Эйдемюллер даже кричала:
– Как же жить будешь!
Затем сделали все-таки так: ученики часто уезжали, а в журнале отмечали не всех, вот ее и кормили по ученическому списку. Дом-то пионеров был рядом, так там все и пропадали. Как заиграет на пианино, дети заслушаются. И после войны она всех кормила. Время голодное было. Заглянешь к ней, а дети сидят кружком... Даст денег, пойдут в гостиницу, принесут ведро первого да ведро второго, съедят, а потом заниматься идут по кружкам.
– Но только помните, если пойдете в магазин да если будете тереться возле карманов, не знаю, что и сделаю с вами, – скажет. Многие, если бы не она, не стали бы в жизни тем, кем стали. Многим она дала путевку в жизнь, специальность.
Из воспоминаний Антонины Федоровны Тихомировой, учительницы начальных классов.
Человеческая память не так уж коротка, и след ее передается сердцам других людей. О Людмиле Васильевне Волковой мы читали в очерке об истории гимназии, вышедшем в свет в 1915 году, всю первую половину века она работала педагогом, в 1935 году она сделала первый выпуск (и один из лучших вообще) десятиклассников, в шестидесятые и восьмидесятые годы о ней мы читали в городских газетах, память о ней жива и к концу XX столетия.
Справка.
Успеваемость в школе в 1933 – 34 учебном году.
|
хор. |
29% |
24% |
33% |
|
оч. хор. |
13%' |
8%' |
14%: |
|
УД |
54%' |
65%' |
52,3% |
|
неуд. |
4% |
3% |
0,7% |
Октябрят в школе – 20%, пионеров – 44%, комсомольцев – 2%, неорганизованных – 34%.
Ударниками родителями признаны Буйко (их сын погибнет в 1944 г.), Н. А. Чистяков (сын его полковник, литературный сотрудник ряда журналов), М. Ориничев.
Красное знамя вручено 7-в, 4-г, 4-д классам.
В состав ударников вошли Ф. Лаврова, вожатая (ныне врач подполковник в отставке, председатель совета ветеранов школы) А. Протопопов, редактор (погиб в годы войны), И. Туляков (погиб).
Первой школой, осуществившей переход от 9-летнего обучения к 10-летнему, была в городе наша школа. Она получила новые программы, учебные планы. Начался прием в 8-ой класс заявлении масса, но предпочтение при приеме отдавалось детям рабочих, служащих. Детям, чьи родители владели хоть какой-нибудь частной собственностью, прием был затруднен. Класс сформировался из 40 учащихся и 8 кандидатов, но к концу года в этом классе осталось всего 30 учащихся.
Классным руководителем десятилетки была назначена Людмила Васильевна Волкова, человек высокой культуры и большого профессионализма. Лучшие учителя города стали работать с новым набором: Ё. Д. Крюкович (математика), В. В. Сарапулой (химия), К. Л. Фофанова (физика), Ф. Н. Лисочкин (биология), О. Ф. Щербина (словесность), А. А. Алексеева (рисование и черчение).
Так как школа носила имя М. Горького, то уроки изучения его творчества проходили с большим вдохновением, а в классе образовалась группа «босяков», которые ввергали себя во всякие экстремальные обстоятельства, например, зимой ходили в лес, у костра читали стихи, играли до утра. Заводилы «босячества» – В. Полушкин и Ю. Лохичев.
К. Матюшина, Е. Сернов, Л. Спиридонова, В. Коквин ставили спектакли по пьесам Лермонтова, Островского. Е. Сернов после школы работал в театрах Дальнего Востока профессиональным актером. Многие из школьных актеров впоследствии нашли себя, став учителями литературы.
В классе существовала акробатическая группа, выступавшая на школьных вечерах и в доме культуры, а трое (Л. Фадин, Ю. Лохичев, В. Капустин) участвовали в розыгрыше первенства Ленинградской области.
Учащиеся этого класса в 34 году сделали подарок С. М. Кирову. Сувенир, изготовленный их руками, хранится в музее его имени.
В. Калашников и И. Гофман играли в духовом оркестре, Е. Мякинин – в оркестре народных инструментов, Ю. Лохичев летал на планере. Каждый из учащихся имел хобби.
После окончания 9-го класса многие поступили на курсы и в институты, в классе осталось всего 16 человек, из них 14 закончили институты, 2 – военные училища (В. Коквин, Е. Муховин, оба они погибли, защищая Отечество, в годы войны).
Через 41 год они собрались в школе: из 16 прибыли 10, погибли на войне три человека, трое не смогли приехать. К 1995 году из того выпуска осталось в живых 5 человек.
3 сентября 1935 года издано постановление Правительства .о том, что учащиеся, закончившие полный курс средней школы при отличном поведении и показавшие отличные знания, принимаются в вузы без экзаменов, им выдается аттестат с золотой окантовкой и Похвальная грамота, что раньше и много позднее обозначалось Золотой медалью.
В 1936 году 10-й! класс в школе окончили 38 человек, из них аттестат с отличием получили 11 человек:
Павел Белов Олег Дмитриев, окончил Лесотехническую академию;
Ирина Коровина – зав. кафедрой английского языка Одесского высшего инженерного морского училища;
Геннадий Кулаков – преподаватель института в Днепропетровске, окончил два института;
Фаина Лаврова – врач, подполковник медицинской службы;
Александр Маршалкович – врач, погиб под Ленинградом, спасая ценой своей жизни раненых бойцов;
Галина Мышко – преподаватель Томского машиностроительного техникума;
Елена Соколова,
Геннадий Шеин, воевал, умер во время войны;
Олег Шеляпин – начальник жилгражданстроя г. Череповца;
Антонина Юткина – инженер, окончила Ленинградский индустриальный институт.
Школьный музей располагает таким аттестатом Фаины Лавровой и Похвальной грамотой Олега Шеляпина.
Сам класс представил такую визитную карточку: из 38 человек поступили в вузы и получили профессии
педагогов – 7,
врачей – 7,
инженеров – 10,
офицеров – 4.
В годы Великой Отечественной войны сражались 23 человека. Николай Агафонов, Павел Исаков, Александр Маршалкович, Алексей Райсов, Борис Рогозин погибли в той великой битве.
За 10 лет до 1946 года, когда грамота заменилась Золотой медалью, Похвальной Грамотой награждено 89 человек. Золотыми медалистами стали 21 человек; среди них:
Герман Семенов – профессор Ленинградского университета,
В. Озеринин – доктор технических наук,
Е. Озеринина окончила Ленинградский университет и полиграфический институт,
Ф. Влацкий – кандидат физико-математических наук, преподаватель Оренбургского политехнического института,
В. Влацкая – врач-психиатр, заведующая отделом психодиспансера.
75 человек награждены Серебряной медалью.
Ярчайшей страницей расцвета школы является страничка, написанная Татьяной Николаевной Янсон, работавшей в нашей школе учительницей пения. Она создала в школе балетную студию, а затем и балетный театр.
Воспоминания Риммы Николаевны Иваницкой (Воздвиженской), выпускницы 1936 года.
– Наталья Петровна Астахова и ее муж, Николай Аполлонович, с двумя дочерьми приехали в Череповец из Петрограда, наверное, в 1918 или 19 году, и сразу же вокруг этой семьи как-то объединились все культурные силы города, создав атмосферу удивительной интеллигентности. В доме Астаховых, например, говорили только по-французски, чтобы не забывать язык.
Наталья Петровна учила детей музыке и пению, работала в доме культуры, здесь, в Череповце, вышла замуж, в начале 20-х годов у нее родились два сына-погодка, работала она учительницей русского языка и литературы. Младшая дочь, Татьяна Николаевна, тоже в Череповце вышла замуж за Владимира Модестовича Янсона, она-то и пошла работать учительницей музыки и пения в нашу школу.
Жили они на нынешней Красноармейской площади, в большом желтом деревянном доме, занимая половину его (ныне на этом месте кафе «Космос»).
Конечно же, к этой семье стали тянуться музыканты Мигаловский, Казнин, Ратнер, мой отец, учившийся в свое время бесплатно в реальном училище «за голос» (у него был незабываемый тенор). Часто приходила Виктория Ивановна Рождественская, бывшая балерина, кажется, Мариинского театра.
Она-то и организовала частный балетный кружок. Занимались мы у нас в доме, где была одна громаднейшая комната, достаточно сказать, что там было 8 (!) окон, пианино и почти не было никакой мебели. Первое наше публичное выступление состоялось в детской больнице (она тогда помещалась в здании нынешнего загса). Мы исполняли два танца: «Снежинка» и «Русский танец». Там ко мне подошла Татьяна Николаевна и пригласила меня к себе, предложив заниматься. Так я появилась в доме Астаховых. Это был удивительный дом. Комнаты соединялись таким образом, что можно было ходить по кругу.
Квартира перед спектаклем превращалась в мастерскую. Сама Татьяна Николаевна делала костюмы. На ситцевый фартучек, например, наклеивали мы бумажный рисунок-орнамент, из бумаги чудесным образом появлялась змейка-поясок, покрашенный бронзовой краской, воротник – из бумаги, шляпа – цветок лотоса с украшением – из шкатулки с бижутерией Татьяны Николаевны, из ночной детской рубашки – купальник, надо было только сшить, захватив подол. Родители наши были очень заинтересованы и помогали делать костюмы.
Декорации же рисовал на больших листах бумаги, а были они не простые, движущиеся, Иван Григорьевич Спасский, бывший сотрудник Эрмитажа, искусствовед, сосланный в Череповец (он потом вернулся в Ленинград и продолжал работать в Эрмитаже.).
Фотографировал нас Лебедев, отец Саши Лебедева, школьного актера, будущего селекционера картофеля, ему В. Дудинцев посвятил роман «Белые одежды».
Первый балетный спектакль состоялся в доме Татьяны Николаевны. Это был балет «Фея кукол». КУКОЛЬНЫЙ магазин. Ночь. Ночью оживают все куклы. Я – в главной роли. Это март 1931 года. Сцена – маленькая комната квартиры Астаховых, зрительный зал – другая комната.
Только после этого первого, как я помню, пробного спектакля начались занятия в школе.
Шли долгие репетиции балетов «Спящая красавица», позднее – «Лебединое озеро». Одна из родственниц Астаховых, работавшая капельдинером в театре, записывала там, в Ленинграде, тщательнейшим образом входы, выходы, ход событий, действия и т. д., присылала все это в Череповец, но Татьяна Николаевна сама была удивительная выдумщица, ведь она жила музыкой и балетом.
Мы принимали участие в смотрах и олимпиадах и всюду занимали первые места, а в 1936 году поехали на фестиваль в Ленинград, где тоже заняли первое место. Это уже потом в Череповец приехал корреспондент Игнатьев из Ленинграда, беседовал с нами и Татьяной Николаевной, взял у нее фотографии, напечатал их и статью в ленинградской газете «Ленинские искры». Триумфом нашим был балет «Лебединое озеро», а последним мы давали «Конек-Горбунок».
У Астаховых подрастали дети, их нужно было учить, и вся большая семья Астаховых и Янсон переехала в Ленинград перед самой войной.
Я же пыталась поступить в балетную школу, но время мое уже прошло, так что пришлось заканчивать институт имени Лесгафта, где был факультет художественного движения. Вышла замуж за однокурсника, который погиб за три месяца до окончания войны. Все эти годы я проработала в госпитале, который располагался в здании нашей школы, а после войны работала учителем той же школы, так что вся моя жизнь: ученье, балет, госпиталь, учительство – связано с первой школой.
И еще об одном: как-то уже после войны А. А. Алексеева мне сказала, что балет нужно бы организовать, я долго отказывалась, я же только танцевала, как делать постановку, не знаю, но чудесница Ангелина Анатольевна улыбнулась: все получится, надо только начать, – и я начала. Действительно, кое-что получилось. Школа много раз занимала первые места на олимпиадах.
И еще два момента, штрихи к портрету Татьяны Николаевны. Она подарила моей семье четыре стихотворения. К сожалению, у меня сохранились только два, посвященные моей маме и бабушке.
Мы, молодые, довольно часто в те годы собирались вместе, танцевали, пели, читали стихи у Медовиковых, Маршалковичей, Воздвиженских. Иногда там бывала и Татьяна Николаевна, учила нас там бальным танцам.
Мальчишки обычно спрашивали, будет ли на такой вечеринке Татьяна Николаевна, и очень радовались, когда узнавали, что она будет.
Воспоминания записаны 30 ноября 1994 года.
Газета «Коммунист», № 28, 1937 год.
– Постановка хореографическим кружком... балета П. Чайковского «Лебединое озеро», несомненно выдающееся событие в жизни Череповца.
Очень часто мы уходили из театра неудовлетворенные игрой артистов-профессионалов. 30 января на сцене выступали не профессионалы, а учащиеся-кружковцы, и переполненный зал дрожал от аплодисментов. На всех зрителей постановка произвела очень сильное впечатление.
Перед руководительницей хореографического кружка Т. Н. Ян-сон стояла чрезвычайно сложная задача – дать не отдельные, наиболее эффектные сцены, не отдельные танцы, а весь балет целиком, во всей сложности составляющих его элементов.
С этой задачей она в основном справилась. Помимо замечательных танцев, мы увидели хорошую игру, увидели драму. Весь коллектив исполнителей не только показал прекрасную сыгранность, но и хорошее понимание музыки Чайковского, его замысла. Л ведь не нужно забывать, что в постановке участвовали школьники, самым младшим из которых по 9 лет .самым старшим – по 17 – 18.
Прекрасно был исполнен во втором действии танец четырех лебедей (Пальцева, Судакова, Калганова, Пастухова). С большой теплотой была проведена следующая за ним сцена, в которой участвуют Зигфрид, Одетта и лебеди...
Третье действие балета развертывается в замке Зигфрида. Начало действия прошло довольно бледно, здесь чувствовалась некоторая недоработанность, но в дальнейшем музыка и самый драматизм действия захватили юных артистов. Легко и непринужденно носятся они по сцене, танцуют, мимикой выполняют то, что в пьесе выражается словами.
Нельзя не отметить крохотной) пары, исполняющей танец на балу, – Гали Буновой и Кирилла Валькова. Как смело чувствуют себя на сцене, как легко и плавно несутся в танце, и в то же время какая серьезность в каждом их движении и жесте!
Зал наградил их восторженными аплодисментами, заставив протанцевать еще раз.
Очень хороши испанки (Погодина, Пальцева, Судакова).
Главную роль Одетты исполняла четырнадцатилетняя Рита Куликова. В хореографическом кружке она занимается вторую зиму. Тем не менее Куликова хорошо справилась со своей ролью. Танцевала и играла она с большим чувством и искренностью. Уже сейчас можно с уверенностью говорить о ее больших способностях.
Отметим также ученицу 10-го класса Калганову (Одилия).
Роль Зигфрида исполнил ученик 10-го класса Сернов.
Большинство исполнителей – учащиеся 1-ой средней школы.
...Мы надеемся, что руководительница кружка Т. Н. Янсон, прекрасно подготовившая балет «Лебединое озеро», порадует нас в дальнейшем новыми успехами.
П. Кустов.
Автор этой записи речь ведет о хореографическом кружке, совсем не ведая, что это балетный театр: только в театре возможна быстрая замена главных исполнителей и то, если есть дублеры. В том же 37 году ленинградский корреспондент В. Игнатьев напишет, как прекрасно вели свои партии Соня Белоусова (Одетта), Римма Воздвиженская (Одилия), в Череповце же эти партии вели Р. Куликова и Калганова. Кроме «Лебединого озера» в балетном школьном театре шли «Конек-Горбунок», «Спящая красавица», «Копелия». Театр имел своего художника и очень своеобразные декорации (движущиеся), оркестр. 44
С «Лебединым озером» вскоре театр отправился на олимпиаду в Ленинград.
Из рецензии в ленинградской газете «Ленинские искры», № 29, 1937 год.
– Дали третий звонок. Потух свет. Я сижу в ложе и внимательно смотрю на сцену – боюсь что-нибудь пропустить...
Переполненный зал затих... Оркестр заиграл увертюру. Бесшумно раздвинулся занавес. На сцене тенистый парк, вдали виднеется озеро, а в стороне – замок. На лестнице, ведущей к замку, появился строгий принц Зигфрид. В замке идет праздник, но Зигфрид скучает. Он садится на скамью под раскидистый дуб и читает томик стихов. Промелькнул лебедь. Из зала выбежали девушки. Они танцуют вальс. Но они не могут развеселить мечтательного юношу. Проходят, возвращаясь с охоты, друзья Зигфрида. В руках они держат подбитого лебедя. Увидев лебедя, Зигфрид волнуется... Потом на лесной поляне появилась стая лебедей. Они вспорхнули, и начался их танец.
Автор резенции и дальше подробно пересказывает все события и все действия оперы.
– На другой день я был в школе. «Балерины» писали контрольные работы. На перемене я встретился с Одеттой – Соней Белоусовой и Одилией – Риммой Воздвиженской. Они – подруги, а на сцене изображают врагов. В Олеге Шеляпине я узнал вчерашнего романтического, мечтательного принца Зигфрида. Медовиков оказался совсем не страшным и злым, как Ротбар, роль которого он исполнял, а веселым и хорошим парнем.
В зале играли, пели и веселились на перемене ребята. Среди них были и девочки, танцевавшие вчера лебедей. В кабинете музо сидела Татьяна Николаевна Янсон – преподаватель пения и руководитель хореографического кружка...
Она мне рассказала, как ставили балет.
Шесть лет тому назад появился в школе кружок. Над девочками – кружковцами долго издевались: «балерины», «артистки» – дразнили их и не давали прохода. Но вот на школьных вечерах появились живописные танцы народов, отрывки из балетов. Сразу перестали дразнить, и в прошлом году кружок уже поставил настоящий большой балет. Выбрали балет «Лебединое озеро». Он очень музыкален, в нем много танцев, и, главное, Чайковский – любимый композитор. Окончились летние каникулы, работа над балетом началась только с 15 сентября. Либретто, ноты были уже получены, пришли письма из Ленинграда – полное описание «Лебединого озера», поставленного в театре оперы и балета. Был самими написан и монтаж – ход всего действия и стихи для чтения.
Самое трудное было подобрать мальчиков на мужские роли. Они стеснялись участвовать в балете. Но наконец согласились. Олег Шеляпин очень подошел к роли Зигфрида. Роль Одетты никому так не пошла, как Соне Белоусовой. Соня сумела дать пластичностью своих движений сказочный образ скромной девушки-лебедя. А роль Одилии досталась Римме Воздвиженской, создавшей образ решительной девушки с веселым характером и порывистыми движениями.
Начались репетиции. Репетировали отдельные сольные танцы: венгерский, четырех лебедей и другие. Репетировали танцы всего ансамбля лебедей.
Танцевали в ансамбле девочки – ученицы 5-х и других старших классов.
Были радостные и печальные репетиции. Печальные, когда не выходил какой-нибудь танец, какое-нибудь па. Да еще чуть ли не на последней репетиции Одетте – Соне принесли тесные туфли. Танцевала Соня, а ногу жало, из глаз даже слезы лились, но, к счастью, за день до спектакля туфли разносились. А больше было веселых репетиций. Ребята очень; старались. Особенно рады были все, когда Римма сделала 40 туров на носке – фуэтте. Или когда Зигфрид – Олег поднял Одетту – Соню и сделал классический прыжок. Радовались и когда у Риммы) – Одилии вышло девлепе – она подала руку Олегу и прошла всю сцену крупными шагами на носках.
Татьяна Николаевна называла на репетициях все балетные па по-французски.
Репетировали и одновременно делали декорации, шили костюмы. Во всех аптеках города скупили марлю – 300 метров марли ушло на костюмы. Сами красили в разные цвета, шили, крахмалили. Нашли сапожника, который сумел сшить по выкройкам всем ребятам балетные туфли.
Последняя репетиция была 28-ая по счету. Шесть раз репетировали весь балет...
Всеволод Игнатьев.
Так писала в те годы ленинградская газета об опыте постановки балета школьным кружком.
Так средняя школа № 1 имени М. Горького завершила движение, которое привело ее к расцвету.
ГЛАВА IV
«ТАК ЭТО БЫЛО НА ЗЕМЛЕ» ШКОЛА И РЕПРЕССИИ 30-Х ГОДОВ
На портрете женщина, ей уже за 50, но она удивительно сохранила красоту: большие открытые глаза смотрят доверчиво и пытливо, резко очерченные губы с готовым сорваться добрым словом ц глубокая складка горького опыта около них. Фотография любительская, но она передает характер человека доверчивого и пытливого, интеллигентного.
Есть еще одна фотография, но давних лет. Состав на железной дороге, на вагонах плакаты «Грамота – опора трудящихся за лучшую жизнь», «Безграмотность – резерв котрреволюции» и много других, заслоненных группой мужских фигур, в длиннополых пальто, и две женские фигуры на подножке вагона, вот она, в темном берете и с меховой муфтой. Фотография выцвела и неясна, но молодость и красоту женщины ничем скрыть нельзя.
Это одно и то же лицо, Елена Брониславовна, урожденная Ягминович, родившаяся в г. Белая Церковь в 1896 г.
В 1914 году окончила женскую гимназию с золотой медалью, работала домашней учительницей, училась на женских курсах, потом в институте музыкальной драмы, а в 21 году - – вот этот поезд, комиссаром которого был Лев Хононович Фальк-Сегаль.
Через год у них родилась дочь Тамара.
О семье надо поведать подробнее, это счастье и боль, жизнь не только семья, но и страны.
Лев Хононович старше жены на год. Будучи студентом Петербургского психоневрологического института, он связал свою жизнь с революционной борьбой, принимал участие в гражданской войне, в 21 году поступил в институт красной профессуры, где, удивительное дело, ему, студенту, предложили стать преподавателем, и он стал читать лекции по экономике- Он автор многих книг, его учебник «Краткий курс политической экономии», выдержал 4 издания, переведен на три европейских языка.
Начиная с 1931 года (после письма Сталина), начались гонения на историков, они коснулись и Льва Сегаля. В конце 36 года доктору экономических наук Фальк-Сегалю было предложено для 5-го выпуска учебника дописать главу «Сталин – создатель политической экономии социализма», на что ученый ответил твердым отказом. Участь его и семьи была решена.
20 августа 1937 года Тамаре исполнилось 15 лет, этот день ей навсегда запомнится, именно в этот день семья отправилась в ссылку, в Казахстан. Мать навсегда рассталась с Большим театром, куда она была только что принята, дочь – со школой. Там арестованный отец погиб.
Вернулась Тамара Б Москву, оставив мать в казахстанской ссылке, чудом. Да не в хорошем месте была ее квартира: каждый метр улицы просматривался, по этой улице Сталин проезжал на дачу, и бабушке скоро сказали, что если она не вывезет внучку, то – этап к матери.
Страх сковывал жизнь, но победить ее он не может. Мамина сестра, актриса, заключила договор с череповецким театром и предложила Тамаре пожить с ней.
Здесь Тамара и поступила в 8 класс нашей школы. До сих пор она вспоминает, как уютно и хорошо было в школе, поэтому она сохранила любовь и благодарность к ней. «Там было много сердечных людей. Дети льнули к Дому пионеров и находили приют, потому что там Ангелина Анатольевна Алексеева, Татьяна Николаевна Янсон. Татьяна Николаевна учила танцам, а меня еще бесплатно индивидуально учила музыке. Я помню, как Ангелина Анатольевна примеряла на меня костюм чертика, принесенный из, театра специально для карнавала, и подарила на Новый год ноты, я пыталась отказаться, но А. А. погладила меня по голове и сказала:
– Что ты, Тамарочка, ведь подарок нужен тебе, ты играешь.
А. А. много детей обласкала и отдала им кусочек сердца.
В 8-м классе Тамару приняли в комсомол. Ох, какое это было бурное собрание! Это было не просто жаркое собрание, это было соревнование жары с холодом. На всю жизнь Тамара сохранила благодарность маленькой девочке с косичками, секретарю комсомольской организации Рите Куликовой, которая звонко и отчаянно, так что зал притих, крикнула:
– Так дети же за родных не отвечают! – и зал переломился.
В события включается Валя Буйко, прирабатывавший в то время в городском театре, его имя еще не раз встретится на страничках этой книги. Он проводил Тамару в Москву, где она дошла да приемной Берии, где (мир не без добрых людей), ее встретил молодой энкаведист, учившийся по учебникам ее отца, и матери разрешили переехать в Череповец, куда она и явилась в одном ситцевом платьишке, поселилась за занавеской у двух сестер Боголюбовых. Жили вместе, питались) вместе. Две сестры, дочери известною агронома, воспитывали, балуя, племянника Васеньку, озорничавшего в школе, но удивительного доброго человека, который приносил одеяло, когда Елена Брониславовна болела, козье молоко, а иногда и пряник, если тетушки давали ему таковой в школу.
Вот фотография: светлый мальчик с ясными глазами, на обороте – надпись:
– Елене Брониславовне на память от будущего летчика.
Вася Боголюбов закончил школу досрочно в 1942 году, так как всю жизнь бредил небом и на всех карнавалах появлялся только в костюме летчика, он стал летчиком и погиб с горящим самолетом в 1943 году в небе под Ростовом-на-Дону.
А Елена Брониславовна 2 декабря 1940 года пришла в школу № 1, директором в то время был П. В. Смирнов. Выслушав ее, он сказал:
– Елена Брониславовна, Вы Человек с большой буквы.
Так ссыльная, обязанная еженедельно отмечаться в ОГПУ, стала учительницей немецкого языка средней школы № 1.
Нагрузка маленькая, но с голоду уже не умрешь, хотя чувство унижения не прошло.
Пришла в класс, руки трясутся, детей не видит, боится, как бы не услышать: «враг народа». Дисциплину на уроках так наладить и не могла. Ее вызвала к себе А. А. Эйдемюллер, бывшая в то время завучем, и потребовала:
– Вы должны взять себя в руки, проявить волю и подчинить себе класс!
Елена Брониславовна поняла, что ей верят.
Тамара заканчивала 10-й класс. Пора трудная: освободили здание школы под госпиталь, разгружали с поездов ленинградских дистрофиков, заготавливали дрова, очень голодали. На всю жизнь она запомнила, как однажды мама слила молоко из кошкиного блюдечка и дала его дочери. Что было, то было. Это потом стало легче.
В Череповец приехали начальник госпиталя Костецкий и поселился у Боголюбовых, иногда приносил ложечку рыбьего жира. Елена Брониславовна стала организовывать концерты школьников в госпиталях, в воинских частях, руководить кружками хорового и сольного пения в Доме ; пионеров, куда пригласила ее Ангелина Анатольевна, а в сентябре 1942 г. перешла совсем в госпиталь в качестве руководителя художественной самодеятельности, потом стала начальником клуба эвакогоспиталей.
Раненые после концертов кормили детей, вздыхая о своем
Тамара танцевала, читала стихи, со стихотворением П. Шубина «Девушка Советского Союза» выступила на радио.
А Елена Брониславовна должна была еженедельно отмечаться как ссыльная и поднадзорная, и: дежурный топал на нее ногами и кричал, что «не может быть такого города Белая Церковь в Советском Союзе, ты родилась в Варшаве, шпионка!»
Тамара же досрочно сдает экзамены и в апреле; уходит добровольцем в 55-й зенитный артиллерийский дивизион, в боевые расчеты которого было много включено вологодских девушек, подменивших мужчин, ушедших на фронт.
Уже в армию Тамаре пришли два документа: Похвальная грамота за отличные успехи и примерное поведение и аттестат с 14 отметками, все «отлично», – подписанные 30 мая 1942 г. директором школы А. А. Эйдемюллер (А. А. Смирнов ушел на фронт).
Тамара не только несла боевое дежурство, она организовывала художественную самодеятельность, проводила политинформации, выпускала боевые листки и однажды подала заявление о приеме в партию, но; принята, увы, не была, не знала, за что арестовали отца. Не хотелось жить. Но в Вологде на смотре самодеятельности чтение ею стихотворения того же Шубина понравилось начальнику политуправления, и неожиданно в Кадуе Тамара получила партийный билет.
До 45 года дивизион охранял небо страны. Много могил рассыпано по нашей земле. На ст. Аташиене в Латвии под плитами памятника лежат пятнадцать погибших при бомбежке девушек. Тамара там была контужена, но служила до конца войны.
До сих пор эта женщина, хлебнувшая горя по горло, вспоминает добрых, мужественных людей: Т. Н- Янсон, А. А. Алексееву, Васеньку Боголюбова, «крадущего» пряник у, тети, чтобы принести его больной Тамариной маме, Валю Буйко, Ритульку с косичками, директоров ее школы. Много их, хороших людей.
Словом,
Зла у зла судьба,
Без добра
Ему труба.
В 1982 году, рассказывая в стихах о смерти мамы, поэтесса Нора Яворская, известная нам как выпускница нашей школы Элеонора Крусткалн, написала страшную сцену (стр. 45, «Сад без ограды»):
«Вижу: не спит – подтянув к подбородку колени, сидит на кровати серая мышка, в теплом платке, в душегрейке на вате. Одеяло, подушку, одежонку какую-то в узел связала, крепко к боку прижала, будто бы в зале вокзала. Меня услыхала, узнала, встрепенулась, как птица: «Доченька, ты?! Слава богу, успеем проститься!» Тень решеткой отбросила на пол оконная рама... «Отчего ты не спишь? Что за узел в руках твоих, мама?» «Там... За мною пришли... увезти меня... Вещи – в дорогу... С черным верхом машина – ты слышишь! – уже подкатила к порогу...»
«...Это тридцать седьмой год подранков своих добирает, Мертвою хваткой вцепился... А мама и так умирает». Так может написать только поэт, всю жизнь несущий в себе боль израненной души. Письмо в школу в 1988 году поэтесса закончила строками: «Ко всему этому хочу добавить, что атмосфера нашей первой средней школы города Череповца была такая (спасибо учителям тех лет), что я и по их отношению ко мне? не ощущала себя дочерью «врага народа», хотя со стороны вообще городских знакомых и незнакомых людей и некоторых соседей это ой как чувствовалось».
Ее отец, Крусткалн Роберт Яковлевич, имел бурную биографию. Он участник Первой мировой и гражданской войн, приговорен белолатышами к расстрелу, был в плену у немцев, участвовал в подавлении восстания кронштадтских моряков, в ловле банд Савинкова, работал прокурором г. Череповца, а в 38 осужден на десять лет «без права переписки», что на чекистском языке обозначало расстрел.
Но в 37-ом
на допросах распятом
средь ночи отца
увели без возврата...
И передачи, передачи, куда вновь и вновь берет меня с собою мама для опоры.
Двери хлопают где-то,
Будто лают...
Это детство мое ломают.
И нет могилы отца. «А мне – куда мне посадить цветок?» Вот два главных образа! в цикле стихов поэтессы, названном «Отцовские шрамы» – подранки тридцатых и сломанное детство. Тема сломанного детства пронзительна в стихотворени «Ночь», где рассказ идет о том, как ночью брат, узнав, что арестованного отца отправляют в Вологду по этапу
решил в ту ночь
один к окраине
пробраться кошки неприметней...
Когда вернулся он, заснеженный,
и у дверей присел устало...
Как черный колокол, качалась,
Качалась ночь в его зрачках...
Брат Элеоноры, Рихард, 23 года рождения, осенью 1936 пошел учиться в нашу школу,
А в сорок третьем при атаке он был убит
январским днем.
Умершим, знаю, не помочь,
Но я твержу, как заклинанье:
нет, в смертный час
воспоминаньем
перед ним не встала
эта ночь!
Это стихотворение 1962 года. В том же году было написано стихотворение «Счастливая». 20 лет память человеческая хранила, чтобы потом взорвать чувства памяти перед людьми.
Дрожит на щечке розовой
прозрачная слеза.
У Верочки Морозовой
заплаканы глаза.
Отец ее
под Выборгом
геройски пал в бою.
Врагов из дота выбил он
у леса на краю.
И все глядит на Верочку
сочувственно сейчас,
и утешает девочку
весь класс.
Учитель рисования,
любимый горячо,
кладет ей с пониманием
руку на плечо...
А я молчу.
Пытливо я
на Верочку гляжу
и вдруг шепчу: «Счастливая!» –
и взгляд свой отвожу.
И занимаюсь делом...
А ночью снится) мне:
идет отец мой
в белом
по снежной целине.
Не «враг народа» вовсе,
а командир полка,
командует: «Готовься!»
под щелканье курка.
И гибнет героически
у леса на краю
за мир коммунистический,
за Родину свою.
Я плачу.
Плачу вволю,
не пряча глаз.
И утешает в школе
меня весь класс.
Учитель молчаливо
склоняется ко мне...
«Какая я счастливая!» –
шепчу я в полусне.
Здесь, в этом стихотворении, все не случайно, а если угодно, документально. Помните, как Ангелина Анатольевна, «учитель рисования, любимый горячо», гладила по голове Тамару Фальк-Сегаль, примеривая той карнавальный костюм.
Сердечных людей было тогда! немало. Не зря сама Нора Робертовна благодарит учителей той поры за сердечное отношение к ней. Наверное, поэтому люди и воскресили правду.
В последнем письме, полученном нами в декабре 1994 года, извиняясь, что она так и не выбрала время для встречи с нами в Череповце, она написала:
– В Череповце произошли самые страшные для меня события, к которым больно прикасаться. Но город не виноват.
В этом же письме муж Норы, Яворский Владимир Генрихович, родившийся в Череповце в 1923 году, подробно рассказал, как он учился в нашей школе с первого класса, но его отца долгие годы переводили из города в город, пока не арестовали в 37-ом, в Минске, там мальчик остался один, без близких людей, и вернулся в Череповец.
– Меня приютила родная сестра моей покойной матери, которая без мужа воспитывала; троих детей; жилось им трудно, а с моим прибавлением стало еще труднее. Я заявил, что пойду работать, однако тетя настояла, чтобы учился, а на работу пошел ее старший сын-
Итак, я пошел в 7-й класс своей первой школы, где встретил кого-то из своих друзей детства, а с другими познакомился вновь. Лучшим моим другом-одноклассником был Андрей Шулятиков-младший из семьи Шулятиковых, которая имела древние корни в Череповце. Дружил в нашем классе я и с Олегом Тихомировым... О преподавателях школы самые теплые воспоминания сохранились до сих пор. Учили в нашей школе очень основательно и к учащимся относились требовательно. Своих педагогов мы любили, но и побаивались.
После окончания 9-го класса Владислав Генрихович вынужден был пойти работать, а затем – война, и он воевал под Ленинградом, где живет и поныне.
Последнее его письмо заканчивается словами:
– «Бывает, я вижу этот город во сне, но вижу его глазами своего детства».
Удивительное дело, но почему-то сфера репрессий тридцатых годов в провинции, в том числе и в Череповце, всегда связана со школой.
В конце 1937 года был арестован, обвиненный в принадлежности к царской армии А. Н. Ефимов, офицер, в гражданскую войну сражавшийся на стороне красных.
Вера Алексеевна Фадеева, его дочь, вспоминает:
«В семье было пятеро детей, а мать – учительница начальных классов. Две старшие сестры учились в Ленинграде, одна – в пединституте, другая – в техникуме. Брат учился в лесомеханическом техникуме, мы с сестрой Надей учились в шестом классе 1 школы гор. Череповца.
Можете себе представить, как же тяжело нам пришлось переживать арест отца. Фактически семья оставалась! без средств к существованию. Мать получала мизерную зарплату, семье не вы давали никакого пособия за отца, и надо было всех учить. Вообще же наша страна все время переживала страшные времена.
Отцу удалось из тюрьмы написать нам записку: «Меня грызет, как червь, та мысль – за что я сижу». Мы были плохо одеты, нам постоянно хотелось есть, но у нас хорошие и светлые воспоминания о школе, об учителях, о нашем пионерском вожатом из 9-го класса Володе Тюлине.
Вообще в школе царила очень доброжелательная атмосфера, теперь вспоминаются эпизоды очень бережного отношения к нам, детям арестованного отца. Иногда: нас кормили бесплатно завтраками из школьного буфета, что в то время было очень-очень дорого для нас».
Капитолина Ивановна Соболева потеряла отца в том же жестоком году. Она, пожалуй, единственная говорит, как в первый день после ареста школа встретила ее пустотой: ее парта вдруг оказалась свободной, подруга перебралась на другое место.
Капа подала заявление в медицинский институт, где, увидев запись об отце, тут же документы вернули, но все же она окончила финансово-экономический институт, там не обратили внимания на отцовскую графу.
Скорбный список жертв репрессий может продолжить Аня Терентьева, выпускница 1942 года, потерявшая отца, сыновья учителя нашей школы Пышкало, по некоторым сведениям, в годы войны его дети жили в Тотемском. детском доме, старший же после войны учился в Вологодском педагогическом училище; Валентин Михайлов, отец которого был близок с Блюхером, потому и репрессирован, Толя и Витя Дрейеры, отец их – немец, Маша Семенова, отличница, выпускница школы 1938 года.
Трагедий много. Евгений Семенов, выпускник 1938 года, прекрасно учившийся в школе и прекрасно сдавший экзамены в Бауманском высшем техническом училище, не был допущен для учения в нем: его дед был священником. Евгений, не вынеся унижения, застрелился. От того же ВУЗа получила отказ Вера Пичковская: ee отец репрессирован, а семья выехала из Ленинграда в Череповец.
Все дети этих жестоких лет находили тепло человеческих сердец, многие стали достойными людьми, преодолевшими все. Хотя «бывали хуже времена, но не было подлей».
ГЛАВА 5
ВОЙНА
Сорок первый год.
Год начала разгрома и бед-
Год начала убийств и блокад
В нашей милой, родимой стране.
Много гибло людей.
Наш враг
просто так
убивал всех подряд.
Даже совсем беззащитных детей
Мучил в концлагерях.
В дни блокады не каждый имел обед,
Очень много людей голодало.
Голодая,
Народ очень верил,
Что все это пройдет,
Что наступит победа,
Потому что к победе вела его вера.
Был разгромлен наш враг,
Пришла победа весной сорок пятого года.
И в стране воцарилась свобода.
С. Попова, 7-д класс, 1995 г.
И вот рассвет, кровавая заря!
И люди, утром ранним просыпаясь.
Встречают первое сиянье дня,
Не замечая вестника кровавого страданья.
Тревожный голос раскатился по стране:
Все замерло, как будто бы в ужасном сне,
– Война! Пришла война! Война!
Боялись все поверить в странные слова.
Теперь не будет счастия в глазах,
Теперь не будет радости и смеха...
Теперь приходит страшная пора,
Родившаяся в отблесках рассвета.
М. Кирютина, 10 класс, 1995 год.
ОНИ ЗАКОНЧИЛИ ШКОЛУ В 41-ОМ ГОДУ
Когда произносишь или слышишь эту горькую фразу, останавливается на мгновение сердце.
В мае 1986 года, в дни 120-летия школы, оставшиеся в живых выпускники светлого и грозного года привезли в подарок школе прекрасно сделанный альбом. Перелистаем его странички.
– Проработав 30 с лишним лет в школе, познав этот нелегкий, но) благородный труд, я с чувством великой благодарности вспоминаю наших учителей. Они сами, их труд, облик благородных, душевных людей навсегда остались нам5 примером, – такими строчками Г. А. Сосниной (Баранчук) открывается альбом.
И дань учителям: Александру Алексеевичу Смирнову, директору и их учителю истории фотографией уже пожилого человека со значком «Отличник народного образования»; Тамаре Ивановне Борисовой, покорившей их красотой и обаянием молодости; Ивану Николаевичу Матюшину, классному руководителю 10-6, с «веселой и приветливой искоркой в глазах» (он был их учителем, математики и настоящим другом); Капитолине Леонтьевне Фофановой, человеку высокой культуры и мастерства, и многим, многим другим учителям, уже не раз упоминавшимся в этой книге.
И рассказ о себе.
– Были у нас неудачи и шалости, но не было людей о недостойным поведением.
– Среди нас всегда царила атмосфера дружбы и доброжелательности. У нас не было нечестности, лжи или непорядочности.
В 41-ом заканчивали школу два класса, «А» и «Б», как обычно.
Они любили походы, и фотографии в альбоме в основном из походной жизни. Вот! под снежной елкой сидят закутанные в шерстяные платки, выглядывают яркие глазки в шапках-ушанках и улыбаются детские ротики. Это их Ангелина Анатольевна повела в лес встречать Новый год. Фотография ночная, сделана при яркой вспышке магния.
А вот фотографии светлые. Это сцены из балетов, поставленных в школе Т. Н. Янсон. «Вальс цветов» исполняет З. Богданова, она же фея Коодит из «Спящей красавицы», она же в гопаке. Танцевать они любили: эпоха тех годов, когда танцы изгонялись, закончилась. Вот выцветшая фотография: две пары вальсируют на лесной опушке, вот завтрак на траве, а вот все в матросках. Это осводовцы, только что совершившие вёсельный поход в Мяксу. Походов и поездок было много, в том числе и самых ближних, например, на Соборную горку, любимое место встреч многих поколений череповчан. Вот групповой снимок. Одиннадцать юношей и девушек. Светлые и чистые, с открытыми лицами и милой улыбкой Туей Козловской (звали ее Татьяной, но все-все – Туся и Туся, так до сих пор приходят в школу и называют: «Туся»). А Туся после рытья окопов в 41-ом поступила в медицинский институт и всю жизнь проработала детским врачом.
Вот разворот альбома с двумя групповыми фотографиями: 10-а – фотография коричневая от времени, 24 ученика и 6 их учителей. Обычные люди в чуть мятых костюмах, но очень взрослые, пожалуй, Славу Федорова и Романа Кинжалова примешь за людей пожилых.
И выпускной вечер обычный. Только ликовали они очень уж бурно, когда Александр Алексеевич объявил, что ОСВОД дает им лодки, чтобы до утра кататься по Шексне. Все толпой кинулись в белую ночь, к реке.
Смеялись, когда кто-нибудь из девушек замочит платье. Над рекой вдруг дружно раздавался девичий смех и визг, когда лодка, раскачавшись, опасно накренялась. Много пели, и люди далеко окрест радовались молодости и счастью их. Никто тогда не знал, что беда, горе и смерть уже накрывали их черным крылом. Они узнали об этом утром.
Ушли на войну В. Билютин, Н. Орлов, А. Костыгов, Л. Чуркин, Б. Янсон, О. Лысов, А. Явственный, В. Семенушкин, Г. Морозов, Н. Круглова, Р. Кинжалов, В. Федоров, О. Тихомиров, Е- Сухотин, Л. Ливанский, М. Савенков, Н. Соколов, Л. Хераскова, В. Судакова, В. Тюляков, В. Буличев, М. Данилов, А. Марков, И. Бобров, Г. Черепанова.
Вот в альбоме еще одна групповая фотография. «Девять девок, один я», девять девушек в фуфайках, жакетах. Это привет из Калининской области, где девушки эти рыли окопы и противотанковые рвы, чтобы не допустить врага к Москве. Там были Н. Мухлаева, Г. Ромашова, Л. Кузнецова, С. Давыдова, А. Богданова, Л. Хераскова, В. Мудролюбова, З. Богданова (позднее она поступит в Уральский институт и, возвращаясь в Череповец, заболеет и умрет по дороге домой), Т. Загурская, А. Соснина, А. Кузнецова.
И в наш город пришла война голодом и очередями в магазинах, закрытым рынком, бумажными крестами на окнах, эвакопунктом на вокзале с толпами встречающих в надежде встретить там прибывших с прифронтовых мест родных. Там школьники встречали детей ленинградцев, похожих на стариков. Поезда увозили не всех, на снегу часто оставались трупы, и школьники помогали их убирать.
С первых дней войны в городе стали работать; госпитали. Здание нашей школы на третий день войны освободили для госпиталя, и уже 25 – 26 июня там появились первые раненые. Работало 20 госпиталей, они разместились в лучших зданиях города, в основном на Советском проспекте. Многие девушки из нашей школы работали там, а по ночам еще часто несли дежурство в темных кварталах замаскированного города.
Все жили одним – как помочь фронту.
В боях с врагами погибли Володя Билютин, награжденный орденом Отечественной войны, Игорь Волгин, Роман Кинжалов, бывший с первых дней войны курсантом пехотного училища. Он УШед на фронт и погиб в 1942-ом на Ленинградском фронте.
Геннадий Морозов (это ему мы обзяаны памятью фотографий, он был заядлым фотолюбителем), учился в военном училище в Череповце, на фронте стал Минометчиком, погиб подо Мгой Ы января 1944 г. Ваня Семенушкин в октябре 41-го уже окончил военное училище, а в конце 41-го погиб на Южном фронте. Игорь Тихомиров сражался под Новороссийском, в 43-ем погиб- Погиб Слава Федоров, спортсмен, бредивший морем. Боря Янсон, высокий, душевный, добрый и чистый человек, ушел на фронт в первые дни войны, след его затерялся, говорят, что он погиб. Неясна до сих пор судьба исчезнувшего в войне Олега Лысова. В самом конце войны погиб Алеша Явственный. В; блокадном Ленинграде погиб Игорь Куликов.
Память о погибших бессмертна.
Многие выпускники 41-го года, отвоевав, вернулись к мирной жизни.
Вася Буличев создал в Череповце первый симфонический оркестр, многие годы был преподавателем и! директором музыкальных школ.
Лев Чуркин, трижды тяжело раненный, работал фельдшером скорой помощи, Миша Савенков — партийный работник, Люда Хераскова, вернувшись с оборонных работ с обмороженными ногами, почти сразу, же добровольцем ушла на фронт и дошла до Берлина. После войны она стала преподавателем математики, долгие годы работала в Череповецком учительском, затем педагогическом институте.
Алла Кузнецова (Квурт) — преподаватель музыки, Алексей Костыгов, воевавший на трех самых «отчаянных» фронтах, участвовал в защите Ленинграда, оборонял Сталинград, был ранен на Орловско-Курской дуге, после войны руководил техническим обучением на Ульяновском автозаводе.
Игорь Бобров был заброшен в 44-ом году, под Банско-Быстрицей для помощи восставшим словакам, позднее он станет проректором технологического института в Ленинграде.
Олег Тихомиров долгие годы редактировал городскую газету «Коммунист».
М. Данилов, Т. Козловская, И. Смелова, В. Кузнецова, П. Царева, Т. Казнина стали врачами. Г. Баранчук, А. Богданова, В. Евдовицкая, Т. Загурская — учителями, Е. Сухотин — начальник-ком огневого цикла кафедры сельхозинститута г. Целинограда, А. Марков — летчиком, В. Мудролюбова, Т. Мальцева, И. Зайцева, В. Смирнова, А. Соснина, Н. Голубева, В. Ярославцева — инженерами, Е. Кузнецова — экономистом.
— Мы дети своего времени, в наших биографиях отчетливо проступает то общее, что характерно для прожитых нами нелегких лет. Мы пережили суровое, трудное, ответственное время, но не было среди нас ни одного уклонившегося, пытавшегося ускользнуть боковой тропинкой.
Мы все: пробивали себе дорогу сами, и многие достигли цели, а главное — все стали людьми..., все сохранили светлую память о родной школе, о своих друзьях, о своей юности. Так заканчивается альбом, что рассказал нам о людях, которые окончили нашу школу в грозном 1941 году.
Из воспоминаний Олега Петровича Тихомирова, выпускника 1941 года, бывшего собственного корреспондента ТАСС по Череповцу, редактора городской газеты «Коммунист», Заслуженного работника культуры, ныне пенсионера.
Выпускной вечер у нас был 21 июня, война началась на следующий день. Узнав о войне, все мальчики школы, кроме тех, кто уже готовился для поступления в военные училища и списался с ними, пошли в военкомат, чтобы немедленно идти1 в армию. Там сказали, чтобы мы ждали, но никуда из Череповца не уезжали. И вот ровно через месяц погрузили выпускников трех череповецких школ на платформу с рельсами и отправили в Вологду. Так, на рельсах сидя, мы и ехали. Володя Билютнн, Михаил Данилов сидели рядом.
Из Вологды почти сразу же, добавив выпускников нескольких вологодских школ, отправили в Архангельск, для поступления в Находящееся там Борисовское инженерное училище. Но нам было по семнадцать лет, поэтому сначала не принимали, а потом заставили писать заявление, что мы добровольцы.
Так мы стали курсантами, учились два месяца, и скажу так: «Никогда нам не было так трудно, даже на войне. Одежды теплой не было, как снег или непогода, то мы наверняка знали, что ночь не спать, выведут по тревоге».
Вдруг приказ Сталина – выпустить младшими лейтенантами.
В одну ночь мы сдавали экзамены, получали обмундирование. Примеряешь гимнастерку, а тебя дергает за рукав преподаватель, требует ответа на вопрос. Той же ночью погрузили в эшелон и отправили на Южный; фронт. 21 день пути. Ни разу за всю дорогу нас не кормили, выдали 600 с чем-то рублей (за рубль можно было купить вареную картошину на путях), так что, когда мы приехали, нас можно было к стенке приклеивать.
Только что наши отбили Ростов-на-Дону, нас провезли под Таганрог – Мясорубка там была не хуже Малой земли.
Пожалуй, это единственный случай в годы войны, когда весь батальон был укомплектован череповчанами, а в нашей роте командирами были только учащиеся нашего класса. Там были Ю. Иванов, В. Семенушкин, В. Тюляков, Н. Круглов.
Понятно, что когда меня ранило (немцы, периодически пристреливая, попали в подготовленный взрыв для противотанкового рва), то, боясь1 потерять своих товарищей, я не пошел в госпиталь, а стал лечиться в полку. Нога распухла, ходить не мог, но работал в штабе, помогал помощнику начальника штаба.
В 1942 г. получили мы приказ отправиться на повышение квалификации в. Москву, во Второе пехотное училище, учились 8 месяцев. По окончании я как отличник получил награду: 10 дней отпуска на родину.
Вернулся день в день, но товарищи уже получили назначения и разъехались в разные части, меня же оставили командиром взвода] в училище, где и прослужил я до 48-го года. Сначала готовили офицеров для войны, а потом офицеров для союзнических армий.
Я расстался со своими товарищами, которые так и не узнали, что я оставался в училище.
НЕКОТОРЫЕ СТРАНИЧКИ ИЗ ЖИЗНИ ШКОЛЬНЫХ ДРУЗЕЙ
Это письмо (подлинник его, бережно
хранившийся с 1944 г., подарен нашему музею)
имело счастливое продолжение:
Иванов Александр Семенович и
Зоя Михайловна Ориничева прожили
вместе долгую и счастливую жизнь.
Здравствуй, Зоечка!
Пишу в вагоне и совершаю; грандиозную смену координат. Обычная вагонная скука безделья. Пользуясь тем, что вот уже 3-й час стоим, достал из полевой сумки свою походную чернильницу и пишу тебе- Недавно (вчера) останавливались в известном тебе и мне городе. Стояли всего два часа. Сходить никуда не пришлось. Да, не ожидал никак, что так я встречусь со своим любимым городком. Сейчас курс от него Nord-vest. Куда, не знаю. Проезжаю места, где приходилось быть и гулять раньше. Потрясен той разрухой; которая царит здесь. Дорого враг заплатит за эти раны. Ты, наверное, уже в Ярославле, и, вероятно, не скоро получишь мое письмо, я тоже не рассчитываю получить от тебя скоро с переменой координат. Предчувствуя это, я проклинаю войну и злюсь авансом.
Твои письма, дорогая, стали для меня духовной пищей, нужным, как вода. Ты смеешься, наверное, Зоя? Впрочем, это излишняя лирика, может быть, достойна только смеха. Смейся, пожалуйста, я нимало не обижусь на это. Я очень люблю тебя, Зоя, и потому, может быть,- так неуклюже и слабо разбираюсь и изъясняю свои чувства. Ты скажешь, что ты, мол, говорил уже об этом. Дорогая, что я могу еще сказать ценней, если для меня это кажется бесконечно ценным и главным. А особенно это стало ясно для меня сейчас. Говорят, разлука сглаживает чувства, я с этим не согласен. Не думаю, чтобы это была простая археологическая ценность, простое сбережение отголосков дорогого когда-то сильного чувства. А впрочем, я очень доволен и горд этим, Зоя! Ты пишешь, что я часто впадаю в уныние и не верю своим силам. Против этого я протестую категорически. Я уже привык чувствовать себя солдатом, а этого достаточно, чтобы быть бодрым.
Несколько слов о жизни своей. Жив, здоров абсолютно. Продолжаю ждать писем и не дождусь никак. Политико-моральное состояние здоровое, пульс нормальный, насморком не страдаю и пр. пр.
Крепко жму руку и целую.
26.02.44
Подпись
Александр Иванов, будучи пионером, в 1936 г. завоевал 1 место за модель парохода, управляемого по радио, на слете юных техников в Ленинграде, за что был премирован путевкой в «Артек». Ему очень повезло, потому что в это время на всю страну звучали имена многих его товарищей по лагерю: Мамлакат Насан, маленькой смуглой девочки с косичками, награжденной орденом Ленина за рекордный сбор хлопка, Баразбий Хамгокова, вырастившего прекрасного скакуна для самого Клима Ворошилова, Мишы Кулешова, предупредившего крушение поезда, Гули Королевой, юной артистки, будущего Героя Советского Союза, героини книги Ильиной «Четвертая высота». Здесь был сын легендарной Долорес Рубен, будущий летчик, Герой Советского Союза, погибший в битве под Сталинградом.
Как ни поворачивай, а это прекрасные страницы нашей истории.
В июле 1941 года Саша добровольцем ушел на фронт со, 2-го курса института, служил минером, которому всегда «до смерти четыре шага», но контужен был только 2 мая 1945 г. Награжден орденами «Отечественной войны» обеих, степеней, «Красной Звезды», медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги».
После войны А. Иванов закончил институт, работал на ЧМЗ. Зоя Ориничева – будущая жена Александра Иванова окончила нашу школу в 1938, г. с Почетной Грамотой (в ее аттестате – только одна оценка – 5).
Пионерка, пионервожатая, активный атеист, работала в ликбезе, окончила химико-технологический институт. В войне не участвовала, если не считать рытья окопов, работы в госпиталях в осажденном Ленинграде, донорства. В сороковые годы восстанавливала Харьков. Много лет работала начальником химлаборатории ЧМЗ.
ДЕТИ ВОЙНЫ
Война застала меня в 3-м классе, а заканчивала я 7-ой, когда она кончилась.
Тяжело было жить, но мы не унывали. Наш класс с литером «а» был сильным классом, дружным, трудолюбивым и дисциплинированным. Учились мы старательно, несмотря на лишения. Тетрадей и учебников не хватало, поэтому тетради часто сшивали из газет и писали между строк или использовали старые документы, там писали на обратной стороне. Учебников же было по 5 штук на класс, по одному на 5 – 6 человек.
Однажды учительница А. И. Сернова, пришла в класс и, сообщив нам о последних известиях с фронта, бросила клич: «Давайте же и мы, ребята, поможем фронту». Мы откликнулись, и каждый из нас принес самое ценное, что у него было в ту тяжелую пору: тетрадь, последний карандаш, кусочек мыла, расческу, я же принесла пачку сигарет «Дели». Так мы собрали посылку бойцам на фронт.
В свободное от уроков время мы помогали взрослым убирать капусту, турнепс, ездили на картошку в Ковжу. Питались скудно, голодно было. Получали иждивенцы (все, кто не работал) по 300 г хлеба в день и ничего больше. Жили мы в то время в деревянных частных домах, где и свой огородик был. Летом варили суп «трататуй» из воды и свежих листьев капусты и свеклы. Каким вкусным он нам казался! И в школе нас подкармливали: каждый получал на переменке кусочек в 50 г хлеба, очень вязкого, темного, горького, пустые щи или стакан кипятку с сахарином.
Однажды в соседнем со школой дворе разгружали телегу со жмыхом, «дурандой», по-нашему. Мальчишки с разрешения учительницы Н. И. Черемисиной побежали туда и выпросили один лист. Прямо на уроке в классе разделили его, разбивая твердый квадрат на кусочки камнем, и все с громадным удовольствием грызли это вкуснейшее чудо.
Хорошо помнится, как раненые вытирали слезы во время наших небогатых выступлений, хотя и прошло с этих пор почти 5 десятков лет. Вспоминали они, наверное, своих детей.
Старшие школьники на реке вырубали изо льда бревна и разделывали их, чтобы было чем топить школу, а малыши старались помочь семьям фронтовиков, вели тимуровскую работу, организатором ее был Володя Озеринин, ныне он доктор технических наук, ученый.
Одевались мы очень скромно. Я, например, ходила в, перешитых с маминого плеча платьях, а летом носила тапки, связанные из тонкой бечевки, а больше бегали босиком. Иногда школа выдавала особенно бедным ордера на обувь или одежду. Носили брезентовые ботинки на деревянной подошве, прозванные почему-то шанхаями. На них здорово можно было катиться с горки или по льду, что с удовольствием и проделывали мальчишки.
Мы помогали взрослым дежурить на случай воздушной тревоги. Вооружившись палками, стучали в ворота каждого дома своего квартала, чтобы все были готовы бежать в убежище, если прилетят фашистские самолеты.
Очень трудно было нам, одиннадцатилетним тощим девчонкам, заготавливать дрова для дома. Собравшись группами! по четыре-пять человек, шли мы на Ягорбу, доставали там со дна реки топляки и тащили их на плечах домой. За лето я заготавливала 3 – 3,5 куб. м дров, что было большим подспорьем для семьи.
Нельзя забыть День Победы! 7 утра. Я еще сплю. В школу вставать еще рано. Но вдруг стук в окно, и голос соседки-девочки:
– Ирка! Хватит дрыхнуть. Война закончилась!
Я не поверила своим, ушам, но с постели вскочила моментально и тут же ошалела от радости. Так долго мы ждали этого дня, и как неожиданно все случилось.
Сразу же побежала в школу, а там уже висит объявление, что по случаю победы занятий не будет. С подружкой Кларой Куликовой мы побежали на Соборную горку. Там веселье и слезы. Гармошки, песни, пляски.
А день был такой ясный, солнечный, чудесный день. Совсем незнакомые люди обнимались, целовались, поздравляли друг друга-
Мы уже заканчивали 7-ой класс.
И. Н. Митрофанова (Сапогова) 25 апреля 1991 года.
ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ОБОРОННЫХ РАБОТАХ В 1941 ГОДУ
Когда началась война, я закончил! 9-й класс и перешел в 10-й.
В середине августа 1941 г. большая группа старшеклассников нашей и других школ города, в основном комсомольцы, были направлены на строительство оборонительных сооружений в Калининской области. Нам сказали, что едем на 15 дней, к 1 сентября вернемся.
Кто из преподавателей возглавлял нашу группу, не помню.
Но дороге был сформирован целый эшелон, нас везли в товарных вагонах, все двери были заперты, воздуха дышать не хватало, так как вагоны были переполнены, но через день пути прибыли в г. Осташков Калининской области, на берегу озера Селигер. Выгрузили нас на окраине, в кромешной тьме колонной прошли через погруженный в темень город. Куда вели, не знали, но пришли на тот же берег озера.
Нам дали задание делать противотанковый ров длиной 10 километров. На строительстве его работало 10 тысяч людей. Лопата, лом, кирка – и все, так что труд был изнурительный, а ров-то 7 м шириной, 3 м глубиной в форме трапеции.
Работали в три этапа: нижние выбрасывали землю на промежуточную границу, другие – наверх.
От такой работы, плохого питания, плохих условий отдыха мы скоро ослабли, обовшивели, стали болеть, началась дизентерия.
В день нам давали ржаной сухарь в 200 г и один раз обед, состоявший, из похлебки и каши. Но мы собирали на полях все съедобное, особенно капустные листья, чтобы хоть как-то утолить голод.
Никаких банных дней, коек, белья не было. Спали в сараях. Вечером и ночью даже костров нельзя было разводить, а ночи становились все холоднее и холоднее.
Но и в этих условиях все работали с полной отдачей сил и даже сверх силы. Жили дружно, помогали друг другу, ухаживали за больными.
В группе нашего 10-а класса заболела дизентерией Зина Погодина, в 10-6 простудилась и серьезно заболела Женя Семенова (она вернулась в Череповец, вылечить ее не могли, и она умерла от туберкулеза). Одна девочка, по-моему, из третьей школы, умерла от дизентерии.
Прошли 15 дней, прошел месяц, а нас словно забыли, домой не возвращали. А фронт был уже недалеко, днем часто пролетали фашистские самолеты, сбрасывали иногда бомбы. Пошли слухи, что немецкие войска прорвали оборону и нас могут окружить. Тогда наши руководители решили прекратить работы и срочно вывести нас к железной дороге. Шли по карте, вышли к небольшой станции от которой в товарных же вагонах вместе с эвакуированными привезли через Бологое в Рыбинск. Около станции Медведково была длительная остановка (ее только что перед нами разбомбили, долго восстанавливали пути). Наш эшелон едва успел миновать эту станцию, как ее снова разбомбили.
В вагонах без туалетов и воды, битком набитых людьми, становилось невозможно дышать, и люди искали малейшую дырочку, чтобы чуть отдышаться. Ехали вместе больные и здоровые.