Глава 1. Белозерье

Белоозеро/ Белозерск
Кирилло-Белозерский монастырь
Ферапонтов монастырь
Воскресенский Горицкий монастырь
Кирилло-Новозерский монастырь

      В легенде о призвании варяг, изложенной в «Повести временных лет», среди древнейших и важнейших городов на территории племенного союза словен, чуди, веси и мери, образовавших впоследствии землю Русскую, под 862 годом упомянут город Белоозеро: «...И избрашася 3 братья с роды своими, и пояша по собе всю Русь, и приидоша; старейший Рюрик седе Новегороде, а другий Синеус на Белеозере, а третий Изборсте Трувор. И от тех варяг прозвася Русская земля...». Далее летописец сообщает, что первоначальное население Ростова принадлежало к племени меря, а Белоозера — к племени весь. Через два года Cинеус и Трувор умерли, Ростов и Белоозеро перешли под власть Рюрика, который поставил в них своих наместников.
      Впоследствии, когда центр политической и культурной жизни Русской земли переместился на берега Днепра, в Киев, Белоозеро из-за своей удаленности и, вероятно, преобладания иноплеменного населения, принадлежавшего к финно-угорской этнической группе, редко появляется на страницах русских летописей. Так, с Белоозером связаны два исторических сказания, относящиеся к XI столетию, в которых повествуется о борьбе проникавшего в этот край христианства с язычеством местных жителей. Рассказ о построении первого христианского храма в Белоозере передает В.О.Ключевский. В то время жили на Белоозере люди некрещеные. Стали их крестить, и построили они церковь, а именем какого святого назвать ее, не ведают. Наутро пришли они к церкви, а на реке под церковью челн стоит, в челне икона Василия Великого, перед иконой просфора. Нарекли они церковь во имя Василия Великого. Когда стали церковь освящать и литургию служить, Евангелие читать, вдруг раздался страшный треск и гром. Люди перепугались, думали церковь падает. Выбежали из церкви, смотрят, а за алтарем, где прежде было языческое капище и находились священные береза и камень, ничего нет: березу вырвало с корнем, а камень забросило в Шексну и потопило. «И на Белоозере то первая церковь Василий Великий от такова времени, как вера стала»[1][1. В.О.Ключевский приводит рассказ по рукописи Соловецкого монастыря, без указания сведений о ней. См.: Ключевский, с. 306-307. Примечательно, что и в Киеве на месте языческого капища после крещения Руси была поставлена церковь Василия Великого: «...И постави церковь святого Василья на холме, идеже стояще кумир Перун и прочий...» (Летопись Нестора, СПб., 1893, с. 53). По-видимому, эти древнейшие христианские храмы на Руси именовались Васильевскими в память о князе Владимире, принявшем крещение в корсунской церкви св. Василия и получившем при этом христианское имя Василий].
      Предполагают, что тот изначальный город Белоозеро, в котором княжил легендарный варяжский князь Синеус, находился на северном берегу Белоозера, у деревни Киснема. Из-за размывания берега и подтопления строений в X веке город был перенесен на исток Шексны, где существовало древнее весское поселение. Б середине XIV века по городам Северо-Восточной Руси прокатилась волна эпидемий. Не миновала она и Белозерска. После опустошительного мора часть жителей основала новый город на месте современного Белозерска. Старый город на Шексне существовал до конца столетия, он был сожжен новгородцами в период их войны с великим князем московским за северные земли в 1398 году. В 1487—1489 годах новый город был окружен мощным земляным валом и рвом, на верху вала был устроен деревянный тын с башнями.

Икона Кирилл Белозерский, 
с видом
Кирилло-Белозерского монастыря
Конец XVIII в. ЧерМО

      Временем процветания, подъема в экономической и культурной жизни Белозерска стал период княжения удельного князя Глеба Васильковича. После гибели отца — Василька Ростовского, убитого в татарском плену, Глеб остался малолетним и жил в Ростове при матери Марии Михайловне. В 1248 году он побывал в Орде, получил согласие хана на белозерское княжение и в том же году уехал в Белозерск. В 1256 году в летописи отмечена женитьба Глеба Васильковича, взявшего жену в Орде из знатного татарского рода, после чего «царь дал ему всю вотчину». Глеб Василькович вошел в историю Белозерского края также как основатель двух известных северных монастырей — Усть-Шехонского Троицкого и Спасо-Каменного на Кубенском озере. С его именем связано проведение первых на Севере гидромелиоративных работ — спрямление русла рек Сухоны и Вологды («Глебовы прости»). В 1277 году в Орде умер князь Борис Василькович Ростовский, отчий стол занял его младший брат Глеб. Скончался Глеб Василькович в 1278 году, не дожив до 40 лет, и был похоронен в ростовском Успенском соборе.
      Оживление в северных ростовских волостях во второй половине XIII века было связано с притоком населения, спасавшегося от татар и бежавшего из разоренных городов и сел Владимиро-Суздальской земли и южнорусских княжеств на Север. В этот период затихает спор о вере в среде местного населения, христианство становится знаменем сопротивления «нечестивым агарянам». Возводятся новые церкви и соборы в городах, монастырях и погостах, увеличивается потребность в иконах для их убранства, возникает нужда в мастерах-иконописцах. В Белоозере и крупных погостах сосредоточиваются материальные и культурные ценности, которые были привезены из Низовской Руси, поселяются приезжие мастера. Именно к этому времени относится превращение Белоозера в крупный, если не крупнейший, административный, торговый и культурный центр Северной Руси.
      Владимиро-Суздальская Русь создавалась и набирала жизненную силу под эгидой культа Богоматери. Византийская икона Богоматерь Умиление Владимирская, принесенная Андреем Боголюбским в 1155 году во Владимир из Киева, стала палладиумом Руси Залесской, оспаривавшей пальму первенства у Руси Киевской. Во Владимире, Суздале, Ростове Великом возводились храмы, посвященные Богоматери, в них помещались монументальные богородичные иконы, пользовавшиеся особым почитанием (Богоматерь Боголюбская, около 1158, из собора Рождества Богоматери в Боголюбове; Богоматерь Максимовская, 1299, из Успенского собора во Владимире). В ту пору большой торжественный образ Богоматери появляется и на дальней северной окраине ростово-суздальской земли, в древнем Белозерске. Ныне икона Богоматерь Умиление Белозерская находится в собрании Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге[2][2. Икона Богоматерь Умиление Белозерская вывезена Ф.А.Модоровым из Спасо-Преображенского собора Белозерска, передана в Художественный отдел Русского музея около 1931 года. (Живопись домонгольской Руси, №13, с. 68-70)].

Белозерск
Фото начала XX в.

      По иконографии икона близка к прославленному произведению константинопольской школы первой половины XII века Богоматерь Умиление из владимирского Успенского собора. Это также поясное изображение Богоматери с младенцем на правой руке, в порыве ласкания прижавшимся щекой к ее лицу. Однако ряд иконографических особенностей и, в частности, колористическое решение белозерской иконы свидетельствуют о том, что ее автор знал и другие образцы этого иконографического типа, руководствовался иными эстетическими нормами.
      Так, на владимирской иконе ноги младенца изображены в перекрестном движении и стопа его левой ноги обращена к зрителю; младенец обнимает мать за шею левой рукой под мафорием. На белозерской же иконе ноги младенца представлены в параллельном движении, обнажены до колен, а его левая рука, которой он обнимает мать, лежит поверх мафория. Кроме того, изобразительная сфера белозерской иконы наполнена множеством других персонажей христианского пантеона: в двух круглых медальонах, размещенных на фоне в верхних углах ковчега, написаны поясные фигуры архангелов Михаила и Гавриила, а в девятнадцати круглых клеймах на полях — полуфигуры пророков и трех святых жен-мучениц[3][3. Ближайшей иконографической аналогией для белозерской иконы является мозаичная икона Богоматерь Эпискепсис начала XIV века в собрании Византийского музея в Афинах, происходящая из Вифинии (Weitzmann, Chatzidakis, Miatev, Radojfif, Taf. 51), В.Н.Лазарев датирует эту икону второй половиной XIII века. (Лазарев 1986, табл. 423). Обычай изображать избранных святых в круглых клеймах на полях иконы был распространен в Византии македонской эпохи, в том числе в монастырской живописи Синая XI—XII веков (Weitzmann, Chatzidakis, Miatev, Radojсiс, Taf. 16, 21). Что же касается красных нимбов, то они встречаются как в живописи константинопольской школы XI— XIV веков, так и в искусстве греческой провинции XI века (Лазарев 1986, табл. 151,208,510). Цветные нимбы (голубые и красные) нередки в византийских мозаиках Рима IX — начала XIV века. (Oakeshott, ills. XV, XX-XXIII, XXXII). М.Хацидакис предполагает, что существовал более ранний прототип иконы Эпискепсис. Возможно, о существовании византийского прототипа иконы Богоматери со святыми  в круглых клеймах на полях свидетельствует и Богоматерь Одигитрия с пророками, апостолами, Иоакимом и Анной в круглых клеймах на полях 1541 года из Софийского церковного историко-археологического музея (Болгарская живопись IX—XIX веков, № 29а)].
      Необычен колорит белозерской иконы. Богоматерь написана на белом, приобретшем от времени тепловатый оттенок, фоне. Поля покрыты глубоким лазоревым (голубым) колером, а в клеймах чередуются светлые розовые и голубые фона. Поднимает звучность колорита иконы и придает ему своеобразие выполнение нимбов красной киноварью.

Белозерск.
Вид на городище и Спасо-Преображенский собор
Фото 1988
Успенская церковь в Белозерске 
1552 - около 1574 
Фото 1988

      Письмо ликов Богоматери и младенца отличается энергичностью лепки формы с использованием хорошо разработанной системы наложения многослойного вохрения и активной подрумянки по зеленоватому санкирю при тщательном стушевывании тонов без обычных белильных движков. При этом руки Богоматери и младенца выполнены иным приемом, нередко встречающимся в произведениях древнерусской живописи XII—XIII веков и сближающим их с памятниками романского и грузинского искусства — без санкиря, наложением слоя карнации по левкасу с дальнейшей его моделировкой в обычном порядке. В целом образ Богоматери на белозерской иконе проникнут тем духом мягкого лиризма, душевной тонкости и возвышенного благородства, который присущ немногим дошедшим до нас памятникам живописи Владимиро-Суздальской Руси конца XII — начала XIII века[4][4. В науке в последнее время утвердилось мнение В.Н.Лазарева о принадлежности иконы Богоматерь Умиление Белозерская к новгородской школе живописи XIII века (Лазарев 1983, с. 37—38; Смирнова 1976, с. 22 и др.). Действительно, укрупненные формы, изображение святых на полях, белый фон, повышенная декоративность как будто сближают эту икону с некоторыми произведениями ранней новгородской школы. В то же время белозерская икона имеет ряд иконографических и стилистических нюансов, которые не находят аналогий в живописи Новгорода, но роднят ее с произведениями владимиро-суздальского происхождения. Прежде всего иконографический тип Богоматери Умиление (или, в нашем случае, Эпискепсис) за двумя исключениями неизвестен в средневековой живописи Новгорода, но очень распространен в ростово-суздальской земле. Святые на полях икон в Новгороде изображались нередко, но, в отличие от ростово-суздальского круга памятников, никогда не помещались в круглых клеймах, которые встречаются здесь лишь в среднике иконы. Мажорное трехцветное созвучие киновари, голубца и белил в новгородском искусстве, за редким исключением, почти никогда не составляет основу колористического строя произведения, тогда как в ростово-суздальской живописи этот цветовой аккорд играл ведущую роль в одном из традиционных направлений до конца XVI столетия. Единственная в русской станковой живописи XII—XIII веков аналогия для красного нимба Богоматери Белозерской обнаруживается среди памятников владимиро-суздальского круга (Спас Эммануил с ангелами, конец XII века, ГТГ, инв. 0158). Сочетание сине-зеленых полей со светлым фоном также известно во владимиро-суздальской живописи XII—XIV веков (Богоматерь Боголюбская, около 1158 года, ВСИАХМЗ, инв. 2560; Богоматерь Грузинская, около 1360, из Покровского монастыря в Суздале, ГТГ, инв. 12767). Кроме того, как известно, в XII— XIII веках между владимиро-суздальскими князьями и новгородским боярством шло жесткое соперничество за владение северными землями, нередко переходившее в военные столкновения (сражение отряда Андрея Боголюбского с новгородскими данниками в Заволочье в 1169 году, походы на Новгород Андрея Боголюбского в 1169, Всеволода III в 1178, Юрия Всеволодовича и Василька Ростовского в 1224 и другие). В этих условиях появление больших икон из Новгорода в храмах северного форпоста ростово-суздальских князей — Белозерска — вряд ли было вообще возможно].
      Представляется вероятным, что икона Богоматерь Умиление Белозерская появилась в Белозерске после нашествия Батыя, когда большое количество русского населения из низовых сел и городов переселилось в северные волости возникло Белозерское княжество. Главным городским собором тогда оставался древнейший храм Василия Великого, основанный, по сказанию, еще при князе Владимире, куда и должна была попасть столь репрезентативная икона. Богоматерь Белозерская была вывезена в Русский музей в 1931 году из Спасо-Преображенского собора, построенного внутри белозерского вала в 70-х годах XVII века. В конце XVIII столетия при нем существовала церковь Василия Великого - наследница первого христианского храма и первого белозерского городского собора. Возможно, из нее древнейший почитаемый образ и был передан в новый городской собор Преображения[5][5. В «Историческом и географическом описании города Белозерска с его уездом», сделанном около 1781 года, сообщается, что церковь Преображения каменная построена казенным коштом в 1668 году, при ней каменная же церковь Василия Великого строена в 1738, колокольня — в 1720 белозерским купцом Иваном Галкиным (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 21567, Атлас городов Новгородской губернии, ок. 1781, л. 37)].
      Столь же интересен и труден для интерпретации другой памятник древней живописи, происходящий из Белоозера,— икона Апостолы Петр и Павел из Петропавловской церкви, храмовый образ, свидетельствующий о древности церкви, где он находился[6][6. Каменная церковь Петра и Павла в Белозерске построена вместо обветшавшей деревянной в 1764 году (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 21567, л. 37)]. Оба верховные апостолы на ней представлены в рост, застывшими в статических, строго фронтальных позах, в одинаковых светлых голубоватых хитонах и в охристо-оранжевых гиматиях, на холодном серебряном фоне, от которого сохранились незначительные фрагменты. Апостол Петр в левой руке держит свернутый свиток, правой благословляет двуперстным благословением. У апостола Павла в левой руке закрытая книга, правая приподнята в именословном благословении. Между ними в полусфере под верхним полем написана поясная фигура Христа. Следов изображения «позема» в нижней части иконы не отмечено. Киноварные подписи на фоне и полуфигуры архангелов на верхнем поле сохранены при расчистке иконы от записи XVI века.
      В величавых, торжественных и стройных фигурах апостолов, в ощущении высокого достоинства, уверенности, духовного совершенства, силы и благородства, которыми овеяны их образы, непосредственно сказывается еще живая традиция византийской художественной культуры комниновской эпохи, а в трепетном мерцании света, дробящегося на мелких складках хитонов и гиматиев святых, хотя и живут воспоминания об ирреальном лучезарном сиянии, исходящем от фигур апостолов в мозаиках Софии Киевской и в «Евхаристии» киевского Михайловского собора, но уже ясно ощутимо предвестие более экспрессивного и эмоционального стиля византийской живописи XIII столетия.
      Традиция фронтального изображения Петра и Павла существовала также в византийской скульптуре, прикладном искусстве и миниатюре XI—XII веков. Киев, где находилась кафедра митрополита всея Руси, в XII—XIII столетиях оставался эпицентром русско-византийских связей, в том числе культурных, отсюда их волны распространялись по всем русским землям[7][7. См.: крест инока Киево-Печерского монастыря Марка Гробокопателя конца XI века с черневым изображением Христа и апостолов в Киево-Печерском музее-заповеднике, рельефы с изображениями Петра и Павла XII века в собрании Государственного Эрмитажа, минея на ноябрь в Менологии XI века, Париж, Национальная библиотека (Банк, ил. 203, 235-236; Лазарев 1986, ил. 205). Построение церкви Петра и Павла в Белозерске в первой трети XIII века, возможно, объясняется возникновением в начале XIII столетия Петропавловского монастыря в Ростове Великом — метрополии для белозерской волости. (Амвросий, архим., ч. V, с. 535—536). Использование известной иконы Апостолы Петр и Павел XI века из новгородского Софийского собора в качестве иконографического образца для белозерской иконы маловероятно (различны расположение апостолов, их позы, а также колористическое решение). На серебряных фонах написан ряд икон XII—XIII веков, воспроизводящих византийскую традицию в киевской или владимиро-суздальской аранжировке — Никола из Новодевичьего монастыря, XII век; Св. Димитрий Солунский, конец XII — начало XIII века, Богоматерь Боголюбская, около 1158, Богоматерь Максимовская, около 1299, Свв. Борис и Глеб, конец XIII — начало XIV века из Савво-Вишерского монастыря и др. (Салько, с. 219, 226; Евсеева, Кочетков, Сергеев, с. 10, ил. 1)].
      Недолгим был «золотой век» для Белозерска. По смерти Глеба Васильковича в 1278 году белозерским удельным князем стал его молодой и болезненный сын Михаил. В последующие годы бесконечные княжеские распри, частые набеги татар, дробление Ростовского и Белозерского княжеств на мелкие уделы, поборы и бесчинства слуг московских князей нарушали ритм хозяйственной жизни и негативно отзывались на культурном развитии края. Бедствия ростовско-белозерских земель во второй половине XIV века усугубились смертоносной эпидемией и разорением края в ходе московско-новгородской войны конца XIV— начала XV века. После переселения части белозерцев в новый город в 1362—1364 годах и сожжения старого города новгородцами в 1398 значение Белозерска как культурного центра в Северной Руси резко упало. С 1486 года Белоозеро со всем, что к нему «из старины потягло», по завещанию князя Михаила Андреевича Верейского переходит во владение великого князя Московского Ивана III.
      Уже в следующем 1487 году повелением Ивана III в Белозерске начинается возведение земляной крепости с деревянным тыном и башнями, что говорит об усилении города и возрастании его экономического и культурного значения. Данные Белозерску московским правительством уставные таможенные грамоты 1497 и 1551 годов отмечают активный рост торговли в городе, расширение географии торговых связей.
      В середине XVI века Белозерск уже настолько окреп, что был в состоянии возвести большой городской каменный храм. Сохранилась порядная на строительство Успенской каменной церкви ростовскими мастерами. Строительство храма завершено, возможно, в 1574 году[8][8. Порядная опубликована в кн.: Акты, относящиеся до юридического быта древней России, с. 776. С.С. Подъяпольский выражает сомнение в выполнении условий порядной ростовскими мастерами и предлагает считать Успенскую церковь произведением новгородской артели каменщиков (Подъяпольский 1974, с. 182)]. В то же время для иконостаса Успенской церкви белозерскими мастерами были написаны иконы. Первоначальная живопись этих икон пока остается скрытой под позднейшими наслоениями. По результатам произведенного на них реставрационного исследования видно, что белозерские иконописцы обладали к этому времени высоким профессиональным мастерством. Их палитра отличается звучностью цвета, они свободно владеют основными художественными приемами, характерными для иконописи того времени.
      Есть основания полагать, что теми же белозерскими живописцами около 1572 года созданы иконы для церкви Иоанна Лествичника в Кирилло-Белозерском монастыре. Об этом говорят как своеобразный колорит этих произведений, так и их иконографические и палеографические особенности. Кроме того, об идентичности артели иконописцев, работавших в кирилловской церкви Иоанна Лествичника и в Успенской церкви Белозерска свидетельствует тип деисусного чина, состоящего из икон с поясным изображением включенных в него святых. Белозерские мастера выполняли многие заказы Кирилло-Белозерского монастыря и в последующие годы[9][9. На протяжении XVII столетия белозерские иконописцы неоднократно выполняли заказы Кирилло-Белозерского монастыря на изготовление подносных пядничных икон с изображением преп. Кирилла Белозерского и Богоматери. В 1614 году белозерец Никита Ермолов расписал киот для иконы Св. Кирилл Белозерский, по преданию, написанной Дионисием Глушицким при жизни преподобного. Более значительные работы для монастыря выполнял в 1676—1679 годах белозерский иконник Оксен Попов: им написаны деисусные и пядничные иконы для Введенской церкви, а также для Большой и Малой больничных палат (Лелекова 1989, с. 163, 171)].
      В 1980 году раскрыта икона Успение Богородицы из фондов Череповецкого музея, датированная 1660 годом и поступившая из Белозерска. 

Икона Успение. 1660 
Деталь
Вкладная надпись на нижнем поле иконы ЧерМО

      При реставрации на ее нижнем поле обнаружилась авторская летопись, написанная белилами и киноварью: «Написана быс[ть] сия святая икона в лето 7168 го июля в 28 день по вере белозерца посацкаго человека Тита Андреева сына Попонина с сыном своим Андреем в дом Божий и Пречистыя Богородицы без выносу во веки аминь». В XVII веке в Белозерске было три церкви, посвященных Богоматери: Успенская, Благовещенская и Покровская. В какую из них дал вкладом эту икону Тит Попонин, с достоверностью сказать пока нельзя, можно лишь высказать предположение, что поскольку в Белозерске наиболее известным и почитаемым храмом Богородицы была Успенская церковь, то скорее всего для нее и было заказано это произведение.
      Композиция иконы представляет вариант иконографии сюжета, сложившейся к концу XV века и доведенной до классического совершенства в творчестве Дионисия. Это иконографический извод облачного Успения, то есть в композиции иллюстрируется апокрифический рассказ о «восхищении» апостолов ангелами в день успения Марии и о перенесении их по воздуху для прощания с ней. В изображенной сцене также присутствуют четыре святителя, за ними видны жены иерусалимские. Группу апостолов у изголовья ложа возглавляет Петр, у ног Богоматери скорбно склонился Павел. На переднем плане изображена сцена отсечения рук нечестивому Авфонию ангелом, которая является почти буквальной репликой дионисиевского варианта.
      Вместе с тем произведение белозерского мастера подчинено уже требованиям эстетических норм другого времени, предвещавшего торжество грядущего барокко и на Руси. Белозерская икона более нарядна и контрастна, ее атмосфера взволнованна, наполнена шумным движением. Решительно изменяет белозерский художник характер архитектурного стаффажа: он у него приобретает вид богатых хором, изукрашенных узорами и поражающих необычностью форм.
      Об уровне искусства белозерских иконописцев конца XVII века дают возможность судить раскрытые в 1982—1984 годах иконы из иконостаса белозерской церкви Ильи Пророка. Строительство единственной сохранившейся ныне в исторических городах вологодского Севера деревянной Ильинской церкви в Белозерске было завершено в 1696 году. Живопись всего ансамбля иконостаса датируется также девяностыми годами XVII века.
      Иконостас Ильинской церкви относится к числу обычных для XVII столетия пятиярусных сооружений. Авторская живопись икон находилась под частичными записями и слоем сильно потемневшей олифы. При поступлении на реставрацию иконы Ильинской церкви не имели научной атрибуции. Уточнить время и место их исполнения удалось в процессе реставрационных работ: при удалении позднейших наслоений в нижней части средника иконы из местного ряда Св. Иоанн Предтеча в пустыне, в житии обнаружилась авторская подпись: «7199 го писал сей образ иконограф Михаил с братом Димитрием». По случайности одновременно в Вологодской реставрационной мастерской реставрировалась икона Сретение иконы Владимирской Богоматери, с чудесами из собрания Устюженского музея, при раскрытии на которой также выявилась авторская подпись, сообщающая, что она написана в 1690 году белозерскими иконографами Михаилом и Димитрием. Поскольку раскрытые иконы и из других чинов иконостаса оказались стилистически единым комплексом, стало очевидно, что все они принадлежат кисти Михаила и Димитрия Белозерцев[10][10. По нормам русского делопроизводства XVII века в порядных, приходно-расходных книгах и других документах нередко мастера назывались лишь по имени и гражданской принадлежности, как правило, по месту проживания или происхождения. Эта традиция существует и в отечественном искусствознании. Поскольку отчество и родовое прозвище Михаила и Димитрия неизвестны, они именуются Белозерцами по их самоопределению в надписи на иконе Сретение иконы Богоматери Владимирской 1690 года].
      Из числа раскрытых местных икон (среди них Спас на престоле, Богоматерь Страстная, Св. Илья Пророк, в житии, Св. Иоанн Богослов в молчании, в житии) особый интерес представляет упомянутая подписная икона Св. Иоанн Предтеча в пустыне, в житии, 1691 года. В среднике иконы изображен Иоанн Предтеча в рост на фоне лесистого пейзажа с речкой и облачным небом. Над ним в сиянии видна полуфигура Христа. В левой руке Предтечи дискос с жертвенным Агнцем и развернутый свиток с текстом «Се агнец вземляй грехи мира...», правой он указывает на дискос. На Иоанне длинная перепоясанная власяница. Средник обрамлен орнаментированной рамкой, имитирующей черневой узор по серебру.
      В композиции сцен, в изображении пейзажа и архитектурных мотивов Михаил и Димитрий Белозерцы демонстрируют высокое мастерство и хорошее знакомство с достижениями изографов, работавших во второй половине XVII века в Ярославле, в частности, Федора Зубова. Именно в произведениях Федора Зубова «пустыня», в которой совершаются деяния Иоанна Предтечи, впервые приобретает вид лесистой всхолмленной местности, напоминающей родные мастеру северные леса. В годы начинавшихся яростных преследований старообрядцев, устремившихся ради спасения души, подобно Иоанну Предтече, в «пустыню» — в северные леса,— такая трактовка традиционного сюжета была совершенно ясной и соответствовала настроениям широких народных масс — от беднейших крестьян до богатых ярославских купцов. Очевидно, в среде белозерского купечества, на средства которого создавался храм Ильи Пророка, подобные настроения также были развиты и не могли не коснуться белозерских иконописцев. Эти активно распространявшиеся в ту пору идеи благости пустынного жития и проявились в творчестве лучших белозерских изографов, какими, по-видимому, были Михаил и Димитрий Белозерцы.

Ильинская церковь в Белозерске. 1696
Фото 1988
Михаил и Димитрий Белозерцы
Сретение 
Владимирской иконы Богоматери
1689/1690
(в процессе реставрации).
УКМ
Кирилло-Белозерский монастырь (основан в 1397) 
Фото 1986
     Иконостас церкви Преображения
Кирилло-Белозерского монастыря
Фото 1993

       Аналогичен художественный язык иконы Сретение иконы Владимирской Богоматери, с чудесами, написанной Михаилом и Димитрием Белозерцами годом раньше. Под средником помещен текст летописи, выполненный киноварью: «В лета 7198 года строила сий образ Устюжны Железопольские посадска[я ж]илица вдова Феодора Фомина жена Гребнева ради помяновения родителей своих священноиерея [Ав]ксентия... пи[сан] сий образ Пречистыя Богородицы Владимер[ския] честные ея стретения на Беле езере Белоезерскими иконографы Михаилом и Димитрием». В среднике, выделенном такой же орнаментированной под чернь каймой, как на иконе Иоанна Предтечи из Ильинской церкви, представлена сцена принесения иконы Владимирской Богоматери в Москву в момент ее встречи на Красной площади перед Московским Кремлем. В клеймах проиллюстрирована легендарная история иконы.
   Иконография главного сюжета, представленного в среднике, к середине XVII века получила в московской иконописи то композиционное решение, которое воплощено в данном произведении. Но если, например, на иконе из церкви Алексея Митрополита в Глинищах 1690-х годов среди кремлевских построек без труда можно опознать лишь Архангельский собор да розовые стены Кремля, то на иконе Михаила и Димитрия Белозерцев белокаменный Кремль воспроизведен почти с документальной точностью, вплоть до герба Российского государства над Спасской башней. По всей вероятности, в распоряжении иконописцев имелась гравюра с видом Московского Кремля из числа тех, что получили широкое хождение в конце XVII века.
      Активно и плодотворно работали белозерские живописцы и в продолжение XVIII столетия. За период с 1713 по 1773 год в городе было построено 16 церквей (из них только одна деревянная), и надо полагать, что белозерцы не искали мастеров-иконописцев на стороне для украшения своих храмов. По сведениям на 80-е годы XVIII века в Белозерске жили и работали 7 иконописцев[11][11. ЦГВИА, ф. ВУА, д. 21567, л. 37/об.
      В XVIII веке пользовались известностью белозерские живописцы Лаврентий Туфанов, Тимофей Каргопольцев, Иван Мешков (Лелекова 1989, с. 172-174)]; свои же местные мастера исполняли и вошедшие в моду серебряные и медные оклады на иконы.
      В наши дни приоткрываются лишь первые страницы истории художественной культуры Белозерска. Они являют нам образцы высокого искусства и мастерства, которые с глубокой древности встречались на берегах Белого озера. Дальнейшие поиски и открытия новых произведений белозерских мастеров сулят в будущем немало счастливых встреч с искусством своеобразным, многогранным, шедшим в ногу с развитием эстетического и нравственного сознания народа. Они позволят по достоинству оценить подлинное значение вклада этого региона в историческую картину развития отечественной культуры.
      Со временем крупнейшим центром художественной культуры Северной Руси стал Кирилло-Белозерский монастырь, основанный в 1397 году выходцем из московского Симонова монастыря Кириллом. Пользовавшийся активной поддержкой московского великокняжеского, а затем и царского двора, видевшего в нем оплот своей силы и власти на Севере, Кирилло-Белозерский монастырь вел большое строительство. Много внимания монастырские власти уделяли украшению храмов как в самой обители, так и в ее многочисленных вотчинах. При монастыре работали не только плотники, каменщики, столяры, токари, судописцы, но и иконописцы, переписчики книг, летописцы.
      В Кирилло-Белозерском историко-художественном и архитектурном музее-заповеднике ныне хранится интересная и ценная коллекция икон XV—XVIII веков. Большей частью они происходят из монастырских храмов, но есть памятники и из окрестных церквей и обителей.
      К числу древнейших и интереснейших икон в этом собрании относится Успение из местного ряда Успенского собора, которое по преданию связано с именем Дионисия Глушицкого. Живопись иконы отличается высоким мастерством исполнения и содержит ряд иконографических и стилистических признаков, свидетельствующих о том, что создавший ее мастер скорее всего работал в рамках ростовской художественной традиции, но при этом ориентировался на образцы византийской живописи палеологовского времени. Икона датируется первой половиной XV века и, возможно, была центральным образом первого соборного храма монастыря.

И. И. Бриллиантов (1870-1934).
Историограф монастыря

 

      Выдающуюся историко-художественную ценность имеет сохранившийся в Успенском соборе Кириллова монастыря комплекс икон 1495—1497 годов, расположенных в деисусном, праздничном и частично в местном ряду иконостаса. Они написаны мастерами высокой квалификации, в совершенстве владевшими технико-технологическими приемами различных ведущих школ живописи Древней Руси. Это затрудняет однозначное определение истоков их творчества и принадлежности к тому или иному художественному центру того времени. Праотеческие иконы иконостаса написаны в 1630 году вологодским иконописцем Жданом Дементьевым.
      Большой научный интерес представляют также иконостасы, сохранившиеся в других церквах Кириллова монастыря: Иоанна Лествичника (1572) и Преображения (1595).
      К числу достопримечательных икон Кирилло-Белозерского монастыря относится пядничный образ преподобного Кирилла, который по легенде, зафиксированной самой ранней из дошедших до нас описью монастыря (1601), считался произведением Дионисия Глушицкого, написанным в 1423/1424 году, то есть при жизни основателя обители. После отражения польско-литовского нападения монастырские власти распорядились изготовить специальный складень для хранения этого образа, который в 1614 году был расписан белозерским иконописцем Никитой Ермоловым. В одном из клейм он изобразил сцену написания образа преподобного Кирилла Дионисием Глушицким «с натуры» — «живу сущу », в удостоверение чего на среднике складня тогда же была вырезана соответствующая надпись[12][12. Антонова, Мнева, т. 1, № 246].

П.И. Юкин (1885-1945) среди реставраторов ГЦРМ (стоит слева).
Художник-реставратор, участвовал в реставрации икон и фресок 
Кирилло-Белозерского и Ферапонтова монастырей.

      Наблюдавший за раскрытием иконы в 1919 году А.И.Анисимов принял датировку монастырской легенды, отметив, что образ «носит на себе черты чего-то на самом деле наблюденного в действительности»[13] [13. Гусева 1989, с. 119]. Атрибуция А.И.Анисимова впоследствии закрепилась за пядничным образом преподобного Кирилла.
      Однако сейчас, в свете новых представлений, возникших в результате открытия значительного количества памятников живописи XV—XVI веков, у ряда исследователей зародились обоснованные сомнения в точности этой атрибуции[14][14. Так, Г.И.Вздорнов считает, что «нет оснований доверять преданию об этой иконе» (Вздорнов 1975, с. 141); по мнению Э.С.Смирновой, «авторство Дионисия Глушицкого недоказуемо» (Смирнова 1976, с. 24), Э.К.Гусева принимает 1424 год как дату исполнения иконы условно (Гусева 1989, с. 118)]. Действительно, ни технико-технологические особенности исполнения иконы (доска нехарактерных для первой четверти XV века пропорций с глубоким ковчегом и широкими полями, использованием «плавей» в личном письме, моделировка позема белильными штрихами), ни стилистические качества произведения (чрезмерно свободная постановка фигуры в поле ковчега, неодухотворенный, приземленный образ преподобного, темные глуховатые краски в сочетании с холодным светом золота, высокие штамбы букв в надписи) не позволяют сопоставить этот образ ни с одним из известных ныне памятников иконописи первой четверти XV столетия. По указанным признакам икона приближается к произведениям, создававшимся на вологодской земле в сфере влияния московской художественной традиции в конце XV — начале XVI века[15][15. По манере исполнения личного письма пядничный образ преподобного Кирилла ближе, например, к праздничным иконам из Введенской церкви Корнилиева Комельского монастыря (ок. 1515), нежели к Успению из Семигородней пустыни (XV век), связываемому с именем Дионисия Глушицкого].

Ферапонтов монастырь (основан в 1398) 
Фото 1984

Рождественский собор (1490)
и церковь Мартиниана (1640-1641)
в Ферапонтове монастыре

      Учитывая эти обстоятельства, по-видимому, следует признать, что пядничный образ появился в Кирилловской обители на волне развития культа основателя богатого монастыря, в годы жестокого прения между «осифлянами» и «нестяжателями». Иначе невозможно объяснить, почему Пахомий Серб, побывавший в 1462 году в монастыре и написавший житие Кирилла, беседовавший с видевшими его игуменами Кассианом и Мартинианом, ни словом не обмолвился о наличии в монастыре иконы преподобного, да еще написанной при его жизни. И возможно ли представить Кирилла — сурового игумена, превыше других добродетелей возводящего воздержание и смирение, именующего себя в своих посланиях «чернечище грешный и непотребный», «грешный и смиренный игумен»,— позирующим для иконописца? Тем самым он поставил бы себя и в собственном мнении, и в мнении братии на одну ступень с Богоматерью (чей образ, по церковному преданию, при ее жизни написал евангелист Лука), что немыслимо для православного религиозного сознания XV века.

Вид Ферапонтова монастыря
Литография с акварели Ф.Д. Иванова. 1809

      Возникновение легенды об исполнении пядничной иконы преподобного Дионисием Глушицким и утверждение ее ценности как прижизненного образа, несомненно, относится к более позднему времени. Это могло произойти лишь в условиях значительной коррекции ценностного определения человеческой личности, повышения статуса ее земного начала. Такой сдвиг в мировоззрении русского человека, хорошо фиксируемый и в иконописи, стал заметным лишь во второй половине XVI века, после церковных соборов середины столетия и массовой канонизации русских святых, а также не без влияния активных и разнообразных контактов с западным миром. Что же касается Дионисия Глушицкого — инока, основавшего в 1393 году монастырь близ Кубенского озера и действительно занимавшегося иконописанием, — то его имя в поздней традиции часто связывалось с достопримечательными иконами в монастырях и приходских храмах Вологодской епархии. К тому же вологодской агиографии неизвестно имя Дионисия Московского, но память о его иконописных трудах в тех обителях, где он работал, была жива, и благодаря тождеству имен ошибочно соединялась с именем жившего столетием раньше повсеместно славимого преподобного Дионисия Глушицкого[16][16. В Павло-Обнорском монастыре, для которого писал иконы в 1500 году Дионисий Московский, в XVIII—XIX веках за его произведениями прочно укрепилась репутация письма Дионисия Глушицкого (см.: Суворов Н.И. 1866, с. 163; Воскресенский, с. 209)].

Вид Ферапонтова монастыря 
Бумага, тушь. 1835

      Записанное в синодике Кирилло-Белозерского монастыря имя иконника Дионисия[17][17. Попов Г.В. 1975, с. 78-79, 315— 320] является одним из ранних упоминаний о работавших в монастыре иконописцах. Как показало изучение иконного фонда и актов монастыря, для исполнения крупных живописных комплексов (иконостасов, стенных росписей) монастырские власти обычно приглашали известных мастеров-профессионалов из Москвы, Новгорода, Ростова, Белозерска, Вологды, Ярославля. Лишь сравнительно небольшие по объемам работы да труды по поновлению потемневших или поврежденных икон и росписей поручались в XVI—XVIII веках иконникам из числа братии или монастырских служителей. Из работавших в Кирилло-Белозерском монастыре иконописцев известны старец Александр с учениками Омелином (Емельяном) и Никитою (1585), старцы Митрофан и Трифон (начало XVII века), вологжане Ждан Дементьев и Терентий Фомин, белозерцы Никита Ермолов и Оксен Федоров, москвич Леонтий Жуков, ярославцы Иван Тимофеев, Севастьян Дмитриев и Осип Владимиров, старцы Нектарий Кулюксин и Феофан Дерголоб, монастырские служители Иван Козмин и Федор Кулебакин; позднее, в XVIII столетии, для Кириллова монастыря трудились его служители Никифор Андреев, Михаил Каргопольцев, Филипп Макурин, белозерец Лаврентий Туфанов, священник череповецкого Воскресенского собора Лука Петров и ряд иных мастеров[18][18. См.: «Отписка Кирилло-Белозерского монастыря игумена Феодосия с братиею об иконном мастере, присланном из Большого Дворца...» — Чтения ОИДР, 1884, кн. 1, отд. V, с. 21; Кирпичников А.Н., Хлопин И.Н. Новые документы о строительной деятельности Кирилло-Белозерского монастыря в XVII веке. — Памятники письменности в музеях Вологодской области. Вологда, 1985, ч. 4, вып. 1, прилож. 1, с. 145—162; Сто икон из фондов Эрмитажа, № 70; Лелекова 1989, с. 157-179].

Верхняя и центральная части иконостаса Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря 
Фото начала XX в.

       Датой основания Ферапонтова монастыря, расположенного поблизости от Кириллова, традиционно считается 1398 год. В XV—XVI веках эта обитель играла в культурной жизни Севера не менее видную роль, чем Кирилло-Белозерский монастырь. Особенно напряженной и оживленной была жизнь в Ферапонтовом монастыре на рубеже XV и XVI столетий, когда там находился отказавшийся от кафедры ростовский архиепископ Иоасаф. Он много содействовал украшению монастырского ансамбля и развитию просветительской деятельности, начатой игуменом Мартинианом в середине XV столетия. Именно к этому времени относится строительство в монастыре каменного Богородице-Рождественского собора и последовавшая в 1502—1503 годах его роспись московским художником Дионисием с сыновьями Феодосией и Владимиром.
      В Богородице-Рождественском соборе сохранился иконостас, иконы для которого были также созданы в мастерской Дионисия [19][19. В настоящее время иконы из иконостаса Рождественского собора находятся на хранении в ГРМ, ГТГ и КИАХМЗ]. В местном ряду иконостаса с творчеством этого живописца и его мастерской связывают иконы Воскресение и Богоматерь Одигитрия. Изображение Богоматери с младенцем отличается особенно высоким мастерством исполнения. В нем нашла яркое проявление творческая манера Дионисия, его умение сочетать величественную торжественность, духовную возвышенность образов с лирической трактовкой их эмоционального состояния. Иконы деисусного и пророческого чинов выполнены группой мастеров и, возможно, разновременны. Храмовая икона Рождество Богородицы с клеймами земной жизни Богоматери написана в середине XVII века и является вкладом старца Феофилакта Калединского.

Кирилло-Новозерский монастырь (основан в 1517)
Офорт. Около 1880

      Творчество Дионисия и мастеров его круга оказало глубокое воздействие на дальнейшее развитие художественной культуры в Белозерье, Вологде и в окрестных монастырях, содействовало внедрению в ее традиционную структуру новых художественных импульсов и технических приемов.
      Заметную роль в художественной жизни региона играл основанный в XVI веке Воскресенский Горицкий монастырь. Он был устроен на средства последнего удельного князя Андрея Ивановича Старицкого и его жены Ефросиний на берегу реки Шексны, в шести верстах от Кирилло-Белозерского монастыря. В 1544 году здесь был возведен каменный Воскресенский собор, в украшении которого иконами, резьбой, художественными изделиями из серебра и олова принимали участие и московские, и новгородские, и местные мастера. Среди немногих сохранившихся в фондах Череповецкого, Кирилловского и Государственного Русского музеев икон из Горицкого монастыря встречаются произведения и новгородской ориентации (Св. Николай Чудотворец, в житии, конца XV — начала XVI века, ГРМ[20] [20. Справедливо усматривая опосредованную стилевую общность этой иконы с Николой из Каргача и Богоматерью Одигитрией из собрания С.П.Рябушинского, Г.И.Вздорнов приходит к ошибочному выводу о принадлежности этой группы памятников к вологодской школе живописи (Вздорнов 1975, с. 146). Иконы Пошехонья, составляющие особую, специфическую группу в художественном наследии Северной Руси, действительно близки иконописи Вологды, однако это — близость соседей, живущих рядом, но отдельными домами. Представляется более верной оценка этого памятника Э.С.Смирновой, которая, отмечая сходство его с живописью Вологды, указывает на проявление в нем новгородских черт (Смирнова 1964, с. 104). Новая волна новгородского влияния ощущается в художественной культуре этого региона конца XV—XVI века после похода Ивана III на Новгород в 1471 году]; Покров Богородицы, середины XVI века, ЧКМ), и иконы с лазоревым нимбом, продолжающие традиции ростовской живописи (Богоматерь Владимирская первой половины XVI века , ЧКМ), и образы, примыкающие к кругу памятников Тверского Поволжья (Богоматерь Умиление середины XVI века, ЧКМ).
      Кирилло-Новозерский монастырь, расположенный на Красном острове озера Нового (в 30 верстах от Белозерска), основан выходцем из Галича Кириллом Белым в 1517 году. Временем его процветания стала вторая половина XVII столетия, когда на вклад боярина Бориса Морозова был построен каменный Воскресенский собор (освящен в 1652). При устройстве фундамента под собор в 1643 году обретены нетленные мощи Кирилла. Слава нового чудотворца привлекла внимание царствующего дома Романовых. Особенно значительные по своей художественной ценности вклады были сделаны царевной Татьяной Михайловной. Среди них украшенная живописью ставротека с крестом, обложенным позолоченным серебром и обнизанным жемчугом, ризы из драгоценных тканей, паникадило, серебряное кадило весом полтора фунта и др. Из икон, уцелевших в музейных собраниях, привлекает внимание житийный образ Кирилла Новозерского — храмовая икона из одноименного придела в Воскресенском соборе, написанная к его освящению. По стилистическим и технико-технологическим особенностям исполнения она близка храмовой иконе Св. Илья Пророк, в житии середины XVI века из Ильинской церкви Белозерска и, видимо, была выполнена местным белозерским мастером.

Житие Кирилла Новозерского. Рукопись. 
Начало XIX в. 
Миниатюра «Кирилл Новозерский, с видом Кирилло-Новозерского монастыря»

 


К титульной странице
Вперед
Назад