитать должно».
Своим материалистическим определением Мудров отвергает идеалистические суждения многих иностранных ученых, рассматривающих медицинскую профессию как сверхъестественные дар и призвание.
Овладение врачебным искусством связано с большими усилиями, требует не только усердия, но постоянного усовершенствования. Кто не в состоянии преодолевать предстоящих трудностей, обязан оставить эту профессию, так как, по мнению Мудрова, «врач посредственный более вреден, нежели полезен. Больные, оставленные натуре, выздоровеют, а пользованные этими врачами помрут».
Мудров считал, что врач обязан воспитывать в себе особые черты характера и отличаться своим поведением. Он должен быть скромным, честным, непорочным, благоразумным, не жестоким, не гордым, сдержанным и умеренным в образе жизни. Только такой врач может пользоваться необходимым уважением и любовью своих пациентов. Врач обязан обращать внимание на свою внешность и одеваться чисто и опрятно и следить за цветом лица и быть здоровым, «...ибо, - писал Мудров, - о худощавом и вялом думают, что он ни себе, ни другим помочь не в силах».
Врач должен отличаться от всех окружающих и своим обращением с людьми. Он должен быть правдивым во всех своих поступках, «ибо врач ежедневно имеет соотношения с больными», которые, убедившись в его искренности, будут верить и беспрекословно подчиняться ему во всем. Большое значение придавал Мудров поведению врача у постели больного. Врач при посещении больных должен считаться с состоянием пациента и окружающих его родных и неуместной развязностью не ронять своего достоинства. У постели больного врач должен все «...делать без торопливости, употреблять все рачение, отвечать благоразумно на противоречия, не терять себя при замешательстве домашних, быть строгу в обличении беспорядка, готову к услужливости».
Мудров советовал врачам чаще посещать своих пациентов, чтобы вовремя отменить неправильные назначения и в ходе развития заболевания предпринимать необходимые эффективные мероприятия. Он рекомендовал при пользовании больных тщательно изучать окружающую больного бытовую обстановку и по мере возможности устранять все те факторы, которые могут вредно влиять на процесс выздоровления. Врач не должен раскрывать перед пациентом своих опасений в отношении исхода заболевания, поскольку он обязан, по словам Мудрова, «многое от больного... скрывать, всегда входить к нему с веселым и утешительным лицом, отводить его от прихотей, обличать в ошибках, с неудовольствием, уговаривать с ловкостью и утешать, но не открывать настоящего положения болезни и будущего оной исхода».
Истинный врач не должен останавливаться на достигнутом; он обязан постоянно совершенствовать свои знания и, не ограничиваясь лишь медицинскими знаниями, изучать и смежные дисциплины, так как грамотные и разносторонне образованные врачи всегда пользуются большим доверием со стороны больных и окружающих.
Обращаясь к студентам и сослуживцам, он советовал им: «Вам нужнее беспрестанно бодрствовать, беспрестанно трудиться... Я вас призываю к трудам необыкновенным».
Мудров решительно осуждал тех врачей, которые бравируют своими знаниями, поносят науку, но сами никакой пользы обществу не приносят. «Сокровенное и неизвестное изобретать, недоконченное совершить, есть обет и должность смысленного человека», писал Мудров.
Он с пренебрежением относился к тем врачам и ученым, которые в своем неверии и злопыхательстве стремились посеять недоверие к новым открытиям и изобретениям, надменно их игнорировали и «злословие вокруг полезных трудов сделали целью своей жизни».
Каждый врач должен стремиться к мудрости, но не к мудрствованию, т. е. пустословию и простому любопытству, так как для больных от подобного мудрствования не бывает пользы, другое дело, когда имеется истинная мудрость, которая в науке творит чудеса. «Сих людей, упоенных мудростью, узнаешь по платью, по приличному украшению без излишностей, по виду, внушающему о себе доброе мнение и почтение, по лицу, на коем напечатлен смысл и обработанный дух».
Самонадеянность молодого и малоопытного врача, когда ему приходится встречать сложные и запутанные заболевания, не является добродетелью. Подобные врачи совершают преступление перед своей врачебной совестью и перед обреченным пациентом, если, сознавая свое бессилие, из чувства ложного стыда или нежелания показать свою слабость перед больным и его окружающими не прибегают к помощи своих компетентных коллег. «Честно поступает тот врач, который, видя опасность болезни и чувствуя недовлительность своего рассуждения и опытности, советует звать других врачей, дабы общим советом вникнуть в причины болезни и вместе подумать о способах облегчения, ибо, когда боль и болезнь безпрестанно увеличиваются, тогда по недостатку совета, самые полезные вещи врачу не приходят на память... умный и благомыслящий врач не будет из зависти поносить другого; в противном случае он тем самым докажет свое слабоумие. Сие делают только площадные торгаши, которые ищут прибытка».
В своей практической деятельности Мудров строго придерживался указанного принципа. Он весьма охотно советовался с опытными врачами и высоко ценил их указания. Обращаясь к своим слушателям в 1820 г., он говорил: «Быв некогда сам молод и неопытен, я всегда любил добрые советы старых врачей, люблю их и ныне и всегда готов ими пользоваться. Я торжественно, с благодарностью признаю, что благовременные советы таковых врачей были для меня первой и лучшей школой в Москве».
Касаясь вопросов поведения врача и вознаграждения его за труд, Мудров клеймил уродливые формы, которые наблюдались в частной практике.
Так, например, нередки были случаи, когда врачи для придания своему посещению внешнего шика нанимали пышную карету, «чтобы показать свое благочестие; войдя к больному, в первую очередь молились перед образом и лишь после этого переходили к осмотру пациента». Осмотрев больного, даже в случаях относительно легких становились весьма серьезными и мрачными, подавленным тоном сообщали окружающим: «ничего еще не могу сказать; приложу все разумение, а впрочем, на все воля Господня». Через несколько дней пациент выздоравливал от пустякового заболевания, труд врача оплачивался несоразмерно потраченному времени, а слава о «чудесном исцелителе» катилась по Москве и росла как снежный ком.
Он внушал своим слушателям, что истинный врач у постели больного обязан искать не личную пользу, а исцеление недуга. Только этим обеспечивается честь и слава, что для преданного своему делу врача должно быть превыше всего. «Иногда лечи даром за счет будущей благодарности, или, как говорится, не из барыша, была бы слава хороша... ибо, кто человеколюбив и милосерд, тот есть истинный любитель и любимец науки. Многие больные чувствуют опасность своей болезни, но, уверены будучи в человеколюбии врача, уверенными остаются и в своем выздоровлении».
Среди наставлений Мудрова встречаются практические советы, которые на первый взгляд кажутся находящимися в некотором противоречии с его нравоучением о честности и бескорыстии.
Так, например, в речи, произнесенной при открытии новых клиник, он, обращаясь к своим слушателям, говорил: «Вы будете бедные врачи, если будете знать одну только медицину богатых. В опочивальню вельможи нет другого пути врачу, как чрез людские избы их челядинцев и чрез хижины бедных. Это суть колокола, в кои сначала будут благовестить о вашем искусстве». Это место из выступления Мудрова было истолковано А. Ф. Кони как совет, отличающийся «цинической наивностью», что несправедливо и незаслуженно по отношению к такому врачу-демократу, каким был Мудров. Ведь медицинской помощью могли пользоваться лишь состоятельные люди, а бедные оставлялись на произвол судьбы, если не считать скудного количества больничных коек, явно не удовлетворявших нужд населения.
Несомненно, что Мудров стремился привлечь внимание будущих врачей к нуждам народа, «хижинам бедных и к людским избам челядинцев» вельмож.
К трудовому народу Мудров относился с большой симпатией. Бедных больных он лечил безвозмездно, снабжал их лекарствами, продуктами, а иногда и деньгами. Своим бескорыстием он не раз озадачивал московских вельмож и толстосумов.
Со слов Мудрова известен такой эпизод: во время визита к одному купцу, который славился в Москве своей жадностью, его жена, будучи еще более алчной, чем муж, в руках перебирала две бумажки - красную и синюю, - не зная какой из них расплатиться. Окончательно решившись, она дала синюю (3 рубля). Мудров, увидя, что лакей купца ходит в рваных онучах, протянул ему полученную бумажку со следующими словами: «Что ты, друг, в холоде, голоде и таких мерзких ошметках, можешь простудиться, возьми на сапоги».
Гуманное отношение к больному, бескорыстие, правдивость, ученость, скромность, трудолюбие, культурность, коллегиальность, участие в общественной жизни, постоянное совершенствование своих знаний и любовь к Родине - вот качества, которыми должен, по мнению Мудрова, отличаться моральный облик врача.
Глава V
МУДРОВ-ОСНОВОПОЛОЖНИК ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЕННОЙ ГИГИЕНЫ
До Мудрова как в России, так и на Западе было опубликовано немало трудов по вопросам военной гигиены. Однако многое из этой области было предано забвению.
Из всех отечественных медиков первой половины XIX столетия лишь Мудрову удалось с исключительной глубиной развернуть перед русскими врачами задачи гигиены вообще и военной в частности. Мудров считал, что знание правил гигиены обязательно для всех военнослужащих, начиная от солдата и кончая генералом. Знание военной гигиены имело особенно важное значение для полковых лекарей и дивизионных докторов, «коих должность есть не столько лечить, сколько предупреждать болезни, а особенно учить солдат беречь свое здоровье».
Большое внимание к вопросам военной гигиены вызывалось особенностями переживаемой эпохи.
Было несомненно, что предстоящая война с Наполеоном потребует от русских войск большого напряжения, длительной борьбы, многих жертв. Появилась настоятельная необходимость подготовить русскую армию в отношении медико-санитарного обеспечения, Понимая всю важность санитарно-гигиенических мероприятий в армии, Мудров взял на себя задачу подготовить в этом направлении общественное мнение. Свои взгляды он изложил в слове «О пользе и предметах военной гигиены или науки сохранить здоровье военнослужащих».
В этом произведении Мудров в коротких, но выразительных словах обрисовал все величие роли, которую выполняет каждый солдат в защите Родины. Поэтому забота о сохранении здоровья солдат и обеспечении их участи является почетной задачей общества: «сей многочисленный сонм ратоборцев готов пролить кровь и дать измозжить кости свои для вашего благосостояния, для сохранения алтарей ваших, сел и имения, для славы и чести Отечества вашего и короны его: О! Вы удобно согласитесь, что сей воинствующий народ заслуживает всеобщую благодарность вашу, т. е. он стоит и требует того, чтоб найдены и употреблены были все способы к облегчению жребия его и сохранению его здравия, ибо здравие дает храбрость, а храбрость победы».
Для большей убедительности Мудров приводил примеры из древней истории, подтверждающие большую заботу о санитарном состоянии армии со стороны прославленных полководцев. Например, Цезарь одному из своих военачальников писал: «Берегите ваших солдат, дабы от болезней не лишались вы людей тогда, как надобно будет вам действовать».
Выдающиеся полководцы древности из опыта своих походов поняли, что решающим фактором санитарного обеспечения войск является не столько лечебная, сколько предупредительная медицина. Так, например, Камбиз решительно осуждал Кира, заботящегося только об обеспечении армии искусными врачами и лекарями, но пренебрегавшего предупредительной медициной. Лечащих врачей Камбиз сравнивал с портными, «которые починивают обношенное платье, ибо они показывают свое искусство над одними только испорченными телами, кои в тягость армии. Вы приложите благороднейшее старание предупреждать болезни и препятствовать их распространению в вашей армии». Камбиз рекомендовал Киру, «чтоб лагерь был поставлен на здоровом месте... В том вы тотчас уверитесь по расположению тела и по цвету лица жителей (этой местности) и пр.».
Для обоснования исключительно важного значения профилактических мероприятий в армии Мудров ссылался на ряд высказываний Флавия Вегеция и Разеса. Флавий Вегеций в своем сочинении «О военном деле» писал: «Напрасно будут иметь хорошие войска, ежели не будут заботиться о сохранении их здоровия. Средства, кои можно предложить для сего предмета, суть следующие: местоположение, воды, времена года, врачебные пособия и упражнения телесные. Касательно мест, должно взять предосторожности, чтоб не держать войска в заразительных местах близ болот, ни на сухих полянах и холмах без леса. Касательно времен года, должно снабдить их палатками на лето и в походе ранние делать марши, дабы тягость жара, соединяясь с усталостью от дороги, не породила болезней. Зимою не должно их по ночам водить по снегу и льдам, и стараться о доставлении им довольного количества дров и платья».
Военную гигиену Мудров рассматривал как одну из четырех частей медицины, наряду с «Военной терапией или армейской клиникой», «Военной или полковой хирургией» и «Полевой фармокопеей». Военную гигиену он подразделял на общую и частную. В общую включались главы: воздух, пища и питание, движение и покой, сон и бдение, отделения, испарения и душевные движения. Частная гигиена подразделялась на три главы - до войны, во время войны и после войны. В главе «Состояние до войны» Мудров рассматривал вопросы отбора здоровых при рекрутском наборе, затем вопросы воспитания духа и храбрости в солдатах, и предупредительные меры соответственно роду военной службы. Считая военную гигиену частью военной медицины и притом самой важной, он высказался так: «Наука, дающая правила сохранять здравие и предупреждать болезни военнослужащих, начиная от рекрута до генерала, во время мира и войны, на суше и на водах; наука сохранять здравие людей, назначаемых к кровавым трудам».
По его мнению, сущность общей гигиены состоит в применении способов «к преграждению против проникновения в армию вредоносных причин», предупреждение всевозможных заболеваний, «происходящих от холода, жара, сырого и гнилого воздуха, от пищи, питья» и т. д. Он был убежден, что «в полках, а наипаче во флоте, гораздо легче беречь, нежели возвращать потерянное здоровье».
По вопросам медико-санитарного обеспечения армии Мудров еще 140 лет назад высказал ряд ценнейших суждений, многие из которых до сих пор не потеряли своего значения. Так, например, одним из важнейших средств для предупреждения заболеваний в армии Мудров считал систематические телесные упражнения и тренировку солдат в условиях, весьма приближенных к военной обстановке. Он рекомендовал в порядке подготовки солдат к суровым условиям боя и военного похода ежедневно подвергать их таким упражнениям, которые встретятся им на войне, так как нет более надежного средства для сохранения здоровья и предупреждения заболеваний, как ежедневные упражнения для укрепления здоровья. «Ежедневные экзерциции в военных действиях гораздо ... полезнее для солдат, нежели медики и их лекарства. Почему древние безпрестанно занимали солдат военными движениями на открытом поле, а в дождливые и снежные дни в особенных для сего устроенных местах под крышкой. Равным образом они заставляли своих всадников скакать то на ровных долинах, то на полях ямистых, изрытых и пресекаемых повсюду рвами, дабы в сражении никаких трудностей не могло встретиться, коих бы они и лошади их не испытали прежде. Из сего можно увериться, что нет ничего лучше, как безпрестанно занимать войска их ремеслом, и что единственно сия привычка к трудам дает здравие в лагере и победы в сражениях».
Мудров отмечал, что успех в боях большей частью достигается искусством полководца и заботой о повседневных нуждах солдат. Постоянная тренировка солдат и обеспечение их нормальными условиями жизни, а также приспособление их к суровым условиям военного похода, - лучшая гарантия и залог победы. Прославленный фельдмаршал А. В. Суворов являлся образцом талантливого полководца, сочетавшего в себе глубокий военный талант с широкими познаниями в области медико-санитарного обеспечения армии.
Он хорошо знал цену здоровья и выносливости солдат, и его войска, «запасшись оным ... предпринимали великие дела. Такие войска презирают опасности, сносят труды и ни во что ставят изменения времен и погод. От сей надеянности на свое здоровье солдат безопасен и щастлив в исполнении препорученных ему предприятий; напротив того, слабый солдат не может выносить трудов, храбрость его оставляет, и он умножает только число больных».
Мудров дал ряд ценных советов по предупреждению заболеваний среди солдат. Многие из этих советов и до сих пор не потеряли своего значения, а другие представляют для современников лишь исторический интерес. Например, для предупреждения обморожений он рекомендовал руки и ноги тереть жиром и маслом; перед ночлегом на поле влажную землю осушать песком, щебнем и ветками деревьев, сырой воздух высушивать жжением смолистых деревьев. Для предохранения от простуды во время морозов он предлагал прибегать не к помощи водки, а к использованию движений и рациональной пищи; для защиты глаз от резкой яркости снега советовал пользоваться черными повязками из крепа или сетками из конских волос. Он считал необходимым частое проветривание жилых помещений солдат.
Мудров предупреждал солдат не пить холодной воды в разгоряченном состоянии и в назидание напоминал им печальную участь воинов армии Александра Великого, «кои с жару напились холодной воды, и что сия причина у него погубила солдат более, нежели самое кровопролитное сражение».
Большое значение он придавал одежде солдат, которая должна быть просторной, и обуви, «которую надобно сушить при промокании или заменить ее онучками, дабы предохранить себя от простуд, горячек, поносов и ознобов».
Немалое значение он придавал и гигиене тела; рекомендовал мыться в бане и часто менять белье. Также обстоятельны гигиенические советы Мудрова в отношении питания солдат: «Пища и питие, солдата должны быть хороши, свежи и обильны, того требуют труды их службы, как беспрестанные причины болезней. Ни лезвие мечей, ни жерла пушек не столь ужасны для армии, как недостаток в съестных припасах».
Мудров не мог не коснуться злоупотребления спиртными напитками во многих армиях, в том числе и русской. Придавая исключительно большое значение состоянию пищеварительного тракта, он решительно выступает против чрезмерного употребления водки в армии, так как «пьянством можно надсадить желудок и живот, так что они будут не п состоянии принимать и переваривать пищи, ни отделять соков».
Для большей выносливости в суровых условиях военного быта Мудров предлагал тренировать солдат ежедневными телесными упражнениями и не нарушать нормального режима сна. Он придавал огромное значение моральному состоянию солдат, как важнейшему фактору предупреждения болезней. Воспитание солдат, - говорил он, - должно начаться не на поле боя, а уже с момента рекрутского набора, при котором решающую роль играет военный врач. Он обязан отбирать из рекрутов лишь тех, которые по своему физическому и моральному состоянию могут стать достойными защитниками Родины. Важнейшей обязанностью военного врача, но мнению Мудрова, является целесообразное распределение солдат по родам войск в соответствии с их способностями и физическими возможностями, а также проведение воспитательной работы среди рекрутов для подготовки солдат, готовых служить Родине и геройством и храбростью прославить свою отчизну.
Мудров еще в столь отдаленное от нас время обучал своих слушателей той непреложной и общепринятой ныне истине, что благополучный исход при ранениях и увечьях в первую очередь определяется своевременной помощью и ранней перевязкой. Однако нередко, в силу тактических особенностей, а иногда и неблагоприятно сложившейся военной ситуации эта помощь не всегда может быть оказана своевременно медицинским персоналом. Следовательно, для своевременного оказания первой помощи на поле боя необходимо использовать все возможные способы и в первую очередь само- и взаимопомощь в бою. Для достижения этой цели Мудров рекомендовал обучать всех солдат элементарным навыкам само- и взаимопомощи. По этому поводу он писал: «В лощинах, закрытых от ядер и пуль, назначаются места для перевязок, где все готово для совершения ампутаций, для вырезывания пуль, для соединения переломленных членов, для вправления вывихов и для простых перевязок. Солдаты останавливают кровь землею. Что они имеют удивительную понятность накладывать простые турникеты (жилогнеты) и смотреть пульс, это я изведал с ними на самом опыте в гошпиталях, мне вверенных. Хорошо, ежели б каждый солдат умел сие делать».
Важность военной гигиены с особой четкостью подчеркивалась в высказываниях Мудрова об организации главных и военно-полевых госпиталей, а также домов для инвалидов, поскольку при плохом санитарном обеспечении эти медицинские учреждения могут превратиться в рассадники всевозможных заболеваний. Санитарное благополучие армии требует полной изоляции раненых от больных вообще и особенно от заразных (чесотка, дизентерия, венерические заболевания, рожистое воспаление и т. д.), частой вентиляции госпитальных помещений, обеззараживания воздуха на территории госпиталей, частой смены белья, особенно больным с кровавым поносом и лихорадящим, тщательного наблюдения за медной и оловянной посудой и т. д. Все эти детальные указания по медико-санитарному обеспечению армии и армейских войсковых лечебных учреждений свидетельствуют о глубоком знании Мудровым санитарных нужд армии.
Круг вопросов, поднятых Мудровым по военной гигиене, чрезвычайно широк, так как среди них нет ни одного второстепенного или малозначащего. Личная гигиена солдата, гигиена жилища, питания и похода, санитарное благосостояние армейских и войсковых лечебных учреждений, значение врача в отборочных комиссиях по рекрутскому набору, а также ведущая роль военного врача в воспитании солдата в духе беспредельной преданности Родине, - явились основными и ведущими задачами и советских врачей во время войн, навязанных Советскому Союзу империалистами. Правда, положение советского врача, окруженного вниманием и любовью, существенно отличается от того бесправного положения, в котором находился военный врач эпохи Мудрова, когда для лекарей существовали еще телесные наказания, а материальное их обеспечение оставляло желать много лучшего. Мудров стремился поднять престиж военных врачей как в армии, так и в обществе и раскрывал перед ними те важные задачи, которые они должны выполнять по роду своей службы. Он писал: «Туда, где ад истощил свою лютость и искусство к убийству и мучению смертных, туда идет врач, человеколюбием одушевленный, чтоб облегчить лютые мучения, перевязать кровоточащие раны, исхитить из челюсти смерти жертвовавших жизнью за веру и отечество».
В те отдаленные времена, когда медицина находилась не на высоком уровне, когда при решении многих профилактических вопросов исходили из эмпирического опыта, Мудров проявил себя тонким наблюдателем и внимательным врачом-гигиенистом.
Достоинство Мудрова заключается также и в том, что он как истинный патриот хорошо понимал ситуацию, возникшую в связи с предполагаемым нашествием наполеоновских войск. Придавая большое государственное значение медицинскому обслуживанию армии, он стал горячим поборником военной медицины и привлекал общественное внимание к медико-санитарному обеспечению армии.
Профессор С. П. Шевырев, отмечая громадное впечатление, которое произвели гигиенические установки, высказанные Мудровым накануне нашествия Наполеона, писал: «Наука в лице Мудрова подавала свой живой, одушевленный, советовательный голос в деле великого приготовления военных сил на защиту отечества. Слово врача проникнуто самой теплой любовью к родине и к ее воинам и одарено полным знанием дела, для которого ученый прочел все книги, касавшиеся того же предмета, обозрел в России и за границей и изучал на опыте все военные госпитали, всю жизнь солдата, особенно русского».
Глава VI
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ВЗГЛЯДЫ МУДРОВА
После разгрома наполеоновских войск наши военные врачи, побывав заграницей, познакомились с новыми направлениями в медицине и путем сравнения сумели оценить успехи отечественной науки.
Война, с одной стороны, показала известное отставание России в области науки и техники, а с другой - вселила бодрость духа в победителей и нацелила их на дальнейший подъем культурного уровня России. Среди русских ученых XVIII и XIX столетия было немало таких, которые благодаря своей научной эрудиции могли стать в первые ряды мировых ученых. Однако господствовавшие классы России, не веря в творческие силы русского народа, не создавали необходимых условий для развития науки.
Мудров, виднейший клиницист, человек глубоких знаний, воспринявший опыт лучших современных клиницистов и экспериментаторов, друг и почитатель Чаадаева и многих передовых представителей московской интеллигенции, достиг больших успехов и оставил глубокий след в истории развития русской медицины не только как клиницист-педагог, но и незаурядный научный деятель. К сожалению, он после себя оставил мало печатных трудов.
Мудров был очень требователен к своим литературным трудам. Прежде чем сдать рукопись в печать, он читал ее своим ближайшим помощникам, внимательно выслушивал их замечания и лишь после серьезного обдумывания приведенных ими возражений вносил необходимые исправления. Страхов по поводу пристрастия Мудрова к своим сочинениям писал: «Если можно было считать в Мудрове слабостью, то разве одно лишь то, что был немного тщеславен и пристрастен к своим сочинениям. С приметной кручиной выслушивал он суждения тех, перед которыми читывал какую-либо свою рукопись, подолгу не решался делать в своих выражениях поправки по предложенным ему замечаниям, которых он сам же требовал».
Несмотря на неблагоприятные условия для литературного творчества Мудров написал до 20 работ. К сожалению, многие из них сохранились лишь в рукописи и не были напечатаны.
Ряд авторов ошибочно утверждал, что якобы Мудров в первый период своей деятельности находился под влиянием взглядов Гуфеланда, Броуна к Бруссе. Необоснованность подобных суждений легче всего доказать путем сопоставления их учения с мировоззрением и взглядами Мудрова, которые носили самобытный характер. Гуфеланд в своей практической деятельности исходил из опыта и наблюдений у постели больного. Его эклектические позиции разделяли также и Петр и Иосиф Франк. Нагель писал, что Гуфеланд «как маятник колебался между различными системами в то время, бесноватое системами, когда не веровавший в определенную систему подвергался преследованиям хуже преступника, он умел сохранить трезвую объективность и высоко держать знамя рациональной медицины, вторгался в борьбу между различными системами и наносил им могучие удары». Гуфеланд в своей практической деятельности нередко вступал в противоречие с теми концепциями, которые он излагал с кафедры.
В начале XIX столетия в России приобрели известность «Система практической врачебной науки» и «Enchiridion inedicum» Гуфеланда. Последний верил в целительные силы природы, основываясь на фактах самоизлечения, которое, по его мнению, достигалось «отделениями, критическими извержениями (воспаление, нагноение)». Воспаление он характеризовал как «повсеместное возвышение деятельности во всех системах», которое прекращает местное зло и «часто бывает спасительным средством против ничем не излечимой местной болезни». Однако если в организме наблюдаются процессы самоизлечения, стоит ли проводить лечение? Гуфеланд на этот вопрос давал положительный ответ, так как считал, что процессы самоизлечения могут протекать бурно и повредить организм, или весьма вяло, что может затянуть процесс самоизлечения. Лечение необходимо во всех случаях отравления ядами, а также при местных разрушениях, происходящих при раке, скирре, костоеде, т. е. в тех случаях, когда самоисцеляющие силы организма оказываются совершенно бессильными.
Гуфеланд различал разные виды терапии - причинную, припадочную, жизненную и предупредительную. В отличие от Броуна, источниками всех заболеваний он считал не только стению и астению, на органические и функциональные отклонения. Все болезни он подразделял на лихорадочные, воспалительные, накожные и заразительные.
В вопросах теории Гуфеланд придерживался мировоззрения Броуна. Мудров, изучая систему и теоретические взгляды Гуфеланда, Броуна, подверг их критическому анализу и отбросил ошибочные суждения. Вместе с тем он воспользовался всем положительным, что было в науке.
В 1780 г. вышло единственное сочинение Броуна «Elementa medicinae», в котором он выступал против гуморальной патологии. Он отверг vis vitalis и заменил ее возбудимостью, считая последнюю сущностью жизненных процессов. По мнению Броуна, возбудимость является отличительной чертой живого от неживого. Жизнь Броун рассматривал как результат постоянных раздражений, идущих от внешней среды (холод, тепло, пища и т. д.) и изнутри (психические раздражения, сокращения мышц). В ответ на эти раздражения организм находится в постоянной динамике, в непрерывном возбуждении.
Исходя из этого, Броун все болезни делил на стенические (общее или местное повышение возбудимости) и астенические (понижение возбудимости). «Местом возбудимости являются мозг, нервы и мышцы. Болезни возникают при уменьшении или увеличении силы возбуждения». Иосиф Франк, один из последователей Броуна, сравнивал явления жизни с процессами, совершающимися в горящей свече. Свеча соответствует возбудимости, воздух - возбудителю, пламя - возбуждению. Ровное пламя есть здоровье. В испорченном воздухе - тусклое пламя, так как слаб возбудитель, но свеча будет гореть долго (астеническое). Если же воздух совершенно испорчен, свеча гаснет. В очень чистом воздухе свеча горит ярко, но быстро сгорает (стеническое). На основании деления всех болезней на астенические и стенические Броун считал, что терапия должна быть направлена на увеличение или уменьшение раздражения, т. е. на приведение организма в состояние равновесия. Главными медикаментами, по автору этой новой системы, были наркотики, в частности опий, который в качестве возбуждающего средства рекомендовался широко и в громадных дозах.