Без материалов о Василии Белове альманах «Харовск» вряд ли мог бы состояться. На Харовской земле находится деревня Тимониха, в которой писатель родился и которую неоднократно изображал на страницах своих произведений — как художественных, так и публицистических. Благодаря Белову эту деревню знают и любят почитатели его таланта не только у нас в стране, но и за рубежом. Тимониха — едва ли не главная культурная достопримечательность Харовского района. Ее литературная судьба, в отличие от судьбы социально-исторической, сложилась счастливо. Испытав прикосновение беловского таланта, она стала одним из художественно емких символов России, ярким воплощением понятий о традиционном укладе крестьянской жизни, о системе ценностей, на которых этот уклад основан.
Василий Белов мог быть представлен в альманахе «Харовск» по-разному: фрагментами его произведений, записями бесед с ним, статьями критиков и литературоведов о нем. Но редакционная коллегия решила поступить иначе. Вниманию читателя предлагается подборка стихов, посвященных писателю. На исчерпывающую полноту она, разумеется, претендовать не может. Стихи, тематически связанные с личностью и творчеством Белова, рассыпаны по разным изданиям, и выявить их бывает непросто. Между тем для понимания нравственно-эстетической сути творчества писателя они, может быть, значат не меньше, чем критические разборы и литературоведческие исследования. Белов как феномен русской культуры получил в них воплощение, представляющее несомненный интерес. Эти стихи — материал особого рода. Их авторы высказали свое отношение к Белову и его произведениям на языке художественных образов. И сам Белов здесь присутствует не только как реальный человек, знакомый того или иного автора, но и как лирический персонаж, как создание творческого воображения, как духовный ориентир. Правда, непосредственно о нем говорится не в каждом стихотворении. Иногда даже может показаться, что поэтический текст не соотносится по смыслу с предпосланным ему посвящением, что поэт пишет только о себе самом — о своих чувствах, настроениях, думах. Однако это не так. В каждом стихотворении подборки устанавливается ассоциативная связь между творчеством Белова и окружающим миром. Она может быть и очевидной, и едва уловимой. Но в любом случае присущий создателю «Привычного дела» и «Лада» взгляд на жизнь окрашивает мировосприятие поэта, сказывается на его «манере понимать вещи». Во всех стихах представлена действительность, увиденная через призму творчества и личности Белова. При этом поэты не подавляют свою индивидуальность — они обогащаются духовным опытом большого художника, соизмеряют свое понимание жизни с беловским. Прекрасной демонстрацией того, как это происходит, является стихотворение Александра Романова «Очки Василия Белова».
В широко известном стихотворении Николая Рубцова с личностью и творчеством Василия Белова ассоциативно связана тема малой родины. У Валентины Коростелевой отсвет представления о Белове ложится на образы деревенских стариков. У Анатолия Передреева характерные для Белова мотивы фокусируются в образе сельской бани «по-черному». У Ирины Баженовой они связаны с вологодскими кружевами. У Валентина Суховского звенья лирического сюжета, следуя друг за другом, выстраиваются в ассоциативную цепочку. Описание строительства избы дает толчок к развитию темы творчества. Та, в свою очередь, будит память об угасших традициях крестьянского хозяйствования. А обращение к прошлому питает надежду на возрождение России.
Стихи, адресованные Белову, можно воспринимать и как лирический комментарий к его произведениям, и как своеобразный литературный портрет писателя, и как отклик на проблемы, поставленные им. Как бы то ни было, они достойны внимания всех, кому интересен и дорог большой русский писатель Василий Иванович Белов, родом из деревни Тимонихи Харовского района Вологодской области.
С. Ю. Баранов
Александр Романов
(Вологда)
Василию Белову
С Ярославского вокзала,
С Ленинградского вокзала
В ночь уходят поезда...
Ты чего лицо туманишь,
Ты чего грустить, товарищ?
Семь рублей — и мы на полке,
И опять туда, туда,
Где висит на каждой елке
Синим филином звезда.
У курносой, белолицей
Нашей местной проводницы
Чаю крепкого завара
Мы попросим, а потом,
Прислонясь к ветрам спиною,
На полтыщи верст длиною
Мы беседу развернем.
Нас в дорогах покачало,
Дружбы нашей там начало.
Отчего же зародилась —
Как сказать наверняка?
Может, жаркая частушка
Озорно и простодушно
Огоньком сердца задела —
И пошла от огонька.
...Разговаривают рельсы:
«Разгорелся, разгорелся»...
И уносятся, струясь.
А колеса подпевают:
«Жарче, жарче не бывает,
Жарче, жарче не бывает,
Чем на Севере у нас»...
Утро медленно краснеет.
Здравствуй, батюшка наш Север!
Ты гостей, конечно, ждал...
Он шагает нам навстречу,
Развернув огромно плечи
От железного Урала
До гранитных финских скал.
Он в зеленой телогрейке,
Строгий, жилистый и крепкий,
Весь от инея седой,
Шапку низко нахлобучив
Из мехов из самых лучших,
И с Полярною звездой!
Звездный свет нам в лица сеет
Милый Север, добрый Север...
Мы выходим в знобкий тамбур,
В свет застенчивой зари,
И курносой, белолицей
Нашей местной проводнице
Мы стаканы возвращаем
И за чай благодарим.
1963
Николай Рубцов
(Вологда)
ТИХАЯ МОЯ РОДИНА
Василию Белову
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи...
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
— Где же погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу. —
Тихо ответили жители:
— Это на том берегу.
Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.
Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.
Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил...
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
Новый забор перед школою,
Тот же зеленый простор.
Словно ворона веселая,
Сяду опять на забор!
Школа моя деревянная!..
Время придет уезжать —
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
1963
Александр Романов
ГАРМОНЬ
Василию Белову
Красно застолье
От жарких лиц.
Стулья стонут
От молодиц.
А мой товарищ
Грустит опять:
«Где, не знаешь,
Гармонью взять?»
Гармонью? Сразу
От слов таких
Крикливый праздник
На миг затих.
А ну, хозяйка,
Поуважай:
Сходи, узнай-ка
По этажам.
Ох, досталось,
Сбилась с ног.
И вот — как радость
И как упрек,
Плывет гармонья,
Как ночь, черна.
Чуть-чуть затронут
Вздохнет она.
«А ну, товарищ, —
Все ожили, —
Сыграй. Но знаешь —
Хорошее...»
Коснулся ухом —
Прохладен лак.
Запела глухо,
Несмело так —
И вдруг как ахнет
Гармония,
Сверкнув мехами,
Как молния.
Заулыбались
Все перед ней:
Все оказались
Из деревень!
Вот это было
Свидание!
В глазах поплыло
Все давнее,
Все первое,
Все розовое,
Все вербное,
Все березовое,
Все скорбное,
Все наивное...
Эх, гармония,
Пой, милая!
С душ неверных
Сбивай-ка спесь:
У нас деревня
У всех — вот здесь!
В глаза рябило,
Как вновь в избе.
Кому-то было
Не по себе.
А кто-то сдвинул
Стулья вдруг
И, ветром взвитый,
Как ястреб, — в круг!
Эх, полы, полы,
Нас попомните.
До чего же малы
Нынче комнаты!
И так и сяк,
А потом эдак,
И еще вот так
Напоследок!
Огнем рождена
Наша нация.
А гармонь, она —
Агитация.
Но зови не зови —
Дело зряшное:
Затухает в крови
Все вчерашнее,
Все первое,
Все розовое,
Все вербное,
Все березовое.
А пляшется с жаром -
Так это опять
Худое со старым
Хотим истоптать!
...За окнами — город.
Дома в тени.
Значит, скоро
Взойдут огни.
И в комнате снова
В углу радио
Вспыхнет зеленой
Виноградиной.
1965
Иван Лысцов
(Москва)
ПОСЛАНИЕ ВАСИЛИЮ БЕЛОВУ
А нам и славы-то не надо,
Как пересуда ни о ком:
Само себе и то награда,
Какие песни мы поем,
Какие думы привечаем,
К каким привязаны речам,
Какие зори где встречаем
И видим звезды по ночам...
Ах, безнадежно вологодский
Мой друг Василий! Погляди,
Как матерьяльно, зримо, плотски
Из звезд забрызгали дожди,
И все сильнее, удивленней
Несет на весь микрорайон
С горчинкой луговой, придонной
Осиной пахнущий озон.
И все желанней, первозданней
У кибернетика в груди
Тоска по песням деревянным,
Как эти спорые дожди.
И ты, мой сотоварищ славный,
Как и вчера, не измени
Той песне древней, самой главной
И в наши атомные дни.
1966
Александр Яшин
(Москва)
ТИМОНИХА
(Стихи из дневников)
Деревни — как сказания,
В длину и ширину.
Уже одни названия
Плотны до основания,
Что сруб —
Бревно к бревну.
Тимониха, Лобаниха,
Тетериха, Печиха —
В них что-то есть от Палеха,
От песни тихой.
И все — по кромке берега
На Сохте неглубокой,
Извилистой, негромкой,
Затянутой осокой.
От этой речки быстрой
Любого мужика
Вводи в Совет Министров,
В Политбюро ЦК.
А я живу в Тимонихе
У Васи у Белова...
Там избы, словно бабы, —
Добротны и плотны,
А бабы, словно избы, —
Степенные.
Коли не Колотиловы,
То уж Колоколены:
На песни волокнистые,
На сказы — мастера.
Тимониха, Тимониха,
Домов, наверно, пять.
И некому в Тимонихе
Домов пересчитать.
1966
Иван Костин
(Петрозаводск)
ПРИГЛАШЕНИЕ
Василию Белову
То ли пашешь, то ли пишешь
Этой бурною весной,
То ли дом венчаешь крышей
В Вологодчине родной.
Не проезжий, не заезжий —
Свой из дальнего села...
Приезжал бы в Заонежье,
Где Федосова жила.
Сколько люди слез повытерли
У Ирининых ворот...
Приходи на пристань Вытегру
И садись на пароход.
Острова проступят издали...
Едешь — что за берега!
И кати до нашей пристани
Под названием Шуньга.
Будут душу теплить-радовать
Горы, створы, маяки.
А приедешь — цвета радуги
Мы соткем половики.
Всамоделишные, ладные.
Нитка к нитке, ряд к рядку.
Запоем припевки складные,
Чтоб строка вела строку.
Холст не станем приукрашивать —
Хоть в любой неси дворец...
Будут долго люди спрашивать:
— Чья работа, кто творец?
А зачем они, фамилии?
Было б сделано добро:
Не тускнели б нитки-линии,
Не ржавело бы перо.
За удачу брякнем кружками,
Ждет работа нас с тобой.
Что нам слава с побрякушками,
Был бы славен край родной.
1968
Федосова Ирина Андреева (1831 — 1899) — знаменитая народная плакальщица и сказительница.
Шуньга — пристань в западной части Онежского озера.
Створ — отмеченный специальными знаками безопасный проход для судов по водной поверхности.
Ольга Фокина
(Вологда)
(Текст песни на музыку В. А. Гаврилина к спектаклю по пьесе В. И. Белова «Над светлой водой»)
Говорят, мое поле —
За тремя волоками,
Говорят, моя доля —
За семью мороками.
А какой это волок —
Перелесок родимый!
А какой это морок —
Взмахи отчего дыма!
...От рожденья до гроба
Проходивший в посконном,
Прадед потом и кровью
Полил эти загоны.
Мне завещаны дедом
Поле с житом и рожью,
Боровые приметы,
Луговые остожья.
На судьбу не в обиде,
Буду век сенокосить,
Только зря не губите
Во бору моих сосен,
Будет рожь колоситься
Год от года все выше,
Только зря не гасите
Струйку дыма над крышей.
1973
Посконное — одежда из домотканого холста, сырьем для которого является конопляное волокно.
Остожье — часть луга, с которого накашивают сена на один стог.
Борис Чулков
(Вологда)
ЗИМНЯЯ ДОРОГА
Василию Белову
И даже город — в мглистой дымке,
а чуть за город — полутьма.
Округа — в шапке-невидимке:
и набралась же сил зима!
Река теряется в заносах;
закрыта облаком, луна —
и та как будто под вопросом,
на грани призрачного сна.
А где граница рощи с полем?
О, маскировочный халат,
облекший их по чьей-то воле
от головы до самых пят...
И — здравствуй глушь под стать медведям!
И — всю-то ночь мы им под стать
за столько верст добро бы едем —
бредем (теплом едва не бредя!)
заутра киселя хлебать.
Вокруг — матерый вой метели,
кругом — пурги слепящий свист.
И блазнит — что там:
то ли ели, а то ли призраки сошлись?
Но даже если ты приметил,
что это лес — подкатит страх,
что и на сумрачном рассвете
ты будешь в тех же трех соснах.
Ни дать ни взять — с зимой морока,
мороз махров — он пронял нас,
не позабыть его урока:
урок — весомей слез из глаз...
Все тонет, тонет в мглистой дымке,
и все скрывает тьма и тьма, и —
в шапке, в шапке-невидимке —
везде зима, зима, зима!
1975
Блазнить — мерещиться.
Юрий Леднев
(Вологда)
ТИМОНИХА
В. И. Белову
Деревня Тимониха,
Харовский край.
Гармошка-гармоника,
громче играй,
чтоб ожили кросна
в раю избяном,
чтоб в озими — весны,
чтоб лен — полотном,
чтоб с пляскою гости
прошлись по избе,
припевочек горсти —
под ноги себе.
Эх, мах с поворотом,
косьба с молотьбой!
Кайма по воротам,
наличник с резьбой.
Обшит пятистенок
путем и ладом.
Под крышею — сено.
Под шифером — дом.
По ямам — картошка.
На лужицах — лед.
Гармошка-гармошка,
порадуй народ!
Доярке да конюху
свадьбу сыграй!..
Деревня Тимониха,
Харовский край.
1982
Кросна — ткацкий станок.
Ирина Баженова
(Москва)
ВОЛОГОДСКОЕ КРУЖЕВО
Писателю Василию Белову
Ах, вологодский кружевной узор,
В наследство мне доставшееся диво:
Коклюшек перестук неторопливый,
Неспешный задушевный разговор,
И песни плен про белые снега,
И колокольцев звон — как от погони,
И уносящие в раздолье кони,
И расписная радуга-дуга,
И с небесами слившийся простор,
Снимающий с души моей усталость —
Осталось все это во мне, еще осталось...
Ах, вологодский кружевной узор.
1983
Анатолий Передреев
(Москва)
БАНЯ БЕЛОВА
1
В нелучшем совсем состоянье своем
Я ехал к Белову в родительский дом.
Он сам торопился, Василий Белов,
Под свой деревенский единственный кров.
И гнал свой «уазик» с ухваткой крестьянской
Сначала — по гладкой, а дальше — по тряской.
Везли мы с собой не гостинцы, а хлеб...
И ехали с нами Володя и Глеб.
Володя, в свой край нараспашку влюбленный,
И Глеб, присмиревший, с душой затаенной...
В начале пути нам попалась столовка,
Где жалко себя и за друга неловко.
Каких-то печальных откушали щей
И двинулись дальше дорогой своей...
И вот предо мною зеленый простор
Величье свое бесконечно простер.
Стояли леса, как недвижные рати,
В закатном застывшие северном злате.
Сияли поля далеко и прозрачно...
Но было душе неуютно и мрачно.
Бескрайние эти великие дали
Мне душу безмолвьем своим угнетали,
Я видел, как дол расстилался за долом,
Какой-то сплошной тишиной заколдован.
И реки пустынные — Кубена... Сить...
Здесь некому вроде и рыбу ловить.
Среди их привольно катящихся волн
Хоть чья бы лодчонка, хоть чей-нибудь челн!..
Густела в полях вечереющих мгла,
И странные нам попадались дома.
Они величаво из мглы возникали,
Как будто их ставили здесь великаны.
Наверное, ставили их на века —
Такая во всем ощущалась рука.
Такое надежное крепище бревен...
Но облик их был и печален, и темен.
Ни света из окон, ни дыма из труб,
Безмолвен был каждый покинутый сруб.
И мрачно они средь полей возвышались.
Куда же хозяева их подевались?!
Но каждый об этом угрюмо молчит...
И молча мы едем в глубокой ночи...
Но вот наконец нас хозяин привез
В деревню свою под сиянием звезд.
2
По-черному топится баня Белова,
Но пахнет березово, дышит сосново.
На вид она, может быть, и неказиста,
Зато в ней светло, и уютно, и чисто.
Когда в ее недрах всколышется жар,
Она обретает целительный дар.
Она забирает и тело, и душу,
Все недуги их извлекает наружу.
Любую усталость, любой твой кошмар
Вбирает в себя обжигающий пар.
И, весь разомлев, ты паришь невесомо,
Забыв, что творится и в мире, и дома.
И с пышущей полки встаешь, обнажен,
Как будто бы заново в мире рожден.
Как будто бы весь начинаешься снова...
По-черному топится баня Белова.
3
И светлая взору предстала деревня,
Живая деревня в краю этом древнем.
Из сказки забытой, казалось, возник
Ее отуманенный временем лик.
Темнели на избах высоких узоры,
И окна синели, как жителей взоры.
Распахнутый миру — входи на порог! —
Под небом пустынным жилой островок.
Казалось, один он остался на свете
Затем лишь, чтоб путника в мире приветить.
Хоть много чего сохранить не смогла,
Но душу деревня еще сберегла.
Наверно, вовеки она не иссякнет,
Раз вынесла столько погибели всякой.
Наверно, вовеки она не исчезнет,
Раз столько еще и добра в ней, и чести.
Раз детская чья-то головка одна
С таким любопытством глядит из окна.
Раз может еще так глазами сиять
Анфиса Ивановна, Васина мать...
И сразу просторы исполнились смысла,
И небо над нами иначе нависло,
И дали, что с новой встречаются далью,
Уже не дышали такою печалью.
Все сделалось радостней, стало прочней
Земля при деревне, и небо при ней!
И мир не казался уже сиротою
Со всей необъятной своей широтою.
К деревне ведет и тропа, и дорога.
Еще так богата земля, и так много
И сил, и красы у земли этой древней...
Доколе лежать ей, как спящей царевне,
Доколе копить ей в полях своих грусть,
Пора собирать деревенскую Русь!
Пора возродить ее силу на свете —
Так пели и травы, и листья, и ветер.
Так думало поле, и речка, и лес,
И даль, что смыкается с далью небес.
Так думал, наверно, Василий Белов,
Что вел нас по отчему краю без слов.
Пора! — это Времени слышно веленье —
Увидеть деревне свое возрожденье.
А все, что в душе и в судьбе наболело —
Привычное дело, привычное дело.
1985
Валентина Коростелева
(пос. Сычево Московской обл.)
ДЕРЕВЕНСКИЕ СТАРИКИ
Василию Белову
Давно им жены отпустили
Их стародавние грехи.
Они у внуков отгостили,
Послушав правнуков стихи.
Они на кладбище старинном
Себе сыскали уголок...
Худеют серые перины,
И тлеет жизнь, как уголек.
Но о болезнях — ни полслова.
Покуда светит — надо жить!
И, только утро, ищут снова,
К чему бы руки приложить.
И лишь порой, на зорьке вешней,
Когда и ветры к сердцу льнут,
Они, стыдясь, с улыбкой нежной
Слезу нежданную смахнут,
И, отойдя от сладкой боли,
В сенях нащупав посох свой,
Пойдут не в церковь — в чисто поле
Проститься с милою землей...
1986
Валентин Суховский
(Москва)
Василию Белову
Тусклый свет серебра излучает тесовая крыша,
На венцах закипела янтарной слезою смола.
Стукоток топора, визг пилы мне приятно услышать...
В этом древнем труде упоительно радость светла.
Словно ангелов кудри, сиятельна свежая стружка.
В гладком стесе стены вижу волны годов и веков.
Белизной половицы сияют, смола — как веснушки.
Словно крылья у матицы — белая высь потолков.
Все живое, родное красою естественной пышет.
Старый мастер шуршащую стружку смахнул с косяка.
И фуганок поет — как живой, он размеренно дышит.
Колдовство инструмента вершит золотая рука.
Плотник сух и высок, страшно совестлив. В целой округе
Нету равных ему в мастерстве и в реченье баском:
«Выплывают Высокуши избы, как по Пежме веселые струги...»
Нет уж Скатиловы, да и Высокуша стала пустым хуторком.
Он наивен и мудр. Вся судьба его словно сказанье.
Он Столыпина помнит: работы восторг на земле.
Процветало родство, не порвали с общинным влияньем.
Для соседей, родных было все на крестьянском столе.
Помнит мельницы стук, как от хлеба ломились амбары,
Летом лен голубел, наливались пшеница и рожь...
Семь хозяйств — как родня; как дитя пред древнею старой,
Этот хутор расцвел. Так попробуй сейчас растревожь,
Разбуди, разволнуй неуемную веру в землицу,
Чтобы был на ней труд высшим счастием, как благодать!
Старый плотник и Русь, и Кустодиев снится...
Может, время придет это все возрождать?!
1991
Венец — горизонтальный ряд бревен в срубе, связанный в углах вырубками.
Матица — идущий поперек избы толстый брус, на который настилается потолок.
Баской — красивый, колоритный.
Пежма — левый приток реки Ваги.
Столыпин Петр Аркадьевич (1862—1911) — государственный деятель, инициатор аграрной реформы, давшей возможность крестьянам выходить из общины на хутора и отруба.
Кустодиев Борис Михайлович (1878—1927) — живописец, получивший известность как автор декоративно-красочных полотен на темы крестьянского и провинциального быта.
Николай Фокин
(пос. Нюксеница Вологодской обл.)
***
В. И. Белову
В шесть окон на солнце домина!
Попробуй поднять на горбу,
А жили на свете мужчины,
Что эту вершили избу.
Все сбито, поставлено крепко.
Сквозь бревен кондовую морщь
Я чувствую молодость предков,
Их мускулов хваткую мощь.
Конек посадила на место,
Усталости в лицах ничуть,
Теперь привести и невесту
Не стыдно в здоровый уют...
Когда это было, Россия?
Я память целую, любя.
Какая небесная сила
Еще сохранила тебя?
Не их ли костьми мы хранимы?
Не их ли мы духом живем?
Так что же все мимо и мимо
Их светлых творений идем?
Хороним великое диво!
Такого уже не создать,
И сосен в тайге худогривой
Теперь для него не сыскать.
Как это случилось, Россия?
Я кланяюсь тем мастерам,
Работе их честной и силе,
И их золотым топорам.
1992
Александр Романов
ОЧКИ ВАСИЛИЯ БЕЛОВА
Белов нас трезвее и строже.
В прищурах зрачки — что крючки.
И памятлив он... Только все же
Забыл он однажды очки.
Ушел второпях и оставил.
И шаг непреклонный затих...
Взглянул я: оправа простая,
Но, может быть, зорче моих?
Ведь в книгах Василий Иваныч
Так зорок, приметлив, глубок,
Что мир, опрокинутый навзничь,
Горит от правдивости строк...
И вот я, очки примеряя,
Гляжу, будто в две полыньи.
Не вижу ни ада, ни рая,
А вижу лишь слезы свои.
Так больно от этих диоптрий,
Что вытерпеть не было сил.
И мир этот — злобный и добрый
Слезами едино омыл...
1994
Александр Романов
РАЗДУМЬЯ
над романом Василия Белова «Год великого перелома»
Оглянусь и знобко стыну:
Век двадцатый позади...
Мне, земли российской сыну,
Брать ли поприще судьи?
Упрекать ли Русь родную
За ее разбитый путь?
С ней беду перебедую,
Не сбегу куда-нибудь.
Память родины нетленна!..
Широко у нас росло
И до третьего колена
В семьях правило родство.
Девок сватали не с ходу —
Не за голый батожок,
А к значительному роду
И на хлебный бережок.
А, случись, беда какая,
То, с надеждой на Христа,
Выручала вековая
Власть мужицкого родства.
...Эти древние уставы
Мы, отступники, сожгли.
Мы предателями стали
Святоотческой земли.
И чужая власть и нежить
Всю Россию растрясла...
Где же Родина? И где же
Колесо того родства?
А оно, попав под выброс,
Выбилось из борозды
И, ломаясь, покатилось
Мимо поля и избы.
Покатилось с громом, с треском
Из родимых палестин
В причитанье деревенском
В раскулаченную стынь...
И поныне те злодеи
Рвутся к власти неспроста.
Что ж мы в горе холодеем?
Встанем, встанем в круг родства!
1995
Анатолий Гребнев
(Пермь)
Василию Белову
На душе ни печали, ни боли,
Я за облаком белым слежу.
Посредине бескрайнего поля
Под березою навзничь лежу.
Хорошо под березовой сенью
В полевой вековой тишине.
В этом шелесте-звоне весеннем
Я усну, и почудится мне,
Что душа в небеса улетела,
Что прекрасно ей там и светло.
А внизу позабытое тело
На сажень уже в землю вошло.
Но я слышу, как, весел и шумен,
Ветер рвет молодую листву.
Неужели еще я не умер?
Неужели еще я живу?
1997
Александр Валентик
(Петрозаводск)
В Вологде жили поэты...
Сквозь непроглядную жуть
тихо, несуетно светит
Вологды русская суть.
Делом привычным Белова...
Яшинским совестным словом...
Страшной шаламовской мздой..
Аленький цветик Рубцова —
мне путеводной звездой.
1997